Текст книги "Россия в огне глобализации"

Были люди в наше время

Наверняка возникнет вопрос, что думал тесть, в семье которого я жил, о моих злоключениях. Николай Яковлевич Новокрещенов начал трудиться на Нижне-Тагильском Уралвагонзаводе. Отец ушел на войну, а он, тогда несовершеннолетний малец, заступил на его место, чтобы кормить маму, младших сестру и братьев. Его воспитал рабочий коллектив завода, который изготавливал знаменитую броню для победы над фашистами. На заводе он стал комсоргом цеха и дорос до первого секретаря Свердловского обкома ВЛКСМ, дальше пошло и поехало по партийно-комсомольской стезе. Когда я появился в его доме, он работал у М.А. Суслова, после смерти последнего – у Ю.В. Андропова. Когда я сел за руль такси, тесть возглавил хозяйственное управление Совмина СССР. По утрам на служебной черной «Волге» мы доезжали до Киевского моста, здесь он выбрасывал меня, и я пересаживался на свою черную «Волгу», с шашечками.

Человеком кристальной совести и чести – таким был мой тесть, единомышленник и просто старший товарищ. Коммунист до мозга костей, говорят о таких людях. Другой такого фрукта, каким был я, послал бы куда подальше. Вообще-то мое «рабочее происхождение» никого в доме, где жил, не смущало. Заскочу, бывало, домой на чумовом молоковозе, ставлю машину напротив подъезда. Рядом, с одной стороны, сверкает лаком «Чайка» главного редактора «Правды». С другой– черная «Волжанка» с синей мигалкой помощника Генерального секретаря ЦК КПСС. Никто не жаловался на соседство с рабочим классом в моем лице. Когда заходил в подъезд в резиновых галошах, одежде, насквозь пропитанной маслом и горючим, запах бензина разносился до последнего двенадцатого этажа. И тем не менее жильцы смотрели на меня с пониманием: Ваня приехал!

Я пробовал смотреть на себя глазами тестя. Человек хотел быть ученым, потом – преподом, пришел к выводу, что не оправдывает затрат государства на обучение и того труда, который затрачивался на хлеб, который трескал. Пошел на производство – так это же нормально! Наверное, так мыслил тесть. Я сказал, что не буду прикасаться к кремлевской колбасе, ездить на госдачу – не заслужил, не мое. И это было воспринято спокойно, взято к сведению, как говорится. Когда тесть руководил хозяйственным управлением Совмина, он, возможно заразившись моим революционаризмом, решил обязать министерских чиновников платить на полную катушку за свои дачки, невзрачные по нынешним меркам избушки, но все же. Вскоре дорогого тестя быстренько шуганули на пенсию. Рыжков Николай Иванович даже не успел на прощание руку пожать.

Я преклоняюсь перед поколением людей, выращенных Советской властью, таких как тесть, отец и его братья. Отец в боях на Сталинградском фронте фактически потерял руку, хотя хирург и сохранил ее, она служила больше для украшения. Работал отец учителем в белорусской школе, никогда не был на партийной работе. Но после запрета компартии, когда функционеры смылись кто куда, он по своей инициативе возродил и возглавил Климовичскую районную партийную организацию. За всю жизнь ни одной чужой копейки не положил в карман. Сегодня это замечание звучит совсем нелишним. Дядя, старший брат отца и мой полный тезка, ушел на фронт, будучи школьным учителем русского языка и литературы в Минске, вернулся командиром батальона инженерных войск в звании капитана. Он поднимал из руин, оставшихся после фашистов, завод «Запорожсталь» на Украине, строил Днепрогэс, в Москве до конца 80-х годов руководил Главным управлением капитального строительства Мосгорисполкома, напрямую общался с городскими шишками.

