Текст книги "Это все нереально! (сборник)"

Характерные симптомы

Кабинет был просторным и белым, а доктор лысым и зелёным. Или, скорее, мшистого цвета, но это мало что меняет.

– Присаживайтесь, – сказал доктор (Нац его фамилия).

Я сел в кресло. Оно тут же обхватило меня накачанными ручищами и сжало в пельмень.

Я сам парень не слабый, но от неожиданности чуть не задохнулся. Я приготовился дать креслу по голове, но док Нац опередил меня:

– Кресло, отпусти его. Он не буйный. У него…

Кресло не дослушало и убрало руки. Эти две пакши, надо сказать, были на редкость волосатыми и пахли каким-то средством от паразитов. Я не большой любитель таких запахов.

– У него… – повторил док Нац, а потом ещё раз: – У него… А кстати, что у вас?

Я встал с кресла и сказал:

– По этому поводу я и пришёл, док.

– Садитесь, садитесь.

– Спасибо, мне так лучше разговаривается.

– А… ну хорошо. Так что у вас, вы сказали?

– Что-то… довольно странное.

– Довольно? – переспросил док.

– Даже очень, – сказал я. – Для меня.

– Ну, расскажите, расскажите.

Док Нац сел в кресло и посмотрел на меня, эдак по-учёному сдвинув брови. Кресло тут же попыталось схватить дока. Но тот оказался не промах и двинул мебели локтём в солнечное сплетение. Кресло запыхтело и больше дока трогать не пыталось.

– Оно слепое, – объяснил док. – Старая модель.

– Полуразумное? – спросил я.

– Если бы… Разумнее некуда. Но давайте вернёмся…

– Да, насчёт моего случая.

Я подвинул скальпели, зажимы (или что там лежало?) и прочие прелести и уселся на стол.

Это был мой первый визит к доктору. Я никогда не жаловался на здоровье. На что жаловаться существу, которое выпивает несколько бочек спирта, а на утро просыпается даже без головокружения?

Я читал пару книжек, в которых главные герои посещают врачей. Что же они там такое говорили… Ах да.

– Понимаете, доктор, – начал я, – в последнее время я неважно себя чувствую.

– Так-так.

– Словно сам не свой.

– А поподробнее?

– Ну… Я не высыпаюсь, во сколько бы не ложился спать. Быстро устаю, что бы ни делал. Хожу, как варёная сосиска…

– Да что вы говорите?

– Я имел в виду, сомнамбула.

– Да-да.

– Мне ничего не хочется. Мне говорят: «Пойдём туда-то?» – а я отвечаю: «Нет». Мне говорят: «А ты видел то-то, ты читал это?» – а я отвечаю: «Отстань, мне это неинтересно».

– Очень распространённое явление, – сказал док Нац.

– Но раньше со мной такого не было, – сказал я.

– Что, никогда-никогда?

– Угу.

Док Нац спрыгнул с кресла (он был маленького роста) и стал вышагивать по кабинету. Он рассуждал вслух:

– Очень похоже на нервный срыв. Но вы говорите, что с вами никогда подобного не происходило?

– Так точно, док.

– Хм. И давно вы находитесь в таком состоянии?

– Уже дней 10.

– Долго…

– По мне, так чересчур.

– Скажите… – Док Нац замер посередине кабинета. – Раньше у вас настроение ухудшалось? Хоть когда-нибудь. Хоть на день, на два. На час.

Я покачал головами (тремя сразу).

– Не припомню такого, док. Я дружелюбное и весёлое существо, упадничество – это не моё. За этим обратитесь к Мастерику.

– Аа, это приятель, который вас сюда направил.

– Нет. Тот Вельзевул. А это Мастерик. Он мертвяк. Как это говорится… гениальный изобретатель. Хотя он терпеть не может свою профессию.

– Очень частое явление.

– Вельзевул сказал, вы специалист, вы что-нибудь придумаете.

– Мм-да, мм-да. – Док Нац о чём-то крепко задумался. – Никогда не было спадов настроения… Интересно. Тогда вряд ли это нервный срыв… Я должен задать вам несколько вопросов.

– К вашим услугам, док.

Док Нац помолчал секунду-другую – наверное, размышлял, – а потом начал допрос:

– Когда вы родились?

– Хрен знает когда, док.

– А чуть точнее?

