Текст книги "Откровенные романы"

Глава 10

Расстелив холст, я неторопливо разобрал на части и почистил наган. Посмотрел на свет в вороненый ствол и остался доволен. Потом, полностью собрав, прицелился в целик с прорезью в верхней части рамы и совместил его с мушкой в передней части ствола. Прицельные приспособления были рассчитаны так, чтобы траектория полёта пули – пересекала линию прицеливания на расстоянии 35 шагов. Калибр, число, направление, профиль нарезов ствола совпадали с таковыми у трёхлинейной винтовки Мосина, и при изготовлении револьверов использовали бракованные винтовочные стволы. Я любил запах оружия. Нагану были свойственны запахи железа, кожи и смазки и чего-то еще необъяснимо мужского.

Маши все не было, а время уже было не мало. «Ну и к лучшему!» пронеслось у меня в голове. Все что ни делается – делается к лучшему. Именно в эту секунду, без предварительного стука, открылась дверь, и я увидел Машу всю сияющую и нарядную. На ней был тот же черный с капюшоном плащ, а под ним строгое платье из синего бархата без выреза. Его оживляли три короткие нитки перламутрового белого жемчуга.

– Приветик! – сказала она шепотом, показав пальцем на соседнюю стену, и подставила щеку для поцелуя.

– Вы как всегда очаровательны сударыня.

Я повернул ее головку, слегка обхватив за скулы, и нашел ее губы. Они вздрогнули от прикосновения. Я почувствовал сладкий привкус виноградной помады с молочком.

– Ну, все-все! Не увлекайтесь Михаил, я вас чисто покормить пришла, по дружбе, как одинокого холостяка и не более. Вам тут есть, кому голову кружить. … Зашла в наш буфет вот взяла немножко. Что было: говяжью лопатку, кролика в белом соусе, сыр Верещагинский в одну ноздрю. Не проголодались?

– Маша ты чудо! А я тут на сухой колбасе и сладком! Чтобы я без тебя делал!? – ответил я тихо, улыбаясь в ответ.

– Кокур-то мой жив, еще надеюсь, – с поддевкой спросила она шепотом, как заговорщица, – доставайте милейший?

– Ну а как же. Как же! – заверил я ее, нащупывая в темном углу шифоньера заветную бутылку.

Я открыл вино. Маша ловко порезала принесенное на стол. Получилось неплохо. Золотистое вино особенно хорошо было закусывать остро-душистым сладковатым сыром.

– Ну, рассказывай Миша, чем ты тут без меня занимался, верно, и не ждал ночную гостью? – прошептала она с хитринкой в глазах.– А я вот, как снег на голову.

– За такую еду душу отдам, – чуть не поперхнувшись, проговорил я в полголоса.

– Отдашь! Куда ты денешься, мне обратной дороги нет. Скоро закроют ворота, не достучишься.

Мы поговорили еще о каких-то пустяках, пока не опустошили бутылку.

Маша смотрела на меня хищным взглядом, слегка прикрывая веки, и вся она казалась расслабленно-напряженная, как пантера перед прыжком.

– Сколько можно есть тем более на ночь!!! – прошептали ее губы горячо и нетерпеливо.

– Если бы ты знала, какой я, оказывается голодный – ты бы меня не торопила, – увещевал я ее с шуткой в голосе.

– Давай уж поскорей, – недовольно брюзжала она, легонько ложкой ударяя по пальцам, когда я хватался за новые куски.

– Соскучилась?

– Нет! На тебя жующего только и радости смотреть, – продолжала пилить меня ночная гостья.

– Вкусно же все! – убеждал я ее. – Сама принесла. А мужчины народ слабый. Ведутся на угощения.

– Вкусно… вкусно.

Она, убавила огонь в лампе, сняла бусы, расколола прическу на голове. Волосы тяжело упали ей на плечи, рассыпались по спине.

– Закончил обжора? – бросила она недовольно.

– Да! Люблю повеселиться, особенно на счет еды, – пошутил я, споласкивая руки и рот в небольшом тазике, принесенном для мытья посуды.

– Я пошла, ложиться, туши свет милый. Господи, у тебя тут еще крошки, дай, стряхну простыню.

– Это я печенье в постели жевал с голодухи, – оправдывался я и тихонько ухмылялся. Нетерпение Маши – мне очень льстило.

– Холостяки холостяки! Ну, вот теперь порядок. Туши.

