Текст книги "Резиновая лодка (сборник)"

Боб их предоставил:

– Расстояние равно половине длины от кончика нижней губы до середины жабра, отнесенной к числу дней после удачного нереста, приведенных к метрам.

Боб засунул в рот соломинку. Он считал, что дал полный ответ.

Без рыбного календаря Серж не мог вычислить начало нереста судаков, а они не раскрывали свою интимную биографию. Гарик взял у Сержа рыбину, оттопырил ей нижнюю губу и извлек из пасти хлебный мякиш. После проверки остальных рыбин у них в пасти обнаружили недоеденный хлеб.

– Это заранее спланированная акция, – тыкая покалеченным пальцем в рот рыбе, произнес Серж, – я отказываюсь ей верить.

На этом разговор исчерпал себя. Довольные собой, стороны приступили к вечерним обязанностям. Серж и Гарик отходили ко сну, а Боб разглядывал собственные ботинки и вспоминал прошедший день.

Когда четвертый раз он погрузился в воду, то понял, что без посторонней помощи ему не забраться в лодку. На ум приходили слова, которые помогали отфыркиваться от воды. Он постоянно повторял одно и то же:

– Бредит бритый брокер бредни.

Боб держался за борт лодки и отдалялся от берега. Неожиданно ноги наткнулись на твердое дно – мель спасла от гибели. Боб залез в лодку и догреб до берега. Когда-нибудь он расскажет правду о сегодняшнем дне: как глупо свалился в воду, как счастливо выбрался на берег, где обогрелся в кочегарке и достал рыбу, а теперь ему хотелось хорошенько подкрепиться и немного поспать.

Глава 6

1

Утро игривыми зайчиками плясало по палатке. Солнечные кружочки трепетали на ее крыше и толкали друг друга. Хозяева палатки не хотели встречать новый день и своими позами демонстрировали равнодушие ко всему. Лица двух голов были скрыты одеялом, открытое лицо Гарика честно выражало беспечность за минуту до укуса шмеля. Толчок в спину взбодрил мысли, а голос из-под одеяла осветил реальность.

– Ты сегодня дежуришь! – произнес Боб.

Планы Гарика посвятить день любимому занятию – ремонту автомобиля, рухнули. Подошла очередь выполнять обязанности дневального по кухне. Слабая надежда, как свеча политкаторжанина, догорала последней. При составлении меню Гарик настаивал на лечебном голодании. Его предложение было отклонено в соотношении два против одного.

– Жизнь дана для того, чтобы жить, а не существовать, – просипел Боб. Его голос после сна не приобрел твердые нотки.

Тогда Гарик впал в другую крайность и предложил организовать макаронный фестиваль. Новое веяние в кулинарии заинтересовало Боба. Он оживился и высунулся из-под одеяла, чтобы лучше услышать подробности. Гарик пояснил, что на завтрак подаст горячие макароны, на обед – теплые, на ужин – холодные, а из отвара сделает кисель.

– Это безотходное приготовление еды! – не без гордости заявил Гарик. Боб сник. Макаронная диета могла расшатать его здоровье. Серж категорически отказался стать участником фестиваля. Второе предложение было отклонено в том же соотношении.

Серж взял инициативу в свои руки. Он откинул край одеяла и изложил свое мнение:

– Четверг – это рыбный день! Благодаря удаче Боба, у нас много рыбы. Ее нужно съесть.

Открытая похвала льстила Бобу. Большинством голосов объявили день судака, а Гарика утвердили в должности шеф-повара. Его тактично вытолкнули из палатки и закрыли молнией полог. Гарик остался один, и его мысли окончательно проснулись.

Чистка рыбы, в отличие от чистки ковров, преподносит много сюрпризов. Мертвая рыба проявляет непокорность: поднимает голову, бьет хвостом, выстреливает чешуей в глаза повару или полуоткрытый от усердной работы рот.

