Текст книги "Пробирная палата"

Потому-то дальнейшее развитие событий и стало для гостя полной неожиданностью. Какой-то вышедший из таверны солдат остановился, схватил старика за ворот не поддающейся описанию рубашки и с силой ударил о дверь, после чего отступил, молча наблюдая за тем, как тело незадачливого певца сползло на землю, оставляя на деревянной панели кровавые пятна. Все это произошло на глазах по меньшей мере четырех прохожих, но ни один из них даже не повернул головы и вообще не проявил к инциденту никакого внимания. Все они сделали вид, что ничего не видят и не слышат. Но почему? Потому что привыкли к подобным происшествиям? Или потому, что проводимая властями политика не поощряет интереса граждан к общественной жизни? Для чужеземца это осталось загадкой. Старик затих и даже не шевелился, солдат пошел своей дорогой. Все было сделано быстро и аккуратно, как будто специально отрабатывалось на учебных занятиях, раз за разом, чтобы довести навык до совершенства.

Переварив увиденное и отправив его в архив памяти, Полиорцис направился вниз по улице, по направлению к лесоторговой бирже, где надеялся вдохнуть еще немного местной атмосферы. Почувствовать колорит и получить материал для последующего анализа. Он не прошел и двух ярдов, когда кто-то дотронулся до его плеча, заставив остановиться и оглянуться.

– Вы, похоже, заблудились, – сказал остановивший Полиорциса человек. Крупный, ничем особенно не выделяющийся, лысый, с дружелюбными серыми глазами, он, если не обращать внимания на рост, выглядел типичным аборигеном Месоги. – Ищете кого-нибудь?

Полиорцис ненадолго задумался.

– Вообще-то да, ищу.

– Тогда считайте, что нашли.

На незнакомце была светло-коричневая стеганая шерстяная рубашка, изрядно полинявшая и обтрепавшаяся на плечах, и лишь человек, много путешествовавший и профессионально наблюдательный, как Полиорцис, узнал бы в этих обносках военную форму Сконы, предназначенную для ношения под кольчугой. Когда-то, во времена богатства и могущества, Скона заказывала для своей армии самое лучшее, не похожее на нынешние неуклюжие кожаные доспехи, легкие и непрочные кирасы или причудливые и непрактичные подбитые комбинезоны, производимые на государственных предприятиях Перимадеи. Тот, кто создавал эту рубашку, делал свое дело с умом, вниманием к мелочам и ответственностью за результат.

– Я – Горгас Лордан, – продолжал незнакомец. – Если вы тот, кем я вас считаю, то вы проделали неблизкий путь, чтобы увидеться со мной.

Полиорцис кивнул в знак согласия.

– Возможность путешествовать, – ответил он, – одно из величайших удовольствий в том деле, которым я занимаюсь. В наши дни нечасто попадаешь туда, где никогда не бывал прежде. Я, видите ли, коллекционирую места.

Горгас Лордан улыбнулся:

– У вас это что-то вроде национального увлечения. Ладно, давайте зайдем в таверну и выпьем.

Таверна была большая и пользовалась, судя по числу посетителей, немалой популярностью. В главном зале, просторном помещении с высоким потолком, толпились приехавшие на рынок солдаты. Собравшись небольшими, по три-четыре человека, группами, люди оживленно и вполне по-дружески переговаривались, делясь последними новостями. У задней стены находилась лестница, которая вела на галерею, занимавшую три из четырех стен здания: там стояли стулья и столики, но почти все они пустовали. Поднявшись наверх, Горгас уселся за один из свободных столиков спиной к перилам и ногой подтолкнул Полиорцису второй стул.

– Прошу извинить за всю эту мелодраму, – сказал Горгас. – Не думаю, что за вами или за мной следят, подобные глупости мне и в голову не приходят, в наше время всякое может случиться.

Полиорцис кивнул:

– Думаю, вы поступаете совершенно разумно. Не знаю, |, что у них за разведывательная служба…

Горгас поджал губы.

