Текст книги "Дело незалежных дервишей"

Бек гордо выпрямился.

– Дорогой, недорогой… Что говоришь? В любом городе правоверных должна быть ведомственная гостиница Военной Палаты, называется «Меч Пророка». Мне, как потомственному воину-интернационалисту, там должны бесплатный номер, один месяц в год! Хвала Аллаху, мы в Ордуси живем, а не в какой-нибудь Свенске. Вези в «Меч Пророка»!

Богдан поглядел на неподвижно стоящих в строю богатырей.

– А… семья?

Бек со значением положил руки на рукоять сабли и сказал:

– Семья со мной.

Локоть к локтю они прошествовали к багажному отделению. Лучшие воины тейпа, храня суровое мужское молчание, звеня саблями о стальную клепку шаровар, строем по четыре следовали за ними.

В багажном отделении бек небрежно повернулся к своим богатырям.

– Кормиконев, автобус надо.

Стоявший в первом ряду крайним слева богатырь, едва успев поправить немного сбившуюся папаху и ни слова не говоря, громкой опрометью бросился на стоянку. Самораздвигающиеся двери едва успели торопливо самораздвинуться. Казалось, даже они зашипели как-то необычно. Опасливо.

– Кормикотов, карту города и уезда надо.

Стоявший в третьем ряду крайним справа богатырь, вздумавший было на досуге почесать бороду, вздрогнул, быстро опустил руку и ровно тою же громкой опрометью устремился к видневшемуся вдали киоску «Ордуспечати».

– Кормимышев, вещи неси.

Стоявший в строю последним самый маленький и щуплый из богатырей, едва видневшийся под буркой и папахой, неторопливо вышел из строя и без энтузиазма оглядел гору хурджунов, каковую мгновением раньше вывез из темного чрева внутреннего багажного зала громадный автопогрузчик. Чувствительное сердце Богдана сжалось. Он шагнул на помощь, но бек ловко поймал его за локоть стальными крючьями своих пальцев.

– Ты куда?

– Помочь… Гора такая – он до вечера не управится.

Бек тяжко вздохнул и сказал с укоризной:

– Не лезь. Тридцать лет назад я бегал, как он бегает, и таскал, как он таскает. Через тридцать лет он будет стоять, как я стою. Восток – дело тонкое.

И тут в кармане порток у Богдана закурлыкал телефон. На какой-то миг сам став стремительным, как барс, Богдан выхватил трубку и поднес к уху.

– Оуянцев слушает!

Отчетливо было видно, как у него меняется лицо, Опадает, словно проколотый воздушный шарик. Темнеет, как море, когда наползает гроза. Бек с тревогой следил за этим превращением – а когда Богдан дал отбой и медленно опустил руку с трубкой, тихо спросил:

– Что стряслось, сынок?

Богдан затрудненно сглотнул.

– Жанну нашли, – сипловато проговорил он. Откашлялся. – Она без сознания.

Багатур Лобо

Улица Дыхания Пророка,

9 день восьмого месяца, средница,

день

Пробраться в штаб к незалежным дервишам оказалось проще простого.

Как следует все обдумав, Баг решил двигаться по крышам – так и людям лишним на глаза не попадешься, и взор не натыкается все время на несообразно обильные асланiвськие каштаны; и заходишь сверху, откуда никто, как правило, не ждет.

Еще у Фочикяна Баг, поводив пальцем по карте, убедился, что от гостиницы «Старовынне мiсто» до искомого дома существует путь, ни разу не пересекаемый улицами. То есть три разрыва имелись, не сплошным же монолитом стоят в Асланiве дома; но улицами в полном смысле слова их назвать было нельзя – так, узенькие переулки, через которые перепрыгнуть не сумеет разве что полный дуцзи[38]38
  Особая группа инвалидности – безглазые, безногие, безрукие, умственно отсталые. В Ордуси, как явствует из доступных нам текстов Х. ван Зайчика, инвалиды этой группы пользовались максимальным уровнем социального обеспечения и получали значительные пенсии и иные разнообразные выплаты от государства.


[Закрыть].

