Текст книги "Заговоренный меч"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Правитель Моголистана хан Иса Буга тосковал в своем тихом прохладном дворце. Ничто не могло развеселить его пресыщенную душу: ни сказочные сады древнего города Алмалыка, ни величественный вид гор Алатау, ни веселые и звонкие, как девичий смех, фонтаны и искусственные водопады на улицах его столицы. Душа его не взыграла даже при виде полумешка золота, которое намыли на берегах полноводной в те времена реки Алтын-Емель и привезли ему в подарок старатели из рода джалаир. Чтобы не оставить без внимания такое усердие, хан велел отмерить каждому из джигитов-золотоискателей по одному тепе земли на берегах все той же реки.

Взглянув в окно, он увидел прыгающих от счастья джигитов, получивших такой неоценимый дар, и улыбнулся. Но тут же его передернуло, словно холодная скользкая гадюка забралась за пазуху. Он вспомнил полученную вчера весть…

Вечером он еле дождался конца ханского совета, а потом сразу же ушел на развалины древнего Алмалыка, служившего его предку, второму сыну Чингисхана Джагатаю в качестве стольного города. Эти руины были дороги хану. Здесь он рос, мужал, познал любовь. На этом самом месте он в первый раз увидел, как его отец приказал убить человека…

Очень давно, еще в те времена, когда его отец, Ваис-султан, был молодым джигитом, их улус населял правый берег Джейхундарьи. А напротив, на другом берегу, стоял город Мангит, построенный еще при Хромом Тимуре. Это было на расстоянии одного дня пути от Ургенча.

Бесконечную, покрытую щебнем пустыню представлял правый берег Джейхундарьи, где они жили. Горькая полынь росла там, и кочевали в этой пустыне подвластные им каракалпаки. До сих пор стоит на берегу большая глинобитная крепость сорокасаженной высоты, а толщина ее валов достигает десяти саженей. В середине находятся несколько дворцов из серого кирпича, рядом хозяйственные строения. Два века принадлежала она султанам-чингизидам Джагатаева корня и получила впоследствии имя Султан-Ваис-Даг…

День и ночь шумела за стенами бешеная река, то тут, то там прорывая берега и заливая с огромным трудом выращенные людьми поля и сады. Их и так было немного на вытоптанной полчищами Чингисхана земле. Неприглядный вид имели заброшенные, поросшие верблюжьей колючкой каналы. После очередного наводнения все это опять превращалось в пустыню…

Иса Буга слабо помнил эти места, где жил и много воевал его отец. Когда отца подняли на белой кошме и провозгласили ханом всего Моголистана, они переехали в Алмалык, к подножиям Алатау, и сказочным видением показался мальчику этот город после выцветшего берега Джейхундарьи.

В тенистых садах и вдоль улиц росли в Алмалыке яблоки, груши, абрикосы, вился по дувалам многоцветный виноград. Полны прозрачной студеной водой были арыки, и жара не была слишком удручающей…

Такого множества людей никогда раньше не видел Иса Буга. Оглохнуть можно было на базаре и прилегающих к нему улицах от крика продавцов воды и сладостей, ударов кузнецов по железу, воплей дервишей и юродивых. Впервые в жизни зашел он здесь в мечеть с громадным голубым куполом и на правах совершеннолетнего совершил намаз. Тут же, в Алмалыке, узнал Иса Буга, что, кроме ислама, существуют на земле и другие религии.

А было это так. Его отец хан Ваис был очень набожным человеком. Однажды на рассвете, после предутреннего намаза, он разбудил своих сыновей Жунуса и Иса Бугу и повел в старый город. Сопровождала его охрана из нукеров. Кругом торчали развалины домов, обвалившиеся дувалы, а посредине стояло высокое белое здание с зеленым куполом и блестящим медным крестом на верхушке. Вокруг рос старый сад. В саду сновали муллы, ишаны, дервиши, харии и другие люди в белых и зеленых чалмах. А напротив храма гяуров была установлена виселица. Под ней в ожидании казни стоял благообразный старик с большой бородой и голубыми глазами. На нем была надета длинная, до колен, белая полотняная сорочка, а руки были связаны за спиной.

