Текст книги "Генерал"

Глава восьмая

В конце июня войска фронта перешли в наступление. 24 июня танковая бригада Асланова вошла в прорыв и, продвигаясь вперед, подавляя огневые точки врага, стала успешно прокладывать дорогу нашей пехоте. Обойдя с тыла и разгромив немецко-фашистские части на станции Толочин, танкисты стремительно ринулись дальше. Той порой наша пехота добивала врага на улицах Толочина. Новый приказ нагнал бригаду во время преследования отступающих немцев: бригада должна встретить вражеские части, отходящие на Борисов, остановить и разгромить их еще до подхода к реке Березине. Цели немцы смогут прорваться и переправиться на ту сторону, хлопот с ними будет немало.

– Не прорвутся, – сказал Асланов.

По данным разведки, отступающая колонна немецкой пехоты имела множество машин, бронетранспортеров, ее «вели» и сопровождали танки. Немцы шли форсированным маршем, торопясь добраться до Борисова. Железная дорога Орша-Минск была разрушена нашей авиацией и партизанами, войска противника отходили по шоссейным дорогам. Отступающим на Борисов благоприятствовало то, что дорога шла лесом, это давало возможность прятаться от налетов авиации, а танки, прикрывавшие отход, могли сдерживать натиск наших войск. Танки Асланова, преследуя немцев, все время натыкались на огонь их танков, а немецкая пехота той порой почти бежала в сторону Березины.

– Григориайтис, не вылезай вперед! – передал комбату Асланов. – Держись на расстоянии, не подставляй себя под снаряды.

– Уйдут, товарищ генерал! – кричал комбат.

– Не уйдут! – успокоил его Асланов. – Ты только из виду их не упускай, бей при удобном случае. Так, хорошо, Гасанзаде, ты меня слышишь? Начинай!

В распоряжении Гасанзаде находились взвод мотоциклистов и артиллерийская батарея. Обойдя противника, батальон неожиданно преградил ему путь спереди; немецкая колонна оказалась захлопнутой на лесной дороге, где танки и бронемашины были лишены возможности маневрировать, и аслановцы принялись громить противника. Танки Григориайтиса и Гасанзаде сдавливали колонну с двух сторон, вели меткий уничтожающий огонь; от убийственного огня артиллерийской батареи вспыхивали машины, солдат, кидавшихся в стороны, настигали пули мотоциклистов и автоматчиков. И все-таки немцы сорганизовались, залегли по обочинам дороги, в кустах по опушке леса и открывали ответный огонь. Вперед поползли «фаустники», а с ними шутки плохи. Бой принял такой ожесточенный характер, что люди потеряли счет времени, оглохли от выстрелов и взрывов, и потери с обеих сторон росли.

Изменение в ход боя мог внести ввод новых сил, а сделать это было невозможно. Нужен рывок батальонов Гасанзаде и Григориайтиса навстречу друг другу.

Но не тут-то было! Передний танк Илюши Тарникова был остановлен огнем немецкого танка, который бил из-за машин. Что было в машинах? Груды снарядных ящиков. Но пустые ящики фашисты никогда не потащили бы с собой в этой суматохе, подумал Тарников. «Ну, сейчас я покажу вам кузькину мать!..» – сказал он про себя и навел орудие на грузовик, стоявший в середине колонны.

От мощного взрыва вздрогнула земля, раскатилось по лесу эхо. Снаряды в ящиках взрывались, один взрыв порождал другой, и было такое чувство, что началось землетрясение.

На месте машин дымились кучи дерева и железа. На ветвях деревьев вдоль дороги повисли куски тлеющей резины, обрывки солдатских мундиров; на одном дереве висела лошадиная нога, и с нее капала кровь…

Тарников, не теряя мгновенья, повел свою машину вперед, стал теснить противника.

Бой продолжался весь день, и не стих даже в сумерках, хотя наступающая темнота затрудняла боевые действия. Тем не менее танк Колесниковых «Волжанин» двумя снарядами поджег немецкий бронетранспортер, потом, заметив скопление вражеских автоматчиков, танкисты рассеяли их пулеметным огнем, но при этом проглядели вражеское орудие; первым же выстрелом сорвало гусеницу…

– Полад, видишь? – спросил Терентий. – Вон они, перебегают от дерева к дереву, к нам. подбираются.

