Текст книги "Любовная ловушка"

– Ив, ты сама не знаешь, что натворила, – хриплым голосом сказал Коналл. – Ты не…

– Уходи, – повторила Ивлин.

Но Коналл задержался еще на одно мгновение.

– Я отказываюсь от тебя, – сказал он, глядя прямо ей в глаза. – Ты больше мне не жена. – Он указал – вот так взял и указал пальцем – на ее живот, и покачал головой: – Это не мой ребенок. Я отказываюсь от вас обоих.

– Я никогда не была твоей женой, – тихо сказала Ивлин, удивляясь тому, что вообще могла говорить. – Ты женился на женщине, которой никогда не существовало.

Коналл шагнул к полке, где висел его плед и заплечный мешок. Элинор зарычала, ее шерсть встала дыбом.

– Нет! – резко выкрикнула Ивлин, а когда Коналл остановился, добавила более спокойным тоном: – Ты ничего не возьмешь отсюда, ты уже и так слишком много взял.

Казалось, Коналл смотрел на нее целую вечность.

Элинор угрожающе шагнула вперед, наклонила голову и опять обнажила клыки.

Коналл Маккерик повернулся, вышел через открытую дверь навстречу туману и исчез.

Глава 18

Коналл продирался сквозь подлесок в сторону города Маккериков. Он сбился с пути, но ему было все равно. Колючие ежевичные плети раздирали тонкую рубаху, царапали руки, грудь, ноги, но он не чувствовал боли от порезов, потому что боль в сердце была гораздо мучительней. Она жгла его огнем, и Коналл знал, что боль парализует его, если он остановится, чтобы отдышаться. Поэтому Коналл продолжал идти, хватая и откидывая колючие ветки со своего пути.

Проклятые. Они все… были проклятые.

Злобные слова Минервы погубят его клан, и виноват в этом будет он сам. Но сейчас положение было гораздо опаснее, чем раньше.

Может, если он пойдет быстрее…

Он едва дышал, когда заметил впереди прогалину среди зарослей, а дальше – едва различимую тропу. Коналл с ревом продрался сквозь густой подлесок и оказался на раскисшей после зимы тропе. Он побежал вперед по влажной жиже. Приближалась ночь и уже накрывала все вокруг своими темными вороньими крыльями.

Ему был нужен Дункан, а еще – да, ему сейчас очень была нужна его собственная мать! Он все расскажет ей. Она поймет, простит его и… что дальше?

Коналл не знал. Но внутренний голос звал его домой. Может быть, в последний раз. Он не обращал внимания на слезы, катившиеся по его щекам, а только бежал еще быстрее.

Ивлин не стала запирать дверь на засов. Маккерик не вернется, но даже если он все-таки появится на пороге, она сдержит слово и спустит на него Элинор.

Ивлин вернулась к кровати и села на край. Элинор, опять ставшая мирным товарищем, вертелась под рукой. Из дальнего угла хижины доносилось жалобное блеяние Бонни. Ее веревка застряла между досками заграждения.

«Он оставил овцу, – подумала Ивлин. Странно, но ей было жалко ее. – Бедная Бонни. Ей так грустно».

– Подожди, Бонни, – слабым голосом проговорила Ивлин. – Мне только нужно…

Что? Поплакать? Отдохнуть? Покричать? Ивлин не знала. Она только чувствовала, что не может заставить себя встать с кровати. С той самой кровати, которую последние месяцы она делила с Коналлом. Где она забеременела и отдала свое сердце. Боже, как она любила его.

Но Коналл сделал именно то, что могло погубить ее. Ивлин смотрела в свое будущее и видела там только черное одиночество, смерть и кровь…

Неизвестно, как долго Ивлин сидела в звенящей тишине. Наконец она вздрогнула и вернулась в реальность.

Что-то не так. Наверное, она заболела. Видимо, мучительная сцена расставания оказалась для нее слишком тяжелой, и потому в ее теле что-то сломалось. Ивлин почувствовала странное дерганье внизу живота, которого не ощущала до этого времени.

Элинор, которая все еще сидела у ее ног, повернула морду к хозяйке и насторожила уши. Ивлин положила на живот вторую руку и, затаив дыхание, стала ждать.