Гарик чистил рыбу и ненавидел ее. Рыба недолюбливала Гарика. Она равномерно забрасывала его чешуей. Хлопчатобумажная роба, бывшая в употреблении, постепенно превращалась в костюм звездочета с блестками, который на собственных щеках составлял карту звездного неба. Он вымазал в чешуе свое лицо, одежду, пенек на котором чистил рыбу, траву в радиусе взмаха руки вокруг собственного туловища и свою спину.

Отношение к рыбе в роду Гарика заложил дед, который в молодости любил путешествовать. Однажды, прогуливаясь с рюкзаком по мысу Кривой Нос, он выменял на водку пять байкальских омулей. Они так понравились деду своим экзотическим названием и уникальностью происхождения, что он решил развести их в озере Красавица на Карельском перешейке. Оно находилось в семи тысячах верстах от Байкала. Дед запустил живых омулей в ведро и начал путь в родную Каменку.

Двести верст от мыса до Улан-Уде он благополучно проделал на лесовозе. Его никто не спросил: «Что у вас в ведре?».

Первые недоразумения возникли, когда озеро Байкал блестело под крылом двухмоторного самолета. Свежесть и дыхание воды проникали в щели дверей и назойливо раздражали пассажиров рыбным запахом.

Один мужчина сделал предположение о начале путины. Второй был более приземленным и, глядя на деда Гарика, сказал, что рыбой перед полетом не закусывают. Дед ногами задвинул ведро под сиденье и начал дышать за пазуху. Невинность легкой тенью закрыла его лицо и спрятала наигранную стыдливость.

На другом берегу Байкала деду предстояло пересесть на трансконтинентальный лайнер. При досмотре багажа дежурная спросила:

– Что в ведре?

– Рыба, – откровенно признался дед.

Ведро, перетянутое веревкой, было вымазано повидлом. Конспиративный дед выдавил тюбик желейной массы и размазал его по крышке. Внешний осмотр багажа не выявил оружия. Собака-наркоманка деловито обнюхала чемоданы и с презрением обошла ведро.

Опытная стюардесса по имени Жанна приветствовала пассажиров около входа в самолет. Ее гробовая улыбка напоминала оскал веселого черепа, который изображали на пиратских флагах. Жанна была бабушкой воздушного транспорта. Ее не один раз хотели проводить с почестями на пенсию, но она заявляла:

– Если вы меня уволите, то произойдет эстрадный кризис, потому что я являюсь музой поп-музыкантов, и они вдохновляются мной.

Трудно было опровергнуть эти слова – Жанна Давыдовна включала магнитофон, и из динамиков неслась песня:

– Стюардесса по имени Жанна, и желаема ты, и желанна…

Под натиском неопровержимых доказательств авиакомпания уступала доводам стюардессы. Бабушка Жанна продолжала летать и своим опытом наводила порядок в воздухе.

Пассажиры благополучно сели в самолет. Дед понимал, что рыбки могут задохнуться или ослепнуть без воздуха в ужасной темноте, поэтому в полете, он чуть-чуть приоткрыл ведро и посмотрел в иллюминатор.

Справа ватными тампонами проплывали облака. Они бросали на землю серые тени. В детстве дед бегал за ними по луговой тропинке, но каждый раз они быстро ускользали из-под ног и уносились в таинственную даль. Теперь дед созерцал утерянные дали, и это приносило ему спокойствие.

Пассажир слева вел себя неспокойно. Казалось, он что-то потерял и пытается найти. Его нос, как флюгер-улавливатель, искал причину рыбного запаха.

– Сейчас идет путина, – дед Гарика произнес старческую мудрость, которую запомнил в коротком перелете.

Беспокойного пассажира проблемы рыболовов не волновали. Он эгоистично думал о личном комфорте. Его озабоченность передалась соседям. Несколько флюгеров поднялось над креслами. Люди с подозрением тянули воздух ноздрями и незаметно принюхивались друг к другу. Самые щепетильные брызгали на соседей одеколоном. Почетный пенсионер Нанайского округа попросил остановиться и пересадить его в другой самолет – от запаха рыбы разыгралась аллергия, и возбудился зуд в пятках. Несколько молодых людей требовали к рыбе пиво. Опытная стюардесса по имени Жанна объявили, что все пиво забрали летчики. Они закрылись в кабине и на стук не реагируют. Но повода для волнения нет. Автопилот не пьет! Чтобы запах не раздражал, стюардесса предложила купить подушечки жвачки, и засунуть их в нос. Все без исключения последовали мудрому совету, а почетный пенсионер подложил конфетки под пятки. Он знал точно, что там находятся активные точки обоняния.