– Не буду. Посмотрю.

– Нравится, как я раздеваюсь? – удивленно посмотрела она на меня через зеркало, и улыбка тронула ее губы.

Я обнял ее за плечи сзади, поцеловал и отпустил.

Она, вывернув чулком, сняла через голову платье. Осталась в нижней юбке с воланами до колен, из легкого, отделанного кружевом и лентами полотна. На плечах у нее была блузка из полупрозрачного батиста.

– Ничего себе! Как и не снимала Маша! – удивился я.

– Это первая! У меня там еще – вторая нижняя юбка имеется.

– Ты не с Георгием Седовым на Северный полюс собралась? Он же команду набирает, – прошептал я с лукавством.

– А что женщин тоже берут? – усомнилась моя гостья.

– Тебя непременно! Не сомневайся! Будешь королевой на «Мученике Фоке». Все матросы будут падать ниц – перед вашим величеством.

– Ах-ха-ха. И ты меня запросто так отпустишь? – иронично засмеялась Маша.

– Подумать надо, – взвешенно заключил я.

– Не долго!

– Да уж! Нет уж! Лучше помучаюсь с твоими нарядами сам!

– Не спеши! Ты смешной! Дай я сама! Ну, дай – ты не знаешь как. Иди лучше туши свет. Сегодня у тебя в гостях полярная королева и ей нужна полярная ночь.

Я задул лампу. Ослепленный ее яркими бликами, потерялся в пространстве, пошел на ощупь. Рядом доносился шорох снимаемых юбок, щелкали застежки, натужно освобождались крючки. И я незримо ощущал это желанное молодое тело, снимающее с себя последние одежды.

– Я даже ночную сорочку прихватила, видишь, какая заботливая, – прошептала она со счастливым смехом. – Мы прямо как муж и жена. Хоть один вечер – но наш, без остатка.

– Сорочка! Это пока не пригодится. До нее далеко. Ну, где ты? Я уже лег? – нетерпеливо буркнул я в темноту.

– Я уже все милый, носочки только остались, – извинялась моя гостья.

– Не снимай, – торопил я ее.

– Они коротенькие.

– Я и говорю, не снимай – они точно нам не помешают. В них будет даже лучше.

– Ну, тогда я все – ты уже лег? – со счастливым смехом сказала она, наклоняясь надо мной.

– Да.

– Я к вам сударь, держите свою полярную королеву. Уу-х-х!

– Бог мой! Маша!!! – воскликнул я, забыв про осторожность.

– Какая скрипучая кровать! Ужас! На ней ничего нельзя будет делать, мы раскачаем и завалим весь дом, – горячо зашептала Маша, продолжая смеяться.

– Прямо так и рухнет!?

– Ты же у меня старательный дорогой! Чрезвычайно! – запела она дифирамбы.

– Не преувеличивайте Мария Александровна мои возможности, – отнекивался я.

– Не завалим, но разбудим непременно. Все отменяется. Решение королевы закон! Или все же рискнем? – шутила она, пропуская руки мне за шею.

– Неужели это ты! И совсем без ничего, а это что?

– Объяснять нужно моему милому?

– А вот тут у вас, что такое ласковое, прямо само в рот просится?

Теплая упругая грудь молочно утонула, щекоча мне язык, а там и вторая.

– Тише не кусай, не упорствуй ну что ты, в самом деле, как младенец – я же тебе говорила про молоко?

– А я ничего и не забыл, – прошептал я, переводя дыхание, – а где наши ножки?

– Где и всегда!

– А что между ними?

– Ничего новенького, ну что ты сразу туда полез, давай немножко еще полежим. Вот так хорошо, правильно. Неужели ты завтра уедешь?

– Молчи!

– Я молчу, молчу, дорогой так вырвалось, не обращай. Поцелуй меня или давай я тебя, – шептала Маша самозабвенно.

Наши губы слились. Близость женского тела становилась нестерпима. Винные пары, сладкий вкус помады, запахи молодой разгоряченной женщины кружили голову. … В этот самый момент я ясно услышал звук открываемой двери. Мы как по команде замерли в оцепенении. Кто-то очень осторожно, видать, ступая на носочках, крался по комнате. Я разглядел белое длинное одеяние почти до пола. Когда эта фигура спроецировалась на фоне окна, я ясно различил девичий силуэт в ночной рубашке. Фигурка подошла к кровати, и рука стала щупать, пока не достигла моей головы.