Вот опять! Какое-то шевеление внутри ее тела, потом кувырок и серия пинков. Это было небольно, но она очень хорошо чувствовала эти движения, и вдруг ей стало очень страшно.

Потом Элинор тихо заскулила.

– Он двигается, – прошептала Ивлин, когда поняла, что происходит. Она посмотрела на свои руки. Ей уже несколько недель казалось, будто ребенок понемногу начал шевелиться. Но еще ни разу он не заявлял о своем существовании так сильно и настойчиво.

– Он правда… живой. – Ивлин сглотнула. – Привет, детка.

А потом она заплакала, выплескивая в рыданиях радость, боль и страх. Ребенок внутри ее уже жил своей жизнью. Он был зачат среди глубоких снегов шотландской зимы мужчиной и женщиной, соединенных ложью. А теперь он невинно толкался в ее животе, пребывая в счастливом неведении. Он не знал, что его покинул отец и что его мать осталась совершенно одна и боится.

Да, Ивлин боялась рожать. Но ужас, который терзал ее сейчас, был гораздо сильнее прежних страхов. Она допускала мысль, что может умереть при родах, но если это случится в ее нынешнем положении, когда она осталась в этой заброшенной хижине одна, то кто же позаботится о ее ребенке? Кто будет заботиться о нем, кормить его и любить так, как ее когда-то любил отец? Теперь у нее не было никого. Если умрет она, значит, умрет и ребенок.

Ивлин изо всех сил пыталась гнать от себя мысли об умершем ребенке Коналла. Сейчас она не могла позволить себе думать об этом, как, впрочем, и о самом Коналле тоже. Только не сейчас, когда жизнь ее ребенка зависит от того, удастся ли ей найти правильное решение.

В этот момент Ивлин обратила внимание на то, что на ней все еще надета старая накидка Минервы Бьюкенен. И тут же пришло решение – она поняла, как ей надо поступать. Казалось, будто умершая колдунья сама шепнула ей на ухо, куда лежит ее путь.

Ивлин осторожно встала с кровати, придерживая живот рукой, будто желая успокоить себя тем, что ребенок на месте и никуда не денется. Затем она подошла к масляной лампе и зажгла ее. Это ей удалось не сразу, а только с третьей попытки – так сильно у нее дрожали пальцы. Когда тонкий язычок пламени наконец залил золотистым сиянием стены хижины, Ивлин направилась к полке. Она хотела высыпать из мешка остатки овса для Бонни. Завтра им нужно будет покинуть жилище, и чем меньше вещей она возьмет с собой, тем легче им будет передвигаться.

Что-то маленькое серое вдруг упало с мешка, напугав Ивлин.

– Усатик? – шепнула она и тихо засмеялась. Ивлин положила руку на полку ладонью вверх, и маленькая мышка без колебаний на нее прыгнула. – Как же ты…

Но не успела она закончить, как что-то стукнуло в дверь, и Элинор в бешенстве кинулась вперед.

Ивлин с мышкой в руке тоже подбежала к двери. Она оттолкнула волчицу бедром и на ширину ладони приоткрыла дверь. И тут же сквозь образовавшуюся узкую щель с карканьем протиснулся Себастьян. Он сразу расправил крылья и спланировал на ограждение загона, подальше от смертоносных зубов Элинор, которая попыталась игриво прихватить его. Ивлин закрыла дверь, не зная, как реагировать на его появление. Странные и ужасные события этого вечера совершенно выбили ее из колеи. И она уже совсем отстраненно наблюдала за тем, что происходило внутри ее жилища.

Элинор прыгала и скулила, пытаясь добраться до Себастьяна, который был явно рад возвращению домой. Бонни безнадежно запуталась в веревке, намотала ее на грабли и в результате была вынуждена лечь прямо на них. Роберт сидел в своей клетке, переделанной из бывшей ловушки, и с удовольствием поедал траву, которую принесла ему Ивлин. Усатик уютно устроился в руке и легко покусывал своими маленькими зубками кожу ее ладони.

В животе опять толкнулся ребенок.

– Я не одинока, – вслух сказала Ивлин. И как только она это поняла, ей сразу стало легче, у нее появилась надежда. Она внимательно посмотрела на каждого обитателя хижины. – Вы все моя семья. Да, когда-то я спасла вас. А теперь вы спасете меня и моего ребенка.

– Дет-каа! – каркнул Себастьян.

