Текст книги "Проклятая группа. И последние станут первыми"

3

Гарин примчался домой к Кротову так быстро, как только смог. Во дворе Кротова, озаряя темноту светом фар и вспышками мигалок, уже находились несколько полицейских машин. Около одной из них Лапин говорит с бледной Ольгой. Выскочив из «Тойоты», Гарин сразу узнал женщину и бросился к ней.

– Э, куда? – увидев Гарина, Лапин попытался отстранить его, но Гарин с силой оттолкнул опера в сторону. Лапину пришлось постараться, чтобы не упасть.

– Иди нахрен отсюда!

– Что?

– Вали нах…, сказал, г…н! – рявкнул Гарин и повернулся к Ольге. Она широкими глазами смотрела на него. – Вы меня помните? Вас ведь Ольга зовут, да? – она слабо кивнула. – Я друг Кротова. Мы виделись, когда вы заходили к нам на работу.

Кажется, Ольга узнала его. По ее бледному лицу была размазана косметика, платье было мятым и грязным.

– Что здесь было? Что произошло? Ольга?

– Мы… Мы были в кафе. А потом… Он сказал, чтобы я бежала.

– Здесь? Он кого-то увидел во дворе? – Ольга кивнула. – Кого-то узнал? Их было двое, трое? Сколько их было?

– Я не… – начала было Ольга, но осеклась. – Двое. Да, двое.

– Ладно, – Гарин лихорадочно соображал. – Вы главное успокойтесь, ага? Я вас отвезу домой потом. Все будет хорошо. Вы в безопасности, слышите?

Ольга снова слабо кивнула. Это было сейчас единственное, что у нее четко получалось. Учитель младших классов не готова к ночным приключениям такого рода. Никто не готов. Даже опер с 13-летним стажем.

Буравя Гарина глазами, Лапин отступил, когда Гарин проходил мимо. Антон направился к Рогову, который быстро говорил по сотовому:

– Все камеры в районе Липовой. У нас есть одна на Дзержинского, еще две на Театральной, так? Мы ищем синюю иномарку, которая передвигается на большой скорости. Она уходила от дома номер 8 в сторону центра. Возможно, регистрационный номер заляпан или снят. Других примет нет. Бросаем все и смотрим записи. Это срочно, нападение на сотрудника.

Отключившись, он хмуро посмотрел на Гарина.

– А ты здесь как оказался?

– Тебе письменно отчитаться или как? – огрызнулся горячо Гарин. – Рогов, слушай сюда. Их было двое, Кротов их узнал. Это были Константин Дьяченко, Руслан Абдрашитов или Денис Останин. Кто-то из них. Скорее всего, Абдрашитов и Останин, они исполнители.

– Кто они такие? – нахмурился Рогов. – Адрес знаешь?

– Жители Самары. Где обитают, хэ зэ. Но это были они, я отвечаю, слышишь?

– Успокойся, Гарин.

– От… сь ты от меня со своим успокойся, – взревел Гарин, – Сам успокойся, твою мать!

– Хлебало завали! – рявкнул Рогов. И тут же продолжил: – Я на вашей стороне, слышишь? Кротов мент, на него напали, это главное. Он один из нас. Шаришь, нет? Мы их найдем. Город на уши поставим, но найдем.

Гарин не ожидал этих слов. Удивленно взглянув на Рогова, он кивнул, заставляя себя остыть. Но тело не слушалось, давал о себе знать адреналин – Гарину надо было действовать.

– Гарин, Кротов был без ствола?

– Мы проклятая группа из подвала, нахрена нам стволы, – съязвил Гарин.

Помолчав, Рогов буркнул:

– Кротов ключами продырявил одного. Мы их нашли, в крови. Не знаю, как, воткнул ключ в глаз или еще куда-нибудь, но он сделал это. И это его спасло. Вместо того, чтобы добить Кротова, второй занялся своим корешем. Жильцы видели, как один затащил второго в машину.

– Номер видели?

– А сам-то как думаешь?

– Понятно…

– Как ты узнал?

– Лазарев, – нехотя отозвался Гарин. – Его жена в приемном покое работает. Туда Кротова привезли. Она сразу мужу позвонила, а он мне…

– Как Кротов?

– Да не знаю я ничего. А ты?

– ППСы, которые «скорую» вызвали, говорят, что обработали его конкретно. Соседи слышали выстрел, но огнестрельных нет. Скорее всего, травматик. Сейчас гильзу ищем.

