Текст книги "Резиновая лодка (сборник)"

«Мечта» – как много в этом слове заключено надежд и судеб, свершений тайных или явных в корысти без тепла зачатых, жестоких дел и разговоров, печалью наградивших брата. С мечтою властвовать над миром тиран глумится над народом и создает себе забвенье в сердцах грядущих поколений. Любовь тупым кинжалом страсти пронзает мозг, а безучастье могилу роет на погосте – и засыпают грунтом кости, и охладевшие тела приют находят у червя. Все тленно: власть, богатство, слава – пороки окружают нас, для них мы создаем желанья и подчиняем мирозданье своим мечтам. Они мелки, но к счастью ли ведут они?

Гарик мечтал поймать щуку, поэтому взял спиннинг с блесной и тройным крючком номер девять. Самые большие рыбы плавают в малолюдных местах, где умники не дают советов. Гарик нашел такое место. Слева в воде лежал огромный камень – необтесанный постамент для будущего памятника. Ледниковая эпоха оставила на нем глубокие вмятины. Справа через полсотни шагов росли кусты. Они близко подступили к воде и полоскали в ней свои ветки.

Начинающие рыболовы в первую очередь думают о том, куда они будут складывать улов. Гарик зачерпнул полное ведро воды, с трудом влез на камень и поставил ведро на его макушке. На этом вспомогательные приготовления закончились. Гарик спрыгнул с камня, собрал спиннинг, размахнулся и долго всматривался вдаль. Бросок был настолько хорош и далек, что Гарик не заметил падения блесны. Он начал крутить катушку и сразу почувствовал сильную упругость лески. В столь ответственный момент какой-то умник, очевидно желающий дать совет, потянул рыбака за штаны. Гарик, не оборачиваясь, в тактичной форме отверг совет, отмахнулся рукой, но умник с молчаливым упорством продолжал досаждать рыболову. Гарик развернулся, но никого за своей спиной не обнаружил. За столь короткое время умник не мог зарыться в песок или спрятаться в лесу. До ближайших деревьев было полминуты бега. При таинственных случаях часто выручает смекалка. Кончик спиннинга загибался в бок. Гарик проследил путь натянутой лески. Она вывела к блесне, которая зацепилась за штаны. Крючок долго не вытаскивался из материала. Успех пришел лишь после того, как штаны были сняты, ножичком сделан разрез материала – расширено отверстие, и крючок получил свободу.

Первая попытка поймать собственные штаны оказалась не последней. Гарик несколько раз ловил себя за разные детали туалета и всегда выходил из ситуации победителем. В его одежде появились мелкие отверстия. Они служили для вентиляции и создавали благоприятный микроклимат для ужения.

Иногда Гарик забывал снять катушку с тормоза. Забывчивость приводила к тому, что после взмаха спиннингом грузило било по голове, а крючок цеплялся за рубашку. Гарик получал двойную дозу разочарования, но продолжал оттачивать мастерство закидывания. Когда он научился не ловить самого себя, неожиданно на катушку намоталась борода – леска переплелась, навязались узлы и петли. Гарик распутывал гордиев узел. Утомительное занятие отнимало уйму времени. Безнадежные бороды Гарик обрезал, перецеплял леску и с неослабевающим вдохновением продолжал ужение. Оно поглотило его целиком, сосредоточило в единую цель и не оставило времени для наблюдения природы.

Гарик не замечал, какое небо голубое, какие на нем облака, как деревья безмолвно гордо выстроились на берегу и ждут, когда их опишут и спилят на дрова. Вертлявая сойка скачет по сучкам и в беспокойстве дергает хвостом. Ее скачки непредсказуемы, как полет летучей мыши.