– Я не помню. Наверное, из-за того, что жизнь в Нереальности бесконечна.

– А какое ваше первое воспоминание?

– Самое первое?

– Да-да.

– Я жую жвачку и запиваю её пивом.

– Неужели?

– Понимаю, док, вас это шокирует. Но водки в доме не нашлось.

– А ваши родители – они о вас заботились?

– Пелёнки-шестерёнки, вы хотите сказать? Мультики-кино-театр? Я не помню.

– Возможно, ваше сознание специально вытеснило…

– Доок, – позвал я. Он отвлёкся от размышлений. – Жизнь-то, – говорю я, – бесконечна. Я уже всё забыл.

– Но про пиво и водку вы помните…

– Они останутся со мной на всю жизнь. Женщины, рулетка, хорошее пивко…

– Вы алкоголик?

– Не знаю, никогда не страдал от алкоголизма.

Док Нац опять сделал какие-то выводы.

– Возможно, ваши привычки вызваны подсознательными склонностями и страхами, возникшими из-за определённых случаев в детстве.

– Каких случаев? – удивился я. – Я ничего такого не помню.

– А вы хоть что-нибудь помните из того, что происходило в детстве?

– Ну конечно…

– Не связанное с алкоголем, женщинами и азартными играми.

Теперь задумался я. Я покопался в своей голове и пришёл к выводу.

– Не, док. Сейчас ничего не могу вспомнить. Что это значит?

– Это значит, что через воспоминания причину ваше расстройства мы не найдём.

– Конечно, не найдём. Потому что расстройство мне несвойственно – от рождения. Вот это я прекрасно помню. Я рыцарь весёлого, а не печального образа.

Док щёлкнул пальцами. Он был гремлином, и достаточно высоким – для гремлина. Футов 5, не меньше.

Итак, док щёлкнул пальцами.

– Ага, – сказал он.

– А доктора разве так говорят?

– А не в этом ли дело?

– В докторах?

– В том, что вы никогда не расстраивались. Это чувство, чувство не удовлетворённого расстройства, копилось в вас годами. Копилось и копилось, копилось и копилось, копилось и копилось…

– Док, вы в порядке?

– …копилось и копилось – а потом вдруг, когда копиться было уже негде, всё выплеснулось. И волна получилась очень сильной. Метафорически выражаясь, она снесла вам крышу и унесла вас с собой. И сейчас вы тонете в ней…

– А вы очень интересный доктор, – сказал я.

– Вам нужно всего лишь пережить…

– Док, – сказал я. – У нас в Аду есть существа, которые всё время страдают. А есть такие, которые всегда веселятся. Я отношусь к последним. В этом нет ничего необычного. Если существуют гигантские, плюющиеся огнём ящерицы…

– …Или мутанты-ниндзя?

– Вот-вот. Что уж говорить о таких простых парнях, как мы с Мастериком. Он – хандрит, я – веселюсь. Он заряжен отрицательно, я – положительно. Равновесие, баланс, все дела.

Док ещё пощелкал пальцами, но ничего не придумал. Тогда он подошёл к шкафу, открыл его и вытащил громоздкий, жуткий на вид аппарат.

– Ан-2, – пояснил док. – Анализатор второй модели.

– А есть третья? – спросил я. Бороться со своим любопытством я не пытаюсь.

– Есть и четвёртая, – ответил док. – И пятая… И десятая.

– А какая самая последняя?

– 473-я.

Док дунул на анализатор, и на миг я ослеп от клубов взметнувшейся в воздух пыли.

– Но денег, – произнёс кто-то из пыли, – хватило только на вторую модель.

– Она лучше первой? – спросил я. Хотя не уверен, был ли это я: в такой пыли ничего не разглядишь.

– Как вам сказать, – ответили мне, судя по голосу – док Нац. – Первая модель была недоработана. Когда ей попытались проанализировать одного пациента, гнома, она сжевала его шапку, превратила его бороду в лягушку – та быстро ускакала, – покрасила его ботинки в жёлтый и коричневый цвета, а его самого…

– Не продолжайте. – Пыль залетала в нос, уши, рот, глаза. Я откашлялся – не помогло. – Скажите только, этот гном жив?

Пыль потихоньку оседала. Я увидел очки дока Наца и краешек его халата.

– Опять же трудно сказать. С научной точки зрения…

– А что стало с Аном-1?

