Текст книги "Черное сердце"

Связь плохая. Голос у нее хриплый и будто доносится издалека.

– Можешь подойти в кабинет Уортона? Если можешь, то приходи прямо сейчас. Сэму очень нужна твоя помощь. Но только без паники. Пожалуйста, без паники. Приходи сюда.

Даника ошарашенным голосом обещает прийти. Наверно, у меня у самого голос очень странный. Я чувствую себя полностью выжатым.

– Уходите, – говорю я Уортону.

К приходу Даники завуча уже нет.

Она оглядывает кабинет, заляпанный кровью ковер, лампы на книжных полках, Сэма, который без сознания лежит на огромном письменном столе. Смотрит на его ногу, на полуголого меня, сидящего на полу.

– Что случилось? – Даника подходит к Сэму и легонько касается его щеки.

– Сэм… Его подстрелили.

Вид у Даники испуганный.

– Потом пришел доктор и вытащил пулю. Когда он очнется, то обрадуется тебе.

– Ты в порядке?

Ума не приложу, что она имеет в виду. Конечно, я в порядке. Это же не я лежу на столе без сознания.

Кое-как поднимаюсь на ноги и подбираю пальто. Киваю.

– Да, но мне сейчас надо идти, понимаешь? Уортон в курсе, – я неопределенно машу рукой в сторону окровавленного ковра. – Мы вряд ли сможем перенести Сэма, пока он не очнется. Сколько сейчас времени? Полдень?

– Сейчас два часа дня.

– Ясно, – я оглядываюсь на окно. Точно, Уортон же опустил жалюзи. Но я и так не смог бы определить время. – Я не могу…

– Кассель, что происходит? Что случилось? Ты уходишь куда-то – это связано с Сэмом?

Я смеюсь. И Даника смотрит еще более встревоженным взглядом.

– На самом-то деле, – говорю я, – это два совершенно разных дела.

– Кассель…

Глядя на лежащего на столе Сэма, я вспоминаю, как мама в доме у Захарова прижимала к груди свою простреленную руку. Закрываю глаза.

Вот так в конце концов всегда и бывает с преступниками – маленькая ошибка, нелепое совпадение. Тебя подвела собственная самоуверенность, ты споткнулся, у кого-то чуть сбился прицел.

Я сто раз слышал дедушкины байки: как прикончили Мо. Как Мэнди почти удалось уйти. Как погиб Чарли.

С рождения и до самой смерти ты знаешь: когда-нибудь это случится и с тобой. Весь ужас в том, что иногда забываешь о том, что сперва это может случиться с кем-нибудь другим.

Глава четырнадцатая

Когда я выхожу из кабинета Уортона, меня так колотит, что я боюсь упасть с лестницы. На мне повсюду пятна крови, даже штаны промокли. Ссутулившись, шагаю через двор. Хорошо бы пальто хоть отчасти прикрывало этот ужас. Почти все ученики разъехались на выходные, но я все равно старательно избегаю дорожек и иду прямо по газону, сворачивая в сторону при виде прохожих. Стараюсь держаться в тени деревьев, не выходить на свет.

В общежитии сразу же иду в общий душ. Гляжу на собственное отражение. Когда пытаюсь стереть красное пятно на подбородке, оно только больше размазывается. На меня из зеркала будто смотрит незнакомец, он старше меня, щеки у него впали, губы изогнуты в злобной усмешке. Безумец, который только что кого-то прикончил. Маньяк. Убийца.

Судя по всему, я ему не очень-то нравлюсь.

Незнакомец смотрит волком, но черные глаза влажно блестят, как будто он вот-вот заплачет.

Мне он тоже не очень-то нравится.

Желудок болезненно сжимается. Едва успеваю добежать до кабинки – и там меня выворачивает. Поесть не успел, поэтому тошнит меня в основном желчью. Стоя на коленях на холодным кафеле, я выплевываю ее в унитаз, и тут вдруг меня накрывает такая всесокрушающая волна ярости и отвращения к самому себе, что, кажется, будто сейчас она снесет всего меня без остатка. Чувство такое, будто от меня ничего не осталось. Не осталось никакого желания бороться.