– Уверяю, лучше, чем вы думаете. Возможно, они не очень любят рассылать по свету тайных агентов и все такое прочее, но у них определенно есть талант задавать нужные вопросы заезжим чужеземцам. А таких, как ни странно, не так уж и мало – торговцы, моряки, путешественники. – Он сделал паузу. – Извините, не расслышал ваше имя.

Гость усмехнулся.

– Эубен Полиорцис. – Он открыл дорожную сумку и вынул небольшой, свернутый в трубку и перевязанный шнурком листок пергамента, который вполне мог оказаться и накладной, и аккредитивом. – Насколько я понимаю, вы знакомы с имперскими печатями.

– Не настолько близко, как хотелось бы, – с ухмылкой ответил Горгас. – Для начала мне хотелось бы освоить искусство снимать печати, не нарушая их целостность, и водворение оных на место. У вас это прекрасно получается. А нужна всего-то обычная тонкая проволока, нагретая докрасна в чистом пламени. Она легко срезает воск, который потом ногтем нетрудно прилепить обратно. – Он ловко сковырнул печать ногтем мизинца левой руки и небрежно, как коросту, сбросил ее на пол. – Ну, посмотрим, что у нас здесь. Да, все вроде бы в порядке. Прекрасный у вас почерк, похоже, у вашего народа это в крови. Кстати, пока не забыл, в следующий раз, когда приедете сюда, привезите мне дюжину листов той отличной линованной бумаги, которую производят в Ап-Оэзене. В здешних местах ее не достать ни за какие деньги.

Полиорцис натянуто улыбнулся:

– Конечно, я не забуду. А теперь, если не ошибаюсь, вы хотели поговорить со мной о чем-то, не так ли?

Горгас пожал плечами:

– Кому-то же надо сделать первый шаг. Давайте будем откровенны, я не люблю ходить вокруг да около. Наши и ваши интересы совпадают, а раз так, то почему бы не делать дела вместе.

По лестнице неспешно поднялись трое, но, увидев Горгаса, быстро вернулись назад.

– Интересно, – сказал Полиорцис, – что вы видите ситуацию в таком свете. Что касается меня, то я не понимаю, в чем может быть ваш интерес. Пожалуйста, не поймите меня неправильно, но объясните, что плохого сделал вам вождь Темрай?

Горгас пожал плечами:

– О, лично я ничего против него не имею: я встречался однажды с этим Темраем, и он показался мне довольно приятным человеком. Но это вряд ли имеет какое-то значение. Меня больше заботит, что вы планируете в долгосрочной перспективе. Насколько я понимаю, существует пустота, которую необходимо заполнить. Я хочу получить свою долю. Вам пригодится моя помощь. Простые, чисто коммерческие отношения. Не будем юлить, поговорим начистоту, и, уверен, мы с вами отлично поладим.

Полиорцис откинулся на спинку стула, как бы увеличивая расстояние между собой и собеседником.

– Вы обяжете меня, если поясните. Рассматривая нынешнюю ситуацию лишь с одной точки зрения, вы пытаетесь убедить Империю совершить неспровоцированное нападение на суверенное государство. Мне бы хотелось знать – для чего?

– А вас еще нужно убеждать? – усмехнулся Горгас. – Я так не думаю. Теперь, после падения Ап-Эскатоя, стало очевидно, что вы пойдете дальше, пока не достигнете северного моря. Уберем из этого уравнения Темрая, и что мы увидим? Вот вы, у самого берега, дышите в шею Шастелу; остров ни здесь, ни там, он вас не волнует, хотя, на мой взгляд, вы вполне могли бы воспользоваться их флотом. После этого рано или поздно вы пойдете на запад, и в скором времени мы станем соседями. И я предпочел бы, чтобы, когда это время наступит, между нами сложились хорошие отношения. Вот почему, – он подался вперед через стол, – я здесь и встречаюсь с вами. Разве это не разумно? Полиорцис мило улыбнулся:

– Я бы сказал, что у вас весьма своеобразное представление о наших устремлениях. Но давайте ради удобства разговора предположим, что ваша оценка современного положения и ближайших перспектив верна. Допустим, у нас есть территориальные притязания на полуостров, но зачем нам вы? Разве у нас недостаточно собственных ресурсов, людских и материальных, чтобы сделать все самим, без вашей помощи?