– Он упрыгал.

Я выглянул из-за облачка пыли и вопросительно посмотрел на дока.

Тот начал объяснять:

– После того, что случилось с гномом, никто не решался подойти к Ану-1. Он воспользовался этим, схватил медсестру – она была из рода разумных булыжников, – выбил ей стекло, выпрыгнул в окно – а дело происходило на 21-м этаже…

– И разбился?

– И улетел. Возможно, в тёплые края.

Мы с доком были по колено в пыли.

Двигаясь медленно, но уверенно, док Нац пересёк кабинет и достал из шкафа пылежёв. Быстренько сжевал всю пыль и оставил пылежёв мучаться от переедания.

– Может, дать ему таблетку? – предложил я.

– Нет, не стоит, – сказал док Нац. – У него какие-то неполадки в микросхеме, из-за которых он любит переедать. Надо будет показать его врачу.

У меня были знакомые техники-доктора. Но, прежде чем заводить разговор о них, хотелось разобраться с моим расстройством.

– Док, – сказал я, – если вы пообещаете, что после исследования анализатором я не превращусь в…

– Я не могу ничего обещать, – сказал док Нац, прикрепляя ко мне какие-то фиговины. – Но если вдруг что-то пойдёт не так, вам выплатят страховку.

– Ээ, док.

Док прикрепил последнюю фиговину и нажал на кнопку…

…Это было даже приятно. Лёгкий электрический разряд возбудил меня (по словам дока Наца, так анализатор проверял работу моей мочеполовой системы). Что-то пошипело внутри моих глаз (мне вспомнилась газировка). Меня немного подёргало, потрясло, скукожило, надуло. И какие-то синие чёртики запрыгнули на меня, стали измерять моё тело линейками и записывать результаты в блокнотики.

Так что в целом – ничего необычного. Я был даже слегка разочарован.

Док Нац отсоединил фиговины, повесил их на Ан-2 и нажал на аппарате ещё одну кнопку.

– Фыырррр, – сказал Ан-2 и выплюнул небольшой светок. Светок – это световая бумага. Очень дешёвая, годная для многоразового использования. Но вы это и так знаете.

Док Нац развернул светок, прочёл то, что было там написано, и посмотрел на меня. Такими большими, похожими на спутниковые тарелки глазами. Док перечитал написанное в светке и выбросил его в урну.

Я побарабанил пальцами по креслу и дал ему затрещину, когда оно попыталось меня сцапать.

– Ну что, док? – спросил я. – Хорошие новости?

– Да нет.

– Не очень?

– Да нет.

– Я не понимаю.

– Я тоже. – Док развёл руками и сказал: – Обследование ничего не дало. Оно не обнаружило у вас никаких отклонений. Никаких скрытых комплексов. С вашей психикой всё в порядке. Так же как и с вашим телом. Я бы даже сказал, они работают круто. Ничто ничему не мешает, ничто ничего не опережает…

– Так говорят настоящие врачи, да, док?

– Я бы выдвинул какое-нибудь фантастическое предположение…

– О, вы в этом мастак, док. Это комплимент.

А он продолжал:

– …но реальность слишком фантастична. Я уж не знаю, что и думать.

Я подошёл к шкафу. Открыл одну дверцу, вторую. Он должен быть где-то здесь… За третьей дверцей я нашёл то, что искал, – склянку с прозрачной жидкостью и два мерных стаканчика. Я налил жидкость в стаканчики.

– Выпьем, док.

Мы чокнулись и выпили неразбавленного спирта. Док закусил органом для пересадки помидору-убийце, а я занюхал пылью.

После этого док разговорился.

– Я… не понимаю. Должна быть… причина. Так считает наука. Так считаю… я? – Слово «я» он почему-то произнёс удивлённым голосом.

Я налил ещё спирта. Мы снова чокнулись и снова выпили.

– Мне тоже так кажется, док. – Я разлил по третьей. – У всего есть причина. Не всегда мы её видим…

– Это да, это да. Или можем увидеть.

– Точно, док. Ваше здоровье.

– Угу.

Хлопнув третью, док Нац начал заваливаться набок. Я успел его подхватить и перенёс в кресло. По моей просьбе, оно нежно и ласково его обняло.

– Очень стра-нный слу… чай. Дец… Дец…

– Децербер. Но можно и просто Дец.

