Текст книги "Сверхъестественное. Обычные жертвы"

– Хорошо, – сказал Дин. – Тогда поехали к Киннамон.

Глава 12

Бо Пайл безмятежно сидел в объединенной баптистской церкви Плезант Юнион примерно на середине прохода и точнехонько в центре скамей по правой стороне. Никто не замечал его, никто не обращал на него никакого внимания. Да, все знали, разумеется, что он владеет магазином «Пещерное Буйство», но и все на этом.

По крайней мере, так он говорил себе каждый день.

Он посещал эту церковь больше семи десятков лет, а его родители, их родители, прабабушки и прадедушки были похоронены на маленьком кладбище неподалеку. Увы, в памяти горожан остались не те замечательные люди из прежних поколений его семьи. О нет, все помнили прежде всего шального парня, который сбежал с младшей сестрой своей же подружки, бойкой проказницей на десять лет его моложе.

Одна ошибка – и вся жизнь насмарку.

Образ Бренды Эллисон с ее непослушными темными кудрями, ниспадающими на плечи, и блестящими зелеными глазами до сих пор преследовал его. Не в хорошем смысле.

Его тогда вели разбушевавшиеся гормоны, как обычного дурного пацана, который даже не задумывается о будущем. Хуже всего, будущее лежало прямо перед ним, у него в руках – Киннамон. Банально было бы сказать, что ее красота меркла по сравнению с внешностью младшей сестры, к тому же неверно. Да, рядом с Брендой Киннамон в самом деле казалась невидимкой. Бренда заслоняла хрупкий теплящийся огонек Киннамон, как большой костер перекрывает красный тлеющий отблеск углей в жаровне для барбекю. Но как всегда бывает с тем, что просто разрывается от великолепия, свет Бренды быстро потух, когда они сбежали и поженились. А глубоко в сердце и душе Бо остался милый огонек Киннамон.

Сильный. Ровный. Негаснущий.

Через пару лет они с Брендой вернулись в Браунсдейл, гордые и непокорные. Какая разница, что думали горожане? Какая разница, что думали родители? Его родители со временем их простили, разумеется, а потом и ее родители тоже. Но их любовь оказалась всего лишь страстью, а страсть – мимолетное чувство и плохой фундамент для долгих прочных отношений. По фундаменту пошли трещины, становясь все шире, и дом развалился.

И вот спустя примерно пятьдесят лет Бо сидел в церкви и слушал проповедника. Рядом с ним сидело лишь сожаление. Не Бренда, с которой они так и не завели детей и не общались со времен развода около сорока лет назад. И уж точно не Киннамон, в которой он слишком поздно признал единственную настоящую любовь всей своей жизни. О, она была достаточно вежлива. Он даже извинился, открыл ей сердце и признал свою ужасную ошибку. Без толку. Он понимал, что она больше никогда не станет ему доверять. А если люди в Браунсдейле до сих пор судачат о них, каких размеров достигнут сплетни, случись им снова сойтись?

В Бо осталось достаточно от него тогдашнего, двадцатипятилетнего беглеца, чтобы на все наплевать, но Киннамон не такая, она не вытерпит подобного. Вот так закончился род Пайлов, и Эллисон тоже. Ни одна из девочек Эллисон не родила детей, а он остался последним сыном в своей семье.

Что о нем думают в городе? Несложно угадать. Они видят старого дурня, который упустил свое будущее и теперь расплачивается за это каждый день.

Старый дурень.

Это мнение Бо вполне устраивало: его собственное было куда хуже. Бренда давно уехала, так что ей все равно, она никогда больше не увидит этих людей. Она даже сестру не навещала.

Но Киннамон…

Он не был настолько дряхлым и слабоумным, чтобы не замечать, как смотрят на нее другие женщины. Эти их взгляды а-ля «Как ты могла так опростоволоситься?». Уйма лет прошла, но старые подружки до сих пор судачили у нее за спиной. Злобные, стервозные старушенции, но что ты с ними сделаешь? И он, Бо Пайл, дал им тему для пересудов.