Главный мулла поднялся на деревянный помост, пошептал молитву и повернулся к Ваис-хану:

– О защитник верующих и покровитель ислама, высокочтимый хан Ваис, позвольте нам исполнить ваше высокое повеление, заверенное золотой печатью!

Хан кивнул головой:

– Разрешаю!

Главный мулла, высокий краснощекий мужчина, обратился теперь к связанному старику:

– Ты слышал, гяур!.. Справедливый, как пророк Сулейман, грозный, как Хазрет-Али, величайший из великих Ваис-хан рассмотрел твои грехи. Они в том, что содержал ты на нашей земле богопротивную церковь, куда путем лжи и коварства заманивал правоверных мусульман, дабы отвадить их от истинной веры. За это, гяур Даниел, хан всего Моголистана приговорил тебя к повешению… О чем ты будешь умолять нас перед смертью?

Старец отрицательно покачал головой:

– Ничего не желаю просить у иноверцев. У бога прошу прощения за грехи!.. Счастье мое велико: сподобился пасть жертвой за веру.

Мулла опять посмотрел на хана, и тот сделал знак рукой. Мулла обратился к палачам, стоящим по обе стороны от связанного старца:

– Таково предписание и воля всевышнего… Именем нашего милостивого хана приказываю повесить за шею христианина Даниела!

Палачи тут же набросили на шею старцу аркан, перехлестнули через поперечную балку виселицы и что было сил начали тянуть. Старец постепенно вытягивался и вздрогнул всем телом лишь тогда, когда ноги оторвались от земли. Палачи деловито привязали конец аркана к вбитому в земле колышку и поклонились хану.

Эта смерть нисколько не взволновала тогда Иса Бугу. Как на детскую игру, смотрел он на казнь и даже захлопал в ладоши, когда старец повис в воздухе. Ни жалости, ни страха не ощущал он. Ему понравилась торжественность, с какой говорил мулла, важный и значительный вид всех участников казни.

Все тот же мулла снова обратился к хану:

– О величайший из великих и светоч веры!.. В течение многих лет эта церковь служила очагом совращения правоверных, прибежищем всяческой скверны и коварства. Отсюда распространялись еретические письмена по всей подвластной вам земле Моголистана. Разрешите же нам разорить это гнездо порока!

Хан одобрительно махнул рукой. Все ходжи, муллы, муэдзины, харии и мюриды с громким пением и проклятиями со всех сторон набросились на церковь. Сначала они забросили аркан на медный крест и свергли его на землю, потом принялись за купол, и пыль заволокла все небо.

Не успело высоко подняться солнце, как от церкви остались лишь груды развалин. Не верилось, что еще утром здесь стояло красивое белое здание, построенное безвестными мастерами – уйгурами и уйсунями. А напротив все покачивался от ветра труп повешенного старца…

Иса Буга не знал тогда, что эту церковь строили местные жители, часть которых издревле была несторианами. Ханы и хакимы, правившие Алмалыком до Ваис-хана, верны были обычной мусульманской веротерпимости и не обращали внимания на старую церковь в древней, разрушающейся части города. Но с приходом на ханство Ваиса все изменилось. Фанатичный Ваис-хан решил уничтожить церковь, и сделал он это со всей присущей ему жестокостью.

Так и забыл бы юный Иса Буга это ничем не примечательное для тех времен событие, если бы не одна встреча…

Дети хана часто играли в большом саду, окружавшем разрушенную церковь. Забежав как-то в глубину сада, Иса Буга остановился как вкопанный. Под большим развесистым деревом, где был недавно зарыт повешенный гяур, стояла на коленях девочка в черном платье с букетом цветов и плакала. Лет двенадцать-тринадцать было ей.

«Что это за девочка? – удивленно подумал подросток. – Откуда она взялась здесь?» Он начал тихо подкрадываться к ней. В это время девочка поднялась с колен, и Иса Буга схватился рукой за кинжал, висевший на поясе.