– Дец. Скажите… те, что вы чувству… ете?

– Да ничего такого.

– Вас это беспоко…ик?

– Не особо. Просто всё это немного непривычно.

– Зачем же вы при-шли?

– Это Вельз. Он меня заставил. Иногда он строит из себя заботливую мамочку.

– То есть вам ваше… состояние…

– Пофигу? Ну да, док. Было бы из-за чего волноваться.

Док приподнялся в кресле.

– Что вы… говорите? А позвольте задать вам ещё аадин вопрос…ик.

– Жгите, док.

– Как вы относитесь… к поли-тической ситуации в… Аду?

– Да никак.

– А что вы… можете сказать… о новых веяниях в искусстве?

– Я ими не интересуюсь.

– А как вам кажется… новый министр финансов л-лучше прежнего?

– Мне без разницы.

– Вы убираете му-сор у себя в комнате?

– Я его не замечаю.

– А новая статья За Писакина?

– До фени.

– А будущее Ада?

– До лампочки.

– А собственное бу-будущее?

– Да мне пофиг, док.

– Агаа!

Док Нац шлёпнул кресло по рукам. Кресло убрало конечности, и док спрыгнул на пол.

– Агаа! – повторил он. И было непонятно: то ли он обвинял, то ли радовался, то ли просто орал, как самый обычный пьяница. – Я знаю… знаю в чём дело!

– Да? – Я приподнял бровь.

Док Нац вытянул вперёд руку, оттопырил указательный палец и так и застыл.

Я приподнял вторую бровь.

И ещё четыре.

– Вы… – сказал док, – вы… вы пофигист!

Худенькое тельце врача слегка покачивалось из стороны в сторону.

– Вы пофигист, – повторил он, теперь спокойно. – И… хнык… как я вам… завидуюууу…

Док уткнулся мне в живот и заплакал. До моего плеча он бы просто не достал. Док потянулся за склянкой со спиртом. Я отдал её и погладил дока Наца по лысине.

И неожиданно понял, что мне стало легче. Всё прошло. Никакой хандры, никакой безрадостности. Вместо них – полная и тотальная удовлетворённость, к которой я, в общем-то, привык.

Я сказал себе: «Я пофигист».

«Я пофигист!»

Хм.

Ну да. Я – пофигист. И это меня не беспокоит. Нисколько.

Я же прекрасно знаю, что я пофигист. Чего тогда организм взбунтовался? Странно… Или, может, он не знал, что я пофигист? И, значит, не понимал, что происходит.

Ну, теперь-то он знает…

Я тут же забил на всё это.

Главное, мне стало лучше.

За это мы с доком Нацем выпили по последней. Склянка опустела. Я убрал её и стаканчики в шкаф. Стоявший неровно док Нац начал оседать. Я подхватил его, положил в кресло, выключил свет. И вышел из кабинета.

С тех пор ко врачам я не обращаюсь. Они ведь ничего не могут объяснить, а я и знать ничего не хочу. Так что нам гораздо лучше живётся порознь.

Неусыпный страж

Привет, это снова я, Децербер.

Кое-кто говорит, что я – разумное воплощение Цербера. Но мне кажется, что всё наоборот. Это он – моё неразумное воплощение. И вот ещё одно доказательство его неразумности.

Возвращаюсь я домой. Ночь. По улицам бродят только кошки и воры. Все нормальные существа спят.

«Неплохо бы и мне вздремнуть, – думаю я, – а то денёк выдался тяжёлый».

Сначала посиделки в баре «У Зосуа». После – коллективный поход к девочкам. Турнир по покеру (с участием девочек). Снова пьянка у Зосуа. Экскурсия в казино, а там – блэкджэк, рулетка и ещё немного покера. Мухлевать не так-то просто, скажу я вам. А если вас засекут, начнутся утомительные расспросы. «Ты чего это тут, а?..» «Оборзел?..» «Забыл, как под гипсом голова чешется?..» Потом, конечно: «Да я тебя!..» Если день прошёл, а драки не было, – считайте, он прошёл впустую. Драка тоже выматывает. Фингалов мне ещё ни разу не ставили, но после того, как помашешь руками, напиться очень охота. Так сказать, ударно завершить вечер. Я никогда не пьянею, так что ничто не мешает мне выпивать за раз бочки по три, по четыре пива. Вперемешку с коньяком и водкой, естественно. Это тоже ужасно выматывает.

