Текст книги "На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота"

Глава III. Отход из залива Анивы, плавание и прибытие в Камчатку

«Надежда» оставляет залив Лососей. – Описание мыса Анивы. – Географическое оного положение. – Плавание в заливе Терпения. – Исследование залива Мордвинова. – Описание живущих у оного айнов. – Продолжение рассматривания залива Терпения. – Гора Спенберг и пик Бернизет. – Приход к крайней оконечности залива Терпения. – Стояние у оной на якоре. – Съезд на берег. – Примечания о сей части Сахалина. – Неверность означенного положения ее на старых голландских картах. – Отход «Надежды» из залива Терпения. – Усмотрение рифа, окружающего Тюлений остров. – Неверность показанного его положения. – Великие льды у восточного берега Сахалина, понудившие нас оставить дальнейшее изведывание сего острова. – Отход в Камчатку. – Новый проход между Курильскими островами. – Открытие опасных больших надводных камней. – Опасное корабля положение. – Возвращение против желания в Охотское море. – Усмотрение мыса Лопатки. – Прибытие в порт Св. Петра и Павла. – Предохранительные меры к прекращению распространения оспы

Май, 1805 г. В шесть часов утра пошли мы из залива Лососей при свежем SSO ветре. Отлив благоприятствовал нам к выходу при противном ветре. В девять часов настал ветер SW и к полудню усилился столько, что мы принуждены были зарифить марсели. В исходе четвертого часа пополудни сделался ветер слабее, но погода была так пасмурна, что мы, находясь и в недавнем расстоянии от восточного берега залива Анивы, могли только различить горы, лежащие у самого мыса. Означенного на картах под именем Пирамида камня вовсе мы не видели. В восемь часов вечера обошли мы мыс Аниву. Ночью лежали в дрейфе. На рассвете видели сей мыс на NOtN. Лишь только начали держать курс к оному, наступил густой туман, принудивший нас опять в дрейф лечь, но туман продолжался только 1½ часа, после чего пошли мы опять к берегу под всеми парусами.

Мыс Анива сам по себе весьма приметен, но ряд высоких гор, простирающихся от него к северу, делает его еще более отличительным. Понижение земли между мысом и горами дает сему месту вид седла.

Едва только пришли мы на параллель сего мыса, вдруг лишились весьма благоприятствовавшего нам ветра; тогда настал штиль, продолжавшийся целые сутки и прерываемый иногда слабым ветром от N. Киты и тюлени, которых покой никогда нарушаем здесь не был, играли около корабля нашего в великом множестве. В семь часов вечера увидели мы большую лодку с шестью человеками, шедшую к нам от берега, но оная на половине пути остановилась и, вероятно, не осмелясь идти ночью далее в море, назад возвратилась.

В полдень на другой день подул ветерок от SW, которым пошли мы на NWtN к оконечности, выдавшейся весьма далеко к востоку и составляющей крайний предел берега на NW. На сей оконечности показалась высокая, круглая гора с прилежащими ей с северной стороны другими высокими, снегом покрытыми горами. Между этой оконечностью и круглой горою, казалось по приближении нашем, находится далеко в землю вдавшаяся губа, которую предпринял я осмотреть следующим утром, почему и лежали мы всю ночь в дрейфе. В четыре часа пополуночи пошли к южной сей губы оконечности, которая посредственной высоты и покрыта сосновым лесом. При входе в губу показался плоский, острову совершенно подобный берег, составляющий северный ее предел.

В семь часов приблизились мы на полмили к южной оконечности, которая бесспорно есть мыс Тонин, так названный голландцами. В сие время увидели мы ряд больших надводных камней, простирающихся к северу от мыса Тонина. Все сие не позволяло полагать, чтобы в губе могло быть удобное место для якорного стояния. Впрочем, не невозможным быть казалось, чтобы далее в губе к S не нашлось бы лучшего грунта, почему, удалившись от каменистого мыса Тонина на 1 мили, приказал я лечь в дрейф и послал лейтенанта Головачева на вооруженном гребном судне узнать залив сей точнее, сами же лавировали в продолжение сего времени при входе оного. В 1 час пополудни лейтенант Головачев возвратился и донес, что везде, где только он ни бросал лот, попадался каменистый грунт.

