Текст книги "Хроники Ворона. Книга первая"

Хроники Ворона
Книга первая
Илья Юдачёв

Иллюстратор Ксенон

© Илья Юдачёв, 2023

© Ксенон, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0050-3220-1 (т. 1)

ISBN 978-5-0050-3221-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТО, ЧТО ДОЛЖНО

Над Трезной предостерегающе нависли тучи, но это его нисколько не волновало: он парил над этим городом, подобно крохотному осколку грозового облака, самого черного, какое только можно представить. Или, что более верно, подобно демону, жадному и цепкому. Ищущему ослабшего духом человека, жертву, к чьему горю можно присосаться. В каком-то смысле так оно и было.

Облетев центральные улицы и не найдя там ничего, а точнее – никого, стоящего внимания, он, взбивая крыльями воздух и дождь, устремился дальше: в окраины, в рабочие кварталы замызганного городишки.

В какой-то момент он осознал, что набрал слишком большую высоту и уже не может ни разглядеть людей, ни услышать их голосов. Поняв это, бросился вниз, как выпущенная стрела, – нацелено и бесповоротно. Он соревновался в скорости с холодными каплями, падающими с неба, и, кажется, опережал их.

Сегодня он выбрал своей целью этот город. Сегодня чья-то горькая отповедь будет выслушана и передана хозяевам. А на чьей-то жестокой, тёмной душе будет поставлена печать.

Печать смерти.

***

Анжелика оперла ладони на ветхие и намокшие перила своего крохотного балкона, после чего взглянула на горизонт. В её глазах отразилось бесконечно-серое полотно далеких туч, медленно и печально рисующих на небе картины былого и грядущего. И плачущих в точности как их собратья, что возвышались сейчас над головой Анжелики, её домом и всей жизнью.

Рядом с правой ладонью внезапно что-то упало. Анжелика вздрогнула и обернулась на звук. И тот, оказалось, знаменовал не падение, а приземление: ворон, деловито потоптавшись на перилах, пронзил хозяйку дома взглядом черных, словно затмение, глаз.

Анжелика любила живность, разбиралась в ней лучше многих, и поэтому ей не составило труда догадаться, что перед ней не обычный чернокрылый падальщик, коих летает полным-полно в центральной полосе, а куда более редкий и даже вымирающий, по мнению многих ученых мужей, афрейский ворон – полумифическая птица и персонаж многочисленных суеверий. Редкий гость с горы Афрей, что на севере, зачем-то явился сюда, к несчастной женщине, и полностью завладел ее вниманием.

Он был почти таким же, каким однажды воображение некогда юной Анжелики, жадное до изрекаемых взрослыми сказок и легенд, нарисовало и бережно сохранило его в потайных комнатах разума. К слову, вполне здравомыслящий и даже слывший мудрым старик, что рассказал маленькой Анжелике связанную с этим вороном легенду, сильно оскорбился, когда она ему не поверила, а только лишь испугалась.

Почему оскорбился старик – она не знала до сих пор. Но будто нащупывая глазами разгадку детской тайны, всё внимательнее вглядывалась ими в крылатого хищника, отвлекшись от переживаний последних дней.

«Взгляд у тебя такой умный, словно не птичий вовсе. Ты ждешь от меня чего-то, так ведь? Чего именно?»

Вдруг Анжелика почувствовала, что ее дергают за рукав.

– Матушка, а папа точно скоро вернется? – обратился к ней ее сын, Мартин, прерывая тем самым размышления о птичках. И возвращая в горькую реальность.

– Да, сынок. Скоро, – солгала она о своем муже.

Мартин не заметил, как голос матери дрогнул на этих словах, и продолжил:

– К моему дню рождения?

– Я думаю, чуть позже, мой хороший.

– Я волнуюсь за него. С ним точно ничего не случится?

Анжелика не смогла ответить сразу, пыталась сдержать требующий выхода плач. И он комом встал в горле.

– Мама?

Она заглянула мальчику в глаза – голубые и ясные, как безоблачное небо, в которое люди обычно устремляют свои чаяния и мечты, когда молятся. Только у ребенка, самого чистого и невинного существа на планете, глаза могут быть такими.

