Текст книги "Черное сердце"

Глава пятая

На физике снова сажусь рядом с Даникой. Она открывает тетрадку, разглаживает складки на черной плиссированной юбке и награждает меня поистине убийственным взглядом. Отвожу глаза и замечаю растрепавшуюся ниточку на вышитой золотом эмблеме Веллингфорда на кармане ее блейзера.

– Прости, пожалуйста, что не смог вчера прийти в библиотеку, – покаянно говорю я, прижав руку к сердцу. – Я честно собирался.

Даника молча собирает каштаново-фиолетовые кудряшки в некое подобие пучка, а потом, сняв с руки резинку, кое-как перетягивает эту конструкцию. И как оно держится – ума не приложу.

– Я ездил к Лиле. Ей надо было кое-что сообщить мне о моих родных. Отложить никак было нельзя.

Даника фыркает.

– Если мне не веришь, спроси ее.

Она достает из рюкзака карандаш с изгрызенным кончиком и тыкает в меня:

– Я хочу спросить тебя. Всего один вопрос – ответишь на него честно?

– Не знаю.

Кое о чем я рассказывать не могу, а кое о чем не особенно хочу. Но я хотя бы честно могу в этом признаться. Хотя Даника мою откровенность не особенно оценила.

– Что сталось с той кошкой, которую мы выручили из приюта?

Я не спешу с ответом.

С правдой всегда так – умный всегда вычислит, о чем ты умолчал. Врать легко и безопасно. А вот когда говоришь правду, можно и вляпаться. Я рассказал Данике о том, как братья изменили мои воспоминания, как они пытались заставить меня убить Захарова и держали Лилу в плену, но опустил одну очень важную деталь – не сказал, что я мастер трансформации.

Слишком боялся. Я и так многое рассказал Данике и не мог заставить себя выдать и эту последнюю тайну. Самой тайны тоже боялся. Боялся сказать о ней вслух. И вот теперь Даника сопоставила факты и нашла нестыковку. Та кошка – она ведь больше никогда ее не видела.

– Я могу все объяснить.

– Так и думала, что ты это скажешь, – Даника качает головой и отворачивается.

– Да ладно тебе. Я действительно могу все объяснить. Просто дай мне шанс.

– Я тебе давала шанс, – она переходит на шепот, потому что Йонадаб уже проверяет присутствующих. – И ты его прохлопал.

Пусть Даника на меня сердится, я-то знаю: для нее важнее всего на свете узнать правду. Видимо, ей кажется, что она ее знает.

Из-за чего-то же она затеяла разговор о событиях полугодовой давности. Наверное, Лила что-то сболтнула; может, даже сказала, что я мастер трансформации и именно из-за меня она несколько лет провела в теле животного. Ведь именно Лила была той кошкой, которую мы украли. Они с Даникой много времени проводили вместе. Наверное, Лиле нужно было с кем-нибудь поговорить. Эта тайна принадлежит не только мне, но и ей.

А теперь, видимо, и Даника знает.

На тренировку по бегу не иду – плюхаюсь на диван в общей комнате в общежитии и забиваю в Google «ювелирный магазин в Патерсоне». Сайт у них корявый: предлагают заплатить наличными за золотые изделия, берут на реализацию. Закрываются в шесть, так что уже не успеть.

Набираю указанный номер. Называюсь старым клиентом – мне нужен Боб, только ему я могу доверить кое-какие вещицы на продажу. Женщина на другом конце провода ворчливо сообщает, что Боб будет только в воскресенье. Благодарю и вешаю трубку. Вот и появились планы на выходные.

Вряд ли человек, который перепродал Бриллиант Бессмертия и сорвал большой куш, остался бы работать в такой дыре. Так что ничего особенного от поездки в Патерсон я не жду.

На сайте, кстати, имеется страница с рекламой амулетов. Все вроде законно. Амулеты трансформации не продают. Если бы продавали, сразу стало бы ясно – мошенники, ведь мастеров трансформации днем с огнем не сыщешь. Выставлены в основном амулеты против магии удачи. И несколько более редких – против магии памяти и смерти. Отвести проклятие можно только один раз, потом камень треснет и придется покупать новый. Никаких подозрительных рекламных заявлений. Наверное, раз Боб знал папу, то у него были (и, судя по амулетам, есть) кое-какие связи с мастерами.

