Текст книги "Замужество мисс Монктон"

– Я знаю, и, если бы она послушалась вашего совета и уехала в Англию, сейчас она была бы жива. Но теперь уже ничего не поделаешь. Нужно спасти Констанс. С помощью грума ей удалось убежать и добраться до побережья. Бедняжке пришлось столько пережить! Она ужасно страдает. Она пишет, что так ослабла после путешествия в Кале и перенесенной болезни, что вынуждена скрывать свое настоящее имя и положение. Люди, которые прячут ее, относятся к ней по-доброму, но она живет в постоянном страхе, что ее разоблачат.

– И где же она находится? – спросил он, не выдавая своих мыслей, но по его слегка нахмуренным бровям Мария с облегчением догадалась, что история кузины не оставила его равнодушным. Она была убеждена, что если он решится действовать, то обязательно найдет выход.

– В какой-то деревушке недалеко от Кале. Я… У меня есть ее письмо. – Она быстро достала из ридикюля смятое письмо и протянула ему. – Видите, здесь указан адрес.

– Как это письмо оказалось у вас?

– Его принес человек, которому Констанс заплатила за то, чтобы он тайно доставил его из Франции. Она говорит, что ей трудно достать лодку, чтобы переправиться в Англию, что ко всем, кто пытается пересечь Канал, относятся с подозрением. Она уже пыталась, но ей это не удалось. Поэтому она написала мне в надежде, что я смогу ей помочь.

– Должен ли я понимать вас так, что вы хотите, чтобы я отправился во Францию, в страну, охваченную бунтами и террором, найти там вашу кузину и доставить ее сюда?

Мария кивнула, глядя на него с тревогой и надеждой.

– От этого зависит жизнь Констанс. Вы сможете ей помочь? Я понимаю, это будет опасно…

Внезапно его глаза сверкнули.

– Я вполне отдаю себе отчет в опасности такой безумной затеи – однажды я уже имел этот опыт, вы помните? То, чего вы просите, немыслимо, это безумие.

Мария закусила губы, не в силах выносить его презрительного взгляда. В его голосе звучала жесткая непреклонность, с которой трудно было бороться. Забыв о своем намерении быть робкой просительницей, она опрометчиво вызвала его гнев.

– Разве на моем месте вы не поступили бы точно так же?

– Возможно, но я не могу поверить, что вы проделали весь этот путь только ради того, чтобы обратиться ко мне с этой безумной, невыполнимой просьбой.

Марию охватило отчаяние.

– Да, просьба, может быть, и безумная, но не такая уж невыполнимая, разве нет?! – умоляюще глядя на него, вскричала она.

– Что ж, пожалуй, так, – уступил Чарльз, посматривая на нее с новым интересом.

Лицо его оставалось по-прежнему замкнутым, но Марии показалось, что между ними снова возникла некая чувственная связь, словно какая-то неодолимая сила тянула их друг к другу.

Наконец она сделала усилие и вскричала:

– Помогите мне, Чарльз, умоляю! Без вас Констанс обречена на гибель. – Она боялась и думать, что будет делать, если он откажется. – Вам нужно только забрать ее и переправить через Канал.

– А что будет с Констанс, если я опоздаю?

– Всей душой надеюсь, что вы поспеете вовремя.

– Я хочу сказать, что меня могут схватить, заподозрив во мне британского агента, и посадить в тюрьму. А положение там таково, что я легко могу угодить под расстрел. Вы хотя бы задумывались о подобных вещах?

Мария не смогла вынести его холодного взгляда и отвернулась, чувствуя, как гаснет затеплившаяся надежда. При всем страхе за кузину, ей нечего было сказать ему, ибо он говорил правду. Ей стало стыдно до слез, что она решилась просить его о помощи в деле, сопряженном с такой опасностью. Но что делать? Куда еще идти?

– Признаться, об этом я не подумала. И, поверьте, я не стала бы к вам обращаться, но я в таком отчаянии! Я просто не могу бросить Констанс на произвол судьбы, как мне жить потом, если она погибнет! Если вы сами не можете выполнить мою просьбу, может быть, у вас есть человек, которому можно доверять, который в состоянии спасти ее? Конечно, я хорошо заплачу ему… И вам, конечно…

– Заплатите! – презрительно воскликнул Чарльз. – Поберегите свои деньги, Мария. Мне оскорбительно слышать, что вы намерены заплатить мне за дело, которое я воспринимаю как дружескую услугу!