Поэтому, перекачав фочикяновский архив асланiвських странностей к себе на «Керулен», а на всякий случай еще и на сервер александрийского Управления внешней охраны – мало ли что случиться может, вот ведь прежний Багов компьютер вообще потоп в водах Суомского залива! – храбрый человекоохранитель привязал к рукоятке меча шелковую красную кисть, в которую вплетены были медные чохи, и меч сразу стал типичным заклинательным орудием мирного даоса. Затем Баг пристроил сие орудие за спину, подвязал даосские усы и брови, дабы не зацепляться ими за что-нибудь сызнова, спрятал сумку с вещами и «Керуленом» в развилке ветвей пышного каштана и незамеченным вылез на крышу.

Солнце неотлучно торчало в синем небе, нагоняя на город сонную одурь и ощутимо раскаляя черепицу. О последнем Баг не подумал, пришлось разорвать носовой платок и обмотать им ладони. На всякий случай. Буквально через четверть часа Баг похвалил себя за предусмотрительность: прыжок через переулок вышел не таким удачным, как задумывалось. Уже в воздухе Баг заметил развалившегося прямо на месте ожидаемого приземления здоровенного и пушистого кота, и пришлось слегка порулить в полете полами халата, чтобы не травмировать ни в чем не повинное, усатое, подобно великим полководцам древности, животное – временное пристанище чьей-то вечной души; в итоге скорость была потеряна. Нога соскользнула. Баг рухнул на покатую крышу, и ему пришлось вцепиться в черепицу, дабы не скатиться в щель узенькой улочки и не начать безнадежно быстрое планирование с высоты четвертого этажа. В левом рукаве – там, где пребывала трубка на сей раз захваченного с собою мобильного телефона, раздался отчаянный пластмассовый хруст. Кот приоткрыл глаза, презрительно посмотрел на Бага, с неохотцей поднялся и лениво утек в чердачное окно.

«М-да, – сокрушенно подумал Баг, затормозив на самом краю и ощущая жар черепицы сквозь шаровары, – хорошо что меня не видит принцесса Чжу. Сегодня я не так ловок в пробежках по крышам…»

Буддийская добродетель дорого обошлась Багу: телефон приказал долго жить. С минуту Баг выгребал из рукава осколки пластмассы и напоминающие лягушачьи кишки сплетения схем и проводков. Сколько и кому Яньло-ванов и прочих чертей посулил за это время уязвленный до глубины души человекоохранитель – невозможно перечислить даже приблизительно.

Дальнейший путь обошелся без приключений.

Правда, в одном месте Багу пришлось переждать, пока деятельная домохозяйка развесит белье на балконе, а в другом – когда по переулку пройдет под барабанный бой очередной отряд юных любителей ковыряться в земле в поисках неопровержимых доказательств собственной уникальности, а на деле – клада Дракусселя Зауральского; эту версию Баг принял пока за рабочую.

Отряд замыкал груженый мешками и томимый жарой невзрачный ишак.

Переждав шествие за трубой, Баг выглянул. Ближайшая крыша принадлежала тому самому дому, где, как следовало ожидать, каждый камень и каждый гвоздь пропитались идеалами незалежности. Чердачные окна по случаю лета были гостеприимно открыты, и на подоконнике одного дремала в тени пара голубей; на соседнем же подоконнике устроился бородатый субъект в форменной светло-зеленой чалме и косовортке с потрясающими петухами, с дымящейся трубкой-люлькой в одной руке и газетой в другой. Привалившийся спиной к раме дервиш, шевеля губами, внимательно читал газету, время от времени прикладывался к трубке и взмахивал ею, отгоняя мух.

Баг бесшумно, пользуясь тем, что дервиш весь поглощен чтением, подкрался к нему со спины, улучил момент и, ткнув пальцем в шею, подхватил обмякшее тело.

Мухи обиженно взвыли. Трубка глухо стукнула о подоконник и, покатившись, едва не рухнула в узкий провал улицы. «Сказочная вещь», – подумал Баг, в последний момент поймав ее и затем аккуратно положив на подоконник рядом с отключенным дервишем: когда тот придет в себя, пусть его любимый курительный прибор будет с ним рядом и хоть как-то утешит после небольшой физической и психологической травмы.