Анжелика знала, что ложь во благо все равно остается ложью. Знала, что рано или поздно тяжелый разговор с сыном должен будет состояться. Но только не сегодня, решила она.

«Будь я проклята, если из его глаз прольется хотя бы одна слезинка».

– Не волнуйся, сын, – она изобразила предельную беспечность, на какую только была способна. – А теперь беги в столовую. Сейчас будем ужинать.

Мартин послушался. Глядя ему вслед, Анжелика заметила – он подрос. Подрос – значит, повзрослел. Повзрослел – значит, стал чуть сильнее, чуть умнее и чуть более чутким, чем был. Чуть более чутким…

Пугающая мысль пронзила её сознание: Мартин скоро станет настолько взрослым, что ему и не понадобится никаких разговоров, чтобы распознать ложь в ее словах. И тогда открывшаяся истина породит горе в его молодой душе. Вместе с горем появится обида, а затем взрастет и ненависть.

Мартин будет ненавидеть ее за многократно произнесенную ложь, и это станет еще одной каплей боли на и без того исстрадавшейся душе Анжелики. И все же она тянула с тяжелым разговором. Была слишком слаба для него.

Уверившись, что сын ее не услышит, она разрыдалась, закрыв лицо руками.

А ворон не улетал. Проплакав несколько минут, Анжелика обнаружила его по-прежнему сидящим на перилах балкона. Дерзкое вмешательство в тайну её боли разозлило женщину:

– Брысь отсюда, пернатая дрянь! – выпалила она сквозь плач и махнула рукой в сторону ворона, пытаясь его спугнуть. Но тот оказался упрямым и даже не думал улетать. Он лишь потоптался немного, сместившись при этом едва ли больше, чем на сантиметр, и уставился на Анжелику черным жемчугом своих глаз.

Многое ощутила Анжелика в том взгляде: в нем была и сила, и магнетизм, и щекочущая любопытство тайна, и даже вкрадчивое понимание священнослужителя. А ещё – обещание…

«Наверное, я схожу с ума».

Она попыталась отвести взор, но не смогла: притяжение вороньих глаз было всеподавляющим, и Анжелике вдруг стало казаться, что она смотрит и не в глаза вовсе, а в отзывающиеся эхом черные бездны.

Но страха не было. Неведомо как Анжелика чувствовала: птица ее понимает. Ощущает ее отчаяние, ее боль и ее ненависть.

В легендах об афрейских воронах говорилось, что они неспроста склонны слушать людскую болтовню: желание, высказанное им, якобы, обязательно сбудется. С оговоркой, однако, на принципиальные условия: оно должно быть о мести. О смерти. Оно обязано быть наполненным злобой и горечью несправедливо обиженного, ибо ворон принимает желания только от тех, кого сильные мира во все времена предпочитали загонять в угол, пережевывать, выплевывать и топтать. Таковой являлась и Анжелика.

Сторонники здравого смысла скажут: «брехня». А суеверные отмахнутся от них и продолжат искать в обросших легендами птицах последнюю надежду на заслуженное возмездие. Искать и просить. Молиться воронам с горы Афрей как ожившим идолам.

Как раз такая мольба и норовила сорваться с языка Анжелики, на что у женщины была веская причина. Имя ей – барон Дункан вар Рерих. Мэр города Трезна и хозяин местных земель, в чьём дворце Анжелика работал служанкой. Венец дворянского благородства, как он сам себя называл.

Душегуб, сломавший не одну человеческую судьбу.

Того, чью судьбу оплакивала именно Анжелика, звали Хуго. Жители Трезны знали этого человека как вполне толкового кузнеца, для маленького Мартина он был заботливым и, когда это нужно, строгим отцом, а для самой Анжелики – любящим и отчаянно любимым ею в ответ мужем.

Его арестовали под вполне благочестивым предлогом: виновен в неуплате ремесленного налога. С приходом к власти, барон Дункан вар Рерих в приоритетном порядке занялся вопросом обирания вверенного ему населения, что в первую очередь коснулось ремесленников, коих в городе было избыточное количество (особенно – кузнецов). Налоги для них были подняты кратно, и на плаву теперь оставались лишь сильнейшие.