В Северной Пальмире дед Гарика помчался на такси к железнодорожному вокзалу. Всю дорогу водитель такси вертел головой и смотрел по сторонам, думая, что его преследует цистерна с полуживой рыбой. На перекрестке городские коты развязно мяукали. Несколько животных прыгнуло на задний капот и исцарапало когтями багажник. Дед оплатил проезд по двойному тарифу.

Последняя электричка ждала вечерних пассажиров. Дед успел запрыгнуть в четвертый вагон. Ловкость спасла от ночевки на вокзале. Электричка отошла вовремя.

Рыбный запах распространялся не сразу. Через полверсты вагон покинули старушки, приступы кашля мешали им разговаривать, очкарик с дипломатом бросился вслед за ними – он хотел перевести их между вагонами, как скаут через дорогу. За интеллигенцией к тамбуру потянулись служащие и рабочие завода резиновых изделий. Первые не желали, чтобы их конторская одежда пропиталась чуждым ароматом, а вторые покинули вагон по идейным соображениям. Они признавали только профессиональные запахи.

После первой остановки кроме деда Гарика в вагоне осталась пустая бутылка из-под кефира, оставленная расточительным поэтом и его меланхоличной подругой-студенткой. Муза не переносила бакалею сельмага. На следующей остановке вошли новые пассажиры, но проехав несколько минут, они удалились в другие вагоны искать знакомых.

Дед Гарика доехал до станции Кирилловское. Ему предстояла трехчасовая пешая прогулка до деревни Каменка, что расположилась на берегу озера Красавица. В деревне никто не спал. Все коты вышли на околицу и мяукали в сторону шума поездов. Деревенские собаки не лаяли на котов, а тихо скулили.

Начитанный Трофим рассказывал, что так ведут себя японские животные во время землетрясения или цунами. Он читал газету «Гудок». Никто не поверил его словам, но на всякий случай жители собрались на местной высотке с подручными плавательными средствами. Зоркий Егор всматривался вдаль. Его спрашивали:

– Видать?

– Ешо не видать! – отвечал Егор.

Тревога охватила всех, но паники не было.

С появлением на горизонте человека с белым ведром, коты подняли невообразимый вой и побежали к реке. Собаки бросились в противоположную сторону. Живность разбегалась. Люди приготовились к долговременной осаде.

Дед Гарика издалека помахал сельчанам рукой и вошел в свою избу. Через десять минут к деду пришел Трофим и принес ультиматум. Трофим, не снимая противогаза, сказал, что содержимое ведра нужно зарыть за мостом. Дед очень удивился, что сельчане догадались о наличии в ведре редких живых экземпляров рыбы. На предложение посмотреть их, Трофим отказался. Сельчанам он заявил, что у деда Гарика не в порядке голова. Большим пальцем он покрутил около своего виска, показывая предполагаемое больное место. Он ошибся в диагнозе на десять сантиметров. У деда Гарика был запущенный насморк.

Местная красавица Дуня затопила баню, вылечила болезнь и стала бабушкой Гарика. Дед зарыл протухшую рыбу в болоте. После чего болото прозвали Омулевым, но сельсовет переименовал его в честь местной рыбы в Красноперское.

2

Борьба противоположностей закончилась победой Гарика. Три обновленных судака без чешуи лежали на кухонной доске, как бритое неполное отделение новобранцев перед хирургом. Гарик сложил рыбу в ведро и пошел по тропке в глубь лесочка, чтобы на поляночке, закрытой от постороннего взгляда зачерпнуть холодной ключевой водички для непокорных судачков. Рыбки понимали, что им устроили банный день, поэтому смирно лежали, изогнувшись тремя серпами в ведре, и разглядывали собственные хвосты.

