Текст книги "Абсолютная Энциклопедия. Том 2"

Огромный, гораздо выше любого нормального человека, он стоял у подножия амфитеатра, возвышаясь подобно башне над всей аудиторией.

Блейз внезапно широко развел в стороны руки.

– Хотите ли вы выслушать меня? – обратился он к сидящим перед ним экзотам. – Согласны ли вы уделить мне несколько минут своего внимания, без предубеждения, отбросив заранее сложившееся мнение, как если бы я был смиренным просителем у вашего порога, которого вы впервые видите?

Зал ответил ему полной тишиной. Он медленно опустил руки вдоль тела.

– Я знаю, это больно, – продолжил он, медленно и четко выговаривая слова, – всегда больно наблюдать, как меняется мир вокруг вас; когда приходится пересматривать все, к чему вы уже успели привыкнуть. Вы вынуждены расставаться с наиболее дорогими вам убеждениями, которые, как вам казалось, должны были бы пережить века, и подвергать их самому безжалостному анализу, как будто это какая-нибудь новейшая и невероятнейшая теория или гипотеза.

Он замолчал и медленно обвел глазами аудиторию.

– Да, это больно, – продолжал он, – но мы знаем, что это неизбежно. Все вы должны рано или поздно пройти через эту процедуру переоценки своих ценностей. И я ожидал, что из всех народов лучше других через это испытание пройдут граждане Мары и Культиса.

Он снова сделал паузу, затем возвысил голос:

– Разве не вы посвятили свои жизни, жизни всех своих поколений, с тех пор как перестали называть себя «Гильдией» и начали осваивать эти планеты, единственной цели – поиску будущего человечества? И разве вы не готовы следовать к этой цели не только теми путями, которые находите приятными и приемлемыми, но и иными доступными способами независимо от того; нравятся они вам или нет?

Он снова оглядел аудиторию, как бы ища поддержки или возражения, затем продолжил:

– Ваши оба мира развились настолько, что стали задавать тон в экономике всех обитаемых миров, и поэтому вам не надо тратить много усилий на то, чтобы обеспечивать свое существование. Вы можете купить и продать любую армию, и поэтому вам нет нужды воевать самим и подвергать себя всем связанным с этим стрессам; в результате у вас есть оптимальные условия для вашей работы и научных исследований. И теперь после всех этих долгих лет, когда главным делом для вас были ваши изыскания, вы, похоже, готовы отодвинуть их на второй план, отдав предпочтение сегодняшней мимолетной дискуссии. Я честно скажу вам, поскольку по рождению я, как вам должно быть известно, тоже один из вас, что даже если бы я оказался в том лагере, к которому вы хотите присоединиться, перечеркнув все эти десятилетия борьбы за будущее человечества, я все равно стоял бы перед вами, как стою здесь сейчас, и просил бы вас еще раз подумать о том, что вы потеряете, поступив подобным образом.

Блейз замолчал. Несколько мгновений в зале стояла полная тишина. Потом он сделал шаг назад и замер в неподвижности:

– Это все, что я собирался сказать, приехав сюда. К этому нечего больше добавить. Все прочее, ваше решение, остается за вами.

Он замолчал, глядя в зал. Затем повернулся, сошел с возвышения и направился к сидящим в стороне Хэлу, Амиду и Падме, которые поднялись при его приближении.

За его спиной в зале по-прежнему царила тишина.

– Я хотел бы обратиться к этой аудитории без посторонних, – предупредил Хэл.

Блейз улыбнулся мягкой усталой улыбкой, затем кивнул.

– Я позабочусь об этом, – сказал Амид еще до того, как Блейз кивнул. Он повернулся к Иному:

– Не могли бы вы пройти со мной?

Он проводил великана до двери, через которую всего лишь несколько минут назад они вошли в зал. Хэл поднялся на возвышение и оглядел зал.

