Текст книги "Война – дело семейное. Перехват"

Глава 12

Безграмотными в 21-м веке будут не те, кто не умеет читать и писать, а те, кто не умеет учиться, разучиваться и переучиваться.

Элвин Тофлер

Не то чтобы не рада вас видеть, просто не успеваю соскучиться.

N.N.

Джейн Доусон

Я с удивлением огляделась: мы с Тантом вошли в помещение, которое больше всего напоминало рабочий кабинет стоматолога. Небольшая коробка площадью метров в шесть с единственным узким окном, плотно закрытым жалюзи. В самом центре на металлическом пятачке стояло характерное кресло с подголовником, рядом – обычный табурет на тонких ножках. На стене висел ряд шкафчиков, в которых доктора обычно хранили медикаменты. Каждый был заперт на собственный кодовый замок.

– Компьютер, доступ: Фенрир Тант, – сообщил волк с порога, и в ответ послышалось несколько характерных щелчков. Система, разработанная специально для врачебного корпуса МАРАП, разблокировала все, к чему Тант мог обращаться без дополнительных согласований. Очень удобно и сильно экономит время, особенно когда твой пациент истекает кровью, а ты снова и снова вводишь пароли для открытия нужных тебе дверей.

Тант прошел в кабинет и уверенным жестом, словно не в первый раз это делал, достал странный наряд из узкого платьевого шкафа. Протянул мне. Я скользнула взглядом по двум большим кускам белой ткани, соединенным между собой тонкими бретелями на медицинских прищепках, и подумала: «Простыня на завязках».

– Переоденься, – сказал волк, деловито обшаривая следующий, уже навесной, шкаф.

Я быстро стянула свой рабочий комбинезон и надела простыню. Вопросов задавать не стала: скорее, наоборот – почувствовала облегчение оттого, что Тант не приказал раздеться полностью. Никто не меняет форму одетым, если, конечно, не хочет обновить гардероб.

Меж тем Тант подошел к самому дальнему от нас шкафчику и достал оттуда странный аппарат с двумя усиками проводов.

– Присаживайся, – кивнул на кушетку. Я послушно заняла указанное место и скосила глаза на устройство.

– Что это такое? – спросила, заметив, что усики заканчиваются круглыми присосками. Причем не обычными пластиковыми, а с крошечной иглой в центре. Не скажу, что боюсь уколов, но это же Тант! В его руках любая игла выглядит устрашающе.

– Ретранслятор, – объяснил мужчина, усаживаясь на табурет лицом ко мне.

– Что он делает?

Волк сделал задумчивое лицо.

– Никому не скажешь? – спросил тоном прожженного заговорщика. – Ретранслирует!

Я скрежетнула зубами:

– Ну-ка повтори еще раз, почему я должна обучаться именно у тебя?!

Совсем забыла сказать: исключительно чтобы поспособствовать пробуждению в Танте педагога, а не той мохнатой сволочи, которая в нем и так всегда живет, я намекнула, что при необходимости всегда могу брать уроки у другого аристократа. Для примера назвала свою мать. И хотя этот вариант учителя я бы рассматривала в самом последнем случае, Фенрир проникся. Не знаю почему, но ему было важно обучать меня лично.

– Ты ведь знаешь, что волчата очень легко меняют форму? – распутывая провода, принялся объяснять Тант. Я кивнула: то, что дети – своеобразные трансформеры, у которых одно обличье перетекает в другое безболезненно и мгновенно, общеизвестный факт.

– И тебе также известно, что до рождения ребенка именно мать-волчица руководит сменой его ипостаси? – продолжал допытываться Тант. Я снова кивнула, потому что знала, что есть женщины-оборотни, которые предпочитают вынашивать и рожать детей в обличие зверя. Они считают, что так их организм испытывает меньший стресс. Ребенок, разумеется, меняет форму следом за матерью. Волчица не может родить человека. Да и наоборот такое вряд ли получится.

Тант распутал наконец провода ретранслятора, взял одну из двух присосок и приложил к своей шее под скулой:

– Когда мы совсем юные, мы способны менять форму по приказу извне. Потом, со временем, учимся сами управлять этим процессом, и навык теряется. – Волк взял вторую присоску и потянулся к моей шее, но я отшатнулась с такой прытью, что едва не свалилась с кресла. – Не бойся, Джейн. Это совсем не больно.

