Текст книги "Натянутый лук"

Пиер Ипаиз, самый молодой член комитета, поднял руку.

– Так получилось, что в последнее время я как раз проводил исследования по этому вопросу. Я преподаю право собственности и, просматривая со своими второкурсниками реестры, нашел старые копии залогов, все связанное с передачей земли на Сконе. Мы сравниваем их сейчас и подгоняем под них старые карты. В результате удастся сделать очень точную и подробную карту, какую вы не найдете ни в одном архиве. Что означает, – продолжал он, нервно улыбаясь, – что если мы как следует поработаем, то сможем подготовить вполне надежные карты, которые отражают реальное положение вещей.

– Это мысль… – начал было Авид, но Могре перебил его.

– У меня вопрос, – сказал он. – Сколько времени на это уйдет?

Пиер Ипаиз на мгновение задумался.

– Максимум – шесть месяцев. И мы вполне сможем уложиться и за четыре, если возьмем больше людей. Фактически…

– Четыре месяца, – повторил Могре. – Вы предлагаете отложить войну на четыре месяца, пока ваши студенты будут читать учебники о праве собственности. – Он покачал головой. – Если вы скажете, что сделаете это за четыре недели, то да, это будет полезный вклад. В противном случае нам придется пользоваться картами из архива, по которым, если мне не изменяет память, и составлены карты в реестрах.

– Да, но в учебниках есть дополнительная… – заговорил было Ипаиз, однако все так недовольно смотрели на него, что он снова сел и откинулся на спинку стула.

– География – знание местности, – продолжал Могре. – Надо проверить, все ли карты составлены в одинаковом масштабе. Не смейтесь, – добавил он. – И такое случалось. Один командир просчитал, что до города – два дня пути. А карта его коллеги была нарисована в другом масштабе. Результат? Один из них прибывает на место раньше другого, сталкивается с противником и погибает. Вы тоже можете помочь, – продолжал он, глядя на Пиера Ипаиза. – Пусть ваши студенты перерисуют все карты в одинаковом масштабе. Хорошо?

Ипаиз молча кивнул.

– Замечательно, – сказал Стен Могре, – мы потихоньку продвигаемся вперед. Значит, Пиер занимается картами, что еще? Эрнан, вы не могли бы подсчитать кое-что для меня, во-первых, сколько потребуется продуктов и оружия, во-вторых, сколько есть в наличии, в-третьих, сколько надо купить и где. Согласны?

Эрнан Майнс, невысокий нервный помощник декана факультета математики, несколько раз кивнул.

– Отлично. – Могре развернулся к седоватому мужчине, сидевшему слева. – Хиорс, пожалуйста, поднимите всю информацию по повстанцам в учебниках истории: их число, тактики, примерные резервы, все, что найдете. Свяжитесь со всеми своими шпионами и постарайтесь найти последние данные: поставки оружия, демографические данные и все такое.

Он замолчал, чтобы перевести дух, и посмотрел прямо на Авида Соефа.

– А от вас, Авид, мне потребуется следующее, – продолжал он, не обращая внимания на выражение лица коллеги. – Раз уж вы подняли вопрос о кораблях, то узнайте, сколько и каких кораблей нам понадобится, где их можно достать и за какую цену. Поддерживайте связь с Хиорой, он вам расскажет, какие у противника военные корабли. У кого-нибудь есть предложения? Я ничего не забыл? – Он подождал несколько секунд, потом продолжил: – Ну, если придет в голову гениальная идея, дайте мне знать. А пока предлагаю встретиться через два дня и обсудить, чего мы достигли. Согласны? Великолепно. – Он встал. – Думаю, мы неплохо сегодня потрудились. Если продолжим работать в том же темпе, то, кто знает, может, и останемся в живых.

Члены комитета покинули залу, остались только Авид Соеф и Мигель Боверт.

– Знаю, – сказал Боверт, прежде чем Соеф успел открыть рот. – Это катастрофа.

