Текст книги "Оберег на любовь. Том 1"

Глава 7. Солнечный удар

 
Даже солнце светит по-особому
С той минуты, как увидела тебя
 

Из песни

Кумушки с соседского покрывала вновь ожили, слегка передохнув после трапезы, и опять намывали кому-то кости. Сейчас они добрались до некой Тоньки, продавщицы из КООПторга – воровки, лентяйки и страшной засранки, у которой, якобы, в огороде все само так и прет, так и прет! «А мужик ее, шо́фер с автобазы, баньку новую срубил на ворованные деньги». Никакими доказательствами фактов воровства, конечно же, тетки не располагали, но в собственные гипотезы верили свято. И ничего, что их обвинения клепались на ходу – раз сами в них верили, значит, так оно и было!

Окружению не было надобности прислушиваться к их сплетням. Хочешь, не хочешь, информацию закачают вам в мозги и так. Пронзительные голоса разносились по поляне и, вероятно, охватывали площадь радиусом со стадион. Я лениво думала: «Охота им в такую жару языками чесать?». А Соня сказала неожиданно зло:

– Надоели. Как же! У соседей завсегда и трава зеленей. Сдохнут ведь скоро от зависти.

…Если я скажу, что мы с Соней ничего не имели против таких вот вредоносных личностей, то совру: с похожими фигурами нам уже доводилось сталкиваться. И откуда они только берутся? Мне припомнилось, как однажды мы имели неосторожность в мороз под тридцатник заскочить в чужой подъезд, чтобы погреть озябшие руки на батарее. Внезапно из дверей напротив выскочила всклокоченная тетка в замызганном халате и с помойным ведром наперерез. Вместо того чтобы направиться туда, куда шла, а именно – к мусоропроводу, она как давай нас отчитывать! Вот тогда мы и узнали, кто мы есть на самом деле. Оказалось, мы с Соней – «две профурсетки», что прокурили всю лестничную площадку, что «шлындаем» целыми днями по подъездам, стены поганим, и вообще – по таким как мы плачет детская комната милиции. На штукатурке действительно зияла предупредительная надпись «Осторожно, злой бульдог!», но выполнил ее кто-то до нас. Стрелка четко указывала на дверь квартиры, откуда выползла змея. Раньше я думала, профурсетка – это что-то безобидное, ну, типа гимназистки, или легкомысленной барышни, но по презрительному тону, которым нас клеймили, догадалась: «Нет, пожалуй, в смысл этого слова жиличка «нехорошей» квартиры закладывала нечто другое – мерзкое и грязное». На наши логичные вопросы: «Не путают ли нас с кем-то?» и «Что, собственно, такого плохого мы сделали?» вместо ответа мы получили лишь дополнительную порцию незаслуженных оскорблений, в сопровождении ора и брызганья слюной…

– Девчонки, а хочите на лодке покататься? – сквозь трескотню соседок услышала я звонкий Пашкин голосок, который отвлек меня от воспоминаний.

Деятельный мальчишка прямо-таки не знал, чем бы нас еще удивить. Да и самому пареньку, видно, не терпелось любыми путями подобраться поближе к воде.

– Разве что – на яхте с алыми парусами, – подтрунивала над юным кавалером Соня.

На этот раз она не сделала никаких замечаний Павлику: то ли потеряла бдительность, то ли смирилась с недочетами в его речах, отражающими, по сути, его щедрую натуру.

– На яхте пока не получится… – ответил он, наивно хлопая ресницами, видимо, абсолютно не понимая Сониных литературных намеков, и указал пальцем на спящего человека.

– Видите того дяденьку? У него там, за кустами, лодка привязана. Давайте попросим покататься. Говорят, он нормальный мужик. Нам-то точно разрешит!

И не успела Соня открыть рта, чтобы сделать замечание по поводу того, что тыкать пальцем в людей крайне неприлично, как ушлый наш герой уже стоял навытяжку перед «дяденькой». Мы тоже все трое подскочили, ожидая, что же будет дальше.