Ивлин еще раз окинула взглядом хижину, увидела черепки от разбитого горшка, перевернутый табурет. Затем обратила внимание на драгоценный запас еды, который принадлежал Маккерику. И попробовала прикинуть, сколько еды им понадобится и сколько они смогут унести.

«Два дня пути, – говорил Маккерик. – Идти по долине на запад до самого Лох-Ломонда».

Ивлин вспомнила, что во время рокового путешествия с Минервой Бьюкенен она видела озеро. Собирая черепки и укладывая еду в заплечный мешок Маккерика, Ивлин размышляла о том, что, наверное, все-таки надо найти его. Ведь цена вопроса – жизнь ее ребенка.

Было совсем темно, когда Коналл, еле дыша, добежал до города Маккериков. Он позволил себе остановиться, только когда оказался на краю леса, на расстоянии не более ста ярдов от главной улицы. Коналл согнулся, уперевшись руками в колени, и попытался перевести дух. Воздух жег ему горло, легкие мучительно болели.

Он весь дрожал, выступивший пот промочил насквозь всю одежду. Глаза резало, в ушах звенело, а сердце кричало, как раненый зверь. Немного отдышавшись, он выпрямился, хотя дрожь все никак не проходила.

Было уже довольно поздно, но сквозь туман до него доносилась едва слышная музыка. В одном из домов кто-то играл на флейте медленную, мелодию, похожую на колыбельную. Даже в ночи было видно, как изменился город. Широкие улицы недавно подметали; корзины, ловушки для зверей и всякие тюки были аккуратно сложены посреди дворов, где цвели примулы и простые полевые цветы. Дружные струйки дыма от горящего торфа поднимались из печных труб и соединялись в плотном воздухе, образуя теплое облако над городом Маккериков. Сам воздух был напоен сладким, терпким ароматом. Открывшаяся картина свидетельствовала о мире и спокойствии.

Коналл думал, что этот «благополучный фасад» пробудит в нем ярость, напомнит об обмане. Но сейчас его совсем не волновала жизнь города, да простит его Господь. Он с этим покончил.

Только Ив сейчас имела для него значение. Она и ребенок.

С огромным трудом переставляя ноги, он побрел по тихой, темной дороге к своему дому. Полоса желтого света выбивалась из-под двери, заливая радостным сиянием темный порог. В этот момент Коналл впервые засомневался в правильности своего решения. Когда он расскажет им всю правду, назад уже пути не будет. Он перечеркнет желание отца, сотрет в пыль собственную гордость. Все годы борьбы и терпения обратятся в ничто.

Коналл с трудом перевел дух и толкнул дверь. Мать сидела рядом с Дунканом возле очага с горящим торфом, компанию им составляла пухлая, рыжеволосая девушка по имени Бетси. Если бы Коналл не был в таком смятенном состоянии духа, то он бы обязательно обратил внимание на руку Бетси, лежащую на колене его брата, на улыбающееся лицо Дункана или на то, как тесно соприкасались их плечи. Но он смотрел на милую сцену без малейшего удовольствия, а когда дверь заскрипела и Дункан повернулся к Коналлу, улыбка на его лице тоже погасла.

– О Боже, – со вздохом изрек он.

Лана тоже повернулась в сторону гостя. Но ее приветствие в отличие от Дункана было не таким меланхоличным. Мать Коналла тут же поднялась, и на ее губах появилась удивленная и в то же время испуганная улыбка.

– Коналл! – ахнув, воскликнула Лана и направилась вперед, чтобы обнять сына. Потом она слегка отстранилась и осмотрела Коналла с ног до головы. – Господи, ты же весь вымок! Иди погрейся у огня, а то еще простудишься. – Она оттолкнула его от двери, но прежде чем закрыть ее, выглянула на улицу и долго там что-то высматривала. – А где же этот чудесный сюрприз, о котором говорил нам Дункан? Клянусь, я…

Коналл позволил матери отвести его к огню и усадить на пустующий табурет. Она болтала не переставая, но Коналл почти не слушал ее, сейчас ему было необходимо поговорить с Дунканом. И через мгновение тот понял, что от него требуется.

Дункан встал и помог подняться красивой пышной девушке, сидевшей рядом с ними.

– Извини, Бетси, но мне надо поговорить с братом. Мы очень давно не виделись.