Путь был недалек – несколько минут. Тропка еле заметной ниточкой вела к ручью, и каждый жаждущий шел к источнику своей дорогой. Большого утоптанного пути к водопою не было.

Глупо повторяться, но источник всегда привлекает внимание кого-нибудь, кто нуждается в утолении жажды.

Кусты ольхи последний раз хлестнули Гарика по лицу, и он вышел к цели своего путешествия.

Малиновая десятка стояла посреди полянки именно в том месте, где природа выдолбила брешь для родниковой струи. Для тех, кто не водит автомобиль и слабо разбирается в счете, нужно пояснить, что цифра обозначает модель автомобиля. Мечта любого шофера – иметь последнюю модель машины. У кого нет десятки, тот хочет ее приобрести. У кого она есть, тот хочет от нее избавиться. Этот автомобиль был последним криком моды и неосуществимой мечтой Гарика.

Как факел Прометея, машина колыхалась среди зеленых насаждений и завораживала магическим блеском. Ее корпус колебался, но амортизаторы не скрипели.

– Бесшумно работает мотор, – подумал Гарик и подошел ближе к автомобилю.

За рулем никого не было видно, но чьи-то грязные пятки вздрагивали на переднем сиденье. Затемненные стекла не позволяли проследить длину тела целиком, но Гарик догадался, что в машине спряталась влюбленная парочка. Она покинула свой душный городской замок, в котором не находила места для уединения и нашла приют на пленере под крышей автомобиля. Здесь они остались вдвоем и в неге придавались своим чувствам. Не бойся своих желаний!

Старые забавные времена отдалились на несколько столетий назад, когда влюбленные парочки долго присматривались друг к другу, краснели, если их заставляли врасплох, разбегались по разным углам комнаты, и неизвестно кому в этот момент было хуже – им или тому, кто застал их наедине.

Каждый в своей жизни может вспомнить не один случай, когда распугивал влюбленную парочку, или сам становился объектом нетактичного вмешательства. В такие моменты не обязательно бить посуду, садиться на пальму или хватать кактус голыми руками. Лучше сказать, что вы ищете дядюшку Бэна и он, вероятно, копает в саду картофель для своего белого пюре.

Вы удаляетесь в свою комнату и до ужина из нее не выходите. Наконец, утомленный чтением старой газеты, вы следуете по огороду и среди картофельной ботвы натыкаетесь на влюбленную парочку. Чтобы ваше преследование не казалось навязчивым, будьте последовательны в своих действиях, скажите, что, вероятно, дядюшка Бэн понес свой картофель на кухню. Поднимите несколько клубней с земли и идите подальше от злополучного места.

После такой встречи влюбленная парочка попытается оторваться от назойливой опеки на машине. Если вы будете убегать от нее в противоположном направлении, то ваши дороги обязательно пересекутся.

Гарик нагнулся к земле, чтобы зачерпнуть родниковой воды, но машина стояла неудобно, закрывала родник, и Гарик тактично и очень тихо постучал в боковое стекло. Он хотел попросить влюбленную парочку отъехать немного вперед, но та, не начиная диалога, чем-то бросилась в назойливого гостя через верхний люк. Гарик поймал предмет, который был похож на носовой платок, и неожиданно понял, что с его физиономией, заляпанной чешуей, с ним не хотят говорить. Гарик утерся предметом. Из машины никто не выходил. Гарик начал рассматривать подарок, который состоял из двух половинок сшитых вместе. Сверху была вырезана одна большая дыра, а снизу две поменьше. Не сразу Гарик догадался, что держит в руках элегантные нежные трусики.

Основоположницей моды на трусы считают французскую королеву шестнадцатого века Екатерину Медиче. Тогда эта часть туалета называлась панталонами и защищала не только от ветра и пыли, но и от любопытных взоров при падении с лошади.