– Остановись! – крикнул он испуганно. – Я знаю, кто ты… Не человек, а порождение злого духа – иблиса!

Он начитался и наслушался всяких сказок к тому времени и не мог представить себе, чтобы от людей могло родиться такое прекрасное создание.

У девочки были золотистые волосы и большие глаза, голубые и тихие, как вода в горном озере. Особенно поразили его волосы: закрученные в две длинных косы, они спускались литыми солнечными змеями до самой земли. Еще чище и белее казалось в их обрамлении лицо.

«А может быть, это русалка! – подумал он. – Только у русалок может быть такая белая кожа и такие глаза!.. Да, да, она вынырнула из фонтана, чтобы заколдовать меня и утянуть в воду… Бисмилла!.. Бисмилла!..»

Девочка сделала шаг к нему.

– Остановись! – закричал он опять в ужасе.

Она остановилась.

«Я ни за что не должен говорить с ней! – лихорадочно шептал сам себе Иса Буга. – Если заговорю, то погиб… О, кажется, она снова движется ко мне!.. Нет, нет, когда она подойдет, я брошу в нее мой кинжал. Я не должен дать ей дотронуться до себя… Астафиралла… Астафиралла!..»

Но девочка больше не двигалась с места и смотрела на него глазами, полными тревоги и отчаяния.

– Простите меня, хан-оглы, за то, что встретилась на вашем пути, – заговорила девочка и склонила перед ним голову. – Вы никогда раньше не играли на этом месте…

– Вот видишь, ты действительно ведьма! – сказал Иса Буга. – Иначе откуда тебе известно, кто я такой… Бисмилла!.. Бисмилла!..

– Я не ведьма! – тихо сказала она.

На красивый камень-самородок была похожа она, и он не мог оторвать от нее взгляд. И уйти он не мог от этого чудесного видения, так неожиданно повстречавшегося ему в глухом саду. Но когда она захотела пройти мимо него, занимавшего единственную тропинку, Иса Буга снова завопил:

– Не подходи!.. Не подходи и ответь, кто ты: человек или джинн? Или, может быть, ты русалка?..

Девочка поняла, что он боится ее, и улыбнулась сквозь слезы:

– Не бойся, я просто девочка!..

– Девочка! – неуверенно протянул он, все еще не отнимая руку от кинжала.

– Конечно!.. – Она горько усмехнулась. – Твой отец приказал казнить моего отца, а теперь ты хочешь убить меня. За что? Да разве кто-нибудь разбирается в том, виноват ли человек… Чего же ты ждешь? Убивай!..

Вот тут-то Иса-Буга сразу вспомнил казнь гяура на площади перед церковью. У него были такие же голубые глаза, как у этой феи. Значит, она и вправду человек, а не злой дух. Надо все-таки убедиться в этом окончательно.

– Если ты действительно божье творение, то произнеси заклинание: «Аллахи, биллахи!.. Пусть меня, правоверную, постигнет божья кара в случае обмана с моей стороны!»

Девочка наморщила лобик и повторила:

– Аллахи, биллахи!.. Я человек, а не дух. Пусть постигнет меня божья кара, если соврала тебе. Но я не могу поклясться магометанской клятвой, я другой веры… Христа…

– Так ты девочка-гяур?

– По-вашему – гяур, а по-нашему – приверженец истинной веры!

– Ну слава Аллаху, что ты не злой дух! – сказал он с облегчением. – А обратить тебя из гяура в правоверную мусульманку будет нетрудно. Это мы посмотрим потом!..

Иса Буга сразу почувствовал, что готов на все ради этой золотоволосой девочки с голубыми глазами. Притушив свои страхи и лишь тихо повторяя про себя «Бисмилла… Бисмилла!», он притронулся к ней…

Да, она была родной дочерью повешенного в прошлом году гяура. После казни отца ее спас один из уйгуров-дехкан, обращенных ее отцом в христианство. Он спрятал у себя девочку, а теперь они ожидали караван, с которым она должна была уехать во Флоренцию к дальним родственникам отца.