Надо сконцентрироваться. Через пару часов приедет Юликова, а перед отъездом нужно многое успеть. Остались еще приготовления. Последние инструкции и мелочи.

Но я цепенею от ужаса, думая о произошедшем и предстоящем. Перед глазами – кровь, в ушах – тихий захлебывающийся стон, который издавал Сэм, корчась от боли.

Придется привыкать.

Залезаю под душ и включаю горячую воду на полную катушку, так что потом тело пощипывает, словно от солнечного ожога. Наряжаюсь для свидания с федералами: рваная футболка, которую когда-то зажевало в сушилке, кожаная куртка и новенькая пара перчаток. Свои окровавленные одежки я торопливо застирываю под краном, а потом упаковываю в пластиковый мешок. Придется пойти на риск и взять с собой телефон. Ставлю его на бесшумный режим и сую в носок.

Распихиваю по карманам куртки другие нужные вещи – в машине надо будет переложить их в сумку. Карточки для записей и ручка. Гель для волос и расческа. Сложенные пополам фотографии Пэттона, распечатанные на стареньком струйном принтере Сэма. Потрепанный детектив в мягкой обложке.

Иду в магазин на углу и перед входом выкидываю в мусорный бак мешок со своей окровавленной одеждой. Мистер Гадзонас встречает меня своей обычной улыбкой:

– Как поживает твоя белокурая подружка? Надеюсь, ты ее субботними вечерами водишь по всяким интересным местам.

– Я ей передам, что это была ваша идея, – ухмыляюсь я, забирая свой кофе и сэндвич с ветчиной и сыром.

– Передай-передай, – он отдает мне сдачу.

Очень надеюсь, что у меня когда-нибудь действительно получится сходить куда-нибудь с Лилой вечером в субботу. Что я снова ее увижу.

Стараясь не думать обо всем этом, возвращаюсь на парковку, сажусь в «бенц», впихиваю в себя сэндвич. Еда на вкус как пепел.

Слушаю радио, переключая станции. Не могу сосредоточиться на словах диктора, а через некоторое время у меня сами собой закрываются глаза.

Просыпаюсь от того, что кто-то барабанит пальцами по стеклу. Рядом с мерседесом стоят агент Юликова, агент Джонс и какая-то незнакомая женщина. Интересно, что будет, если я откажусь выходить? Может, они постоят-постоят и уйдут. А может, у них с собой специальный гидравлический инструмент, и они вскроют мой «бенц», как консервную банку.

Открываю дверь и подхватываю с сидения сумку.

– Хорошо отдохнул? – спрашивает Юликова.

На лице у нее сладенькая улыбка – вылитая вожатая из отряда бойскаутов, а не женщина, которая собралась пустить мою жизнь под откос. Выглядит она гораздо лучше, чем тогда в больнице. От холода щеки разрумянились.

– Вы же меня знаете, – я изображаю зевок. – Мне лишь бы подрынхнуть.

– Вылезай давай. Если хочешь, можешь поспать у нас в машине.

– Конечно, – я закрываю «бенц».

Машина у них, конечно, черная – огромный линкольн, в котором можно устроиться, вытянув ноги. Что я и делаю. Нагнувшись, чтобы положить ключи от машины в сумку, незаметно достаю из носка телефон. Прячу его в карман на дверце. В собственном автомобиле они точно не станут искать контрабанду.

– Ты собирался мне кое-что отдать, – говорит Юликова.

Она сидит рядом со мной на заднем сидении. Остальные двое устроились впереди.

Пистолет. Боже мой, пистолет! Я же оставил его в кабинете Уортона, под столом.

Юликова, наверно, заметила промелькнувший у меня на лице ужас.

– Что-то случилось?

– Я его забыл. Простите. Могу сейчас сбегать, принести.

– Нет, – Юликова переглядывается с женщиной-агентом. – Нет, Кассель, ничего страшного. Заберем, когда привезем тебя обратно. Может, ты нам расскажешь, где он.

