Текст книги "На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота"

Если бы существовал пролив между Сахалином и Татариею, тогда южные ветры, господствующие, по свидетельству Лаперуза, чрез все лето, долженствовали бы вгонять соленой воды в лиман, в который впадает Амур, такое множество, что при выходе оной в северный нами открытый пролив не может она лишиться всех соленых частиц своих. Но как мы испытали совсем тому противное, то и служит сие ясным доказательством, что между Сахалином и Татариею вовсе не существует пролива. К сему присовокупить надобно и сильное от юга в северном канале течение, о коем объявлено мною в предыдущей главе обстоятельно. Если бы вливаемая Амуром вода могла стремиться в ту и другую сторону, тогда оное было бы непременно слабее.

Прибавление. Сии примечания писаны мною там, где учинены испытания, внесенные в журнал мой. По прибытии нашем после в Кантон обрадовался я немало, нашед путешествие капитана Бротона, которое издано во время нашего отсутствия. Из оного всякий усмотреть может, что предположения мои о соединении Сахалина с Татариею совершенно подтверждаются. Капитан Бротон, имевший малое судно, которое ходило не глубже 9 футов, простер свое плавание с южной стороны к северу между Сахалином и Татариею 8 милями далее Лаперуза, где глубина была 2 сажени, и нашел, что канал оканчивался заливом, вдающимся в землю на 3 или 4 мили. Он приказал объехать залив сей на гребном судне и удостоверился, что оный окружается повсюду низменными, песчаными берегами так, что нигде не оказалось ни малейших признаков к проходу.

Итак, здесь-то открыт им предел великого залива Татарии. Но если бы, невзирая и на сие, скрылся от усмотрительного Бротона и внимательного помощника его Чапмана, которому препоручил он изведать залив сей, где-либо узкий канал, в таком случае неминуемо приметили бы они течение. Но Бротон говорит ясно, что совершенное спокойствие водной поверхности в сем месте служило для него доказательством, что берег нигде не прерывается, следовательно, и пространство воды, существующее между Сахалином и Татариею, есть не что иное, как обширный залив. В испытании тяжести воды морской не настоит при сем никакой надобности. Итак, теперь доказано совершенно, что Сахалин соединяется с Татариею низменным песчаным перешейком и есть полуостров, а не остров. Почему справедливость и требует означаемый на картах со времени путешествия Лаперуза пролив Татарии изображать и называть заливом оный, хотя весьма вероятно, что Сахалин был некогда, а может быть, еще в недавние времена, островом, как представляется оный и на китайских картах, но что наносные пески Амура соединили его с матерой землей.

Августа 15-го в 8 часов вечера переменили мы курс W на NNO. При отбытии моем из С.-Петербурга желали, чтобы я осмотрел острова Шантарские, лежащие в широте 55°, на востоке от Удинского порта, в расстоянии около 60 миль, потому что, невзирая на близость к ним сей гавани, неизвестно и поныне основательно ни число, ни положение оных. Хотя я оставил Камчатку с твердым намерением по окончании описи Сахалина описать и сии острова, но опись Сахалина задержала меня более, нежели я ожидал, сверх того я был обязан уважить и то, что нам надлежало прийти в Кантон в начале ноября, куда в то же время долженствовала, прибыть и «Нева» с грузом пушных товаров, и потому принужден я был оставить сие намерение без исполнения. Необходимо нужно было не только не заставить «Неву» дожидаться нас в Кантоне, но и прийти туда как можно ранее, дабы иметь довольно времени к окончанию своих дел (которые, по причине первого прихода россиян в Кантон, долженствовали быть сопряжены с разными затруднениями) и успеть выйти оттуда при NO муссоне. Итак, надлежало неминуемо поспешать в Камчатку, куда желал я прийти еще в исходе августа, ибо ясно предвидел, что пребывание наше там продолжится четыре или даже пять недель.

Но чтобы плавание наше не было совсем бесполезным для географии, то и вознамерился я при сем случае определить некоторые места западного камчатского берега от 56° широты до Большерецка, полагая, что оный не определен еще астрономическими наблюдениями. Почему и направил путь свой к оному.

Дувший во весь день свежий ветер от SSO сделался в 10 часов крепким и продолжался чрез всю ночь и весь следующий день. Перед полуднем показалось солнце. Мы определили широту 55° 24´ и узнали притом, что в 22 часа по снятии с якоря увлекло нас течением к северу на 33 мили. Под вечер сделался ветер несколько слабее, однако дул чрез всю ночь все еще сильно.