Голуби встрепенулись и, вытянув шеи, уставились на Бага бусинами немигающих глаз. Баг, от всей души надеясь, что здешние птицы остались верноподданными ордусянами, вольнолетающими по форме и интернациональными по содержанию, поднес палец к губам и единочаятельски попросил их: «Т-с-с-с-с…»

Голуби переглянулись, пару раз моргнули, а затем, явно стараясь хлопать крыльями потише и тем самым по возможности облегчая Багу скрытность проникновения во вражье логово, снялись с подоконника и перелетели на соседнюю крышу. А уж оттуда снова поглядели серьезно и вдумчиво. Голуби явно поняли Бага. Бессмертные души, каковые они в себе ныне носили, наверняка еще хранили верность братству народов.

На чердаке было темно и душно. Где-то у крыши задумчиво бормотали о страстной любви невидимые соплеменники двух новых Баговых единочаятелей. «Гр-р-р… Гр-р-р-р!» – гулко настаивал какой-то крылатый преждерожденный. Как и подобает подданному великой державы, он не лицемерил и прямо заявлял, в чем нуждается. Баг от души пожелал ему удачи. Он терпеть не мог мелкотравчатых лицемеров, кои, воровато стремясь ко второстепенному, вслух красиво витийствуют о главном. На чердаке подобным несообразностям не было места.

Вдоль стен громоздились какие-то древние ящики – Баг осторожно отодрал несколько досок у пары выбранных наугад и обнаружил, что внутри полно всяких изгвазданных в земле и разной дряни черепков, железок, каких-то окаменелостей, одеревенелостей и ороговелостей – словом, продуктов древнекопательского рвения. Каждый экспонат этой дивной коллекции был снабжен биркой с номером.

Отмахнувшись от поднятой им на воздух пыли веков, Баг заметил неподалеку пару сравнительно новых, обернутых дерюгой тюков и распорол один с края. На свет явились тоненькие брошюрки, называющиеся «Шо правовiрным надо знать про Асланiв». Перелистав одну, Баг убедился, что она полна призывов осмотреть то или иное историческое место, а завершается повествование о великом городе с уездной судьбой и о его древнекопательских буднях будоражащим воображением лозунгом «Усi на раскоп».

«Излишки агитационных материалов», – усмехнулся Баг и направился вглубь чердака по свежим отпечаткам подошв, обозначившим дорожку в пыли. Дорожка привела его к металлической двери, и, осторожно открыв ее, Баг оказался у лестницы, ведшей на площадку верхнего этажа.

В здании царила тишина – лишь где-то внизу вдруг хлопнула дверь. «Сквозняк? – подумал Баг, замерев. – Или кто-то вышел? Или, что было бы наиболее неприятным, кто-то вошел?» Звуков больше не доносилось, и Баг решил двигаться дальше – соблюдая предельную осторожность.

Он бесшумно спустился на площадку. Там была лишь одна дверь, украшенная монументальным навесным замком. Рядом с дверью в сильно битом ведре стояла одинокая швабра.

На площадке следующего этажа дверь была совсем иного свойства: не глухая металлическая, но деревянная, забранная матовыми стеклами, широкая, в две створки. На одном из стекол висела бумажка с надписью, выполненной на лазерном принтере: «Служебное помещение». И ниже: «Цзиньчжи шо ханьхуа».

«Амитофо… Это в каком смысле? – удивился Баг. – Что же, ханьское наречие правильно копать мешает?»

Со стены рядом с дверью на Бага с красочного плаката взирал обобщенный образ незалежного дервиша – доброе, открытое лицо с висячими усами, неизменная чалма салатного цвета, честные глаза, улыбающийся рот и надпись по краю: «Ласкаво зикром встречаемо».

«Ага, спасибо. То бишь, рахматуемо, – подумал Баг, тихонько подергав ручку и обнаружив, что дверь заперта. – Ладно, пошли дальше».

Аналогичная дверь на втором этаже была слегка приоткрыта.