Горгас рассмеялся:

– Конечно. Вне всяких сомнений. Но это не ваш метод. Вы никогда не беретесь за дело сами, если его может сделать кто-то другой. Что ж, вполне рациональный подход, ничего плохого. Но если привлечь мою армию, то вам не придется перебрасывать части, снимая их с гарнизонной службы в разных областях Империи. Разумеется, у вас огромные ресурсы, но не надо убеждать меня в том, что ваши силы не растянуты почти до предела. Мы оба знаем нашу историю, ослабив гарнизон в любой из восточных провинций, вы сами напрашиваетесь на неприятности. Достаточно посмотреть на то, что случилось совсем недавно в Гоаппе, когда оттуда вывели седьмой легион. Положение сложилось ведь почти критическое, не так ли?

– Верно. – Полиорцис продолжал улыбаться. – Вы поражаете меня своей информированностью, наверное, сказывается опыт управления банком. Но я надеюсь, что мы смогли бы поскрести по углам и собрать достаточно сильный экспедиционный корпус, не повторяя подобной ошибки. Знаете, мы ведь тоже читаем доклады.

– Конечно. – Горгас изобразил руками неопределенный жест. – Но к чему все эти проблемы? Сила равнинных народов всегда заключалась в лучниках. Чтобы противостоять им на равных, вам нужны собственные лучники. Большинство ваших лучников расквартированы сейчас на востоке. Нет никакого смысла посылать против Темрая сто тысяч тяжелых пехотинцев, им просто негде будет спрятаться, и получится большая бойня. Нет, вам нужны опытные, надежные лучники. И именно я могу их предложить.

Полиорцис ответил не сразу: некоторое время он сидел молча, сложив руки на коленях.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Допустим, вы правы. Допустим, что мы действительно планируем напасть на Темрая и просим вас о помощи. Если это чисто деловое предложение, в чем вы настойчиво меня уверяете, то что вы собираетесь получить в результате? Только деньги? Или у вас на уме нечто другое?

Кружившая над столом муха опустилась на край липкой подсохшей лужицы от пролитого пива и, почувствовав опасность, попыталась взлететь, но Горгас опередил ее, ловко раздавив между пальцами.

– Смотря по обстоятельствам. Деньги, конечно, тоже потребуются.

– Хотите сказать, что вам нужно и что-то еще? Что же? Территория? Желаете приобрести кусочек земли вождя Темрая?

Горгас покачал головой:

– О боги. Конечно, нет. Какая мне от нее польза? Прежде всего, у меня нет столько кораблей и людей, чтобы патрулировать все побережье и защищать сухопутные границы. Кроме того, в этом случае мы стали бы соседями гораздо раньше, чем мне хотелось бы. Надеюсь, вы не обидитесь на меня за откровенность.

– Не беспокойтесь. – Полиорцис понимающе кивнул. – Если вам не нужна территория, то что же остается? Насколько я могу судить, в мире есть три вещи, ради которых можно воевать: деньги, земля и люди. Значит, вы хотите последнее? Рабов, которые помогли бы поднять экономику в Месоге? Не так ли?

Горгас нахмурился:

– Вот уж определенно нет. Помимо всего прочего, с рабами слишком много хлопот. Обычно затраты себя не оправдывают. Нет, ничего такого мне не нужно.

– Тогда я сдаюсь. Но вы скажете, что вам нужно?

– Вы не очень внимательно меня слушали. Дружба. Мне нужна дружба. Я хочу установления длительных, ровных и взаимовыгодных отношений между западной провинцией Империи и республикой Месога. Что в этом странного?

– Понятно. Вы готовы оказать нам помощь в войне против Темрая с тем, чтобы мы оказали вам затем ответную услугу. Я верно излагаю?

– Совершенно верно.

Полиорцис потер подбородок.

– Пожалуй, я начинаю понимать, в чем ваша выгода. Хотя и не уверен, что ваше предложение столь же выгодно нам. Видите ли, у нас есть одна довольно досадная привычка: мы всегда соблюдаем наши договоры. Если, как вы предполагаете, мы настроены воевать и продолжать экспансию, то не готовим ли мы в данном случае, как говорится, наказание для самих себя? Гипотетически говоря, конечно.