– Вижу, – Полад взял немцев на прицел.

– Что делать? – спросил Терентий. – На полдороге остановили… Придется вылезать…

Полад разметал немецкую пехоту. Уцелевшие убегали в глубь леса.

– Ребята, смотрите вперед, да и по сторонам оглядывайтесь. А то они спереди нам голову задурят, а навалятся с боков.

– Колесников, что у тебя, почему стоишь? – раздалось в шлемофоне Аркадия.

– Правую гусеницу сорвало, товарищ капитан.

– Ждите. Я вас прикрою и пошлю ремонтников.

«Волжанин» остался в лесу. Звуки стрельбы постепенно стихали.

– Если ремонтники вот-вот подъедут, все равно ничего не сделают, темнота, хоть глаза выколи, – сказал Аркадий. – Давай, ребята, осторожно вылезайте.

Вылезли. Огляделись. Прислушались.

Вокруг было тихо. Даже трудно поверить, что тут только что шел бой.

– Сколько придется ждать? – спросил Полад. Ему не терпелось идти вперед; тоскливое чувство отставшего от общей массы людей охватило парня.

– Кто знает, когда до нас дойдет очередь? Если мы одни подбиты, ребята скоро подъедут, а если не одни, придется ждать. У них работы всегда довольно. – Аркадий обошел вокруг машины. Гусеница была перебита в двух местах. – Будь она проклята, придется менять полностью.

Геннадий обнял Полада.

– Ты это наблюдаешь впервые, а мы привыкли. Подбитый танк – явление обычное.

Проходя мимо них, Аркадий шутливо надвинул шлем на глаза Поладу.

– Не хмурься. Починимся, и своих догоним.

Но Поладу казалось, что, отстав от роты, они не скоро ее догонят. Когда еще новую гусеницу натянут! Тут и бригаду потеряешь. Что сделают с оставшимися? Включат в какую-нибудь следом идущую часть – и все, не видать ни Асланова, ни Пронина, ни Мустафы, ни друзей из Ленкорани.

«Волжанина» подбивали не первый раз, и были повреждения посерьезнее, чем обрыв гусеницы. Иногда казалось: придется расстаться с танком. Аркадий тревожился, пока ремонтная бригада не выносила своего заключения: как и что ремонтировать. Самое страшное, если скажут, что отремонтировать нельзя тогда пиши пропало. Но всякий раз говорили, что отремонтировать можно, и весь экипаж кидался помогать ремонтникам. Так что в конце концов Аркадий Колесников уверовал в бессмертие своей машины, никогда не высказывал братьям беспокойства по поводу ее судьбы, чтобы их не расстраивать, напротив, если даже братья безнадежно качали головами, глядя на поврежденную машину, Аркадий говорил: «Не торопитесь с выводами, „Волжанин“ возьмет еще немало вершин, перевалит через холмы и овраги, переплывет не одну реку, и в конце концов доставит нас прямехонько в самый Берлин! Танк, купленный на деньги Пелагеи Кондратьевны, не так-то легко превратить в груду металлолома!».

Ожидая ремонтников, танкисты заночевали в лесу.

Аркадий сказал братьям и Поладу:

– Поспите немного. Я пока подежурю.

Полад вытащил из танка ватники. Сунув их под головы, танкисты легли рядком. Геннадий и Терентий уснули мгновенно, лишь только головы коснулись земли. А Поладу не спалось. Аркадий, подойдя поближе, спросил:

– Ты чего не спишь? Может, проголодался? Там есть хлеб, колбаса, возьми, подкрепись.

– Я не голоден. Я думаю: вам надо отдохнуть, а я пока подежурю.

– Тебе непривычно. Да и ночь еще долгая. Мало ли что нас ожидает. Спи! Перед рассветом Гена или Терентий меня подменят, и я тоже сосну часок.

– Вы мне не доверяете, товарищ старший сержант.

– Нет, Полад, я верю тебе, как любому из братьев, ты этого разве не чувствуешь?