– Если хотите, я сейчас могу за ним…

– Нет, ничего страшного, – повторяет она со вздохом.

– А теперь вы, наконец, расскажете, что происходит? Мне было бы гораздо спокойнее, если бы я был в курсе.

– Мы все расскажем, честное слово. План очень простой. Губернатор Пэттон устраивает пресс-конференцию, после нее ты должен превратить его… В какое-нибудь живое существо, которое мы сможем поймать.

– Есть особые пожелания?

Юликова окидывает меня внимательным взглядом, будто пытаясь вычислить, не провоцирую ли я ее.

– Это мы оставим на твое усмотрение, во что проще – в то и преврати. Главное, чтобы он не сбежал.

– Если особых пожеланий нет, я, наверное, превращу его в какую-нибудь крупную собаку. Может, в гончую? Есть такая модная порода, у них еще морды острые – как их там, салюки? Нет, борзые. У моей мамы был один знакомый с такими псами, – звали его Клайд Остин. Он огрел меня по голове бутылкой. Но об этом рассказывать не обязательно. – А может, в большого жука. Его можно стеклянной банке держать. Только дырочки в крышке не забудьте проделать.

Во взгляде у Юликовой внезапно мелькает страх.

– Ты чем-то расстроен, я это вижу, – она дотрагивается до моей руки – такой по-матерински нежный жест. Я заставляю себя не дергаться. – Ты всегда иронизируешь, когда нервничаешь. Понимаю, это для тебя непросто, ты не знаешь подробностей, но ты должен нам довериться. Когда работаешь оперативником, всегда до определенной степени остаешься в неведении. Именно так мы обеспечиваем безопасность своих сотрудников.

На лице у нее такое добренькое выражение. И говорит она вполне разумные вещи. Похоже на правду – никаких характерных движений, выдающих ложь, я не вижу. Меня не оставляет мысль о том, что Баррон вполне мог выдумать те документы. Ужасно, но вполне возможно.

– Наверное, я привык полагаться только на себя.

– Еще когда ты впервые пришел к нам, я поняла, что тут случай особый. Не только из-за твоих способностей, но и из-за твоего прошлого. Нам редко удается установить контакт с юношами вроде тебя и Баррона. Обычно в ПЮО попадают дети, которые жили на улице, которые сбежали из дома, которых выгнали родители. Иногда нам звонят люди, которые думают, что их ребенок мастер. Таких детей мы тоже включаем программу.

– В смысле, люди, которые сами не мастера? Они обычно пугаются? Такие родители?

– Чаще всего. Иногда ситуация складывается таким образом, что приходится забрать ребенка, чтобы избежать насилия. У нас есть две специальные школы для детей-мастеров младше десяти лет.

– Военные школы.

– Да. Но случаются, Кассель, и гораздо более страшные вещи. Ты знал, что многих детей-мастеров убивают собственные родители? Есть, конечно, официальная статистика, но я собственными глазами видела останки, собственными ушами слушала сбивчивые оправдания. Допустим, нам сообщают о ребенке, который может оказаться мастером, мы приезжаем в тот городок, а нам говорят: «Девочка у родни». И у этой «родни» нет телефона, с ней никак не связаться. Или мальчика перевели в другую школу, только никаких официальных документов нет. Обычно выясняется, что ребенок мертв.

Я не нахожусь с ответом.

– А еще бывает, что детьми никто не занимается, детей избивают, детям с детства внушают, что вырасти из них могут только преступники, – Юликова вздыхает. – Ты, наверно, удивляешься, почему я все это тебе рассказываю.

– Потому, что именно к таким случаям вы привыкли… А не к таким, как у меня, с моим семейством.

Она кивает, глядя куда-то вперед, в сторону агента Джонса.

– Я не привыкла, что меня считают врагом.

– Но я так не думаю, – я удивленно смотрю на нее.