Баг проскользнул в широкий и длинный коридор, расправил усы и брови, слегка сгорбился – к дервишам зашел бродячий даос с мечом для изгнания злых духов, всего и делов-то. Не нужно? Ну, не нужно, так не нужно, извиняйте, я дальше пошел…

Вот даос тихо и мирно, неторопливой походкой человека, который никуда не торопится, ибо на веку своем уже повидал немало, движется вдоль выкрашенных в жизнерадостный зеленый цвет многочисленных дверей, понимающе кивает, разглядывая плакаты на стенах и таблички на дверях – «Помощник на́большего незалежника», «Заместитель на́большего незалежника по раскопным делам», «Пресс-секретарь на́большего незалежника» и дальше в таком же духе… Иногда встречались таблички, вновь и вновь категорически запрещавшие говорить и писать на ханьском наречии.

Странно, подумал Баг, что нигде не видно запрета думать по-ханьски. С дервишей, похоже, сталось бы и такое учудить. Но, наверное, воображения не хватило.

У двери с надписью «На́больший незалежник. Канцелярия» даос Баг замедлил шаг, остановился и огляделся.

Здание будто вымерло.

Баг приложил ухо к двери – внутри также царила тишина.

«Наверное, все на раскопе. Просто-таки землю роют на благо доисторического прошлого и светлого национального послезавтра», – подумал Баг и открыл дверь.

За нею обнаружилась просторная приемная с большими окнами.

С противуположной двери стены на Бага строго и с какой-то тайной мыслью взирал портрет некоего преждерожденного преклонных лет, в чалме, украшенной сияющим полумесяцем; преждерожденный был облачен в темный, расшитый звездами халат, одна рука его была воздета к темному, в крупных звездах, небу, а вторую он поднес к седой бороде. Лицо у преждерожденного было загадочное и возвышенное – казалось, вот-вот он изречет нечто главное.

По правую руку от портрета стоял широкий стол с лампой допотопного вида, графином и парой могучих с виду телефонных аппаратов; за столом просматривался стул с высокой спинкой. Еще правее взор радовала обитая кожей дверь с табличкой «На́больший незалежник Мутанаил ибн Зозуля».

По левую руку от портрета гладящего бороду старика бодро зеленела и, похоже, готовилась плодоносить средних размеров кокосовая пальма.

«Ну просто удивительно! – подумал Баг, напрасно дергая за ручку запертой начальственной двери. – Вот так все бросить и уйти неведомо куда… А это, небось, портрет Горнего Старца и есть. Только вот где же горы?»

Баг с сомнением покосился на телефоны. Соблазн попробовать вновь связаться с Богданом был велик. Но, поколебавшись, Баг оставил эту мысль. Слишком уж он рисковал выдать себя. Баг принялся за первичный осмотр помещения.

В ящиках стола оказалось много всяких бумаг. У Бага не было времени просматривать их с чувством и толком, да и вряд ли так вот, в незапертом ящике стола приемной, лежало бы что-то существенное – он пролистал для порядка верхнюю пачку и уже собрался было кинуть бумаги обратно, как одна бумажка привлекла внимание.

Это оказалось что-то вроде прейскуранта, как говорят в Европе. Сверху так и значилось – «Ценник». Дальше шла таблица, в правой графе которой значились суммы в лянах, а в левой…

Баг даже уселся на стул.

«Древнекопательские работы. Участие в раскопе, один световой день – 7 лянов. Ночное участие в раскопе – 12 лянов. Участие в древнекопательском митинге – 5 лянов. Вербовка в древнекопательские ряды одного нового участника – 2 ляна. Находка кости древнего асланiвца (не менее шага длиной) – 150 лянов. Находка черепа древнего асланiвца – 350 лянов». Дальше следовали подробные расценки на исторические находки – в зависимости от их сохранности и древности. «Находка предмета обихода древнего асланiвца – 40 лянов…» – и опять детальная роспись: за что и сколько.

«Амитофо…»

Изумление Бага не знало границ. Он попытался прикинуть в уме хотя бы приблизительную сумму всего «Ценника» – ежели все, что в нем перечислено, было оплачено хотя бы единожды, – но быстро сбился; не приходилось, однако, сомневаться в том, что сумма получалась значительная. А если учесть, что в движении за возвращение асланiвських древностей участвует чуть не все население города… Удивительно богатые люди эти дервиши! Только вот откуда средства? Откуда?