– Конечно, он и не надеялся убедить вас, – начал Хэл. – Он рассчитывал лишь на то, что ему удастся сбить вас с толку и тем самым выиграть время для себя и своих единомышленников. Я знаю, и мне нет особой необходимости напоминать вам об этом, но людям, привыкшим не спеша обдумывать свои шаги, трудно принимать решения, когда времени на это мало или вообще нет.

Хэл порылся в памяти, пытаясь найти нужные слова, вроде тех, что помогли ему пробиться к сердцам Серых Капитанов тогда в Форали.

– Мы обращаем внимание на движение реки времени вокруг нас, – сказал он, – только когда впереди обнаруживается водопад или мы вдруг замечаем, что течение стало слишком сильным и нам не выгрести к берегу. Именно в таком положении мы сейчас и оказались. Нас цепко держат струи истории, составляющие этот поток времени. У нас уже нет никакой возможности остановиться и осмотреться каждому по своему разумению. Все, что я могу сделать, это сказать вам то, ради чего я и прилетел сюда. Я прибыл сюда прямо с Дорсая, – продолжал он. – Там уже начали свои приготовления к последней схватке. И дорсайцы, естественно, будут сражаться, как всегда сражались, за то, во что они верят, за всю расу и за вас в том числе. И я прибыл сюда, чтобы спросить вас, готовы ли вы внести равнозначный вклад в то, во что вы всегда верили.

Ему внезапно вспомнилась первая строфа стихотворения Хаусмана, вырезанная над входом в здание Центральной администрации Дорсая в Омалу. Он прогнал воспоминание и продолжил:

– Они согласились отдать все, что у них есть, включая собственные жизни, ради спасения всей расы. И я здесь для того, чтобы просить у вас не меньшего – готовы ли вы отдать все до последнего, все, что накопили за последние три столетия, совершенно незнакомым людям, с которыми вы никогда даже не говорили, в надежде на то, что это поможет спасти не ваши, а их жизни. Поскольку в конце концов вам, вероятнее всего, придется отдать и свои жизни тоже, но не в бою, как дорсайцы, а, возможно, просто так. В обмен я могу предложить вам лишь надежду на то, что выживут те другие, те, кому вы отдадите все, что у вас есть, выживут они и их дети, и дети их детей, которые, возможно, продолжат вашу работу и поддержат вашу надежду.

Он снова сделал паузу. Вроде бы ничего не изменилось, но он больше не чувствовал себя отстраненным от аудитории.

– Вы отдали триста лет работе и надежде на то, что человеческая раса в будущем поднимется на более высокую ступень эволюции. Пока вам этого не удалось доказать, но надежда всегда остается. Лично я тоже разделяю эту надежду, не просто надеюсь, я верю, что это произойдет. Но привести к этому сейчас может лишь единственный путь – путь, который обеспечит выживание расы.

Чувство общности с аудиторией еще больше усилилось. Он объяснял это себе тем, что сам поддался эмоциональному настрою своих слов, но это чувство не проходило. Слова, всплывавшие в его мозгу, теперь больше походили на слова, способные тронуть сердца слушателей в силу свой неоспоримой истинности.

– Когда-то в каменном веке, – продолжал он, – человек, одержимый жаждой разрушения, мог успеть проломить головы трем-четырем своим соплеменникам прежде, чем остальные соорганизуются и положат конец его разрушительной деятельности. Позже, в двадцатом веке, когда была открыта и впервые испытана сила ядерного взрыва, создалась ситуация, при которой один человек, располагающий необходимым оборудованием и ресурсами, был в состоянии разрушить целый город, уничтожив при этом несколько миллионов своих собратьев по разуму. Вы все знаете об этом. Кривая, характеризующая разрушительную способность человека, постоянно шла вверх с тех пор, как первобытный человек поднял камень либо палку, чтобы использовать их в качестве оружия, вплоть до настоящего момента, когда один человек – Блейз – угрожает существованию целой расы.

Хэл сделал секундную паузу – перевести дыхание.