Логично, что специалист по подделкам знается с нашим братом. Магия вне закона, и каждый, кто ею пользуется, автоматически превращается в преступника. А рыбак рыбака видит издалека.

И тут мои мысли, конечно, перескакивают на Лилу.

Она меня и так уже ненавидит, а как подпишу бумаги и стану федеральным агентом, возненавидит еще сильнее. В Карни, где мы с ней в детстве проводили лето, считалось, что, если мастер переметнулся к правительственным, так он предатель, распоследняя тварь, которой и руки никто не подаст.

Где-то в глубине души меня греет извращенная мысль: я могу выкинуть такое, от чего все эти убийцы, мошенники и лжецы выпучат глазенки от ужаса. Готов поспорить, они думают, что у меня кишка тонка.

Но я не хочу причинять боль Лиле – во всяком случае, больше, чем уже причинил. И кто бы обо мне что ни думал, я никогда не позволю полиции ей навредить.

В общую комнату заходит парень из одиннадцатого, Джейс. Включает телевизор, находит какое-то реалити-шоу: королевы красоты на необитаемом острове. Я особенно не вслушиваюсь. Мысли перескакивают на Мину Лэндж.

Даже думать не хочу, почему у меня в голове она связалась с Лилой.

Снова и снова прокручиваю в голове куцый рассказ Мины, пытаюсь выловить какую-нибудь подсказку. Почему вор украл фотик две недели назад, а шантажировать ее начал только сейчас? Обычно фотик воруют не ради фотографий – почему воришке вдруг приспичило просматривать чужие снимки? С другой стороны, в Веллингфорде почти все ученики легко могут позволить себе фотик, а уж сколько богатеньких детишек воруют исключительно ради развлечения – и представить трудно. Тырят по мелочи в соседнем супермаркете, вламываются друг другу в комнаты, неумело вскрывая замки, и тащат печенье или айпады.

К сожалению, это лишь расширяет круг подозреваемых. Шантажистом может оказаться кто угодно. Скорее всего, насчет пяти тысяч баксов и бейсбольного поля – это просто шутка, Мину пытаются напугать. Во всем этом чувствуется какая-то мелочная злоба – наверное, девчонка, одна или с подружками. Хотят помучить жертву всласть.

В этом случае рассчитано все очень хорошо. Даже если Мина поймет, что они блефуют, то ничегошеньки не сможет сделать – она же не хочет, чтобы все увидели фотки. Но тогда девчонки наверняка исподтишка хихикают над ней в столовой, издеваются в классе, даже если не упоминают сами снимки.

Если бы только я был уверен, что Мина не врет.

Такими делами ведь и занимаются агенты ФБР? Конечно, работают они по-крупному, но приемы-то используют те же. Может, такие задачки как раз полагается решать Баррону, только вот эта досталась мне. Небольшое расследование, тайная практика. Когда я наконец вольюсь в их ряды, то хоть в чем-то его обскачу.

И это небольшое расследование поможет доказать самому себе, что я сделал правильный выбор.

Я все еще прокручиваю в голове разные способы вывести шантажиста на чистую воду, и тут реалити-шоу прерывается из-за новостей. Губернатор Пэттон стоит на ступеньках здания суда, перед ним куча микрофонов, громко кричат журналисты.

– А вы знали, что существуют правительственные подразделения, в которых работают исключительно мастера? И у этих мастеров есть доступ к вашим личным данным. Вы знали, что, когда людей принимают на государственную службу, не проводится никакого специального тестирования, чтобы выявить потенциальных преступников? – вещает губернатор. – Нужно найти и выгнать их всех из правительственных органов! Как можно обеспечить безопасность наших законотворцев, если кто-то среди их помощников, секретарей и даже непосредственных коллег пытается подорвать усилия, направленные на то, чтобы вычислить этих негодяев? Ведь получается, что такие усилия направлены и против них самих.

На экране появляется лицо журналистки, покрытое толстым слоем косметики. Она рассказывает о заявлении сенатора из Нью-Йорка, Джеймса Рейберна, который осуждает позицию Пэттона. Показывают этого самого Рейберна – он стоит на синем фоне за кафедрой с американским гербом. Довольно молод для сенатора и улыбка у него профессиональная – видимо, умеет убеждать людей и дурить им головы, но с виду не такой уж и проныра. Мне хочется ему симпатизировать. Он похож на отца.