В Интернете можно прочесть, что написал о нем бывший зам. Лужкова Л.Н. Краснянский. Он говорит не столько о строителе, сколько о человеке, называет его своим учителем и настоящим коммунистом. Вряд ли Краснянский написал бы что-либо подобное о Лужкове! Тесть-партработник, отец-учитель, его брат-строитель были убеждены, что Советская эпоха при всех ее загибах и перегибах стала золотым веком в истории великороссов. Она воспитала богатырей, которые могли свернуть горы, и они сворачивали их. Коммунисты той эпохи доказали, что люди вовсе не петухи без перьев, как говорил Платон, человек на самом деле венец творений природы, надо лишь дать его талантам возможность раскрыться, чтобы они не зачахли в рабстве и нищете.

В моем роду были раскулаченные, сосланные так далеко, что концы потерялись. Фамилия принадлежит одному из древнейших родов. О ее происхождении можно узнать в Интернете из биографии профессора математики Д.Д. Мордухай-Болтовского. У него, кстати, учился Солженицын, но мой предок не обучал его науке разваливать свое государство. Советская власть, мягко говоря, не очень жаловала профессора и его семью. Но никто не стал ее врагом. Сохранились профессорские письма, где есть слова о свободном и веселом труде как той цели, к которой должно стремиться советское общество. Потому что только такой труд создает свободных и веселых людей.

Генсек – Троянский конь

Можно подумать, что именно этим вопросом и озаботился XXVIII съезд КПССС. Что меня, его участника, поразило прежде всего? В огород проклятого империализма как высшей стадии капитализма генсек Горбачев в отчетном докладе не бросил ни одного мало-мальского камешка, как полагалось по традиции. Он вещал о новом политическом мышлении, о том, что все люди на земле, богатые и нищие, – родные братья и сестры, независимо от их классовой принадлежности. О том, что мир капитала и мир социализма объединяют узы общечеловеческих ценностей! Хотелось бы знать, что думал и чувствовал Горбачев во время бомбежки натовцами Югославии, бывшей братской страны. Или когда США вершили самосуд в странах Ближнего Востока, с которыми СССР развивал тесные дружеские отношения. Нет у него ни думалки, ни сердца. Иначе бы этот герой демократии давно сгорел от стыда и позора.

Крутая новизна у Горбачева была в новом понимании рынка. «Он прошел тысячелетнюю эволюцию– от стихийного обмена товарами до высокоорганизованного механизма», – а как же эксплуатация человека человеком в мире капитала? Дальше еще интереснее: «Рынок в современном его понимании отрицает монополию одной формы собственности, требует их многообразия, экономического и политического многообразия» – разве это не детский лепет, где такое видано? Потом звучит просто песня: «Все это укрепляет демократические основы общества, поскольку трудящиеся становятся подлинными хозяевами средств производства и результатов труда… мы идем не в сторону от социализма, а к более полной реализации возможностей общества. Это и составляет замысел концепции перестройки» (XXVIII съезд КПСС. Стенографический отчет. М., 1991 г., стр. 65–66). Слушал генсека и не верил своим ушам: он, если вдуматься, не только звал к капитализму, но и призывал капитулировать перед Западом.

Горбачев не мог не знать о сотнях миллиардов рублей, скопившихся в руках теневиков, разгуле организованной преступности, которой итальянская мафия в подметки не годилась. И при этом обещал трудящимся демократию и золотые горы! Капитал не способен при всем желании иметь человеческое лицо, как это представлялось Горбачеву. Капитал, хочется ему этого или нет, неизбежно порождает противоположные классы и классовые антагонизмы. Наиболее остро и ярко, без особой маскировки они проявляются, когда капитализм только набирает силу, наращивает мускулы. Современная Россия – ярчайший тому пример.

Борьба двух систем, капитализма и социализма, конечно, осталась у Горбачева в прошлом: «Нельзя выйти к процветающему, свободному и демократическому обществу в одиночку, противопоставляя свой путь другим путям общественного развития» (там же, стр. 81). Чем-то очень знакомым тут пахнет! Да это же концепция конвергенции, которую в мое время студенты философского факультета МГУ долбали на экзаменах профессора Г.М. Андреевой. Здесь мы подошли к важнейшему вопросу, как комиссары из ЦК не только идейно разоружили партию и государство, а затем развалили его, но при этом еще и сдали страну на разграбление Западу. Вопрос заслуживает того, чтобы остановиться на нем подробнее.