Короче, домой я пришёл усталый, хотел отдохнуть. Разделся: расстегнул верхнюю пуговицу на куртке и снял пояс. Лёг на кровать (поверх одеяла), закрыл глаза, сладко вздохнул.

Как вдруг на кухне что-то взорвалось.

Я не подскочил на кровати. Меня мало что может испугать. Я пуганый – и не такое слыхал. Но я скорчил недовольную физиономию и перевернулся на другой бок.

Шум повторился. И на этот раз взрывы следовали один за другим. Словно кто-то заложил в магазине стеклянных украшений штук двадцать бомб, а потом подрывал их одну за другой.

Я пытался заснуть, но ничего не получалось. Взрывы раздавались и раздавались. А затем к ним добавился скрежет. Знаете, такой скрежет издаёт огромный голодный пресс. Он живёт на свалке и питается только мобилями. Его не кормили уже лет двести. И вот, наконец, – мобиль! Железный, покорёженный, ржавый. То, что надо! Мобиль привозят на свалку, отдают прессу – и тот набрасывается на него. И давит, давит своим корпусом. И ест, ужасно чавкая. По-своему, по-металлически. ДЖЫНЬ-БЖЫНЬ-ДЗЫНГ-ЖГЯНК! ДЖЫНЬ-БЖЫНЬ-ДЗЫНГ-ЖГЯНК! ДЖЫНЬ-БЖЫНЬ…

Это выведет из равновесия кого угодно.

Я встаю с кровати. Пока не ругаюсь. Иду на кухню, чтобы разобраться, в чём дело. И что я там вижу? Старина Цербер – вернулся с вечернего гуляния и поглощает пищу. Три слюнявые пасти горстями хватают собачью отраву, которую я кладу ему в миску, и немилосердно чавкают. Цербу нет дела ни до меня, ни до кого-либо ещё. Он даже не смотрит в мою сторону, когда я подхожу к нему.

Я тормошу псину и говорю сонным голосом:

– Эй, Церб. Я понимаю, ночь удалась. Тебе надо восстановить силы, вот ты и хаваешь свой корм. Но… не мог бы ты лечь спать голодным? Потому что из-за тебя я никак не засну.

Цербер продолжает жевать.

Я пытаюсь оттащить его от миски.

Цербер застыл на месте. Три головы методично и безразлично дробят сухари (или что он там грызёт?).

Я упираю руки в боки.

Тем временем наступает глубокая и тёмная ночь. Чёрный цвет затапливает улицы, через окна льётся в мою квартиру и наполняет её, как чернила – чернильницу. Просыпаются фонари. Зажигают лампочки и начинают тихо переговариваться между собой.

Мне ещё сильнее хочется спать.

Я стучу по Церберу, как по двери, и говорю:

– Ладно, ваше величество. Если вам так угодно – доедайте. Но потом постарайтесь не шуметь. Хорошо?

Я возвращаюсь в комнату, ложусь на кровать и пытаюсь заснуть.

Через пять минут меня будят грохот и яркий свет. Я бы подумал, что началось землетрясение, если бы не знал причины этих толчков.

Я выхожу в коридор и вижу то, что и ожидал увидеть: Цербер гоняется за ночными бабочками. Это не мотыльки – это такие твари дюймов двенадцать в длину. Они мало похожи на бабочек. Скорее они напоминают летучих мышей, скрещенных со скатами. Ночные бабочки питаются ночью. Они поедают ночь, как мы – гамбургеры. Втягивают темноту через поры, фильтруют, забирают энергию ночи себе, а свет отдают всем желающим.

Я прихожу к выводу, что под барабанное соло Цербера и световое шоу бабочки заснуть мне не удастся.

Я иду к антресоли, вынимаю из неё баллончик с концентрированным светом и опрыскиваю бабочку. Та, поджав хвост (у них правда есть хвост), улетает. Я кидаю баллончик в Цербера, но пёс ловит его и съедает. И начинает светиться изнутри. У меня в комнате лежат солнечные очки, так что мне всё равно. Да, надо ещё захватить из кухни беруши.

Я надеваю очки, вставляю в уши беруши и опять засыпаю.

Ненадолго.

Свет бьёт прямо в глаза, а беруши не спасают от работающего на полную громкость визора.

