Текст книги "Приз лотереи счастья"

Они поели пельменей, попили чай и отправились разбирать вещи. Эрик всё время о чём-то негромко говорил, втягивая в разговор и Александра, не отдавая его в цепкие лапы воспоминаний. Парнишка оказался снова прав, с ним Александру было не так тяжело заниматься разбором вещей когда-то дорогих ему женщин. Когда-то очень давно, в другой жизни.

– Саша, и куда ты это потом денешь? – спросил Эрик, разглядывая почти полную первую коробку разного барахла.

– На помойку, с глаз долой – из сердца вон.

– Нет, Саша, так нельзя. Тут есть очень дорогие вещи, практически новые. Может, их в отдельные коробки или пакеты положить и отдать кому-нибудь? Есть у вас в доме старушка, которая всех и всё знает? Ей и отдать, и пусть делает с ними, что хочет. А выбрасывать – грех.

– Делай, Эрик, как найдёшь нужным.

Когда все вещи были разобраны, парень вручил Александру три мешка и напутствовал:

– Неси бабульке.

Его друг, всем видом показывая – только ради тебя, понёс. В ответ на звонок дверь Любови Федоровны, местного отдела справок, едва не мгновенно открылась. Бабуля уставилась на мешки не без алчного интереса.

– Добрый день, Любовь Федоровна.

– Здравствуй, Саша, – старушка с удовлетворением разглядывала соседа. – Отлично выглядишь, просто молодцом! А то ведь сердце кровью обливалось, на тебя глядючи. Вот ведь, думаю, горемычный, как убивается. Да и то сказать, враз лишиться всей семьи – и жены, и дочки. Только жизнь-то продолжается. Живым жить. А сегодня ты молодцом. И правильно, сколько можно убиваться, их ведь не вернёшь.

Терпеливо слушая Любовь Федоровну, Александр пытался удержать на лице выражение вежливой почтительности. Дождавшись паузы, он не преминул ею воспользоваться.

– Я сегодня вещи, оставшиеся после Веры и Ани, разобрал, тут в мешках, что поприличнее. Вы посмотрите, может, что-то себе оставите, что-то раздадите. Вы же всех в доме знаете.

– Да-да, понимаю, тебе больно видеть это всё, но… да и зачем тебе женские шмотки. Только вещи-то у твоих были не абы какие, всё дорогущие. Может, продашь, деньги всегда нужны, и тебе не помешают, – участливо ворковала соседка, однако глаза бабули выдавали её истинные желания: оставляй вещички и иди уже. Но она всё же не смогла пойти против своей природы и задала вопрос, висевший у неё на языке:

– Саша, а что это за паренёк зачастил к тебе в последние дни, с волосами, как у девки?

– Это мой сын, внебрачный, конечно, – Александр потом часто размышлял, почему он вдруг ляпнул про сына, но так и не смог дать себе вразумительный ответ.

– Сын?! – глаза Любови Федоровны округлились и возбуждённо загорелись – это же новость на месяц разговоров! – Да как же, он взрослый совсем?

– Мне было пятнадцать лет, ей – четырнадцать, первая любовь, то да сё, потом девушка с родителями уехала в Питер. Мы расстались, и я больше никогда её не видел. Я и не подозревал, что она была беременна, из-за того и родители перевелись на работу в другой город. А вот недавно узнал, что у меня взрослый сын, оказывается, есть.

– Ой, чего только в жизни не бывает. Да ты у нас из молодых, да ранних, Санечка, – засмеялась игриво старушка. – А хорошенький у тебя сынок, краше многих девок, только вот волосики бы ему подрезать надо, нехорошо. А похож он на тебя, Саша, похож.

– Ну, так, – приосанился Шмелёв.

– Он учится или работает, как зовут-то? – продолжала допытываться бабуля.

– Эриком зовут, учится в институте.

– У тебя теперь будет жить?

– Нет, хотя не знаю… – замялся Александр.