– Проснитесь! Не бойтесь – это Варя. Я просто пришла поговорить – раздался тихий, взволновано-подрагивающий голос девушки.

Мы молчали.

– Проснитесь же! Какой вы право соня, оказывается, – говорила девушка, слегка взбивая мне волосы.

Больше молчать было нельзя.

– Варя ты? – спросил я сухо, хотя и так было все понятно…

– Да. Не бойтесь!

– Иди сейчас же спать! – сказал я как можно строже, пытаясь придать металлических ноток голосу.

– Не гоните меня – я только посижу с вами часок. Меня не хватятся, не думайте! Я через окно вылезла, все спят.

– Все равно иди. Придешь утром, – попытался сказать я так же твердо, но мой голос от чего-то непроизвольно дрогнул.

– Я посижу! – упрямо сказала девушка.

– Уходи! – уже не приказал, а по-доброму попросил я ее. – Так будет лучше!

– Я не буду вам мешать. Правда! Мы просто поговорим, и я уйду. Честно говорю, – умоляющим голосом произнесла девушка.

– Варя! – вздохнул я тяжело и растерянно. – Ты же очень славная и послушная девочка. Последний раз говорю. Заклинаю! Уходи!!!

Девушка заплакала, но не сдвинулась с места.

«Господи! За что мне все это!» – пронеслось у меня в голове. Я сел в кровати, осторожно вытащил руку, из-под тела Маши.

– Прошу тебя, пожалуйста, ну, пожалуйста, иди спать…

Она еще сильней заплакала, почти заревела и уткнулась мне в грудь лицом. Горячие слезы стали стекать по моему телу. Она, шмыгая носом, заговорила вдруг быстро, быстро:

– Вы ничего не подумайте, я так просто пришла. Просто, чуть-чуть… маленько поговорить и уйти! Не гоните меня! Что вам стоит меня послушать!

Она вдруг начала осыпать мое лицо короткими нежными поцелуями и приговаривать:

– Не гоните, я уйду… я сейчас уйду… скажу и уйду…

– Завтра нельзя Варя? – сказал я, уже пребывая в полной растерянности и не зная, что делать в такой ситуации.

– Нет, я завтра ничего не смогу сказать. Я может еще и сегодня не смогу… я наверно как последняя дура!!!

– Вот сейчас остановись девочка! – прошептал я звонким свистящим шепотом и прижал ей губы.– То, что ты хочешь сказать – не надо!!! Не сегодня – не сейчас!!! Поверь!

Она оторвала мою ладонь от своего рта.

– Я все равно скажу!!! Я хотела, идя сюда, предложить вам настоящую дружбу!!! Вот совсем настоящую! А поняла – поняла другое! Я влюбилась в вас, в вас …без памяти!!! Вы теперь можете, как угодно ко мне относиться, но это правда – я никого никогда не любила, … да что там! Я даже смеялась над этим, а вот так случилось!!!!

Глаза у Вари видать привыкли к темноте, и она вдруг испуганно уставилась за меня, за мою спину, протянула туда руку и вдруг как обожглась, отдернула ее, видать, нащупав Машу.

– Кто здесь!!! А?!!! Боже мой!!! Кто тут! Ой! ужас!!! Ой! Мамочки кто это?

Она затрясла меня за плечи. Моя голова беспомощно моталась. Но я молчал.

– Господи!!! – она вдруг упала на колени, воздев руки к потолку.

Я быстро встал. Торопливо натянул штаны, пиджак на голое тело, и вовремя: девушка бросилась бежать, но я перехватил ее, поднял на руки и вынес из дома. Скоро мы оказались за калиткой. Я нес ее на руках, а она билась в истерике у меня на груди.

Я шел и шел – не зная, куда и зачем. Только подальше – от этого несчастливого дома. Он как черный монстр, темная гора, остался у меня за спиной. Кончилась улица, последние дома; я повернул к заливу. Страдания девушки стали тише, переходя во всхлипывания и стон. Наконец, она совсем затихла, продолжая крепко обнимать меня за шею. Показалась гладь залива, зашуршал песок под ногами. Из-за туч, мутным пятном пробился неполный месяц. Он осветил на миг окрестности и опять оделся в полупрозрачные шубы. Серебром – блеснувшая дорожка на воде, тоже подернулась сизой тенью, но не исчезла совсем. Временами, свет луны озарял: бьющимися пятнами море, песок, темный лес – и струился вдаль.