– Если доверяете, тогда позвольте стать в карауле.

Аркадию не хотелось обидеть Полада:

– Ну, хорошо, пусть будет по-твоему, сказал он. – Но если что, немедленно буди!

Перекинув через плечо автомат, Полад принялся вышагивать около «Волжанина». Иногда, останавливаясь, он слушал голоса ночных птиц, вслушивался в шорохи листьев и зорко посматривал вокруг. Ему казалось, что Аркадий тоже уснул. Но командир машины не спал. Чутким ухом улавливал он далекие звуки стрельбы, разрывы снарядов, и пытался представить, где находится сейчас рота. Наверно, уже у Березины… «Если бы эти собачьи дети не подбили машину, мы были бы вместе с ребятами».

Полад не знал, что Аркадий бодрствует. Пусть бы, думал он, именно в этот момент к «Волжанину» подполз фашист, и он, Полад, сразился бы с ним один на один, и только после этого разбудил бы товарищей – они узнали бы, как он их любит, и убедились бы, что он ничего не боится.

Послышался еще далекий пока шум моторов. Полад весь превратился в слух. Шум приближался, причем с обеих сторон шоссе, становился все явственнее и сильнее. Полад хотел было разбудить Аркадия, потом подумал:

«Ну, разбужу, а если это окажутся наши? А если это враги?.. Что мы, четверо, можем с ними поделать?»

Невдалеке от танка шум машин заглох – значит, остановились. И послышался строгий голос:

– Кто вы? Куде едете?

Полад отчетливо расслышал слова, произнесенные в тишине ночи. Кто-то ответил:

– Раненых везем в тыл, товарищ генерал.

– Чьи раненые?

– Из хозяйства капитана Григориайтиса.

Наконец, Полад узнал голос Асланова и подошел к Аркадию, чтобы разбудить его, но старший сержант проворно поднялся с земли.

– На дороге – наши. Генерал Асланов. Раненые.

– Я слышал, Полад.

Батальоны Григориайтиса и Гасанзаде выполнили очень важную задачу. Ударив по немцам с двух сторон, и притом совершенно внезапно, они разгромили колонну отступающих немецких войск – скрыться, убежать не смог, практически, никто… Батальоны захватили много машин, техники, оружия, боеприпасов, взяли в плен около двухсот солдат и офицеров. И генерал Асланов имел основания быть довольным. Сейчас он направлялся на передний край, на рекогносцировку – требовалось развить успех и организовать переправу бригады через реку Березину.

Проводив в тыл машину с ранеными, генерал сказал водителю своей машины:

– Володя, подожди тут, мы сейчас вернемся. – И направился с Колесниковым к подбитому «Волжанину», освещая дорогу карманным фонариком.

– Капитану Гасанзаде известно о повреждении машины?

– Командир батальона знает.

– Я думаю, с рассветом ремонтники подъедут. – Генерал осветил борт машины, катки, размотанную гусеницу.

– Это легко починить. Заменить два-три звена. У вас что, нет запасных траков?

– Не хватит.

– Ну, ничего. Если что, натянут новую. Мотор в порядке? Так. Как починитесь, догоняйте роту. – Потом, помолчав, спросил: – Ну, а сами, ребята, все здоровы?

– Здоровы пока, товарищ генерал, – разом ответили братья.

Генерал повернулся к Поладу, который стоял в стороне, опустив к ноге автомат.

– А ты как?

– Хорошо, товарищ генерал.

– Матери пишешь?

О том, что Полад редко пишет матери, Ази знал от Хавер и Нушаферин, и от самой Сарии. Сария писала генералу и просила надрать Поладу уши…

Ази навел справки. Да, Полад писал редко. Но свое небольшое солдатское жалованье полностью посылал домой.

– Я пишу, товарищ генерал, – оправдывался боец, – но, сколько ни пиши, она все равно недовольна.

– Материнское сердце, Полад. Она рада бы получать письма ежедневно. Невозможно писать каждый день, но как появится свободный часок, ты не ленись, напиши хотя бы несколько строк. Она ведь беспокоится, тысячи мыслей в голову лезут. Когда долго нет письма, она думает, не случилось ли с тобой чего-нибудь. Так что почаще пиши, Полад, порадуй мать, не пожалеешь об этом.