Идеологи сближения капитализма и социализма, грубо говоря врастания первого во второе вследствие якобы социализации капитала, утверждали, что XX век ознаменовался революцией управляющих капиталистическими корпорациями. По их мнению, она происходила на основе того, что акционерная форма капитала создавала новую форму капитализма, свободного от его коренных пороков, которые выявил К. Маркс в середине XIX столетия. «В последние три десятилетия, – писал в 1967 г. видный апологет народного капитализма Дж. Гэлбрейт в своей знаменитой книге "Новое индустриальное общество", – накапливаются доказательства того, что в современных крупных корпорациях власть неуклонно переходит от владельцев к управляющим… По всем видимым признакам власть принадлежит именно им» (стр. 49–50). Таким образом, капитал, по мысли Гэлбрейта, как бы социализируется и становится чуть ли не общенародным. Тут явственно слышен лирический мотив, аналогичный тому, что прозвучал в хрущевской программе КПСС, заявившей о построении общенародного государства. Как же после таких перемен не подружиться странам социализма и очеловеченного капитала.

Советский ученый Иван Иванович Беглов потратил 12 лет жизни, чтобы разнести в пух и прах измышления о демократизации капитализма. Его монографию «США: собственность и власть», изданную в 1971 г., можно смело поставить в один ряд с «Капиталом» Маркса – настолько скрупулезно, основательно и глубоко дается в ней анализ огромного фактического материала, отражающего коренные долговременные тенденции развития капитализма. Работа Беглова, ставшая продолжением книги В.И. Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма», сама по себе явилась свидетельством того, что капитализм идет по неизменному руслу.

Говорят, что талант не пропьешь. То же можно сказать и про сущность любого явления, ее никуда не спрячешь и никуда не денешь. В предисловии автор отмечает растущую концентрацию акционерной собственности в руках горстки богачей США, подчеркивая непомерное возрастание власти паразитического банковского капитала. И.И. Беглов обращает внимание на непреходящую актуальность ленинской мысли о том, что «преобладание финансового капитала над всеми остальными его формами означает господствующее положение рантье и финансовой олигархии» (стр. 14). Именно в этой тенденции проявляется морально-политическое загнивание капитализма, превращение его в оплот реакции, тормозящей общественный прогресс во всех его проявлениях.

Тесное переплетение промышленного и банковского капитала имеет своим последствием концентрацию и монополизацию в руках немногих магнатов, когда о рыночной конкуренции даже смешно говорить. Более того, наступление на рыночную вольницу имеет трагические для буржуазной демократии политические последствия. Как пишет Беглов, «сложились могущественные группы, поделившие между собой промышленные корпорации на сферы влияния» (стр. 15), которые фактически выступают в роли теневого правительства, неподконтрольного избирателям. Другими словами, монополизация капитала ведет к политической диктатуре финансовой олигархии – вот что на самом деле происходит за рекламной вывеской народного капитализма. В связи с этим будет не лишним вспомнить классическое определение фашизма как наивысшей формы диктатуры капитала.

Чем больше олигархат подчиняет себе государство, тем более возрастает роль государства в экономической жизни, «тем больший интерес обнаруживают магнаты финансового капитала к непосредственному контролю над правительством» (стр. 18). Следовательно, усиливаются диктаторские полномочия и проявления последних, вследствие чего капитал все более безразлично относится к общественному мнению, к позиции тех или иных международных организаций. Одобрит ли ООН бомбардировку той или иной страны – это его не волнует. США отбомбились в Югославии, Ираке, и преступные акции благополучно сошли им с рук. Потому что закон, который мог бы осудить эти действия, подчиняется диктатуре денег, а не общественного мнения или международного права.