– А чего нет то? У тебя такие хоромы, а он, поди, в общежитии мыкается. И тебе веселее будет, всё живая душа рядом.

– Видно будет.

– Ну да, ну да…

Идя домой, Александр ломал голову, зачем он соврал про Эрика, кто его за язык тянул? Мужчина виновато рассказал парню о разговоре со старушкой, тот только похихикал:

– Я похож на тебя, говорит? – Александр кивнул, смеясь, и расслабился: Эрик не обиделся, не возмутился. А парень про себя ликовал: «Значит, Саша не хочет прекращать со мной отношения, замостил на будущее…» – Между прочим, я как раз Александрович, папаша, а как тебя по батюшке?

– Иванович. Александр Иванович Шмелев. А ты Эрик Александрович… Фамилия твоя как?

– Нет, я Эрих Александрович Крафт по паспорту. Эрик – это как бы уменьшительно-ласкательное имя на русский манер, типа Владик, Толик, Юрик.

– Эрих… Да, ты же немец по национальности. Вот и познакомились, – ухмыльнулся Александр.

Остальные вещи они отнесли на помойку. Вот радости-то будет у местных бомжей.

Глава 6

Ирина Николаевна осталась довольна и внешним видом своего бывшего студента, и знаниями.

– Вот теперь я узнаю своего любимчика – умного и симпатичного парня. Ты похорошел, возмужал – настоящий мужчина: сильный, умный, уверенный в себе, – порадовалась женщина. – И голова такая же светлая, как и была.

Александр Иванович Шмелёв был оформлен по временному договору на кафедру высшей математики, и приступил к работе. У Эрика началась зачётная неделя, но всё равно почти каждый вечер он проводил у Александра.

За два дня до Нового года, открыв входную дверь, Шмелёв увидел большую охапку сосновых веток, над которыми сияли глаза Эрика.

– Вот, держи, пока я разденусь.

– Что это? – удивился Александр.

– Новый год же! Настоящую большую ёлку ставить – смысла нет, её детям на радость наряжают, но всё-таки некое подобие новогодней красавицы в доме должно быть. Я у мужика, торгующего у метро ёлками, купил веток. Половину дома бабуле отдал, оставшуюся часть тебе привёз, – выпалил чуть не на одном дыхании Эрик, снимая куртку, и отобрал у Александра лапник. – Неси трехлитровую банку или большую вазу.

Шмелёв насмешливо посмотрел на парня – глаза горят от щенячьего энтузиазма, щёки разрумянились от мороза – и пошёл искать тару. Банка на кухне нашлась, но на дне её буйно расцветала плесень на остатках какого-то варенья, а мыть было лень. Александр принёс красивую большую вазу из тёмно-синего стекла.

– Пойдёт?

– Ага. Саша, налей холодной воды, пожалуйста, – попросил Эрик и прошёл в гостиную. Александр принёс вазу с водой. Парень, положив ветки на стол, начал их красиво расставлять в вазу, потом достал из пакета небольшой флакон лака для волос, побрызгал на еловые иголки и посыпал маленькими шариками пенопласта. Немного откинувшись корпусом назад, полюбовался на результат своих стараний, потом вынул из пакета три небольших ярких стеклянных шарика – жёлтый, красный и синий – и повесил их за петельки на ветки.

– Вот, – удовлетворённо сказал он и повернулся к Шмелёву. Тот всё это время молчал и, улыбаясь, следил за Эриком. – Красиво же! И хвоей пахнет. Всё как положено, Новый год же на носу. Тебе нравиться, Саша? Ну, чего ты молчишь?

– Мальчишка ты ещё… – ласково проговорил наконец Александр и потрепал Эрика по волосам. Парень чуть не замурлыкал в ответ. – Нравиться, спасибо тебе.

– Да, Саша, бабуля велела передать тебе, что если ты не против, то приходи к нам Новый год встречать.