Сокол кружит над водой высоко в просторе неба, перепутав море с полем. Может он с полевкой в ссоре и поэтому не смотрит на лужайки и проселки. На чужбине ищет счастье, и в потоке вод зыбучих хочет испытать забвенье. Нет, задумал сокол ясный поживиться свежей рыбой и высматривает глазом чужеродную добычу, чтобы вырвать силой клюва и когтей, подобных серпу, чье-то счастье. Да, коварная природа тихо-тихо в день рыбалки накопила испытаний. Кто готов к преодоленью?

После усидчивых бросков Гарик сделал побочное открытие. Оно заключалось в том, что блесна не летела в воду, а падала на сушу, то влево, то вправо, а чаще назад. Шансы поймать рыбу резко уменьшались, поэтому Гарик пошел на хитрость. Он встал спиной к воде. Теперь суша простиралась спереди и по бокам. Гарик представил, что это море, Размахнулся – блесна полетела в сторону леса и упала в песок. Новое обстоятельство не подчинилось нарождавшейся теории. Гарик предполагал, что блесна полетит за спину и упадет в воду – необычным способом он решит проблему с бросками, но маршрут полета продолжал удивлять своей постоянной непредсказуемостью. Блесна летела в сторону воображаемого моря на сушу. Гарик не мог предугадать направление своей рыбалки – это его взволновало. Но легче обломать березовый сук, чем сломить дух Гарика. Он, в одежде, не сняв ботинки, зашел в воду. Она скрыла колени. До горизонта не было препятствий.

Упорство рождает истину и приближает цель. На сей раз целью послужило ведро, которое стояло на камне. Отменной ловкости и точности мог позавидовать любой рыболов-спортсмен. Блесна со звяканьем шлепнулась в ведро. Крючок зацепился за ручку, ведро с лязганьем скатилось в воду, оставило на камне мокрый след от пролитой воды и утонуло. Тройник отцепился. Гарик повторил бросок. Блесна упорно не признавала море и падала на камень. Потревоженные мухи в панике разлетались. Со стороны казалось, что профессионал тренирует меткость глаза, действует спиннингом, как мухобойкой и пытается прибить к камню насекомых-паразитов.

В небе сокол заметался. Неподвластно пониманью птицы удаль человечья: прыть и стойкость, жажда страсти и уверенность в удаче в подсознанье слишком сильно. Не сверкай, соколик, глазом, не точи когтей колючих, долгожданная рыбешка в мутном омуте сокрылась. Лучше уподобься, сокол, Могул птице – вырви перья и помазуй добрым знаком рыболова. Глух соколик. Жалко перьев. Чуждым помыслам не внемлет или затаил обиду, иль не верит в чародейство. Нет у птицы силы духа, разум слаб перед делами, кропотливостью обижен. Умерла надежда в птице. Опустело сине небо.

В который раз Гарик размахнулся спиннингом, и (О, чудо!) блесна полетела в море. Не вправо, не влево, а, именно, прямо в глубину, где живет большая рыба. Леска еле заметной ниткой погрузилась в дрожащие волны. Гарик быстро, почти лихорадочно крутил катушку. На леске у конца спиннинга висели капельки воды. Они набегали друг на друга и, отяжелевшие срывались, вниз. Неожиданно леска натянулась. Гарик затрепетал от удовольствия – он дождался своей рыбы. Капельки побежали по леске быстрее. Первая радость удачи укрепилась и постепенно приводила к беспокойству – рыба вела себя странно. Она затаилась в глубине и не двигалась. Это притупило взлетевшую радость. Гарик дергал спиннинг то влево, то вправо, но рыба крепко держала стальной крючок в зубах и не хотела его отпускать. Гарик потянул сильнее. Леска издала мышиный писк и лопнула. Счастье отодвинулось. Рыбакам иногда попадается улов, который невозможно вытащить из воды. Коряги, подводные камни, водоросли и собственные штаны встают серьезным препятствием на пути настоящего рыболова.