– Недавние заявления и действия губернатора Пэттона глубоко меня разочаровали. Разве не общеизвестно, что тот, кто поборол искушение, добродетельнее того, кому еще не представилась возможность встретиться лицом к лицу со своими демонами? Эти люди, от рождения наделенные гиперинтенсивными гамма-волнами, не стали преступниками, не воспользовались своими способностями ради выгоды, хоть искушение и было велико. Они такие же, как мы, они не поддались, напротив, решили оградить нас от своих менее праведных собратьев. Они достойны уважения. Так неужели же мы объявим на них охоту, как призывает это сделать губернатор Пэттон?

Журналистка обещает подробнее рассказать о ситуации, о заявлениях других членов правительства.

Нащупав пульт, переключаю канал. Джейс уткнулся в ноутбук: ему вроде все равно, и на том спасибо. Наверное, если Пэттон отвлекся на что-то и хотя бы на время забыл про маму, это хорошо, но смотреть на его физиономию все равно мерзко.

Перед ужином бегу в комнату скинуть рюкзак и, поднявшись по лестнице, сталкиваюсь с Сэмом. Он несется по коридору, волосы торчат дыбом, на шее и щеках красные пятна, глаза блестят, как бывает у влюбленных, взбешенных и сумасшедших.

– Что стряслось?

– Она хочет забрать обратно все свои вещи, – он изо всей силы ударяет кулаком по стене так, что трескается штукатурка.

Я удивленно смотрю на него: обычно Сэм ничего подобного себе не позволяет. Мой сосед – парень крупный, но я никогда не видел, чтобы он вот так использовал свою силу.

– Даника? – идиотский вопрос. Конечно, Даника, кто же еще.

Просто это так нелепо. Конечно, они поругались, но ведь из-за глупости. У них же друг к другу чувства – и явно более сильные, чем обида из-за того мелкого недоразумения.

– Что стряслось?

– Позвонила мне и сказала, что все кончено. Уже почти месяц как кончено, – Сэм сгорбился и стоит, опершись рукой о стену, уткнулся носом в сгиб локтя. – Сказала, что видеть меня не желает, даже чтобы забрать вещи. Я извинился… Много-много раз извинился… Сказал, что сделаю что угодно, чтобы ее вернуть. Но что мне делать?

– Может, ей нужно время.

– Нет. Она с кем-то встречается.

– Да быть того не может. Она просто…

– Точно встречается. Сама мне сказала.

– С кем?

Я вспоминаю всех, с кем при мне разговаривала Даника. Смотрела она на кого-нибудь с обожанием? Встречалась с кем-нибудь чаще обычного? Может, кто-нибудь задерживался после собрания СГЛАЗ-а, чтобы с ней поговорить? Ничего такого не помню. Не могу ее ни с кем представить.

– Не хочет говорить, – качает головой Сэм.

– Слушай. Мне очень-очень жаль. Хочешь, закину рюкзак, и смоемся отсюда? Пиццу поедим или еще чего. Хоть на пару часов сольемся.

Я хотел сегодня встретиться с Миной в столовой, но это подождет.

– Нет, я просто хочу побыть один.

– Уверен?

Сэм кивает и с громким топотом спускается по ступенькам. А я захожу в комнату, бросаю рюкзак с учебниками на кровать и только тут замечаю Лилу: стоя на коленях, она что-то высматривает под комодом у Сэма. Короткие золотистые волосы упали на глаза, рукава рубашки закатаны до локтей, колготок на ней нет – только коротенькие носки.

– Привет, – изумленно бормочу я.

Лила распрямляется. Злится или нет – не понятно, но щеки слегка порозовели.

– Не думала тебя здесь застать.

– Я вообще-то здесь живу.

Лила поворачивается ко мне лицом. Теперь она сидит перед комодом, скрестив ноги, плиссированная юбка чуть задралась. Стараюсь не смотреть, не вспоминать, какая мягкая у нее на ощупь кожа, но это совершенно невозможно.

– Не знаешь, где игрушечная сова Даники? Она клялась, что оставила ее здесь, а Сэм сказал, что не видел.

– И я не видел.

– Еще книжка. «Сопри эту книгу» Эбби Хоффмана[1]1
  «Сопри эту книгу» – руководство для молодежи известного активиста-шестидесятника Эбби Хоффмана.