Но спросить было некого: Старец, ухватив бороду жилистой, натруженной дланью, хранил многозначительное молчание, а на́больший незалежник ибн Зозуля отсутствовал, видимо, занятый раскопками особой важности. «Как бы копает». Баг аккуратно сфотографировал бумагу и открыл другой ящик.

Та же картина – незначительные бумажки, главным образом – отчеты об изумительных находках вроде окаменевшей трубки-люльки и клада ржавых кумганов, весьма нетривиально датированных сорок седьмым веком до Н. Х. Баг, человек немудрящий, всегда предпочитал датировки по девизам правления, но знал, что христиане, например, меряют время периодами «до Р. Х.» и «от Р. Х.»; те же из христиан, каковые считают себя атеистами, то же самое именуют «до н. э.» и «н. э.». Странная смесь «до Н. Х.» привела Бага в замешательство. К счастью, внизу страницы сокращение было расшифровано: «до Нашей Хиджры». Честный человекоохранитель только вздохнул.

Затем на глаза Багу попались два отношения о переводе денежных сумм из Асланiвського отделения Первого Всеобъемлющего Справедливостью банка на счет Братства Незалежных Дервишей.

Баг плохо разбирался в денежных документах. Финансовые человеконарушения не относились к его области деятельности; но то, что деньги были переведены в одном случае из средств, предназначенных на строительство новой ветряной электростанции, а в другом – со счета уездного Фонда Радования Старости, следовало из пояснительных банковских записей определенно. Суммы были значительные.

«Это что же получается? – подумал он ошеломленно. – Вместо того, чтобы строить электростанцию и сообразно обеспечить жителей светом и энергией, потребной в ежедневных нуждах, они кости скупают и молодежь учат с оружием по улицам строем ходить? Ради Дракусселева клада отнимают кусок маньтоу у вышедших в отставку и живущих на государственном обеспечении пожилых подданных?! И это – забота о своем уникальном и, по их же собственным уверениям, древнейшем и умнейшем на земле народе?!»

От волнения Баг вытащил сигарету и даже щелкнул зажигалкой, но вовремя спохватился и с сожалением убрал сигарету на место. Встал и решительно направился к двери в кабинет ибн Зозули; внимательно ее осмотрел и вздохнул, качая головой. Извлек из рукава малый метательный нож и принялся ковыряться в замке.

Умение отмыкать замки подручными средствами никогда не было сильной стороной Бага. Подобное занятие он почитал низким и даже постыдным, и уж коли случались обстоятельства, в каковых Багу приходилось открывать запертые двери, то он всегда предпочитал делать это не тайно, а открыто, совершенно явно для всех присутствующих. Говоря проще, Баг такие двери обычно выбивал ногами или, когда дверь попадалась особенно неподатливая, случившимися поблизости предметами. По его мнению, подобный путь был наиболее сообразен поведению благородного мужа.

Но редко, очень редко складывались ситуации особого рода, когда дверь становилась препятствием не для справедливого пленения лиц, совершивших противучеловечные действия и потому подлежащих, например, вразумлению прутняками, но – препятствием к тайному получению важной информации, злодеев уличающей. В многолетнем деятельном опыте Бага таких случаев было – по пальцам одной руки пересчитать, и каждый случай достойный человекоохранитель вспоминал с неизменным отвращением. Баг терпеть не мог ковыряться в чужих замках. Но ибн Зозуля не оставил ему выбора.

«Да открывайся же! – с отвращением вращал ножом Баг. – Открывайся, железяка, три Яньло тебе в пружину!»

Замок не поддавался.

Баг настолько увлекся, что новый хлопок двери внизу прозвучал для него, точно раскат грома небесного. В коридоре послышались шаги и голоса.

«Двое», – определил Баг и огляделся в поисках укрытия. Старец глядел на него с плохо скрытым торжеством. Его легкая улыбка, перестав быть загадочной, казалось, прямо говорила: «Что, влип?» Баг пожал плечами и юркнул за пальму. В углу было тесно, но кадка оказалась достаточно высокой, дабы Баг смог полностью за нею укрыться. Правда, ему пришлось скорчиться – любое движение тут же всколыхнуло бы листья и выдало Бага. Баг поступил единственно возможным способом. Он принял позу «нефритового утробыша», благо владел этой техникой весьма уверенно, практикуя ее раз в седмицу на протяжении уже почти десятка лет. Оная поза, хоть и требовала от адепта запустить нос глубоко меж колен, как не что иное способствовала сообразному движению жизненной энергии по важнейшим каналам организма, очищая помыслы и сообщая телу необычайную бодрость.

