Текст книги "Третья молодость"

Дети вернулись из отпуска и прокрались в дом с заднего крыльца. Kapo, увлёкшись игрой во дворе, влетела, когда они уже сидели. Она ужасно разнервничалась, вздыбила шерсть, но что-то тут не клеилось. По-видимому, запах дома и запах врагов оказался тот же самый, это её дезориентировало. Kapo убежала из дому и не хотела возвращаться. Ночь провела во дворе, в квартиру вошла лишь на следующий день, когда я приехала и села за стол близ открытой двери. Она вошла, припадая к полу, и улеглась под моим стулом. Молча пролежала так часа два, потом осторожно выползла, ткнулась к Ежи, обнюхала его и лизнула в руку. Признала в нем вожака.

Об одной лишь Kapo я могла бы написать целую книгу, до сих пор с ней сто утешений и радостей, но и тяжкий Господень крест. Каким-то таинственным образом она узнавала родственников, Тересу и Тадеуша встретила очень спокойно, а на Лильку даже не гавкнула.

В самом начале шампиньонной эпопеи, ещё осенью, у моего сына случилась беда. Он закупил объект вместе с персоналом, в том числе с прекрасным управляющим, взявшим на себя три четверти работы. И этот управляющий скоропостижно скончался – отказало сердце – на комбайне с удобрением.

Мы с Марией как раз приехали в гости. Я позвонила у калитки, кто-то открыл, мы вошли. Через двор бежала Ивона.

– Езус-Мария, мама, пан Станислав, кажется, умер! – крикнула она, очень встревоженная. – Бегу звонить в «скорую»!

– Где он? – крикнула Мария и тоже бросилась бежать.

Я обежала дом следом за ней. Пан Станислав сидел на комбайне в странной позе, вокруг собрались люди. Мария сорвала с себя куртку, влезла на комбайн, потребовала помощи, пана Станислава уложили, и она принялась делать массаж сердца. Ничего не помогало. Не помню, упоминала ли я где-нибудь о её профессии: Мария доктор медицины. Она не щадила усилий, но без всякой пользы – было слишком поздно, пан Станислав скончался уже минут десять назад.

В суматохе Мария куда-то исчезла. Я обнаружила её в гостиной, она сидела на диване совершенно зелёная. Мне сделалось совестно, что я разрешила ей лезть на комбайн да ещё и просила об этом. Нашла я коньяк и влила в неё это единственное пользительное средство, подвернувшееся под руку. Через четверть часа она обрела нормальный вид.

После смерти пана Станислава вся работа легла на плечи сына. Другого хорошего управляющего Ежи так и не удалось найти, и рабочий день у него продолжался с пяти утра до полуночи. У Ивоны почти то же самое. Выдержали они два с лишним года, после чего ребёнок вернулся к своей исконной профессии.

* * *

Мать снова начала выкидывать канадские фортели: ребёнок её забудет, съедобные продукты есть только в Канаде и т.д. Я вообще-то собиралась в Канаду, только несколько позже, на конгресс. Не могла же я разъезжать без конца туда и обратно. Но матери так хотелось к Тересе, что она готова была двинуться в путь и одна.

– Если ехать, то в июле, позже я не поеду, – за явила она.

А был уже конец мая.

– Ты хоть отдаёшь себе отчёт, где живёшь? В какой стране? Как я оформлю тебе все за месяц?

Мать не знала как, но ей приспичило, и все тут.

Я позвонила Тересе. Приглашение пришло за три дня с человеком, летевшим в Варшаву. Тереса пыталась протестовать – у Тадеуша был инсульт, угрожавший зрению. Он выбрался из тяжёлого состояния, но нуждался в уходе, и Тереса попыталась отложить визит сестры на некоторое время. Быть может, до будущего года. Я не скрывала состояния матери и откровенно призналась, что в будущем году она, скорее всего, не сможет предпринять такое путешествие. По совести говоря, кем-то из них я вынуждена была пожертвовать, матерью или Тересой. Пожертвовала Тересой. И ей пришлось тяжело.