[Закрыть].

– Виноват, – я достаю книгу из своего комода. А когда Лила смотрит на меня со значением, оправдываюсь: – А что такого? Я думал, она Сэму принадлежит, вот и взял.

Лила, в одно мгновение оказавшись на ногах, вырывает у меня Хоффмана.

– Да не в этом дело. Не знаю в чем. Зачем я вообще на это согласилась? Просто Даника так расстроилась.

– Это Даника расстроилась? Она ему, между прочим, сердце разбила.

Вот сейчас Лила скажет какую-нибудь гадость – про Сэма, про меня, про отношения вообще, но она лишь кивает.

– Ага.

– Вчера… – начинаю я.

Но Лила, замотав головой, уходит на другой конец комнаты.

– А футболку с надписью «Крутые заучки» не видел?

Теперь уже я мотаю головой. Лила подбирает с пола грязное белье.

– Так вы теперь дружите? С Даникой?

– Она мне помогает.

– Помогает с чем? – нахмурившись, спрашиваю я.

– С учебой. Я немного отстаю. Хотя вряд ли задержусь здесь надолго, – Лила поднимает с пола мятую рубашку и смотрит на меня скорее с грустью, чем со злостью.

– Что? Почему? – я делаю шаг к ней.

Да, Даника как-то говорила, что Лиле нужно наверстывать. Она же с четырнадцати лет не училась, тут волей-неволей отстанешь. Но я думал, она справится. Думал, Лила справится с чем угодно.

– Я перешла сюда только из-за тебя. У меня не особенно ладится с учебой, – она снимает со стенки над кроватью Сэма открытку, для этого ей приходится вскарабкаться на матрас, и тут уж во мне просыпаются самые что ни на есть непристойные мысли. – Ну вот и все.

Она идет к двери.

– Лила, я мало знаю людей умнее тебя…

– Тебя она, кстати, тоже видеть не желает. Понятия не имею, чем ты насолил Данике, но, по-моему, она злится на тебя даже больше, чем на Сэма.

– На меня? – я перехожу на шепот, чтобы не услышали посторонние: – Я ей ничего не сделал. Это же ты ей сказала, что я тебя превратил в кошку.

– Что? – Лила даже рот приоткрыла от изумления. – Да ты спятил. Ничего я такого не говорила!

– Ладно. А я думал, что сказала. Даника задавала много странных вопросов. Прости. Я тебя ни в чем не обвиняю. Это же твоя тайна, так что рассказывай, если хочешь. Я не имею права…

– Хорошо бы, она сама не догадалась, – качает головой Лила. – Эта ее сумасшедшая мамочка, которая помешана на правах мастеров – да Даника тут же побежала бы к властям. И тебя мигом бы забрили в одну из этих федеральных программ для промывки мозгов.

– Ну да, – я виновато улыбаюсь. – Хорошо, что ты ей ничего не сказала.

– Я-то умею хранить тайны, – закатывает глаза Лила.

Она уходит, а я пристыженно вспоминаю, сколько же тайн она хранит. С того самого момента, как Лила снова стала человеком, она сто раз могла пустить мою жизнь под откос. Стоило хоть однажды проговориться Захарову, и он бы меня прикончил. А потом мамочка над ней поработала – появился еще более весомый повод. Вообще чудо, что Лила меня до сих пор не сдала. И я даже не представляю почему, ведь мамино проклятье уже не действует.

Размышляю, развалившись на кровати.

Всю жизнь меня учили мыслить так, как мыслят мошенники, читать людей. Но вот Лилу сейчас я прочитать не могу.

За ужином Мина утверждает, что никто из знакомых не стал бы шантажировать ее забавы ради. Никто в Веллингфорде никогда над ней не издевался. Она абсолютно со всеми в прекрасных отношениях.

Мы сидим за одним столиком и медленно жуем жареную курицу с картошкой, а я задаю свои вопросы, попутно высматривая Сэма. Но Сэм так и не появляется. Лилы тоже нет.

Мина неохотно признается, что ее бывший парень не учится в Веллингфорде. Зовут его Джей Смит, он ходит в какую-то государственную школу, но в какую – она точно не знает. Познакомились в торговом центре, в каком – тут тоже не все ясно. У Смита очень строгие родители, поэтому домой он ее никогда не приглашал. А когда они расстались, Мина стерла его номер.