Каждую неделю приходила она на могилу отца с цветами и встретила здесь Иса Бугу. Он был высокий красивый джигит. А самое главное, не было в его глазах злобной суровости Ваис-хана. Доброта и участие светились в них…

* * *

Каждый день стали они встречаться у могилы ее отца. Вскоре они не могли уже жить друг без друга. По-прежнему он с опаской касался ее руки, но это было уже благоговение перед ее красотой…

Однажды султан Жунус, старший брат Иса Буги, заподозрил неладное. Его удивило, что младший брат оставил прежние игры и скрывается от всех в старом саду. Однажды Жунус выследил брата и подслушал его разговор с девочкой. В тот же день он донес отцу, что Иса Буга встречается с неверной и хочет жениться на ней…

Ваис-хана не на шутку встревожило это известие, потому что вне всякого сомнения трон после него должен был унаследовать родившийся от дочери монгольского хана Иса Буга, а не Жунус, родившийся от кипчачки. Если же Иса Буга женится на христианке, то кто гарантирует, что она не перетянет его в свою веру, тем более, что у мальчика не по-хански добрая душа. Это может стать началом конца Джагатаева рода, историю которого знал и чтил Ваис-хан.

Много неприятностей испытал этот род от женщин. Да и не один лишь Джагатаев род. Под всех чингизидов с самого начала подкапывались женщины, и в этом очевидно, одна из причин упадка династии!..

Однако у него, Ваис-хана, хватит твердости не позволить своему сыну повторить роковую ошибку предков и жениться на чужеземной девушке!..

На следующее утро ничего не подозревающего Иса Бугу позвали на ханское подворье, и там два громадных палача на его глазах зарезали золотоволосую девочку. Ваис-хан посмотрел на сына и остался доволен: сын побледнел, но не произнес ни слова.

С тех пор юный хан потерял вредную для правителя чувствительность, и человеческая кровь сделалась для него такой же обычной влагой, как вода в текущей через город речке…

Иса Буга быстро доказал, что урок не прошел для него даром. Спустя семь лет воссел он вместо отца на престол Моголистана и сразу же приказал схватить своего брата Жунуса. «В камне нет жил, а у ханов нет родственных уз!» Так говорят в народе. Однако Жунусу удалось бежать…

Вскоре Иса Буга установил памятник над могилой девочки-гяурки и, когда ему бывало тоскливо, приходил сюда. В такие дни приговоры его были самыми жестокими, наказывался правый и виноватый. Палачи знали это и, когда хан возвращался с могилы золотоволосой девочки, применяли самые изощренные методы казни. Это были все те же два палача, которые когда-то перерезали ей горло, и менять их хан ни за что не хотел…

* * *

Сегодня Иса Буга побывал уже на могиле золотоволосой девочки, но так и не появилось у него желания увидеть чью-то кровь. Слишком много забот свалилось в последнее время на его голову. Кровь лилась потоком по всем границам Моголистана…

Особенно тревожное сообщение поступило от его племянника – эмира Сеитали – наместника Кашгарии. Извечный враг снова начал свои действия. Несметные китайские полчища перешли границу и вторглись в пределы Кульджи и Кашгарии. То же самое сообщал в своих донесениях Аркалык-батыр из рода уйсунь. Китайские солдаты на земле уйсуней грабят и угоняют в глубину Китая пленных. Оба просили немедленной помощи.

Почти одновременно с этими неприятными сообщениями прискакали с Севера гонцы от казахских родов найман и керей. За Черным Иртышем, видимо науськиваемые китайцами, опять зашевелились ойротские владыки. С ними шутить нельзя. Так или иначе, а испокон веков китайские богдыханы спят и во сне видят земли по эту сторону пустыни Гоби. Они готовы пойти на союз с самыми злейшими своими врагами, хоть с самим шайтаном, только бы захватить эти земли! Неоднократно казахские ополчения из родов уйсунь, дулат и джалаир грудью вставали на защиту своих земель и гнали алчных захватчиков далеко за пределы своей родины. Но каждый век все начинается сначала. Не дают покоя богдыханам зеленые долины Семиречья, и снится им извечный сон о Голубом море – Балхаше!