Мария пожалела, что вызвала в нем такую резкую эмоциональную реакцию. При мысли, что человек, которого она не может не любить, разговаривает с ней таким резким и жестоким тоном, ей стало холодно и неуютно.

– Как вы должны меня презирать! – униженно промолвила она.

– Вовсе нет! – резко, но уже беззлобно возразил он. – Молю Бога, чтобы он этого никогда не допустил.

– Но я понимаю, что заслужила ваше презрение. Мне очень стыдно, поверьте, но с тех пор, как я получила это несчастное письмо, я потеряла самообладание. – Она нервно стянула полы ротонды. – Я обязана сделать для Констанс все, что в моих силах. Я понимаю, что вы не можете мне помочь, и считаю ваши опасения оправданными. Простите, мне не следовало к вам приходить.

– Разве я сказал, что отказываюсь помочь?

В ее глазах снова появилось выражение робкой надежды.

– Вы хотите сказать, что поедете во Францию?

– Возможно.

– Этого недостаточно. Вы должны сказать определенно – да или нет.

– Тут нужно подумать. Дело сложное. Даже самому опытному человеку нелегко придумать, как лучше это сделать.

– Вы думаете, я этого не понимаю?

– А что вы станете делать, если я откажусь?

Мария побледнела.

– Тогда мне придется найти какой-то другой способ. Я не могу довериться в таком деле незнакомому мне человеку – если только вы его не порекомендуете, потому что я доверяю вашему мнению. Если же вы откажетесь посоветовать мне такого человека, тогда я сама отправлюсь во Францию.

В его пристальном взгляде промелькнуло теплое выражение.

– Чего доброго, вы это и вправду сделаете, и я воздаю должное вашей отваге. Безусловно, вы женщина очень храбрая и абсолютно безрассудная.

– Какое великодушие! Мне понимать это как комплимент или как упрек?

– И то и другое. Я уважаю вашу преданность кузине и упрекаю вас за глупую опрометчивость, с которой вы готовы ввязаться в опасное дело.

– Так вы поможете мне, Чарльз? Я буду вам чрезвычайно благодарна.

– Естественно.

Чарльз отвернулся и погрузился в серьезные размышления относительно бедственного положения Констанс, которая рискует оказаться растерзанной чернью, в случае если ее выдадут. Собравшись с мыслями, он ответил:

– Будет лучше, если вы предоставите все это дело на мое усмотрение. Очень жаль, что Констанс больна, но хорошо, что она находится в окрестностях Кале. Мне будет легче найти ее там, потому что я хорошо знаю город и близлежащие деревни.

– Когда вы поедете?

– Я уеду в Дувр рано утром.

– А каким образом?

– Верхом, это будет быстрее, чем в экипаже. А что?

– Просто… я подумала, что могла бы поехать с вами и ждать в Дувре, пока вы будете переправляться в Кале и обратно.

– Нет, Мария, ни в коем случае! – отрезал он. – Больше мы с вами не будем ездить вместе. Вы можете ожидать нас здесь… Хотя, если подумать, будет разумнее, если вы вернетесь в Грейвли.

Он озабоченно взъерошил волосы, и одна прядь упала ему на лоб. Марии хотелось подойти к нему, поправить волосы, погладить его по щеке и сказать, как она признательна ему за заботу, за помощь, за его благородство. С тех пор как благодаря ему она покинула ставший опасным приют в замке Феро, он всегда был рядом, готовый оказать ей любую помощь. Он будет для Констанс сильным и надежным спутником, внушающим спокойствие своей улыбкой и постоянным присутствием духа.

Только теперь Мария почувствовала, что еле держится на ногах от усталости.

– Мне неприятно навязываться вам, но, признаться, уезжая из дома, я не подумала, где остановлюсь.

Чарльз заметил, как она сникла, и готов был подойти к ней, утешить ее, сказать, что он сделает все, что от него зависит. Но как он мог это сделать после того, что между ними произошло? С каменным лицом он вышел и попросил Деннинга приготовить комнаты для нее и Руби.