Совершенно убеждённая в безнадёжности предпринимаемых усилий, я начала хлопоты, просто чтобы ни в чем не упрекать себя. И произошло невероятное.

Паспорт матери я вырвала из заветного окошка уже после закрытия бюро. Такого в принципе никогда ещё не случалось. В Канадском посольстве я провела всего лишь час, тогда как нормальные люди ночевали там по трое суток.

– Сегодня так мало людей, – сообщил мне охранник у двери.

В зале польских авиалиний «Лёт» вообще не было ни души. Мрачная девица одиноко сидела в кассе брони, другая столь же одиноко в билетной кассе. На двадцать четвёртое июля нашлось несколько мест, можно было купить билеты. Шесть миллионов я при себе не носила – столько стоил тогда билет, – и девица из кассы брони посоветовала выписать билет и ехать за деньгами, тогда место останется за мной наверняка. Я последовала её совету, обернулась за полчаса. В «Лёте» уже собралась огромная толпа. Я прорвалась к билетной кассе и получила выписанный билет без очереди.

В банке я оказалась в пятницу – очередь на три часа, не меньше, но тут я случайно узнала: на завтра приходится рабочая суббота. Приехала в субботу, за десять минут получила деньги и разрешение на вывоз. Только диву давалась: что же происходит? Некая таинственная сила устраивала отъезд моей матери!

Вылетела она двадцать четвёртого июля, в день своих именин. Я договорилась со всеми: за ней присматривали пять стюардесс, носильщик ходил около неё осторожно, боясь дохнуть, чужой парень обязался присмотреть за багажом в Монреале и своё обещание выполнил. Теперь можно было надеяться, что мать полетит по высшему разряду.

Когда мы сидели в зале ожидания, она вдруг сказала:

– Спасибо тебе, дочка.

Я испугалась. Святые угодники, что с ней стряслось?

– В чем дело? – взъерепенилась я. – Что случи лось? Ведь ты же сама хотела лететь?

– Да ничего не случилось, я действительно хотела слетать, так что большое тебе спасибо.

Я окончательно одурела, не понимая, в чем моя вина. Ведь все сделано по её желанию, тогда к чему этот разговор?!

– Для меня это самый прекрасный подарок к именинам, – торжественно заявила мать. – И я искренне тебе благодарна.

С трудом и не сразу до меня дошло – в кои-то веки мне наконец-то удалось осчастливить свою мать. Потом из Канады я получила от неё письмо – она была довольна и в хорошем настроении. Прочла я письмо совершенно ошарашенная и задумалась: как же такое небывалое настроение выдерживает Тереса?

Впоследствии Тереса призналась: она пережила один из худших периодов в своей жизни, включая и годы войны…

Затем я полетела на конгресс в Торонто.

Я слишком долго путешествовала как все нормальные люди, ясно, что какие-нибудь эксцессы должны были приключиться. Летела я скандинавской авиакомпанией «Сас». С тех пор я больше «Сасом» не летаю. Придётся переждать несколько лет: может, они про меня забудут. На обратном пути я сбежала у них с самолёта.

Но туда получилось ещё смешнее. Промежуточная посадка была в Копенгагене, надо было пересаживаться на другой самолёт. Я спокойно ждала, хотя посадку все не объявляли. Наконец ко мне подошёл служащий аэропорта и спросил, не соглашусь ли я полететь следующим рейсом: у них сломался компьютер и вышло недоразумение. В качестве неустойки мне вернут двести долларов.

Двести долларов тоже деньги. Я обдумала ситуацию, которая складывалась следующим образом.

Роберт как раз менял квартиру. Я ещё не знала ни его нового адреса, ни телефона. Мы договорились, что он приедет за мной в аэропорт Торонто; я лечу авиакомпанией «Сас», час прибытия известен. Если опоздаю, осложнения неизбежны, а конгресс начинается только через три дня.

Я согласилась на замену, лишь настоятельно просила разыскать по радио моего сына и передать ему, что лечу другим самолётом.