– Это решать вам, – спокойно ответил Горгас. – У нас здесь говорят так: не обманывай обманщика. Я делаю свое предложение от чистого сердца, и мы оба знаем, почему я его делаю. А теперь вы скажите, что мне делать с этим моим предложением, чтобы я знал, чего ждать в будущем, и готовился к худшему. Но скажу сразу – худшего не должно быть. Кем бы и чем бы я ни был во всех прочих отношениях, прежде всего я реалист. Поэтому со мной так приятно вести дела.

Он улыбнулся.

– Это я понял, – вежливо заметил Полиорцис. – Полагаю, что на данной стадии мы пока и остановимся. Мне нужно вернуться, доложить обо всем начальству, а уж оно будет думать, как отнестись к вашему предложению. – Гость поднялся. – Как вы прекрасно понимаете, я приехал сюда исключительно ради того, чтобы получше узнать вас и ваш народ и предоставить тем, от кого будет зависеть окончательное решение, как можно больше информации. Полагаю, нашу встречу можно считать завершенной, и я, с вашего разрешения, хотел бы немного прогуляться и осмотреться. С удовольствием воспользуюсь вашим советом, например, было бы любопытно посмотреть на ваших лучников. Как говорят у нас: прежде чем покупать, проверь товар. Мне придется составлять отчет, и, как вы понимаете, одних ваших слов недостаточно, чтобы убедить власти провинции принять желательное для вас решение. Уверен, что вы меня понимаете.

– О, разумеется, – сказал Горгас. – Пожалуйста, делайте, что хотите. Если у вас есть время, я с удовольствием поработаю вашим проводником в течение дня. Хотите посетить лагерь гарнизона – пожалуйста. Впрочем, если вам кажется, что я буду… хм, как бы это сказать? – висеть у вас камнем на шее, да? – то не буду докучать своим присутствием.

Полиорцис любезно улыбнулся:

– Совершить ознакомительную прогулку с таким проводником, как вы? О большем невозможно и мечтать. Не сомневаюсь, что вы покажете мне самое интересное.

На третий день работы в качестве заместителя инспектора Пробирной палаты Бардас Лордан наконец-то нашел ее.

Она оказалась в конце самой длинной галереи, и чтобы добраться туда, ему понадобилось опуститься по ужасной лестнице, пройти по узкому, темному коридору, потом еще по одной лестнице и еще одному коридору, затем уже по третьей лестнице. В конце этого путешествия Бардас почувствовал, что вернулся туда, где ему и надлежит быть – в подземелье.

Обычно сначала умирают, но в вашем случае мы сделали исключение.

Вдоль по коридору, седьмой поворот, третий направо, вниз по лестнице и вот оно. Не ошибешься. Бардас стоял перед массивной дубовой дверью, чувствуя себя самым мелким клерком, впервые пришедшим на работу в бухгалтерию огромной торговой компании, – что было глупо, потому что на самом деле он был здесь старшим; по крайней мере так ему сказали там, на руинах Ап-Эскатоя. Там, над обрушившимися подземными ходами, где правила были немного другие.

Бардас толкнул дверь рукой – она не поддалась, он толкнул сильнее, потом надавил плечом – дверь уступила, совсем немного, но и этого хватило, чтобы вдохновить его на продолжение борьбы.

– Немного туговато, – сказал голос, когда Бардас ввалился в холодную, наполненную эхом комнату. – Но мы все равно ее закрываем… из-за шума. Кто вы?

Здесь по крайней мере было светло, на выступе над дверью стоял целый ряд масляных ламп. От сквозняка их тонкие язычки пламени задрожали, заколыхались, словно пустившись в танец. По комнате запрыгали тени.

– Меня зовут Лордан, – ответил Бардас, стараясь рассмотреть человека, с которым разговаривал. – Я назначен сюда…

– А, герой, – произнес голос– Входите. И закройте дверь.