– Вы выглядите очень уставшей, – сказал он, вернувшись. – Путешествие утомило вас. Вам принесут в комнату ужин, а затем советую вам лечь отдохнуть. Завтра вам придется возвратиться в Грейвли. Ждите меня там.

– Но Деннинг сказал, что леди Осборн нет дома.

– Ничего не поделаешь. Вас смущает, что вы будете одна в доме со мной?

Она устало покачала головой:

– Пусть люди говорят что хотят. Дело слишком серьезное, чтобы заботиться о приличиях. А мой кучер?

– О нем позаботятся.

– Благодарю вас, Чарльз. Я… я этого не заслуживаю.

– Да уж. Но ведь вашей кузине необходима помощь. Сами вы ехать в Кале не можете, так что придется мне туда добираться.

Он казался спокойным и невозмутимым, но Мария видела, что это стоит ему усилий. С тяжелым сердцем она поняла, что он предпочел бы не иметь с нею ничего общего, если бы не горячее сочувствие к отчаянному положению бедняжки Констанс и великодушное желание оказать ей помощь. И вот он готов отправиться во Францию на ее спасение, как когда-то спас Марию.

Мария лежала в той же комнате, которую занимала прежде в доме Осборнов, но тревога и волнение не давали ей уснуть. Около полуночи она устала бороться с бессонницей и стала расхаживать по спальне. Голова ее была занята грустными и безнадежными мыслями.

В коридоре послышались тихие, осторожные шаги, и она застыла на месте. Это был Чарльз, который направлялся к себе и остановился, увидев под дверью свет и мелькающую тень, означавшую, что Мария не спит.

Услышав деликатный стук в дверь, Мария замерла. Стук повторился. Тогда она накинула пеньюар и, открыв дверь, увидела Чарльза.

– Чарльз!

– Я увидел свет под вашей дверью. Не можете уснуть?

– Вам не следовало приходить… Впрочем, да, никак не могу успокоиться. – Она слабо улыбнулась и рассеянно заправила за ухо прядку волос. – Ничего не могу поделать. Все время думаю о Констанс, ужасно тревожусь за нее.

– Не возражаете против моего общества?

– То есть вы хотите войти?

– Если вы не против. То, что между нами было – совместное путешествие по Франции, моменты нашей близости, – не должно сделать нас сейчас врагами, не так ли?

– Нет, конечно. Но… когда вы… когда мы… – Она покраснела, вспомнив их поцелуй. – Ведь это был просто легкий флирт, правда, Чарльз?

Он с насмешкой и вызовом смотрел на нее:

– А вы в этом уверены, Мария? Мне это вспоминается несколько иначе. Думаю, вы просто стараетесь убедить себя, что это было именно так. – Он остановил выразительный взгляд на ее губах. – По-моему, у вас со мной было нечто большее, чем легкий флирт.

Мария еще больше покраснела и ужасно разволновалась; он с затаенным восторгом смотрел на ее тонкое красивое лицо в обрамлении густых черных волос – воплощение образа хрупкой невинности. Они были олицетворением двух противоположностей – робкой беззащитности и уверенной силы. Этот контраст когда-то сблизил их, а теперь – разделял.

– Все равно нет причин, чтобы мы не были дружелюбными, – сказала она.

– Вообще-то легкомысленные отношения не приводят к дуэли.

– Да, и мне очень жаль, что Генри вас ранил.

– Забудьте об этом.

Не дожидаясь ее ответа, он вошел и тихо притворил за собой дверь. Подойдя к ней, он тепло улыбнулся.

– Кажется, Мария, я припоминаю, что мы с вами уже были однажды в такой же ситуации, как сейчас – когда вам приходилось играть роль моей жены, помните?

Мария отчаянно смутилась. Он стоял перед нею без камзола и шейного платка, с растрепанными темными волосами, на его красивом мужественном лице лежала печать врожденного благородства, мускулистое сильное тело дышало энергией, и ей подумалось: он такой же мощный и неуязвимый, как утесы в Дувре.

– Я этого никогда не забуду. Еще я помню, как я боялась… Боялась, что мы не доберемся до Кале.