Костями устлана вся пустыня, но разве считают богдыханы своих подданных? С муравьиной настойчивостью что ни год ползут и ползут они к Джунгарским воротам. Но только доползут, как степная конница вышибает из них воинственный дух. И бежит их пехота так, что и на аргамаках не угнаться за ней.

Нет, никогда не осилить им тех, кто от века живет на этой земле. Кровью предков полита она.

* * *

Вряд ли хану Иса Буге было жалко свой народ. Но от непрерывного напряжения на границе страдала его казна. Да и какое право имеют богдыханы претендовать на принадлежащие ему земли?

К тому же было по всему видно, что это не простое запугивание, а начинающаяся война. Китайские владыки, как хищные стервятники, внимательно следили за всем, что делалось в Моголистане. Они выбрали момент, когда особенно усилились раздоры между эмирами Восточной Кашгарии и ханами Джагатаевского улуса. Враг вдвойне опасен, когда нет внутреннего согласия в государстве.

Но было еще более серьезное обстоятельство, волновавшее хана Моголистана. Дело в том, что в последнее время окрепли и зашевелились на Западе старые враги – тимуриды. С тех пор как с помощью матерого волка Абулхаира на самаркандский престол взошел Абдусаид, со дня на день можно было ожидать войны. Величайшим из великих возомнил себя этот Абдусаид после побед в Хорасане. Все чаще его отряды нападали на окраины Моголистана. Однако достаточно решительный Иса Буга всякий раз наказывал их и изгонял из пределов страны. Но в последние годы эмир Самарканда окончательно обнаглел и уже не скрывает своих планов в отношении Моголистана.

Первое, что сделал Абдусаид – пригласил из Ирана, приютил и осыпал почестями бежавшего Жунуса, брата Иса Буги. Сегодня утром явился из Самарканда к Иса Буге один незаметный человек. Он развернул разрисованный платок перед ханом и показал на нем, где и сколько находится войск, переданных Абдусаидом в распоряжение Жунуса. По всему выходило, что не сегодня, так завтра Жунус двинется на Алмалык. Скорее всего войска эти пойдут по рекам Чу и Талас от городов Яссы и Сауран. Оттуда и угрожает главная опасность.

Да, когда нападает внешний враг, то легче всего поднять народ на защиту родной земли. В таких случаях не приходится много разговаривать. Люди готовы на всевозможные лишения и налоги, а в бою у воинов не трясутся руки.

Но когда появляется внутренний враг, то дело осложняется. Простолюдины обычно стоят в стороне от борьбы за трон, остальные же выжидают и рассчитывают, к кому примкнуть. Им сейчас почти безразлично, кому прислуживать: Иса Буге или Жунусу. Даже самым близким родственникам трудно доверять в такой борьбе…

Что может быть опасней пожара в собственном доме! А то что он вот-вот вспыхнет, можно не сомневаться. Наверно, правда, что он, хан Иса Буга, не очень ласковый правитель. Но как объяснить людям, что предатель и доносчик Жунус будет на троне хуже чумы. Для большинства родственников и подданных он лишь несчастный изгнанник, жертва коварства родного брата…

* * *

Опасность и в самом деле была велика. С тех пор как потомки Батыя потеряли золотоордынский престол, казахские степные роды начали склоняться в сторону Джагатаева улуса, на что были свои причины. Во-первых, джагатаево-монгольским ханам не раз приходилось вступать в союз с казахскими родами для совместного отражения китайских богдыханов и прислуживающих им ойротских владык. Во-вторых, монгольские ханы сами были наполовину кочевники, их многочисленные табуны выпасались бок о бок с казахскими. К тому же их связывали общие интересы.

Зато действия Абулхаира и тимуридов все больше отталкивали от них казахов, которым приходилось терпеть немало несправедливостей и гонений.

Хан Абулхаир и тимуриды, несмотря на вечную грызню между собой, сразу объединяются,

когда представится возможность вмешаться в дела Моголистана. Что ни день – доносят Иса Буге о лазутчиках Абулхаира, сеющих рознь среди подвластного ему населения.