Бардас толкнул дверь спиной, она закрылась. Он огляделся. Комната была уставлена большими каменными плитами, а стены образовывали высокую арку. В середине, прямо на полу, высилась груда всевозможных доспехов: нагрудников, шлемов, латных воротников, кирас, рукавиц, наплечников. Все это было брошено кое-как, покорежено, погнуто, побито, изуродовано и истерзано. Голос, казалось, шел из-за кучи, и когда Бардас посмотрел туда, то увидел маленького старика, Сына Неба, и здоровенного парня лет восемнадцати. Оба были обнажены по пояс; у старика из-под кожи торчали кости, а у парня перекатывались упругие мускулы. Между ними на наковальне лежал шлем. Старик держал его длинными клещами, его напарник был вооружен громадным молотком.

– Ну, – сказал старик, – вы все-таки нас нашли. Возьмите какой-нибудь шлем и садитесь.

В комнате было холодно, но мужчины обливались потом. Длинные, песочного цвета волосы юноши прилипли ко лбу, как будто его окунули в жир. У старика волос не было вообще, и капельки пота блестели на вытянутом наподобие яйца черепе. Бардас огляделся, увидел кучку шлемов, вытащил один и уселся на него.

– Я – Анакс, – представился старик. – А это Болло. – Он улыбнулся, показав полный набор ослепительно белых зубов. – Добро пожаловать в Пробирную палату.

– Спасибо, – сказал Бардас.

Анакс вежливо кивнул. Болло промолчал, будто и не заметил появления чужака.

– Вы не возражаете, если мы продолжим? – Как у настоящего Сына Неба, голос у него был чистый, ясный. – У нас сегодня еще много работы, как вы и сами можете видеть.

– Да, конечно, продолжайте, пожалуйста, – сказал Бардас, и Болло тут же поднял молоток над головой и с силой опустил его на верхушку лежащего на наковальне шлема.

Лязгнуло так, что Бардас подпрыгнул. Шлем свалился с наковальни и покатился по каменному полу.

– Плохо, – уныло пробормотал Анакс. – Ты слышал? Дребезжит. Мусор. Хлам. – Он с видимым усилием наклонился, подобрал шлем и снова положил его на наковальню. На левой стороне металлического колпака появилась небольшая вмятина. – Все можно определить по звуку.

Он снова нагнулся– похоже, это причиняло ему изрядную боль – и поднял другой шлем, на взгляд Бардаса, идентичный первому. Потом Анакс снова зажал его клещами, а Болло нанес очередной удар.

– Ну, слышал? – спросил старик. – Совсем другое дело, да? Хороший шлем. Хороший шов. А вот заклепки никуда не годные.

Бардас посмотрел на хороший шлем, на нем тоже имелась небольшая вмятина.

– Извините, но я не понимаю…

– Неужели? – Анакс кивнул, и Болло снова опустил молоток. Звон металла ударил по ушам. – Слышишь? Звук совсем иной – чище, выше, светлее. Он, конечно, немного вялый, но это из-за ржавых заклепок. Вот, попробуем на кирасе. Здесь отличие заметнее. – Старик со стоном потянулся к груде доспехов, вытащил серый, тусклый нагрудник и, сбросив на пол оба шлема, положил его на их место. – Слушайте высокую ноту. Она должна прозвучать вполне отчетливо. Вы не ошибетесь.

Болло стиснул рукоять молотка и нанес по нагруднику пять мощных ударов, по два с каждой стороны и один посередине, по соединительному шву. В ушах Бардаса все слилось в ужасный грохот.

– Да, слышу, – сказал он, моргая. – Вы правы, звук совсем другой.

Старик рассмеялся:

– Я вас обманул. Это тоже мусор. Впрочем, теперь все уже не важно. Я проверил и забраковал целую партию, тем не менее ее отправят в продажу. Только на каждом изделии будет клеймо НП. Не прошло проверку. Чудесно, не так ли?

Бардас откашлялся.

– Я вас задерживаю. Пожалуйста, не обращайте на меня внимания и продолжайте.