Мужчина приподнялся на локте, сбросив газету с лица, спросонья щурился и рассеяно глядел на новоявленного солдатика. Обе тетушки встрепенулись, подбоченились, хором поправили прически и на миг замолкли, прислушиваясь к разговору. Пашка энергично излагал свою просьбу, жестикулировал и беспардонно несколько раз направил перст теперь уже в нашу сторону. Молодой человек кивнул, резко поднялся во весь свой немалый рост и пошел на нас.

Непостижимо, когда, в какой момент, с неба снизошло озарение! Я узнала его! Узнала и сошла с ума в одно мгновение. Сердце ухнуло и покатилось куда-то вниз, язык отнялся от внезапности и сказочности происходящего, невероятное волнение парализовало тело, и безошибочная интуиция моя не просто подсказала, она прокричала мне: «Это ОН!». Какое-то время, видимо, по инерции, мозг еще работал исправно и мог фиксировать детали: «Так, кажется, на обезьяну не похож. И на усатого генриеттиного кавалера тоже. Да он красив, как молодой античный бог!». Подходящая для случая меткая фраза пронеслась в голове: «Я вышел ростом и лицом, спасибо матери с отцом»… Атлетическая фигура, короткая темная стрижка, яркий пронзительный взгляд. Этот взгляд был обращен на меня, и даже когда незнакомец разговаривал с моими друзьями, он все равно смотрел только на меня. Мне казалась, что я теряю равновесие только от одного его присутствия, чего уж говорить об острых стрелах во взгляде парня, пронзивших насквозь мою оболочку. Кажется, никто из окружающих ничего не заметил. Изнутри же меня потряхивало крупной дрожью. Во всех точках, где обычно прослушивается пульс, я чувствовала оглушительное биение крови. Кажется, мне было слышно даже собственное сердце. Сейчас оно гулко и учащенно колотилось в десять раз быстрее, чем обычно. А еще кружилась голова. Поразительно, как я еще в обморок не грохнулась!

В это время владелец лодки, широко улыбаясь, обратился к нам с Соней:

– Девушки, надеюсь, вы грести умеете? Мотор-то у меня плохонький.

У него был сногсшибательный голос. Сильный, густой, при этом с легкой волнующей хрипотцой. Вроде и сказал человек две обычные фразы, но от вибрации его голоса внутри все затрепетало, и меня вообще заклинило. Отвечая на его вопрос, я просто отрицательно мотала головой, не в силах выдавить из себя и слова.

А Соня удивленно, словно все должны быть в курсе ее фобий, воскликнула:

– Я?! Да что вы! Какой там грести? Я и в лодку ни за что не сяду!

– Что так?

– Я воды боюсь, – честно призналась девчонка.

– Вы тоже воды боитесь? – обратился он ко мне, мягко дотронувшись до моего плеча.

В его вопросе почему-то присутствовали нотки сомнения.

Говорить я по-прежнему не могла. Меня буквально приковали к месту магнетический взгляд и голос незнакомца. И теперь, изменив манеру изъяснения, с минуса на плюс, я закивала. За мою непоследовательность мне досталось. Пашка совсем не по-джентльменски пихнул меня локтем под бок, что означало: «Ну, что же ты! Скажи, что умеешь». И вслух за меня ответил:

– Да не боится она ничего, и грести умеет. Просто, так, чего-то растерялась.

– Вот и славно. Тогда расклад такой. Пойдем далеко. Течение дальше серьезное. Пока я вижу, в вашей команде только один боец в строю. Предлагаю девочек в расчет не брать. Они у нас пассажирки. Ты будешь помощником капитана, – решительно указал незнакомец на Павлика и пояснил: – Сожалею, что твой раненный брат не может грести – зато отлично может командовать. Значит, он и станет у нас капитаном. А уж меня вам придется взять в свою команду матросом. Ну, как? Идет?

Молодой мужчина разговаривал с нами, как с детьми, каковыми мы, в сущности, для него и были, но без капли превосходства или насмешки. Он четко уловил, что близнецы при внешнем своем сходстве – абсолютно разные внутри, и безошибочно определил лидера в их дуэте. Я подумала, что Федор, наверное, не пережил бы, если бы хозяин лодки распределил полномочия между братьями наоборот. В результате ни Соня, ни ребятня, с их подростковым гонором, даже не заметили, как легко незнакомец все обратил в игру. Не мог же взрослый человек подвергать опасности детей, оставив их одних на воде, поэтому и предложил себя в качестве матроса. Организационно-разъяснительная работа была проведена корректно, без сучка и задоринки. Святые мальчишеские чувства не были задеты… И мы с Сонькой, вроде, тоже при деле.