– Посмотри Варя – как красиво! Посмотри! Ты наверно никогда не видела ночного моря, – сказал я, немного театрально и возвышенно: стараясь отвлечь ее от обуревавших мыслей, и чуть сильнее прижимая девушку к себе. – Ну, посмотри, пожалуйста. – Я показывал головой на воду. Она молчала. Только испуганно льнула ко мне и сопела еще влажным носиком.

– Нет!!! Ты совсем не хочешь взглянуть!

Я вдруг, не зная почему, безотчетно пошел в море. Черная как ртуть, маслянисто блестящая поверхность моря, захлюпала – разбиваясь кругами. Вода холодила, пронизывала иголочками ноги – а я шел… и шел. Я прошел не менее 40—50-ти саженей, прежде чем она дошла мне до колен. Идти стало тяжелей: дно стало более зыбким, песок стал проваливаться сильней, мешала ступать вода, да и ноша уже стала тянуть не на шутку. И, тем не менее, я упорно следовал по серебряному лучу в открытое безбрежное пространство. Когда вода скрыла почти полностью мои ноги, я остановился.

– Устали? – сказала она вдруг.

– Устал Варя, – признался я.

– Кругом море – страшно – ничего кроме моря, – она оглянулась, чуть ослабив сцепленные у меня на шее руки.

– Ничего Варя!!! Ничего не бойся. Представь! Мы совсем одни в этом мире. Мир только народился. Нет еще: ни суши, ни людей, ни зверей, ни птиц. Бог еще не создал этого!!! Ему еще предстоит потрудиться. А сейчас – мы одни на этой земле, на этом пустом пространстве. Ты меня понимаешь?

– Да! Очень хорошо. От ваших слов мне спокойней.

– Оглянись еще разок, посмотри направо – налево. Темно. Мира нет. Одинокая планета. Никого – только ты и я!!! … Луна, вода и бесконечное пространство. Сколько не иди – только мы вдвоем.

– Вы и я!!! – прошептала она тихо! – Как здорово!

– Нет! Лучше так. Я, – и прижавшаяся на груди: маленькая птичка, подранок, птенчик, выпавший случайно из гнезда. Этот птенчик ждет: тепла, ласки, заботы – он еще такой слабый и неприспособленный. Его может каждый обидеть – и он не сможет ответить, постоять за себя.

– Я не птенчик. Я совсем уже не птенчик, хотя иногда… – пробормотала невнятно она и оборвала фразу.

Часть моря, в глубине залива, посветлела; потом сильней; и свет, накатываясь, добежал до нас. Море – казалось уже не таким беспросветно черным и тревожным. Ярче вспыхнула золотистая дорожка, разбиваясь на дробные сегменты. Волны, качали ее, как колыбель с младенцем, но она стойко держала линию.

– Не молчите, я боюсь! – тревожно сказала Варя.

– А что говорить? Ладно – скажу. Не было сегодняшнего дурацкого вечера, и ты никуда не приходила, и вообще нет: ни страшного дома, ни тети Ады, ни Маши, и ничего, совсем ничего не было – а ты просто спишь. Ты маленькая девочка – которую носят на руках.

– Так хочется в это верить – но я боюсь.

– Верь мне!

Девушка крепче обняла меня, и вдруг стала тыкаться, подставлять свои губки. Я первый раз по-настоящему поцеловал ее.

– Как голова закружилась! – сказала она. – Так всегда будет кружиться?

– Нет скорей всего, ты наплакалась, … наверно от этого.

– Не-ееееееет – не от этого, – заулыбалась она. Вы обманываете меня.

– Ну, чуть-чуть. Пойдем обратно?

– Давайте уж я сама пойду?

– Прекрати! Мне приятно тебя нести, ощущать твое тельце у себя на руках.

– Не тяжело?

– Устал немножко, но думаю, до берега дотяну. Чтобы ты сухенькая была!

С двумя остановками – мы, добрались до суши. Я в изнеможении поставил ее как солдатика на песок и мы, взявшись за руки, пошли дальше – в сторону санаториев и лодочной станции. Обувь у меня противно хлюпала.

– Подожди чуток.

Я, придерживаясь за ее плечо, вылил, по очереди, воду из мокасинов. Она очень аккуратно и старательно придерживала меня, не давая потерять равновесие.