– Ох, Кассель! – смеется Юликова. – Как бы я хотела, чтобы у меня сейчас под рукой был детектор лжи. И что хуже всего – я прекрасно понимаю, что мы сами отчасти во всем виноваты. Мы узнали о тебе только потому, что у тебя не было выбора, – тебе пришлось сдаться. А теперь у твоей матери неприятности. Скажем так, у нас разные цели и мотивы. Мы с тобой вынуждены заключать сделки, но мне бы не хотелось работать так и дальше. Я хочу, чтобы мы были на одной стороне, особенно когда дело касается такой важной операции.

Юликова умолкает, давая мне время обдумать ее слова. Линкольн останавливается возле отеля «Марриотт». В таких больших прямоугольных гостиницах очень легко кого-нибудь караулить: планировка стандартная – коридор заканчивается в большом центральном лобби. Всего-то и нужно выбрать этаж повыше, поставить одного человека под дверью номера, второго у двери на лестницу, а третьего у лифта. А их тут как раз трое.

Агент Джонс глушит двигатель.

– Ладно, – говорю я. – Все равно я целиком и полностью в вашей власти.

– А мы в твоей, – улыбается Юликова.

Хватаю сумку, агенты забирают из багажника небольшие темно-синие чемоданчики, и мы заходим через главный вход. Видимо, мне предстоит весьма скучный вечер.

– Подожди здесь, – приказывает Юликова.

Пока она и агент Джонс оформляют документы, меня караулит женщина. Присев на подлокотник бежевого кресла, я протягиваю ей руку.

– Очень приятно, Кассель Шарп.

Она окидывает меня весьма подозрительным взглядом – точно как агент Джонс. Не очень длинные рыжие волосы стянуты на затылке в хвост. Темно-синий костюм в тон чемодану. Обычные бежевые туфли с круглыми носами. Да еще и колготки. В ушах маленькие золотые колечки. Превосходный наряд – ничего по нему не скажешь. Даже возраст определить невозможно: может быть как двадцать с лишним, так и тридцать с лишним.

– Кассандра Бреннан, – она пожимает мне руку.

– Понятно, почему вас определили на эту работу. Вы из Бреннанов? Юликова сказала, что нечасто работает с детьми из кланов. Но не сказала, что такого вообще никогда не случается.

– У меня вполне обычное имя, – отвечает Кассандра.

К нам подходит Юликова, и мы направляемся к лифту.

У нас один большой номер: четыре спальни и одна общая комната. Мне, конечно, ключей не дают. И конечно, дверь моей спальни открывается не в коридор, а в общую комнату, где стоят старенький диван, телевизор и мини-холодильник.

Бросив сумку на кровать, иду в общую комнату. За мной внимательно наблюдает агент Джонс – словно ждет, что я сейчас, как настоящий ниндзя, растаю в чистом воздухе.

– Если тебе надо что-то купить в автомате, скажи нам – кто-нибудь с тобой сходит. Иначе не сможешь вернуться в комнату – двери блокируются автоматически, – предупреждает он.

Будто я раньше никогда не бывал в гостиницах. Джонс, как всегда, бесхитростен и прям, как шпала.

– А где, кстати, ваш партнер? Хант, кажется?

– Повышение получил.

– Передайте ему мои поздравления, – ухмыляюсь я.

Судя по выражению лица, Джонсу очень хочется, чтобы от меня осталось пустое место. То есть все почти как обычно – когда он смотрит на меня как на пустое место.

– Есть хочешь? – прерывает нашу милую беседу Юликова. – Ты ужинал?

Я вспоминаю про оставшийся в машине недоеденный сэндвич. От мыслей о еде мне по-прежнему слегка не по себе, но не следует этого показывать.

– Не ужинал. Но прежде я бы очень хотел услышать подробности о предстоящем деле.

– Превосходно, – кивает Юликова. – Тогда пойди помойся, агент Бреннан купит нам что-нибудь поесть. Тут где-то поблизости был китайский ресторан. Потом и поговорим. Кассель, тебе что-то не нравится?

– Мне все нравится.

Иду в спальню. Следом заходит Джонс.

– Можно осмотреть твою сумку?