Однако можно думать, что у низменного берега северо-восточной части залива должно быть хорошее место для якорного стояния, что и свойство дна против того места вне залива, где мы лавировали, предполагать заставляет. Лейтенант Головачев нашел во многих местах пресную воду и изобилие дров на южной и северной стороне, в долинах также несколько домов, кои по большей части были пусты; кроме женщин и детей, видел он от шести до семи мужчин, которые приняли его весьма ласково и не проявили ни боязни, ни дикости. Как скоро вошел он в дом, в который по выходе из шлюпки усиленно его приглашали, тотчас один из мужчин, казавшийся быть хозяином дома, бросился на колени и говорил с важным видом речь, продолжавшуюся более десяти минут. После разостлали рогожу и просили садиться. Все они одеты были в платье из кож тюленьих, сверх которого имели другое из тонкой бумажной ткани и все в великой чистоте и опрятности.

Сии айны казались ему одетыми гораздо лучше не только обитающих около северной части Иессо, но и живущих у залива Анивы. Он приметил также, что сии айны имеют вид, изъявляющий свободу и довольство, виною чего и может быть независимость от японцев. Виденная им женщина казалась ему красивее тех, коих мы видели на Иессо и в Аниве, по крайней мере лицо ее было гораздо белее, что приписывать должно чистоте жилищ и не столь тяжелым работам. Впрочем, рост их и черты лица совершенно таковы же, как у жителей Анивы и залива Румянцева. Сходство слов, которые им были записаны и Резановым сличены со словами последних, доказывает, что язык их один и тот же.

Главное их упражнение, кроме ловли рыбы, тюленей, сивучей, состоит в приготовлении ворвани и мехов, составляющих главнейшие товары торговли их с японцами, с которыми, вероятно, имеют они сообщение сухим путем, потому что живут от японской фактории, находящейся у Тамари в 20, от залива же Лососей в 35 милях. Домашние и хозяйственные вещи, коих имеют великое множество, все работы японской, даже и водяные сосуды лакированные. Залив сей, названный мною в честь адмирала Мордвинова, одного из главных виновников сего путешествия, лежит под 46° 48´ широты и 216° 46´ долготы; мыс же Тонин или южная оного оконечность лежит в широте 46° 50´, долготе 216° 35´ 00´´.

В два часа пополудни, подняв гребное судно, поставили мы все паруса и пошли вдоль берега. Весь берег имеет вид гораздо приятнее, нежели виденные нами с отбытия нашего из Японии. Белые утесистые берега со своими заливами, разнообразные, довольной высоты, позади оных горы, покрытые прекраснейшею зеленью, и лесистые долины обращали особенное внимание наше на сию часть Сахалина, которая, бесспорно, имеет большие преимущества перед осмотренными нами после северными его берегами.

Пролавировав остальную часть дня и всю ночь, нашли в следующее утро, что мы подались вперед весьма мало. Ветер, дувший беспрестанно от ОNО, так стих, что едва можно было поворотить корабль. Погода настала пасмурная, снежные облака висели над всем горизонтом. Под вечер шел снег. Ртуть в термометре опустилась на точку замерзания.