Тайной «нефритового утробыша» с Багом поделился в свое время сам Великий Наставник Баоши-цзы; он же впервые показал Багу, как следует правильно принимать эту позу – Баг не смог сдержать вздоха удивления при виде той легкости, с которой Баоши-цзы на его глазах свернулся в своеобразный кокон, сделавшись при этом почти вдвое меньше, и с трудом удержался от несообразного вопроса, а куда же, собственно, наставник девал свой вызывающий всяческое и всеобщее уважение живот.

Позднее Баг понял, что великий Конфуций, говоря об опыте как о начале начал, был как всегда прав: уже через пару лет настойчивых тренировок Баг научился в позе «нефритового утробыша» ужиматься раза в полтора, а энергия так и бегала, так и бегала…

Баг сгруппировался и обратился в слух.

– …И ничего это не значит, – услышал он под звук открывающейся двери уверенный грубый голос одного из вошедших. – Вы очень много волнуетесь. И, между прочим, совершенно не из-за того, из за чего следует.

– Да, но ведь детальные планы наших изысканий сугубо… – робко отвечал второй; даже походка его звучала как-то вяло, неэнергично.

«Глядите-ка, сколь чистое русское наречие!» – удивился Баг.

– Послушайте! – Уверенный голос слегка возвысился. – Перестаньте, наконец, твердить про изыскания! Я бы мог понять, если б это говорил обычный научник, но вы-то знаете, какая у нас цель! – Скрипнул стул.

– Однако прежде – помните? – когда мы утвердили план раскопов, речь шла и о создании новых музеев, и о том, что будет основан институт для тщательного обследования всех древностей, – в робком голосе послышались отчаянные нотки, – где мы, соединив усилия, прольем окончательный свет на историю уезда и культуру его коренного народа… А что теперь? Где институт? Все деньги уходят на спортивно-раскопные медресе и на оплату древнекопательских работ, которые ведутся совсем не по тому плану! Мы не так договаривались!

«Они не так договаривались, надо же!» – подумал Баг, сдавив коленями кончик носа: за пальмой было непереносимо пыльно и страшно хотелось чихнуть.

– А вот скажите! – в уверенном голосе зазвучали раздраженные нотки. Снова скрипнул стул. – Хоть как-то эти ваши изыскания приблизили нас к цели? Нет! Да любой мальчишка с лопатой за день делает больше, чем вы со всеми вашими умствованиями – за месяц! Больше приносит пользы Асланiву!

«Не иначе как это сам Горний Старец, вылезший из рамы, или на худой конец – ибн Зозуля, великий и незалежный, – решил Баг. – Распекает кого-то. Точь-в-точь вокзальный Каменюгин на своем экстренном совещании. На́большего начальника по голосу сразу определишь. Но Каменюгин хоть за дело распекал – женщину в поезде продуло. А тут ученый ученого распекает за любовь к науке! Экие аспиды!»

– В конце концов, у нас есть и другие виды на ваши ямы и канавы. Думаете, земляные работы могут быть полезны только для поисков древнего хлама? Они и для современных дел годятся. Рыть надо там, где надо рыть! И закончим этот разговор!

«Это какие еще виды? – недоуменно подумал Баг. – Гуаньинь милосердная, стало быть, и дракусселев клад – только маскировка подлинных целей этих грандиозных земляных работ?»

– Ну… – блеял тем временем робкий. – Может быть, я не в курсе… я никогда и не стремился быть полностью в курсе высших планов. Но ведь есть уже вполне репрезентативные результаты! Мы разыскали много неопровержимых фактов и свидетельств!

– Ре! Пре! – саркастические передразнил его уверенный. – И что? А к главному не приблизились ни на шаг!

– Это не происходит вот так, сразу. Вы не понимаете!