– Есть чаще писать; товарищ генерал!

– Ну, вот и договорились, – генерал улыбнулся и спросил Аркадия Колесникова: – А как воюет Полад Талышлы? Оправдывает доверие?

Вопрос этот встревожил Полада. Вдруг Аркадий расскажет, как он испугался во время первого боя? Но Аркадий сказал:

– Уже втянулся, с обязанностями своими справляется, действует как старый фронтовик. Мы им довольны. Рады, что сумели найти хорошего стрелка-радиста. Вполне заменил Османа Хабибулина.

– Что ж, отлично! Не зря, значит, зайцем добирался до фронта из Ленкорани! Подполковник Пронин в тебе не ошибся. Ну, а ты сам как считаешь: отомстил за отца?

– Пока нет, товарищ генерал.

– Как так? Разве за эти дни ты из пулемета не стрелял?

– Стрелял.

– Как же так стрелял, если не попал ни в одного фашиста?

– Я своими глазами видел, скольких он уложил, товарищ генерал, вмешался Аркадий. Он повернулся к Поладу, – Ты что это на себя напраслину возводишь?

– Посечь из пулемета – это еще не то, чего я хочу, – тихо сказал Полад. – Вот если я встречусь с фашистом лицом к лицу, схвачу его за горло и задушу собственными руками, – тогда другое дело. А до тех пор буду считать себя в долгу перед отцом.

– Ну, – покачал головой генерал. – А если силенок не хватит?

– Должно хватить, товарищ генерал.

Понравился генералу ответ Полада. Он мягко положил руку на плечо бойца.

– Посмотрим… Если случится так, я сам напишу о тебе твоей матери. А пока бей врагов из пулемета. Бей без промаха! Много они нам задолжали, за многое надо с них спросить.

Глава девятая

Немцы, оборонявшие город Борисов, держали под непрерывным минометным и артиллерийским обстрелом берега Березины. К обороне они готовились основательно, еще с зимы, построили вдоль Березины мощные огневые точки, возвели укрепления, установили минные поля и проволочные заграждения. Все спуски к воде, подъемы, участки, поросшие лесом и кустарником, даже болота, то есть каждая пядь земли, где советские войска могли сосредоточиться или скрытно подойти к реке и форсировать ее, находились под неусыпным наблюдением врага. Да и сама по себе река была серьезным препятствием – и все это осложняло переправу частей Третьего Белорусского фронта на тот берег.

В Борисове был крупный гарнизон, усиленный за счет отступающих частей, и немецкое командование не собиралось сдавать город, напротив, решило удерживать его как можно дольше. Все мосты на реке Березине были взорваны. Зенитные батареи, стоящие в окрестностях города и у пристани, открывали ураганный огонь по самолетам и переносили его на наши наступающие наземные войска.

Батальоны танковой бригады Асланова шли в составе ударной группировки фронта; им предстояло форсировать Березину южнее города, разгромить танковые и пехотные части противника, продвинуться вперед, обойти город и соединиться с частями, наступающими севернее Борисова.

С вечера, под огнем врага, саперы приступили к наводке легкого моста. Понтоны, побывавшие не в одном переплете, зачастую не имели замков и захватов, их сводили в линию моста и крепили самодельными крюками, тросами, проволокой; табельного настила не хватало, приходилось подгонять заготовленные на берегу бревна и накатник; дело шло медленно, саперы трудились в кровавом поту… Когда обстрел становился невыносим и губителен, приходилось прекращать работу и отводить людей на берег, в окопы.

Танкисты ожидали своего часа в лесу. Ночью на западный берег Березины переправился батальон капитана Григориайтиса, вместе с бойцами взвода разведки и захватили плацдарм; пряча основную часть батальона в прибрежном лесу, комбат последовательно отбивал все попытки немцев столкнуть его в воду, и, сохранив связь с бригадой, регулярно докладывал комбригу обстановку. Ази Асланов в нетерпении следил за работой саперов. Он очень спешил с переправой. Немцы атаковали мотострелков Григориайтиса все настойчивее, положение на крохотном плацдарме осложнялось; противник вводил в бой новые силы, намного превосходящие численность наших потрепанных подразделений, и немногословный Григориайтис уже просил о помощи, а он зря не попросит… Еще немного, и сомнут Григориайтиса.