Преодолев все этапы неудач, куется настоящий человек. Рыба лепит характер, как умелые руки гончара из аморфной массы создают шедевр, волнующий воображение творца и удивляющий зрителя, так рыбак познает смысл бытия через поражение, без которого невозможна рыбалка и даже маленький успех.

Гарик возвратился в лагерь мокрым, с тремя десятками рваных ран на одежде, без ведра и блесны, но счастливым и непобежденным. Он мог давать советы по широкому кругу вопросов ужения спиннингом и выдвинуть свою кандидатуру на пост заместителя министра рыбного хозяйства по узкому кругу текущих дел. Гарику не хотелось ни того, ни другого. Он залез в палатку, обернулся одеялом и вздремнул до восхода солнца. Серж и Боб сторожили его сон и удивлялись беззаботности, с которой человек может проспать шестьсот минут.

Глава 11

До захода солнца оставалось часов десять или одиннадцать. Жизнь тянулась преступно долго. Чайки, вечные спутницы простора и городских свалок, гуляли по берегу – у них не было работы, они выглядели беспечными и счастливыми. Многие из людей, у которых есть работа, не испытывают угрызения совести за бездарно проведенное время, поэтому всегда находятся в состоянии счастья. Их вдохновляет уверенность в своей нужности.

Когда Боб чувствовал, что на него смотрят, то принимал вид человека, который неплохо поработал. Он не жаловался на аппетит, крепко спал, был похож на специалиста, отдохнувшего от работы и готового приступить к новой ответственной работе. Боб находился там, где всегда была работа. Как только он видел работу, то начинал о ней говорить. Его рассуждения о работе могли составить трактат по безработице.

Однажды Боб прогуливался по дорожкам садоводства «Заветы Маруси». Название садоводства совершенно не имеет отношение к сухому повествованию, и выбрано с помощью генератора знакомых имен. Хотя многие заветы иногда становятся популярны, и в сочетание с именем могут стать программным документом строительства чего-нибудь. Боб увидел соседа, который трудился на ниве любительского строительства. Совершенно не профессионально сосед подставил табурет к стене дома, и примерялся забить гвоздь. Боб деликатно обратился к человеку:

– Прочен ли гвоздь, который ты хочешь забить?

Чистосердечная наивность сквозила в ответе соседа. Он доброжелательно промолвил:

– Прочен.

– Из какого материала он сделан? – заинтересованно продолжал Боб.

– Из стали, – неуверенно отвечал сосед, как будто сомневался в свойствах гвоздя.

– А где ты его купил? – вникал в суть дела Боб.

– В хозмаге на углу, – настороженно и с ноткой испуга в голосе отвечал сосед, подозревая себя в покупке неправильного гвоздя.

Боб погасил его сомнения в зародыше.

– Там продают прочные гвозди. Ты все правильно сделал, – воодушевленно соглашался Боб и хвалил соседа за правильный выбор гвоздя: – я горжусь тобой, – но тут же Боб находил причину для предосторожности: – каким молотком ты собираешься его забивать?

– Вот этим, – сосед разочарованно показывал молоток.

– Хороший молоток. Ты умеешь выбирать молотки.

У соседа в глазах мелькнула искра скрытой ненависти или огонь запоздалой любви, но Боб был безразличен к чужим чувствам, когда дело касалось техники безопасности труда.

– Табурет стоит прочно? – заботливо интересовался Боб, – ты уверен, что не упадешь с него.

Сосед не собирался падать. Он крепко стоял на табурете, но Боб расшатал его уверенность.

– Смотри – не пробей стену насквозь, – предостерег Боб. – Длина гвоздя должна быть короче толщины стены.

Третий раз сосед замахивался молотком, чтобы вогнать гвоздь в стену, но всякий раз откладывал удар и решал новую проблему, о которой не подозревал. Он разглядывал гвоздь, молоток, свои руки и удивлялся тем многочисленным мелочам, которых не сумел предусмотреть. Есть тип соседей, которые склонны пренебрегать умными советами. Большинство замечаний Боба остались без внимания. Он высказал доброе пожелание:

– Береги руки!