– Если он одержит верх, – продолжал он, – это не будет означать мгновенной и драматической смерти, как при ядерном взрыве. Пройдут поколения, но в конечном итоге человечество все равно будет ждать гибель. Потому что для Блейза и тех, кто с ним, нет будущего – есть выбор только между настоящим, каким они его видят, и вообще ничем. Он и ему подобные ничего не теряют, жертвуя будущим, которое для них ничего не значит, во имя настоящего, которое может дать им все, что они хотят. Но истинная цена их устремлений – это конец всех наших надежд, включая и ту, которую вы вынашивали на протяжении трехсот лет. Вы со всем вашим богатством и влиянием не можете помешать им получить то, на что они нацелились; дорсайцы тоже не в состоянии остановить их, во всяком случае в одиночку, точно так же, как и любая другая группа людей, не говоря уже об отдельных личностях, которые видят, что отказ от того, что составляло смысл их жизни, означает неминуемую смерть. Но все вместе мы способны сделать это ради тех, кто придет после нас.

Он обвел взглядом то, что представлялось ему обычным амфитеатром:

– Поэтому я прошу, чтобы вы отдали мне все, чем владеете; взамен же я не могу обещать вам ничего, кроме надежды на сохранение если не вас самих, то хотя бы того, во что вы всегда верили. Мне нужны ваши межзвездные кредиты, все, что у вас есть. Мне нужны ваши космические корабли, все, что у вас есть. Мне нужно все, что вы создали или построили и что может быть использовано теми, кто будет непосредственно сражаться с Иными; вы останетесь голыми и нищими и будете покорно ждать воздаяния за то, что сделали, каким бы оно ни было. Вы должны все отдать, а я должен принять это у вас, поскольку грядущая схватка может быть выиграна только теми, кто верит в будущее и вступает в борьбу как единый народ.

– Вот и все, – коротко заключил он свое выступление.

Затем повернулся и сошел с возвышения. Зал за его спиной никак не отреагировал на завершение его речи Амид уже вернулся назад и теперь стоял рядом с Падмой, ожидая, когда он подойдет.

Так в полной тишине они и покинули зал, но на этот раз уже через другую дверь. Хэл увидел, что находится в длинном коридоре с каменными стенами и сводчатым потолком; вдоль правой стены на уровне пояса тянулось одно сплошное окно, глубоко врезанное в толщу стены. Оконное стекло было составлено из отдельных пластин в виде ромбов, соединенных друг с другом свинцовыми полосками. От серых каменных стен, казалось, веяло холодом, а за окном в тусклом послеполуденном свете был виден все продолжающий падать крупными хлопьями густой белый снег, начавший уже скрывать очертания деревьев, дорожек и зданий.

– Сколько, по-вашему, потребуется времени, – спросил Хэл Амида, – чтобы оба мира вынесли свое решение?

Старик искоса взглянул на него:

– Оно было уже вынесено еще до того, как твой корабль совершил посадку.

Хэл сделал еще несколько шагов, прежде чем снова заговорил.

– Понимаю, – наконец произнес он. – А когда пожаловал Блейз, было решено придержать окончательное решение до тех пор, пока все не услышат, что он скажет.

– Мы – люди практичные в практичных вопросах, – отозвался Амид. – Именно так все и было. Но кроме того, все хотели посмотреть на тебя и послушать, прежде чем будет вынесено окончательное решение. Ты сам разве не захотел бы встретиться с единственным человеком, выразившим готовность защитить то, ради чего ты жил?

– И все же, – сказал Хэл, – им ничего не стоило изменить свое мнение, если бы Блейзу удалось переубедить их. Что ты думаешь по этому поводу?

– Насколько мне известно, за статистически несущественным исключением ему это не удалось, – ответил Амид, не замедляя шага. – Но мне кажется, Хэл Мэйн, ты кое-чего недопонимаешь. Мы знали: Блейз Аренс не скажет ничего такого, что могло бы поколебать наше мнение. Но не в наших правилах затыкать человеку рот. Что же, мы должны менять свои правила? Неужели ты в самом деле о нас такого невысокого мнения и мог подумать, будто мы испугаемся того, что нам предстоит сделать? У нас тоже есть наша вера… и мужество тоже.