В 2 часа пополуночи неожиданно усмотрели мы берег на севере, который по малой его обширности признали островом. Я приказал немедленно лечь в дрейф, но, увидев после, что находимся от него еще далеко, стали лавировать под малыми парусами к нему, чтобы осмотреть точнее новое наше открытие, каковым считал я оное, во-первых, по той причине, что ближайший тогда от нас берег долженствовал быть открытый капитаном Биллингсом каменный остров Иона, которому по карте Сарычева следовало находиться от сего 3° восточнее. Чего ради матросу, усмотревшему прежде всех сей остров, выдано было награждение, назначенное мною на таковой случай. На рассвете оказалось, что это был каменный остров, подобный Ионе.

Нам не оставалось более ничего, как определить только положение его с точностью, ибо во время бурной ночи или продолжительных туманов, каковые не бывают нигде столько часты, как в Охотском море, может быть для мореплавателей весьма опасным. День был пасмурный, и я отчаивался уже в произведении наблюдений. В 10 часов показалось, к счастию, солнце: в полдень удалось нам изловить его также между облаками с Горнером, который сверх того взял несколько высот близ меридиана, по ним вычислил широту, разнствовавшую от определенной меридианными высотами только полуминутою, в полдень лежал от нас остров на NW 32°, в расстоянии от 7 до 8 миль: бурун вокруг него виден был ясно.

Мы продолжали держать курс к NO до 2 часов – он лежал тогда от нас прямо на W, и мы оставили остров сей, уверившись, к сожалению, что он не есть новое открытие, но должен быть обретенный уже Биллингсом остров Иона, однако нашли при том в определенной прежде долготе его погрешность, составляющую почти 3°. Итак, и заслуживаем, кажется, именоваться вторыми открывателями. Истинное определенное нами положение сего острова есть 56° 25´ 30´´ и 216° 44´ 5´´. На карте Сарычева показан он под широтою 56° 32´, а долготою 146° 12´ восточной или 213° 48´ западной от Гринвича.

Итак, выходит разность в широте 6 минут, а в долготе 2° 56´. По карте Сарычева лежит остров Иона на S от Охотска, по выходе из коего открыт он через три дня: но как невозможно, чтобы по-корабельному счислению вышла неверность в трое суток три градуса, то и полагал я, что должна быть погрешность и в долготе Охотска, что и действительно потом оказалось. Охотск лежит по вышеупомянутой карте под 145° 10´ восточной долготы от Гринвича. Академик Красильников определил в 1741 году долготу Охотска 143° 12´. Так как долгота Петропавловска, определенная Красильниковым, имеет только несколько секунд разности от определений капитана Кинга и астронома Ваелеса, также весьма мало от определений Лаперуза и наших, то заключить можно, что все долготы, определенные Красильниковым, должны быть верны и что разность около 2° между определениями Биллингса и Красильникова должна быть приписана погрешностям последнего астронома; но ежели ж определения капитана Биллингса принимать вернее Красильниковых и долгота Охотска основана на истинных наблюдениях, в таком случае остров, нами виденный, есть новое открытие.

Остров Иона есть не что другое, как голый, каменистый остров в окружности около 2 миль, высота коего над поверхностью моря 200 тоазов. Он со всех прочих сторон, кроме западной, окружен камнями, которые, может быть, простираются далеко еще под водою. Когда находился от нас этот остров на N, тогда в 12 милях от него найдена нами глубина 75 саженей, а когда на W в 10 милях, тогда не могли достать дна 120 саженями. Близ северной стороны его должна быть глубина гораздо меньше. Сарычев объявляет в путешествии своем, что глубина была только 27 саженей, когда остров лежал на StW в 15 милях.

Ветер уже многие дни дул от O, ONO и NO, туман продолжался беспрерывно, но если на несколько часов и рассеивался, то за оными наступала пасмурная мрачная погода и дожди сильные. Сии восточные ветры принудили меня держать курс к югу и лишили чрез то надежды прийти к западному берегу Камчатки в широте 55 и 54°, как то имел я намерение.

Августа 20-го перед полуднем небо прояснилось, и мы могли наконец произвести наблюдения, коими определена широта 53° 20´, долгота 211° 20´; 9´ южнее и 40´ восточнее, нежели выходило по моему счислению. Ветер сделался от NW, но по кратком времени перешел опять к SO и сопровождался попеременно дождем и туманом: такая погода случалась и при западном ветре, но переменялась неправильно.