Сосед не был скрипачом, он совершенно не заботился о руках, поэтому совершил легкомысленный поступок – ударил себя молотком по пальцам. Его проклятия Боб дослушивал на улице. Они сопровождались не то падением соседа с табуретки, не то падением стены на другого соседа. Боб не стал возвращаться и давать умные советы нерадивым работникам. Вокруг было так много соседей, которые нуждались в ценной подсказке.

В отличие от Боба, Гарик был не многословным добросовестным работником. Для него дороже работы, была другая работа. Увидев работу, он брался за нее сразу же. Не откладывая в долгий ящик, а ящиков у Гарика было множество. Он постоянно копался в них и искал новую работу. В каждом углу у Гарика лежала работа. Он приносил ее со своей основной работы и ставил в угол. Тогда работа не лежала, а стояла в углу. Иногда работы накапливалось столько, что Гарик спотыкался о нее и давил, затем снова усидчиво работал, чтобы восстановить поломанную работу.

Серж часто говорил, что впереди нас ждет большая работа. Он мог так говорить, потому что видел больше и дальше других. В этом помогали очки. Через них Серж видел работу там, где Боб не давал советов, а Гарик не спотыкался. Серж делал работу из воздуха, из отходов, но никому об этом не говорил. Его работа была тайной жизни, тайной его окружения, и, наверное, государственной тайной. Серж ломал голову над тем, что он делает, и не мог понять этого, но перспективы его работы были огромны. Он был человеком будущего и жил для него. Даже в редкие минуты отдыха, которые выпадали во время отдыха, Серж думал о работе и не таил своих мыслей.

– Чья очередь сегодня работать? – спросил Серж.

Как истинный сэр, Боб уступал свое рабочее место в длинной очереди безработных более достойному. Самый достойный лежал на утреннем солнцепеке и стыдливо закрывал лицо газетой «Совсем секретно». Чтобы ее не унес ветер, края газеты были придавлены камнями к земле. Серж и Боб склонились над газетой. Их заинтересовала передовица. Статья называлась «Кто водил скальпелем хирурга?». Читателей интересовал конец криминальной повести. Они перевернули листы. Солнечные лучи брызнули в глаза Гарику.

– Он жмурится и не думает о работе, – сказал Серж.

– Он любит читать газеты в рабочее время, – подтвердил Боб.

Гарик открыл глаза. Его руки были переплетены на груди узором французского завоевателя востока.

– Я приехал сюда отдыхать, – ответил Гарик. Боб уступал свое рабочее место в длинной очереди безработных более достойному.

– А мы должны работать? – спросил Серж.

– Я устал чистить рыбу, – парировал Гарик.

– Я устал ловить рыбу, но ни кому об этом не жалуюсь и смиренно несу свой крест, – сказал Серж.

– Твой крест состоит из бамбуковых удочек. Они слишком легкие. Их может унести любой, – не сдавался Гарик.

Серж собирался сказать, что дело не в тяжести, а в тех результатах, которые дает свободный труд. Он уже открыл рот, чтобы произнести ключевую фразу, но Боб предал дискуссии другое направление. Голосом кающегося грешника он произнес:

– Братья мои, самый тяжелый крест – это бездуховность. – Необычное начало словесной пасторали настораживало. Речь никто не прервал. Боб продолжил: – Только близкий человек может заботиться о вашей нравственности. Я всю ночь раздумывал о судьбах человечества и возложил на себя тяжелую ношу. Я совершил поступок, который оценят потомки. – Боб потупил глаза в землю и виновато закончил: – сегодня ночью я утопил пиво и водку.

– Ты пожертвовал призом! – воскликнул Серж.

– Три ящика, – воскликнул Гарик. – Это вы называете работой!

– С этого дня вы будете чисты в своих деяниях так же, как я, – сказал Боб.