– Да неудобно как-то, – засмущался Александр, – я совсем чужой человек, а это семейный праздник. Я уж дома как-нибудь. Встречу Новый год, выпью бокал шампанского, да и спать лягу.

– Это не дело. Саша, приходи. Что ты один будешь дома сидеть? Говорят, как встретишь новый год, так его и проведёшь. Ты хочешь весь следующий год сидеть один дома? Ну, пожалуйста, Саша, приходи! – Эрик умоляюще смотрел на друга. – Пожалуйста.

– Хорошо, договорились, – уступил Александр. Парень снова расцвёл. – Да, Эрик, что сейчас носят? Я почти на год вылетел из обоймы, надо бы что-нибудь прикупить свеженькое.

– О, это не ко мне, – рассмеялся Эрик. – Я с этим не парюсь и в шмотках ничего не понимаю. Мне всё равно, что носить. Джинсы, футболки, джемпер – вот моя одежда на все случаи жизни.

– Понятно, да только такие джинсы, футболки, джемперы, да и куртку в наших магазинах не купишь, – усмехнулся Александр. – Родители, что ли, из Германии присылают?

– Что-то они, что-то я сам покупаю, когда бываю за границей, – согласился Эрик.

– С тобой всё ясно.

– Нет, если ты хочешь, я схожу с тобой в магазин, но, боюсь, от меня никакого толка не будет, – виновато развёл руками Эрик.

– Ладно уж, расслабься, сам справлюсь. А, стесняюсь спросить, – шутливо поинтересовался Саша, – что за браслет у тебя на руке, вроде буковки какие-то?

– Верно, буковки, которые образуют надпись «POWER-METAL-ROCK». Это подарок, – тихо добавил Эрик, и Александр понял, что лучше сменить тему.

***

На Новый год Александр пришёл в дом Ирины Николаевны одетый с иголочки. Он всегда любил красивую одежду, да, честно говоря, она его тоже. Эрик, поспешивший в прихожую, услышав голос Саши, смотрел на него широко распахнутыми глазами, восторженно и в то же время почему-то робко. Александр весело подмигнул ему, раздеваясь. Посвежевший, гладко выбритый, весьма удачно постриженный, элегантно одетый Александр выглядел сегодня превосходно. Другие приглашённые ещё не пришли, хозяйка хлопотала на кухне, Борис Григорьевич поехал за сыном с невесткой, у них сломалась машина.

– Эрик, дорогой, развлекай пока Сашу, чтобы гость не скучал, – передала Ирина Александровна Шмелёва из рук в руки Эрику и скрылась на кухне.

Парень тут же повёл Александра в свою комнату. Гость огляделся – обычная комната молодого человека: в меру беспорядок, на стене висит гитара и большой постер группы Helloween над письменным столом, заваленным книгами, тетрадями, какими-то большими папками. На двери красовался плакат, с которого внимательно и серьёзно смотрел прямо на Александра своими серыми глазами красивый мужчина лет сорока с длинными волосами ниже плеч и металлическими серьгами в обеих мочках. Взгляд блондина был серьезён, но губами он улыбался, немного выпячивая их вперед. Непонятно с чего, но Александр вдруг почувствовал неприязнь к этому незнакомому, красивому мужчине – висит тут, и Эрик любуется на его смазливую рожу каждый день.

– Кто это? – спросил Шмелев, всё ещё рассматривая плакат.

– Энди Дерис.

– Это я понял по надписи внизу плаката, а кто он? – несколько ворчливо допытывался Александр.

– Вокалист моей любимой рок-группы Helloween, – улыбаясь, пояснил Эрик. Он уловил нотку ревности в голосе друга, и, чёрт побери, это ему понравилось, обнадёжило и взбудоражило.

Александр недоумённо посмотрел на парня:

– Вот же плакат с твоей группой, вот солист в центре, насколько я понимаю, молоденький хорошенький блондин с умными глазками. Но он никак не похож на этого мужчину.