Из шока я до конца еще не вышла, но оценить поступок нового знакомого уже была в состоянии. «Хитрый. Какой гениальный подход подобрал к детям! Макаренко отдыхает», – подумала я чуточку с иронией. Под детьми я, естественно, имела в виду пацанов и Соню, но ни в коем случае – не себя.

Итак, переговоры состоялись. Постановили, что плывем все вместе, в сопровождении старшего товарища. Он направился к воде отвязывать лодку, бросив нам на ходу:

– Спускайтесь минут через десять, я подгребу к «купалке».

Но за десять минут ситуация в корне поменялась. Соня, как ее ни уговаривали, категорически отказывалась от прогулки по реке. Не успели братья смириться с ее самоотводом, как вдруг на поляне появилась очень миловидная, изящная, как рюмочка, молодая женщина в пестром простеньком ситцевом платье, с черными блестящими волосами и черными же миндалевидными глазами. Она подошла к нам решительным шагом, приветливо поздоровалась со всеми и негромко скомандовала:

– Ребятишки, домой! Дядя Захар за вами на ГАЗике приехал. Дождались, наконец, вы своей рыбалки. Давайте, быстренько, быстренько. Не копайтесь… Мне вас еще в дорогу собирать.

В первый момент братья сильно растерялись. Они терзались двояким своим положением. На мученических лицах можно было прочесть следующий текст: «Черт, как перед девчонками неудобно! А перед хорошим человеком неудобно вдвойне. Сами кашу заварили с этой лодкой. А как же рыбалка? Ну, не отказываться же. Ведь целый месяц ждали, деньки считали, снасти готовили…».

Раздумывать нашим орлам было некогда. Да и выбора сыновьям их миниатюрная мама не оставила. Дамочка очень торопилась, и буквально через мгновение ее пестрое платье исчезло с поляны – точно бабочка присела на лужайку, покачала крылышками, удивила всех своей расцветкой, раз – и упорхнула.

– Девчонки, так вышло, – виновато и грустно развел руками Пашка, добрый наш паренек.

Федор тоже извинился, немного коряво:

– Да ладно, сами тут разберетесь, не маленькие…

Ну, что ж, как умел.

Друзья собрались за одну секунду и потопали, оба заметно расстроенные: Федор шел резвым шагом, но с поникшей головой, а Павлик плелся сзади, волоча по траве «Демиса Руссоса», набитого так и не востребованными полотенцами. Напоследок братья по несколько раз оглянулись, как будто что-то потеряли на берегу.

Я поняла, что в семье близнецов команды матери не обсуждаются, капризничать не принято, и это, похоже, незыблемое правило. Меня мучил вопрос: «Как маленькой хрупкой маме удалось родить двоих здоровущих парней? Да еще и воспитать пацанов как надо!». Но мою уважительную точку зрения, оказывается, не все здесь разделяли. Наши зрительницы, на глазах которых разыгрался весь спектакль, начиная от успешных переговоров и кончая бесславным удалением актеров со сцены, стали делиться друг с другом впечатлениями от просмотра, по-своему трактуя события:

– Нарожают без мужа, а смотреть за ими не хотят. Вот дети потом себе позвоночники и ломают, – разразилась обличительной речью толстуха, отчего в ее мясистых ушах всколыхнулись крупные янтарные серьги.

– Ох, и не говори, Минерва. Опять ребятишек сплавляют куда-то. Лишь бы не заниматься ими. Бедные дети. А кормят чем? Едят, что попало. Что нашли в огороде, то и съели, – немедленно ожила ее дистрофичная подруга.

У меня сразу родилась неприличная рифма: «Минерва – толстозадая стерва», и возникло большое желание поделиться этим афоризмом с Соней, но я сдержалась, решив не уподобляться грубиянкам. Хотя, само по себе имя толстухи мне показалось интересным. Звучное и редкое. По крайней мере, я раньше не знала, что такое имя вообще существует в природе.