Не прошло и часу, как ко мне прибежали снова: есть прекрасный самолёт, прямой, через Лондон, вылетает немедленно. Мне без разницы, могу лететь и через Лондон. В Лондоне я оказалась раньше, чем обо мне предупредили, и служащая пропустила сперва пассажиров до Токио. После чего выяснилось – на самолёт до Торонто я не успеваю, надо ехать на другой терминал. Девушка осведомилась, обязательно ли мне лететь сегодня. Да, обязательно. Что ж, можно и сегодня. Но в Бостон.

Я согласилась: во всяком случае буду уже по другую сторону Атлантики. Меня разбирало любопытство, что предложат в Бостоне – Йокохаму или Ванкувер. Если Ванкувер, соглашусь. По крайней мере буду уже в Канаде.

В самолёте у меня хватило ума раздеться. Я поснимала с себя все, вышла с голыми ногами, в юбке и блузке, представляя, что меня ждёт. И не ошиблась – сухой зной дохнул, словно из доменной печи. Позже я узнала: как раз подул ветер из Невады и принёс жару.

В Бостоне я сориентировалась быстрее, чем в Лондоне. Меня в темпе перевезли на другой терминал, а по дороге я взглянула на Бостон, он мне даже понравился. Больше неожиданностей не случилось, я попала на рейс в Торонто.

В Торонто я очутилась без малого в полночь, опоздав на шесть часов. Роберта не было. Интересно, а где же мой багаж, летевший прямиком по назначению? Совершенно случайно, по закону невероятного везения среди служащих аэропорта оказалась полька. Я рассказала ей все свои злоключения.

– Господи! – воскликнула девушка. – Ваш багаж на третьем терминале, там, где приземляется «Сас». Есть автобус, поезжайте поскорее! Там работают только до двенадцати, но вдруг да успеете! А я тем временем поищу вашего сына.

Я поехала, получила багаж в последнюю секунду и вернулась. Девушка кончала работу тоже в двенадцать. Ждала она только меня. Роберта отыскали по радио, известили его о моем прибытии, он уже выехал. В аэропорте его вызывали не с терминала «Caca», a на три километра дальше, оттуда, где приземляются самолёты британских авиакомпаний, потому как сообщение пришло из Лондона.

Дети ждали меня в шесть, я не появилась. Они вернулись домой и позвонили в Варшаву. В моей квартире находилась Юлита, племянница Марии (в данный момент соиздатель этой книги). Разбудили её в два часа ночи и сообщили о моем исчезновении. Юлита, к счастью, не впала в истерику и не стала обзванивать родственников, беспокоилась одна. В половине седьмого утра её снова подняли с постели сообщением, что я нашлась.

Начался конгресс. Я приехала в гостиницу, и сразу пошла неразбериха из-за ошибки в высланных ранее анкетах, и меня поселили вместе с какой-то дамой. Я запротестовала, требуя отдельный номер. Жить вдвоём не согласилась бы все равно – ненавижу сам принцип совместного проживания. Я совершенно точно заплатила за отдельный номер, они опять что-то напутали, потребовали доплатить шестьсот долларов, потом триста, потом оказалось – ничего доплачивать не надо. Короче, все запуталось окончательно. Я разозлилась, позвонила Эльжбете и свалилась ей на голову.

Её муж, Стефан, уже умер. Как раз в тот момент, когда мы вдвоём с матерью впервые летели в Канаду. Тереса приехала в оттавский аэропорт чуть не сразу с похорон. Мне сообщили, что Стефан болен, я надеялась повидаться с ним, хотела вылететь раньше. Естественно, не нашлось мест.

Сейчас квартира Эльжбеты пустовала. Её дочь, тоже Моника, уехала на каникулы, остался только жених, к коему я отнеслась с подозрением: он не пил пива, не курил, не ел мороженого, по паласам на полу ходил босиком и вообще был слишком уж правильный. Однако тишина и спокойствие в доме продолжались недолго, Эльжбета уже начинала сходить с ума – намечалось торжество по поводу годовщины свадьбы её родителей. По моим подсчётам получалось пятидесятая – золотая свадьба. Только меня тут не хватало. Прожила я у неё три дня и переехала в гостиницу: на следующий день к Эльжбете приезжали родственники, а в гостинице тем временем выяснилось – доплатить следует всего сорок пять долларов. На такую уступку я пошла.