– Да! Я этого не понимаю! Я простой патриот своей малой родины и желаю, чтобы она стала большой. Самой большой! Я – безо всяких там заумных идей делаю все для того, чтобы родной народ процвел в веках и обрел подобающее место среди других народов. А вы: институт, институт! Будем исследовать, будем постепенно… Вас только и волнует, что ученую степень цзиньши получить! А на Асланiв вам плевать! Теперь я это ясно вижу.

– Ну… Зачем вы так, зачем… – робкий голос задрожал. – Я патриот! Я…

– Да вы знаете, кто настоящие патриоты? Нет? А я вам скажу! Вы зайдите хоть в одно медресе, которыми так недовольны, зайдите и посмотрите на воспитанников – вот патриоты! Вот настоящее будущее Асланiва! – торжественно объявил уверенный. Помолчал. – Ну что? Что? Нечего сказать?

– Вы… Вы не правы, – в голосе робкого послышались слезы. – Вы заблуждаетесь, – он принялся надсадно сморкаться.

«И еще как заблуждается…»

– Наука необходима. Исторические знания о своем героическом прошлом есть корень самосознания народа, без них он теряет ощущение собственного достоинства…

– Это все слова. Вот вам задачка, раз уж вы так за науку. Откуда эта фраза, что она может значить, чем ценна? – уверенный запнулся, коротко прошуршал бумагой и прочитал монотонно: – «Они спали, когда мы заставляли их ворочаться на правый бок и на левый бок, а пес их протягивал обе лапы свои на пороге».

«Вот это вопрос! – подумал Баг. – Ну, не завидую я робкому.» Цитата была ему совершенно не знакомой и ровным счетом ничего не говорила.

– Ну?

К сожалению, и робкому она сказала не больше, чем Багу. После долгой томительной паузы еле слышно прошелестело:

– Ничего так вот сразу не приходит в голову. Незнакомый текст… Надо подумать. Надо обратиться к источникам, к справочникам…

– Я так и знал! Вот и вся цена вашей науке.

– Повторите… – в полном отчаянии, умоляюще просипел робкий.

Уверенный зачитал фразу еще раз. Баг поднапрягся; внутренний голос говорил ему, что это не простая фраза, что от нее, быть может, многое зависит или будет зависеть в самом ближайшем будущем. Вотще. Фраза и фраза.

– Не знаю… – сдался робкий.

– А между прочим, это единственное, что нам удалось выяснить. Единственное. А вы теперь, со всей своей эрудицией – только глазами хлопаете… Ладно. Хватит лирики. Кто из нас, как и когда заблуждался, мы потом разберемся, история рассудит – кто прав. Народ рассудит. Когда мы ему как следует мозги прочистим. А пока делайте, что вам говорят. С завтрашнего дня нужно удвоить усилия в раскопах южной части города, особенно в сто двадцать первом и сто двадцать третьем. Не спрашивайте, почему! К древнеискательству это уже не имеет ни малейшего отношения. Далее. Да прекратите хлюпать носом! Далее – ваша группа должна подготовить серию статей. Пусть распишут как следует этот череп, что сопляки нашли – мол, очень авторитетная находка, мы на пороге судьбоносных открытий. После публикаций мы направим прошение в Александрию, может даже в Ханбалык, если Фотий откажет. Попробуем выбить денег. Так сказать, на расширение работ. И Запад нас поддержит. Гуманитарные фонды, спонсоры, всякие правозащитники… Они и так на нас не надышатся, а когда мы поставим вопрос ребром: тут, мол, очаг изначальной цивилизации, все нашими учеными уж схвачено… э-э… то есть, доказано… Европа сама начнет кричать, что она от нас произошла – лишь бы Ордуси фитиль вставить. Культура – не самоцель, вы это понимаете? Или вам и без исследований не очевидно, что коренное население нашего уезда – очень древнее, а его культура – самобытнее некуда? Всем истинным асланiвцам – очевидно, а вам какие-то исследования нужны? Странно!

– Очевидно, конечно, очевидно, – пролепетал робкий.