– Всё правильно. Постер старый, когда делали этот снимок, вокалистом был ещё Михаэль Киске, но уже больше десяти лет фронтмен в группе Энди. И он отлично поёт, между прочим.

– Ты так и не принёс мне диски послушать, как обещал, – Александр продолжал рассматривать плакат. – А что у него серьги в ушах? Он из этих, что ли, из голубых?

Улыбка медленно сползла с лица Эрика. Он подошёл к другу и посмотрел ему в глаза, только потом негромко ответил вопросом на вопрос:

– А это принципиально? Мне лично нравится, как он поёт, мне по душе песни, что он поёт, а с кем он спит, кого любит – не моё дело. Ты прав, он хоть и женат, и сын есть, но он и с парнями тоже… Во всяком случае, так говорят, я свечку не держал. Но, повторяю, это только его дело.

– Ты чего всполошился так? – удивился Александр. – Обидели твою любимую игрушку? Извини. Тебе нравится, как он поёт? Ну, и пусть себе поёт. А на счет этого… Я, конечно, понимаю, что с кем спать и кого любить – личное дело каждого, но… но ведь это же грязь, разврат.

– Да почему?! – с болью в голосе воскликнул Эрик. – Грязь и разврат – это когда с кем попало, в пьяном угаре или за деньги. Когда всё равно – с кем и как. А если не всё равно? Мужчина встречает женщину, к которой его влечёт. Ему хочется слышать её голос, прикасаться к её коже, волосам, хочется заняться с ней сексом, говорить ласковые слова, оберегать и делать приятное. Почему мужчина не может всего этого чувствовать по отношению к другому мужчине? Я не понимаю этого. Почему одно и то же можно именовать любовью и умиляться, а можно обзывать грязью и брезгливо фыркать, в лучшем случае?

– Да, но ведь природа сотворила два пола для продолжения рода…

– Ой, перестань, – рассмеялся Эрик, – а то ты с женой занимался любовью только лишь для продолжения рода человеческого, не иначе!

Александр тоже засмеялся, радуясь в душе, что удалось вырулить из щекотливой ситуации – не хватало только поссориться в новогоднюю ночь.

– Ты лучше мне рисунки свои покажи.

Александр давно хотел посмотреть на творчество парня. Эрик подал ему большую папку со стола, внутри которой лежали рисунки. Мужчина был поражён. Перед ним предстал удивительный мир, в котором жили мультяшные зверюшки, энциклопедия человеческой жизни во всей её многогранности. Мало того, что зверюшки были до того миленькие, что так и хотелось их потискать, они именно жили на рисунках. Вот медвежонок-мальчик тайком, прячась за кустом, любуется медвежонком-девочкой, идущей с мамой-медведицей. На его мордочке отражалается целая гамма чувств – восторг, робость, испуг, счастье, весь коктейль эмоций, присущих первой влюблённости. Вот сидит старенький заяц и смотрит на резвящихся рядом зайчишек. В его глазах и во всём облике и сожаление об ушедшей молодости, и лёгкая зависть – у них всё впереди, и жалость к этим малышам – сколько горюшка предстоит им ещё испытать.

Александр листал рисунки, улыбался и в который раз уже восторженно говорил:

– Потрясающе! Здорово! Эрик, у тебя талант от Бога. Как ты умудряешься на умилительных пушистых мордашках изображать человеческие чувства и эмоции, да так, что они легко узнаются. Нет, ты посмотри, все твои зверюшки живые, у каждого своя индивидуальность. Вот тут, пять зайчишек, но ведь они все разные! Я понимаю твоих издателей, ты для них просто находка. Не обижают деньгами? – поинтересовался Александр у парня, но тот смущённо и возбуждённо смотрел на друга. Шум крови в ушах мешал слышать, да он и не слушал. Эрик боролся с желанием сесть ближе к Саше, дотронуться до любимого человека, вдохнуть его запах…

– Алё, гараж! – повысил голос Александр. – Ты меня слышишь? Не обижают, говорю, твои работодатели, платят хорошо?