– Б… дь, – нервно бросил Гарин. Отойдя к подъезду, он плюхнулся на скамейку и закурил. Рогов подошел следом, протянул руку к сигаретам. Поколебавшись, Гарин открыл перед ним пачку. Закурив, Рогов присел рядом.

– А теперь, Гарин, расскажи-ка мне все с самого начала.

«Перехват» результатов не дал. Но новости пришли из штаба, где операторы просматривали записи с камер наблюдения системы «Безопасный город». Оказалось, что движущаяся на большой скорости синяя «мазда» с нечитаемыми мониторами регистрационными номерами двигалась по улице Брестской и свернула на улицу Дружбы. На следующем перекрестке в этот момент дежурил экипаж вневедомственной охраны. Ребята с ОВО заверили, что мимо них «мазда» не проезжала – к этому времени информация о синей иномарке уже была передана по рации всем подразделениям – они бы ее не пропустили.

Поэтому данный сектор решено было прочесать как следует. Этим занялись наряд ППС, патрулирующий этот район, и два экипажа ДПС. Они объезжали все дворы. И уже через 20 минут двое инспекторов ДПС, ползущие по одному из тупиковых дворов, заметили на дворовой парковке среди прочих автомобилей синюю «мазду».

– Ну-ка тормозни. Смотри.

Инспектора вышли, осмотрелись. В темном дворе не было ни души – часы показывали час ночи. Один из инспекторов включил фонарь, осветил им автомобиль.

– Номера заляпаны.

Обойдя машину, он посветил в салон, но не обнаружил там ни следа беспорядка. Дернул дверную ручку – заперто.

– Вызывай народ, мы нашли ее.

Вскоре во двор подъехали остальные машины, которые прочесывали район. Очистив ботинком номер, инспектора ДПС передали его по рации диспетчеру и затребовали инструкций – никто не знал, что делать дальше.

Даже не представлял, что предпринимать теперь, и свидетель происходившего во дворе. Останин стоял у окна кухни на шестом этаже и через жалюзи тревожно наблюдал за полицейскими машинами, стоящими около их «мазды».

– Суки, – процедил он нервно.

Из комнаты донесся хрип. Зло сжав зубы, Останин прошел туда. На диване развалился бледный Абдрашитов, зажимая полотенце у горла. Когда они приехали на точку, Абдрашитов потерял много крови и был на грани отключки. А когда Останин попытался обеззаразить рану, полив ее водкой, Абдрашитов и вовсе отрубился. Все, что смог сделать Останин – обеззаразить и перевязать горло Абдрашитова тряпками – за неимением бинтов. Ближе к утру он хотел сходить в аптеку, но теперь было ясно, что светиться во дворе рисково.

Все оказалось не так страшно, говорить Адбрашитов мог, хоть и с трудом. Но рана, несмотря на перевязку, продолжала кровоточить, поэтому Адбрашитов постоянно давил на нее полотенцем. В медицине никто из них не понимал ничего. Что делать – тоже никто не представлял.

– Во дворе мусора, – Останин сел рядом. – Они нашли тачку.

– Как? – прохрипел Абдрашитов.

– А я е…у, как? – огрызнулся Останин.

– И че делать?

– Не знаю, б… дь. Я хотел в аптеку сходил. П…ц, сходил в аптеку. Выйдешь – тебя примут сразу. Там уже штук шесть-семь мусоров отирается. А будет еще больше.

Абдрашитов что-то прохрипел. Его чуть не вырвало, и он, сев, сплюнул на пол сгусток крови. Рана кровоточила и изнутри. Мрачно покосившись на него, Останин окончательно понял, что с корешем оставаться нельзя. Останин не виноват, что тот так тупо подставился. У него была бита, а он дал безоружному мусору едва не проткнуть себе глотку. И теперь медленно подыхает, потому что кровь продолжает идти.

– Короче, так, – буркнул Останин. – Я через крышу свалю в дальний подъезд. Оттуда выберусь как-нибудь, чтоб мусора не пропасли. Пока темно. Двину к Костяну.

– Нет, – прохрипел Абдрашитов.

– Не нет, а да, е… ный в рот, – нетерпеливо прорычал Останин. – Тебе надо к врачу, мля. А еще нам обоим надо валить. Как? Через окно? Летать умеешь? Я тоже. Надо идти к Костяну. Взять наши бабки и свалить, пока можно.