Господи, что же он натворил!

Наконец, служба закончилась. Бо вернул Библию на полочку и забрал свою шляпу. Он не стал пожимать руку проповеднику и болтать с другими прихожанами. Людей, которые это делают, замечают, а Бо хотел остаться незамеченным. Он не видел Киннамон, но знал, что она тоже здесь. Их семьи всегда ходили в эту церковь. Собственно, здесь они и познакомились, когда еще были школьниками. Знакомство, обреченное перерасти в детский роман и закончиться катастрофой. Она, наверное, где-то сзади, на предпоследнем ряду, чтобы иметь возможность выйти, едва с губ проповедника сорвутся слова: «Ступайте с миром, хорошего вам дня». Когда большинство прихожан выйдут на улицу, она уже отъедет от парковки. Эта мысль, как всегда, всколыхнула стыд в груди. Так много времени прошло, а боль в сердце по-прежнему свежа. Неужели она никогда не стихнет?

Солнце уже не светило. Бо щурился от мелкой мороси. Он опустил глаза, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Кто-то окликнул его, но издалека, так что можно было притвориться, будто он не расслышал. Он прибавил шагу, чтобы добраться до машины прежде, чем его позовут снова. Если кому-то так уж понадобилось поговорить с ним, его номер есть в телефонной книге.

Еще Бо думал о двойняшках. Они не должны были пропасть. Да, они не были местными, но они были почти свои, а теперь вокруг разгуливают фэбээровцы. Что предпринял шериф Томпсон? Это не должно было произойти, никогда. Бродяги, автостопщики, время от времени даже случайный муж, сбежавший с любовницей… Из-за них он тоже чувствовал себя виноватым, но и близко не в такой степени, как из-за девочек. Вина никогда не исчезала, но он был беспомощен в ее тени… Ему суждено было нести эту ношу точно так же, как его отцу, деду и остальным предкам вплоть до первых поселенцев округа Эдвардсон, когда эти места еще были безымянными. Он жил со стыдом и грехом, потому что другого выбора не было, не было другого способа защитить город и его жителей от голодного нечто, живущего глубоко в пещере.

Гору нужно кормить.

Эта фраза, как бы безумно она ни звучала, была написана на обратной стороне обложки семейной Библии, привезенной из Англии сотни лет тому назад. Он не знал, как вышло, что эту обязанность возложили на Пайлов, но случилось именно так. Они были хранителями, им полагалось защищать жителей города и приносить малую жертву – исключительно чужаков – во имя всеобщего блага. Нет, во имя всеобщего выживания.

Бо как-то провинился, и гора забрала Марли и Фэллон.

И его грызло ужасающее предчувствие: если он не выяснит, как это произошло, если позволит этому случиться снова, аппетит горы изменится. Она больше не будет довольствоваться отбросами общества.

Она захочет самого свежего, самого молодого, самого нежного мяса, которое только удастся раздобыть.

Глава 13

По контрасту с вчерашним солнцем сегодня небо закрыла пестрая пелена светлых и темных облаков. Дин не имел ничего против солнышка, но дождь был ему ближе. Его жизнь сама по себе казалась маленькой черной тучкой. Смешно, но даже Детка, похоже, ездила по мокрому асфальту лучше, чем по сухому. Ничего не сказав Сэму, Дин вел машину к дому Киннамон Эллисон. Сэм сидел рядом и листал прихваченную в кафе газету.

– Что-нибудь новенькое? – наконец спросил Дин.

Сэм мотнул головой.

– Ничего. О пропавших девочках вообще ни слова.

Колокола больше не звонили, а парковки около церквей, мимо которых они проезжали, были теперь большей частью пустые. На дороге стало больше машин, стоянки около магазинов наполнялись. Город, наконец, начал просыпаться, и жители занялись тем, чем обычно занимаются жители маленьких, сонных южных городков по воскресеньям.

Они быстро добрались до дома Эллисон, но, подъехав, увидели, что синего «Приуса» на подъездной дорожке нет. Секунду оба молчали.