– Валяйте, – я сажусь на кровать.

– Таковы правила, – улыбается он одними губами.

Ничего интересного Джонс в сумке не находит. Он ощупывает подкладку, осматривает распечатки с фотографиями и чистые карточки для записей.

– Тебя мне тоже придется обыскать.

Я встаю. При мысли о спрятанном у них в машине мобильнике очень хочется улыбнуться, но я напоминаю себе, что рано радоваться собственному хитроумию – так и попасться недолго.

Джонс уходит. Я валяюсь на кровати и читаю свой детектив. Не очень убедительный сюжетный ход: выясняется, что детектив и убийца, которого он выслеживает, это один и тот же человек. Удивительно, сколько времени ушло у героя на то, чтобы это вычислить. Когда я сам был в похожем положении, то догадался гораздо быстрее.

Через некоторое время слышу, как открывается дверь номера. Кто-то с кем-то разговаривает. В мою дверь стучат.

В общей комнате Бреннан расставляет на столе бумажные тарелки. От аппетитного запаха у меня слюнки текут. Думал, что не хочу есть, но при виде еды меня охватывает страшный голод.

– А горчица есть? – спрашиваю я.

Джонс передает мне пару пакетиков.

Пока мы едим, Юликова раскладывает на столе карту. Там изображен парк.

– Как я и говорила, план весьма прост. Чем проще – тем лучше. Кассель, мы не стали бы втягивать тебя в эту операцию, если бы не были полностью во всем уверены. Мы понимаем, что у тебя мало опыта. Губернатор Пэттон устраивает пресс-конференцию на месте бывшего лагеря для мастеров. Он пытается выставить дело так, будто вторая поправка поможет мастерам. Но при этом его выступление – это завуалированная угроза.

Она вытаскивает из кармана пиджака шариковую ручку и ставит на карте крестик.

– Ты будешь все время находиться вот здесь, в автофургоне. Ничего опасного, но придется поскучать.

Я с улыбкой отправляю в рот очередной кусочек курицы гунбао. На язык попадается острый перчик, и я стараюсь не обращать внимания на жжение во рту.

– Вот здесь поставят сцену, – Юликова делает пометку на карте. – А вот здесь будет фургон Пэттона, он в нем переодевается. Здесь еще несколько фургонов – для его команды. Нам удалось зарезервировать один для себя, и нам гарантировали безопасность.

– Так я там что – буду один?

– Наши агенты будут дежурить снаружи – в форме полицейских. Еще у нас есть свои люди в службе охраны самого Пэттона. Ты в хороших руках.

Все это в некотором смысле логично. А еще вполне логичная получится картинка: я сижу один, потом выхожу и нападаю на Пэттона – значит, действовал в одиночку. И федералы ни при чем.

– А что с камерами наблюдения? – спрашиваю я.

Агент Бреннан удивленно поднимает брови.

– Пресс-конференция проходит в парке, и камер там нет, – отвечает Юликова. – Но не следует забывать о камерах журналистов, – она ставит синюю точку перед линией, обозначающей сцену. – Здесь место для репортеров, а вот здесь парковка для грузовиков, там будут стоять и наши машины. Пока ты сидишь в фургоне, тебя никто не увидит.

Я киваю.

Агент Джонс накладывает себе на тарелку еще риса и курицы в кунжуте и поливает все это соусом.

– Пэттон произнесет небольшую речь и начнет отвечает на вопросы репортеров, – продолжает Юликова. – Ты должен тайком пробраться в свой фургон и сидеть там, пока он не выйдет на сцену. В фургоне установлен телевизор – ты увидишь все в местных новостях, поскольку конференция проходит в прямом эфире.

– А о чем будет эта речь?

Юликова кашляет, прикрываясь рукой.

– Против Пэттона выступил сенатор Рейберн. На этой пресс-конференции губернатор сможет перенаправить всеобщее внимание, обратившись при этом ко всей стране. Если вторая поправка пройдет в Нью-Джерси, то и в остальных штатах начнут готовить похожие законопроекты.