– Порядок! Идем дальше моя Афродита.

– Афродита?

– Ну да – богиня любви и красоты.

– Любви и красоты. И все ей одной? – удивилась моя спутница.

– Она была рождена из морской пены и капель крови Урана. Хочешь быть богиней?

– Ну, какая я богиня, – смутилась она.

Песок опять хрустел под нашими ногами. Пустынный берег полз длинными тенями. Где-то совсем далеко проснулась ночная птица; не то тревожно, не то весело известила о себе. Стали попадаться: редкие грибки, кабинки-раздевалки – но потом и они пропали; но за мысом засветились редкие фонари мола и черные коробки складов. Мы просто шагали, куда глаза глядят.

Так хорошо мне еще не было: как с этой маленькой девочкой идти вдоль моря и держать в своей руке ее узкую ладошку.

Мы больше молчали. Наверно боялись спугнуть ночную тишину и чувства, которые овладели нами и еще что-то хорошее, что наверно должно было быть у нас впереди.

К дому – мы вернулись под утро. Уставшие, изможденные – но довольные.

Я чувствовал, что она много чего хочет мне сказать – и наверно еще больше, я ей. Но это – мы отложили на потом. Мы свято верили – что это время еще наступит.

Я подсадил девушку в окно, но она вдруг передумала и обхватила мою шею руками. Она целовалась неумело, как могла, но старалась – и я вновь почувствовал, что маленький птенчик выпал из гнезда и я его держу в руках. По-детски пухлые губы, целовали меня коротко, но нежно и быстро. Она как пулемет, за секунды покрыла все мое лицо поцелуями, и, схватившись за подоконник, исчезла в проеме окна. Я, с грустной улыбкой, прикрыл створки – и, обойдя дом, зашел к себе.

Глава 11

Когда я лег, Маша проснулась, но сделала вид, что спит. Это было удобно нам обоим: избавляло от ненужных разговоров. И все-таки – как мы не пытались уснуть, это нам не удалось. Я думал, что сказать, если она начнет. Но этого не случилось. Уже совсем под утро, Маша повернулась ко мне.

– Да я все понимаю, ты поступил правильно, оставлять девочку одну – конечно нельзя было. Я представила себя на ее месте!? Это же какой-то кошмар! Ты молодец!! Я даже тобой немножко горжусь!

Она поцеловала меня краешками губ в переносицу.

– У нас все было платонически, безобидно – мы просто гуляли всю ночь! – сказал я, тяжело вздохнув.

– А я была в этом уверена… – сказала она белозубой улыбкой.

– Ты милая! – восхитился я ее проницательности.

– Я знаю.

Она опять поцеловала меня в лоб и висок. От нее вкусно пахло женщиной и остатками вечерних духов. Я лег навзничь и стал смотреть в потолок. «Все-таки самое главное, когда тебя понимают!» – подумалось мне.

Она порылась и достала из подушки перышко. Нежные прикосновения коснулись моих ушей и губ.

– Вот зачем ты это делаешь? – улыбаясь, спросил я, упорно не отрываясь взглядом от потолка и с трудом выдерживая ее глумление над своим телом.

– Детство вспомнила! У меня тоже есть сестра; мы с ней так часто друг друга доводили, – промолвила моя гостья игриво.

– Я же не сестра, – слабо запротестовал я.

– Теперь ты тоже мой друг, … платонический и не больше, – старательно продолжая изводить меня перышком, промолвила Маша.

– Не догадываешься – до чего можно меня довести?

– Ну что вы Михаил Александрович. Как можно! У вас поэтически-возвышенные чувства, вы летаете, а тут я!

– Ох! Сударыня, – с угрозой заметил я. – С огнем играете!

– Терпите! Вы свой выбор – надеюсь, сделали.

Я повернулся к моей обездоленной ночной королеве.

– Что последний раз?

– Нет! Никаких последних разочков больше не будет, – толи всерьез, толи в шутку промолвила моя гостья.

– Как хочешь, – деланно равнодушно промолвил я и опять повернулся навзничь.

Но Маша не успокоилась, а, перевернув перышко, начала легко царапать мои губы острым стерженьком пера. Это было трудно выдержать. По телу побежали мурашки.

– Ну, все! – рассердился я. – Терпение лопнуло!

Я схватил ее за руки и завел их ей за спину. Грудь у нее высоко поднялась, глаза сделались большими и глубокими.