Связист, установивший свою рацию между деревьями, на берегу, крикнул:

– Товарищ генерал, комбат.

– Как у тебя, Григориайтис? – спросил Асланов, чтобы дать комбату успокоиться. – Трудно? Знаю, что очень трудно, но потерпи, дорогой, продержись еще немного.

– Не знаю, как быть с ранеными, – отвечал Григориайтис. – Жмет, проклятый! Голову поднять нельзя…

– Мы прикроем вас огнем, держись, комбат! – Асланов повернулся к. связисту: – Соедини с Прониным.

– Это ты, Николай? Попроси корпусную прикрыть Григориайтиса. Да поживей, ему там невыносимо!

Генерал спустился к реке. Командир саперного взвода, видя, каким мрачным стал генерал, стал торопить бойцов.

Генерал видел, что люди трудятся на пределе, и ничего саперам не сказал, но они тоже его видели и старались как только могли.

Снаряды падали в непосредственной близости от будущей переправы. Но вот, как бы в ответ им, из наших тылов с тугим напористым шелестом пролетели и ухнули в расположении немцев тяжелые снаряды, а затем донеслись глухие удары дальнобойных орудий: противоположный берег реки был взят под обстрел; это артиллерия прикрыла мотострелков капитана Григориайтиса, и саперам тоже стало веселее работать.

Асланов умылся прохладной речной водой, достал носовой платок, вытер лицо, руки. Потом прошел немного вниз по течению. У самого уреза воды виднелась немецкая каска, наполовину затянутая мокрым песком. Немного ниже, прижавшись лицом к прикладу своего короткого автомата, лежал мертвый унтер-офицер. У съезда к воде валялись измятая легковая автомашина и мотоцикл, а вокруг них – трупы солдат. Давно ли, подумал Асланов, наблюдая эту картину, старый генерал, преподававший в академии военную историю, напоминал слушателям о сражении на Березине, где Наполеон, убегая из Москвы, потерял остатки своей армии? Войска французского императора были разгромлены тут, под Борисовым. Такова участь всех завоевателей. Сто тридцать два года тому назад трупы неприятельских солдат, пушки и боеприпасы, наверное, вот так же, как сейчас, валялись на берегу Березины…

– Товарищ генерал, мост готов, – с радостью отрапортовал командир взвода саперов Асланову. – Спасибо, лейтенант!

И Асланов с частью легких сил переправился на другой берег.

А той порой неподалеку от моста, наведенного бригадными саперами, понтонеры наводили тяжелый мост для переправы танков.

И как только он был готов, саперы поставили дымовую завесу.

Танки ринулись на тот берег.

Густой беловатый дым, похожий издали на плотный туман, поплыл долиной реки, накрыл мосты, берега, кустарники и приречные рощи. Переправа не просматривалась ни сверху, ни с флангов. Немцам пришлось вести огонь наугад и по ранее пристрелянным ориентирам, но корректировать его было невозможно, и они яростно били из минометов и орудий то по одному, то по другому участку реки, то по всему предполагаемому району переправы. Река кипела от взрывов. Плотный полог дыма кое-где разорвало, но танки, направляемые саперами, шли и шли по мосту, остальные выходили из леса, на ходу вытягивались в колонну и тоже спускались на мост. В пламени взрывов, в свисте осколков, сквозь фонтаны воды, поднятые снарядами, переправлялись они по обеим мостам через реку – взвод за взводом, рота за ротой, и там, на западном берегу, сразу включались в бой. Казалось, все шло хорошо. Но тут, как назло, один из снарядов взорвался перед самым танком Илюши Тарникова; разорвало гусеницу, танк развернулся и преградил путь машинам третьей роты, как раз спустившимся на мост. Все застопорилось. По мосту ударили еще два снаряда – и образовались большие пробоины.