– Все – хватит, – рассердился Гарик. – Я больше всех работаю, я меньше всех отдыхаю, меня больше всех учат. Я устал от ваших глупых лиц.

Серж и Боб переглянулись. Они внимательно изучали лица друг друга, затем одновременно посмотрели на Гарика, чье лицо, несомненно, представляло эстетический идеал.

Гарик волновался. Он вспоминал старые обиды:

– Вы отобрали у меня лучшие минуты сна, вы забрали у меня газету, вы не даете мне кататься в лодке, я никогда не ходил под парусом.

Хождение под парусом несколько отличается от хождения в шляпе по тротуару, но для Гарика разные понятия слились в одно. С таким же успехом он мог вспомнить, что его не кормили мороженым, когда он более ангиной, или не пускали в вольер с крокодилом, когда животное просилось на руки.

Серж хотел сказать, что он тоже не ходил под парусом, а Боб хотел добавить, что он опытный яхтсмен и прошел теоретическую подготовку в таверне «Соленая тельняшка», но опасается натягивать парус на топ реи при сильном вест-зюйде. Их мысли не были произнесены вслух. Гарик толкнул лодку в воду, вскочил в нее и начал налаживать парус. Контрабандист, удирающий от полиции, работает с меньшей прытью, чем Гарик, влюбленный в морскую стихию.

Лес и скалы со всех сторон закрывали бухту от сквозняков. Вода спокойно набегала на берег и откатывалась назад, но в открытом море буйствовал ветер. Он возбуждал непогоду – море взволнованно дышало, а гребни кое-где окрашивали всполохи волн белыми барашками.

Вест-зюйд игриво относил лодку от берега. Гарик привязывал парус к мачте и получил два хлестких удара по щеке, но не отступил, пока не сделал несколько узлов на веревке для того, чтобы парус не скользил вниз. Ветер продолжал гнать лодку в том направлении, в котором считал нужным. Гарик минуту отдыхал – наслаждался своей победой и тем, что приручил стихию. Случайный взгляд в сторону земли продлили его блаженство. Ничего смешнее открывшейся картины Гарик не видел в своей жизни. Две фигурки бегали по берегу, спотыкались, падали, вставали, поднимали что-то с земли и размахивали палками, которые напоминали весла.

Гарик сложил ладони в виде рупора, поднес их ко рту и крикнул:

– Я налью вам воды в бассейн, если вы научитесь правильно грести!

На берегу его шутку плохо расслышали. Они продолжали заниматься исполнением странного ритуала. Боб, как метатель молота, раскрутил весло и, делая неимоверные усилия, бросил его в сторону лодки. Оно описало дугу в воздухе и, преодолев четверть расстояния, упало в воду.

– Мазила, – ликовал Гарик, – каши мало ел.

Лодку относило все дальше и дальше. Серж тоже размахнулся веслом, но он не был знаком с азами молотометания – его снаряд взмыл вверх и повис на широких ветках сосны.

Чем дальше относило лодку от берега, тем меньше оптимизма оставалось у морского волка. Гарик незаметно для себя начинал понимать, что для обратного пути ему не хватает именно тех предметов, которые бросали вдогонку друзья. Чтобы уменьшить скорость лодки, Гарик хотел спустить парус. Но крепкие мокрые узлы вечными стопорами держали парус поднятым. В его правом нижнем углу была написана инструкция, в которой мог разобраться опытный флиппер или шкипер. Самую понятную часть Гарик прочитал несколько раз.

– При движении левым или правым галсом завести соответственно левый или правый нижний шкот паруса в коуш носовой стромки. Второй шкот паруса должен быть заведен в кормовую стромку. Оба шкота держать в руках.