Наконец настал ветер WNW, который мало-помалу сделался свежим, но непрозримый туман все еще нас преследовал. Ртуть в барометре опустилась на 28 дюймов 9 линий, что, казалось, предвещало шторм неминуемый; но оный не последовал. Мы испытали многократно в сем неблагоприятствующем для плавателей море, что не только при низком стоянии ртути в барометре, но и при великом падении ее не случалось особенно бурной погоды.

Я желал пройти в сей раз между Курильскими островами Харамакотаном и Шиамкотаном, надеясь увидеть при том остров Черинкотан, в определении широты коего, равно и четырех островков, названных мною Каменными ловушками, настояла неизвестность в нескольких минутах, почему я и велел держать курс туда. Солнце совсем не показывалось, густой туман окружал нас беспрестанно: я ожидал с величайшим нетерпением ясного дня, дабы поверить свое счисление, что по причине сильного у Курильских островов течения долженствовало быть весьма нужно. Быв в неизвестности, как близко находимся к островам и какой держать курс, препроводили время в величайших заботах. Наконец 26 августа перед полуднем туман рассеялся. Мы находились, как то я полагал, гораздо севернее, нежели показывало корабельное счисление, и вместо того, чтобы быть вблизи шестого острова, усмотрели теперь острова Ширинку, Монконруши и Алаид.

Признаюсь, что блуждание наше в беспрестанном густом тумане столько нам надоело, что я не мог уже решиться и держать курс назад к S, чтоб исполнить свое преднамерение и пройти между шестым и седьмым островами. Напротив того, почел нужным воспользоваться наступившею ясною погодою, чтобы пройти опасную цепь сих островов, пока не покроет нас опять туман густой, почему и велел я держать курс между островами четвертым и третьим, а потом между Поромуширом и Оннекотаном, то есть вторым и пятым, поелику проход сей из всех пространнее и безопаснее в целой цепи, по коему одному только плавают российские купеческие суда. В полдень определена наблюдениями широта 50° 4´ 32´´, долгота 204° 57´ 24´´.

В сие время находились от нас острова: Ширинка на NO 11°, Монконруши на SW 49°, Алаид на NO 25°, оконечность на южной стороне Поромушира, которую признавали мы сперва несправедливо южнейшим мысом сего острова, на SO 86°: она лежит в широте 50° 3´ 50´´, а южнейший мыс, по наблюдениям нашим, в широте 50° 0´ 30´´, долготе 204° 35´ 45´´. Последний назвал я мысом Васильева, именем графа Васильева. Берег вблизи мыса Васильева, равномерно и всей южной стороны Поромушира, горист особенно. Он, снижаясь мало-помалу, оканчивается у мыса Васильева низменным песчаным берегом, простирающимся на довольное расстояние к югу. Сей крайнейшей оконечности по причине ее особенной низменности капитан Кинг не мог, конечно, видеть.

По объявлению его, должна лежать южная оконечность в широте 49° 58´. В 1 час и 20 минут пополудни лежала она от нас прямо на O в 9 милях: в 3½ часа прямо на N в 3 милях; посему мы имели удобный случай определить долготу ее с точностью. Юго-западная сторона Поромушира не так гориста, как южная, и состоит попеременно то из низменного берега, то из гор посредственной высоты. Берега утесисты, на коих видели мы во многих местах снег, который был, может быть, уже новый. Юго-западная сторона отличается особенно двумя пиками, из коих южнейший довольно высок, но находящийся на юго-западной оконечности, состоящей по себе уже из высокого берега, имеет весьма великую высоту. Сей назвал я пиком Фус, именем известного в российских ученых летописях академика. Он лежит в широте 50° 15´ 00´´, долготе 204° 49´ 30´´.

Берега между юго-западною и северною оконечностями не могли мы видеть, но вместо того осмотрели с точностью юго-восточную сторону, находившись от оной в недальнем расстоянии. Обошед мыс Васильева, начали держать в параллели к берегу. Здесь претерпели мы несколько жестоких порывов ветра, обратившего внимание наше на худое состояние такелажа, который повредился во время плавания по Охотскому морю более, нежели бы могло произойти то в плавание трикраты продолжительнейшее в другом лучшем климате. От мыса Васильева простирается берег почти на NOtN до оконечности, отстоящей от него на 19 миль. Сия высоты довольной, но оканчивается низменностью. Берега и здесь так же, как у южной оконечности, низменны, но возвышаются мало-помалу в горы посредственной высоты, которые во многих местах покрыты были снегом нерастаивающим, вероятно, чрез целое лето, продолжающееся в сем суровом климате только два месяца – июль и август.