– Что теперь? – спросил Сэм.

Дин улыбнулся уголком рта.

– Ну, можно сидеть здесь и ждать. А можно вернуться в кафе.

Сэм застонал.

– Только не говори, что опять проголодался. Мы только что поели.

Дин пожал плечами.

– Я никогда не упускаю шанса подзаправиться про запас. Никогда не знаешь, получится ли перекусить в следующий раз. И потом, вдруг она тоже поехала завтракать.

Сложив газету, Сэм кинул ее на заднее сиденье и вздохнул.

– Ладно, поехали в кафе. Но больше никакой еды, а то так мы в толпе не затеряемся.

Дин посмотрел на него.

– В смысле, никакой еды?

– Мы вроде не хотим выделяться, забыл? – Сэм приподнял руку, пресекая возражения. – Я совершенно точно помню, как официантка сказала, что на ее памяти никто не смог до последнего кусочка съесть этот их бифштекс-«привет-сердечный-приступ».

– Я польщен, – отозвался Дин.

– Я бы на твоем месте гордился чем-нибудь другим, – пробормотал под нос Сэм. – Например, что на этой неделе ты никого не убил.

– В зависимости от обстоятельств, это можно расценивать по-разному.

– Расценивай как хочешь. Поехали. – Сэм откинулся на спинку сиденья.

* * *

– Снова к нам?

Сэм бросил на Дина многозначительный взгляд. Официантка, которая в позапрошлый раз принесла тот страхолюдный сэндвич, поставила перед ними две пустые чашки.

– Кофе будете?

– С удовольствием, милочка.

Дождавшись, когда официантка наполнит чашки и отойдет, Сэм спросил:

– Милочка? Серьезно?

– Так говорят в сельской местности, – отозвался Дин.

– Я думал, только в кино.

– Ничего подобного, – поставив локти на стойку, Дин напоказ изучил все написанные от руки блюда дня и меню с газировкой и сладостями над проходом в кухню.

Кафе быстро наполнялось высыпавшей из церквей толпой, одетой в лучшие воскресные наряды. Дети помладше бегали между столиками, здороваясь с друзьями, а подростки притворно небрежно махали друг другу. Родители над головами детей приветствовали знакомых и беседовали о погоде.

И, разумеется, о пропавших девочках. Братья добрый час заливались кофе, но, увы, не услышали ничего нового. Киннамон Эллисон так и не объявилась, чему, вероятно, не стоило удивляться, принимая во внимание ее довольно горькие слова о жителях Браунсдейла и о том, что они о ней думают.

– Поехали обратно к дому, – не выдержал Сэм. – Если она была в церкви, то, наверное, сходила за покупками и уже вернулась.

– А если нет?

Сэм пожал плечами.

– Если нет, тогда на месте разберемся. Думаю, можно заняться чем-нибудь получше, чем наблюдать, как ты пускаешь слюни на список фирменных блюд и официантку.

Глава 14

Весь в поту, Оуэн проснулся на кровати Фэллон. Какое-то мгновение он, словно в дурмане, не мог понять, как здесь очутился, а потом на него внезапно обрушились воспоминания: исчезновение девочек, ужасный, рвущий сердце разговор с тетей и дядей. Сперва он просто всхлипывал, потом рыдал в голос и колотил кулаками по столу, да так, что солонка и перечница подскакивали, а потом и вовсе упали. Он плакал, пока получалось, пока не выдавил из себя последнюю крупицу горя и не мог уже поднять головы. Просидев за столом бог знает сколько, он с трудом поднялся на ноги и решил прилечь на диван.

Но комната девочек притягивала его. Не сопротивляясь, он подошел к двери и заглянул внутрь. Солнца не было, поэтому свет, льющийся сквозь занавески, был приглушенным. Комната будто купалась в мягком спокойном сиянии, и у Оуэна снова разболелось сердце. Это зрелище напомнило ему о… бесповоротности. Как полная тишина в похоронном бюро. Внезапно он с ужасающей ясностью вообразил зал прощаний, завешенный тяжелыми красными бархатными портьерами, которые не пропускали внутрь солнечный свет; ряды стульев и молчаливые люди на них, неподвижные взгляды устремлены на два белых нарядных гроба с золотой каймой. Три резных золотых ручки с каждой стороны, открытые крышки и складки белого плотного атласа внутри. Потом картинка изменилась, расширилась, и вот он уже стоит прямо перед гробами и смотрит на зеленые стебли и хрупкие белые бутоны дюжины лилий в каждом из них.