Все концы обрублены.

Получается, будто Мина не хочет, чтобы я кого-нибудь подозревал. Чтобы расследовал то дело, которое сама мне и поручила.

Будто она знает, кто шантажист. Но тогда зачем ей я?

На прощание Мина обнимает меня и говорит, что я самый классный парень на свете. Приятно, хоть я и понимаю, что она это не всерьез, а ради своих целей.

Сэм лежит в комнате на кровати, нацепив наушники. Не встает во время самостоятельной работы. Засыпает прямо в одежде.

В среду он отмалчивается и почти ничего не ест. В столовой кое-как ковыряет еду и тихонько мычит в ответ на мои идиотские шутки. С затравленным видом переходит с урока на урок.

В четверг Сэм пытается поговорить с Даникой – бежит за ней во двор после завтрака. Я иду следом, а у самого в животе все сжимается от нехорошего предчувствия. Небо затянуто тучами, но уже так похолодало, что, наверное, снег пойдет, а не дождь. Веллингфорд кажется серым и выцветшим. Сэм и Даника стоят совсем рядом, и на мгновение мне кажется, что сейчас они помирятся. Но потом она разворачивается и торопливым шагом идет в сторону учебного центра. Косички так и лупят по спине.

– И кто он? – орет ей вслед Сэм. – Просто скажи. Скажи, чем он лучше меня?

– Зря я вообще тебе сказала! – кричит Даника в ответ.

Находится немало желающих поставить на личность этого загадочного парня. К Сэму, конечно, с такими ставками никто не суется. Он бродит по Веллингфорду с совершенно диким видом. Поэтому приходят ко мне, но я, к счастью, вышел из дела.

К пятнице все настолько плохо, что я тащу Сэма к себе. «Бенц» оставляю на школьной парковке, и мы едем в наш старый дом на переделанном катафалке, работающем на растительном масле. Около дома припаркована другая машина. Меня решил навестить дед.

Глава шестая

Захожу через парадную дверь – она не заперта. Сэм плетется следом. В кухне шумит посудомойка. Дедушка режет картошку и лук. Перчатки снял, так что хорошо видны почерневшие культи, оставшиеся от пальцев. Всего четыре – четыре убийства. Дедушка – мастер смерти. И одно из этих убийств спасло мне жизнь.

– Сэм Ю? – поглядев на нас, уточняет дед. – Сосед по комнате.

Сэм кивает.

– Ты прикатил аж из самого Карни, – удивляюсь я. – Ужин готовишь. Что стряслось-то? Как ты вообще узнал, что я на выходные сюда приеду?

– А я и не знал. С тобой мамаша твоя связывалась?

Молчу.

Дедушка хмыкает.

– Так я и думал. Не суйся в ее дерьмо, – он кивает на Сэма: – Пацан умеет хранить тайны?

– Ну, почти все мои ему известны.

– Почти? – уголок рта у Сэма самую малость приподнимается. Это уже немного похоже на улыбку, которую я много дней на его лице не видел.

– Тогда послушайте оба. Кассель, я знаю, она твоя мать, но ты ничего для нее не можешь сделать. Шандра сама в это вляпалась. Понял?

Я молча киваю.

– Вот только не надо убеждать меня с пеной у рта, что будешь пай-мальчиком.

– Да ничего такого я делать не собирался. Просто поищу для нее кое-что, – объясняю я, оглянувшись на Сэма.

– Кое-что, что она украла, – уточняет дедушка.

– Твоя мама что-то украла у губернатора Пэттона? – изумляется сосед.

– Если бы этот идиот был нашей главной проблемой, – дедушка снова принимается резать картошку. – Идите посидите пока. Я поджарю стейки. Тут на троих хватит.

Качая головой, иду в гостиную и бросаю рюкзак рядом с диваном. Следом подтягивается Сэм.

– Что происходит? О ком говорил твой дедушка?

– Мама украла кое-что, а потом хотела продать бывшему владельцу подделку, – а как еще объяснить? Если рассказывать подробно, получится совсем черт знает что. Сэм, конечно, понимает, что отец Лилы – криминальный авторитет, но вряд ли осознает, что тот вполне способен на убийство. – Теперь владелец хочет получить оригинал, а мама не помнит, куда его дела.