Анакс снова рассмеялся:

– Не беспокойтесь. Мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы научиться определять качество по звуку. А до тех пор я просто колотил их, пока они не рассыпались, и сам не понимал, что делаю. Сейчас, конечно, я могу определить разницу мгновенно. Но, как видите, мы все равно продолжаем работать по старинке, потому что в этом заключается наша работа.

На наковальню положили пару похожих на раковины моллюсков латных рукавиц, тускло-серых, с пятнами ржавчины.

Болло сокрушил их семью ударами, выбив заклепки и расплющив пластины. Все то время, пока он орудовал молотком, в комнате стоял невозможный грохот.

– Хорошо, – сказал Анакс, делая пометку на деревянном столбике. – Отложи их. Возьми наплечник.

Бардас не знал, что такое наплечник, но, увидев, сразу понял, что эта часть доспехов предназначена для защиты плеча и сделана таким образом, чтобы не сковывать свободное движение руки.

Как ни старался Болло, изделие выдержало все испытания. Но Анакс все равно остался недоволен.

– Брак, – проворчал он. – Глухой звук. Что-то с металлом: кусочки меди, кокса, песка, в общем, всякая грязь. А все из-за того, что приходится пользоваться тем, что дают. – Старик замолчал. – Знаю! – Его глаза вдруг вспыхнули. – Болло, принеси Железного Человека. Покажем нашему гостю кое-что поинтереснее.

Болло выпустил из пальцев молоток, с глухим стуком упавший на пол, и скрылся за еще одной грудой покореженных доспехов. Когда он появился из-за нее, то тащил за собой тележку, на которой стояла сделанная из железа фигура человека. Она вся покрылась красным налетом ржавчины.

– Если следовать инструкциям, – сказал Анакс, – то мы должны пользоваться Железным Человеком постоянно. Но ему уже сто двадцать лет, и бедняга стал немного хрупковат. Представляете, столько лет его колотили почем зря. Как дела, приятель? – Он похлопал манекен по бедру. – Видите? Нет левой руки. Просто-напросто отвалилась. Ее уже не приваришь. Если по металлу долго бить, он твердеет, а когда твердеет, то становится хрупким, а когда становится хрупким… все, конец. Хорошо, Болло, давай воспользуемся топором номер четыре, покажем нашему уважаемому гостю, как это делается.

Болло хмыкнул, вытер лоб тыльной стороной ладони – Бардас заметил, что у него на руке совсем не осталось волос – и, наклонившись, стал рыться в длинном металлическом ящике. Тем временем Анакс осторожно прикреплял к железной фигуре различные доспехи, аккуратно застегивая пряжки и подтягивая крепления.

– Все должно быть, как надо, – объяснил он, – чтобы нигде никакого зазора, иначе такая проверка лишается всякого смысла.

Через какое-то время Железный Человек был полностью облачен в стальные доспехи. Бардас, как ни приглядывался, не смог обнаружить ни единой щели или зазора. Сталь скрыла ржавчину, и посторонний, войди он в этот момент в комнату, мог бы принять стоящего на тележке манекена за живого человека в полном защитном облачении.

– Порядок, – удовлетворенно пробормотал Анакс, отряхивая с ладоней рыжеватую пыль. – Отойдите подальше, – сказал он Бардасу. – Иногда кусочки разлетаются по всей комнате. Конечно, все зависит от того, кто бьет и кого бьют. А теперь, Болло, начинай. Только медленно, ты не на соревнованиях. Помни, это работа, а не забава.

Интересно, как бы он ударил ради забавы? – подумал Бардас, вовремя отходя в сторону.

Болло поднял громадный топор, занес его над головой и ударил, согнув при этом колени и вложив в удар не только силу рук, но и весь свой вес. Бардас ожидал услышать оглушающий лязг, но звук получился совсем другой, более высокий, но короткий, как будто он весь, вместе с силой удара, прошел через тонкую сталь наколенника в массивную железную опору. То, что услышал Бардас, скорее напоминало пульсирующую ноту некоего музыкального инструмента. Топор отскочил – на месте удара осталась глубокая зарубка, но сталь выдержала.

– Плохо. – Анакс повернулся к Бардасу. – Попробуйте запомнить этот звук. Еще раз, Болло.