Виновен – получи, казалось бы. Поначалу и Анжелика кое-как разделяла такое мнение. Пройдет всего лишь год, и Хуго вернется, после чего все кое-как наладится и будет как раньше: он, она и их маленький сын Мартин. Общие заботы и общие радости – обычная жизнь пусть не богатой, но очень дружной семьи. Они будут работать больше и усердней, чтобы справляться с уплатой налогов, и все будет хорошо. Когда Хуго вернется.

Но Хуго не вернулся.

«Он сбежал», – равнодушно сообщили ей как-то стражники, не догадываясь, что тщательно скрываемая бароном тайна уже обнажена перед ней.

Напрасно барон разговаривал громче, чем требует его тайна. Напрасно он не учел, что каждое утро в его дворце наводит чистоту служанка по имени Анжелика. Напрасно он не задумывался над тем, какой у нее может быть прекрасный слух.

***

То утро поначалу ничем не отличалось от всех предыдущих. Она приступила к своей работе так же рано, как и всегда.

На часах едва стукнуло четыре, а Анжелика уже вовсю носилась по коридорам с тряпкой и веником. Она всегда делала уборку затемно, так как резиденция Дункана была огромной, с большим количеством комнат, которые к первым лучам солнца должны быть чистыми. К тому же, сделав уборку быстро, Анжелика получала возможность реже попадаться достопочтенному мэру на глаза днем и не слышать в свой адрес похотливые реплики этого толстого и извращенного представителя рода вар Рерихов.

Когда Анжелика проходила мимо обеденного зала, она услышала доносившиеся из него голоса двух мужчин. Они принадлежали начальнику местного дознания, Линару Соренсену и собственно барону. По какой-то причине эти двое решили позавтракать раньше, чем полагается уважающим себя высокопоставленным персонам, и это было подозрительно.

В лучшие времена она просто прошла бы мимо, ведь ее работа – собирать пыль на подоконниках, а не сплетни господ. В худшие же времена интуиция порой обостряется, и Анжелика словно нутром почувствовала, что разговор мэра и начальника дознания каким-то образом связан с ее арестованным мужем.

И ее сердце едва не остановилось, когда она поняла, что не ошиблась.

Дункан сидел на стуле, своей величиной напоминавшем скорее трон, во главе огромного стола, выполненного из черного дерева, а по правую руку от него, на стуле куда более скромном, уселся начальник дознания Трезны Линар Соренсен. Оба они были с ног до головы грязными, словно только что вернулись с пешей прогулки. Довольно странное занятие для четырех утра, особенно учитывая слякоть, в которой утопали улицы после минувшего ливня.

Больше в столовой никого не было.

Дункан отхлебнул вина из большого, украшенного изумрудами кубка, пролив часть темно-красной жидкости себе на бороду, после чего руками поднял с подноса свиное ребрышко с сочным и жирным куском мяса на нем. Барон откусил здоровенный кусок, абсолютно не оставив свободного места в полости своего рта, и принялся жевать. Своими манерами градоначальник напоминал скорее крестьянина, чем дворянина, но, несмотря на это, считал себя достойнейшим представителем знати. Внешность же барона полностью гармонировала с его сутью лентяя и обжоры: большой, упитанный и бородатый, с массивными, но мягкими ладонями на толстых запястьях.

Одетый в алую мантию барон Дункан облизал жирные после ребрышек пальцы и заговорил своим трубным басом с Линаром Соренсеном:

– Ответь-ка мне на один простой вопрос, Линар, – в голосе звучал укор.

– Я весь внимание, мой господин, – учтиво произнес худощавый и изрядно полысевший начальник дознания, хитрые глаза которого напоминали две маленькие точки.

– Я мало тебе плачу?

– Более чем достаточно, барон.

– Тогда какого черта ты исполняешь свои обязанности из рук вон плохо? Может быть, ты хочешь кормить свою жену и многочисленных детей, которых вы плодите с ней быстрее саранчи, на одно лишь жалование?! – заорал мэр города.

– Я… нет… конечно, я не хочу.

– Тогда будь добр, объясни мне, какого, мать твою дьявола, мы доставили этому прохвосту Элаясу всего пять! Пять вшивых заключенных!