– Что? Да! – вынырнул Эрик из волн своей фантазии. – В смысле нормально платят, как положено.

Вскоре пришли три семейные пары: чета Перезвоновых, ровесников хозяйки дома, и супруги Головкины и Авдеевы, помоложе, все четверо лет сорока. Затем вернулся Борис Григорьевич со своими. Его невестка Оксана, миленькая пухленькая блондинка с весёлыми глазами и ямочками на щеках, поздоровавшись со всеми, сразу нырнула на кухню, а сын Михаил, высокий и крепкий мужчина, прошёл к гостям и как-то сразу заполнил всё пространство собой. Он знакомился, здоровался, шутил, смеялся, спрашивал, отвечал, и всё одновременно. Все пришедшие женщины были давно знакомы и, сев в сторонку, начали оживлённо беседовать. Очень скоро мужчины образовали свой стихийно организованный кружок по интересам, и пошли разговоры! О чём говорят мужчины? Всё о том же – политика, спорт, машины и женщины. Александр как родной вписался в круг и был сегодня явно в ударе, очаровал всех. Михаил, бросив на отца недоумённый взгляд, попенял ему громко и весело:

– Отец, и что вы от нас прятали такого чудесного парня? Я никогда тебя здесь не видел, – уже к Александру обратился Михаил.

– М-м-м, – замялся Борис Григорьевич, не зная, что сказать. Его выручил звонок в дверь, это пришла аспирантка Ирины Николаевны Яна, худенькая темноволосая девушка. Она подсела к женщинам, но её сразу привлёк молодой красивый парень с длинными волосами.

– А это кто? – спросила она тихонько, указывая на Эрика.

– Внук Ирины Николаевны, Эрик, – шёпотом ответили дамы, – хороший парнишка, студент, на третьем курсе учится, родители живут в Германии, а он – у бабушки.

Эрик, сидевший с мужчинами, но не принимавший участия в их болтовне, отчаянно ревновал друга и одновременно гордился им. Александр был сегодня такой уверенный в себе, элегантный, остроумный! Таким его Эрик ещё не видел, но новый образ друга ему безумно понравился. Если бы он не влюбился в Александра раньше, то сегодня потерял бы голову обязательно. Ему жутко хотелось остаться с ним вдвоём в тишине полумрака, наедине с его сильными руками… Парень глубоко и часто дышал, от возбуждения внизу живота было почти физически больно. Александр вдруг посмотрел на него и подмигнул, указывая бровями на девушку, мол, не теряйся, парень.

«Дурачок, – подумал Эрик насмешливо, – нужна она мне, как же. Мне нужен только ты, Саша. Я уже так устал сдерживать себя, ты не представляешь». Парень был ещё в том юном возрасте, когда в душе веришь, что в новогоднюю ночь возможны чудеса, и, начиная с утра первого января, жизнь начнёт сказочным образом реализовывать все твои сокровенные желания. Вероятно, поэтому Эрик был уверен, что именно сегодня, в новогоднюю ночь, они с Александром расставят все точки над i, его слегка трясло от нетерпения и возбуждения.

К Эрику подсела Яна и начала что-то говорить. Парень слушал её в пол-уха, что-то отвечал, но мысли его были далеко. Быстро поняв, что у Эрика нет ни малейшего желания её развлекать, Яна снова ушла к дамам с сильно подпорченным настроением. Невнимание, даже, скорее, равнодушие со стороны Эрика резко опустило планку её самооценки.

За столом Ирина Николаевна посадила Яну рядом с Эриком, наивно полагая доставить обоим удовольствие. Александр сидел напротив и, желая поднять настроение отчего-то грустившей девушке, то и дело заговаривал с Яной, подкладывал ей разные вкусности, в изобилии присутствующие на столе, пытался её рассмешить. В результате Яна немного повеселела, а Эрик уже желал ей если не мгновенной смерти, то продолжительной болезни точно.