Конгресс продолжался неделю, в Канаде я прожила месяц. Больше времени провела у своих детей, чем у Тересы, что вполне понятно.

Моя внучка Моника занималась каратэ, и не из каприза, а по необходимости. Тяжкая для других, Монике эта необходимость доставляла удовольствие.

В Канаде похищают детей. Мне казалось, что толки на этот счёт весьма преувеличены. Так вот – ничего подобного, все правда. Только за время моего пребывания похитили шестерых. Я видела снимки в прессе, на стенах, по телевизору. Похищенных вывозят в Штаты с чудовищной целью – для услады извращенцев и для пересадки органов. Детей содержат в прекрасных условиях, а в случае надобности изымают необходимый орган. Все как бы об этом знают, но не похоже, чтобы удалось существенно изменить положение…

Похищение всегда совершается незаметно, без шума и эксцессов. Ни разу не случилось так, чтобы похититель догонял убегающего ребёнка. Именно поэтому Моника занялась каратэ, уже в восемь лет она умела делать забавное, едва заметное движение локтем и наносила неожиданно сильный удар под ложечку, так что на момент у человека перехватывало дыхание. А речь ведь шла вовсе не о том, чтобы убить похитителя, требовалось лишь выиграть время для бегства. Перед самым моим приездом широкую огласку получила история мальчика, спасшего девочку, свою подружку, чуть постарше, лет восьми, а мальчику было лет шесть. Он набросился на похитителя самым невоспитанным и грубым образом – вопил, кусался, царапался и пинал его во все места. Подонок не выдержал, бросил девочку и смылся.

Расстроенная Зося совершенно справедливо решила, что не станешь же водить ребёнка за руку всю жизнь, надо защитить дочь как-то иначе. Придумали каратэ. Моника приняла идею с восторгом, у неё оказались способности. Сейчас она получила уже красный пояс и золотую медаль на отборочных соревнованиях в Оттаве.

Возможно, я оказала на Монику некоторое деморализующее влияние. Я снова вытащила Роберта на рысистые испытания, с нами поехали и Зося с Моникой. Спасло нас только чудо: мы закончили игру, получив по сто двадцать долларов. Иначе Зося никогда бы мне этого не простила. Зато в моей внучке загорелся интерес.

Жить в Канаде я не осталась бы ни за какие сокровища, особенно в Онтарио. Не говоря уже о климате (хотя в конце концов есть кондиционеры). Да они все там с ума посходили! Не жизнь, а сплошные запреты! Мне пришлось записать, чего в Канаде нельзя, поскольку все запомнить немыслимо.

Курить почти нигде.

Распивать спиртные напитки в общественных местах.

Превышать скорость сверх ста километров даже на совершенно пустой автостраде.

Выбрасывать мусор когда тебе угодно, а только в определённые дни и часы.

Предаваться азартным играм.

Ставить на Рождество настоящую ёлку, а не искусственную.

Бить детей.

Покупать и употреблять алкоголь раньше одиннадцати утра. Точь-в-точь как у нас во времена минувшего строя!

Общественным местом считается все, за исключением ресторана и собственной квартиры. Нельзя, к примеру, запивать пивом колбаски у озера – полиция ходит и проверяет. Я опозорила собственного ребёнка – меня застали за открытой банкой пива. Не влепили штраф же только потому, что банка оказалась одна, в чем их заверил Роберт. К счастью, он не знал – у меня было припрятано ещё несколько.

Какой-то тип на улице шлёпнул своего родного ребёнка, второй тип, проходивший мимо, обвинил его в избиении детей. Против изверга отца возбудили судебное дело и наказали штрафом.

Тересин мусор мы довозили от озера почти до Гамильтона, потому как над рвом для сжигания мусора висело объявление: «Выбрасывать и уничтожать мусор разрешается только в шесть утра». Спятить можно!