Юго-восточный берег острова представляется вообще гористым; однако, в некоторых местах находятся и долины, казавшиеся мне удобными к землевозделыванию, но мы не приметили нигде признаков, чтобы сия часть острова была обитаема. Юго-восточная оконечность острова и другая лежащая в широте 50° 19´ 10´´, долготе 204° 14´, составляют пространный залив. простирающийся во внутренность острова более, нежели на 5 миль. В нем видели мы между утесистыми берегами углубление, в коем находится, может быть, хорошее якорное место. От северной оконечности сего залива имеет берег направление NO 48° до восточной оконечности острова, которая лежит в широте 50° 28´ 00´´, долготе 203° 51´ 00´´ и отличается стоящей вблизи высокою горою.

В том же направлении, несколько севернее только первой, находится и еще другая гора, высоты едва ли не превосходнейшей. Сей берег горист вообще. Направление его от восточной до севернейшей оконечности есть почти NNO; но мы не могли рассмотреть его ясно, потому что предлежал ему остров Сумшу, составляющий с северо-восточною стороною Поромушира пролив шириною не более 1 мили. В следующий день могли мы, впрочем, видеть через низменный остров Сумшу северную оконечность Поромушира. В 8 часов находились от берега не далее 5 миль. В сем расстоянии найдена глубина 35 саженей, грунт каменистый. Пик северо-западной оконечности острова Оннекотана лежал тогда от нас на SW 53°; остров Монконруши на SW 76°, восточная конечность Поромушира на NO 30°.

По безветрии, продолжавшемся несколько часов, во время коего влекло нас течением сильно к берегу, настал свежий ветер от NW, при коем удалялись мы ночью от берега; но в 4 часа пополуночи начали держать курс опять к северу. На рассвете увидели на севере высокий пик южной камчатской оконечности, которой назван мною Кошелевым, а в 8 часов усмотрели через Сумшу остров Алаид и северную оконечность Поромушира в одном NW 68° направлении. Пик Кошелев лежал тогда от нас на NO 2° 30´.

Остров Сумша вообще низмен, но берега его во многих местах утесисты. Южный мыс его оканчивается низменностью, равномерно и северная оконечность, выключая у сей некоторые маловажные возвышения, которые суть единственные на всем острове. Незадолго перед полуднем увидели мы и мыс Лопатку. Он, подобно острову Сумшу, с коим, может быть, соединяется, весьма низмен. Канал, разделяющий оные, наполнен мелями. В прежние времена ради близости берега, что почиталось тогда главною вещью, проходили оным малые суда, но поелику в нем погибало оных много, то впоследствии времени, как то я узнал в Камчатке, проходить сим каналом было запрещено. В полдень находились от нас восточная оконечность Поромушира на NW 80°, остров Алаид на NW 78°, южная оконечность острова Сумшу на NW 89°, северо-западная его оконечность на NW 62°. В сем положении определена нами широта 50° 38´, долгота 203° 00´ 42´´. Расстояние наше от ближайшего берега, то есть от острова Сумшу, было 22 мили.

Во время плавания нашего из Камчатки к Сахалину определили мы широту мыса Лопатки 51° 03´; но поелику не видели ясно оного, то и полагали притом некую погрешность. Капитан Кинг определил широту сего мыса 51° 00´, а капитан Сарычев 50° 56´. Почему я и вознамерился подойти в сей раз к мысу Лопатке сколько возможно ближе, к чему способствовал весьма свежий ветер западный, позволявший нам держать курс к N, ведущий к оной. Но помрачившееся скоро пополудни небо и наставший густой туман скрыли берега совсем от зрения. В 3 часа находились мы по счислению в широте 51° 00´; итак, видя, что намерение мое остается тщетным, приказал я держать NNO, а потом в 4 часа, подошед весьма близко к берегу, NO, ведущий вдоль оного.