Он засмеялся:

– Боялись? Вы? А я помню, как некая красивая молодая женщина кинулась меня защищать и храбро встала лицом к лицу с разъяренной толпой, готовой растерзать ее, если бы она не догадалась разрисовать свое лицо красными пятнами, выдавая их за следы оспы.

– Это была не храбрость, а отчаяние. Зато я помню, как вы набросились на меня за то, что я ослушалась вашего приказа и вышла из кареты, что мне захотелось убежать от вас и прямо пешком идти в Кале.

– И я совершенно уверен, что вам это удалось бы, хотя вряд ли снисходительно отнесся бы к вашей идее лишить меня своего очаровательного общества… – Чарльз медленно расхаживал по комнате. – Да, Мария! Расскажите, как вам живется в Грейвли? Вы застали там все таким, как помните?

– Сказать откровенно, и да и нет. Прежде там был папа, а теперь дом кажется таким пустым, словно душу свою потерял. – Она грустно вздохнула и опустилась в кресло у камина, где слабо тлели угольки. – За это время все изменилось, стало другим.

– Да, так всегда бывает.

Ей послышались в его голосе нотки сожаления, и она удивленно на него взглянула.

– Вы сказали это с таким чувством, Чарльз. Вы жалеете о том, что уехали из Индии?

– Временами. – Он усмехнулся. – Индия имеет обыкновение забираться вам под кожу, проникать в кровь. – Он уселся напротив, протянул вперед длинные ноги, скрестив их, и спокойно смотрел на нее.

Мария потупила взгляд и машинально разгладила складки пеньюара.

– Мой папа тоже так говорил. Он так и не прижился в Англии, при всем своем достатке. Думаю, он предпочел бы быть нищим в Индии, чем богатым в Англии.

– Ни для кого не секрет, что именно в Индии он сколотил состояние.

– Это и дало ему возможность приобрести Грейвли. – Она подняла голову, лицо ее осветилось нежной улыбкой, чудесные глаза сияли, как драгоценные изумруды. – А вы знаете, что я родилась в Индии?

– Припоминаю, мама что-то об этом говорила, – с искренним интересом откликнулся Чарльз. – А где именно?

– В Симле. Летом, когда начиналась жара, мама всегда уезжала в горы. Вскоре после родов она умерла, и папа – он не отличался крепким здоровьем – переехал со мной в Англию.

– И решил обосноваться в Суссексе?

– Да. Ему понравилась тамошняя природа, окрестности. Папе тяжело было расстаться с Индией, но он считал необходимым, чтобы я воспитывалась в Англии. – Она погрустнела. – Я и не думала, что он так скоро меня покинет.

– Я вижу, вы с ним были очень близки.

– Да, он был для меня всем, целым миром. Теперь вокруг все словно чужое, красивое, но чужое…

Чарльз откинул голову на спинку кресла, тело его расслабилось. Он молчал, но это молчание не было напряженным, и Мария постепенно успокоилась.

Чарльз всегда дарил ей это чувство надежной защищенности, и, глядя на его отсутствующее лицо, Мария думала: как странно, что это всегда так было. Теперь, когда она уже знала о своей любви, его присутствие не повергало ее в замешательство. Но она была незамужней, они уже не спасались бегством из Франции, а вращались в респектабельном обществе Англии, где считалось верхом неприличия, чтобы девушка находилась наедине с мужчиной – человеком, которого она считала влюбленным в другую женщину.

Но спокойствие ее было временным, потому что она помнила – со дня на день Чарльз уедет в Дувр, и ей снова предстоит волноваться, пока он не возвратится вместе с Констанс. Она отчаянно боялась за него.

– Чарльз, мне очень неловко и стыдно.

– Вам? Почему?

– Потому что мне пришлось обременить вас своей просьбой. Мне тяжело думать, какой опасности я вас подвергаю. Если с вами что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу.

– Почему? В чем дело, Мария? – Он встал, подошел к ней, взял ее за руки и поднял с кресла. – Вы говорите так, будто тревожитесь за меня.

– А как же иначе! – пылко воскликнула она. – Я боюсь, что из-за меня вас опять могут ранить. Разве мало того, что я позволила вам драться на этой злосчастной дуэли!

Она умолкла, и Чарльз тихо спросил:

– Это как-то меняет дело?