– Хорошо, мне нужно дождаться, когда Пэттон уйдет со сцены. А дальше что? Досчитать до трех и наброситься на него?

– Мы подготовили для тебя униформу. У тебя будут папка и гарнитура с микрофоном. Точь-в-точь, как у работника сцены. Еще у нас есть специальная краска, которой мы покрасим твои руки: как будто на тебе перчатки, но пальцы остаются голыми.

– Умно.

Мне не терпится взглянуть на эту краску. Вот бы дедушка обрадовался, если б узнал, что правительство и правда скрывает от нас всякие секретные штучки. Жалко, ему не расскажешь.

– Пока Пэттон будет произносить речь, ты заберешься в его фургон и будешь ждать там. Фургон маленький: когда губернатор войдет, ты легко сумеешь до него дотронуться. Мы будем координировать тебя через гарнитуру, так что, если появятся вопросы или захочешь узнать, где сейчас Пэттон, мы поможем.

Я снова киваю. Не такой уж и паршивый план. Гораздо более простой, чем тот, который придумал Филип – когда надо было весь вечер караулить Захарова возле туалета. С другой стороны, эти два плана до неприятного похожи. Видимо, убийства при помощи магии трансформации совершаются приблизительно по одной схеме.

– Хорошо, я превращаю Пэттона в борзую. Все падают в обморок. А потом что? Как мне скрыться? В моем распоряжении будет минуты две, а то и меньше, потом отдача. А возле фургона дежурят телохранители.

– Все произойдет вот здесь, – Юликова обводит в кружок фургон губернатора, и агент Бреннан наклоняется поближе – посмотреть. – Тот телохранитель, который работает на нас, будет стоять слева. Он скажет, что Пэттон велел его не беспокоить. Вы наверняка будете шуметь…

– Не может быть, – вставляю я.

Никто и никогда не смеется над такими шутками.

– В последнее время Пэттон вел себя довольно странно, и мы рассчитываем, что наш агент сможет списать возню и шум на его неадекватное поведение. Когда будешь готов, сообщишь нам по гарнитуре, и мы вас обоих заберем.

– Я не смогу выйти сразу же, – я поднимаю руку в перчатке, предупреждая возражения Джонса. – В самом прямом смысле не смогу. Во время отдачи я буду трансформироваться. В таком виде меня можно переместить только на короткое расстояние, и то не факт. И я сам ничем помочь не смогу.

Они переглядываются.

– Я видел, как это происходит, – говорит Джонс. – Неприятно признавать, но он прав. Придется тянуть время.

Юликова и Бреннан смотрят на меня, будто что-то прикидывая.

– Все так плохо? – спрашивает Бреннан. – В смысле…

– Не знаю. Я же сам не видел. Иногда мне и смотреть-то нечем, если понимаете, о чем я.

Бреннан бледнеет. Видимо, мне только что впервые в жизни удалось вывести из себя агента ФБР.

Бинго.

– Ладно, – соглашается Юликова. – Меняем план. Подождем, пока не закончится отдача, и только потом заберем его. У нас рядом машина.

– Вам понадобится поводок, – усмехаюсь я.

Агент Джонс пристально смотрит на меня.

– Для Пэттона. И ошейник. Прихватите какой-нибудь страшно идиотский ошейник, ладно?

Джонс раздувает ноздри.

– Практично, – Юликова говорит спокойно и вроде бы даже искренне, но дерганое поведение Джонса действует мне на нервы.

Может, он всегда так ведет себя перед операцией, но это бесит.

– Вот и весь план, – Юликова у тянется за очередным яичным роллом. – Кассель, вопросы есть? У кого-нибудь вопросы есть?

– А где будете вы все? – я чуть подталкиваю к ней карту.

– Вон там, – она стучит затянутыми в перчатку пальцами по большой области где-то перед сценой. – Будем использовать в качестве командного центра фургон, чтобы не провоцировать Пэттона. Он потребовал, чтобы в парке работала только его служба безопасности, так что нам нельзя лишний раз показываться ему на глаза. Но, Кассель, мы точно там будем. Совсем рядом.