Гарик знал, что «Галсом» назывался кооператив автосервиса, который бесследно исчез с деньгами и колесами автолюбителей. Каким галсом двигалось судно оставалось загадкой. Гарик дернул за ближайший конец веревки. Лодка резко накренилась и несколько секунд неслась по волнам боком. Онемевший Гарик приготовился к пешей прогулке по морскому дну, но веревка выскользнула из рук. Лодка со шлепком ударилась о воду и пошла прежним курсом. Морской волк не предпринимал новых попыток взять управление в руки. Лодка вела себя устойчиво, если не трогали парус и не тянули за шкоты. Гарик решил плыть по ветру – в нейтральных водах его может засечь и выловить сторожевой катер.

Друзья на берегу наблюдали за эволюцией судна, которое со скоростью ветра исчезало в бесконечных морских просторах. Когда оно удалилось безнадежно далеко, организовалась погоня. Боб вел машину по шоссе, а Серж следил в бинокль за ярко-красным парусом.

– Он борется за жизнь! Он укрощает ветер! Он чуть не перевернулся! – комментировал события на воде Серж. – Он идет на рифы! Он слился с землей.

Боб переживал, часто отвлекался от управления автомобилем и смотрел на точку в море. Дорога неожиданно ускользнула из-под колес, и машина затормозила с помощью дерева. Удар был не сильный. Две фары, как два глаза сытого удава, окружили поэтическую березку, мигнули ближним светом. Автомобиль заглох.

– Продолжай наблюдение! – воскликнул Боб, – я сейчас.

Серж не вылезал из машины. Он судорожно крутил колесико бинокля и постоянно настраивал ускользающую резкость.

Бег трусцой любимое занятие здоровых людей, которые надеются прожить долго. До деревни урочища Высокого было недалеко. Боб не любил бегать. Он считал себя здоровым, но после пробежки понял, что сильно преувеличивал свои возможности. Он чувствовал себя разбитым и больным. Боб сел на лавочку около палисадника деревенского дома, чтобы отдышаться.

Если вас незнакомец попросит одолжить свою машину, пиджак или деньги до получки – что вы будите делать? В лучшем случае мило улыбнетесь и скажите, что торопитесь: машина вам нужна, у пиджака оторвалась пуговица, поэтому он не может служить подарком, а денег не предвидеться до конца жизни. А что будете делать, если вам наоборот предложат это, не спрашивая вашего имени и телефона? В лучшем случае задумаетесь, или уточните условия передачи дара.

Из дома вышел его хозяин Эско Хамиляйнен, потомственный рыбак и крестьянин в одном лице. Он был средних лет, о чем свидетельствовала его внешность: сухое лицо, выцветшие брови, седые виски; нос, подобный созревшей сливе, морщинки около глаз веером расходились к вискам, как у людей, которые много щурились на своей работе. У него было право поинтересоваться тем, кто сел на его лавочку у калитки. Эско не успел произнести свое сдержанное приветствие, как Боб подмигнул хозяину и сказал:

– Здесь недалеко от берега на глубине полметра лежат образцы продукции ликеро-водочного завода. Можем неплохо заработать, если немедленно выйдем в открытое море на катере и подберем капитана лодки.

– Моя доля? – спросил деловой крестьянин.

– Все, что поднимете со дна – ваше.

– Согласен! – не задумываясь, ответил Эско. В нем клокотало чувство долга и взаимовыручки.

Через несколько минут Боб и Эско причалили на катере к берегу в том месте, где машина потерпела аварию. Боб вывел наблюдателя из обломков и осторожно повел его к катеру. Серж боялся потерять на горизонте ориентир, поэтому шел, не отнимая бинокля от глаз. Наблюдателя посадили на нос катера.

– Туда! – Серж показал рукой в сторону Большого Березового острова.

Плавание на катере по волнам напоминает катание на стиральной доске: зубы клацают и пытаются надкусить язык. При сильном толчке можно вывихнуть челюсть, если она расслаблена, или вспорхнуть над судном и приводниться в пучине. Выбор не велик и каждый вариант приносит физические недомогания.