«Не важно, насколько это больно, но к моей шее ты больше не прикоснешься!» – подумала я и отобрала у него второе крепление. Своей рукой поднесла к месту на стыке уха и скулы, прижала и почувствовала, как тонкая игла прошивает кожу. Однако уже в следующий миг неприятные ощущения исчезли: игла была обработана обезболивающим препаратом.

– Ретранслятор позволит мне отдавать тебе приказ на превращение, – сказал Фенрир, заметив, что я уже расслабилась после укола. – Он станет блокировать сигналы твоего мозга, а вместо этого начнет получать их от моего и передавать тебе. А еще он позволит мне получать ответную реакцию твоего организма. Поскольку твои нервные окончания также будут передавать сигналы мне – в обход тебя.

– То есть ты будешь чувствовать мою боль? – недоверчиво уточнила я.

– В отличие от тебя, мне знаком процесс превращения. Потому я смогу не менять форму махом, разрывая мышцы и захлебываясь от боли, а делать это постепенно, с каждым днем трансформируя их чуть сильнее, до тех пор, пока ты не перевоплотишься полностью. Это, конечно, тоже не самый приятный процесс, зато куда более щадящий.

– Но зачем тебе это? – еще сильнее нахмурилась я. – Я имею в виду: неприятные ощущения, время, которое ты потеряешь, обучая меня, и все такое?

Тант пожал плечами и ввел на панели ретранслятора четырехзначный код.

– Одно из двух, – сказал он с улыбкой. – Либо я идиот, либо ты – моя волчица, которой я хочу помочь.

– Все ясно. – Я откинула голову и на всякий случай прикрыла глаза, готовясь начать тренировку. – Ты – идиот.

Сказать по правде, это была одна из наиболее легких тренировок в моей жизни. В какой-то момент, в самом начале, я задремала, а когда очнулась, Тант сообщил, что на сегодня мы закончили. И отключил ретранслятор. Только тогда я почувствовала дискомфорт: ныли мышцы и связки, не привыкшие к нагрузке. И еще, совсем немного, кости. Но это была приятная боль, которая свидетельствовала о том, как много я сегодня сделала, чтобы добиться цели.

А вот Тант представлял собой жалкое зрелище. Даже после схватки с Касиусом он выглядел лучше. Нет, волк не был покрыт ссадинами и кровоподтеками. Но он был попросту истощен.

Когда я открыла глаза, Фенрир сидел на своем табурете сгорбившись, тяжело дышал и так медленно скручивал провода ретранслятора, будто любое, даже самое незначительное, движение давалось ему непросто. Холеное лицо было мокрым от пота. Волосы слиплись, несколько прядей упало на высокий лоб. На рубашке вдоль позвонка и на груди проступили крупные влажные пятна. На мгновение я попыталась представить на месте Танта свою мать и поняла, что она, скорее, откажется от идеи заполучить в семью аристократа, чем согласится стать моим учителем.

– Как прошла тренировка? – поинтересовалась я, опуская ноги на пол.

Волк перевел на меня усталый взгляд:

– Для первого раза – неплохо.

– Когда будет следующая?

Тант задумался с таким видом, будто пытался просканировать свой организм и понять, когда он будет готов повторить сегодняшний подвиг.

– Через день, – ответил наконец.

– Хорошо, – кивнула я, спрыгивая с кушетки. – Раз мы закончили, я могу идти?

– Да, – кивнул Тант, снова опуская глаза на устройство в своих руках. – Можешь переодеться в комнате медперсонала дальше по коридору.

– Отлично, – обрадовалась я, подхватила комбинезон с ботинками и быстрым шагом направилась к выходу.

Не дошла совсем немного: система даже успела зафиксировать мое приближение и предупредительно распахнуть дверь. А я остановилась на пороге, словно ударившись в невидимую стену, на секунду замерла и оглянулась через плечо. Волк как раз поднялся с табуретки, чтобы распахнуть дверцу шкафа и аккуратно положить на место ретранслятор. А потом, не оборачиваясь, схватил одной рукой полу своей рубашки и стянул ее через голову, не расстегивая.