Командир роты Тетерин тотчас нашелся, – он отозвал одну машину с берега, чтобы она взяла машину Тарникова на буксир.

Асланов, действовавший с передовыми подразделениями на правом берегу, сразу почувствовал неладное и вернулся на мост, где произошла заминка: ведь если к ротам, которые ввязались в бой, не подоспеет подмога, немцы этим немедленно воспользуются. К тому же, развернуть активные действия, имея половину бригады еще на нашем берегу, Асланов не мог.

– Что там, на мосту? – спросил он какого-то автоматчика.

– Говорят, мост поврежден.

Навстречу Асланову медленно шел «Волжанин», таща на буксире подбитую машину Тарникова; вытянув ее на берег, поволок в сторону, под береговой обрыв, где экипаж танка, выскочив из машины, начал колдовать вокруг нее.

На мосту саперы уже принялись заделывать пробоины, но танкам, которые успели опуститься на мост, предстояло ждать.

– «Мишень прямо», – подумал Асланов.

Заговорили зенитные автоматы, вставшие на охрану мостов, и почти тотчас воздух наполнился гулом самолетных моторов. Над самой рекой, вынырнув из-за леса, прошла эскадрилья «юнкерсов» в сопровождении «фокке-вульфов». «Юнкерсы» проскочили невредимыми под зенитным огнем и, определив цель, стали заходить на мост. Один за другим они сваливались на него. Бомбы сыпались градом, взметая столбы воды и земли; казалось, ничего живого уже не осталось после такого удара – ни на мосту, ни на земле. Но зенитчики били по самолетам в упор, и один «юнкере», дымя, рухнул в воду. Однако дымовую завесу совсем разбросало и снесло взрывами, и следующий пикировщик сыпанул бомбы прямо на мост. Мост разорвало в двух местах.

Освободившись от бомбового груза, вражеские самолеты ушли, и, словно только этого и ждала, заговорила немецкая артиллерия.

Двое саперов, убитые наповал, лежали на краю моста; один, тяжело раненный, полз по настилу к берегу.

Но танки, ожидавшие своей очереди на переправу на берегу, не пострадали; те, что стояли на мосту, пятясь, отползали на берег…

Асланов был уже на левом берегу; тут, у моста, появился и Пронин.

– Николай Никанорович, отведи танки от берега подальше, пусть замаскируются и ждут… Немцы не успокоятся, пока не разнесут мост вдребезги, а восстановить его не просто… Много уйдет времени. Так что не стоит машинами рисковать. Я возвращаюсь на тот берег. А ты звони наверх, проси понтонеров – надо восстановить переправу как можно скорее.

– Ази Ахадович, куда вы? Не проскользнуть?

– Не могу ждать. Полсердца моего там осталось!

– Невозможно переправиться, товарищ генерал! Обождите!

– Невозможно и ждать, – отвечал Асланов. Саперы по его приказу уже спустили на воду лодку. – Пошли, Смирнов, пошли! – окликнул генерал своего адъютанта. – Пока, Николай Никанорович, действуйте тут, как я сказал.

– Есть! – сказал обескураженный Пронин. Лодка медленно отошла от берега. Обстрел моста продолжался, снаряды вонзались в воду то впереди лодки, то позади, то справа, то слева. Но пожилой сапер, не теряя самообладания, гнал лодку к противоположному берегу. Пронин с волнением наблюдал за ее движением. Вдруг около лодки взметнулся фонтан воды, лодка скрылась из виду, а когда вода опала, Пронин увидел, что она плывет вверх дном. Последними словами ругал он себя, что отпустил генерала в этот ад, боясь подумать, что генерал с адъютантом и сапер погибли. Но нет, сначала вынырнул сапер, потом показалась голова Асланова; снизу к нему торопился Смирнов. Все трое плыли к берегу, значит, целы. Пронин махнул саперам, те потащили к воде новую лодку, но Асланов, обернувшись и поняв, что саперы спешат на помощь, сделал знак: «не надо». Перевернутую лодку уносило течением. А генерал, адъютант и сапер еще энергичнее рванулись к берегу и вскоре, к облегчению всех, кто это видел, достигли его.