Я спрыгиваю с кровати и отбираю у Цербера пульт. Пёс смотрит на меня осуждающе. Я вырубаю визор (и из розетки тоже). На кухне в аптечке лежат таблетки против светового воспаления. Я пытаюсь скормить их Цербу, но тот, презрительно глянув на меня, уходит в другую комнату. Вот и заботься о ближних…

Я сам съедаю таблетки в надежде, что они усыпят меня и вызовут интересные глюки. Ложусь спать…

…чтобы проснуться через две секунды. Но на сей раз не из-за Цербера.

За окном ночь, в квартире – густой мрак. Пара синих лампочек помигивает своими глазами. Им не справиться с ночной тьмой. Да и не для того их делали. Это камеры внутреннего наблюдения, а по совместительству – сигнализация, охранная система и центры, управляющие всей техникой в квартире. Я плачу этим лампочкам бешеные бабки, чтобы они работали как следует. Но они всё равно халтурят. Я-то знаю, что они могут видеть плотоядных теней, но сами лампочки никогда в этом не признаются. Ещё и огрызаться будут.

Ночь… Время, когда бодрствуют плотоядные тени. Сейчас у них первый приём пищи; второй – ровно в полдень. Одна такая тень нависает надо мной, раззявив свою пасть. Я даю ей в зубы. Тень взвизгивает и валится на пол. Я беру тапок и стучу им наугад. Кажется, попадаю по голове. Тень скребёт по полу когтями и куда-то уползает. Куда – мне совершенно неинтересно. Обнаглели, не дают поспать.

Тапок мне теперь не нужен. Я бросаю его и сшибаю вазу с цветами. Ваза – очень красивая. Её мне подарила очередная подружка; она же рвала цветы. Тапок сбивает вазу, она перекувыркивается в воздухе и падает на пол. В ночной тишине звон разбившейся вазы звучит как залп осадного орудия. По ковру разливается вода.

«Может, мне ещё встать, вытереть лужу?» – проносится саркастическая мысль. Укрываюсь пледом, утыкаюсь носами в подушки и засыпаю.

Сплю я долго. Минут десять – не меньше. А просыпаюсь, когда меня расстреливают из бластера.

На самом деле, ничего такого не происходит. Просто Цербер играет в свою любимую компьютерную игру – «Звёздные баталии», или что-то типа того.

Я вваливаюсь в его комнату… и обнаруживаю, что она закрыта. Так что правильнее будет сказать, я НЕ вваливаюсь в его комнату. Я дёргаю дверную ручку и кричу Церберу, чтобы он прекратил буйствовать.

Цербер делает звук громче, заглушая мои вопли.

Сходить за ключами мне уже несложно. Я иду, возвращаюсь, отпираю дверь. Вырубаю компьютер и даю Цербу по шеям. Но снова опаздываю. Опередив меня, Цербер спрыгивает со стула и трусит на кухню. Там он включает ночничок, заваривает кофейку, открывает книжку, врубает радио. И, попивая кофе и слушая музыку, погружается в мир своего любимого романа – «Пёс Каскервилей».

Я понимаю, что это вызов, и принимаю его.

Цербер елозит, как уж на горячей сковородке, но я держу его крепко. Он пытается укусить меня, но только клацает в воздухе зубами. Я вкалываю Церберу шприц со снотворным, но ввести жидкость не успеваю. Церб всё-таки цапает меня, убегает в ванную и запирается там.

Ворча и матерясь, я подхожу к двери ванной и общаюсь через неё с Цербером. Я говорю, что прекрасно его понимаю. (Чёрта с два! Всё, что я понимаю, – это что адски хочу спать!) Время позднее, убеждаю я Цербера. И хотя мы оба трёхглавые, оба компанейские и оба «церберы», иногда и нам нужно спать. Я прошу Цербера открыть дверь. Я стараюсь говорить как можно мягче. Раза три я делаю акцент на том, что не собираюсь вкалывать ему снотворное. (Как бы не так. У меня в кармане лежат два полных шприца; один – запасной.) Елейным голосом, я увещеваю его, как могу (и сам себе становлюсь противен).

Но всё напрасно: Цербер плевать хотел на мои слова.

– Ну хорошо, Церб… – говорю я.

Фон стоит у меня на кухне. Я набираю номер Вельзевула и жду ответа.