Амид отвернулся, устремив свой взгляд в конец коридора, где находилась массивная деревянная, скрепленная металлическими болтами дверь со слегка приоткрытыми створками, за которыми просматривалось казавшееся тускло освещенным помещение.

– Представителям наших обоих миров понадобится еще дня два, чтобы обговорить с тобой все детали, – снова заговорил старик. – Тем временем ты можешь обсудить с Рух Тамани ваши планы. Максимум через три дня твоя миссия здесь закончится и ты сможешь отправляться дальше. Итак, следующий пункт назначения?

– Земля, – ответил Хэл.

Его мучила совесть. Когда он впервые услышал, что Блейз тоже здесь, по спине как будто пробежала волна холода. Позже, стоило ему увидеть его стоящим на возвышении в зале и услышать его обращение к собравшейся аудитории, он ощутил неподдельный страх. Но Хэл испугался не того, что Блейз в силу своего таланта покажется более убедительным, нежели он, а того, что экзоты, даже распознав фальшь его аргументов, воспользуются его словами как предлогом для того, чтобы отказаться от открытой конфронтации с Иными, пока не будет слишком поздно и для них самих, и для всех остальных.

Но он оказался не прав. Еще с того времени, когда он был Доналом, он постоянно делал одну и ту же ошибку. Даже несмотря на все свои знания, он все равно время от времени испытывал сомнения относительно того или иного человека из окружавших его людей, хотя в глубине души и понимал, что вправе ожидать от них того же, на что способен сам. Тогда, в амфитеатре, он на какое-то мгновение усомнился в том, что экзоты способны умереть во имя общей цели, даже если она касается только их. Он позволил сбить себя с толку тому факту, что на протяжении ряда столетий экзоты, казалось, стремились любой ценой купить себе мир; но он совсем упустил из виду ту цель, ради которой они покупали себе мир.

Теперь Хэл лицом к лицу столкнулся с жестокой правдой. Было несравненно легче просто сражаться и погибать в сражении, чем, сохраняя полное спокойствие и присутствие духа, сидеть и ждать, когда враг придет к твоему порогу, и умереть, чтобы могли жить другие. А ведь именно за это только что высказались народы Мары и Культиса.

Этой своей последней акцией все они, включая так далекого от войны маленького человечка, идущего сейчас рядом с ним, показали, что их мужество ничем не уступает мужеству дорсайцев, а их вера, с которой они жили на протяжении трех столетий, ничуть не меньше веры квакеров. Краем глаза он смотрел на идущего по коридору Амида и в своем воображении видел – нет, не себя, идущего рядом с ним, а призраков Яна и Сына Божьего, шествующих по обе стороны от этого дряхлого хрупкого создания.

– Да, – нарушая молчаливую паузу, промолвил он, когда они подошли к двухстворчатой двери, – Земля. Там есть одно место, куда меня уже давно тянет.

Глава 59

Створки дверей закрылись, и они очутились в помещении, в котором после яркого дневного света царил полумрак.

Мягкий искусственный свет заливал шестиугольную комнату. И, хотя его было здесь более чем достаточно, он все же не мог соперничать с ярким светом пасмурного зимнего дня за свинцовыми оконными переплетами. Под куполообразным потолком за большим круглым столом сидели девять экзотов. Глубокие коричневые тона их одежды придавали своеобразную теплоту интерьеру помещения. Два кресла за столом были свободны. К ним и подвел его Амид.

Занимая предложенное ему место, Хэл оглядел собравшихся. Четверых из них он узнал. Древнего старца Падму, маленькую темнокожую Нонну, худого Алона и дружелюбного Чевиса – все они присутствовали при том разговоре, который происходил на балконе дома Амида во время последнего его визита на Мару. Другие были ему незнакомы.