– Конечно, Дунк. – Девушка тепло улыбнулась, а потом, покраснев, глянула на Коналла: – Добрый вечер, Маккерик. Мы рады, что вы наконец вернулись домой.

Но Коналл не среагировал на ее приветствие, сидел неподвижно уставившись на огонь в очаге. Он считал, что не заслуживает этих слов.

Лана вскочила с кружкой в руке.

– Но тебе совсем не обязательно уходить, Бетси. Мы же можем…

– Мама, – многозначительным тоном обратился к ней Дункан. – Нам с Коналлом нужно поговорить о делах клана. Ведь так, брат?

Коналл только слегка кивнул в ответ.

– Прямо сейчас? – Лана нахмурились. – Но он только что вошел в дом и…

– Спокойной ночи, Бетси, – ласково сказал Дункан и проводил девушку до двери. А на пороге заботливо добавил: – Торопись, милая, на улице очень сыро.

Коналл услышал тихий звук поцелуя в щеку, после чего дверь закрылась.

Лана вновь мягко улыбнулась и подошла к Коналлу, протягивая ему кружку, доверху наполненную медом.

– А теперь, – начала она, садясь на стул, – расскажи мне, что ты делал всю эту длинную зиму, Коналл Маккерик, потому что Дункан молчит как в рот воды набрал.

– Иди ложись спать, мама, – ласково предложил ей Дункан, помогая встать на ноги. – Я думаю, Коналл утром все тебе расскажет.

– Нет, не пойду, – сказала Лана и, нахмурившись, высвободила локоть. – Неужто у меня нет права поговорить с собственным сыном?

Дункан ничего не ответил, а только вместе с Ланой вопросительно взглянул на Коналла.

– Можешь остаться с нами, мама, – сказал Коналл. – Какая разница, когда ты узнаешь правду, сейчас или утром. Мне все равно надо будет обо всем вам рассказать.

– Ты уверен, Коналл? – с тревогой спросил Дункан, когда Лана уселась обратно с удовлетворенным выражением лица. Коналл утвердительно кивнул, и тогда Дункан, глубоко вздохнув, тоже сел на стул. – Все плохо, да?

– Да просто ужасно, – ответил Коналл. Испуганный взгляд Ланы заметался между сыновьями.

– Что случилось? Уже хватит секретов. Говорите все как есть.

– Лучше расскажи с самого начала, а то ведь мама ничего не знает, – посоветовал Дункан.

– Да. – Коналл сглотнул, стараясь совладать с паническим страхом, который мешал ему собраться с мыслями. – Я отправился в лес, в хижину Ронана, чтобы поохотиться и побыть одному. – Его пальцы инстинктивно отыскали кожаный мешочек на шее. – Думаю, это ты знала.

– Конечно, знала, – ласково проговорила Лана. – И ты имел на это право. После Нонны… – Она запнулась и замолчала.

– Придя в хижину, я обнаружил, что в ней уже кто-то живет, – продолжил Коналл. Он уже не видел ни брата с матерью, ни собственный уютный дом. Мысли переносили Коналла в запорошенное снегом прошлое, хранившееся в уголках его памяти… – Там была женщина. Звали ее Ивлин Годвин Бьюкенен.

– Бьюкенен? – удивленно вскрикнула Лана и вскочила. – Бьюкенен? – Она повернулась к Дункану: – И ты это знал?

– Мама, пожалуйста, – попросил Дункан, – не волнуйся, сядь на место и слушай дальше.

Лана посмотрела на Коналла. Ее взгляд был встревоженным и яростным одновременно.

– Но что одинокая женщина из клана Бьюкененов…

– Она пришла туда с Минервой Бьюкенен, – пояснил Коналл.

Лицо Ланы стало таким же белым, как омытые лунным светом дикие цветы возле входа в дом. Она упала обратно на стул. – Мин… Минерва Бьюкенен вернулась в Шотландию? – хрипло проговорила пожилая женщина, глядя на дверь, будто та в любой момент могла появиться у них на пороге.

– Она правда вернулась, – сказал Коналл.. – Чтобы умереть. Она умерла на могиле Ронана, и Ив осталась одна.

– Боже милосердный, – еле дыша, пробормотала Лана и закрыла глаза. Когда через какое-то время она открыла их, ее взгляд был застывшим. – Продолжай, Коналл.