– Ты так думаешь? – Соеф весело улыбнулся. – А я – нет. На самом деле. Я считаю, что дела идут замечательно.

Боверт уставился на него.

– Правда? Эта свинья врывается на собрание, врывается на войну, выставляет нас полными идиотами…

– Расслабься. – Авид Соеф присел на краешек стола. – Используй мозги. Значит, Стен взял на себя руководство. Если помнишь, мы здесь оказались не по своей воле. Теперь, если все пойдет не так, мы переложим ответственность на Стена.

Боверт кивнул.

– А если все получится?

– Тогда мы разделим лавры его славы. И, кроме того, впереди еще много работы. Но у меня предчувствие, что Стен будет настолько занят, что у него не останется времени вспомнить, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.

– Не пойми меня неправильно, – сказал Зонарас за завтраком, – но надолго ли ты к нам?

Завтрак состоял из остатков вчерашнего хлеба, засохшего сыра и сидра, который давно пора было вылить. Никто не казался особенно голодным.

– Не знаю, – ответил Бардас. – Честно говоря, я об этом не думал. А что? Хотите избавиться от меня?

Зонарас и Клефас переглянулись.

– Ты же знаешь, это и твой дом, – сказал Клефас. – Но надо быть реалистами.

Бардас вопросительно изогнул бровь:

– Реалистами?

– Верно, – ответил Зонарас. – Посмотри в лицо фактам, Бардас. Мы производим достаточно, чтобы прокормить двоих. На троих еды не хватит.

Бардас поерзал на стуле.

– Не обязательно, – возразил он. – Троих бесполезных неудачников вроде вас – может быть. Заткнись, Клефас, когда я захочу узнать твое мнение, то скажу тебе об этом. Ферма – очень хорошая, по крайней мере была во времена отца. Согласен, богатыми мы не были, но на хлеб нам всегда хватало, никто не ходил голодный и голый, насколько я помню.

Зонарас вспыхнул.

– Мы очень много работаем, Бардас. Мы встаем и уходим пасти стада, когда ты все еще спишь в своей берлоге. Так что не смей диктовать нам, что делать.

– Но кому-то ведь надо этим заниматься, – невозмутимо ответил Бардас. – Я вовсе не говорю, что вы ленивы, никто не смог бы вас в этом обвинить. Вы просто бесполезны. Тупы. Вы портите все, к чему прикасаетесь. Если есть девяносто девять способов сделать что-то правильно и один неправильно, вы всегда выберете неправильный способ. И знаете почему?

Клефас вскочил, потом, поколебавшись, сел.

– Полагаю, ты скажешь нам.

– Угадал. Потому что вы неудачники, вот и все. Это не ваша вина, – продолжал Бардас. – Вы младшие сыновья, и если бы мы были обычной семьей, то за вами постоянно присматривали бы старшие, все, что от вас требовалось бы, – работать. Сначала присматривали бы мы с отцом и Горгасом, потом наши сыновья. А вам пришлось думать самостоятельно, хотя никто вас этому не научил. Ну? Нечего возразить?

Повисла тяжелая, напряженная тишина.

– Хорошо, – наконец промолвил Зонарас. – Но кто во всем виноват? Кто усвистал отсюда, потому что не мог больше оставаться в Месоге? Если бы у тебя хватило мужества не убегать и не бросать нас…

– Ради Бога, я все для вас делал, – сердито ответил Бардас. – Все эти годы я рисковал жизнью, спал в таких местах, в которых даже свинья бы спать побрезговала, и все ради вас…

Клефас снова вскочил.

– Как мило! – прокричал он. – Все, что от тебя требовалось, – это посылать нам деньги, да? Как будто мы какие-нибудь инвалиды. А мы мечтали только о том, чтобы заработать больше денег и сказать тебе, чтобы ты засунул свои подачки сам знаешь куда. И если ты думаешь, что можешь как ни в чем не бывало вернуться и начать нами командовать, то ты глупее, чем кажешься.