Линар дрожащей от волнения рукой вытер вспотевшую лысину рукавом камзола и принялся за объяснения:

– Аресты в городе продолжаются, барон. Но стражникам все сложнее становится находить ремесленников, не уплативших налоги. Все из кожи вон лезут, чтобы их заплатить. Люди замечают, что арестованные все реже возвращаются домой. Скоро народ перестанет верить нашим рассказам о побегах.

– Да мне плевать, во что там верят эти гребаные голодранцы! Слушай меня внимательно, ищейка. Трезна достаточно велика и многолюдна, и я настоятельно, слышишь меня, настоятельно рекомендую тебе к следующей встрече с Элаясом предоставить не меньше десяти заключенных! Не меньше десяти, ты понял?! И поверь мне, для тебя будет гораздо лучше, если их будет больше.

– Я понял, мой господин. Сделаю все, чтобы вы остались довольны.

– Да уж, будь добр. И еще одно, чуть не забыл: постарайся, чтобы впредь среди заключенных было как можно меньше коренных жителей города. Как мудрый правитель, я все-таки должен проявлять к ним некоторую заботу. Заполняй тюрьмы кем хочешь: эльфами, гномами, северянами с Пепельных Островов, но только в крайнем случае – коренными жителями.

– Понял, мой господин.

– Это хорошо, что ты понял. А то всякий раз, как мы встречаемся с Элаясом, я вижу среди арестантов знакомую рожу. Взять хотя бы сегодня. Как там зовут этого кузнеца, мужа одной из моих служанок, Анжелики?

– Хуго, мой господин.

– Да, точно, Хуго.

Дункан сделал глоток вина и после некоторой паузы продолжил:

– Хорошая баба, знаешь ли, эта Анжелика. Мне ее даже немного жалко. И утешить-то некому теперь ее будет. Муженька-то своего она уж точно теперь не увидит. Ну ничего, найдет себе другого такого же Хьюго, хе-хе.

– Хуго, мой господин.

– Ну да, Хуго, кого ж еще.

***

Элаяс Лисий Хвост, известный на всю округу разбойник, по слухам, занимался поставкой рабов в южные королевства. Теперь Анжелика знала, откуда он этих рабов берет, что ситуацию ее, впрочем, только усугубляло – мужа как не было, так и нет, но сердце теперь разрывается от осознания мук и тоски, которые он испытает перед неминуемой или уже наступившей смертью. Как ей теперь растить сына? Какую убедительную ложь придумать для него? И лгать ли вообще?

Тем временем, возле ее дома развернулась сцена, точь-в-точь копирующая ту, в которой не так давно она вынужденно участвовала вместе со своим мужем. Часть действующих лиц при этом осталась той же – неумолимая местная стража. Анжелику же и Хуго заменили соседи.

– Ну войдите в положение, господа стражники, нету у нас трехсот пятидесяти талеров, ну нет! Я смог заработать только двести тридцать, работая при этом день и ночь! Смилуйтесь, прошу вас. Возьмите пока то, что я успел заработать, а в следующем месяце я отдам больше. Отдам и положенные триста пятьдесят, и те сто двадцать, которые задолжал.

– Я тебе еще раз повторяю! Не можем мы войти в твое положение! Служба у нас! А теперь собирайся и топай с нами!

– Смилуйтесь, благородные господа, видит Бог, не виноват я, что упал спрос на мои изделия! Не забирайте меня, прошу!

– Так, все, мне надоело! Глэм! Иствуд! Хватайте его и марш к дознавателю! – проорал старший из троицы стражников.

«Благородные господа», как выразился ремесленник, проворно повалили его на землю и быстрыми, отработанными движениями связали за спиной руки, после чего под отчаянные крики и плач супруги злостный неплательщик, едва ли не вор, был конвоирован в дом дознания.

Анжелика наблюдала за этим, и воспоминания о собственном горе накатили на нее с новой силой, а в глазах опять появился блеск. Но уже не слезы.

То были огоньки злобы, пусть и бессильной пока что.