– Ну по крайней мере, она цела. Прячется, но цела.

– Ага, – хотел бы я сам в это верить.

С кухни долетает запах жареного лука, аж слюнки текут.

– Ну у тебя и семейка – все сплошь крутые ребята. Крутизна – ваш девиз.

– Моя семейка – все сплошь умалишенные, слабоумие – наш девиз, – смеюсь я. – Вот дедушка еще ничего. Сегодня вечером можем делать все, что пожелаешь. Можно тайком пробраться в стрип-клуб. Посмотреть фильмы для взрослых. Разыграть по телефону девчонок из школы. Укатить в Атлантик-Сити и просадить там все деньги за игрой в джин-рамми[2]2
  Разновидность карточной игры.


[Закрыть]. Только скажи.

– А в Атлантик-Сити действительно играют в джин-рамми?

– Наверно, нет. Но готов поспорить, мы легко отыщем развеселых старичков, которые охотно сядут за карточный стол, чтобы ободрать тебя, как липку.

– Я хочу напиться, очень сильно напиться, – тоскливо признается Сэм. – Так напиться, чтобы забыть не только сегодняшний день, но последние полгода.

Мне невольно вспоминаются Баррон и его магия. Интересно, сколько прямо сейчас выложил бы Сэм, чтобы избавиться от воспоминаний? Забыть Данику. Забыть, что любил ее. Или заставить ее забыть, что разлюбила.

Филип, например, просил Баррона стирать воспоминания своей жены Моры, и она забывала, что собирается от него уйти. Но только ничего не вышло. Филип и Мора просто снова ссорились, и она опять начинала его ненавидеть точно так же, как и раньше. И так по кругу. Пока в конце концов не выстрелила ему в грудь.

– Кассель? – Сэм трясет меня за плечо. – Ты еще тут?

– Извини. Напиться. Хорошо. Дай-ка посмотрю, что у нас там с выпивкой.

Сколько себя помню, в столовой всегда стоял специальный шкафчик для алкоголя. Кажется, в последний раз его открывали еще до гибели отца, до того, как мама попала в тюрьму. Перед ним столько всего было навалено – так просто и не залезешь. В глубине вижу несколько винных бутылок, еще что-то – этикетка незнакомая, а внутри коричневая жидкость. Впереди несколько бутылок поновее. Горлышки все в пыли. Выставляю добычу на обеденный стол и громко спрашиваю Сэма:

– Что такое арманьяк?

– Такое модное бренди, – отвечает из кухни дедушка и просовывает голову в дверь: – А это еще что?

– Мамина выпивка.

Дедушка берет одну бутылку с вином и внимательно рассматривает этикетку. Переворачивает бутылку вверх ногами.

– Осадка много. Либо это лучшее вино, которое вам только доводилось пробовать, либо уксус.

Итого: у нас три бутылки вина (вполне возможно, скисшего), арманьяк, почти полная бутылка виски, бутылка бренди, внутри которой плавает бледно-желтая груша, и еще ярко-красный кампари, который пахнет, как сироп от кашля.

Дедушка открывает все три бутылки с вином, и, когда мы садимся за стол, наливает первый бокал. Темно-янтарная жидкость по цвету почти не отличается от виски.

– Плохо дело, – качает головой дед. – Выливай.

– Может, сначала хоть попробуем? – спрашиваю я.

Сэм смотрит на дедушку с опаской, будто боится, что тот нас сейчас отругает. Хотя в моем окружении мало кого заботит, сколько лет тебе исполнилось и можно ли уже официально выпивать. Достаточно вспомнить похороны Филипа, где Сэм, кстати, тоже присутствовал.

– Ну давай, если хочешь, – смеется дедушка. – Тебе же хуже. Это пойло, пожалуй, теперь для топливного бака больше сгодится, чем для желудка.

Приходится поверить ему на слово.

Во второй бутылке вино почти черное. Дедушка делает маленький глоток и улыбается.

– Ну вот. Сейчас будет вам, ребята, пир. Только не заглатывайте разом.

Когда мама охотится на очередного богача, она читает разные модные журналы, и в них иногда расхваливают вина: такой вкус, сякой, всякие там нотки сливочного масла, свежескошенной травы и дуба – как это пить вообще? Помню, я такие статьи читал и потешался, но вот это вино действительно похоже на сливу и черный перец, рот наполняется восхитительным кислым вкусом.