– А я буду один? – помедлив, захрипел Абдрашитов, стараясь не подать признаков сковывающего его страха. – А мусора? Если они придут?

– Как они придут? – рявкнул Останин. – Тачка твоя, моя? Нет! Хата твоя? Нет! Как они придут?

Абдрашитов попытался спорить, но его вырвало кровью. Останин, брезгливо морщась, отскочил в сторону. Пытаясь глубоко дышать, Абдрашитов прохрипел, морщась от боли при каждом слове:

– Ты не вернешься?

Конечно, нет.

– Еще как вернусь, – соврал Останин. Для убедительности он открыл ящик и достал спрятанный в глубине, среди принадлежащей хозяевам квартиры рухляди, старый «ТТ». Проверив обойму, положил его перед Абдрашитовым.

– На всякий случай. Но я вернусь, Руслик, понял? Утром. Мусора до утра не станут обходить квартиры и будить народ, а то сразу хай поднимется. Оно им не надо. А я утром вернусь и мы свалим отсюда, слышь?

Абдрашитов слабо кивнул, с болью сглатывая сочащуюся из раны в горле кровь. Поморщившись, Останин прошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки и, вернувшись в комнату, положил ее на диван рядом со стволом.

– Чтоб веселее ждать было. Горло продезинфицируй, что ли. Хэ зэ, вдруг поможет. А я скоро.

Останин снова выглянул в окно. К трем ментовским машинам добавилась четвертая, но менты стояли кучкой около «мазды».

Самое время валить.

Кротов с трудом разлепил глаза – веки слипались, а взгляд никак не хотел фокусироваться. Тело ныло, словно по нему проехались бетономешалкой. Поморщившись, Кротов попытался вспомнить, что было. В голове беспорядочными вспышками мелькали обрывки воспоминаний. Перекошенная от ярости рожа Останина. Кастет. Бита. Ключи Кротова. Кровь. Кротов поднял свою правую руку и скосил глаза, потому что при попытке поднять голову спина и грудная клетка едва не взорвались от боли. Крови на руке не было.

– Живой?

Голос Лазарева. Кротов скосил глаза на звук. Крохотная палата – грязная, зато одиночная. За окном сумерки говорили о том, что скоро рассвет. Лазарев сидел рядом. Встревоженный, хмурый и прокуренный Лазарев.

– Я в больнице?

– Помнишь, что было?

– Лучше бы не помнил…

Кротов замолчал, вдруг осознав, что у него жутко болит челюсть – каждое слово давалось с огромным трудом, приходилось преодолевать саднящую боль.

– Что со мной?

– Ничего страшного. Сломано одно ребро, трещины еще в трех. И в левой руке, плечевая кость. Они не успели тебя забить, вовремя подъехали менты.

– А что с башкой?

– Сотрясение. Но без кровоизлияния. У тебя крепкая черепушка, чувак.

В памяти всплыло испуганное лицо Ольги и его, Кротова, собственный голос: «Сейчас я отпускаю тебя, и ты бежишь со всех ног на улицу. Туда, куда ты смотришь, не в другую сторону, только туда куда смотришь! На улице ты кричишь, зовешь на помощь, звонишь в полицию».

– Ольга?

– Все в порядке. Хотя на второе свидание я бы не рассчитывал. Кобель из тебя никудышный, Санек.

Кротов хмыкнул, и тут же его грудную клетку пронзила адская боль – такая, что он застонал. Левый бок. Сломанное ребро.

– Есть новости?

– Они были на синей «мазде». Гайцы нашли ее во дворе на улице Дружбы. Пробили номер. Догадайся, на кого оформлена тачка?

– Дьяченко?

– Почти, но не совсем. ООО «Клин Зебра» или как там. Короче, тачка оформлена на его мойку. Это хорошая новость. Плохая – Дьяченко час назад был в третьем ОВД. Подал заяву об угоне «мазды». Прикинь, какая рожа ох… евшая.

– Это хорошая новость, – слабо возразил Кротов. – Никакого угона не было. А Дьяченко повесил на себя еще одну статью за ложную заяву.

В палату вошел Рогов. Кротов нахмурился при его появлении. Рогов тоже помрачнел, видя покрытое огромными синяками и ссадинами лицо Кротова, распухшую челюсть и содранную об асфальт щеку.

– Мда… Вскрытия еще не делали?

– Очень смешно, – буркнул Кротов. – Чего тебе?

– Поговорить.