Последнее обстоятельство насторожило ученых. После падения с лошади даже у пьяного гусара возникали проблемы со здоровьем. Нетрудно представить, что будет с хрупкой леди, наделенной светскими манерами, если она упадет с высоты косой сажени головой об землю на скорости галопа. Только циник в такой ситуации может наслаждаться ее слабостью. Поэтому ученые современники Гарика склонны считать, что «падение с лошади» носит нарицательный оттенок и выражает скорее образный элемент бытового события, чем истинную трактовку. Эзопово иносказание подчеркивает слабость женщины в момент ухаживания гусара.

Панталоны делали любовную игру еще более завораживающей. Гусар не сразу понимал, что его рука ласкает не кожу любимой, а материю панталон. Остается загадкой, почему церковь встала на пути триумфального шествия панталон по Европе. Или среди гусар были осведомители, или среди церковников богохульники. Идея была заторможена на несколько столетий, но не убита.

К началу девятнадцатого века королева Гортензия вводит в моду то, что можно назвать панталонами в нашем понимании. В журнале мод продолжалась полемика – носить или не носить? Общественность скептически приняла новшество. Панталоны разрешили носить детям, чтобы воспрепятствовать непристойным детским забавам.

Катаклизмы общества изменили женские туалеты. Первая мировая война заставила слабый пол избавиться от корсетов и кринолинов. Кокетки избрали скромное белье. Панталоны укорачиваются. Современный вид трусики приобретают в тридцатых годах двадцатого века. Они становятся неотъемлемой частью туалета любой женщины и служат для того, чтобы в нужный момент от них избавиться. Именно этой частью Гарик стер со лба чешую.

– Маньяк! – донесся женский вопль из машины.

Гарик заметил, как за руль машины вскочила обнаженная амазонка. Блеск жожоба играл в ее растрепанной прическе бенгальскими искрами. Заднее боковое стекло медленно опустилось, и на фоне другой женской головы четко обозначилось дуло револьвера.

Гарик бросился на землю раньше, чем успел подумать, что оружие заряжено пулями, которые разрываются внутри головы. Он ошибся – газовая струя рассекла воздух и несколько комаров упали на грудь Гарика. Он почувствовал их тяжесть. Жужжание стартера заглушало женские проклятия. Малиновая десятка оставляла нервными колесами черноземный след на траве. Машина вырывалась с полянки и, мелькая между соснами, уносила влюбленную парочку лесбиянок от народного источника. В кулаке Гарик сжимал трофей – чужие трусы. Он развернул их и прочел на шелке фигурный вензель – «Четверг».

– Это судьба, – подумал Гарик. – Четверг – рыбный день.

Глава 7

После двух ночевок рыболовы покинули первую стоянку и отправились дальше. Разгруженная машина ехала значительно шустрей. Серж смотрел на мелькание столбов по обочине дороги. Дни беспечного детства, как призраки, всплывали розово-голубыми ностальгическими воспоминаниями. Серж был флагоносцем. Среди других юных паломников он пробирался по льду Разлива, чтобы в день пионерского праздника на клич: «Будь готов!», вдохновенно воскликнуть: «Всегда готов!». Торжественным маршем гордо пронести флажок мимо трибун со старыми седыми пионерами города, лихо распахнуть грудь с алым пионерским галстуком, с чувством собственного превосходства отобрать у девочек пол-яблока, закусить трофей ириской и помчаться по слякоти обратно к железнодорожной станции. Гарик подтвердил, что он в это время вскидывал руку в братском приветствии где-то в последних рядах и из-за высоких сверстников не видел главного действия.

Боб откровенно признался, что ему хватало сил, чтобы преодолеть дорогу длиной в пять бутербродов. Потом он поворачивал обратно, брал в буфете новые лакомства, но их хватало только до большого поворота.

– Я никогда не был пионером и не видел соломенного шалаша, – запоздало признался Боб.

– А «Три поросенка» ты читал? Там был шалаш, – назидательно заметил Серж.

– Я читал о трех китах марксизма, – защищал свое образование Боб.