Следующий удар пришелся на левый локоть, и звук действительно вышел иным, а вот повреждение оказалось куда более очевидным – сталь вогнулась и треснула. Но Анакс выглядел довольным.

– Хорошо. Как раз то, что надо. Подумайте сами. Вы бьете со всей силой, куда эта сила должна пойти, в сталь или в вас? То-то. Хорошая броня принимает удар на себя, плохая передает его силу. Все просто.

– Хорошая броня принимает удар, – повторил Бардас. – Плохая передает. Так вот чем вы здесь занимаетесь, да?

Анакс усмехнулся:

– Знаю, вам кажется, что это весьма забавный способ зарабатывать на жизнь. Но вы же умный человек, это ясно, вы многое повидали, были на войне… да, конечно, я и забыл, что вы герой. Посмотрите. – Он показал на один деформированный кусок стали, потом на другой, пострадавший ничуть не меньше. – Вы, конечно, думаете, что они одинаковые, что они оба бракованные. Ошибаетесь. Здесь ведь, понимаете ли, целая философия. – Старик вытер нос тыльной стороной ладони. – Понимаете, полной гарантии не дает никакая броня. В мире нет таких доспехов, которые выдержали бы удар Болло и большого боевого топора. Дело не в том, уступает броня или не уступает, а в том, как она уступает. И вот эту простую истину они никак не могут понять. – В его бледных глазах блеснула злость. – Почему? Да потому что, пока вы не станете на мое место, пока не поработаете здесь с десяток лет, пока не посвятите этому всю жизнь, день за днем занимаясь одним и тем же, сокрушая то, что создавали самые разные мастера, вы не поймете, что есть два способа взломать этот лом. Плохой и хороший. – Он перевел дыхание. – Ваши генералы и чиновники говорят одно: нам нужен материал, который все выдержит. Точка. Я отвечаю им: хорошо, я знаю, как сделать такую броню, я знаю, что для этого требуется, все условия. Но вы же сами завопите, что это слишком дорого, что никто и никогда не сможет никогда носить такие доспехи. А ведь вам нужна надежная и практичная броня, так что давайте договариваться со мной, Болло и топором номер четыре. И каждый раз топор превратит ее в лом.

Бардас кивнул с видом человека, понявшего если не все, то хотя бы главное.

– И вы говорите, что определить все можно по звуку, да? Старик только махнул рукой:

– Это лишь один из способов. У каждого теста свой критерий. Поверьте, мы не только проверяем ее прочность топорами и молотками. Нет-нет. Мы стреляем по ней из луков, арбалетов, мы пропускаем ее между зубчатыми валами. Есть испытания на прочность, на эластичность, на твердость, на устойчивость к холоду. Вы даже представить себе не можете, какими способами мы проверим вещь, если уж это понадобится. Но я хочу, чтобы вы поняли одно – рано или поздно она все равно уступит, а если не уступит, то, значит, и сам тест никуда не годится. Мы здесь работаем на пределе, господин герой, иначе во всем этом нет ни малейшего смысла.

Анакс замолчал, глядя на что-то.

– В чем дело? – спросил Бардас.

– Бракованные медные заклепки, – проговорил Анакс таким тоном, будто заметил трещину в небе, на которую никто не обращал внимания. – Посмотрите сюда, видите? – Он ткнул длинным, ломким на вид пальцем в чашечку наколенника. – Посмотрите на заклепки. Их сорвало.

Бардас посмотрел, но ничего особенного не увидел.

– Да, вижу. И что это означает?

Старик огорченно вздохнул:

– У медных заклепок есть одно важное качество. Медная заклепка, когда вы подвергаете ее чрезмерной нагрузке, растягивается, вот так, как здесь. – Он ткнул валявшуюся на полу латную рукавицу. – В этом весь смысл их применения. А теперь полюбуйтесь на этот вот наколенник. Видите? Головки заклепок сорвало. Значит, вся партия никуда не годится. Но ведь никого не интересует, почему это произошло. Выбрасывать надо все, возможно, тысяч сто заклепок. Если мы их забракуем, то кому-то придется за это отвечать. Какому-то чиновнику. А отвечать ему не хочется, да и в любом случае мне никто не поверит. Так что все мои жалобы бесполезны.