– Так вот об этом пусть и пишут! А то что получается: уже ваши ближайшие сподвижники, да смилостивится Аллах над их заблудшими душами, перестают понимать наши цели и носятся непонятно где, дурной самодеятельностью занимаются – паром даже взорвали, внимание ненужное привлекают. И вот итог: яшмовой вазой накрылся ваш любимый Хикмет! А ведь как язык у человека подвешен был! До чего ж умел с италийским и аглицким атташе по культуре беседовать! Соловей! Бывало, как запоет про жестокую политику ордусификации, проводимую имперским центром – дипломаты плачут, интеллектуалы кулачишками трясут, культурные фонды деньги суют наперебой… Но – забыл человек о главном, второстепенным увлекся, тоже, вроде вас, решил, будто культурный фронт – всего первей. Чуть вэйтухаев сюда не привел…

«Привел, привел! Уже привел! – злорадно подумал Баг. – Но какая замечательная, какая содержательная речь! Как вовремя моя карма привела меня за эту кадку!»

– Ну, ясно, что ли?

Собеседник уверенного утвердительно высморкался.

– И подберите сопли! – Судя по звукам, уверенный встал и направился к двери. Остановился на пороге. – Вам сейчас еще ехать в больницу «Милосердные Яджудж и Маджудж», с мужем нашей дамы встречаться. Так что возьмите себя в руки. Некоторая опечаленность, конечно, вполне уместна, дама весьма плоха… Но – печальтесь в меру. Не ваша же дама, в конце концов! – уверенный помолчал. – Вот ведь совпадение, кто мог ожидать… Шайтан! Когда она успела выскочить за столичного вэйтухая? Шустрые эти француженки, дело свое туго разумеют… Ну, ничего, когда мы вольемся наконец в общеевропейский дом… – Он не договорил, только характерно причмокнул. Опять помолчал, видимо, предвкушая, что он начнет вытворять в этом доме с француженками; да и вообще.

«Ай да ибн Зозуля! – подумал Баг. – А еще ученый!»

– Поняли вы меня? Там каждую фразу, каждое слово, что вы скажете, надо продумывать до мельчайших интонаций, чтобы никто ничего!

– Да, да, я… конечно…

– Вот! Это уже лучше. Он получит свою даму и уедет, не будет под ногами путаться и пайцзами трясти.

«Да ведь это он про Богдана! – внутренне ахнул Баг. – Что же получается? Зозуля в курсе и этих событий? Стало быть, они все же между собой связаны?»

Мысли беспорядочно полетели одна за другой, словно осенние листья на сыром александрийском ветру.

«Получается, к исчезновению французского профессора и Жанны дервиши также свои ручки этнографические приложили? Амитофо! Иностранный профессор… Внешние влияния? Теперь понятно, почему так обеспокоилась драгоценнорожденная принцесса. Нет, тогда получается, дервиши с гостя пылинки сдувать должны – а оно вон как обернулось. Неувязочка… В общем, скорее надо с Богданом связываться, скорее… Но он наверняка под нефритовым кубком у дервишей. Ох, погоди, Баг, не отвлекайся, три Яньло тебе повсеместно… Слушай, пока говорят – думать потом будешь…»

– А когда они покинут уезд?

– К утру, я думаю, все образуется – и дама очухается, и муж будет счастлив, что она жива и почти здорова. – Уверенный гадко усмехнулся. – Это его отвлечет. Что говорить – помните?

– Все помню, не волнуйтесь, преждерожденный-ага!

Голос из робкого сделался буквально подобострастным. «Да, – подумал Баг, – навел Зозуля страху на подручных! Такой и впрямь мог уездного начальника к рукам прибрать… капал, капал ему на мозги своей культурой – ан вот у него что за культура! Европейский дом ему подавай. Ох, будет тебе дом, драг еч Мутанаил! Будет ужо! Казенный!»

– Ну, смотрите… – с некоторым сомнением произнес уверенный. – Не должно возникнуть ни малейших подозрений. Приведите себя в порядок. И не забудьте потребные бумаги! У вас хватит ума не захватить то, за чем мы, собственно, сюда ехали… Я подожду вас в повозке. Во имя Горнего Старца, милостивого, милосердного! Иншалла! – Хлопнула дверь и уверенный бодрой поступью удалился по коридору в сторону выхода.