– Я пошутила! – испуганно взмолилась она.

– Поздно! – грозно констатировал я, делая притворно страшные глаза.

– Я нечаянно, – беспомощно лепетала она, пытаясь освободиться.

Я опустил голову в вырез ее сорочки. Там сладко и томно пахло женским телом, топленым молоком.

– Отпускай мне руки, отпускай сейчас же, – мы ничего не будем, … какие вы все мужчины… шуток не понимаете!

– Как так! – упорствовал я.

– А ни как! Если бы знала, не доставала это перышко!

– Теперь-то уж поздно каяться святая Магдалина, – зловеще и притворно вещал я.

– Миша я не шучу. Куда ты полез! Миша мы так не договаривались!!! Какой ты право беспардонный, ты сошел с ума! – умоляющим голосом останавливала она меня.

– Совсем чуть-чуть!

– Пожалуйста, ну прости меня дуру! Не подумала!

– Обратной дороги нет, – убеждал я.

– Миленький, пожалуйста!! Что ты меня против воли будешь насиловать!

– Мария Александровна! Сударыня! Не выдумывайте! Все будет хорошо. Вам понравится.

– Ой, ты вообще меня раздел, – ужаснулась Маша.– Я как на ладони!

– Машенька! Солнышко!

– Бог ты мой! Всевышний! Ну, какая я неразумная женщина! – причитала она, собирая всех святых.

– А так?

– Никак! Слышишь, никак я не хочу. Ой! Ну, куда. Подожди.

– Ножки пошире сделай! – шептал я.

– Еще чего?! Бесовское отродье!

– Давай скорей. Еще немножко, – продолжал наседать я.

– Я этого не вынесу! Он сейчас меня – точно изнасилует.

– Вот молодец! Давно бы так!

– Мамочка! Я не хочу. Днем при свете!!! В этом доме!!! Ни за что на свете!!!

Она сучила коленями, упиралась, как могла. Ночная сорочка совсем съехала ей на живот, открыв темный островок волос между ног.

– Не смотри на меня – бесстыжие твои глаза!

– Мария Александровна! Зря вы совеститесь. У вас тут все чудесненько! И смотрите, как она меня ждет!?

– Только не это! – вскрикнула она. – Господи! Что я так кричу! Там, поди, все слышно!?

– Да! Конечно! Весь дом слушает!!!

– Царица небесная! Ну что мне делать!! – зашептала она сдавленным шепотом. – Ну, миленький, родной – Миша ну не надо! Пожалей меня! Отпусти! Ну, все! Все! Ладно, ты победил. Только руки мне освободи. Я сдаюсь. Мне даже кричать нельзя!! Мне ничего нельзя!!

– Маша! Милая Маша!

– Ой, мамочки, что я делаю! Ой, мама милая. Не так. Сумасшедший! Куда я теперь денусь?! Я так не люблю.

– Извини!

– Извиняется еще!

– А так?! Как тебе?

– Молчи, не спрашивай!

Было ощущение, что она терпела, смирившись со своей участью. Я знал ее другой, а она была безучастно-холодной и исполняла роль жертвы.

Тело ее было податливо и инертно. И, тем не менее, она была хороша. Я входил в нее осторожно, маленькими толчками, а то и прикосновениями. Когда женщина не хочет или еще не готова – лучше всегда быть как бы в самом начале. Испытывать на прочность себя и ее. Она откинула назад, голову и что-то шептала или молилась, будто строчки текста считывала с потолка.

– Творец и Создатель, Вседержитель, Всевышний, Всемогущий, Предвечный и Сущий, Сын Господний!

Глаза ее смотрели на меня чуть удивленно и даже сожалеюще.

– Что мы делаем?

– Маша прости меня! Ну, ты так хороша и необыкновенна в своей безысходности, и жертвенности – говорил я чуть слышно.

Она опять стала смотреть на меня как-то по-особенному, губы ее шептали непонятные слова восклицания:

– Безнравственность, распутство и блуд. Это я сама виновата! Никто кроме меня не виноват!! Испорченность нравов, половая распущенность – все идет от меня, и я не могу этому противиться по настоящему. И даже потворствую.

– Не смотри на меня так осуждающе – дорогая, лучше будь паинькой, – сказал я, уловив ее взгляд, – ты же можешь, я знаю.

– Мы поступаем бессовестно.