Кроме того, таких толстенных баб, как в Канаде, я не видела даже в Советском Союзе. При своих габаритах они демонстрировали полную, прямо-таки трогательную непринуждённость. Молодая дама – объём талии два метра – делала покупки в свободном наряде: сверху кофточка типа майки, штанишки в обтяжку в черно-белую клетку, узкие в коленях (на ней, правда, негде сужаться). На ногах тапочки – точно такие, какие я, вернувшись домой, выбросила на свалку. В доме, где раньше жили Роберт и Зося, обитала дама, занимавшая буквально половину лифта на девять человек. Я всячески старалась проявить хорошее воспитание, но понапрасну – глаз от неё не могла оторвать.

Впрочем, стоит ли удивляться: жратва превосходная, люди едят до отвала и жиреют преимущественно за счёт еды, всяких иллюзий насчёт болезней и прочих вредных факторов питать не приходится. Возвращались мы с детьми как-то в воскресенье с экскурсии, решили – дома готовить неохота, перекусим где-нибудь по дороге. Встретили забегаловку для водителей, нашли место на стоянке.

Забегаловка оказалась очень симпатичная, даже магазинчик с сувенирами имелся. За восемь с половиной долларов ешь, что хочешь. Плюс кофе и чай в неограниченном количестве. Каждый из нас взял мясо, картофель, салат. Все аппетитное, выбор большой. Наряду с основными блюдами десерт – шоколадный торт со взбитыми сливками. Вошла местная жительница, одна из этих раскормленных, мы тут же заинтересовались: что она будет есть. Сидела она недалеко от нас.

Мы ели по возможности медленно, присматриваясь к подопытному объекту прямо-таки в ошеломлении. Когда мы собрались уходить, она уплетала четвёртую тарелку с верхом. Не знаю, слопала ли она пятую, а вот за торт на десерт ручаюсь. Дама себя не щадила, это уж точно. Как тут не растолстеть!..

Уезжала я из Канады тоже с приключениями. Решила на несколько дней остановиться в Копенгагене, чего делать не разрешалось. Существовало какое-то соглашение между авиакомпаниями «Сас» и «Лёт» – в Канаду и обратно лететь без пересадок. Если задержишься, плати. Я возмутилась: почему меня заставляют летать не так, как хочется? Болтаться в воздухе и без того удовольствие маленькое – одни русские «смертники» чего стоят, или наш «Коперник», да и авария в Кабацком лесу ещё не забылась. Вся изведёшься, пока долетишь до места. Ну а уж если тебя принуждают…

– Мать, вот бы меня попытались принудить, – обрадовался Роберт. – Уж я бы устроил представление – до конца жизни возили бы даром! В аэропорте меня ожидала бы « Скорая», как пить дать развился бы невроз, и платили бы мне как миленькие за ущерб, нанесённый здоровью. Ну сделай так, чтобы тебя принудили!..

Да я вовсе такого не хочу! Я предпочитаю сбежать. С этой целью я отправилась лишь с ручным багажом. Взяла самую маленькую сумку в полной уверенности, что Алиция снабдит меня всем необходимым: халатом, полотенцем и тапочками. В сумке оставила самое нужное, остальное отослала через польский сервис «Посылки в Польшу». Сервис работал прекрасно, все прилетело в Варшаву раньше меня.

Багаж был небольшой, но впервые в жизни меня проверяли – рентгеном. Таможенник вежливо задержал мою сумку: везу что-то подозрительное – длинное, металлическое. Меч?.. Нет, меча я не покупала. Ключи?.. Нет, ключи короткие, к тому же они в сумочке…

И вдруг вспомнила: портновские ножницы с зубчиками для тёти Яди! Я купила их в последний момент и не успела отправить польским сервисом.

– Я плохо говорю по-английски, не знаю, как это называется, вот такое…

Я взяла таможенника за воротничок и энергичным жестом, подкреплённым словами, изобразила – чик, чик, чик. Таможенник возразил: по-английски я говорю прекрасно, однако он все-таки желает удостовериться. Вещи укладывал Роберт, незаурядно одарённый в упаковке багажа. Я сразу же представила, что после досмотра сумку закрыть уже не сумею и половина барахла останется в руках. Ножницы все-таки пришлось извлечь. Вытащили мы их с усилием. Таможенник побежал к рентгену, подтвердившему – да, то самое. К счастью, таможенник попался тоже незаурядно одарённый, и общими усилиями нам удалось сумку закрыть.