А сейчас, когда тимуриды решились открыто выступить против Иса Буги, хан Абулхаир позволяет их войскам пройти через свои земли, и кто знает, не присоединится ли к ним в последний момент конница самого Абулхаира.

Заклятый враг Моголистана Абдусаид идет на все, чтобы добиться своей цели. Он, кажется, решил даже женить своего сына на дочери Жунуса.

И не от жира бесится Абдусаид. Его можно понять. Если не предпримет он каких-либо действий, то в скором времени от тимуридовских владений останется одно лишь воспоминание. Слишком прожорлив и ненасытен хан Абулхаир.

Чего же нужно добиваться ему, хану Иса Буге? Да только того, чтобы, как два взбесившихся тура, бодались Абулхаир со своим мнимым союзником – эмиром Абдусаидом. Пока они в относительной вражде – Моголистан в безопасности.

На израненного тигра, собирающего все свои силы перед прыжком, был похож Моголистан, и многое предстояло обдумать хану Иса Буге…

Одним из самых могущественных государств был Моголистан еще за полвека до этих событий. И только ханские междоусобицы поставили государство на край гибели…

Разве легко досталось ханство самому Иса Буге? Недаром ведь говорится, что нос дан человеку для того, чтобы глаза не выцарапали друг друга. Кто мог занять позицию такого оградительного носа между двумя сыновьями Ваис-хана после его смерти? Тридцать лет длилась между ними борьба за трон. Все многочисленные султаны и эмиры Моголистана были втянуты в нее. При их помощи отобрал Иса Буга престол у Жунуса, но быстро забыл об этом и начал всячески притеснять тех же султанов и эмиров, которые сделали его ханом вопреки интересам старшего наследника.

Многие эмиры и султаны разбежались – кто к ойротским владыкам, кто к Абулхаиру, а те, что остались в Моголистане, принялись создавать шайки и плести заговоры против хана.

Дважды удалось ему за эти годы отразить нападение Жунуса. Но на этот раз уж очень большое войско собрано его братом. Да и Абдусаид не из тех властителей, которые быстро отказываются от задуманного. Недаром решил коварный тимурид породниться с Жунусом…

Нет, не обойтись в этом случае без союзников, кто бы они ни были.

* * *

Вошел его главный наиб Кастек-бий и доложил, что все приглашенные на совет в сборе.

– А эмир Сеитали тоже приехал? – спросил Иса Буга.

– Да, мы тогда же послали к нему гонцов, когда вы приказали, мой хан.

– И Шейх-Мухаммед?

– Приехал одновременно с ним!

Наиб с удивлением посмотрел на хана, спрашивающего об очевидных вещах. Но, услышав о приезде эмиров, выручавших его в трудную минуту, Иса Буга почувствовал себя уверенней. Он надел поданную ему специальную шапку-корону, всю обшитую золотом и украшенную бриллиантами, взял в руки тяжелую золотую булаву и направился в приемный зал, где проходил совет. Кастек-бий и ожидавшие у выхода приближенные – паруаны последовали за ним.

Когда он вошел в зал, собравшиеся эмиры, бии, султаны, беки и хакимы поднялись с диванов и подушек, низко склонились перед ханом. Иса Буга, как было принято при его дворе, остановился на пороге, сделал широкий приветственный жест рукой:

– Здравствуйте, лучшие, избранные люди!

– Здоровы ли вы, наш великий хан? – дружно зашумели, зашелестели избранные люди.

– Все в руках Аллаха!.. – Хан прошел на свое место, повернулся к гостям. – Добро пожаловать, дорогие сородичи. Прошу всех вас садиться.

Только после этого разогнулись и сели на отведенные места приглашенные на совет. Вместе с ними опустился на серебряный, инкрустированный золотом и драгоценными камнями трон хан Моголистана. Он сидел неподвижно, а весь зал тоже застыл. Три цвета преобладали здесь: белый, голубой и золотой. Все знатные эмиры, султаны и прочие приближенные чингисхановской крови были в голубых кафтанах и белых чалмах на голове. У менее знатных, но являющихся владыками городов и селений, были белые одежды, зато чалмы голубые. А у вождей казахских родов сверкали окованные золотом пояса и ремни. На головах у них были надеты отороченные соболем, куницей или лисицей шапки.