– О чем?

– Обо всем. Кротов, угомонись ты. Гарин мне все рассказал.

– Трепло, – бросил Кротов.

– Они поимели не только тебя, помнишь? Это я почти 12 часов проторчал в фургоне. Ждал, как последнее чмо, когда похитители придут за бабками. А их никто и не планировал забирать. Спектакль от начала до конца. Черт.

Кротов промолчал, косясь на Рогова и гадая, зачем ему это нужно. Или в нем вдруг проснулась профессиональная солидарность, или он просто хочет разделить лавры, чувствуя, что дело почти расколото. А может быть, есть и другая причина – его на самом деле разозлили.

– Кротов, ты видел тех, кто на тебя напали?

– Останин и Абдрашитов, – отозвался Кротов.

– Уверен?

– А ты как думаешь? Одному из них я ключом кадык чуть не отковырял. Теперь у чувачка есть жабры.

Лазарев лишь хмыкнул в ответ, а Рогов кивнул:

– Молоток. Но на будущее лучше носи с собой ствол. Инструкции разрешают.

– Пока меня не выперли из ментуры, учту.

– Кротов, они бросили тачку во дворе дома номер три на Дружбы. Узнаешь адресок?

– С Дружбы угнали «Ниву», на которой они же похитили Щербакову.

– А эти двое неместные, так? Я думаю, что они не просто бросили там тачку. Я думаю, они оставили ее у себя во дворе. А «Ниву» угнали через четыре дома оттуда. Просто потому, что они не ориентируются в городе, а этот курмыш успели изучить. Так что они снимают хаты где-то там.

– Я тоже так думаю, – согласился Кротов. – Надо прочесать дома. Особенно дом номер три. Я не видел их тачки. А они были на своей. Так что после дела они просто оставили ее во дворе.

– Я послал туда несколько оперов. Утром начнем обход квартир. Кротов, мы этих упырей обязательно найдем. Они замочили двух баб… А потом напали на опера… Пацаны явно попутались по жизни.

Кротов кивнул. Помедлив, он произнес:

– Они не хотели гасить меня во дворе. Они хотели вырубить меня на входе в подъезд. Кастетом и битой. А потом затащить на хату и как следует покалякать. Они ищут бумаги Щербакова.

– Пи… расы, – процедил Рогов. – Это, Кротов… Я хотел сказать, ты по поводу Аксеновой был прав. Не обессудь, я не поверил сразу… Короче, я послал Лапина к ней домой. Замок вскрыт. Внутри все вверх дном. Они искали документы там. Не нашли, запаниковали. А от своих паханов они знают, что официально в деле нет никаких документов. До Щербакова уже дошли бы слухи, с его-то связями. Поэтому они решили поработать с тобой.

Кротов на секунду закрыл глаза, поняв, что было бы с ним самим, не отбейся он от отморозков во дворе. Его пытали бы, и делали бы это максимально жестко. Например, заклеили рот скотчем и дали себе волю. Его едва не передернуло от ужаса, мелькнувшего в недрах избитого тела.

– Что от меня нужно? – спросил Рогов. – Как вам помочь?

Поколебавшись, Кротов ответил:

– Дьяченко.

4

Лапин на своей машине встал в сотне метрах от автомойки, у заезда в гаражный массив. Захватив с собой бинокль, он сидел и наблюдал за пустынным зданием. Иногда из одного из боксов выходили скучающие мойщики – покурить и потрепаться. В окне второго этажа что-то промелькнуло. Взяв бинокль, Лапин увидел в окулярах Дьяченко – тот с тревогой косился по сторонам, осматривая улицу, затем исчез за шторой.

Нервничает, сукин сын.

К зданию автомойки подошла симпатичная девица с татуировкой на плече. С ухмылкой заглядевшись на ее задницу, Лапин едва не пропустил человека, вышедшего из открытых ворот бокса – его силуэт мелькнул за попой девицы. Наведя на него бинокль, Лапин замер.

Это был Останин.

Все это время он находился здесь, на мойке!

Лапин завел двигатель, гадая, что делать. Схватив сотовый, позвонил Рогову.

– Коль, клиент на мойке, слышишь? Он здесь! Сейчас вышел, уходит куда-то.

– Дуй за ним, он на первом месте. Мы подтягиваемся!