Пик Кошелев лежал тогда от нас на NW 35°. Ветер дул чрез целую ночь свежий от W; погода сделалась ясная, совершенно безоблачная, какой не случалось ни однажды во все сие наше плавание. На рассвете увидели мы мыс Поворотный на NW 7°, в расстоянии от 22 до 24 миль; Вулкан на NO 1° 30´, Шипунский нос на NO 50°. В 11 часов настало безветрие, которое продолжалось до 8 часов вечера и огорчало нас чрезмерно. Мы знали, что множество писем ожидало нас в Петропавловске, и надеялись не только получить разные известия по обыкновенной почте, но и полагали, что отправленный за несколько месяцев в С.-Петербург курьер возвратился, конечно, обратно и привез нам ответы на письма наши, посланные при отходе из Камчатки в Японию.

Несколько дней уже главным предметом наших разговоров были ожидаемые, любопытства достойные известия о политических европейских происшествиях, которые в продолжение двух годов долженствовали соделаться немаловажными. Быв питаемы таковою лестною надеждою в близости Авачи и не имев способов достигнуть исполнения наших желаний, чувствовали мы сугубую досаду на благоприятство сего случая.

Августа 29-го в 8 часов вечера вошли мы наконец в губу Авачинскую и следующего дня в 3 часа пополудни стали на якорь в Петропавловском порте, находившись в отбытии из оного ровно два месяца. Во все сие время редко случались дни, в которые бы не мочил нас дождь или не проницала бы платья нашего туманная влага; сверх того, не имели мы никакой свежей провизии, выключая рыбы залива Надежды, и никаких противоцинготных средств; но, невзирая на все то, не было у нас на корабле ни одного больного.

Глава VII. Последнее пребывание «Надежды» в петропавловском порту

Приближение «Надежды» к Аваче наводит немалый страх на жителей Петропавловской гавани. – Прибытие казенного транспортного судна из Охотска. – Большая часть привезенной на нем провизии найдена поврежденною и негодною. – Обыкновенный в Охотске способ солить мясо и укладывать сухари для перевоза. – Приход судна Американской компании из Уналашки. – Получение известий о «Неве». – Приезд поручика Кошелева из Нижнекамчатска с уполномочием от губернатора снабдить нас всем нужным достаточно. – Постановление офицерами «Надежды» памятника капитану Клерку и астроному Делиль де ла Кроеру. – Побег из Камчатки японцев. – Известия об Ивашкине и его ссылке. – Братья Верещагины. – Отбытие «Надежды» из Камчатки. – Астрономические и морские наблюдения в Петропавловском порту

Приближение наше в сей раз к Петропавловску произвело в жителях оного немалый страх. Они знали, что отсутствие наше долженствовало продолжаться два месяца; однако им казалось невероятным, чтобы могло то последовать с такою точностью. Почему, увидев наш корабль, не верили, чтобы это был он действительно; другого же одинаковой с ним величины российского судна не могли они ожидать никакого, итак, заключив, что идет к ним корабль неприятельский, начали многие уже из них уходить с имуществом своим на близлежащие горы.

Со страхом несовместен хладнокровный рассудок. Петропавловцам казалось вероятнее, что неприятельский фрегат обошел полсвета для того, чтобы овладеть их местечком, коего все богатство состоит в некотором количестве сушеной рыбы и где фрегат найдет провизии едва ли на полмесяца, нежели думать, что мы возвращаемся к ним в назначенное время и, невзирая на то, что по последним за полгода назад известиям знали они, что Россия ни с кем не воевала, однако не прежде успокоились, пока не пришел к ним солдат, занимавший пост свой на горе близ входа в порт, и не уверил их, что наводящий страх корабль должен быть точно «Надежда», как по всему своему виду, так особенно по весьма короткой, в сравнении с другими кораблями, бизань-мачте. Сей опытный солдат, бывший в экспедиции Биллингса, почитался разумеющим таковые вещи, почему и поверили ему с радостью.

Мы не нашли в порте ни одного судна. Ни пакетбот, ни транспорт, на коем следовало доставить требованную мною провизию, еще не приходили, хотя ожидаемы были уже около шести недель. Итак, мы в чаянии своем найти здесь присланные нам письма крайне обманулись. О неприбытии пакетбота беспокоились мы чрезвычайно. Плавание Охотским морем, а особливо между Курильскими островами, опасно и редко совершается скорее четырех недель, а потому и постановлено, чтобы пакетботу приходить в устье Воровской реки, находящейся на западном камчатском берегу под широтою 54° 15´. Сие место для мелких судов очень удобно, потому что глубина оного от 7 до 8 футов; а отдаление его от Верхнекамчатска, будущего местопребывания губернатора, не более 100 верст. Переход в оное из Охотска при мало благоприятствующем ветре не может продолжаться долее четырех дней.