Не в пример другим среднеазиатским ханам и эмирам, в Джагатаевом улусе не было должностей «левой» и «правой» руки хана. Возле самого хана, пониже его, сидел лишь главный наиб. Остальные располагались по занимаемому положению – поближе к хану правители крупных эмиратов, бии и батыры союзных и подчиненных казахских родов, потом хакимы больших городов, служители культа: суфии, ишаны, мюриды.

Иса Буга не стал подробно говорить о том, что и так все хорошо знали, а лишь спросил:

– Что, по вашему мнению, нужно делать, избранные люди: собирать в один кулак единое войско Моголистана или каждый хаким и султан будет принимать единолично бой с неприятелем на подвластной территории? И второе: нужно ли оставить ханскую ставку в мало укрепленном Алмалыке или перенести ее на время войны в крепость Аксу?

Присутствовавшие низко склонили головы, и казалось, что это тяжесть надвигающихся событий давит на них. Все молчали. Привыкшие к самовластью, они лихорадочно подсчитывали выгоды для себя из создавшегося положения. Меньше всего думал каждый из них о положении всего Моголистана или о ханской судьбе.

«Лучше иметь собственного теленка, чем общего быка». В те годы и зародилась эта пословица. И тут вспомнилось Иса Буге завещание Чингисхана, в котором он призывал потомков немедленно уничтожить всякого, который лишь подумает перечить хану. Слишком много воли дал Иса Буга моголистанским владыкам, и теперь, когда наступило тяжелое время, они думают лишь о себе…

Эмир Сеитали нахмурил брови. Оглядев поникшее собрание, он громко сказал:

– О мой хан!.. Простите нас, но ваши неожиданные слова обрушились на ваших слуг, как палица Азраила. Дайте нам время подумать, и мы ответим каждый по своему разумению!

– Пусть будет так! – опустил руку хан.

В зале появился человек с клинообразной бородкой и ровно торчащими в обе стороны усами. Он склонился перед ханом, и тот нетерпеливо кивнул головой.

– Мой хан!.. Еще вечером прискакал гонец с севера, но ночная стража не пустила его в город!

– Пусть войдет!

В тот же момент в дверях появился бородатый крепкий человек средних лет с бронзовым от ветра и солнца лицом. На нем был кафтан из верблюжьей шерсти, подпоясанный широким, с серебряной насечкой ремнем, на ногах дорожные сапоги с расширяющимися кверху голенищами. Придерживая одной рукой тяжелую витую плеть, он прижал другую руку к груди и знак уважения и присел у двери:

– Ассалаумагалейкум!

Пыль покрывала его лицо и одежду. Было видно, что ехал он издалека и мало отдыхал в пути.

– Какого ты рода-племени, человек? – задал хан положенный вопрос.

– Из рода дулат… А приехал к вам, мой хан, по поручению хакима города Джангы почтенного Суюндука-мирзы.

– У меня нет секретов от сородичей. Говори, что хотел передать мне твой хаким?

– Хаким Суюндук-мирза велел передать вам, великий хан, спешное донесение. В пределы управляемых хакимом земель прибыло множество людей во главе с султанами Джаныбеком, сыном Барака, и Кереем, сыном Булата. Люди, пришедшие с ними, из родов аргын, кипчак, найман, керей, уак, есть из родов конрат, алчин и некоторых других…

Огоньки появились в глазах хана Моголистана, и он спросил уже с нескрываемой заинтересованностью:

– Что они говорят?

– Они не смогли ужиться с ханом Абулхаиром и просят у тебя милости, земли для поселения и пастбищ для скота. Пока они остались на том берегу Таласа, а к тебе во главе пятисот нукеров пробираются напрямик через горы султаны Джаныбек и Керей. Я мчался день и ночь другими дорогами, чтобы успеть предупредить вас, мой хан!