Агрессивная экспансия капитала не имеет границ. «Чем крупнее становятся предприятия, тем больше необходимость передоверять руководство ими управляющим. Чем свободнее делается капиталист от повседневных забот управления предприятием, тем больше он концентрирует внимание на вопросах финансовой стратегии государственной политики» (стр. 18). Наконец наступает такой момент, когда у горстки магнатов появляется возможность воспарить над миром, зажав в руках бразды правления всем человечеством. «Политические интересы крупных капиталистов середины XIX века были ограниченными, провинциальными. В наши дни они "интернациональны" (глобальны. – И.б.)… Представители современной финансовой олигархии США – "интернационалисты"» (стр. 18–19), таков главный вывод, к которому пришел И.И. Беглов в ходе проделанного исследования.

Завершая полемику с буржуазными социологами и экономистами-новомышленцами, Беглов подводит черту под спорами о характеристике современного капитализма. Он заключает, что «сущность его остается неизменной, частнособственнической, хищнической, агрессивной, ростовщической и антинародной». Его монография, не оставившая живого места от теории конвергенции, была издана под редакцией – кого бы вы думали? – директора Института США и Канады Г.А. Арбатова. Тогда, в 1971 г., он был еще не академиком, но уже членкором. Бывают же сапожники без сапог, так случилось и с Арбатовым. Наука, которой он зарабатывал ученые степени и звания, прошла по воле судьбы-злодейки мимо него. В результате он стал одним из тех духовников Горбачева, который по своей бесшабашной «наивности» внушил авантюристу-перестройщику гибельную для государства идею предательства коммунизма. Ради построения глобальной демократии под эгидой США– страны якобы эталонного гуманизма, где процветает капитализм с человеческим лицом, считай, без пяти минут коммунизм. И падкий на лесть нарцисс Горбачев, судя по всему, на это купился, возомнив себя мировым лидером новой революционной волны.

В историческом плане тема о роли теории конвергенции в развале Союза совершенно непаханая, несмотря на то что она сыграла роковую роль в истории холодной войны, судьбе СССР и России. Буржуазная по происхождению теорийка, невзирая на капитальную критику ее противников, прочно застряла в умах идеологов перестройки, убеждавших советский народ в том, что современный капитализм с человеческим лицом способен на взаимовыгодной основе сотрудничать со странами социализма в деле ликвидации нависших над человечеством угроз. В числе таковых назывались мировая война с применением атомного оружия, глобальные проблемы в сферах экологии, природных и продовольственных ресурсов в связи с бурно растущим народонаселением планеты.

Впервые заострил внимание на глобальных угрозах, стоящих перед человечеством, так называемый Римский клуб, созданный крупным итальянским бизнесменом Аурелио Печчеи. Клуб поднял злободневные вопросы, но при этом умышленно сильно завысил их градус, на что указывали многие советские и зарубежные ученые. Они отмечали, что этот трюк дает Западу моральное прикрытие для установления глобального диктаторского порядка, причем якобы с благой целью – ради спасения жизни на Земле. Чрезмерное заострение злободневности идей Римского клуба напоминало спекуляции вокруг доктрины английского священника Мальтуса, который два века назад призывал ограничивать численность «непомерно» растущего населения регулированием рождаемости, регламентацией браков, посредством голода, эпидемий, войн и т. п. Победно шагающее сейчас по странам Запада разрешение однополых браков, насаждение программ планирования семьи, бесконечные эпидемии и войны в странах Африки – все это подозрительно смахивает на эхо из далекого XVIII века.

Выдающийся ученый, академик С.П. Капица, выпустил в 1999 г. книгу «Общая теория роста человечества», в которой на основе математического моделирования доказал, что современный мир впервые за миллионы лет переживает эпоху крутого перехода к новому типу развития. Взрывной численный рост населения планеты останавливается, и оно стабилизируется. Книга тихо прошелестела в информационном поле, и глобализаторы постарались ее быстренько забыть. Хотя выводы, сделанные Капицей, имеют общемировое значение. Она нанесла серьезный удар по идеологии Римского клуба и панимперской политике неомальтузианцев. К сожалению, такие ученые, как Сергей Петрович Капица, не занимали командных постов в эшелонах партийной и государственной власти Советского Союза. На самом верху находились предатели партии и государства, которых обслуживали видные ученые при степенях докторов всяческих общественных наук и званиях академиков. В большинстве своем это были карьеристы-толмачи Маркса, звонари очередных побед коммунизма.