Наконец, на экране появляется мой друг дьявол. Он выглядит заспанным, под глазами у него – два здоровенных мешища. Что же, он не одинок. Вельзевул бормочет в трубку что-то вроде:

– Алпртдх.

– Алло. Вельз?

– Дец… Децербер?

– Ты можешь мне помочь?

– Сейчас?

– Ты же не бросишь друга в беде?

– В какой беде?

– Может, тебе ещё объяснить, какого друга?

– Чего?

Мне первому надоедает общение вопросами.

– Цербер никак не угомонится.

– Но это же его естественное…

– Подожди, Вельз. У меня был тяжёлый день.

– Водка, бабы и блэкджэк?

– Что ты меня спрашиваешь? Ты же сам там был.

– Ах да. Вот только…

– Подожди, – говорю я, – я ещё не закончил.

– Это понятно, – бормочет Вельзевул. Его глаза закрыты, на нём пижама с медвежатами. – Но я ведь ничем не смогу тебе помочь.

– Я это знаю.

Вельзевул впадает в ступор. Он и в бодром состоянии не страдает от проницательности, а сейчас ему надо всё объяснять на пальцах, и лучше по два раза.

Я стараюсь говорить медленно и внятно.

– Цербер носится по квартире укушенной болонкой и всё громит. Я не могу заснуть. Он то рубится в компьютер, то включает на всю катушку хард-рок.

– Ты сам не лучше.

– Я знаю. Но сейчас я хочу спать.

– Ааа, – протягивает Вельзевул. – Это меняет дело.

– Я не знаю, как его утихомирить. И ты не знаешь.

– Нет, не знаю. Хотя…

– Что?

– Вырубить его? Помнишь тот молоток, что я подарил тебе на день рождения…

– Веэльз. Я бы вырубил его молотком, но Церб заперся в ванной.

– И не открывает?

– Не открывает.

– А почему?

Я пожимаю плечами.

– Наверное, потому, что я хочу вколоть ему снотворное.

Вельзевул кивает. Шапочка сползает ему на лоб.

– И правильно делает. Я бы на его месте так же поступил.

Я сдерживаю себя. Хотя очень хочется кого-нибудь поколотить. И у меня есть кандидатуры.

– Вельз, короче… свяжись с Некрономиконом. У него должно быть подходящее…

– С Некро?

– Да, с ним. Я бы сам связался, но он не говорит мне своего номера.

– И правильно де…

Я перебиваю Вельзевула.

– Пусть Некро запишет на магический носитель какое-нибудь заклинание усыпления.

– Ага. И что?

– Что – что! И пришлёт мне. Я использую заклинание на Цербере.

Вельзевул зевает и чешет щёку.

– Зачем?

Я НЕ выхожу из себя. Я НЕ ВЫХОЖУ ИЗ СЕБЯ.

– Чтобы заставить Цербера уснуть!

– Аах, вот оно что… Прости, кажется, спросонья я немножко торможу.

Да уж.

– О’кей, Дец.

Вельз вешает трубку, и я не успеваю сказать ему, чтобы он поторопился.

Я сижу на кухне и жду посылку, попивая Церберов кофе.

В моей ванной – как и во многих ванных – хорошая акустика. Цербер пользуется этим, чтобы вволю попеть. Он выступает с рок-группой, я не говорил? Вокалист. Цербер дерёт глотки. А я пью его холодный и несладкий кофе.

Проходит то ли полчаса, то ли полночи, прежде чем появляется посылка. Дзынь – оповещает почтовый сервис.

– Гррр… – отвечаю ему я.

Забираю заклинание и письмо. Гаснет зелёная лампочка, снова загорается красная. В приёмнике опять пусто.

Я разворачиваю письмо и пробегаю его глазами.

Если кому-то и не спится, то только Децерберу. – Некрономикон, Книга Мёртвых, в своём репертуаре. – Привет, собак. Вот заклинание. Прочтёшь, вдохнёшь и подуешь на объект. Понял? Заклинание проникает сквозь стены, двери… в общем, сквозь преграды. А теперь отстань, дай мне поспать. СаЯ – НорА!

Я выбрасываю письмо в урну и разворачиваю светящийся свиток с заклинанием.

– Ох уж эти заковыристые магические слова. Как бы мне их выговорить…

С горем пополам я произношу заклинание.