По сим обстоятельствам заключили мы, что пакетбот прошел в море, а с ним и наши письма, коих мы с такою нетерпеливостью ожидали. Но беспокойство наше продолжалось короткое время. Сентября 2-го поутру донесли мне, что в заливе остановилось на якорь двухмачтовое судно. Я послал немедленно к оному офицера, который возвратился через два часа и привез с собою командира казенного транспорта мичмана Штейнгеля, пришедшего из Охотска. Через него-то получили мы, наконец, свои письма, из коих последние писаны были 1 марта сего года. Он доставил мне и пакеты, присланные в Охотск министром Румянцевым с отправленным из С.-Петербурга фельдъегерем, совершившим сей далекий и трудный путь в 62 дня. В них находились отзывы на донесения, посланные мною в прошедшем году перед отходом в Японию. Они обрадовали меня чрезвычайно; поелику содержали в себе лестную награду за все претерпенные мною в сем путешествии много различные неприятности.

В рассуждении обратного нашего в Россию плавания заботился я менее. Если бы во время оного и постигло нас несчастие, то сие случилось бы в морях, в коих каждый год бывают многие корабли разных европейских наций, следовательно, доставленная нашим путешествием польза открытиями и описаниями охранялась уже довольно. Но, чтобы обезопасить и плоды трудов наших с большей осторожностью, решился я отправить в С.-Петербург со штафетом все сочиненные нами карты при кратком донесении о наших открытиях. Тилезиус приготовил знатное собрание рисунков, относящихся к естественной истории, чтобы послать при сем случае в Академию. Сии драгоценные для нас вещи едва не подпали, однако, той участи, от коей предохранить оные я старался.

Я послал их на судне Штейнгеля, который вышел из Авачинской губы 20 сентября, но не мог достигнуть назначенного ему места и принужден был возвратиться в Камчатку. По несчастному случаю судно село на мель недалеко от Большерецка; однако спаслось. Следствием сего неприятного приключения было, что все посланное нами доставлено в С.-Петербург шестью месяцами позже, потому что отправлено после из Камчатки по зимней почте дальнейшим путем чрез Гижигу.

Весь такелаж корабля нашего во время плавания в тумане около берегов Сахалина так повредился, что надобно было его или исправить, или переменить новым. Итак, по расснащении совсем корабля занялись разными работами, которые производимы были с особенною охотою и поспешностью. Теперь настало время к предприятию обратного плавания в Россию. Каждая напрасно не потерянная минута напоминала нам, что скорее возвратимся в свое отечество; большего к трудам ободрения не требовалось. Я приказал выгрузить весь корабль как для починки водяных бочек, так и для прибавления 6000 пудов балласта в замену выгруженного железа.

Для освобождения служителей от трудной и скучной работы заказал я по прибытии своем в Петропавловск из Японии приготовить для нас дров 70 саженей. Надлежало запастись ими в Камчатке на все время обратного плавания, потому что оные в Китае, на острове Св. Елены и мысе Доброй Надежды чрезвычайно дороги. Здесь же могли мы взять дрова готовые, сухие. Известно, что доставление в Камчатку материалов сопряжено с великими трудностями и издержками; для чего и решился я удержать у себя из всех корабельных запасных материалов столько, сколько полагают нужным до прибытия в Кронштадт, прочее же оставил все в Петропавловске, между чем находился и якорь корабля нашего с новым канатом.

Из провизии, привезенной для нас из Охотска, взял я часть весьма малую, а именно на три месяца солонины, на четыре месяца сухарей и несколько пудов коровьего масла. Оная была вообще так худа, что я не захотел бы взять вовсе ничего, если бы мог надеяться достоверно, что получу в Кантоне провизию на все время плавания оттуда в Балтийское море. Две трети из оной оставил я в Петропавловске; ибо должен полагать, что и малое взятое количество испортится прежде времени, что и действительно случилось. Солонину сохранили с трудом шесть недель. В Кантоне принужденным нашелся я бросить ее всю в море. Не только бочки, в коих лежала солонина, были очень худы, но оную и приготовляют в Охотске весьма худо.