– Наши два мира теперь в твоем распоряжении, Хэл Мэйн, – услышал он хриплый старческий голос Падмы. Хэл перевел взгляд на старца. – Или Амид уже рассказал тебе об этом?

– Да, – ответил Хэл. – Он сообщил мне об этом по пути сюда.

Нонна, видимо, хотела что-то сказать, но, взглянув на Падму, передумала.

– Я не забуду, – бросив на нее взгляд, продолжил Падма в ответ на ее молчаливый вопрос. – Хэл, мы хотим, чтобы ты понял одну вещь, касающуюся нашего будущего альянса с тобой. В отличие от дорсайцев, мы не подписываем никаких контрактов, но наша трехсотлетняя репутация людей, держащих свое слово, говорит сама за себя.

– Это верно, – кивнул Хэл. – Согласен.

– Следовательно, – Падма положил ладони на гладкую темную поверхность стола, – ты должен понимать, в этой борьбе мы принимаем твою сторону только потому, что не нашли другого пути.

По мере того как он говорил, хрипота в его голосе стала заметней. Он замолчал и постучал морщинистым пальцем по крышке стола перед собой. На глаза ему попался стакан с прозрачной жидкостью, он отпил из него и затем продолжал:

– Должен честно признаться, что многие из нас далеко не безоговорочно пришли к этому решению, я не говорю о себе лично, но таких было достаточно много, и их сомнение понятно. Но ты знаешь нас достаточно хорошо и, следовательно, понимаешь, что если сейчас мы проголосовали «за», то нам можно довериться.

– Я благодарен вам за доверие, хочу сказать без обиняков, – сказал Хэл, обращаясь сразу ко всем сидящим за столом, – как я уже говорил вам раньше, возможно, мне придется попросить у ваших обоих миров предоставить мне все – все, что у вас…

– Если не возражаешь, я хотел бы еще дополнить, – прервал его Падма.

Хэл замолчал и повернулся в его сторону.

– Кое-что из того, что ты собирался нам сообщить, мы знаем, – сказал Падма. – Но прежде позволь нам предоставить тебе информацию, которой мы сейчас готовы с тобой поделиться. Раньше, пока решение о совместном сотрудничестве не было принято, мы не могли этого сделать.

За столом воцарилась напряженная тишина.

– Хорошо, – кивнул Хэл. – Продолжайте. Я слушаю вас.

– Как я уже сказал, все, что у нас есть, с этого момента находится в твоем распоряжении, – проговорил Падма. – Сюда относится и то, о чем ты, быть может, и знаешь, но, скорее всего, даже не догадываешься, насколько оно эффективно.

Его старческий голос снова сорвался, как будто у него пересохло в горле. Он потянулся за стоящим перед ним наполненным стаканом и отпил еще один глоток. Поставив стакан, он продолжил свою речь, но уже более ровным голосом:

– Я говорю о нашей способности собирать информацию и нашей методике ее оценки. Я думаю, тебе сейчас будет небезынтересно узнать, к какому заключению мы пришли в отношении вас обоих, тебя и Блейза Аренса.

– Вы правы. – Хэл посмотрел прямо в глаза старцу.

– Результатом такого сбора и оценки информации, – продолжал Падма все тем же тоном, – явилась модель каждого из вас, которая могла бы быть для тебя полезной при оценке масштаба надвигающегося конфликта.

Он помолчал.

– Модель Блейза показывает его как человека, сознающего свою силу и решившего ее использовать на экономической ниве – иными словами, там, где он и Иные не могут проиграть, так как будут действовать, лишь утверждая уже имеющееся у них сегодня преимущество и продолжая, где только можно, его наращивать, пока они не достигнут полного господства. Это своего рода действие с позиции силы, которое, по всей видимости, особенно сродни духу и темпераменту Блейза. Как он считает, ему и его сподвижникам предопределено победить самой судьбой. Но в этой неизбежности он, возможно, находит совсем не радость победы, а грусть и почти невыносимую тоску, что отвечает его представлению о себе и действительности. Очевидно, он видит себя слишком одиноким в этой Вселенной, и что бы ни случилось, оно уже не может ни возвысить, ни принизить его.