Она снова посмотрела в глаза ворону, и от этого ей вдруг стало немного легче. По телу растеклось тепло странной, неведомой уверенности, и Анжелика ощутила нечто доселе чуждое – ей начало казаться, будто она способна на что-то повлиять. Способна, если и не вернуть отнятое, то хотя бы забрать что-то взамен…

Что-то вполне конкретное и равноценное потере.

Женщине вспомнился голос старика, рассказавшего ей в детстве мрачную и удивительную легенду, напугавшую впечатлительного ребенка настолько, что выдержки из нее отпечатались в юной памяти дословно, сохранились в первозданном виде до самой зрелости и теперь дождались своего часа.

«Они придут. Только позови их. Проси о мести, если слаб. Проси, если можешь дать что-то взамен, и каждый получит по заслугам. Они неизбежны. Они неотвратимы. Они сделают то, что должно. Верь».

И Анжелика поверила. И Анжелика начала просить.

Какой-то любопытный прохожий, засмотревшийся на дом служанки, вполне оправдано счел безумным тот факт, что она с самым серьезным видом, будто человеку, объясняет что-то севшей на перила балкона неказистой черной птице. Но слов, к сожалению, было не разобрать.

– Вот дура, – шепнул зевака себе под нос.

Афрейский ворон резко взмыл вверх, через минуту став небольшим черным пятном, летящим куда-то на север, еще через несколько минут – черной точкой на горизонте, а затем и вовсе исчезнув из виду. Анжелика провожала его взглядом.

И во взгляде этом было сияние заостренной стали.

***

Прошел ровно месяц с момента последней встречи Дункана вар Рериха с работорговцами, на которой он выдал Элаясу Лисьему Хвосту «всего пять» своих заключенных, среди которых был и муж Анжелики.

На улице темнело. Дункан сидел на лавочке в своем саду и уплетал яблоки, размышляя над тем, как хорошо, но утомительно быть мэром. Его душу переполняла гордость за предоставленную честь управлять целым городом, а также удовлетворение от осознания того, какие плоды ему приносит столь непосильный труд.

«Какой странный вкус сегодня у яблок».

Барон швырнул огрызок в кусты и закрыл глаза, вдыхая наполненный жизнью весенний воздух.

«Так бы и не уходил из этого сада. Никогда».

Но Дункана ждали дела. Вернее – досуг. Он очень хотел почитать подаренный ему недавно одним из дворян роман модного писателя Генри Шувеля, а после, дабы организовать себе постельные утехи, отправить начальника дознания Линара Соренсена за несколькими наиболее красивыми эльфийками, странные аресты которых в последнее время набрали чудовищные обороты.

«Так. Кролика фаршировать я повару приказал. За Линаром пошлю позже. На завтра дел у меня немного, значит, могу поспать подольше. Пойду, почитаю немного».

Зная барона, трудно было поверить, что книги являются его слабостью. Он поднялся с лавочки и направился во дворец.

***

Одетый в черный плащ довольно высокий мужчина с капюшоном на голове бесшумно, словно крадущийся кот, повернул в огромный коридор и направился в сторону лестницы, как вдруг путь ему перегородил усатый маленький господин в поварской одежде, несший в руках поднос с кроликом.

– Кто вы? – испуганно вытаращил глаза повар.

Мужчина в плаще явно был здесь непрошеным гостем. Он молниеносным и незаметным для повара движением достал из потайного кармана тонкую цепочку из какого-то темного металла, на которой был закреплен амулет в виде двух пересеченных крест-накрест черных крыльев. Взяв цепочку в руку, незнакомец пристально посмотрел на кулинара колдовски-зелеными глазами и начал слева направо, подобно маятнику, раскачивать амулет прямо перед лицом повара. При этом он произнес:

– Я новая служанка, – голос был низким и магнетическим, но едва ли его можно было назвать приятным.

Повар следил за движением амулета, что, казалось, гипнотизировало его. Он отозвался не сразу:

– Да… новая служанка, – и с пустым взглядом пошел прочь от странного человека.

Одетый в черное незнакомец беспрепятственно поднялся по лестнице на второй этаж и оказался возле громадной двери. Тихонько дернул ручку – не заперто. Проскользнул в образовавшийся проход и оказался внутри кабинета. Затем медленно, оставаясь беззвучным черным пятном, подошел к окну, которое, как ему было известно, выходило в сад. На улице уже совсем смеркалось, вместе с чем, свет покинул и комнату.