Катер остановился в бухте острова. Тростник плотной стеной преграждал путь к берегу. Здесь закончилась кругосветка резиновой лодки. Пассажиры увидели ее останки. Из центра комка оранжевой мятой резины торчала мачта. Она накренилась и почти касалась воды. Квадрат паруса качался на волнах. Трагедию дорисовал сапог, который нарушал баланс физических формул, он плавал каблуком вверх.

– Он там! – воскликнул Боб, указывая на сапог.

Ужас охватил Сержа. Он знал – кто должен находиться в сапоге. Бинокль тяжелой гирей повис на его груди и сдавил шею. Катер с выключенным мотором подплывал к сапогу. Боб протянул руку, чтобы поднять обувь, но слишком большая ответственность лежала на этом незаметном, крохотном, лживо-пугливом предмете резиновой фабрики «Красный треугольник».

– Нет – я не могу! – крикнул Боб.

– Гу-гу…гу-гу, – вторило эхо.

– В его смерти прошу винить тесные сапоги! – сказал Серж.

Эско Хамиляйнен не видел дальше того, что видел, и не мог предугадать чужие мысли. Он переживал, что вместе с пропажей капитана не исполнятся условия соглашения. Он поддел шестом сапог и бросил его в катер. Сапог был пуст. Эско поводил шестом под водой и начал ощупывать дно. Серж, с другой стороны катера, поймал веревку, которая относилась к такелажу резиновой лодки, и привязал ее к носу катера.

– Здесь глубоко, много ила, – Эско произносил слова тяжеловесно с расстановкой, – трудно вытаскивать шест.

– Давай я помогу, – предложил Боб, – вдвоем будет легче.

Эско был опытным лодочником. Он подумал, что справиться с шестом один, но не успел вслух поделиться своими мыслями. Боб схватил шест. Катер накренился. Боб тяжестью своего тела навалился на шест. На помощь к ним бросился Серж. Он тоже ухватился за шест. Боб не мог отпустить шест, потому что опирался на него. Эско был придавлен к шесту Бобом, а Серж помогал им в трудную минуту. Катер, как льдина в ледоход, ускользнул из-под их ног. Пустое судно продолжало двигаться в сторону берега. Перед ним плыли останки резиновой лодки. Они воткнулись в тростник и с шуршанием последовали в глубину зарослей. Катер раздвинул носом камыши. Он плыл следом. Его корма медленно скрылась в зарослях.

Трое спасателей повисли на шесте. Они напоминали созревшие ягоды шелковицы, которые не желали падать. Боб возвышался над гроздью и был самым спокойным среди плодов, как будто он всю жизнь только тем занимался, что работал с шестом на подиуме. Внизу висел Серж. Ему достался самый мокрый сучок. Авантюрно-безумные действия были в новинку для Эско, он безвольно опирался на плечи Сержа, у которого из воды торчала голова, и он продолжал сообщать свежие новости:

– Дна нет.

Ему не верили, и все настойчиво сползали вниз. Боб понимал, что он сейчас самый главный в пирамиде и держал равновесие, как мог. Он ухватился двумя руками за кончик опоры, подтянул голову и не торопил события.

– Вот он, вещий сон, – о чем-то своем совершенно некстати шептал Боб.

Он отвлекся от основной обязанности сохранять равновесие, и возложил баланс на чужие плечи. Шест медленно, с достоинством пизанской башни, кренился. Люди опустились в воду без брызг. Пловцы устремились вдоль тростника в надежде найти протоку, чтобы добраться к берегу через брешь чистой воды. Одежда быстро намокла и давила тяжестью рыцарских доспехов. Тяжелые сапоги тянули ко дну. Подводный камень изменил их общую судьбу. Первым на него взобрался Эско, к нему примкнул Серж. Последним на камень помогли взгромоздиться Бобу. Они стояли мокрые, печальные, но не сломленные. У них в глазах была надежда.