«Черт подери! – выдохнула я, не в силах отвести глаз от его мокрых от пота, но таких красивых рельефных плеч. Второй раз они заставили меня, как глупую двадцатилетнюю девчонку, задержать вдох. И это мне совсем не понравилось. – Почему я сразу не ушла?!»

И сама же ответила на свой вопрос: потому что я должна была кое-что ему сказать. Даже несмотря на то, что вся эта тренировка была его идеей, а в ее результатах он заинтересован куда больше меня.

– Спасибо, – проговорила негромко и даже как-то неуверенно.

– Я думал, ты ушла, – с толикой удивления отозвался Тант и повернулся ко мне лицом.

– «Semper fidelis», – вслух прочитала я два слова, вытатуированных у него на груди. – «Всегда верен»?

Фенрир ухмыльнулся и присел на краешек кушетки, на которой еще пару минут назад лежала я.

– Знаешь латынь?

– Только несколько фраз, – пожала плечами я, потому что посчитала глупым рассказывать о том, что несколько десятков лет назад едва не украсила свое тело такими же словами. – Немного странно видеть эту татуировку на аристократе, – добавила, почти автоматически делая шаг обратно в комнату, чтобы не держать открытой дверь. – Обычно ее выбирают воины.

– Это сейчас, – ответил волк. – Когда я решил ее сделать, ее еще никто для себя не выбирал.

– Понятно, – ответила я и снова повернулась к двери, но была остановлена быстрым:

– Джейн!

– Да?

Тант отвел руку в сторону, чтобы я лучше видела тату, и сказал:

– Я сделал ее в день, когда решил отказаться от политической карьеры в пользу армии. Дома меня не поддержали, мать вообще грозила отречением. Я знал, что меня ожидает несколько лет постоянной борьбы и скандалов. В глубине души сомневался, что смогу выстоять. И тогда сделал это тату. Чтобы всегда помнить о своем выборе и не отступить, несмотря на сложности.

Я медленно кивнула: такой поступок был мне понятен. В конце концов, кто, как не я, наследница аристократки, смирившейся с тем, что все ее пять сыновей ушли в армию, но до сих пор не простившей «предательства» единственной дочери, мог его понять?

– А какая твоя история, Джейн? – тихо спросил Тант. Я устремила на него задумчивый взгляд, но на сей раз, возможно все еще испытывая благодарность и даже крошечное чувство вины при виде капель пота на его висках, решила сказать как есть:

– Я попросила вытатуировать мне «мудрость», потому что она помогает разглядеть свой путь в жизни, – ответила, склонив голову к плечу. – «Смелость», потому что порой нужна отвага, чтобы идти по этому пути. И «преданность», чтобы никогда не сворачивать с него и не поступаться своими убеждениями.

– Всегда помнить о сделанном выборе? – тихо повторил Тант собственные слова.

Я кивнула, с удивлением ловя себя на мысли, что между нами действительно есть что-то общее. Но это не было умилительным или приятным открытием. Скорее, мысль меня напугала.

«Нет уж! – Я резко прервала свои попытки увидеть в аристократе кого-то большего, чем соперника и наблюдателя. – Фенрир – враг, пока не докажет обратного. А красивая история появления его татуировки доказательством не является. Помни об этом!»

Злая на себя и на свою внезапно проявившуюся сентиментальность, я быстро попрощалась и почти бегом выскочила из кабинета. А тем же вечером, впервые после перерыва в почти тридцать лет, я пошла в салон художественного татуажа. Где добавила себе четвертое слово на махакари, правда, уже на другом бедре: «бдительность». Чтобы никогда не забывать, что некоторых врагов лучше прощать после контрольного выстрела в голову.

Неделю спустя, после четырех тренировок с Тантом, я уже могла, пусть ненадолго и с невероятными усилиями, изменять форму пальцев ног. Почему-то они после обращения болели меньше всего. Фенрир сказал, что это хороший результат, и если мы продолжим в том же темпе, к концу текущего года я смогу полностью превратиться в волчицу.