Проводив старый год, включили музыку, начались танцы. Яна сидела и ждала, когда её пригласят, но Эрик улыбался и делал вид, что не видит намеков бабушки. Александр пошел было к девушке, но вдруг по его лицу пробежала судорога, и он поспешил в туалет. Спасти положение решил Борис Григорьевич, танцующий с хозяйкой дома. Переглянувшись с Ириной Николаевной, он проводил ее к дивану как бы отдохнуть и галантно пригласил на танец Яну. А Шмелёва едва не вырвало. Опять к горлу подошла тошнота, как только он представил, что сейчас обнимет девушку. Нет, это уже никуда не годится, нужно идти к психоневрологу.

Девушка, судя по всему, положила глаз на Александра. С Эриком не получилось, почему бы не попробовать с другим? Яна почти не отходила от Александра, оказалась умной и интересной собеседницей, и ему было приятно общение с девушкой. Пока ей не пришло в голову, что мужчина готов, и пора «пускать тяжелую артиллерию». Яна с томным блеском в глазах приступила к обольщению, чем только оттолкнула от себя Александра. Его снова замутило.

Эрик весь вечер не сводил влюблённых глаз с друга, стараясь, конечно, притушить немного блеск глаз, но получалось у него, надо сказать, не очень. Бабушка поглядывала на него украдкой и вздыхала, что-то будет.

Наконец наступил самый торжественный момент любой новогодней ночи. Под бой курантов все мысленно загадали желания, выпили шампанское, и праздничная ночь продолжилась. Михаил наелся, не обидел себя в выпивке и теперь веселил публику со страшной силой – конкурсы, игры, песнопения и прочая, прочая…

Борис Григорьевич подсел к Ирине Николаевне, одиноко сидящей на диване, с удовольствием вытянув перед собой ноги. Полдня простояв у плиты, она с наслаждением откинулась на мягком диване, любовалась молодёжью и наблюдала не без искреннего сочувствия за гостями, которым ничего не оставалось делать, как принимать участия в развлечениях Михаила. Под напором его энтузиазма было трудно устоять. Однако раскрасневшиеся лица участников игр и взрывы хохота говорили, что гости получали удовольствие.

– Ирочка, я правильно понял, Эрик наш влюбился по самые уши? Он весь вечер глаз не сводит с Александра, – улыбаясь, негромко поинтересовался Борис Григорьевич.

– Да похоже на то, только… – так же тихо ответила женщина, – Саша-то нормальный мужчина. Что будет, не знаю. Боюсь даже подумать.

– Так они что, ещё не объяснились и не…? – недоумённо произнёс Борис Григорьевич и замялся, не зная как сказать. – А я думал, у них всё на мази, прости Господи за двусмысленность. Александр тоже к Эрику не ровно дышит, это и невооружённым глазом видно.

– Ты думаешь? – неуверенно спросила Ирина Николаевна. – Не знаю… Он пятнадцать лет женат был. Не знаю… Как бы не обидел моё солнышко, Эрик только-только улыбаться начал. Что делать?

– Что делать, ничего не делать, – Борис Григорьевич обнял жену за плечи. – Они большие мальчики, сами разберутся.

Михаил дал народу небольшую передышку, и все разбрелись кто куда. Вскоре с балкона вернулись Михаил и Александр, курившие там на свежем воздухе. Михаил тут же отправился собирать своих овечек в гурт для продолжения веселья, а Шмелёв подошёл сзади к Эрику, наклонился и шепнул на ухо:

– Эрик, я, наверное, пойду. Прощаться не буду, уйду по-английски. Может, поехали ко мне?

Эрик вскинул на него широко распахнутые глаза, пытаясь понять, правильно ли он понял. Сердце его сделало двойное сальто и заколотилось о рёбра. Дыхание сбилось, и он только кивнул в знак согласия.