Серж и Гарик взглянули на него как чукчи на спекулянта, предлагающего рыбные консервы. «Но это еще не все!» – воскликнул последний, и в разгар арктической зимы поставил на середину чума глыбу искусственного льда.

– Мы исправим пробел в твоей биографии, – сказал Серж.

Гарик повернул руль и взял направление в сторону мемориального комплекса.

Белоствольные березки – символ поэзии, мелькали за окном. Они рябили в глазах и могли лирическое настроение довести до стихотворного экстаза.

– Я не переходил дальше этого поворота, – сказал Боб, когда машина делала очередной вираж на дороге.

– Наконец сообща мы преодолели этот рубеж, – сказал Серж.

Боб счастливо улыбался.

Дорожный знак «кирпич» запрещал движение прямо. Машина остановилась. Пассажиры вышли и размяли затекшие члены.

Если бы меня всегда возили на машине сюда, я бы рос примерным пионером, – сказал Боб, чавкая первым бутербродом.

– Ты не посещал пионерские собрания? – спросил Серж.

– Я очень любил собрания, ответил Боб.

Он разорвал пакет с чипсами и хотел пояснить, что во время собрания удалялся в школьный буфет и там проводил время. Но мысль Боба перескочила на военно-патриотическую тему. Под хруст сухого картофеля он поделился детскими впечатлениями:

– Особенно я любил игру «Зарница». Там было препятствие – минное поле. В землю зарывали несколько банок вареной сгущенки. Я всегда был сапером. Сапер ошибается только раз. Меня запускали на минное поле – рыхлый грунт подо мной проваливался. Так я находил банку-мину. Медсестры тащили меня в полевой госпиталь и клянчили сгущенку. Я им говорил, чем быстрее меня донесете до пункта назначения, тем больше вам достанется. Я щедро делился с ними сгущенкой. Они зализывали ее до блеска.

Боб становился неугомонно болтлив, когда чувствовал прилив сытости. Незаметно паломники дошли до мемориала, посвященного последней стоянки подпольщика-революционера, откуда он, с перевязанной для маскировки челюстью, сделал бросок на будущий Петроград. Слева был воздвигнут бетонно-стеклянный павильон с останками баркаса, железными котелками, крестьянской одеждой, обломками каких-то предметов, которыми пользовались революционеры в изгнании. В конце асфальтовой дорожки справа на полянке стоял шалаш из серого камня – вечная копия первого шалаша. Серж помнил, что рядом должен был находиться соломенный шалаш, но на месте лохматого домика тлели уголья. Запах гари распространялся в воздухе. Под знаком «курить запрещено» сидел человек на зеленом ящике и курил.

На лице человека, изрытом морщинами, угадывались следы трудно-прожитой жизни. Нос-картошка с лилово-бордовыми прожилками излучал внутреннее тепло. Темная ватная фуфайка выглядела парадно и ново. На резиновых сапогах отпечатались следы грязных пятен.

– Дедушка, а где шалаш? – спросил Серж.

Дед ответил не сразу. Он затушил папиросу о собственный каблук, проткнул в земле пальцем ямку и захоронил окурок. Этим кривым грязным пальцем он поманил Сержа к себе.

– Сегодня выходной, – сказал дед, – моя очередь поджигать шалаш.

Серж недоуменно спросил:

– Вы анархист?

Нет, я сторож, – ответил дед. Он пояснил свой вандализм: – Соломка прогнила. Зиму не простоит. Сено надо поджечь. К вечеру новый шалаш сложу, и так до нового покоса. При старой власти по ночам жгли, а теперь послабление – можно днем.

– А мы хотели друга в пионеры принять, – сказал Серж.

Сторож с сожалением покачал головой:

– Мемориал не работает. Акция будет не законной…

– Мы проездом, – робко настаивал Серж, – завтра не сможем, и за ценой не постоим.

Хитрый прищур сторожа выражал глубину мыслей.

– Бутылка! – назвал он свою цену.