Бардас смерил его ледяным взглядом:

– Сядь, идиот. И перестань дергаться, у меня от тебя голова болит. Факт остается фактом, я могу взять на себя управление фермой, и уже через год у нас будет более чем достаточно на троих. Продолжайте работать, как сейчас, и так и будете до старости гнуть спины с утра до ночи, чтобы наскрести на кусок хлеба. И ради чего? Ради тупой гордости. Вы оба – как дети.

– Правда? – сказал Зонарас. – Ну хорошо, большой брат, давай расскажи нам, что мы делаем не так.

Бардас пожал плечами:

– С чего начать? Ладно, сейчас я наобум назову десять вещей, которые вы делаете неправильно. От первой до десятой включительно. Посмотрите в окно и увидите десять рядов виноградных деревьев, одни листья и никаких виноградинок. Хотите знать почему? Потому что вы перекормили, переудобрили и пересушили их. Дальше – десять кустов бобов, которые вы сожгли заживо, засыпав их навозом. Теперь переходим к засохшим сливам, которые вы так окольцевали, что плодов они больше не дают, а потом переходим к вашей гордости – оливам. Должно быть, много времени ушло на то, чтобы довести их до такого состояния, но они все погибнут, потому что между ними растут два дуба, а каждому дураку известно, что корни дуба отравляют оливы. Теперь лук…

– Хорошо, – прорычал Зонарас. – Мы поняли. Но ведь все люди ошибаются.

– Да, – вздохнул Бардас. – Однако не во всем, что делают. Чтобы портить все вокруг, нужен настоящий талант. И знаете что самое печальное – ваши беды от того, что вы слишком стараетесь. Если бы вы делали только самое необходимое, а остальное время сидели, балдея, под деревьями, проку было бы намного больше.

– Ладно. – Теперь Зонарас был вне себя от ярости. Бардас понял, что тот в любой момент готов начать махать кулаками, и внутренне собрался. – Значит, мы дураки. Ну и что? Нам никто никогда ничего не рассказывал. Отец все объяснял только тебе и Горгасу. Если бы мы остановились и спросили, то сразу же получили бы затрещину. Так было всегда: «Тебе об этом знать не надо, Бардас знает. Делай что велено, а думать обо всем будут старшие». Хорошо, мы делали что велено, и чего мы добились? Мы умеем лишь трудиться. А где все это время был ты? В Городе, убивал людей.

Бардас почувствовал, что ему не хватает дыхания. Странно. Человеку, который зарабатывает на жизнь, убивая людей, не знакомо чувство ярости.

– На твоем месте я бы замолчал. – Братья презрительно посмотрели на него.

– Угрожаешь? – сказал Клефас. – Я знал, что этим рано или поздно кончится. Бардас – воин, могучий фехтовальщик, делай как велено, или я проткну тебя мечом. Что, убьешь меня, если я скажу? – Он расслабился, злобно улыбаясь. – Говорю тебе, Бардас, я всегда считал, что вы с Горгасом – одного поля ягоды.

– Это… – начал было Бардас, потом замолчал. – Так нельзя говорить, Клефас. Хорошо, я сделал много плохого, но сравнивать меня с ним…

Клефас с любопытством посмотрел на него.

– Все сравнивают. А почему мы не можем? – Бардас уставился на него.

– Что ты имеешь в виду, все?

– Нам стыдно за тебя, брат, – вмешался Зонарас, – за вас обоих. Когда ты присылал нам деньги, приличные люди не хотели их принимать даже в уплату долгов. Мы все знаем, откуда деньги, говорили они. Все трое, говорили они, один стоит другого, вот что они говорили. Но имели в виду всю семью, как будто мы такие же, как вы и она. А что мы такого сделали? Мы просто остались дома и пытались честным трудом заработать на кусок хлеба. – Он рассмеялся. – Пытались, да ничего у нас не вышло. Так что пойми, Бардас. Ты нам здесь не нужен, даже если удвоишь или утроишь наше состояние, потому что мы завязали с вами, со всеми тремя. Почему бы тебе не уехать и не оставить нас в покое?