Тел в гробах нет.

Потому что Марли и Фэллон так и не нашли.

У Оуэна подогнулись колени. Сначала он сел на краешек кровати Фэллон, потом бессильно завалился на бок. Он подтянул под голову одну из декоративных подушек, а ноги свесил с края кровати, чтобы не пачкать ботинками покрывало. Хотелось думать, он сделал это потому, что Фэллон расстроится, когда вернется, но нет… Он сделал так по привычке. Положено вытирать ноги у дверей, не положено класть ноги в обуви на мебель. Только теперь он внезапно осознал, что большинство людей – как минимум многие, – которым пришлось пройти через подобное, так и не перестали верить, что пропавший вернется.

А он не верил, что пропавших найдут.

И в своей вере он был не одинок. Этот чертов шериф Томпсон… Пытается он хотя бы искать? Оуэн в этом сильно сомневался. Где люди, раздающие брошюры, где заметки на первых полосах газет, где, ради всего святого, поисковые группы? О девочках спрашивали только те два агента. Они хотя бы пытались наводить справки и даже потрудились вкратце ознакомиться с историей города перед приездом.

Наверное, в этот момент он и заснул, но проснулся с той же мыслью в голове: Браунсдейл.

Оуэн встал, машинально вернул на место подушку и разгладил одеяло. В комнате по-прежнему стояла странная тревожная тишина, как будто в ней никто никогда не жил. Полное отсутствие шума обвевало его кожу, подобно теплому, но неприятному ветерку.

Сам не зная почему, Оуэн осторожно попятился прочь из комнаты, будто если он развернется спиной, то упустит что-то важное. Закрыв дверь, он ушел к себе в комнату и начал рыться в чулане, пытаясь отыскать то, чем толком не пользовался несколько лет, еще до переезда в этот чертов южный городок. Одна несчастная экскурсия в Мамонтову Пещеру не в счет.

Оуэн выложил находки на кровать.

Плотные зимние джинсы.

Туристические ботинки, слегка жесткие от долгого хранения.

Рубашка с длинными рукавами.

Толстые носки.

Удовлетворенно оглядев вещи, он отправился в сарай на заднем дворе. Там он отыскал рабочие перчатки, крепкую бейсболку и мощный фонарь, работающий на трех больших батарейках. Оуэн проверил фонарь прямо в темном сарае: свет был яркий и мощный. Он купил фонарь всего пару месяцев назад, потому что во время сильных гроз нередко отключалось электричество. Выйдя из сарая, Оуэн заметил баллончик белой аэрозольной краски и захватил и его. Краска точно лучше покажет обратную дорогу, чем хлебные крошки. Пачкать стены пещеры было в высшей степени незаконно, но плевать.

Вернувшись в дом, Оуэн переоделся, взглянул на часы и сложил в старый рюкзак фонарь, краску, побольше воды и немного еды. Времени, чтобы поехать к пещере и сделать работу, которую не желает выполнять чертов Томпсон, было полно. А почему не желает?

Потому что чертов город проклят, вот почему. Не в каком-то дурацком сверхъестественном смысле, нет. Просто такие уж здесь живут люди. Злые люди. Что-то необъяснимое кроется в самой сути этого места. Оуэн понятия не имел, что именно, но оно здесь – в это он верил до глубины души.