В Копенгагене я получила двести долларов неустойки за вынужденный полет в Лондон и Бостон и поехала к Алиции, не дожидаясь, пока меня начнут разыскивать по радио – вдруг нервы не выдержат. Кроме того, мне вовсе не улыбалось околачиваться в аэропорте три часа. Фирма, правда, ко мне потом не придиралась, тем не менее не сомневаюсь, восстановила я их против себя надолго.

– Алиция, какие красивые женщины в Дании! – обрушила я на неё свои восторги. – Какие элегантные, ухоженные!..

– Слушай, откуда ты прилетела? – подозрительно осведомилась Алиция.

– Из Канады.

– А, из Канады… Понятно.

Смену нашего государственного строя я встретила у Алиции. Сидели мы у телевизора и смотрели, как осчастливленный демократией народ пер из ГДР через берлинскую стену.

– Ну наконец-то стронулось, теперь все снесёт лавиной, – удовлетворённо отметила я.

– Дура ты! – нервничала Алиция. – Русские пустят танки! Так они и уступят! Оптимистка!

– Вот увидишь, – заверяла я. – Их империя тоже развалится, весь этот строй полетит к чертям собачьим.

Алиция со мной не спорила, что с кретинки возьмёшь. Дальнейших её наблюдений и выводов не знаю, потому как я уехала, и очередные события она переваривала без меня. Впрочем, не сомневаюсь, что сориентировалась в ситуации она довольно быстро.

* * *

Надо бы покончить с рассказом о Канаде, хотя хронологически я опять забегаю вперёд, минуя ранние события, подчас печальные и страшные. Все беды перечислю позже, скопом, чтобы не слишком акцентировать на них внимание.

В третий раз дьявол понёс меня в Канаду на книжную ярмарку. Ладно, не дьявол. Меня пригласили раздавать автографы и выступать в средствах массовой информации. На сей раз путешествие обошлось почти нормально, если не считать воздушных ям в тот момент, когда развозили столики с едой. Мне на колени свалились две стопы стаканов и три бутылки с напитками, в руке я держала помидор. Когда тряска прекратилась, в пальцах остался только хвостик от помидора. Меня заинтересовало, куда подевалось все остальное, – на мне новая юбка, и если помидор плюхнулся на сиденье, ни к чему хорошему это не приведёт. Однако под собой я его не обнаружила, он пропал без следа.

Но светопреставление началось лишь по прилёте. Меня ждали типы с ярмарки, незнакомые, а посему мы договорились – они будут маршировать по залу с плакатом «Иоанна Хмелевская». Тем временем негр из паспортного контроля ни с того ни с сего загнал меня отдел в иммиграции.

Тут моё доброе отношение к неграм весьма поколебалось. Когда-то один из них оказал мне услугу в парижском метро, сообщив, что меня обокрали. Без него я не вернула бы даже кошелька. Зато другой отравил мне жизнь в Канаде. Черт знает, чем я ему не приглянулась, хотя ясно и понятно объяснила: приехала на две недели подписывать собственные книги. Может, он читать не любил?..

В отделе иммиграции я прождала два с половиной часа, испытывая адские муки. Жара дикая, сесть негде, курить нельзя, а жажда мучила, как в пустыне. Спокойно я, конечно, не ждала, о нет, такое со мной не пройдёт! Я скандалила сразу на двух языках, а что толку? Согласились: да, какая-то ошибка, но ничего не поделаешь, надо выяснить у служащего в окошке. В очереди у окошка каждый торчал целые века, я разузнала – там стоят русские, цветные и двое мальтийцев – не маленькие болонки, а молодые мужики с Мальты, которым захотелось провести двухнедельные каникулы в Канаде и они никак не могли понять, почему оказались среди иммигрантов. Я бы им могла объяснить – у Мальты красные паспорта, почти как советские, а негр в паспортном контроле, по-видимому, руководствовался цветом.

Подошла моя очередь. У окна я провела одну минуту, ошибка очевидная, да что толку: ожидавшие меня типы наверняка давно удалились в полной уверенности, что я не прилетела. Спасти мать мог только ребёнок. Я позвонила Роберту.