Мария снова взглянула на него и в раздумье сказала:

– Да, только я не знаю почему.

– К лучшему или худшему?

– К худшему.

Чарльз осторожно разгладил морщинки у нее на лбу.

– Ну, не надо хмуриться, Мария. Это не так уж важно.

Ей хотелось закричать: «Нет, важно!» Это важнее всего, но она не могла сказать ему этого.

– Чарльз, мой отказ стать вашей женой вовсе не означает, что я желаю вам зла.

– Я знаю, знаю.

Чарльз мог думать только о ней. Противоречивость собственных чувств одновременно раздражала и смущала его. Он готов был на все, лишь бы завоевать ее благосклонность, даже отправиться во Францию на спасение ее кузины. Взяв лицо ее в свои ладони, он очень серьезно сказал:

– Знаете, Мария, когда вы уехали в Грейвли, я думал, что смогу забыть вас, выбросить из головы все мысли о вас. Но как только я снова увидел вас, ваше лицо, я был поражен силой и глубиной своих чувств. Когда я сделал вам предложение, я хотел получить законную возможность заботиться о вас. Но в лице моей жены мне нужна еще возлюбленная и подруга, с которой я мог бы делить любовь и радость.

Она хотела возразить, что этого недостаточно, он должен сказать, что любит ее, только ее, что больше у него никого нет и никогда не будет. В душе ее бушевала буря. Как случилось, что всего одним прикосновением он развеял ее решимость держать дистанцию? Она стиснула руки, чтобы они не дрожали, но это не помогло, и ее стало трясти еще сильнее. Чарльз пристально смотрел на нее, и она подняла голову. Их взгляды встретились.

– Чарльз! – прошептала она с мучительной тоской. – Кем вы меня считаете? Вы думаете, если я оказалась одна в вашем доме, то со мной можно очень мило развлечься в постели?

– Нет, Мария, если бы я этого захотел, это уже давно бы случилось. У меня была не одна возможность соблазнить вас, но я уважал вашу неопытность и невинность. Сейчас дело другое.

Она поразилась его уверенности в себе. Но силу его желания невозможно было отрицать, значит, он не заблуждался на свой счет. Сквозившее во всей его мощной фигуре напряжение возбудило ее, и она испугалась – не Чарльза, потому что он никогда не оскорбил бы ее насилием, а самой себя, опасаясь, что уступит соблазну.

– Уже поздно, – прошептала она, не желая облегчать ему ситуацию и скрывая возбуждение от его близости. – Я… думаю, вам пора идти. Завтра…

– Мария, то, что мы делаем сегодня, не имеет отношения к тому, что я буду делать завтра. Не волнуйтесь, завтра с первыми лучами солнца я буду уже на дороге в Дувр. Я не знаю, что заставило вас отвернуться от меня – возможно, страх довериться кому-то другому сразу после разрыва с Уинстоном. Но что бы там ни было, вы не можете отрицать свои чувства. Ваши глаза выдают вас.

Мария испугалась. Она должна была прогнать его, пока еще могла. А теперь сердце ее бешено заколотилось, и, вместо того, чтобы оттолкнуть руку, которой он еще придерживал ее подбородок, она бессознательно крепко сжала пальцами его запястье. Она тяжело дышала, не замечая, что вся напряглась, слегка согнув плечи, как будто защищаясь, отчего ее нежная шея вытянулась и стала еще тоньше и трогательнее, а маленькие груди приподнялись под пеньюаром.

Снисходительно и ласково Чарльз улыбнулся ей с высоты своего роста.

– Видите, Мария, вы хотите меня, и я покажу вам, как сильно.

Она попыталась отпрянуть, потому что наконец-то поняла, что этого не должно произойти, но, когда он обнял ее и прижался к ее губам, против воли ответила ему на поцелуй.

Прижимаясь друг к другу всем телом, они слились в долгом, чувственном поцелуе. Мария целиком отдалась сладостному ощущению его языка, жарких, пылающих губ. Чарльз распустил ей волосы, упавшие на спину струящимся каскадом, и стал осыпать легкими нежными поцелуями ее подбородок, щеки, ласково покусывать мочку ушка, и они со стоном упали на колени, будто силы им изменили.