В надежде, что безветрие продолжится чрез весь день, послал я капитан-лейтенанта Ратманова для осмотра восточной части залива и самого берега. В пять часов пополудни он возвратился, когда мы при сделавшемся NO ветре находились уже под парусами. Ратманов нашел реку, коей устье шириною 15 саженей, а глубиною 7 футов. Он поднимался по сей реке до пяти миль и нашел ее чрезвычайно рыбною, лесистые же берега ее изобилующими дичью; жилищ нигде не приметил, а видел близ реки многие места, где прежде огни горели, наконец, и трех айнов, одетых в тюленьи кожи; он подавал им знаки, чтобы к нему приблизились, но они, усмотрев его, тотчас убежали. Он нашел, что поверхность земли покрыта была частью не совсем еще сгнившими растениями от 5 до 6 футов, частью же жирным черноземом. Лес по большей части красный, деревья росту уродливого, черного леса очень мало; снег лежал еще во многих местах, деревья начали только распускаться. На восточной стороне не мог он найти нигде малого залива, где бы останавливаться можно было с безопасностью на якоре.

Пасмурная погода, понижение с самого еще утра ртути в барометре и попутный ветер к выходу из залива побудили меня оставить свое намерение продолжать плавание далее к востоку для исследования восточной стороны залива до самого Тюленьего острова. Впрочем, я не почитал великой важности сие исследование. Достаточно как для географии, так и для безопасности мореплавания с точностью определить мыс Терпения и крайние пределы рифа, окружающего Тюлений остров, и можно оставить без исследования канал между сим островом и мысом, ибо я не думаю, чтобы почли нужным проходить когда-либо сим каналом. Сверх того часть сия, где Фриз многократно останавливался на якоре, должна быть исследована и без того уже более, нежели другие части сего залива, следовательно, и определена точнее прочих. Итак, по соображении всех сих обстоятельств, направил я путь свой к S.

На рассвете (25 мая 1805 г.) поплыли мы под зарифленными марселями к O. В сие время дул ветер сильно от NNO, при большой зыби от оста, погода была туманная, мрачная. Перед полуднем прояснилось, и мы могли произвести наблюдения, посредством коих определили широту 47° 39´ 4´´, долготу 215° 15´ 52´´. Ветер стих после так, что мы отдали у марселей рифы и поставили брамсели; под вечер настал совершенный штиль. По кратковременном безветрии подул ночью ветерок от W, коим поплыли мы к N для отыскания мыса Терпения; глубины не могли достать 150 саженями. В семь часов утра увидели мы на W и NW непрерывные гряды льдов. На пространстве от NO до OSO находились отдельные великие куски оного, которые становились тем менее, чем далее простирались к S. Эти льды принудили нас переменять курс до StO; обошед оные, опять стали держать к N.

В полдень увидели впереди опять лед, почему должны были спуститься к осту. Чрез всю ночь слышали шум буруна, почему и продолжали плыть под малыми парусами. В следующий день увидели мы столь чрезвычайное множество льду на NW, что для обхода оного принуждены были спуститься на SO. Испытав, что в широте 48° уже угрожали льды опасностью, удобно я мог предполагать, что дальше к северу сделается оная гораздо больше, а потому и решил я, оставив дальнейшее исследование Сахалина, идти в Камчатку (где посланник желал быть как возможно скорее) и возвратиться после опять немедленно к мысу Терпения.

Итак, обошед все льды, направил я путь свой к островам Курильским, которые вознамерился пройти в широте 48°, имея надежду при сем случае определить положение некоторых из средних островов сей гряды. Из сих островов определены до сих пор с точностью только четыре первые, называемый одиннадцатым или Раукоке, виденный адмиралом Сарычевым[117]117
  Первую часть путешествия капитана Сарычева и принадлежащие к нему карты получил я перед отходом от самого издателя, вторая же часть была тогда еще не напечатана.


[Закрыть], и острова, составляющие пролив Ле-Буссоль. Для определения прочих должен был я пользоваться удобным тому случаем, поелику не имел такого времени, которое мог бы употребить на то особенно.