– Секунд на пять наверняка! – добавил он, заметив мой недоверчивый взгляд. – Прежде чем боль заставит тебя вернуться в привычное тело.

Что ж, на большее рассчитывать было бы слишком самонадеянно: аристократы годами учатся менять ипостаси. И десятилетиями – их контролировать.

– Тебе потребуется меньше времени, – пообещал Фенрир. – Думаю, месяца за три мы даже сможем исправить размер твоего зрачка.

– А цвет? – с надеждой уточнила я.

– Это будет сложнее, – признался волк. – От года до…

– До…? – не выдержала затянувшейся паузы.

– Зависит от цвета глаз, который ты выберешь для своей человеческой ипостаси.

– Голубые! – не задумываясь, ответила я.

Фенрир усмехнулся и выразительным жестом указал на свое лицо:

– Пять лет работы.

– Ничего себе…

– Для волка это самый сложный вариант. Нам легче сделать цвет более насыщенным, чем светлым. И еще сложнее – перейти в другой цветовой диапазон. Самый простой выбор для оборотня – карие глаза.

Я поморщилась – никогда не хотела себе карие. Это так банально. И так похоже на то, что я имею сейчас.

С другой стороны, Тант потратил пять лет, чтобы добиться голубого оттенка. У меня просто не было столько времени! Собственно, у меня и года не имелось – я ожидала, что наблюдатель покинет группу через четыре месяца максимум. Впрочем, это же означало, что я в любом случае буду заканчивать тренировки в одиночестве.

– Я могу принять решение чуть позже? – спросила, понимая, что не прощу себе, если потрачу пять лет на глаза, которые станут смотреться на моем лице так же дико, как сейчас – желтые. Или решу сэкономить время, а в итоге снова начну ходить в очках, потому что самый простой вариант окажется с подвохом, и вместо красивых ореховых глаз я получу какие-нибудь горчично-песочные.

– Конечно, – кивнул Тант. Думаю, он сам не горел желанием начинать эти тренировки прямо сейчас. Глаза – тонкая материя. Их изменение требует концентрации и серьезных усилий. Волк же к концу недели выглядел так, будто каждую ночь вместо сна разгружал вагоны с углем на каком-нибудь отдаленном шахтерском планетоиде. Потому я даже не знала, кто из нас двоих был более рад отсрочке: измотанный учитель или ученица, которая не могла положиться на собственный вкус, а потому ждала того, кто был способен дать дельный совет.

К счастью, ждать пришлось недолго – ровно до конца недели. Когда на Акерон-2 официально завершилась «Весна высокой моды». Тогда же мне позвонила Сташи и напомнила, что Даник возвращается домой. А кто мог лучше помочь с выбором цветовой гаммы, чем профессиональный стилист?

Мы встретились в «Кабачке» после заката, все трое, как в старые добрые времена. Я имею в виду, буквально как в старые времена – в пабе был вечер две тысячи двухсотых годов, а потому посетители нарядились в сплошные перьях. Дурацкая мода начала двадцать третьего века. Я как будто попала на птичий базар, что было бы даже весело, если бы волчий нос не реагировал на перья очень странным образом:

– Даник, я… апчхи!.. очень рада тебя видеть! Ты… апчхи!.. так загорел! И снова покра-а-апчхи! – сил волосы!

Бармен с сочувствием посмотрел, как я в очередной раз подтягиваю солнцезащитные очки, с каждым чихом сползающие на кончик носа, и молча подтолкнул ко мне стопку моего любимого самогона. На трех салфетках. Я благодарно оскалилась ему в ответ.

– Я считаю, тот, кто готовит к показу моделей самой высокой моды, должен выглядеть не хуже них. – Даник с довольной улыбкой провел рукой по высокому ежику серебристых, мерцающих даже в тусклом барном свете волос.

«Пожалуй, это тот редкий случай, когда я даже рада своим очкам», – подумала, глядя, как от очередного блика щурится Сташи.

– Итак! – Даник посмотрел на наши хмурые лица и, видимо, не захотел уточнять, нравится ли нам его новая стрижка. – Меня долго не было, и я по вашим глазам вижу, что здесь успело произойти много интересного. Расскажите все!