Мария держала его голову, а он целовал ее нежную шею, от подбородка до ямочки между ключицами, распахнул полы пеньюара, и под рубашкой выступили высокие холмики ее грудей с острыми бугорками сосков, под тончайшей тканью едва различался темный соблазнительный треугольник. Он спустил с ее плеч пеньюар, затем ночную рубашку и устремил на ее груди восхищенный взгляд. Осыпая страстными поцелуями нежную гладкую кожу этих наивных холмиков, он вдруг втянул сосок губами, вызвав в Марии ответную дрожь.

Сосок мгновенно набух в ожидании дальнейшей ласки. Мария трепетала от страсти, которую возбуждал в ней Чарльз, касаясь ее в самых чувствительных местах нежной, опытной рукой. Он снова прильнул к ее губам в страстном, ненасытном поцелуе, и у Марии закружилась голова, она потеряла представление о действительности, самозабвенно отдаваясь волнам накатывающего наслаждения.

Пусть оскорбленная гордость заставила Марию ответить отказом на его предложение, но ведь она женщина и ей присущи все естественные для женщины чувства и желания, тело ее жаждало наполнения, удовлетворения врожденной потребности, так жестко подавляемой до сего времени, что теперь это обернулось против нее, с неудержимой силой требуя удовлетворения этой жажды. Тем более теперь, когда рядом с ней пылающий от страсти мужчина. Она вдруг осознала, что пробудившаяся в ней женщина жаждет его, и это было так внезапно и странно, что она со стоном отшатнулась от него.

Когда Чарльз подхватил ее на руки и отнес в кровать, пришлось признать, что пути назад нет, что невозможно предотвратить то, что должно произойти.

– Чарльз!

Он поднял голову, и глаза его потемнели от страсти, прочтя желание в ее взгляде. О, как он хотел ее! Ее нежные губы приоткрылись в ожидании его поцелуя.

– Что, Мария? Вы хотите, чтобы я остановился? – У него вырвался низкий, хрипловатый смешок. – Или еще этого? – И он с неистовой страстью впился в ее губы.

Мария вздрагивала от удовольствия и боли, жар его поцелуев будто стрелами пронизывал все ее тело.

Наконец он отстранился от нее и спросил:

– Так вы этого хотели, Мария? Скажите!

Она снова притянула его к себе и прильнула к его губам.

– Да, да! – порывисто воскликнула она, забыв о здравом смысле и приличиях. – Целуйте меня, прошу вас!

Чарльз помедлил, испытывая соблазн отказать ей, как она отказала ему, но наклонился к ней и, запутавшись пальцами в ее густых волосах, положил руку ей на затылок и приник к ее губам, терзая и ласково дразня их, пока она не застонала от наслаждения, вцепившись ноготками в его плечи.

На долю секунды она, казалось, очнулась и ужаснулась тому, что лежит в постели с мужчиной, который не был ее мужем. Но это продолжалось всего мгновение.

Почувствовав ее сопротивление, Чарльз прервал поцелуй и поднял голову.

– Что с вами? Вы же просили, чтобы я вас целовал.

– Да, Чарльз, да!

– Мария, а вы понимаете, к чему это может нас привести?

– Да! – задыхаясь, промолвила она, понимая все и готовая ко всему.

Он разделся, обнажив широкие плечи и твердые мускулы бедер, затем лег рядом с ней и стянул с нее ночную рубашку, любуясь красотой ее обнаженного тела, наконец он крепко прижал ее к себе. Он стал целовать ее тело, горячо и медленно, как будто в его распоряжении была вся жизнь. Она слабела и таяла от его ласк, чувствуя, как все больше разгорается ее первобытная жажда мужчины.

Оба были во власти неистового, неудержимого желания, когда он в нее вошел. Она почти обезумела от незнакомых, упоительных ощущений и страстной реакции своего тела, которое, казалось, обладало собственным желанием и волей.

Затем они молча лежали рядом, она зарылась лицом в ямку между его плечом и шеей, он – в спутанную массу ее шелковистых густых волос. Мария понимала, что больше никогда не будет прежней. Чарльз оставил на ней свою мужскую метку, открыв в ней женщину, о тайных желаниях которой она не подозревала. И вдруг в ее душе проснулась острая ревность к той, другой его женщине. Казалось, она присутствовала здесь с ними, будто призрак.