«Идет».

Загадочный пришелец в капюшоне отошел от окна и встал в углу около входной двери так, чтобы вошедшему в кабинет человеку невозможно было его увидеть. Скрестив руки на груди, он с равнодушным видом замер в уже абсолютно темном помещении и начал его разглядывать. Глаза быстро привыкли к темноте, и вскоре незнакомец убедился, что находится в воистину достойном дворянина кабинете: вся мебель была выполнена из черного дерева, включая кресло, огромный стол, посередине которого лежала, словно дожидаясь прочтения, книга, и полностью забитые различной литературой шкафы, что стояли слева от входной двери. Справа же от входа, на стене, висели различные образцы холодного оружия: мечи, кинжалы, сабли. Даже для секиры нашлось там место. Однако трудно было определить, готово ли все это к применению в бою, или же орудия выполняют всего лишь функцию украшений.

Слившийся с тьмой незваный гость услышал доносившиеся с лестницы звуки тяжелых шагов.

В кабинет, как-то уж слишком тихо подкашливая, неспешным шагом вошел грузный бородатый мужчина в алой мантии. Не заметив незнакомца, он прошел к столу, сел в кресло, после чего зажег свечи и открыл первую страницу лежавшего перед ним романа популярного писателя Генри Шувеля под безвкусным названием «Месть угнетенного».

Вдруг мужчина в алой мантии услышал низкий голос:

– Здравствуй, Дункан.

Подняв глаза, барон от удивления и легкого испуга раскрыл рот, но почему-то не смог вымолвить ни слова, что усилило его страх.

– Яблочки вкусные были, барон?

Мэр Трезны всмотрелся в тот угол кабинета, со стороны которого доносились обращенные к нему слова. И от увиденного его будто заморозило. Там, в темноте, как будто не укрывшись в ней, а являясь ее источником, стоял не то человек в плаще, не то крылатый демон: этого Дункану было не разобрать – у страха глаза велики.

Вдруг он заметил, что на поясе незнакомца закреплены длинные ножны, и понял: тот все-таки является человеком. Но это знание отчего-то не утешило. Зато заставило сердце биться чаще, а лицо – мгновенно побелеть.

Градоначальник беззвучно зашевелил губами, тщетно пытаясь произнести хоть слово, а похожий на огромную хищную птицу мужчина продолжил:

– Молчишь. Как кролик, которого тебе фаршируют сейчас. Гроза ремесленников и служанок, – тон был спокойным, но жутким.

Теперь Дункан разглядел говорившего хорошенько. Воистину, лучше бы перед ним стоял демон: с ним у мэра Трезны имелся бы хоть какой-то шанс договориться. С тем же, кто завладел кабинетом, договориться было нельзя, как нельзя было от него и убежать.

Дункан, как и Анжелика, был знаком с преданиями о Воронах, но, в отличие от служанки никогда не считал их сказкой. И ему хватило мозгов догадаться, кто перед ним стоит.

Бледный, как молоко, барон сполз со стула и начал скрести стену в попытках подняться на ноги.

«Если они решили прийти за тобой, то ты обречен. Они будут стоять всего в метре от тебя, но ты заметишь их, когда будет уже поздно».

Дункану не суждено было прочесть «Месть угнетенного». Суждено лишь было попробовать ее на вкус.

– Я скажу тебе, почему ты молчишь. Мои коллеги по цеху обычно начиняют пищу жертвы смертельными ядами. Я же использую вещества, которые парализуют лишь язык и голосовые связки. Люблю, когда человек перед смертью говорит не ртом, а глазами.

Похожий на гигантского черного ворона человек сделал шаг вперед и извлек из ножен меч.

– Защищаться будешь, Дункан? Или сдохнешь на коленях?

Мэр Трезны, охваченный первобытным ужасом, все-таки поднялся и дрожащими руками попытался снять с прикрепленной к стене стойки меч, но вместо этого лишь неуклюже уронил его на пол. На этом, однако, его жалкие потуги не закончились: повторно упав на колени, Дункан начал ползать, стараясь ухватиться за рукоятку, что в итоге ему удалось. Затем, нервно дыша, он снова встал и кое-как принял боевую стойку.