– Гр-тх-ч’уань-дзи ньэ па на. Паратарапамду. Лайа’йа, чу да. Ча. Ча. Тарапарапам. Бом.

Заклинание срабатывает уже после первого «Ча». И мне кажется, что второе «Ча», «Тарапарапам» и «Бом» Некрономикон добавил от себя, чтобы поиздеваться надо мной. Но я не задумываюсь над этим. Я близок к цели. Ну, Церберушка, готовься. Сейчас ты уснёшь.

С прозрачного, мигающего то алым, то фиолетовым свитка срывается волна энергии. Жидкая, синяя и блестящая. Словно в жаркий полдень кто-то вырвал частичку океана и запустил ко мне в коридор. Я вдыхаю волну, и она проникает ко мне в лёгкие – через нос, через поры на коже, через глаза. И преобразуется внутри меня во что-то новое. Надеюсь, она ничего там не растворит и не сожжёт. Я выдуваю энергию и вижу, что она превратилась в облако. Состоящий из множества крупных точек «пар» движется в сторону двери, проникает через неё и…

Да, судя по громкому, недовольному лаю, находит Цербера.

Интересно, сколько времени понадобится…

Вдруг становится очень тихо. Заклинание сработало. Я прислоняю к двери ухо и прислушиваюсь. Цербер жив – просто дрыхнет без задних ног.

Что скрывать: я доволен. Насвистывая, я иду в комнату, неспешно раздеваюсь, забираюсь под одеяло, снимаю солнечные очки, вытаскиваю беруши, закрываю глаза.

И подскакиваю на кровати от бессовестно громкого, разрушительного, всесокрушающего храпа.

ААРР-РРХАР-РРЫЫРР, ГЫРГЫРГЫРрр…

ААРР-РРХАР-РРЫЫРР, ГЫРГЫРГЫРрр…

На бегу я кричу Церберу, что это нечестно. Я подбегаю к двери в ванную и колочу в неё руками. Ногами. А потом и головами. Изо всех сил.

– Это нечестно! Я тебя усыпил! Церб, ты не должен так поступать!

А Цербер храпит и не слышит меня. От его «ААРР-РРХАР-РРЫЫРР, ГЫРГЫРГЫРрр…» сотрясается весь дом. Того и гляди начнут стучать соседи. Нет, соседи мне по барабану. Но ведь это нечестно. Я же его усыпил. Обманщик! Предатель!

Так я ему и кричу.

Я в последний раз пинаю дверь, и тут меня озаряет. О, нет, только не это…

Я вынимаю из урны письмо Некрономикона, разворачиваю и читаю. До конца.

Если кому-то и не спится, то только Децерберу. Привет, собак. Вот заклинание. Прочтёшь, вдохнёшь и подуешь на объект. Понял? Заклинание проникает сквозь стены, двери… в общем, сквозь преграды. А теперь отстань, дай мне поспать. СаЯ – НорА!

P. S. Специально для тебя я выбрал лучшее заклинание. Если им усыпить кого-то, разбудить его будет невозможно. Он продрыхнет 24 часа. Хоть из плазмопушки стреляй, хоть звездолёт запускай – будет спать целые сутки, как медведь в берлоге.

Я комкаю письмо – и вкладываю в это всю душу.

Как медведь, да? Ха. Даже медведи так не храпят!

Я комкаю письмо, думаю, как поступить… И тут меня снова осеняет.

Я сразу же успокаиваюсь. Расплываюсь в улыбке. Подбрасываю скомканное письмо и бью по нему ногой. Оно улетает в кухню. На кухне что-то падает и колотится.

Но я не обращаю на это внимания.

Беззаботно насвистывая, я иду в комнату, одеваюсь. Собираю вещи. Мне нужен только пакет… Вот, этот подойдёт. Я кладу в пакет подушку, одеяло. Включаю компрессор-уменьшитель. Он сжимает пакет, и тот становится раз в двадцать меньше. Я закидываю пакет на плечо и выхожу из квартиры.

А, не буду её закрывать. Вообще-то, я никогда её не закрываю. У меня же есть охранная система (которая никогда не работает) и Цербер (который сейчас дрыхнет без задних лап).

Но всё это меня мало волнует.

Я размышляю над другим, более сложным вопросом: к кому мне завалиться на ночёвку? К Некро или к Вельзу?

А может, к обоим по очереди?