– Да, – прошептал Хэл.

– Это чем-то удивительно напоминает твой собственный склад ума. – Падма пристально посмотрел на Хэла. – Он и на самом деле во многом удивительно похож на тебя.

Хэл промолчал.

– Если говорить откровенно, – продолжал Падма, – его ожидания в большинстве своем оправданы. Поведенческие факторы исторического развития – силы, которые переходят из поколения в поколение, иногда созидательные, иногда разрушительные, – похоже, сейчас полностью на стороне Иных. Наша собственная наука онтогенетика, которую мы создали для решения подобных проблем, вместо этого предлагает все больше и больше подтверждений того, что Блейз прав относительно того, во что он верит.

Хэл медленно кивнул головой. Падма на минуту замолк и снова отпил из своего стакана.

– Если Блейз воплощает в себе некую нацеленную на победу ортодоксальную идею и готов идти ради нее до самого конца, – продолжил Падма, – ты не можешь предоставить нам убедительных доказательств, почему именно ты способен дать отпор Блейзу и Иным. Но, несмотря на это, все, кто противостоит Блейзу, решили последовать за тобой – даже мы, жители двух наших миров, которые на протяжении трех столетий всегда старались мыслить взвешенно и разумно.

Он помолчал и глубоко вздохнул.

– Мы единственные из всех людей, кто не верит в наличие неразгаданных тайн. Поэтому мы были вынуждены прийти к заключению, что за тобой стоят некие космические силы, которых мы не видим и не понимаем. Единственное, на что мы можем надеяться, так это на то, что они так же невидимы и недоступны для понимания и Блейзу Аренсу.

– Я тоже хотел бы на это надеяться, – сказал Хэл.

– Наши выводы основаны на имеющейся у нас информации, и можно предположить, что кто-нибудь, вроде Блейза, мог прийти к аналогичному заключению, а именно к тому, что единственным оставшимся для тебя выходом является использование дорсайцев в качестве экспедиционного корпуса против армии, которую смогут собрать и вооружить Иные.

Он замолчал и посмотрел на Хэла.

– Продолжайте, – сказал Хэл бесстрастно. – Все, о чем вы до сих пор говорили, всего лишь очевидные выводы, сделанные в свете сложившейся в настоящее время ситуации. Для того чтобы увидеть это, не требуется доступа к особой информации или интеллекта, как у Блейза.

– Может, и не требуется, – ответил Падма. – Однако столь же очевидно и то, что любой другой путь, будь он использован тобой для достижения цели, может привести только к краху. С одной стороны, если ты промедлишь со своими дорсайцами и Иным удастся создать свою армию и двинуть ее на тебя, то тогда даже дорсайцы не смогут справиться с ними. Я прав?

– Возможно, – кивнул Хэл.

– С другой стороны, – продолжал Падма, – если ты растратишь этот невосполнимый фонд отлично подготовленных военных кадров на отдельные рейды по уничтожению сил Иных, пока их армия еще не сформирована и не вооружена должным образом, то, даже располагая такими опытными бойцами, как дорсайцы, ты постепенно до такой степени обескровишь их, что в конечном итоге они не смогут противостоять армии Иных. Разве это не столь же очевидно?

– Естественно, очевидно, – ответил Хэл.

– Как же тогда ты собираешься выиграть? – Падма пристально посмотрел на него.

Хэл улыбнулся – и только тут, впервые увидев эти едва заметные, но совершенно явные перемены в лицах людей, сидящих вокруг стола, он понял, как много значила для них эта его улыбка.