Оуэн не был религиозен. Его родители регулярно ходили в церковь и прилежно таскали его с собой каждую неделю и на соответствующие праздники. Но Оуэн не ощущал той связи, которую явно ощущали они. Он просто сидел между папой и мамой и думал о книге или сборнике комиксов, которые читал в данный момент, перебирал в уме детали истории, если та была хороша, или переписывал ее в воображении, если чего-то не хватало. Он вставал, когда вставали родители, опускался на колени вместе с ними, в нужное время жал руки и обнимал людей вокруг. Походы в церковь не беспокоили его, но и не вдохновляли. Вдохновляли его книги, печатное слово. Он был книжным червем в детстве, заучкой в подростковом возрасте, а когда вырос – стал библиотекарем.

Когда агенты ушли из библиотеки, Оуэн и сам уделил несколько минут документам. Он ни о чем не умалчивал нарочно, но чем больше он изучал источники, тем сильнее убеждался, что исчезновения происходили не случайно. Горожане – через местные газеты и проповедников – и полиция всегда уверенно заявляли, что это всего лишь совпадение, что все эти люди просто проезжали мимо. И все на этом.

Ну да.

Поэтому в лесу находили рюкзаки, в разбитых лагерях находили маленькие палатки и припасы, а бумажники и женские сумочки с нетронутыми деньгами оказывались в городских урнах, где их находили жители и относили в офис шерифа.

Совпадение.

О том, что на самом деле случалось с теми людьми, оставалось только догадываться, но Оуэн наотрез отказывался верить, что пещера имеет к этому какое-то отношение, что ее нужно задабривать. Дурацкие предрассудки. Его не обдурить страшилками и бабкиными сказками. Он был в пещере на одной из непродолжительных экскурсий и видел, как исследовали пещеру другие. Смотрители парка пристально следили за тем, кто входил в пещеру и выходил из нее. Или не выходил. В таком случае, он был готов побиться об заклад, они сразу же высылали помощь.

Но никто не выслал помощь его двоюродным сестренкам. Пусть шериф Томпсон уверял, что их ищут, Оуэн не мог быть уверенным в этом наверняка.

Ну и ладно. Пусть шериф Томпсон катится к черту. Он сам пойдет в пещеру. Да, он побывал там всего раз, да, он не специалист, но по крайней мере он знает, куда идет, и подготовился.

Если никто не собирается искать девочек, он сделает это сам.

Глава 15

На этот раз, когда Сэм и Дин подъехали к дому, машина стояла на месте, но дверь Киннамон открыла не с первого звонка. Под ее глазами залегли темные круги, словно она плохо спала. Отступив, Киннамон поманила братьев внутрь. У нее за спиной кошки промчались по коридору и исчезли в глубине дома.

– Входите.

– У вас все хорошо? – не сдержался Сэм.

– Все нормально, – отозвалась она. – Просто странные сны снились, только и всего. – Она пристально взглянула на братьев. – Я уверена, эти сны как-то связаны с вами, но не могу в них разобраться.

– Увидели что-нибудь интересное? – спросил Дин.

– Возможно. Принести вам, мальчики, что-нибудь попить? Вы уже завтракали?

– На оба вопроса да, – отозвался Дин. – У вас есть что-нибудь кроме кофе?

– Лимонад и чай. – Она жестом пригласила их в гостиную. – Лимонад домашний.

Кивнув, братья уселись. Спустя несколько минут Киннамон вернулась с двумя высокими стаканами.

– Он уже сладкий. – Она осторожно опустила стаканы на подставки и устроилась в кресле-качалке. – Полагаю, вы хотите мне что-то показать?

Сэм кивнул, достал из кармана куртки розовый брелок с черепом и покачал им перед Киннамон.

– Я вынес его из подвала с вещдоками. С трудом. Шериф Томпсон трясется над всем этим добром как над сокровищами Тутанхамона. В дальнем углу, в запертой части подвала в здании управления шерифа лежит огромная куча вещей. Я сдернул брелок с рюкзака из этой кучи. Там ни бирок, ни документов. Томпсон утверждает, что владельцев найти невозможно.

– Врет, – холодно сказала Киннамон. – Всегда можно отследить владельца вещи.