Серж достал из авоськи пол-литра водки и протянул сторожу. Тот взял бутылку. Покрутил ее в руке и с удовольствием наблюдал, как внутри образовалась воронка с пузырьками.

– Змей правильный, – сказал сторож, – водка не ларечная.

– Натуральная, – подтвердил Серж, – в магазине брали.

Сторож спрятал бутылку в огромный карман штанов, открыл зеленый ящик, сколоченный из досок. В ящике лежали грабли, лопаты, коса, лом, бруски для точения, ведра, лейка и большой деревянный крест. На боковой стенке на гвоздиках висели пионерские галстуки.

– Разгильдяи потеряли. Несколько лет висят, – пояснил сторож, показывая грязным пальцем на галстуки, – выбирай любой.

Серж осмотрел находки. Они были сделаны из шелка в виде тупоугольного равнобедренного треугольника, выцветшие, ветхие, со следами ржавчины, которая проела материю насквозь. Серж выбрал галстук, который казался новее – с одной дыркой и оторванным острым углом.

Сторож перекладывал лопаты, грабли, гремел ведрами, вытащил деревянный крест и прислонил его к ящику снаружи. Крест состоял из двух березовых необтесанных палок. Комель у основания был заточен и испачкан в земле.

– А крест зачем? – не удержался от вопроса Серж. Он повесил галстук на согнутую в локте левую руку, и стоял, как официант при обслуживании клиентов.

– Для скаутов сделал! – ответил сторож. – Приезжали сюда на экскурсию – спрашивали, где вождь молился? Я сказал, что в зеленом кабинете – где писал, там молился. Дети любопытные очень, спросили, зачем яма?

Я сказал, что ведутся раскопки – крест ищут, на который молился. Теперь перед экскурсией втыкаю его в березняке. Если спросят – говорю, что лесная молельня, а не спросят – хлопот меньше.

– А яма зачем? – не удержался Серж от нового вопроса.

– Электрики что-то чинили, а после себя не зарыли.

Наконец сторож нашел то, что искал. Он снял чехол с древка и развернул флаг. На алом полотнище была изображена горящая пятиконечная звезда с человеческой головой.

– Кого примать будем – тебя, что ль? – спросил сторож.

– Нет, вон того, – Серж кивнул головой в сторону друзей, которые ожидали на скамейке.

– Большого или маленького? – уточнил сторож.

– Большого, – ответил Серж.

– Маленький, – иди сюда.

Гарик поднялся со скамейки и пошел на зов.

– Держи флаг. Стой здесь! – сказал сторож и указал место около лужи на асфальте.

Главным действующим предметом в процедуре построения был грязный указательный палец. Им дед работал, как регулировщик жезлом на перекрестке.

– Большой иди сюда! – сторож поманил нового клиента к месту инагурации. – Стой здесь! – сторож указал на место рядом с Гариком. – Клятву знаешь?

– Я знаю, ответил Серж за Боба.

– Я его спрашиваю. Его примать, а не тебя, – грозно и серьезно сказал сторож.

Боб смущенно покачал головой.

– Повторяй за мной, – сказал сторож, – я…, вступая ряды пионерии, торжественно обещаю…

Боб повторил. Сторож продолжил:

– Не пить, не курить, по газонам не ходить, муравейников не топтать, стекол не бить, старушек через дорогу переводить, в общем жить, как учит партия… Клянись!

– Клянусь! – испуганно ответил Боб.

Серж повязал Бобу галстук. Сторож скомандовал:

Отряд – равняйсь – смирно! С линейки шагом марш!

Отряд из трех человек торжественным маршем прошел мимо деда.

Впереди – знаменосец Гарик. За ним – юный пионер Боб. Колонну замыкал Серж.

– Флаг отдать? – спросил Гарик.

Сторож махнул рукой и сказал:

– Мне не нужен. Забери себе.

Колонна продолжила путь. Она вышла с центральной площадки, и, выдерживая равнение, проследовала к своему автомобилю. Сторож смотрел им вслед, пока последний оплот пионерии не скрылся за поворотом.