Я молча переглянулась со Сташи, мысленным взглядом окинула события последних недель и залпом выпила предложенный самогон. Прислушалась к себе.

– Еще, пожалуйста, – протянула бармену пустую стопку. Но только после четвертого глотка произошедшее стало казаться именно интересным, а не странным, пугающим и, возможно, немного невероятным. – Пожалуй, я начну, – сказала, крепко зажимая переносицу, чтобы сдержать очередной чих. – Я сделала себе новое тату.

– Отлично! – обрадовался Даник: он очень любил татуировки и частенько говорил о том, что вот-вот сделает себе хотя бы одну. Пару раз даже добирался до салона. Но после первого же укола с криком ужаса и боли убегал оттуда прочь.

– Спроси какую, – мрачно подсказала наша штатная стоматолог. У нее самой татуировок было четыре: ласточка, ветка сакуры, два дельфина и человеческий зуб в натуральную величину. Конкретно – резец. На запястье. Жутковатая картинка, от которой покрываются мурашками даже самые стойкие Сташины пациенты.

Даник перевел на меня вопросительный взгляд, и я пожала плечами:

– Слово «бдительность». Там же, где и остальные.

– Ага, – буркнула Сташи. – Очередное слово. Джейн, еще немного, и словарь махакари подаст на тебя в суд за плагиат.

– Погоди, Сташи! – остановил подругу Даник. – Я хочу услышать причину. Что побудило нашу Джейн снова прийти в салон татуажа?

– А ты как думаешь? – воскликнула Сташи. – Фенрир Тант, конечно.

– Наблюдатель?

– Не просто наблюдатель! – округлила глаза подруга. – Еще и судьбой предназначенный волк, как оказалось.

– Сташи. – Я перевела на подругу уничижительный взгляд. – Будь так любезна – заткнись!

– Нет-нет! – протестующе замахал руками Даник. – Сташи, продолжай! Мне кажется, я случайно пропустил гораздо больше, чем планировал.

– Ты вообще ничего важного не пропустил! – прорычала я.

– Мг, – скептически фыркнула подруга. – Кроме того, что лорд Тант внезапно воспылал к нашей Джейн неземной страстью.

– О-у! – Даник окинул меня восхищенным взглядом. – Ничего себе! Признаюсь, когда ты говорила, что найдешь способ избавиться от наблюдателя, я не думал, что ты выберешь именно этот. Но если уж он сработал…

– Да ничего не сработало! – Я громко стукнула пустой стопкой о столешницу, призывая бармена налить мне еще порцию. – И вообще – ничего не было! Никакой страсти. Это… волчий инстинкт! – заявила тоном, который должен был продемонстрировать друзьям, как мало я верю во всю эту чушь с животной любовью.

– Погоди! – прищурился стилист. – Ты о том самом инстинкте, благодаря которому волки в прошлом создавали свои стаи? Который давал им возможность найти свою вторую половинку и прожить с ней в мире и согласии до конца жизни?

– Даник! – рявкнула я. – Хватит молоть чушь!

– Но разве в этом нет доли правды?!

– Для Средневековья, может, и есть! Но сейчас никто не связывает жизнь с тем, на кого укажет какой-то там инстинкт!

– Почему?

– Ну не знаю даже! – с мрачным сарказмом воскликнула я. – Может, потому, что оборотни научились наконец пользоваться еще и мозгом, а не одними только рефлексами!

– Ох, Джейн. – Сташи посмотрела на меня с долей умиления и сочувствия во взгляде. – Даже для человека ты пытаешься быть слишком рациональной. Но любовь ведь не вписывается в рамки логики и здравого смысла.

В ответ я выразительно хлопнула себя ладонью по лбу.

– Хорошо! – сказала, подаваясь вперед, чтобы смотреть подруге прямо в глаза. – Допустим, ты права, и мы с Тантом действительно можем создать свою стаю…

– Крепкую и сильную! – добавила Сташи. – Основанную на общих интересах и взаимной любви!