– Мне очень неприятно, ребёнок. Раз в жизни я понадеялась на везение, да понапрасну. Садись в тачку и приезжай за мной.

Получила я багаж, взяла тележку, сняла Ивонину меховую куртку (собственное пальто показалось мне для путешествия недостаточно элегантным), отправилась в бар и наконец села. Получила пиво, закурила и принялась шевелить мозгами: как оповестить организаторов ярмарки, что я все же приехала.

Доступа к ним никакого. Выработала я такую тактику: позвоню в Варшаву Ивоне, пусть сходит ко мне домой, найдёт телефон варшавской секретарши оргкомитета, позвонит этой секретарше и даст ей телефон Роберта. А секретарше следует, в свою очередь, позвонить в Канаду и продиктовать телефон Роберта. Ничего более простого я не придумала. Пока я старалась вычислить время, добавляя по шесть часов в обе стороны, увидела типа, околачивавшегося в толпе с огромным листом бумаги. Меня как подбросило. Помчалась посмотреть – ну конечно же, Хмелевская!

– Вы туго соображаете! – сурово выговаривала я ему. – Что вы тут делаете с этим плакатом? Все пассажиры ушли три часа назад, а другого самолёта из Польши нет. Ясно же – я не приехала!

Он обрадовался ужасно. Вот именно, понял, что я не приехала, побежал звонить шефам, а они велели вернуться в аэропорт и ждать. Вот он и ждёт, раз велели.

Теперь мы принялись ждать вдвоём – Роберт уже выехал и вернуть его я не могла. В итоге первые два дня я провела у детей в Гамильтоне, а потом перебралась в Торонто. Это оказалось совершенно бессмысленным: пока я жила в Гамильтоне, ярмарка работала в Торонто, а когда я приехала в Торонто, она перебралась в Гамильтон. И все время меня возили туда и обратно.

В Торонто меня подбросили дети, ехавшие в Оттаву – у Моники были соревнования по каратэ. Гостиницу мне вроде бы заказали.

Польская гостиница, только-только открытая. Хозяйка пришла в польский центр и попросила присылать ей клиентов. Центр охотно пошёл ей навстречу и прислал меня.

Мы подъехали. Элитный район вилл. Я сразу засомневалась: на пологом склоне, цветов, правда, много, но транспорта никакого, нет ни магазинов, ни киосков, одни лишь виллы в зелени, а до нормальной улицы с автобусами по меньшей мере два километра. Отыскали мы нужный номер.

В доме горел свет, а человеческого присутствия не обнаруживалось. Все закрыто наглухо. Мы позвонили – безрезультатно. Звонок слышно на улице, но открывать дверь никто не спешил. Странновато для гостиницы.

– Там кто-то всех поубивал, а свет оставил, что бы не обратили внимания, – сообщила Моника. Как-никак внучка автора детективов.

Роберт обошёл дом кругом.

– Мать, здесь и в самом деле никого нет. Ни одной машины. И стоянка пустая. Что будем делать?

– Хороша бы я была, если бы приехала в такси. Поехали обратно, буду скандалить.

– Где это?

– А мне почём знать? Найдёшь польский центр, тогда разберёмся. Покрашено голубым, на вид, пожалуй, узнаю.

Вооружённый столь точными указаниями, Роберт тем не менее сориентировался. Скандалить пришлось недолго, администратор сразу начал звонить в разные места, и мне предложили польский мотель. Мотель так мотель. Дети укатили в Оттаву, в мотель меня отвезли на служебной машине.

И снова меня одолели нехорошие предчувствия. На вопрос, могу ли я получить в номер чай, администратор ответил: да, конечно, вот у него и чайник есть. А бар или ресторан? Есть ресторан, на углу, неподалёку. Польский.