– Ух ты! – восхищается Сэм.

Допив вино, приступаем к виски. Сосед наливает себе полный стакан.

– Так что у тебя стряслось? – спрашивает дед.

Сэм легонько стукается лбом о столешницу, а потом в три длинных глотка выпивает стакан до дна. Видимо, деда больше не боится.

– Девчонка меня бросила.

– А. Та юная дама, которая приходила с тобой на похороны Филипа? Помню. Миленькая. Не повезло тебе. Прими мои соболезнования, пацан.

– Я ее… Я ее на самом деле любил, – Сэм снова наполняет стакан.

Дедушка приносит арманьяк.

– И что же случилось?

– Она скрыла от меня одну важную тайну… А когда все выяснилось, я очень разозлился. Она долго просила прощения. Но когда я дозрел ее простить, злилась уже она. И тогда мне пришлось просить прощения. Хотя виноватым я себя не чувствовал. А когда наконец почувствовал, у нее уже появился новый парень.

– Иногда девушке нужно уйти к другому, чтобы понять, чего она действительно хочет.

Сэм наливает себе арманьяк – прямо в остатки виски. Добавляет кампари.

– Не пей эту дрянь! – предупреждаю я.

Он поднимает стакан, будто готовясь произнести тост, и разом опрокидывает его в себя. Даже дедушка морщится.

– Ни одна девчонка не стоит того похмелья, которое будет у тебя завтра утром.

– Даника стоит, – у Сэма уже язык заплетается.

– У тебя в жизни будет много девчонок. Ты еще такой молодой. Первая любовь самая сладкая, но быстро проходит.

– Всегда? – спрашиваю я.

Дедушка очень пристально смотрит на меня, он нечасто так делает – только когда действительно хочет сказать что-то важное.

– Когда в первый раз влюбляешься, влюбляешься на самом деле не в девушку, а в само чувство. Ты и понятия не имеешь, чего ей надо и на что она способна. Влюбляешься в свое представление о ней, в то, кем сам становишься рядом с ней. И ведешь себя как идиот.

Я встаю и начинаю перетаскивать грязную посуду в раковину. Меня шатает, но на ногах держусь.

Наверное, в детстве я именно так и любил Лилу. Даже когда был уверен, что убил ее, представлял себе идеальную девчонку – образец, к которому никто и никогда не сможет приблизиться. Но после ее возвращения пришлось увидеть ее настоящую – непростую, злую, больше похожую на меня, чем я мог вообразить. Может, я и не знаю, на что Лила способна, но я знаю Лилу.

Любовь меняет тебя, но и сама меняется.

– Ну-ка, – Сэм разливает ярко-красный ликер по чайным чашкам (и где он их только откопал?). – Давайте стопками.

На следующее утро я просыпаюсь с мерзким привкусом сиропа от кашля во рту. Кто-то колотит во входную дверь. Перевернувшись, закрываю голову подушкой. Вниз не пойду, хоть убейте.

– Кассель! – громко зовет дедушка.

– Что? – ору я в ответ.

– Тут к тебе пришли. Говорят, по официальному делу.

Со стоном скатываюсь с кровати. Ну вот, не хотел же открывать. Натягиваю джинсы, протираю глаза, хватаю первую попавшуюся футболку и пару чистых перчаток. На щеках пробивается колючая щетина.

Чищу зубы, пытаясь избавиться от привкуса прошлой ночи, и тут до меня наконец доходит. Не известно, что сделает дедушка, если догадается про мои связи с Юликовой. Для таких, как он, нет более страшного предательства. Конечно, я знаю, как дед меня любит, но он твердо верит, что долг важнее чувств.

Плетусь вниз по лестнице.

Агент Джонс. Странно. Ни его, ни Ханта я не видел с того самого момента, как они сдали нас с Барроном в ПЮО. Джонс нисколечко не изменился – темный костюм, зеркальные солнечные очки. Только кожа на щеках покраснела – то ли обгорела на солнце, то ли обветрилась. Он стоит, прислонившись к дверному косяку, будто нацелился отпихнуть деда и вломиться внутрь. Конечно, в дом ведь его не пригласили.

– Здрасьте, – говорю я.

– Можно с тобой побеседовать?.. – Джонс мрачно оглядывается на дедушку. – Снаружи?