Лапин включил передачу и, съехав с обочины, покатил к мойке. Останин шел по тротуару. Когда Лапин проехал мимо автомойки, Останин исчез в дверях продуктового магазина на углу. Выругавшись, Лапин проехал мимо, развернулся около перекрестка – благо, машин почти не было – и медленно пополз назад.

Останин вышел из магазина с парой пивной бутылок в одной руке. Другой рукой он засовывал в карман толстый кошелек. Лапин машинально покосился на магазин – около вывески висела табличка «Банкомат». Останин двинулся назад.

Лапин проехал мимо Останина и вернулся к гаражам. Съехав в обочину у заезда в гаражный массив, обернулся. Останин подходил к автомойке. Лапин снова набрал Рогова.

– Клиент вернулся. Ходил в магазин, снять бабки в банкомате. Отвечаю, он валить собирается, а для этого нужен налик.

– Следи, чтобы никто не свалил, мы уже рядом.

Через десять минут на улице возникло оживление. Сначала подъехала машина Рогова, в которой сидели Рогов и двое оперов из их группы – она остановилась, не доезжая десяти метров до автомойки. А затем из-за угла показалась «Тойота» Гарина. Она направилась прямо к зданию автомойки. Медленно заползла в средний бокс, ворота которого были подняты. Узнав машину и водителя за рулем, вчерашний парень-мойщик удивленно поднял брови:

– Опять мыть? Она чище меня, э!

Но он ошибался. Потому что из машины помимо Гарина выскочили Лазарев и двое оперов с заднего сиденья. На всех были бронежилеты, в руках оружие.

– К стене! Полиция! Не двигаться!

Один из оперов ткнул опешившего парня носом в стену, остальные рванули вглубь автомойки. Одновременно к зданию подлетела машина Рогова, и он с двумя операми в бронежилетах рванули к задним дверям.

Гарин и Лазарев ворвались в коморку администрации, где Валя пыталась разорвать рабочую тетрадь, куда записывает номера машин клиентов. При виде Гарина она остолбенела.

– Полиция! Дай сюда! Тетрадь, сказал!

Лазарев вырвал тетрадь у Вали, но она, даже не заметив этого, пораженно глазела на Гарина.

– Ты…?

Гарин отвел глаза.

Когда Рогов и его опера подбегали к задней двери, оттуда кубарем выкатился удирающий Останин. В его руке была монтировка. При виде оперов он швырнул монтировку в них и резко рванул в другую сторону.

Монтировка попала в лоб одному из оперов, от удара двухкилограммовым куском металла тот рухнул на землю. Рогов дважды выстрелил в воздух, проорав:

– ЛЕЖАТЬ!

Останин машинально пригнулся, прикрыв голову руками, и продолжил бежать. Но этого замешательства хватило Рогову и второму оперу, чтобы с разбегу прыгнуть на него и, повалив на землю, заломить руки.

– Мужики, я просто работаю здесь, – захрипел Останин, но получил мощный удар коленом в бок и захлебнулся воздухом.

Когда Лазарев и двое оперов ворвались в кабинет Дьяченко, в центре комнаты в пластиковой урне ярким пламенем полыхали документы. Лазарев ногой опрокинул урну и, схватив с вешалки кожаную куртку Дьяченко, принялся тушить огонь. Дьяченко же сразу вскинул руки и плюхнулся на колени:

– Я не сопротивляюсь, – процедил он.

Пока Останин хрипел, пытаясь восстановить дыхание, Рогов быстро обыскал его карманы. Толстый кошелек с кучей денег, которые едва умещались внутри, сотовый телефон и ключи от квартиры.

– От куда ключи?

Останин молчал. Схватив его за волосы, Рогов дернул голову на себя и рявкнул:

– От куда ключи? Хата на Дружбе?

По мелькнувшему на лице Останина смятению Рогов понял, что он прав.

Первый глоток водки прямо из горла обжег раненые ткани так, что Абдрашитов, сжав зубы, затрясся, колотя себя затылком по стене, а из глаз непроизвольно хлынули слезы. От боли он готов был разорвать собственную глотку на куски. Но спирт сделал свое дело, спиртное частично прижгло рану. Когда цунами огня в глотке стало затихать, Абдрашитов сделал еще пару глотков.

А потом он прикончил всю бутылку. Алкоголь заглушил боль. Глядя на свою шею в зеркале ванной, Абдрашитов видел, как струйки крови сочатся из узкой раны, напоминающей замочную скважину от ключа, вмонтированную прямо в его шею, но воспринимал это иначе. Как забавный фильм с 3D эффектом. Словно все это происходило не с ним. Абдрашитова шатало, и, выходя из ванной, он едва не грохнулся на пол.