Тетки неуклюже, как тюлени на льдине, ворочались на своей подстилке перед самыми нашими носами с боку на бок, будто охотились за солнцем. Я подумала: «Им точно уже хватит. Судя по бреду, который они несут, обе давным-давно перегрелись». В данный момент женщины усиленно подставляли фасад лучам на расправу, а нам на обозрение, и я в деталях смогла разглядеть их лица.

У Минервы кроме тройного подбородка и сережек была еще одна особая примета: то ли большая родинка, то ли бородавка светила во лбу, как путеводная звезда. На нервном лице Раисы больше всего выделялись губы, накрашенные толстым слоем алой помады, столь неуместной здесь, на пляже; когда она открывала рот – мне виделась в ней большая рыба. Только рыбы существа безмолвные и, как правило, безобидные, чего я никак не смогла бы сказать о нашей героине.

– Сонь, ты случайно не знаешь, нафига рыбе зонтик? – шепнула я на ушко подруге и хихикнула.

Соня поняла меня с полуслова.

– Ты про помаду? – шепнула она мне в ответ обрадовано. – А я думаю, кого мне эта говорящая голова напоминает? Точно! Лучеперую рыбу! Как сейчас вижу страницу из учебника по зоологии с нарисованным на ней рыбьим скелетом.

Вообще-то мне сильно не нравится, когда костерят людей за глаза. Вот ведь подлые – и нас заразили своим дурным примером.

Они будто ждали, когда ребятишки со своей мамой уйдут, и еще больше активизировались.

– Слушай, Раечка, что скажу, – склонилась к уху подруги Минерва, вроде как хотела поделиться с ней большим секретом, однако даже громкость не удосужилась убавить, – родила-то она от женатого! Представляешь?

– Да ты што!!! – Рая так бурно среагировала на новость, что подскочила от земли, наверное, на метр.

Волна возмущения накатила на Соню, и в отместку за грязные сплетни она тоже во всеуслышание заявила:

– Если бы у нас были такие мамы, мы бы удавились.

Возникла короткая пауза. А затем «большая бородавка» выдала реплику, которой насмешила весь пляж:

– Вишь, Раиса, девчонки зеленые – и те понимают. Гляди-ка, даже удавились бы! Правильно. Да таких мамаш близко к детям близко подпускать нельзя! – все больше распалялась она. – Наплодят безотцовщины, а потом из их уголовники вырастают.

Мне даже стало слегка неудобно. Гуманно ли смеяться над людьми, которые так безнадежно глупы?

Рыбоподобная Рая вторила подруге:

– Ага. Ага. Беспризорниками да бандитами растут при живых матерях. Точно. Тут любой бы удавился. При таких-то матерях…

После этих ее слов мы окончательно поняли, что бороться с хамством, когда оно в крови, дело неблагодарное.

Десять минут уж давно пролетели. И даже двадцать. Мы спохватились. Ведь поневоле подвели нового знакомого. Было очень неловко перед парнем. Как теперь выкручиваться? Надо бы извиниться и отказаться от навязанного Павликом, теперь уже никому ненужного, катания.

– Сонь, пойдем, предупредим человека, что никуда не едем.

– Да ладно, и дураку понятно, что мы передумали.

– Ну, не ленись, пойдем. Дело одной минуты.

– Ладно, – нехотя поднялась Соня и с непробиваемым упрямством заявила: – Учти, в воду не полезу!

Пока мы спускались, я, переживая страшное смущение, все же решилась задать Соне один вопрос, который меня сильно будоражил. Я набрала побольше воздуха и постаралась спросить как можно нейтральней:

– Сонь, правда, у этого нашего нового знакомого голос совершенно необыкновенный? Скажи… Или мне просто показалось?

– Голос как голос. Я лично ничего особенного не нахожу, – совсем по-будничному отвечала она, озабоченная, похоже, лишь тем, как бы ее силком не затащили в реку.