– Я надеюсь выиграть, – произнес он медленно и четко, – потому что я ни за что не должен проиграть. Я понимаю, что сейчас это утверждение для вас ничего не значит. Но если бы вы сумели понять, что я имею в виду под данными словами, то мы бы не стояли на пороге войны; и проблема угрозы, возникшая перед нами в виде Иных, была бы уже разрешена.

Падма нахмурился:

– Это не ответ.

– Тогда позвольте мне сказать вам следующее, – начал Хэл. – Исторические силы представляют собой лишь внутреннюю борьбу человеческой расы, которая направлена прежде всего на свое выживание. Все это вам должно быть и так прекрасно известно, судя по вашей работе по изучению человеческой сущности. Теперь посмотрите под этим углом на те многочисленные силы, которые работают во благо Иных, и на относительно небольшие силы, обеспечивающие выживание всех тех, кто противостоит ему, – и вы увидите, какие силы будут расти, а какие погибнут, если речь пойдет о выживании расы как таковой.

Он замолчал, и слова эхом отозвались в его собственных ушах. «Я говорю совсем, как экзот», – подумал он.

– Если то, о чем ты говоришь, правда, – Нонна явно не могла больше себя сдерживать, – тогда ситуация должна решиться сама собой. И ты нам не нужен.

Он повернулся к ней и улыбнулся:

– Но я наравне с Блейзом являюсь одной из этих исторических сил. Мы не причины, а результат исторической ситуации. Если вы решите избавиться от одного из нас, вы просто слегка измените аспект той же самой проблемы, где наше место займет кто-нибудь другой. Правда состоит в том, что вам не удастся избавиться от того, что стоит за каждым из нас, точно так же как вам не избавиться от любой другой задействованной силы. Все, что вы можете сделать, – это принять ту или иную сторону; и я думаю, я наглядно доказал вам, что свой выбор вы уже сделали.

– Хэл, – услышал он рядом тихий голос Амида, – это говорить было вовсе не обязательно, если даже совсем невежливо.

Оглянувшись на старика, Хэл словно пришел в себя.

– Конечно. Вы правы. Я забираю свои слова обратно и приношу свои извинения, – сказал он Нонне. Он посмотрел на Падму:

– Что еще вы можете сказать мне на основании той информационной подборки, которую вы собрали и изучили?

– У нас есть подробные данные из различных миров, со всех мест, где Иные собирают и обучают своих солдат, – сказал Падма, – и со всех площадок, где ведутся работы по строительству космических кораблей и производятся приборы, необходимые для их оснащения. Надеемся, они окажут тебе значительную помощь, хотя, конечно, есть информация, которую нам не удалось добыть…

– Это не так важно, – ответил Хэл, – потому что есть информация, которую я должен добыть сам.

– Я не понимаю, – сказал Падма.

На лицах сидящих за столом читалось явное недоумение.

– Боюсь, – медленно заговорил Хэл, – мне будет трудно доходчиво объяснить это вам. В основном потому, что я должен посетить эти места и поговорить с работающими там людьми лично. Я хочу найти то, чего ваш народ не в состоянии мне дать. Вы просто должны мне поверить на слово, что для меня крайне необходимо поехать и посмотреть на все самому.

Он говорил, а перед его мысленным взором, как нечто реальное, формировалась концепция Абсолютной Энциклопедии. Словно некое живое существо, перед ним предстала вся громада этой лишь слегка затронутой проблемы, над решением которой он бился эти последние годы. Объяснить же экзотам, что возникшее в его воображении поле битвы сейчас уже находится буквально в самих человеческих душах, не было никакой возможности.

– Вы должны просто верить мне, – повторил он, – если я говорю, что это необходимо.

– Хорошо, – тяжело вздохнул Падма, – если ты должен, у нас еще остались посыльные корабли, выполняющие рейсы между двумя нашими мирами и посольствами на других планетах. Мы можем выделить тебе один корабль.

Хэл с облегчением вздохнул и уставился взглядом в глубокую черноту полированной поверхности стола.