– Стоять…

Добредя до окна, он выглянул на улицу.

Полицейских машин не было. Но он чувствовал – это плохая новость. Окинув мутным взглядом двор, Абдрашитов вычислил двоих мусоров в штатском, они топтались на детской площадке, косясь на дом, один говорил по телефону.

Опрос жильцов наверняка идет полным ходом. А значит, они скоро придут и сюда.

Взяв ствол, Абдрашитов сунул его за пояс. Вся футболка была в крови. Выматерившись, Абдрашитов нашел в ящике чистое полотенце. Окровавленное швырнул в лужу омерзительной красной рвоты на полу. В прихожей натянул куртку – так кровь на футболке будет малозаметной.

А потом нетвердым шагом он вышел из квартиры.

Двумя этажами ниже он слышал голоса. Различил мужской, который спрашивал:

– А вы не знаете, кто-нибудь из ваших соседей квартиру не сдает?

Мусора. Двумя этажами ниже! Совсем рядом.

Абдрашитов нажал кнопку лифта и припал к стене. Правой он зажимал полотенце у перевязанной тряпками шеи. Посмотрел на полотенце. Небольшое пятнышко крови уже было. Значит, кровь все еще идет. Сука… Когда открылся лифт, Абдрашитов буквально упал в него. Нажал кнопку верхнего этажа.

Когда лифт остановился, Абдрашитов выполз на лестничную площадку, прислушиваясь. Наверх никто не бежал. А сталь «ТТ» за поясом и спиртное внушали уверенность. Благодаря водке его не трясло, и сочащуюся из раны кровь, которая западала в горло, он сейчас мог спокойно сглатывать. Абдрашитов поплелся к ступенькам, ведущим на крышу.

Дверь была открыта – Останин вскрыл замок. Спасибо, сука, подумал Абдрашитов. Он не вернулся. Абдрашитов знал, что он не вернется. Крыса. Когда они встретятся снова, кому-то выпишут конкретную предъяву.

Абдрашитов, зажав полотенце у кровоточащей и саднящей раны на шее плечом и стараясь придерживаться за стену, зашагал наверх и выбрался на грязную, покрытую пометом крышу.

Останин хотел уходить через последний подъезд. Спотыкаясь, Абдрашитов побрел по крыше. В глазах двоилось. Вдруг Абдрашитов едва не отключился. Его занесло, и он упал, ударившись грудью о что-то твердое. Встряхнув головой, он в ужасе увидел под собой бездну. Абдрашитов валялся на краю крыши, свешиваясь с высоты в 12 этажей.

Откуда-то взялись силы. Отскочив, он быстро дошел до последней двери вниз. Замок был сломан. Спасибо еще раз, сука Останин.

В подъезде была тишина. Абдрашитов спустился на лифте на первый этаж. На полотенце уже было пятно крови размером с голову. Пока лифт, громыхая и трясясь, полз вниз, Абдрашитов сложил полотенце сухой стороной наружу и снова прижал к шее. Хотел сплюнуть кровь, но изо рта она просто вылилась. Матерясь себе под нос, Абдрашитов рукавом вытер окровавленный рот – и шагнул из лифта.

Около подъезда, спиной к двери, стоял хмырь, от которого за версту несло мусором, хоть он и был в гражданском. Завалить его? Прибегут другие. А у него всего 8 патронов…

А потом Абдрашитов увидел за своей спиной дверь в подвал. И, не поверив своему фарту, пьяно ухмыльнулся. По щеке поползла струйка крови изо рта, но он этого даже не заметил. Дернув дверь на себя, он шагнул в подвал.

Когда из подъезда донесся какой-то звук, опер из ОВД №4 обернулся, а рука машинально потянулась к кобуре с табельным стволом. Никого. Прислушался – тишина. Сев на лавочку, он закурил. Когда опер убирал сигареты в карман, то уже забыл о странном звуке из подъезда.

Благодаря лучикам света, сочащимися в подвал из слуховых окон, здесь было почти светло. Абдрашитов направился к противоположной стене. Споткнувшись обо что-то, едва не рухнул. Машинально выставил обе руки перед собой. Полотенце упало на грязный, никогда не убиравшийся пол подвала. Матерясь, Абдрашитов кое-как вывернул его другой стороной наружу и опять прижал к горлу.