– Постойте-ка, – проговорил Сэм. – Всегда, говорите? Хотите сказать, что…

– Да, – ответила Киннамон. – Я могу с помощью предмета узнать что-то о пропавшем человеке.

На мгновение оба брата потеряли дар речи.

– Ого, – наконец выговорил Дин.

Киннамон сцепила беспокойные пальцы.

– Сейчас нам это не поможет. Их… нет.

Сэм подался вперед.

– Что значит «нет»? Они погибли?

Киннамон смотрела куда-то вдаль.

– Не уверена, – призналась она. – И не могу сказать точно, пока не коснусь чего-то из их вещей. Но… да. Я почти наверняка уверена, что все они погибли. Считайте это интуицией.

Сэм наклонился и передал ей брелок.

– Тогда вот. Берите. Скажите нам, что вы видите.

Киннамон потянулась за брелоком, потом помедлила. Ее пальцы подрагивали в воздухе, будто она решила, что, если дотронется до чего-нибудь, ее ударит током. Спустя несколько секунд она сжала зубы и обхватила пальцами маленький розовый череп.

На какой-то мимолетный момент Сэму показалось, что он видит глазами экстрасенса. Потом он убрал пальцы с брелока, и Киннамон забрала безделушку. Прикрыв ее другой рукой, она прижала руки к груди и закрыла глаза. Жест мог бы показаться театральным, но не в исполнении Киннамон. На ее лице промелькнула боль, глаза зажмурились так плотно, что на висках проступили жилы.

– О, – тихонько простонала она.

– Что вы видите? – жадно спросил Дин.

– Это… сложно описать, – тихо отозвалась она. – Очень темно и холодно. Все мокрое.

– Вы видите, кому принадлежит брелок? – поинтересовался Сэм.

– О нет, – слабо проговорила Киннамон. – Боже… Нет! – ее голос сорвался на крик.

Извернувшись в кресле, она дернулась назад, будто пыталась от кого-то увернуться. Она снова закричала и начала словно отбиваться от чего-то невидимого. Ее крики становились все громче и мучительнее, а потом Сэм выскочил из кресла и вырвал брелок из ее сжатых пальцев.

– Киннамон, возвращайтесь! – закричал он, выронил брелок на ковер и схватил Киннамон за плечи. – Возвращайтесь! Сейчас же!

Сэм легонько встряхнул ее раз, другой. Киннамон распахнула глаза, хотя долгий пугающий момент казалось, что она не понимает, где находится.

– Что? – прошептала она. – О… – Она окинула взглядом Сэма и Дина и, прежде чем те успели заговорить, просто сказала: – Много крови. И так много боли.

– Чьей? – потрясенно спросил Сэм. – Можете сказать?

Киннамон кивнула и указала на брелок на полу.

– Он принадлежал женщине по имени Роуз Фостер. Она из Чикаго. Сбежала оттуда еще подростком и пристрастилась к наркотикам. Очутилась здесь, потому что севернее приближалась зима.

– Когда это было? – спросил Дин.

– Около года назад. Ей был тридцать один год. Наркоманка. Чтобы заработать, спала с дальнобойщиками.

Дин нахмурился.

– Не припомню, чтобы видел ее имя в списках пропавших.

Киннамон покачала головой.

– Она сбежала из дома шестнадцать лет назад. Родители считали ее обузой. Они порадовались, когда она исчезла, и не обращались в полицию.

– Паршиво, – заметил Дин.

Сэм выжидательно взглянул на Киннамон.

– Так что же с ней случилось?

– Подробностей не знаю, – откликнулась та. – Как я уже сказала… Много боли и ужаса. А потом просто… темнота. – Она снова нашла взглядом брелок. – Я только знаю, что он принадлежал ей, а не девочкам, которых вы разыскиваете.

Сэм сел, стиснув челюсти.

– Тогда нужно вернуться, – решительно сказал он. – Надо вернуться в подвал с вещдоками и попробовать еще раз.

Дин был совершенно не в восторге.

– Ну, Томпсон в самом деле предложил нам заходить в любое время.

Сэм покосился на него.

– Что-то сдается мне, он кривил душой.