Рослый незнакомец, слегка скривив рот в дьявольской улыбке, подскочил к барону быстрее молнии, так что тот даже шевельнуться не успел. Первым стремительным ударом своего клинка он выбил слабо сжатый Дунканом меч. Вторым отрубил мэру города Трезна, барону из рода вар Рерихов, голову.

***

Анжелику мучила бессонница, когда ей показалось, что в дверь кто-то постучал. Она не поспешила ее открывать, так как приняла звук за игру своего воображения. Однако тихий стук повторился, все же заставив ее покинуть свою кровать. И она направилась к входной двери, чтобы выяснить, кого к ней принесло в столь поздний час.

Открыв дверь, она увидела перед собой опасного на вид человека, одетого во все черное. Голова его почти полностью скрывалась под капюшоном, и лишь нижнюю часть лица можно было хоть как-то разглядеть: твердый, угловатый подбородок и слегка опущенные уголки рта, выдающие угрюмый нрав. Кожа незнакомца была бледной. Анжелика вздрогнула, испугавшись: новоявленный гость вселял страх.

Внезапно он заговорил. С едва уловимым северным акцентом. Разборчиво, но довольно тихо. Ровно настолько, чтобы его могла слышать только она:

– Дункан мертв, Анжелика.

Та застыла в изумлении и не смогла сразу найти слов, чтобы ответить загадочному гостю.

– Ворон передал послание. Я сделал то, что должно. Ваш муж отмщен, – продолжил низким голосом убийца.

Анжелика не могла поверить своим ушам. Но незнакомец, очевидно, не лгал, так как никто не мог слышать того, что она говорила птице на балконе.

– Спасибо… – растерянно вымолвила она. – Зайдите, а то нас заметят. Я… я сейчас.

Незнакомец вошел в дом в ожидании Анжелики, которая зачем-то удалилась в другую комнату.

Через некоторое время она вернулась, сжимая в руке кинжал, по украшенной драгоценными камнями рукоятке которого можно было сделать вывод, что он очень дорогой.

– Как вас зовут? – спросила Анжелика.

– Зоран.

– Держите, мастер Зоран, вот то, что я обещала. Спасибо вам.

Зоран взял кинжал в руки, быстро окинул взглядом камни на рукоятке и, видимо уверившись, что они настоящие, спрятал оружие в одеждах.

– Он стоит больших денег. Продав его, вы предотвратили бы много своих проблем. Так почему же не сделали этого?

– Это семейная реликвия. Она была дорога мне… до того, как Хуго аресто… похитили. Да и не купил бы у меня его ни один торговец. Глядя на меня, никто не поверит, что я его не украла.

– Прощайте, Анжелика. – Зоран развернулся спиной к служанке, намереваясь уйти. Но едва он открыл дверь, рассчитывая сделать шаг на улицу, как Анжелика заговорила снова. Зоран этого ожидал.

«Только не это».

– Зоран, постойте. Вы… для вас, кажется, нет ничего невозможного. Помогите мне еще раз, прошу. Найдите моего мужа. Живого или мертвого. Я добуду деньги. Не знаю как, но добуду. Я заплачу вам столько, сколько будет нужно.

– Я не занимаюсь подобными вещами, – отрезал он, не оборачиваясь.

Воссоединять семьи – не его работа. Как бы ему ни хотелось, чтобы было иначе.

Зоран вышел из дома Анжелики, оставив лишившуюся последней надежды женщину наедине с пустошью, которая синим пламенем выжжена на ее душе. С пустошью, на которой, если и взрастет хотя бы что-то, то не скоро и не обильно.

Через несколько минут он скрылся в темных переулках рабочего квартала Трезны. А через полчаса его уже вовсе не было в освобожденном от власти работорговца городе.

Наемный убийца знал, что он показался несчастной служанке бессердечным, холодным чудовищем и, как всегда в таких случаях, испытывал из-за этого горечь.

Ведь быть и казаться – это никогда не одно и то же.