– Угу, – мрачно согласилась с ней. – На любви, которая будет стоить мне всего. Вот вы сами подумайте! – Я посмотрела по очереди сначала на подругу, потом на Даника. – Лорд Тант ни за что не позволит своей жене служить в армии. Особенно учитывая, что это с самого начала не входило в его планы. Если я выберу его, мне придется бросить команду, положить рапорт на стол Сингуру и уйти в отставку.

– Ну и что же? – удивилась Сташи, которая на самом деле никогда не оказывалась в подобной ситуации. Ее супруг всячески поддерживал амбиции своей энергичной женушки. Да и двое детей нисколько не мешали «кабинетной» работе. Неудивительно, что она не понимала всей глубины моей проблемы и свято верила, что любовь, как в дешевых женских романах, способна победить все. – Неужели ты пожертвуешь семейным счастьем ради карьеры?!

Я пожала плечами:

– Мы всегда чем-то жертвуем, Сташи. Просто нужно понимать, что для нас важнее. Я приняла решение стать солдатом в четырнадцать лет и с тех пор делала все, чтобы так и случилось. Я – мэтр Джейн Доусон и не представляю себя в роли кого-то другого. У меня ничего нет, кроме моей карьеры. И – да, я согласна пожертвовать ради нее очень многим. Даже любовью, в которую меня, как котенка во что-то мерзкое и липкое, тыкает носом этот проклятый волчий инстинкт!

Я выдохнула и откинулась на стуле. Медленно провела подушечкой указательного пальца по ободку своей наполненной до краев стопки. Испытующим взглядом пробежалась по притихшим друзьям.

Ну теперь-то они оставят меня в покое?

– Ладно, золотце, – первым отмер Даник. – Не сгущай краски. Я не верю, что все так безнадежно.

– Правильно! – тут же схватилась за призрачную надежду неунывающая Сташи. – Истинная любовь всегда найдет выход!

Мой лоб с глухим стуком состыковался с деревянной столешницей:

– Бестелесые, заберите меня из этого дурдома!

Даник улыбнулся и мягко хлопнул меня по плечу:

– Будет тебе, Джейн. Не время обращаться к темной магии. Лучше расскажи, как на твою, несомненно, глубоко рациональную полемику реагирует твоя мать? Это ведь она была руководителем той инициативной группы, которая сосватала тебя Фенриру?

Я скосила на друга печальные глаза:

– С Эленор вопрос временно решен. Я ей сказала, что у меня на примете имеется другой кандидат в мужья.

– И она купилась? – удивленно округлила глаза Сташи, которая была знакома с моей дражайшей матушкой и всерьез считала ее не оборотнем, а живым воплощением мифического вурдалака. Вслух, правда, об этом не говорила, но о том единственном визите в дом моих родителей до сих пор вспоминала с содроганием.

– Да я ей с три короба наврала о том, какой он распрекрасный, – доверительно поделилась с друзьями. – С единственным недостатком – на меня недостаточно бурно реагирует. Ну и попросила дать мне немного времени, чтобы добиться его расположения.

– Погоди! – Сташи махнула рукой, едва не отвесив мне звучный подзатыльник. – Ты заставила свою мать ждать?!

Я ухмыльнулась, довольная произведенным на подругу эффектом:

– Ну она вообще-то думала, что я лорда Фенрира имею в виду. Я же образ таинственного незнакомца практически с него списала. Это потом уточнила, что он – воин. Уже после того, как мать дала слово потерпеть со свадьбой. Кстати, странно, что она согласилась на отсрочку, но при этом ужин с Тантами не отменила.

Я с задумчивым видом подперла щеку кулаком.

– Думаешь, она все еще на что-то надеется? – тихо уточнил Даник.

Я передернула плечом:

– Конечно, надеется. Тут и гадать не нужно. Хотя в ее случае правильнее будет сказать «замышляет».

– И что ты будешь делать?

– Ну пока я думаю о том, чтобы вовсе на ужин не пойти, – призналась с очень серьезным лицом.

Сташи с Даником переглянулись.

– Но ведь все равно пойдешь? – догадливо уточнила подруга.

Я поморщилась:

– Придется. Если не хочу, чтобы меня предали родовой анафеме.