Одно из окон было прикрыто лишь фанерой. Абдрашитов дернул ее на себя. Фанера с треском отошла. Абдрашитов выглянул из окна и понял, что он добился своего. Перед ним был пустынный тротуар, а в 10 метрах впереди по дороге ехали, ни о чем не подозревая, резвые машины.

Нет, мусора, мы еще повоюем!

Выползающего из подвала типа в грязной одежде с пятнами крови и красной от крови тряпкой, обмотанной вокруг шеи, не видел никто. Пошатываясь, держа полотенце у раны правой рукой и периодически проверяя пистолет за поясом левой, Абдрашитов поковылял к проезжей части.

И снова ему повезло. Когда он вскинул руку, голосуя у обочины, перед ним почти сразу тормознуло такси. Водитель, с изумлением глядя на незнакомца, выдохнул:

– Парень, что с тобой такое?!

– В больницу, – прохрипел Абдрашитов, плюхаясь на заднее сиденье.

– Что? – на лице таксиста промелькнула тревога, когда он разглядел красную и мокрую от крови тряпку на его шее. – Парень, а ты того… тут не помрешь? Слушай, может, «скорую» тебе вызвать?

Пристрелить бы тебя, сука. Но это будет большой ошибкой.

Грязными пальцами Абдрашитов нащупал в кармане купюру и протянул водителю.

– В больницу.

Наглотавшись лекарств, Кротов почувствовал, как болеутоляющие постепенно растворяют боль, размывают ее. Теперь пораженные участки его тела чувствовались распухшими заплатками, которые мешались и ныли, но не вызывали такой адской боли, как раньше. А еще он, вспомнив свой первый перелом ребер 10 лет назад, научился дышать менее глубоко, но чаще. Поэтому Кротов заявил врачу, что ему нужны его вещи.

– Какие вещи? Я не могу вас выписать! Вам нужно поставить корсет, чтобы…

– Черт, мне просто нужны мои вещи. Телефон. Сигареты.

– Послушайте, как вас, – доктор сверился с карточкой, – Александр Николаевич. В больнице нельзя курить. А выходить на улицу я бы вам не советовал.

Черта с два, подумал Кротов.

Когда Рогов и Лазарев примчались к дому №3 на улице Дружбы, местные опера заявили, что они обошли половину квартир дома. У каждого подъезда дежурят сотрудники, поэтому дом блокирован – подозреваемые или не появлялись здесь, или находятся внутри. Знать бы только, в какой квартире.

– Мы знаем, в какой они квартире, – буркнул Лазарев, двигаясь к пятому подъезду.

Спецназ появился через пять минут, когда лестничная площадка перед квартирой преступников была наводнена вооруженными операми в бронежилетах. Не таясь, группа бойцов в полной боевой выкладке рванула по лестнице на нужный этаж.

Дверь была железной, кувалда не поможет. Пришлось вскрывать замок по старинке, ломом. Металлической была только дверь, но не косяки и коробка, поэтому под натиском двух бойцов древесина с отчаянным хрустом треснула, разбрызгивая щепки в стороны.

– Готово!

Лазарев распахнул перед бойцами дверь, и те с автоматами наизготовку рванули внутрь.

– Чисто.

– Чисто.

– Чисто.

– Е… ные падлы, – прорычал Рогов, когда они с Лазаревым вошли внутрь. – Как он умудрился свалить с дыркой в глотке?

В гостиной Лазарев обнаружил подсыхающую лужу из крови и рвоты на полу, в ней валялось заляпанное кровью скомканное полотенце.

– Твою мать… Перегаром прет, чувствуете?

Выйдя он обнаружил дверь в другую комнату. Это была спальня. Лишь зайдя внутрь, Лазарев понял, где он находится.

Заклеенное газетой окно. Никакой мебели, лишь грязный матрац на полу. Рядом вонючее, смердящее ведро и заляпанная табуретка. На трубе, ведущей к батарее, висели наручники, пристегнутые одним браслетом. А в углу комнаты была кучка продуктового мусора – упаковки от чипсов, контейнеры от китайской лапши и прочее – вокруг которого вились мухи.

– Что здесь? – в комнату заглянул Рогов.

– Тюрьма, – подавленно буркнул Лазарев. – Видишь браслеты на трубе? Здесь держали Щербакову.

Рогов, мрачно осматривая комнату, грязно выругался.