Мая 28-го дувший ветер крепкий от WNW превратился под вечер в бурю. Находясь по счислению в близости Курильских островов, легли мы в дрейф под зарифленным грот-марселем и штормовыми стакселями. Волнение было жестокое и неправильное, что причинило чрезвычайно сильную качку. В полночь ветер несколько утих и отошел к NW. На рассвете увидели мы берега на SO и ONO, но пасмурная погода опять скрыла их от нашего зрения. В сие время ветер сделался тише столько, что мы могли поставить все паруса. В восемь часов утра усмотрели в недальнем расстоянии высокую гору на ONO, почему и начали держать в пролив между сим островом и другим, виденным поутру на SO, который долженствовал быть двенадцатый или так называемый Матуа. Найденная наблюдениями в полдень широта была 48° 2´ 00´´, долгота 207° 7´ 24´´.

В сие время находился от нас пик на NO 68° в расстоянии от 10 до 12 миль. Он есть примечательнейший пункт всей гряды островов, я назвал его пиком Сарычевым, в честь вице-адмирала Сарычева, который первый определил с величайшей точностью положение острова, на коем стоит сей пик. По кратковременном безветрии, в продолжение которого увлекало корабль много к западу сильным между сими островами течением, сделался слабый ветер от S и принудил оставить пик Сарычева на SW. В 12 часов ночи сделался ветер несколько свежее. Мы легли в дрейф. Темная ночь скрывала все от нашего зрения, кроме пика Сарычева, находившегося тогда от нас на SO в расстоянии около 15 миль. В три часа утра, в начале рассвета, поставив все паруса, велел держать к ONO. Ветер дул от SSO с сильными порывами, с дождем и снегом. Через полчаса увидели мы неожиданно перед собою берег. Это был высокий остров малого пространства с плоскою вершиною.

Мы обошли остров сей не далее двух миль. Бурун вокруг всего острова весьма велик, приставать к нему, казалось, нигде невозможно. Вокруг него летало бесчисленное множество птиц, вероятно, единственных обитателей сего острова. Он есть десятый, следовательно, Муссир называться должен, лежит в широте 48° 16´ 20´´, долготе 206° 45´ 04´´, в восьми милях от острова Раукоке, прямо на N. Держав курс OtN, ONO и NOtO, при свежем ветре от SO, имея хода около пяти узлов, не полагал я уже более увидеть еще какой-либо остров, однако, к немалому нашему после удивлению, усмотрели мы в 11 часов четыре каменных острова, из которых один едва не равнялся с поверхностью моря. Мы проходили мимо оных в расстоянии около двух миль; в полдень находились они от нас на W. В сие время сделался крепкий ветер от OSO; весь горизонт покрывался густыми облаками. Курс вел нас прямо на острова сии, опасность коих нечаянным открытием четырех каменных островов мы уже испытали, почему приказал поворотить и лечь на SSO; но течение действовало в сем месте столь сильно, что корабль наш увлекаем был назад к островкам сим. Впрочем, как волнение было невелико, ветер крепок и ход в час по восьми узлов, то ласкал я себя надеждою обойти сии острова.

Шесть часов продолжали курс в сей надежде, но, наконец, усмотрели совершенную невозможность. При сем показался на NO в тумане высокий остров, от коего находились мы очень близко. Шум буруна, происходившего от сильного течения, заставлял нас и без того уже часто помышлять о близости какого-либо рифа, невзирая и на то, что дна не доставали 150 саженями. Бывшим нам в таковом положении и предвидевшим по всем признакам[118]118
  Ртуть барометра опустилась вдруг на 28 дюймов и 7 линий.


[Закрыть] приближение шторма не оставалось более ничего, как искать безопасности в Охотском море. Итак, убрав паруса, стали мы спускаться под двумя зарифленными марселями на SW, WSW, W и WtN. Мы не могли не почитать после себя особенно счастливыми, что при сильной буре, ходе от восьми до девяти узлов и мрачной темной погоде, в которую зрение не простиралось и на 50 саженей, не брошены были на какой-либо риф или остров, в каком случае кораблекрушение и всеобщая гибель, конечно, были бы неизбежны.