Лежа в руках Чарльза, Мария закусила губы. Он даже в порыве страсти не признался ей в любви, но ни за что на свете она не стала бы портить эти волшебные мгновения вопросами о другой женщине, потому что они никогда не повторятся. Не могло быть ничего более сладостного и совершенного, чем этот первый раз с мужчиной, которого она любила отчаянно и безнадежно.

Чарльз долгое время хранил молчание, удовлетворяясь тем, что просто обнимал ее, затем медленно привстал и потянулся за одеждой. Поцеловав ее в губы, он прошептал:

– Мария, мы должны пожениться.

Пребывая еще в истоме после страстных ласк, она машинально следила, как он набросил на ее обнаженное тело одеяло, и вдруг его слова дошли до ее сознания.

– Пожениться? Чарльз, я не понимаю…

– У вас может быть ребенок.

Она хотела возразить, но одумалась.

– Так что, любовь моя, вам придется пересмотреть мое предложение. Мы должны пожениться, и как можно скорее, – сказал он уверенным и категоричным тоном, давая понять, что лучше с ним не спорить, и тотчас нахмурился, недовольный собой.

Его заявление прозвучало совсем не так, как он думал. Получалось, что он нарочно соблазнил Марию, чтобы заставить ее еще раз подумать о его предложении. На самом деле он безумно хотел ее и не смог удержаться. Но теперь, когда слова были сказаны, он не хотел брать их обратно. Более того, он понял, что даже рад, что произнес их. Со свойственным мужчинам высокомерием и легкомыслием он вдруг исполнился надежды, что его жизнь внезапно приобретает восхитительный и давно желанный поворот.

– Сейчас мне придется покинуть вас, хотя не могу выразить, как хотелось бы мне остаться. – Он радостно улыбнулся. – Моя мать будет шокирована, и я рискую вызвать сплетни среди слуг – они ведь рано встают. Мы не должны забывать о вашей репутации. Я приеду к вам в Грейвли, как только возвращусь из Франции – с Констанс. Надеюсь, наша разлука будет недолгой.

Но завоевать Марию оказалось не так просто – в ней заговорила гордость. Она приподнялась, опираясь на локоть.

– Но, Чарльз, ничего не изменилось! Вы действительно думаете, что теперь я приму ваше предложение?

– Да, – подтвердил он. – Я решил, что вы будете моей женой. Я надеялся, что в сложившихся обстоятельствах мне удастся убедить вас дать свое согласие.

– Я не выйду за вас, Чарльз, я уже говорила вам.

– А если у вас будет ребенок?

– Тогда я и подумаю, как мне быть и что делать. Это ничего не меняет. Почему вы не можете это понять?

– Потому что не могу не думать о вас! Не могу не вспоминать время, которое провел вместе с вами. Не могу забыть о том, как я обнимал и целовал вас, – сказал он глухим, полным боли голосом. – Я все помню, Мария, – какими нежными были ваши губы, сначала такими неподатливыми, и как быстро они мне уступили. Обнимая вас, я ни о чем другом думать не мог.

– Прошу вас, не говорите об этом, – прошептала она.

– Почему? Ведь вы испытываете ко мне такие же чувства, не так ли? Но по неизвестным мне причинам боитесь, как бы эти воспоминания не поколебали вашу решимость сопротивляться мне? Если это так, то почему вы меня не остановили?

– Я не смогла, – призналась она. – Мы оба потеряли голову, так что некого винить в том, что случилось. Я знала, какие могут быть последствия, но все равно не смогла сдержаться.

– Вы хотите меня, Мария, признайтесь, и, когда я вернусь, я заставлю вас это понять. Я не отступлю от своего намерения, имейте в виду! – Он еще раз поцеловал ее и неохотно ушел.

Только теперь Мария словно спустилась на землю. Без него стало тоскливо и холодно.

Заставляя себя забыть о своей сопернице, чтобы вернуться к приятным мыслям о Чарльзе, о том, что между ними произошло, она вдруг обнаружила, что думает, сравнивал ли он это с тем, что у него было с той женщиной. И тотчас почувствовала себя безнадежно несчастной, радость ее испарилась, и она просто не знала, как ей быть.