Я не стала спорить с подругой. Хотя знала – мне точно ничего не показалось. Но не буду же я сейчас рассказывать Соне, что чуть было не вознеслась на небеса, когда тот парень просто бросил несколько слов в моем присутствии. Может, тогда со мной случился солнечный удар? Вот и сейчас, по мере приближения к лодке, те же знакомые симптомы: дрожь в коленках и затрудненное дыхание. Видно, это уже последствия удара. Нет, не зря Людмила Ивановна нам твердит всю дорогу: «Нынче солнце чересчур активное – ради Бога, девчонки, прикрывайте голову»…

Мы спустились к воде. Новый знакомый уже нас заждался:

– Ну что же вы? Прыгайте!

И протянул мне руку.

Я сначала плюхнулась на сиденье, а уж потом подумала: «Зачем же я, малохольная, в лодку-то залезла?» Но потом стала себя уговаривать: «Ладно, прокатимся для галочки, не убудет от нас. Хоть как-то реабилитируемся перед пашкиным «дяденькой». Я не учла одного. При виде лодки, раскачивающейся на волнах, Соня затряслась, как осиновый лист, и уперлась, как баран:

– Нет, не поеду, хоть убейте.

На боку ветхого суденышка красовалась многозначительная надпись: «Грозный». Столь грозное название еще больше напугало девчонку. В ее глазах застыл ужас.

– А где же ваша инициативная группа? – удивился владелец лодки.

– Какая еще группа? – тупо спрашивала Соня.

– Ну, ваши верные оруженосцы?

– Вы уж, пожалуйста, простите мальчишек. Их мама срочно домой забрала. Они действительно не ожидали, что так получится, – она от чистого сердца извинялась за своих юных друзей, театрально приложив ладонь к груди.

– Мама – это святое. Что ж… тогда пойдем ограниченным составом. Не зря же я вас столько ждал. Ну что, вы готовы? – бодро спросил молодой человек, обращаясь ко мне, а в глазах вспыхнули озорные смешинки, какие обычно живут в глазах добрых дедушек Морозов.

На Сонькиной растерянной мордочке отразилось заклинание: «Только бы не затащили! Только бы не затащили!». На всякий случай, она отошла на безопасное от лодки расстояние, и теперь, почувствовав уверенность, бойко тараторила, совершенно игнорируя мое присутствие:

– Ну, вот и ладно. Она это дело любит. Она вообще обожает воду и плавает, как рыба. А ныряет вообще, как морской котик. Катайтесь сколько душе угодно! За меня не переживайте. Я не заскучаю. Я лучше пока с девочками в волейбол поиграю. А вы плывите себе, наслаждайтесь сколько угодно природой, погодой, рекой…

Она грузила незнакомца ненужной информацией, а меня ставила в дико неудобное положение. Как будто я страсть как жаждала прогулки, и душевная подруга мне наконец-то все устроила. Ну, спасибо тебе, дорогая Сонечка!

В результате, я осталась крайней во всей этой странной ситуации. Ну, что ж, придется отдуваться за товарищей одной.

Тогда я еще не предполагала, что никогда в жизни не пожалею об этом.

Глава 8. На Край света

Капитан «Грозного» мощным толчком сдвинул свой корабль с мелководья, ловко перемахнул через борт – и оказался на веслах лицом к лицу со мной. Он начал энергично грести, и наше судно стало живо отдаляться от земли. Я помахала рукой и мысленно пожелала Соне и всем, кто остался на приветливом солнечном берегу: «Счастливо оставаться! Не поминайте лихом! А я отправляюсь в далекое путешествие по этим зеленым, исполненным величия волнам, не спеша катящим свои воды неведомо куда».

Совсем скоро мы оказались на приличном расстоянии от берега: его беспокойные звуки слышались теперь в отдалении. А здесь почти тишина: только осторожное касание весел, плавный шелест от скольжения по воде и ритмичное дыхание спутника. Мы молчали… Незнакомец вдруг перестал грести, и лодка почти замерла на месте. Он с усилием дергал за шнур, пробуя завести мотор, и вслух комментировал свои действия:

– Схватывается все-таки! Значит, шанс, хоть и ничтожный, но есть. Мотор, конечно, малосильный, но попробовать надо. Все не на веслах упираться.