Мне рассказывали, что здесь при солении мяса употребляют морскую воду для сбережения соли. Если это справедливо, в чем, однако, я еще сомневаюсь, то нетрудно себе представить, от чего солонина портится так скоро. Сухарей не могли мы также сберечь долго. На обратном плавании нашем из Китая испортились оные настолько, что не годились даже для корма скота. Я привез оных некоторое количество в Кронштадт для пробы, удостоверившей всех, что охотские сухари по долговременном плавании не годятся ни к какому употреблению. Образ укладывания оных в Охотске есть существенная причина их порчи. Они втискиваются с великою силою в кожаные мешки, причем большая часть в пыль обращается. Мешки для удобнейшего сшивания мочат водою; почему лежащие непосредственно у кожи плесневеют скоро и делаются потом совсем негодными к употреблению в пищу. Крупа перевозится точно таким же образом. Влажность кожаных мешков удобно ей сообщается, отчего начинает она скоро пахнуть затхлостью и делается негодною.

Я взял крупы с собой малое количество для перемены пищи служителям, которые говорили, что долговременное употребление японской сарачинской крупы им уже наскучило; но оная при первом случае оказалась совсем испорченною. Сухари приготовляются в Охотске. Итак, я не понимаю, для чего кладут их в мешки кожаные, когда грузят прямо на судно. Если бы сей образ перевозки становился дешевле, тогда была бы некоторая причина к извинению; но сему выходит противное. Кожаный мешок стоит в Охотске два рубля с полтиной и служит только на один раз, потому что он при вынимании сухарей разрезывается, через это и делается после негодным, но если распарывать его и по шву с осторожностью, то и тогда портится много.

Казна и не требует, чтобы берегли мешки для употребления в другой раз, ибо поставщик сухарей берет за оные всякий раз полную цену. Новая бочка, сделанная из елового дерева, стоит в Охотске пять рублей. Она не должна быть так крепка, как солонинная, и, невзирая на то, может употребляться несколько лет; сверх того, в нее поместится сухарей три мешка, итак, если употребить ее и однажды, то и тогда прибыток от каждых трех мешков составит два рубля с полтиною, кроме сохранения сухарей от порчи, которая при настоящих мерах неизбежна. Кожаные мешки только для доставления провианта в Охотск нужны и удобны, потому что между городами Якутском и Охотском нет судоходства, а производится перевозка на лошадях и оленях, но употребление оных на судах, отправляемых из Охотска в Камчатку, кажется мне весьма странным. Взятое мною коровье масло было очень худо.

Хотя я и приказал перемыть его, посолить снова крепко и положить в малые бочки, но при всем том не годилось в пищу, а посему и было употреблено вместо сала на смазывание корабельных снастей. Кто знает, каким образом его приготовляют и доставляют, тот не будет удивляться, что оно испортилось до такой степени; его не солили вовсе и привезли из Якутска в коробках, в коих также и в Камчатку отправили. Несравненно хозяйственнее было бы, если бы приготовили хотя четвертую часть требованного масла надлежащим образом и доставили бы его в малых бочонках. В таком случае стоило бы оно дешевле и могло бы употреблено быть с пользою. Сие краткое известие доставленной нам из Охотска провизии доказывает, очевидно, с каким нерачением и неблагоразумием используют даже и важные в стране сей препоручения. Сумма около 15 000 рублей употреблена при сем не только без малейшей пользы, но и со вредом, который не без трудности отвратить предлежало.

Сентября 21-го пришло в Петропавловский порт малое судно «Константин», принадлежавшее Американской компании. Оным управлял штурман Потапов, отправившийся в Охотск из Уналашки. Недостаток в воде принудил его зайти в Авачу. Многие дни уже выдавал он матросам своим по весьма малому количеству воды; но при сих мерах осталось у него оной только восьмая доля одной бочки. Через 8 дней отправилось судно «Константин» опять в море; однако не достигло своего назначенного места, как то мы после узнали. Жестокие бури принудили его возвратиться в Петропавловск и препроводить там всю зиму. Итак, недостаточный запас в воде был причиною, что судно пришло в Охотск девятью месяцами позже.

По прибытии в Петропавловск отправил я немедленно в Нижнекамчатск нарочного с извещением о нашем возвращении. Но уже не надеялся увидеть губернатора, потому что дела его не позволяли ему предпринять вторичной в одно лето трудной и опасной поездки; услышав же, что он на обратном пути своем из Петропавловска едва не утонул в реке Камчатке и что жизнь его спасена одним только усердием и приверженностью к нему солдата, не мог я и желать того.