Даешь конвергенцию!

Неудивительно, что многие бывшие «выдающиеся» марксолюбы, лишь только ветер подул в противоположную сторону, первыми переметнулись в лагерь откровенных антикоммунистов. Иные, наверное более «совестливые», тихо, без лишнего шума приземлились и окопались в мозговом штабе Горбачев – Фонда, который создал борец с коммунизмом, начиная заниматься этим чуть ли не с пеленок. Примерно так сказал о себе Горбачев в одной из телеисповедей. Тестя, знавшего генсека со времен комсомольской молодости и никак не хотевшего верить в его предательство, едва удар не хватил после услышанного.

Яркий пример идейных сальто-мортале – зигзаг судеб таких придворных цековских философов, как Ф.М. Бурлацкий и А.С. Ципко, которые одно время не сходили с экрана ельцинского телеящика. Первый – философ-самоучка, защитил докторскую по теме «Государство и коммунизм», был одним из авторов «Морального кодекса строителя коммунизма». Второй написал диссер на тему «Философские предпосылки становления и развития учения К. Маркса о первой фазе коммунистической формации». Ни один после переворота в их мозгах не отказался от докторской степени. А какие были твердые ленинцы!

Послужные списки этих ставших популярными в перестроечное время мыслителей – гимн партийной чести и славы! Бурлацкий работал в журнале «Коммунист», руководил группой консультантов в международном отделе ЦК КПСС, был политобозревателем «Правды», заведовал кафедрой марксистско-ленинской философии в Институте общественных наук при ЦК КПСС, удостоился звания приглашенного профессора Колумбийского (1988 г.), Гарвардского (1992 г.) и Оксфордского (1993 г.) университетов США. Американцы по заслугам оценили глубину марксистских убеждений Федора Михайловича. Будучи юристом по образованию, философом он стал не столько по знаниям и призванию, сколько по корочкам диплома доктора наук. Чем Бурлацкий действительно владел, так это журналистским пером.

Ципко работал в «Комсомолке», дорос до кресла в ЦК ВЛКСМ, потом занялся наукой в Институте мировой социалистической системы АН СССР, выслужился до консультанта в отделе соцстран ЦК КПСС, в конце партийной карьеры стал помощником секретаря ЦК КПСС Яковлева, затем обратился в одного из руководителей Горбачев – Фонда. Наконец его заметили в США и наградили званием приглашенного исследователя Центра Вудро Вильсона (1995 г.). Александр Сергеевич окончил философский факультет МГУ, но философом этот одессит прослыл лишь по умению складно гутарить что о неколебимой верности марксизма, что об его теперешней неверности.

Карьеристы из идеологической обслуги ЦК КПСС легко, без заметного напряга, с подачи академиков Арбатова, Яковлева, Примакова клюнули на удочку теории конвергенции, как это видно из приведенных выше слов Горбачева. Проглотив наживку и предав забвению марксизм, они под началом названных вождей принялись ретиво спасать мир от глобальных угроз. Игроки высшей идеологической лиги ЦК прекрасно понимали, что обрекают государство на тотальную зависимость от Запада.

Полистаем книгу «Американский капитализм в 1980-е годы. Закономерности и тенденции развития», изданную в 1986 г. Написал монографию коллектив ученых Института США и Канады АН СССР под руководством его директора академика Г.А. Арбатова. Этот выходец из Одессы, давшей не одного «верного марксиста-ленинца», высоко, выше некуда, котировался в составе номенклатуры ЦК КПСС, пользовался неограниченным доверием генсеков. Как ему было не верить, если он умно, как им казалось, говорил и складно писал.