Боже, опять этот сводящий с ума голос! Правда, сейчас я переживала знакомое мне явление значительно легче. В сидячем положении все-таки не так критично, когда ноги вдруг внезапно делаются ватными и перестают тебе принадлежать.

С попытки двадцатой, наверное, все-таки завелись и медленно поплыли против течения, истошно тарахтя на всю округу и оставляя за собой бензиновый шлейф. В первый момент я даже уши заткнула. Парень прокричал мне сквозь стрекот, как бы извиняясь:

– Не успел еще толком с двигателем разобраться. Барахлит, зараза. Приобрел только вчера по случаю. Русским языком толкую мужику: «Даром мне твоего добра не надо», а он твердит и твердит свое: «Все равно, – говорит, – пропью. А в добрые руки и даром не жалко». Вот и взял, на свою голову… Не пропадать же технике!

Капитан, он же теперь и старший механик, прислушался:

– Черт! Троит, движок-то. Да сильно троит!

Какое-то время мы еще перемещались на автоматическом ходу, но вскоре из корпуса двигателя клубами повалил черный дым, последовало два громких хлопка, и мотор благополучно заглох. Стало тихо.

– Финита ля комедия! Этого и следовало ожидать, – без малейшего сожаления констатировал водитель бывшего моторного катера. – Ну что ж, значит – разомнемся.

И взялся за весла.

Я украдкой поглядывала на своего попутчика. В упор изучать человека было неловко, хотя ой, как хотелось! Взгляд выхватывал из общей картины пока лишь отдельные фрагменты: то босую ступню, гладкую, как у древнегреческой статуи; то мускулистые руки – тоже хоть скульптуру с них лепи; то сильную шею.

…Как-то мы с Соней купили с рук билеты на спектакль в Оперный театр и оказались на последнем ряду амфитеатра. Там в нише, прямо за нашими спинами, на расстоянии вытянутой руки помещалась копия статуи работы неизвестного нам античного мастера, которая меня тогда сильно зацепила. На одной руке молодого мужчины сидел мраморный младенец, а другая высоко поднимала большую гроздь винограда. «Ясно, что это бог, но бог чего? Может, вина? – гадала я. – Но причем тогда ребенок?». И все же, главное состояло не в том, какое именно божество отображало изваяние. Меня так заворожила красота мужского тела в скульптуре, что я без конца оборачивалась назад, пытаясь получше рассмотреть детали. Сонька одергивала меня, горячо дуя мне в ухо:

– Эй! Чего это ты все оглядываешься? Строение поперечно-полосатых мышц изучаешь? Прекрати. Неприлично.

А я шепотом ей отвечала:

– Сонь, ну согласись, красиво же! И вообще, интересно.

– Еще бы не интересно, – заявила она громко и без прикрас, не стесняясь интеллигентной публики, – мужик-то голый!

Соня отчасти оказалась права, как и тот мальчик в сказке о голом короле, что разом вывел на чистую воду льстецов из королевской свиты. Только, в отличие от неприглядной наготы обрюзгшего монарха, здесь было на что посмотреть. Не ясно, правда, поддержала меня в тот момент подруга или просто иронизировала в своей обычной манере, но факт остается фактом: Сонька меня раскусила…

Тем временем загорелый герой, кровь с молоком, легко, без особых усилий работал веслами, не сбиваясь с ритма и намеченного курса. Что это – дежа вю? – пришло на ум новомодное выражение, которое я слышала от моей продвинутой тети из Ленинграда. Она всегда старалась идти в ногу со временем и охотно мне объяснила, что в переводе с французского оборот означает «виденное ранее». Кажется, мне доводилось уже наблюдать нечто подобное, только не в театре, а в реальной жизни. Рельефные мышцы спутника наливаются при каждом гребке, а без того широкие плечи разворачиваются на всю богатырскую мощь. Ну и кулачищи у этого парня! Я читала: сердце у человека размером как раз с его кулак. Выходит, сердце добра молодца, что сидит сейчас напротив и мило улыбается, довольно приличных размеров, примерно с небольшую дыньку. Есть такой «беспроигрышный» сорт – «Колхозница» называется. Ох, и сладкая…