– Отлучили от семейного древа? – нахмурившись, уточнил стилист.

– Хуже! На каждом семейном собрании сажали вокруг этого самого древа и пропесочивали мозг!

Даник добродушно фыркнул:

– Я, наверное, никогда не пойму вас, волков. Тебе шестьдесят лет, а матери слово поперек сказать не можешь. Да у нас не каждый подросток так родителей слушается, как ты своих!

– Ага! – поддакнула Сташи. – Все у них с этими стаями не как у людей.

– Вот здесь, пожалуй, соглашусь. – Я протянула бармену стопку, дождалась, пока он ее наполнит, залпом выпила жгучий самогон, который сегодня наотрез отказывался хоть как-то влиять на мой организм, и повернулась к Данику. – Как ты думаешь, какого цвета глаза мне пойдут?

– Серебристого! – не задумываясь, ответил стилист, любовно проводя ладонью по своему новоприобретенному хохолку.

Я поджала губы:

– А если без фанатизма?

– То есть фиалковый тоже не предлагать? – с улыбкой уточнил мужчина. – С чего вдруг такой странный вопрос?

Вот тут я, признаться, с ответом замешкалась. Не хотелось снова возвращать разговор к Танту: он и так сегодня преимущественно вокруг него вертелся. Но и врать тоже не хотелось: друзья все-таки. Потому сказала уклончиво:

– Решила заняться саморазвитием и перенять пару приемчиков аристократов. Надоело пугать народ желтыми глазами.

– Ого! – воскликнула очень эмоциональная сегодня Сташи. – Вот это ты молодец!

– Не спорю, – кивнула, думая, лить в себя следующую порцию самогона или смириться с тем, что на этой вечеринке я не опьянею. – Только это не так просто: изменить цвет радужки. Плюс у меня еще с размером зрачка проблемы… в общем, идея хорошая, но приемлемый результат будет не скоро.

– Ну, знаешь ли… – Подруга театрально развела руками. – Как говорила моя прабабка: «Без труда не вытащишь рыбку из пруда».

Я перевела на нее удивленный взгляд: не знаю, что там насчет труда, но, после того как все озера, в которых водится рыба, признали государственными заповедниками, рыбалка в принципе стала проблематичным занятием. А без специального разрешения, которое раздобыть сложнее, чем каплю нефти на луне, еще и опасным: рейнджеры частенько оценивают жизнь рыбы выше жизни рыболова.

– Не бери в голову, – правильно поняла мое затянувшееся молчание Сташи. – Мы полностью поддерживаем твое стремление к самосовершенствованию. Даже если для этого потребуются годы кропотливой работы.

– Что значит «если»? – не поняла я. – Это и займет годы. Разница только в конкретном количестве: один год уйдет на то, чтобы добиться карих глаз. И около пяти – голубых.

– А решение нужно принять прямо сейчас? – поскребла в затылке Сташи. Я кивнула. – Да уж, задачка. Это ж один раз ошибешься – и пять лет насмарку.

– Вот поэтому мне и нужна ваша помощь!

Подруга как-то неуверенно умолкла, сканируя взглядом мое лицо, но тут в разговор вступил доселе молчавший Даник:

– У меня, кажется, есть идея. Золотце, что, если мы проведем эксперимент? Вот ты вообще к какому цвету склоняешься?

– Пока к голубому, – призналась не очень убежденным тоном.

– Отлично! Такая краска у меня как раз есть.

Я хлопнула ресницами: краска?

– Сыворотка. Новейшая разработка в модной индустрии! – радостно объяснил Даник. – Только в этом году первый раз использовали. Вещь дорогая, но вроде бы не опасная.

– Вроде бы? – переспросила я. Стилист пожал плечами:

– Ну модели, по крайней мере, не ослепли. А на тебе, оборотень ты наш драгоценный, вообще все быстро заживает. Ой, не смотри на меня так, я просто пошутил! – хохотнул Даник, заметив, как вытянулось мое лицо. – Сыворотка абсолютно безопасна. К тому же мы не будем менять тебе цвет глаз каждые тридцать секунд, как это происходит на модном показе. Дадим по капельке голубого на каждую радужку, а через шесть часов он в ней сам растворится. Хочешь? Учти: это редкая возможность! На рынке такой сыворотки еще нет.