– Когда она назвала свое имя, я подумал… – Коналл покачал головой. – Я решил, что смогу…

– Ты решил, что сможешь избавиться от проклятия, – закончила за него Лана.

Коналл кивнул. Ему было стыдно за то, что он должен был сказать дальше.

– Я соблазнил Ив. Убедил ее выйти за меня замуж.

Лана опять вскочила:

– Ты женился на ней?

Дункан схватил мать за руку, собираясь без разговоров усадить ее обратно на стул, но Лана развернулась и стукнула его по голове.

– Черт побери, мама!

– Как ты посмел скрыть от меня такое, Дункан Маккерик! Тебе должно быть очень стыдно! – И она повернулась к Коналлу, ожидая услышать продолжение.

– Я в самом деле женился на ней, – чтобы отвратить от нашего клана то зло, которое принесло нам проклятие этой старой… ведьмы, – злобно проговорил Коналл.

Он не ожидал, что тоже схлопочет от матери – она стукнула его по лбу, причем как раз по тому месту, куда угодил запущенный Ив табурет.

– Мама! Черт побери!

– Не смей говорить так о… – Лана запнулась, – …мертвых людях.

Коналл недовольно посмотрел на мать, почесывая лоб. Но раздражение быстро угасло, вновь уступив место отчаянию.

– После того как Дункан пришел к нам в хижину, я решил… что «это» уже работает. В городе дела шли отлично, и у меня появилась надежда.

– Да, таких хороших дней мы не видали уже много-много лет, – согласилась Лана, смягчая голос. – Но где теперь эта женщина, Коналл? Почему ты не привел ее с собой? Ведь она твоя жена.

– Я оставил ее… в хижине. – Сердце Коналла сжалось, когда он представил свою милую Ив одну среди темного леса. И с грустью подумал, что ей, наверное, сейчас гораздо приятнее быть с Элинор, а не с ним. Коналл постарался справиться с эмоциями, которые мешали ему говорить. – Я считаю, что она мне больше не жена. Я отказался от нее.

Лана ахнула. В следующее мгновение Дункан налетел на брата, столкнул его со стула и занес над ним кулак.

– Ах ты, сукин сын!

– Хватит! Хватит! – закричала Лана. Она схватила Дункана за шею и стала стаскивать его с Коналла, совсем так, как она делала это, когда ее сыновья были еще мальчишками. – Прекратите! – Лана оттолкнула Дункана в сторону, потом встала над Коналлом и посмотрела на него. В ее карих глазах бушевало пламя. – Коналл Маккерик, потрудись объяснить мне, почему ты совершил такой ужасный поступок.

Коналл медленно поднялся с пола. Все его мышцы опять заныли от боли. Он поставил стул, с кряхтеньем уселся на него, пригладил волосы руками, а затем глянул на своего бешеного братца. Он уже простил его.

– Я люблю ее, мама, правда люблю.

– Ты полный придурок, вот ты кто, – плюнул Дункан. – С какой стати ты вдруг бросил Ив одну, в ее поло…

– Она врала мне, – прервал его Коналл.

Дункан замер. Он застыл на месте, пытаясь понять, что могло значить это резкое заявление брата. А потом вдруг вся кровь отлила от его лица. Ему стало не по себе. И он протянул руку к стене, чтобы упереться в нее.

– О Боже, нет, этого не может быть.

Лана была совсем сбита с толку, и очень сильно разозлилась.

– Немедленно объясни мне, что все это значит, – потребовала она у Коналла. – Я никак не могу понять, с чего ты вдруг отказался от жены и бросил ее одну, если, как ты говоришь, любишь ее. Почему ты не привел ее к себе домой? Ты ведь видел, что происходит в городе? Что бы там между вами ни случилось, но проклятие правда исчезло.

Дункан отставил свою кружку и взял кувшин со спиртным. Он приставил его ко рту и начал жадно его поглощать.

– Оно не исчезло, мама, – сказал Коналл.

– Исчезло, – продолжала настаивать Лана. – Посмотри…

– Она не Бьюкенен. Она англичанка.

Но это заявление, похоже, не произвело никакого впечатления на Лану.

Дункан наконец опустил кувшин.

– И она носит ребенка Коналла, – с горечью добавил брат.