Читаешь названную книгу и диву даешься, как далеко смотрели арбатовцы, насколько прозорливыми были. Ученые в далекие 80-е говорили прямо-таки про сегодняшний день, доказывая, что грабительская сущность капитала, вопреки россказням теоретиков конвергенции, никуда не девалась. «Для покрытия своих колоссальных бюджетных дефицитов американское государство упорно поддерживает сегодня искусственно завышенную ставку процента, чтобы… побудить своих внутренних и международных кредиторов покупать облигации федеральных займов США» (стр. 401).

Дальше следует самое интересное: «Высокая ставка процента (на 3–4 пункта, а в некоторых случаях и более превышающая ставку в других странах) порождает рост мирового спроса на доллары и как следствие – резкое завышение курса доллара против его реальной покупательной способности. Этот созданный, по существу, административным путем, но действующий через рынок механизм функционирует как мощнейший насос, откачивающий капиталы из других стран и позволяющий США финансировать за чужой счет значительную часть своего государственного долга и новых капиталовложений в экономику страны» (стр. 401). О чем идет разговор? В частности, о России, которая в течение последних 25 лет фактически бесплатно пашет на США.

В 1987 г. раздался очередной фундаментальный залп из цековских спецорудий по миру капитала: «Капитализм на исходе столетия», подготовленный под руководством члена и секретаря ЦК КПСС, члена Политбюро ЦК КПСС академика А.Н. Яковлева. Среди авторов значатся: доктор философских наук В.В. Загладин, член ЦК КПСС, помощник генсека, позже – секретарь ЦК КПСС, советник Президента, советник президента Горбачев-Фонда; членкор Г.Х. Шахназаров, замзав международным отделом ЦК КПСС, позже – помощник генсека, руководитель Центра глобальных проблем Горбачев-Фонда; академик И.Т. Фролов, главный редактор журнала «Коммунист», позже – главред «Правды», член Политбюро ЦК КПСС.

Как характеризует капитализм партийно-академическая элита? Она без всякой жалости, до крови расцарапала его «человеческое» лицо! Вот, пожалуйста, пример такого садизма: «Современный государственно-монополистический капитализм продолжает оставаться… капитализмом, империализмом. Его эксплуататорский характер и антигуманная природа неизменны, ибо сохраняются господство капиталистической собственности на все основные средства производства, эксплуатация наемного труда, засилье монополий, присвоение прибавочной стоимости, погоня за максимизацией прибыли, политическая тоталитарная власть монополистической буржуазии» (стр. 31). Под каждым словом можно подписаться и сегодня, тем более что Россия уже на собственном опыте сполна хлебнула прелестей капиталистических объятий «цивилизованного» Запада.

Сторонники конвергенции в своих фантазиях делали особый упор на демократизацию капитала. Он, по их словам, прямо-таки сгорал от желания брататься со странами социализма. «Нет, «ребяты-демократы», нас не проведешь!» – отвечали цековские оракулы-провидцы. На самом деле происходит не демократизация капитала, а совсем обратный процесс– его монополизация: «Производительные силы в значительной степени находятся под контролем ТНК, все более формируются и функционируют как интернациональные производительные силы, вписанные в систему международного разделения труда» (стр. 83). Ушлые ТНК своеобразно понимали сотрудничество с социализмом. «Их руководители всерьез надеются добиться перелома в ходе соревнования двух систем, оставить социализм на вторых ролях в научно-технической революции…».

Далее ученые ссылаются на заокеанского коллегу: «ТНК и их быстро растущие зарубежные доходы, – указывает американский политолог Р. Гэлпин, – являются главным источником… обеспечения американских глобальных гегемонистских притязаний необходимыми средствами» (стр. 97). Где сегодня та научно-техническая революция, под флагом которой господа демократы рвались к власти? В каком месте? Получается, что цековские ясновидящие и тут оказались правы. Яковлев не зря получил звание академика в год издания объемистого фолианта о происках капитализма. Это свидетельствует о том, что он не был невинной жертвой происков недругов СССР, а являлся сознательным врагом советского государства и русского народа.