– Корабля не потребуется, – словно издалека, услышал он собственный голос. – Дорсайцы уже предоставили мне его вместе с пилотом.

Он чуть дольше задержал свой взгляд на крышке стола и медленно поднял глаза на Амида. Затем снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка быстро погасла.

– Кроме того, похоже, что мое путешествие к Земле на какое-то время откладывается.

* * *

Хэл оказался прав. Прошло уже почти четыре месяца по стандартному времени, и не похоже было, что он скоро окажется на орбите Земли. Сейчас он бежал, спасая свою жизнь, задворками Ноувиноу, города на Фрайлянде.

За это время он посетил большую часть Молодых Миров, незаметно высаживаясь на них на своем дорсайском посыльном корабле, чтобы самому осмотреть заводы и лагеря, где Иные накапливали войска и ресурсы для предстоящей войны. Хэл очень похудел – сейчас он был почти таким же худым, как на Гармонии, когда его схватила милиция.

Но эта худоба была совсем иного качества. С тех пор как он в конце концов рассказал Аманде о своей идентичности с Доналом Гримом – идентичности, которая была умышленно сокрыта от него самим Доналом, пока не завершится процесс его обучения и возмужания как Хэла Мэйна, – он наконец почти обрел те физические способности и силу, которыми обладал Донал, хотя ему все же недоставало сил и навыков взрослого дорсайца. И все же то, чего он достиг, шло вразрез со всем накопленным дорсайцами физиологическим опытом. Чтобы человек двадцати с лишним лет, не получивший специальной физической подготовки, соответствующей дорсайским стандартам (даже несмотря на то что до шестнадцати лет его обучал Малахия Насуно), всего лишь за каких-то пару месяцев приобрел рефлексы и реакции почти такие же, как, к примеру, у Саймона Грима, – это было просто невероятно.

Саймон сам ему об этом сказал. В условиях постоянного совместного проживания втроем с Амидом на борту посыльного корабля скрыть от Саймона произошедшую с Хэлом перемену было невозможно. Старый экзот летал вместе с ними в качестве живого пропуска для Хэла в экзотские посольства, где они получали информацию и необходимую помощь.

Как намекнул Саймон, эта перемена была столь невероятна, сколь и очевидна, и Саймон сравнивал ее с достижениями легендарных мастеров боевых искусств, известных в далекие исторические времена. Сделав это замечание, сегодняшний официальный глава клана Гримов, похоже, оставил дальнейшие объяснения этого факта на потом. И Хэлу не оставалось ничего другого, как последовать его примеру; для него самого то, что произошло, было не менее удивительно и загадочно, хотя он не мог принять этого так просто, как Саймон.

Сам он пока решил, что, возможно, это результат некоей психической силы, пришедшей в действие после того, как он установил свою тождественность с Доналом; психической силы, способной, при необходимости, воздействовать даже на кости и мышцы. Клетусу, жившему почти двести лет назад, удалось подобным же образом восстановить свое поврежденное колено. В то же время что-то внутри Хэла настойчиво твердило ему, что за этим скрывается нечто большее, чем то, что определяется термином «психическая сила»; и эта неизвестность раздражала его.

Но времени размышлять сейчас об этом в данный момент не было. Он бежал легко и ровно, как голодный поджарый волк, петляя по темным и вонючим проулкам, которые едва ли заслуживали названия улиц и переулков в этом квартале трущоб. Хэл чувствовал возрождающуюся в нем интуицию Донала, которая подсказывала ему сейчас местонахождение и число преследователей, которые уже дышали прямо ему в спину.

Ему удалось проникнуть на верфь космических кораблей, из-за чего, собственно, он и прибыл на Фрайлянд, и он убедился, что там строят военные транспорты. Но за эти долгие месяцы скитаний по всем мирам, подвластным Иным, контролируемые ими войска были подняты на ноги и за ним была устроена настоящая охота; его опознал и преследовал так называемый «карательный» отряд полиции Ноувиноу.