– Табуретка. Это был ее стол. Ее даже кормили, суки.

– А ведро ее туалет, – хмуро добавил Лазарев. – Г. ны. А ведь она все это терпела. Надеялась, что ее отпустят…

А потом он увидел кое-что любопытное на подоконнике.

– Рогов, смотри.

Это был снимок Аллы Щербаковой. Улыбаясь, она позировала фотографу на фоне своего красивого красного «БМВ».

Кротов доковылял до приемного покоя. Если не горбиться, а выпрямить спину, то вся нагрузка пойдет на позвоночник – и тогда, с учетом болеутоляющих таблеток, Кротов чувствовал себя вполне сносно. В коридоре он встретил Катю Лазареву в белом халате, которая катила из перевязочной тележку с медицинскими инструментами.

– Ваши вещи я отдала Мише, еще ночью. Телефон, кошелек. Так что все в порядке.

– А сигареты?

– Кажется, не было никаких сигарет. Я не видела.

– Санитары из «скорой» вытащили, – Кротов был в ярости. – Вот молодцы, а!

– Фельдшеры, а не санитары.

– Как угодно. Слушайте, Кать, вы не можете мне купить…? Здесь где-нибудь есть магазин? Муж вам отдаст деньги. Раз мой лопатник у него.

– Вот сейчас все бросила и побежала за сигаретами, – раздраженно буркнула Катя. – Саша, я тут работаю, понимаете? И так разрываешься…

Словно в доказательство ее слов к Кате подбежала медсестра.

– Кать, парень пришел с проникающим в шею, большая потеря крови! Дуй в смотровую, я вызываю хирурга.

Медсестра побежала дальше. Катя, демонстративно посмотрев на Кротова – мол, вот видишь! – быстро двинулась по коридору, оставив тележку. Кротова, хмуро косящегося ей вслед, передернуло от жгучей боли в спине. Чтобы не упасть, он схватился за тележку и задержал дыхание.

Боль отпускала. Но это означало, что обезболивающее перестает действовать. Паршиво.

А потом Кротов, меняясь в лице, посмотрел туда, куда быстро ушла Лазарева. «Парень пришел с проникающим в шею, большая потеря крови». Проникающее ранение в шею. В голове короткой вспышкой мелькнули события прошлой ночи. Кротов со всей силы вонзает ключ в шею нападавшего, чувствуя, как полоска стали пробивает мягкие ткани горла…

Тележка. Кротов взялся за нее обеими руками, почти повиснув на ней – у него кружилась голова – и побрел по коридору вслед за исчезнувшей за одной из дверей Катей Лазаревой.

В нескольких метрах перед ним на стене был закреплен противопожарный щиток со смотанным в бухту рукавом и огнетушителем.

Бледный Абдрашитов сидел на кушетке крохотной комнаты, зажимая полотенцем рану на шее. Врач говорил по телефону, тревожно оглядываясь на него:

– Да, открытое проникающее… С повреждением сосудов, так что давайте заявочку в банк… Я могу провести первичную обработку раны по общим правилам, но восстановление целости за вами. Скорее всего, нужна будет гастростомия… Сергеев там? Может, пусть он подойдет, посмотрит?

– Быстрее уже сделайте что-нибудь, – простонал Абдрашитов, чувствуя, что скоро отключится. Его снова начинало мутить, а картинка перед глазами плыла и расплывалась.

Катя ножницами осторожно разрезала тряпку, которой была обмотана шея. Тут же из-под полотенца с новой силой хлынула кровь. Катя, вздрогнув от неожиданности, отскочила:

– Мама! Почему вы сразу скорую не вызвали?

Абдрашитов едва не рухнул с кушетки, но удержался на месте. При этом футболка задралась, обнажив рукоятку пистолета. Катя вскрикнула и тут же оцепенела, закрыв рот ладонью.

– Остановите кровь, пока я не помер прямо здесь, – прохрипел Абдрашитов, с трудом сглатывая сочащуюся из раны кровь. Катя попятилась назад. Увидев ее лицо, Абдрашитов сразу все понял – и выхватил пистолет, направив ее на Лазареву:

– Куда собралась? Стой. Эй, ты, в халате, трубку положи!

Кротов, держась за тележку, слышал это. Покосился по сторонам, борясь с болью. Вокруг только женщины: пожилая дама с пакетами для близкого, лежащего в больнице, бредущая мимо санитарка с ведром, мелькающая у поста медсестра.