Совершенно неверное означение на известных поныне картах сей гряды островов не оставляло мне ничего, как только идти курсом наугад в Охотское море. До второго часа пополуночи продолжали мы держать на W и WtN, потом привели к ветру. В три часа дул ветер жестокий от NNO со снегом. Ртуть в термометре опустилась на 1½ градуса ниже точки замерзания. В девять часов сделался ветер тише, погода прояснилась, мы могли произвести наблюдения, которые показали маловажное действие течения к NW. Отсюда с некоторою вероятностью заключить можно, что сколь ни сильно течение между Курильскими островами, но действие оного должно уничтожаться правильною сменою прилива и отлива. Открытую нами опасную купу островков назвал я Каменными ловушками: они лежат между островами Муссир и Икармою в одном направлении: от острова Чиринкотана на SOtO в 15 милях. Погода становилась лучшею, ветер отошел к NW, мы поставили все паруса и поплыли к NO.

В следующее утро был густой туман и скрывал от зрения нашего высокие горы острова Оннекотана. Незадолго перед полуднем только увидели мы берег на N, однако я, при сделавшемся весьма слабом прямо от N ветре, не надеялся пройти между островами Порумуширом и Оннекотаном, каково было мое намерение. По приближении нашем к берегу на расстояние около двух миль настало совершенное безветрие. Корабль влекло сильно к SW, что принудило нас спустить два гребных судна для отбуксирования корабля хоть немного от берега. Глубина была 30 саженей, грунт – мелкий песок. В половине пятого часа сделался свежий ветер от NNW, почему и решил я оставить остров Оннекотан к N и пройти между ним и островом Харамукотаном, который еще не был виден. В шесть часов показался остров Харамукотан на S, скоро потом и остров Шиашкотан на SW 42°.

Высокие горы островов сих видны в великом отдалении. В восемь часов находились мы в проливе между оными, из коего по причине свежего ветра вышли совсем в десять часов и направили путь к востоку. Ширина сего пролива 8 миль; берега его по обеим сторонам безопасны, но течение сильно, и я думаю, что при слабом ветре проходить оным ненадежно. Впрочем, как между большею частью островов пройти можно без опасности, то и в сем последнем нет никакой надобности: можно всегда, смотря по направлению ветра между сими островами, избрать себе удобнейший для прохода пролив.

В следующее утро взял я курс NO. В семь часов показалась нам южная часть острова Поромушира, состоящая из высокого берега, который покрыт был весь снегом.

Чрез всю ночь дул ветер S, потом отошел мало-помалу к W и наконец к NW. Пасмурность следующего утра скрывала от нас камчатский берег. В два часа пополудни увидели мы берег Камчатки. В четыре часа показалась из облаков одна из многих сего берега весьма высокая гора на NW 46°. Она первая от юга и высочайшая из всех, показана на наших картах под неприличным и ничего не значащим именем Попеленгам. Я дал ей другое имя и назвал в честь достойного камчатского губернатора горою Кошелевою. Она лежит в широте 51° 22´ 15´´, долготе 203° 01´ 35´´. В шесть часов усмотрели, хотя неясно, остров Сумшу, высокий остров Алаид и мыс Лопатку.

В восемь часов следующего утра, видев мыс Лопатку на SW 60° 30´ и пик Авача в одном направлении с мысом Поворотным на NO 11° 30´, нашли глубину 130 саженей, грунт – песок мелкий. Ближайший берег был от нас в семи милях. Залив, в который, по мнению капитана Кинга, впадает река, могли мы видеть ясно. У сего Камчатского берега находятся вообще многие заливы, а особливо около Поворотного мыса, из коих некоторые очень пространны и могли бы быть безопасны для якорного стояния, если бы защищались хоть несколько от восточных ветров. Капитан Кинг называет Поворотный мыс Гаварея. Я старался разведать в Камчатке о значении сего имени, но оно совсем там неизвестно. Россияне назвали мыс сей Поворотным по той причине, что камчатский берег, простираясь от Лопатки до оного на NO, приемлет здесь другое направление и идет до входа в Авачинскую губу прямо к N. Сей мыс состоит из трех выдающихся оконечностей, из коих называемая мысом Поворотным, отличается конусообразным камнем, лежащим перед нею в недальнем расстоянии. По наблюдениям нашим, широта его есть 52° 23´ 25´´, а долгота 201° 12´ 50´´. Высокая гора, именуемая Поворотною, лежит от сего мыса на W несколько к N.