Вот эта новость действительно ошеломила Лану.

– Моего… внука или внучку? – заикаясь проговорила она, опускаясь на стул.

– Я оставил ее… и отказался от них обоих… надеясь, что… – Коналл не мог продолжать. Дункан подошел к нему и положил свою ладонь ему на плечо. Наконец Коналл смог говорить дальше: – Я не хочу, чтобы проклятие коснулось их жизней, мама. Она носит… – он с трудом перевел дыхание, – …моего ребенка. Если с ними что-то случится по моей вине…

Дункан сжал его плечо. Через некоторое время Коналл продолжил:

– Завтра на рассвете я отправлюсь к Ангусу Бьюкенену просить пощады. – Он повернулся к брату: – Ты пойдешь со мной, Дунк?

– Черт побери, конечно, пойду.

Лана затрепетала.

– Нет, нет! – воскликнула она. – Коналл, твой отец перевернется в гробу, если ты предашь свой клан и поступишь так, как…

– Мне нет никакого дела до клана! – крикнул Коналл. – Это все случилось из-за моего отца! Если бы он укротил свою гордыню и не поступал так жестоко по отношению к своему родному брату, то всего этого не было бы!

– Ты, Коналл, и ты, Дункан, ничего не знаете. – Лана переводила взгляд с одного сына на другого. – Ваш отец должен был по-другому вести себя с Ронаном и мог бы уже давно восстановить мир с Бьюкененами. Но у него были серьезные причины не делать этого. Поверьте мне ради вашего же блага!

– Ради нашего же блага? – воскликнул Коналл, своим ушам не веря. – Меня ничто не волнует, кроме Ив и моего ребенка. Этот город был отравлен моим отцом и его глупой, отвратительной злобой. И я хочу наконец с этим покончить! – Теперь Коналл был в ярости, и это состояние спасало его от всепоглощающего страха. – Если Ангус Бьюкенен подарит мне прощение, я брошусь к Ив, потому что буду знать: проклятие не коснется ее. Если же этого не случится, если он откажет мне… – Коналл на мгновение замешкался, – …то я не остановлюсь, пока не сровняю с землей все дома в этом городе. И я найду того, кто увезет Ив далеко отсюда, где ее не достанут проклятия Маккериков, и этот человек сможет позаботиться о ней и нашем ребенке.

– Коналл, – чуть не плача, обратилась к нему Лана, – в ту ночь не только Ронан расстался с жизнью. Жена самого Ангуса Бьюкенена!.. – Она заломила руки. – Что, если он убьет тебя, прежде чем ты успеешь что-либо сказать? Как тогда ты сможешь помочь своей Ив?

– В этом случае я помогу ей. – Голос Дункана был ровным и уверенным, и Коналл повернулся к нему. – Ты прав, брат. Уже давно пора покончить с этим безумием. Мы сделаем это вместе, ты и я.

Коналл взял его за руку и сказал:

– Спасибо, Дункан.

Лана печально вздохнула и села. Из уголков ее глаз на щеки покатились слезы.

– Хорошо, – прошептала она. – Я знала, мои любимые мальчики, что когда-нибудь этот день наступит. – Пожилая женщина какое-то время молчала, потом подняла голову и внимательно посмотрела на мужчин, стоявших перед ней. – Но я пойду с вами.

Коналл нахмурился.

– Не надо, мама, – проговорил он.

– Нет, я пойду, – сказала Лана не терпящим возражения голосом. – Вы еще слишком молоды и не понимаете, что и на мне тоже лежит бремя ответственности за те несчастья, которые свалились на нас. И я не позволю Ангусу Бьюкенену расправиться с вами лишь потому, что он не может добраться до меня. Так что я иду, – твердым голосом подвела она черту.

Коналл почувствовал, что у него нет иного выбора, кроме как согласиться с ней.

– Ладно, мама, ты пойдешь с нами.

– Но ты должен знать, Коналл, – осторожно начала Лана, – что после того как ты вернешься из города Бьюкененов, клану может не понравиться твой выбор.

– Я уже думал об этом, – ответил Коналл, – и я готов к такому повороту событий.

Лана прищурила глаза.

– Ты готов отказаться от родных?

Призрачная улыбка тронула губы Коналла.

– Не обязательно быть Маккериком, чтобы любить Ив.