– Ну, сделай, что бы нам было обоим хорошо.

– Это уж слишком!

– Вспомни себя другой.

В эту самую секунду я почувствовал, что, не смотря ни на что, тело Маши потеряло свою кисейную рыхлость. Ножки ее совсем чуть-чуть, но приняли более удобное положение. Я нашел губами ее грудь. Она вздохнула тяжело и устало. Я колол ее отросшей за ночь щетиной, перекатывал в губах сосок. Она делала вид, что безучастно холодна. И только когда я вдруг забылся и сделал резкое проникающее движение, она неожиданно слабо вскрикнула и руки ее, ногти, скрипя, схватили, собирая простыню на кровати. Организм не обманешь. Тело ее разом вспотело. Ноги согнулись в коленях, и она стала приглушенно постанывать – почти, не раскрывая рта.

Она стонала все сильней и сильней, а иногда едва слышно вскрикивала – и испуганно оглядывалась на меня, и на хозяйскую стену, а потом забывалась, и все продолжалось сначала.

– А ты говорила: «изнасилование», – прошептал я, когда все закончилось.

– Молчи! – прервала она меня сухо.

– Почему?

– Просто не хочу говорить!

Мы лежали рядом: она, закрыв глаза, навзничь. Было необыкновенно тихо, мне не было слышно даже ее дыхания. Божественный рай покинул нас. Реальности мира возвращались на место. Я, достав ее перышко, стал водить им по ее красному горящему ушку. Оно просвечивало в узком луче солнца, отразившимся от зеркала.

– Тебе было хорошо? – неожиданно спросила она.

– А тебе?

– Немножко в конце. Но это очень плохо, то, что мы не остановились! Этого не нужно было делать!!!

– Не понял?!

– А ты и не поймешь. Вы мужчины никогда нас не понимаете! Если женщина говорит, что нельзя – вас это вообще не интересует.

– Странно Мария Александровна, … странно. Вы приходите ко мне вечером: почти в ночь. Приносите разные вкусности. Мы пьем ваше вино. Вы раздеваетесь и ложитесь в постель. … Ну, тут заминка произошла, за которую вы впрочем, меня и хвалите и гордитесь мной; я уж промолчу про перышки – и как мне понимать ваши слова осуждения?!!!

– Миша: то, что светло, этот дом с историей, соседи в двух шагах за стеной – это все неприятно, но ерунда на самом деле. Не знаю, смогу ли я тебе все объяснить, что у меня на душе. Надо начать издалека, с первой нашей встречи. Когда мы познакомились в поезде, это ослепило меня. Все началось так неожиданно. Это было наваждение. Прямо ноги подкашивались, ты просто свел меня с ума, я потеряла чувство реальности, я сама была не своя. Если честно сказать – я влюбилась!!! … И даже стала строить планы нашей совместной жизни. Одна! Сама с собою! Как полоумная. Мне думалось, что эта неделя так сроднит нас, что мы уже не будем представлять себе жизнь по отдельности. Ну, ребенок? Что ребенок?! Может, и привык бы ты. Так случилось – я же его не брошу, а вот мужа…

Маша сжала виски ладонями, прикрыла глаза и через секунду продолжила:

Ну да не об этом речь. Наша близость казалась мне – это логическое продолжение. Грех перед Богом!? … Да! Грех в глазах всего общества? … Да! И перед мужем: как бы я к нему не относилась! Я на все пошла: что бы все было, как мне мечталось, как мне хотелось. Я через все решила перешагнуть и отбросить предрассудки, и сомнения, которые одолевали меня – даже Аида была для меня только досадной неприятностью. Ты же видел. Я страдала. Я была в растерянности. Я не могла принять никакого решения, и мы расстались так неопределенно – холодно. Но когда я осталась одна – мне стало так пусто так одиноко, что я отчетливо поняла: мне не стоит тебя терять, – надо быть выше всех этих сюрпризов, которые порой преподносит нам жизнь!

Я пришла к тебе, и преодолела себя; и была этому бесконечно рада. Я очень верила, что у нас все будет хорошо. И действительно – в тот день мне было так хорошо – как не было прежде никогда!!! Я ни о чем не жалею – и думаю, не буду жалеть никогда. Это случилось!!! Бог милостивый! Он поймет – что мое грехопадение было продиктовано чистыми чувствами: чувствами любви, нежности, которые я испытывала первый раз в жизни. И тут. И тут, по всей видимости, Бог отвернулся от меня окончательно!!