Вид залива в южной части Сахалина. Из “Атласа к путешествию вокруг света капитана Крузенштерна”

В.-Т. Тилезиуса фон Тиленау

Чрез всю ночь и следующее утро дул слабый ветер, южный, с густым туманом, который рассеялся около полудня. Продолжавшийся слабый ветер от SO был причиною, что мы вошли в порт Св. Петра и Павла и стали на якорь не прежде шести часов вечера, по окончании 48-дневного плавания своего из Нагасаки.

Первое попечение мое здесь состояло в том, чтобы свести на берег посланника с его свитою и почетным караулом. По окончании сего приказал я выгрузить соль, подаренную служителям в Японии, также и часть сарачинской крупы и поместить в казенных петропавловских магазинах; наконец, дополнив запас воды и дров, пошел 16 июня опять в губу Авачинскую, дабы при первом благополучном ветре отправиться в море для окончания прерванного исследования острова Сахалина, но неожиданное препятствие удержало меня долее, нежели я предполагать мог, как то усмотреть можно из последующей главы.

Вид залива Надежда в южной части Сахалина. Из “Атласа к путешествию вокруг света капитана Крузенштерна”

В.-Т. Тилезиуса фон Тиленау

При сем упомянуть я должен о таком обстоятельстве, которое, случившись на пути нашем из Японии, причиняло мне великую заботу. Вскорости по отбытии нашем из Нагасаки напала оспа на одного из солдат, бывших с посланником в Мегасаки. Он был уроженец из Камчатки, где большая часть жителей и все вообще дети не имели еще оспы. Я боялся, чтобы кто-либо из служителей не заразился сею болезнью, уход за коею на корабле весьма затруднителен; сверх того опасался я, чтобы по прибытии нашем в Камчатку не сообщить сей заразы и не распространить оной между тамошними жителями. По строгом расследовании оказалось, к счастью, что все бывшие на корабле имели уже оспу, выключая двух только матросов, о коих не могли увериться, была ли на них оная. Оспенная материя больного найдена лучшего рода: почему я, ради всякой предосторожности, и приказал привить им оную. Привитие не оказало никакого последствия и уверило, что они оспу уже имели.

Хотя за несколько уже недель до прибытия нашего в Петропавловский порт оспа на солдате и высохла, доктор Эспенберг признавал, что заразы опасаться больше не можно, однако я почитал за нужное не оставлять всех предосторожностей. Итак, за несколько дней до прихода нашего приказал все принадлежавшее солдату, имевшему оспу, как то платье, белье, койку и постель, бросить в море, вещи же тех солдат, которые должны остаться в Камчатке, окурить по методу Смита, койки всех служителей вымыть кипятком из пресной воды с мылом, постели и платье проветрить каждый день. Сверх того запретил в продолжение пребывания нашего в Петропавловском порте иметь всякое с жителями сообщение, а свезенные солдаты должны были находиться три недели в карантине.

Малолюдство страны сей и несчастное приключение 1767 года, в который привезенная в Камчатку из Охотска оспа похитила многие тысячи народа, налагали на меня обязанность прибегнуть ко всем мерам строгости, хотя бы оные и казались излишними. Каждый приходящий корабль в Камчатку может привезти туда сию заразу и распространить смертоносную болезнь между жителями, а потому человеколюбие и обязывает ввести там в употребление прививание коровьей оспы, сколько возможно поспешнее. Мне кажется, что исполнение сего благотворения удобнее произвести через Китай и Манилу, нежели из Охотска, но если бы надлежало прибегнуть и к последнему средству, то и в таком случае не должно медлить и оставлять сего без внимания.