Солнечный зайчик скакал по лодке, по деревянным перекладинам, на которых я сидела, и по моим подкопченным лодыжкам. Только совсем уж невнимательный человек не заметил бы обручального кольца на безымянном пальце правой руки мужчины: тонкий ободок из розоватого золота отбрасывал мельтешащие блики на все предметы подряд при каждом вдохе и выдохе хозяина. Ого! Сколько же ему лет? Молодой человек, судя по колечку, не так уж молод. Он, похоже, не замечал, что я исподтишка его разглядываю: слишком был занят веслами, стараясь преодолеть довольно сильное течение, настигшее нашу шлюпку в этом месте реки. Когда течение отпустило, парень прервал молчание:

– Простите, можно задать вам несколько вопросов? – спросил он, притворяясь строгим преподавателем и изучая меня соответствующим взглядом.

Я опять безмолвно закивала головой, а парень хитро улыбнулся и произнес:

– Тогда ответьте, пожалуйста, а вы вообще-то разговаривать умеете?

Лукавые искры, то и дело проскакивающие в его внимательных глазах, и сквозящая теплая интонация в голосе выдавали истинное отношение ко мне. Отношение взрослого дяди к неразумному ребенку. Мне даже показалось, что капитан называет меня подчеркнуто на «вы» неспроста, а преследуя некие педагогические цели.

– Естественно! – вдруг прорвало меня.

Получилось настолько непривычно звонко, что я сама вздрогнула. Неужели и впрямь отвыкла говорить? Это что же? Оказывается, до сих пор в присутствии нового знакомого мною не было произнесено ни единого слова!

– Вот и славно, – обрадовался собеседник, – тогда мой второй вопрос: А как же зовут вас, прелестное дитя?

– Меня Полиной зовут, в честь бабушки. Хотя, на самом деле она у нас Павлина. Вообще-то, это одно и то же. Ну, Полина и Павлина, – зачем-то длинно объясняла я и сама себе удивлялась: «Чего это мне вдруг вздумалось вываливать постороннему человеку совершенно ненужные подробности?»

– У вас очень красивое имя.

Мысли, мелькавшие где-то в отдалении, слабенькие, беспомощные, – хотя, надо признаться, еще совсем недавно я частенько бывала на них зациклена: о том, как выгляжу со стороны, да что человек обо мне подумает, – теперь вряд ли могли меня остановить…

В памяти мгновенно всплыло все, что рассказывала мне бабушка о характерных особенностях девушек с нашим общим именем. Оказывается, Полины иногда могут показаться окружающим нерешительными, но это далеко не так. Они из тех, про которых говорят «В тихом омуте черти водятся». Вспомнив столь важную деталь, я решила тут же показать собеседнику, что я вовсе ни какая-нибудь мямля, и выпалила:

– Меня мое имя тоже устраивает. Только я вам не дитя!

– А кто же?

– Просто человек.

– Хочу вам, Полина, со всей ответственностью заявить, что вы не просто человек, а хороший человек. Только не обижайтесь, пожалуйста. Могу я задать вам мой последний вопрос – вас ваша мама не потеряет?

– А вас ваша жена? – парировала я и сразу почувствовала, что перегнула.

Совсем не хотелось обижать нового знакомого. Разве, что так – слегка полюбопытствовать.

Парень весело рассмеялся и пробормотал:

– И правда, большая девочка. И вопросы вполне конкретные.

Он шутливо приложил руку к голове, словно военный, который обращается к старшему по званию, и отрывисто отчитался:

– Докладываю. Никак нет. Не потеряет. Жена и дочь уехали в Анапу. Отдыхать по путевке.

– А вас почему с собой не взяли? – несколько бесцеремонно допытывалась я.

У меня еще были свежи впечатления от семейной идиллии на одеяле, а очаровательный белокурый ангелок, которого так дружно лелеяли папа с мамой, до сих пор так и стоял перед глазами. С тех недавних пор я решила, что в счастливых семьях родители и дети всегда неразлучны, потому и счастливы. Но, видимо, пока у меня еще не было достаточных знаний, чтобы делать правильные выводы о жизни молодых семей. Оказывается, семейному человеку совсем не обязательно все время торчать подле второй половины и своего чада, чтобы выглядеть вполне счастливым.