Ну ладно. Я осталась. В комнате был кондиционер, малость бракованный – грел и холодил, но не проветривал. Для вентиляции пришлось открыть дверь в коридор. Единственный недостаток – меблировка: топчан, креслице, столик и лампа. На одного человека достаточно, а размещено неудачно. Лампа в углу за топчаном, столик с креслом у стены с другой стороны, за столом темно, а у лампы не на что сесть. Попробовала перенести кресло… Ничего не получилось. Кресло не помещалось – надо отодвигать топчан. В общем, отказалась я от перестановки мебели в апартаментах и отправилась в ресторан.

Ресторан красивый, готовили хорошо, а вот работать начинал с двенадцати часов, ярмарка же функционировала с десяти. Я не настаивала на обильном завтраке, но хотя бы слегка перекусить перед целым рабочим днём все же необходимо. Пришлось вернуться в номер и попросить чаю.

Явилась какая-то крупногабаритная тётка и принесла чай в мощном фаянсовом горшке. Объявила – чай последний, больше нету. Кофе есть, а про чай забыли – завтра утром купят. Я понадеялась, что магазин откроют раньше, чем я уйду. Попробовала напиток.

Это был последний гвоздь в гроб. Чай как чай, возможно, даже хороший, но определялось это с большим трудом: напиток оказался сладкий и с луком. Я чай и с сахаром-то терпеть не могу, ну а уж с луком… Однако заменить не удалось, ведь меня заранее предупредили – последний. Вылила я пойло в уборную, лекарства, которыми пользовалась, запила пивом и приняла мужественное решение. Когда утром за мной приехали, я уже ждала, упаковав вещи. В польском центре спросила:

– Вот что, господа хорошие, а нет ли здесь, в Торонто, канадских гостиниц? Мне вовсе не обязательно жить в польской. Я не требую «Астории», но, черт побери, не найдётся ли какое-нибудь цивилизованное пристанище!

Нашлось. Поселилась я в гостинице с рестораном и видом на озеро. От самостоятельного передвижения по городу пришлось отказаться: близко был лишь пляж. Но тут как назло наступил ноябрь, и пляжем я не воспользовалась.

А теперь вернусь к событиям более ранним.

* * *

Все ужасное расскажу сразу.

Поздней весной Тереса с Тадеушем приехали в Польшу. Впервые вместе. Хотели осмотреться на месте, потому как намеревались вернуться навсегда. Тадеуш настаивал – хочет умереть на родине. Поселились они у моей матери.

Они прожили в Варшаве недели две, когда я отлучилась на четыре дня. Анка, моя костельная невестка, и Мацек, мой костельный зять, надумали закатиться в Боры Тухольские, в Тлень, на рыбную ловлю, в молодёжный летний лагерь, в это время года ещё безлюдный. Мария окончательно помешалась на рыболовстве и уговорила меня поехать с ними. Способ, коим Мария пользовалась при ловле рыбы, я расписала в «Тайне», она и вправду сидела на мостках с удочкой и под зонтом.

Мы сняли целый этаж в одном крыле дома. Собралось нас шестеро: Анка, Мацек, Агата, Анкина мать и мы с Марией. У нас были отдельные комнаты, двери которых выходили на длинный общий балкон-террасу.

Однажды вечером мы разожгли на речке костёр, а на следующий день, ближе к вечеру, Мария взялась мыть машину. Я немного помогла ей, потом, когда моей помощи уже не требовалось, я оставила Марию протирать машину насухо и пошла домой. В коридоре встретила Мацека, предложившего поиграть в пинг-понг.

Спортивный зал со столом для пинг-понга находился на первом этаже, одна стена в нем была целиком застеклена. Мы договорились: попозже Анка покажет Марии, где зал, и они к нам присоединятся. Мы начали играть.

Играли долго, уже при включённом свете, Анка и Мария так и не пришли. В конце концов я устала, мы отдали ракетки каким-то подросткам и поплелись наверх.

Я включила свет и через балкон направилась к Марии – у нас множество вещей было общих: грелка, термос, чай и тому подобное. Мне что-то понадобилось.

Мария сидела за столом и решала кроссворд. Подняла голову, взглянула на меня.

– Где ты была?!! – не своим голосом заорала она. Я удивилась.

– Внизу. Играла с Мацеком в пинг-понг. Я думала, ты тоже придёшь. Анка ведь собиралась тебя про водить.