Совсем рядом, но где именно – я не знаю. Превосходно.

– А что, если мне понадобится вас найти? Если сломается телевизор или закоротит гарнитуру?

– Позволь дать тебе один полезный совет. Когда-то точно такой же совет дали мне. Иногда во время операции что-то идет наперекосяк. В таком случае у тебя два варианта: либо продолжить, если наперекосяк пошло что-то не очень важное, либо прервать операцию. Придется довериться собственной интуиции. Если сломается телевизор, просто оставайся в фургоне и ничего не делай. Если у тебя появится ощущение, что что-то идет не так, ничего не делай.

Совет хороший – такой вряд ли дали бы человеку, которого хотят подставить. Я смотрю на Юликову: она пьет диетическую колу и жует рис. Вспоминаю Баррона. Неужели мне и вправду придется решать, кто из них больше заслуживает моего доверия?

– Ладно, – я беру карту. – Можно я ее себе возьму? Изучу все хорошенько.

– Такое впечатление, что ты уже не в первый раз занимаешься подобными делами, – удивляется агент Бреннан.

– Я происхожу из славной династии мошенников. Парочку афер успел за свою жизнь провернуть.

Бреннан с фырканьем качает головой. Джонс неодобрительно смотрит на нас обоих. Юликова ломает печеньице с предсказанием и вытаскивает из него длинную бумажную ленту. Там квадратными буквами напечатано: «Вас пригласят на замечательное мероприятие». После ужина я ухожу в свою спальню.

Около кровати стоит телефон. Руки так и чешутся позвонить Данике – узнать, как там Сэм. Телефон наверняка прослушивается, но искушение все равно велико. Но Сэм, наверное, сейчас спит, и я даже не знаю, захочет ли он со мной разговаривать.

К тому же, стоит хоть словом обмолвиться об огнестрельном ранении, и федералы тут же насторожатся и начнут задавать вопросы. А этого сейчас нельзя допустить.

И Лиле нельзя звонить. Предыдущая ночь больше похожа на сон, но даже думать о Лиле, сидя на потрепанном гостиничном покрывале, кажется рискованным делом. Как будто одни лишь воспоминания о ее мягкой коже, смехе, улыбке могут дать федералам оружие против меня.

Теперь Лила знает, что я на них работаю. Интересно, как она распорядится этой информацией? Чего ждет от меня?

Ложусь в кровать и пытаюсь заснуть. Мысли перескакивают с Лилы на Сэма. Я слышу ее смех, вижу его кровь, чувствую прикосновение ее обнаженной руки, слышу его полной боли крик. Снова и снова, пока смех и крики не смешиваются и я не проваливаюсь в сон.

Утром нетвердым шагом выхожу в общую комнату. На диване сидит агент Джонс с кружкой кофе. Рядом полный кофейник – скорее всего, принесли из обслуживания номеров. Джонс смотрит на меня мрачным взглядом – наверное, только недавно принял вахту. Видимо, они трое караулили по очереди всю ночь, чтобы я не сбежал.

Достаю еще одну кружку и наливаю себе кофе. Он просто отвратный.

Неожиданно мне вспоминаются мама и совсем другая гостиница.

– Слушайте, а в гостиничных кофеварках действительно можно бодяжить метамфетамин?

– Конечно, – кивает Джонс, задумчиво глядя в свою кружку.

Получается, что хоть в чем-то мама была права.

Принимаю душ, одеваюсь. Агенты ждут меня в общей комнате, заказывают завтрак. Нам предстоит провести здесь весь день, а делать особенно нечего. Джонс хочет посмотреть баскетбольный матч на большом плазменном экране. А мы с Юликовой и Бреннан играем в карты. Сначала ставим на кон шоколадку из гостиничного автомата, потом мелочь и наконец желание – выигравший выбирает, какой фильм мы будем смотреть.

Я выбираю «Тонкого человека»[6]6
  Черно-белый комедийный детектив 1934 года.


[Закрыть]. Немного посмеяться сейчас не помешает.