– Через сколько времени могут быть здесь султаны?

– Не позже завтрашнего утра, мой хан.

– Сколько же народу на том берегу Таласа?

– Несметное количество, мой хан!.. Когда передние давно уже разгрузили верблюдов и варили пищу, со стороны степи все еще шли и шли караваны. На половину дневного перехода расположились они вдоль берега. Но это еще не все. С горы мне была видна степь. И насколько хватал глаз, двигались по ней кочевья в нашу сторону. Наверное, там их уже живьем стали глотать, в Абулхаировой Орде!

Иса Буга грозно нахмурил брови, и словоохотливый гонец немедленно прикрыл рот. Он понял, что допустил оплошность, и подумал, что «ворон ворону глаз не выклюет». Чтобы обезопасить себя, он опять склонил голову, как бы попросив разрешения продолжать.

– Говори! – бросил хан.

– О мой хан!.. Я передаю лишь заученные мной слова послания своего хакима Суюндука-мирзы. Он так и велел передать вам: «Пусть знает справедливейший из земных правителей и защитник всего народа Моголистана, что причиной переселения казахов на наши земли являются жестокость и притеснения со стороны хана Абулхаира и известная всему миру справедливость нашего милостивого хана!»

Некоторые из присутствующих поняли хитрость гонца и усмехнулись про себя. Хану понравились слова гонца, и он повеселел. Было видно, что известие о приходе казахов повлияло на дальнейшие планы Иса Буги. Он махнул рукой гонцу:

– Ладно, отдохни и выспись. Завтра ты услышишь наш ответ своему хакиму, запомнишь и передашь!

Поняв, что удачным ответом он спас свою голову от сабли ханского палача, гонец воскликнул: «Слушаюсь, мой хан!» – и в ту же минуту исчез за дверью.

Только оказавшись во дворе, гонец вздохнул облегченно, всей грудью. «Кто говорит без осторожности, тот умрет, не болея! – подумал он. – Только дурак умничает перед ханом!»

* * *

Все, о чем поведал гонец хану, было правдой. И то, что народу пришло в Моголистан несметное количество, тоже не было преувеличением.

На четвертый день поспешной откочевки султаны Джаныбек и Керей собрали всех вождей, биев и батыров ушедших с ними аулов. Джаныбек был более красноречив и начал говорить первым.

– Не думайте, что нас ждут с распростертыми объятиями! – сказал султан Джаныбек. – «Ближний не рад, когда ты богат, но когда ты нищий, пожалеет для тебя и пищу». Я не хочу предрекать плохое, но неизвестно еще, как примет нас Моголистан. Поэтому необходимо пройти этот длинный путь и сохранить силы и здоровье. Увидят, что мы сильны, станут уважать, а если придем изможденными, то станут только жалеть. Прогнать, возможно, и не прогонят, но какая радость быть бедным родственником!..

С этого дня, выяснив, что ханские отряды не пошли в погоню, двигались уже медленней, давая подкормиться скоту.

Через неделю Джаныбек и Керей собрали на семейный совет своих сыновей, внуков, многочисленных старших и младших братьев. Султан Джаныбек велел одному из своих джигитов нарезать сноп стеблей таволги, толщина которых достигает толщины рукоятки от камчи. В древних легендах рассказывалось о таком испытании для сыновей. Прежде всего он обратился к старшему сыну Джадику и первенцу Керея – Бурундуку.

– Возьмите по одному стеблю!

Те взяли, сосредоточенно глядя на Джаныбека.

– Переломите их!

С легким хрустом переломились меж сильными пальцами джигитов зеленые прутья.

– Теперь возьмите по два вместе!

Им пришлось приложить усилия, чтобы переломить сдвоенные прутья.

– Возьмите по четыре вместе!

Лишь с помощью колена удалось переломить прутья таволги.

– По шесть! – приказал Джаныбек.

Джадик и Бурундук взяли каждый по шесть стеблей таволги и принялись мять и ломать их со всевозможными ухищрениями. Еле-еле удалось им сделать это.

– Ну а по десять!