– Путевка называется «Мать и дитя». Я ж не мать и не дитя, как видите. Потому меня и не взяли.

– Понятно…

Теперь настал мой черед объясниться:

– Меня мама тоже не потеряет. Она в городе. Если кто хватится, так это только тетя Люся, Сонина мама. Я же у них сейчас гощу.

– И как вам в гостях живется? Хозяева не обижают?

Я совсем осмелела. Мало того, у меня вдруг появилось нужда делиться впечатлениями от нынешнего житья-бытья. Что-то подозрительно быстро сумел расположить меня к себе практически незнакомый мне человек…

– Ой, что вы! Людмила Ивановна такая замечательная. А с Сонькой мы вообще всю жизнь дружим. Мне с ними очень комфортно. Вы знаете, они познакомили меня с уникальной старушкой. Таких людей в природе больше не существует. Она на добрую фею очень похожа, – я совсем раскрепостилась и готова уже была посвятить нового знакомого в мир своих ощущений.

– О! Так вы уже знакомы с местной достопримечательностью? Я так понял, вы имеете в виду Светлейшую?

– Нет, нашу по-другому зовут – Генриеттой Мирославовной.

– Все верно. Мы с вами имеем в виду одного и того же человека. У нее фамилия – Светлейшая.

– В самом деле? Разве такие фамилии бывают?

– А какой еще должна быть фамилия у человека без грехов и недостатков? Барышня – крестьянка благородных кровей с массой чудачеств и бездной талантов. Заметили, что она всегда босая? Прямо граф Толстой. А еще может погоду предсказать точнее Гидрометцентра. Вот, к примеру, в прошлом году вдруг ни с того ни с чего заявила: «Лета не будет!». И что вы думаете? Ведь не было! Но главное, людей лечит до сих пор, невзирая на возраст. Очень ее уважаю. Светлейшей души она человек, – попутчик умолк и с грустью задумался о чем-то своем.

Я вспомнила, что до сих пор не знаю, как зовут моего собеседника и воскликнула:

– Ой, а вы мне так своего имени и не сказали!

– Неужели? Зато выдаю характеристики на членов садового товарищества. Ну, что ж, разрешите представиться: Алексей Юрьевич. Можно просто Алексей. Близкие друзья иногда величают Алексом.

И он, перестав грести, протянул мне свою ладонь.

Рукопожатие получилось очень горячим. Я, смущаясь, спрятала свою руку за спину. Никогда раньше ничего подобного не испытывала. Ладонь запылала, а от нее занялись пламенем лицо и уши. Сердечко дрогнуло и куда-то понеслось. В ушах опять слышалось его частое биение. Из-за этих внезапных метаморфоз благоразумие вновь покинуло меня, я и сморозила:

– Ух ты! Почти как Гагарина.

И спохватилась: вот никудышная, ляпнуть такую глупость! Нет, чтобы ответить стандартно: «очень приятно», да и все.

– Пожалуй, разница невелика: Юрий Алексеевич, Алексей Юрьевич, – усмехнулся парень. – Ну что ж, Гагарин, так Гагарин. Тогда – поехали!

И стал грести с утроенной силой.

От колоссальной отдачи лодка буквально за минуту совершила невиданный рывок. Похоже, наше рукопожатие и на молодого человека подействовало необычным образом. Будто от моей руки капитан принял хорошую порцию допинга. А еще мне показалось, что в один миг он на что-то решился: уж слишком отчаянным огнем сверкнули смородиновые глаза, и движения стали волевыми и дерзкими. Однако, так ли это на самом деле, доподлинно мне было не известно. Я ведь могла и навыдумывать себе Бог весть чего. Благо, с фантазией у меня полный порядок. Может, гребец просто-напросто грамотно использовал передышку? Пока мы пожимали друг другу руки, он, вероятно, успел восстановить силы – вот и набросился на весла с такой жадностью.

Рука по-прежнему горела огнем. Чтобы охладиться, я свесила ее за борт… Получился маленький волнорез: сквозь прозрачную линзу зеленоватой воды и хрустальные брызги я видела свою расслабленную, обожженную страстью кисть.