Я киваю, но дед кладет мне на плечо руку без перчатки.

– Пацан, ты не обязан никуда с ним идти.

Джонс смотрит на дедушкину кисть так, будто перед ним гадюка.

– Ничего страшного. Этот агент занимался убийством Филипа.

– Да уж, много пользы из этого вышло, – ворчит дедушка, но руку убирает. Заходит на кухню и наливает кофе в две кружки. – Кровопивец полицейский, с сахаром или без?

– Без, спасибо, – Джонс указывает на дедушкину руку: – Несчастный случай?

– Да, вот только не со мной, – дедушка отдает мне обе чашки.

Глотнув кофе, выхожу следом за Джонсом. Мы спускаемся с крыльца и останавливаемся во дворе около его блестящей черной машины с тонированными стеклами.

– Чего вам надо? – спрашиваю я, понизив голос.

На мне одна футболка, и холодный ветер пробирает до костей. Прижимаю к себе кружку, чтобы согреться, но кофе быстро остывает.

– А в чем дело? Боишься, старик разнюхает, чем ты занимаешься? – Джонс насмешливо улыбается.

Да, мы теперь вроде как в одной лодке, но вряд ли стоит рассчитывать, что он начнет вести себя по-человечески.

– Вы хотели мне что-то сказать – валяйте.

Джон складывает руки на груди. Видно, как слегка оттопыривается пиджак – там у него пистолет. Типичный гангстер, видал я таких, да только гангстеры обычно ведут себя повежливее.

– Юликова хочет тебя видеть. Велела извиниться, что приходится беспокоить в выходные, но наклевывается большое дело. Сказала, тебе нужно об этом знать.

– Такое большое, что вам не объяснили какое?

Сам не знаю, зачем я его подкалываю. Наверно, мне страшно, он ведь светит мои связи с федералами прямо под носом у дедушки. А еще я злюсь. Злость буквально жжет меня изнутри. Такая злость часто толкает людей на глупые поступки.

– Поехали, – чуть оскалившись, приказывает Джонс. – Полезай в машину.

– Ну уж нет. Передайте ей, я завтра зайду. Мне нужно какую-нибудь причину правдоподобно придумать.

– У тебя ровно десять минут. Наври что-нибудь деду, или я ему скажу, что ты подставил собственного брата. И сдал его нам.

– Юликова ничего такого не приказывала вам делать, – меня пробирает дрожь, и не только от холода. – Ей бы очень не понравилось, узнай она, как вы мне угрожаете.

– Может. А может, и нет. В любом случае, тебе же хуже. Так что – едешь?

– Ладно, – я сглатываю. – Сейчас только пальто возьму.

Агент Джонс с улыбкой смотрит мне вслед. Допиваю кофе – уже ледяной.

– Дедушка, – кричу я в кухне. – Они хотят расспросить меня про маму. Скоро вернусь.

Дед спускается с верхнего этажа на несколько ступенек. На нем перчатки.

– Ты не обязан ехать.

– Все нормально, – накидываю на плечи длинное черное пальто, хватаю телефон и бумажник.

Я ужасный человек.

Может, у меня нет четких принципов, но я точно знаю: нельзя обманывать того, кого любишь.

Дедушка смотрит на меня долго и пристально.

– Хочешь, поеду с тобой?

– Лучше останься с Сэмом.

Услышав свое имя, сосед приподнимает голову – он уснул прямо на диване. На лице у Сэма мелькает удивленное выражение, а потом он поспешно хватается за корзину для бумаг.

Трудно поверить, но у кого-то утречко выдалось похуже моего.

Пока мы едем, я играю в игру на мобильнике и время от времени поглядываю в окно. Сворачиваем не туда – едем явно не в контору. Я молчу. И начинаю разрабатывать план.

Через пару минут скажу, что мне приспичило в туалет. Когда остановимся, надо будет стряхнуть Джонса с хвоста. Найду старенькую машину. Можно, конечно, и угнать, но лучше просто уговорить хозяев меня подвезти. Прокручиваю в голове разные варианты – что сказать. В идеале нужна пара средних лет, чтобы муж был крупный и не испугался ни моего роста, ни смуглой кожи, а жена чтоб меня пожалела. Здорово, если у них дети моего возраста. Расскажу, что друг напился, отказался отдавать ключи от машины и бросил меня на полпути до дома.