Эта милая девочка. Она возникла так неожиданно. У меня сразу сжалось сердце. Что ты там говорил – это не важно. А я почувствовала, что теряю тебя. Как-то сразу так ощутила, – легкий холодок пошел изнутри, помимо моей воли. Ты улыбался, разговаривал, шутил, а я мучительно чувствовала… – что-то случилось, произошло! И это – что-то – росло как большой снежный ком, и я не могла ничего сделать. Но у меня еще теплилась слабая надежда. Вдруг мне показалось? Но женское сердце-вещун! Я совершенно ни в чем не виню тебя. Я, правда, не усомнилась, ни в одном твоем поступке – но просто мы отдалились. И то, что раньше наши отношения – моя близость с тобой – была оправданна и желанна, теперь: в течение всего одной ночи, нескольких часов – превратилась в свою противоположность. Это пошло, это низко – изменять мужу, ради сиюминутного удовлетворения своих физических желаний. Ну – да! Мне было хорошо!! Но там – на небе – высшие силы не простят мне этой похоти, этого разврата. Другого слова я даже не подберу. Ну, зачем? Можно было это и не делать. Ты же не просто так с этой девочкой гулял – из-за сострадания?!!!

– Понимаешь! У нас с ней как бы это сказать – духовное родство, близость душ. Я ее очень хорошо внутренне читаю, чувствую. Она как родная, моя плоть и кровь. Я, почему-то уверен, что она меня никогда не предаст, не обманет…

– А ты?

– А что я?

– Герой любовник, на два фронта! Не успел расстаться – и под крылышко.

– Вот так. Как-то так получается – там духовно, здесь тоже…

– Договаривай. Физически?

– Ты же знаешь, что нет! Просто здесь по-другому – даже не знаю, как тебе объяснить.

– Что объяснять.

– Пока я скажем так – еще на распутье. Ну, этим себя оправдываю.

– Вот ты женишься, я замужем; и встретимся мы случайно через год! Что ты будешь делать? Будешь ли желать возобновления отношений – вот таких как сейчас?

– Честно?

– Конечно.

– Сама догадалась?

– Догадалась. Значит – я в твоих глазах низкая женщина, я права?

– Ты несчастная женщина. Жить с нелюбимым человеком; терпеть постоянные унижения; жить, как ты живешь – это кошмар! Ну, чем твоя участь, по большому счету, отличается от роли проститутки. Ну, уж извини за прямоту!! Извини! Вырвалось! Но уж закончу. Гулящие -продают себя в розницу всякому встречному, а тебя продали – оптом одному. С них никто верности не требует. А у тебя кабала пострашнее будет!!! Пожестче! И вдруг, неожиданно, наступили у тебя светлые деньки. Встретились мы. Не казни ты себя! Напротив – если бы может, стала сдерживаться – то винила бы себя всю жизнь!

– Как ты сказал! – на душе легче стало. Я ведь все равно извожусь каждый день. Только виду не показываю. Горю огнем – и терзаюсь. Молитву прочитаю – а сама к тебе. Где ты раньше был?

– Будем жить Маша. Уж друзья то мы с тобой, … – точно – будем самые на и прекрасные!!!

– Хитрые вы мужчины: то дружит с одной – спит с другой, то хочет напротив, дружить со мной – а спать с ней. Как все не просто. Что с нами всеми будет?

Где-то что-то громыхнуло. Или раскат грома, или сыграло на крыше нагретое железо. Маша подошла к окну. Небо было чистое, голубое, без облачка. Я потянулся; даже слезы выступили из глаз.

– Не будем загадывать. Философия? Ну, ее! Ты дашь мне поспать еще минуток тридцать?! Будь ласковая. Вскипяти чайничек на примусе. Потом разбудишь.

– Конечно дорогой! – она подошла, поцеловала меня в лоб. – Уже бегу. Думаю, разберусь в твоем нехитром хозяйстве.

Я встал сам – как по часам. Маша поджидала меня за столом – уже умытая причесанная. Она была на удивление спокойная и даже улыбчивая. На примусе попыхивал чайник. Солнечные лучи – золотили узкую полоску на стене. Мы пили чай. Все было уютно по-домашнему. Если бы кто посмотрел со стороны, ни за что бы, не догадался о том, какие события произошли здесь сегодня и ночью.