Стоявший чуть поодаль Болло, похоже, потерял терпение. Вскинув топор, он неожиданно резко развернулся и обрушил свое оружие на плечо Железного Человека.

– Лязгнуло, – сказал Бардас. – Плохо?

– Ужасно, – уныло ответил Анакс. – Но они знают, что делать. Двойная подкладка под наколенник. Не выход, но кое-что. По крайней мере тот, кто позаботится об этом, обойдется без раздробленной ключицы. Но это неправильно. И я это знаю.

– Да, конечно, – согласился Бардас.

– В том-то и дело, – сказал Анакс. – Я всегда все знаю.

Теудас Морозин нашел-таки корабль, то есть поговорил с одним дельцом, занимающимся оптовыми поставками миндаля, который общался примерно неделю с каким-то капитаном, упомянувшим, что как только он найдет покупателя на свой груз, балясины из черного дерева для балюстрады (откуда у него взялись эти самые тридцатидюймовые балясины, он не знал, как не знал ни цены на них, ни того, есть ли вообще спрос на подобного рода товар), то сразу же купит 700 мешков прекрасных утиных перьев, заказ на которые ему сделал один человек в Ап-Хелидоне; только проблема заключалась в том, что за этими самыми перьями ему еще придется идти в Перимадею – точнее, туда, где когда-то была Перимадея.

– Хотя, – сказал капитан, – возможно, дело не такое уж и выгодное, потому что никто не знает, насколько велик или мал этот мешок.

Тот человек, с которым разговаривал Теудас, спросил, почему же никто не поинтересовался, насколько большие эти мешки, но капитан ответил, что это не имеет такого уж большого значения, поскольку даже если мешки окажутся на самом деле меньшими, чем обычно, то все равно перьев будет очень много.

– Понятно, – сказал Геннадий, когда племянник объяснил ему все это. – И ты надеешься, что когда человек, занимающийся перьями, явится за своим грузом, то он заберет с собой нас.

– Да, – сказал Теудас. – И тогда мы вернемся домой. А вы что думаете?

Геннадий помолчал, обдумывая ответ.

– Трудно сказать. Если мешки маленькие, то он, возможно, не станет их брать. А если большие, то нам может не хватить места на корабле. И кроме того, ты ведь сам сказал, что ему еще надо найти покупателя на черное дерево, на эти ступеньки или что там еще.

– На балясины, – поправил Теудас. – Ну вот, а я-то думал, что вы обрадуетесь.

Геннадий почесал нос.

– Я лишь пытаюсь сказать, чтобы ты не питал больших надежд, вот и все. И потом… Ты, кажется, упомянул, что этот человек прибудет из Ап-Хелидона, да? Но никто не говорит, что он собирается везти перья на Остров, когда… если он их вообще заберет. Откровенно говоря, я не хочу отправляться в Ап-Хелидон, если только этого можно избежать. Если я не ошибаюсь, и Ап-Хелидон находится там, где я думаю, то это часть Империи. Лучше уж остаться здесь.

– Нет, нет! – запротестовал юноша, складывая руки на груди и отводя глаза. – Куда угодно… только не оставаться здесь. Здесь – это нигде.

По ту сторону палатки запели. Пел мужчина, а еще кто-то подыгрывал ему на дудке и некоем струнном инструменте. Слова песни были довольно незатейливы:

На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, цыпленок кузнечика взял да и съел.

А вот музыка, быстрая и веселая, радовала слух, да и исполнитель, похоже, получал от пения истинное удовольствие. Во всяком случае, эти бодрые звуки немного отвлекли Геннадия от других, куда менее приятных, гвоздем сидевших у него в голове.

– Рано или поздно, – сонно пробормотал он, – какой-нибудь корабль будет. Надо лишь набраться терпения, вот и все. Не стоит принимать поспешных решений. Нам ни к чему приближаться к западному берегу. Активность ради активности – пустое занятие. А кроме того, если я умру, как ты объяснишь это Эйтли?

Слова дяди вызвали у Теудаса вспышку раздражения.