– Соглашайся, Джейн, – подтолкнула меня под локоть Сташи. – Тем более у тебя появится отличная возможность изучить реакцию толпы на свои новые глаза!

– Я не стану выступать перед толпой, чтобы понять, идет ли мне голубой цвет! – возмутилась я. Тант, конечно, обучал меня навыкам аристократа, но только в пределах внешности. Политическую карьеру я делать не собираюсь и тратить время на развитие соответствующих способностей – тоже!

Но Сташи, похоже, имела в виду что-то другое.

– Тебя ждет семейный ужин, Джейн! – напомнила она. – Разве они – не лучшие из возможных судей?

– Точно! – воодушевленно потер ладоши Даник. – Это будет твой личный бенефис, золотце! А чтобы ты наверняка произвела впечатление, я сам займусь твоим внешним видом: подберу платье, перекрашу глаза, уложу волосы…

– Ну-ну, – скептически хмыкнула я, демонстративно дергая себя за торчащую прядь. – Хотела бы я на это посмотреть.

Друг хищно оскалился:

– Золотце, я профессиональный стилист! Если я говорю, что уложу твои волосы, то будь уверена: они лягут так, как мне нужно!

Пожалуй, только поэтому я и согласилась: хотела проверить, удастся ли другу справиться с моим бессменным «кустом» на голове. Ну и как приятное дополнение, теперь семейный ужин больше не казался скучным занятием. Признаться, я даже воодушевилась. Мне давно не доводилось надевать красивые платья: все больше брючные костюмы, шлемы и камуфляж. Приятно было думать, что в кои-то веки мать не станет читать нотации хотя бы о внешнем виде.

А крамольную мысль о том, что неплохо было бы произвести впечатление не только на Эленор, но и на кое-кого еще, я отбросила сразу. Ведь мне было все равно, что подумает обо мне Брагислава Тант. Равно как и ее попавший под эффект инстинкта сын!

Я подняла жадный взгляд на отражение в зеркале и не узнала себя.

– Нравится? – спросил Даник, угрожающе щелкнув ножницами. Я открыла рот, но с ответом не нашлась, а потому только неуверенно кивнула. Сказать, что я не ожидала такого результата от двухчасовой работы профессионального стилиста, – это ничего не сказать. Нет, сначала он честно пытался уложить мои волосы в прическу. Ножницы появились позже. И вот теперь на меня смотрела женщина с огромными, немного испуганными голубыми глазами, высокими скулами, узким носом и отвисшей от полноты впечатлений челюстью. А на ее голове было куда меньше волос, чем когда я смотрелась в зеркало в прошлый раз: каре исчезло, короткие темные пряди аккуратно лежали на висках, затылок был выбрит. Зато появилась длинная рваная челка, которой, надо признать, даже шла ее обычная лохматость.

– Ну так что?! – требовательно повторил Даник. – Ты довольна? Сама же всегда мечтала избавиться от куста на голове.

– Но не таким же образом, – осторожно возразила я. Во-первых, спорить с тем, у кого в руках холодное оружие, пускай и в виде обычных ножниц, было как-то страшно. А во-вторых, пусть я себя и не узнавала, но эта женщина в зеркале начинала мне нравиться!

– А я вам платье принесла… – Сташи замерла на пороге, на вытянутых руках удерживая упомянутый наряд. Облегающее, с юбкой годе до пола, без бретелей, насыщенного синего цвета, платье, как клятвенно заверил Даник, прекрасно оттеняло мои новые глаза. Даже жаль, что оно было не моим – друг одолжил его на один вечер у знакомого модельера. Такой туалет стоил целое состояние, а я слишком редко ношу платья, чтобы раскошеливаться. Хорошо, у меня хотя бы туфли для него нашлись – жутко неудобные лодочки на высоком каблуке «стилете», купленные, кажется, еще в прошлом веке. А вот подходящий клатч пришлось искать в кладовых Сташи: она, в отличие от меня, просто обожала дамские сумки.