– Зонарас? – Бардас посмотрел на старшего брата.

– Клефас прав, – ответил он, – ты нам здесь не нужен. Это больше не твой дом. Возвращайся в ад, откуда ты и пришел, и не приезжай сюда.

Бардас кивнул:

– Хорошо. Я думаю, не имеет смысла здесь оставаться. И куда мне идти?

Братья промолчали. Он подождал, затем продолжил:

– Я не могу вернуться в Город, потому что какой-то ублюдок сжег его. Для того чтобы податься в солдаты, я слишком стар. Ну, скажите, куда мне идти?

Клефас пожал плечами.

– Не наша проблема. Возвращайся туда, откуда пришел. Ты жил там два года, значит, там не так плохо. Если тебе хочется тепла и уюта, почему бы не примкнуть к Ньессе с Горгасом? Вы созданы друг для друга.

Бардас молча смотрел на него несколько секунд.

– Похоже, ты действительно так считаешь, – наконец сказал он, – в таком случае это больше не мой дом. И это ужасно.

Зонарас покачал головой.

– Возможно, ты самый лучший фехтовальщик на свете, но о своей семье не знаешь ни черта. Посмотри в лицо фактам: мы, Лорданы, ничего делать не умеем. Так все вокруг говорят.

– Правда? – Бардас улыбнулся. – Ну, если все так говорят, значит, правда. – Он встал и направился к двери. – Если бы вы только знали, как я мечтал о доме, когда был в армии, и потом, когда занимался фехтованием. Я думал: хорошо, моя жизнь ничего не стоит, но по крайней мере я стараюсь ради семьи. Поэтому я не приезжал, я знал, что здесь от меня никакой пользы, зато вдали от дома я мог заработать достаточно денег. Все это было только ради семьи.

Клефас посмотрел ему в глаза.

– Значит, ты попусту тратил время, – сказал он.

Бардас кивнул и вышел. На улице было тепло, встающее солнце лишь начало прогревать землю, в воздухе пахло дождем. Повинуясь импульсу, Бардас остановился, поднял с земли камешек и кинул его в овечий череп; он попал в самую середину, но череп даже не покачнулся. Бардас пожал плечами и медленно побрел к калитке, ведущей в заднюю аллею. Он как раз отодвигал заржавевший засов, когда сзади раздались тяжелые шаги. Бардас обернулся и увидел четырех мужчин, четырех лучников со Сконы: сержанта и трех солдат.

– Бардас Лордан? – спросил сержант.

– Правильно.

Сержант поколебался, затем быстро шагнул вперед.

– Вы должны пройти с нами. – В его глазах застыл страх.

– Хорошо, – сказал Бардас.

– Таков приказ, – добавил сержант.

– Хорошо, – повторил Бардас. – У меня нет никаких вещей. Я готов идти прямо сейчас.

Солдаты сделали шаг назад, чтобы он оказался между ними.

Они меня ужасно боятся, — вдруг понял он. – Интересно, они боятся того, что я их убью, или что им придется убить меня? По правде говоря, приди они на пять минут раньше, у них были бы для этого основания. Я бы убил их всех.

Он хотел было рассказать об этом, чтобы знали, как им повезло, но потом передумал. Вместо этого забрал лук у одного из солдат и быстро согнул его.

– Все в порядке, – сказал он, прежде чем тот успел что-либо сделать, – просто профессиональная привычка. Значит, вот что они вам теперь дают?

Лучник кивнул и потянулся за своим луком. Лордан взял его и внимательно рассмотрел.

– Хорошо, что вы не пробовали из него стрелять, потому что не успели бы вы и глазом моргнуть, как он сломался бы. Мусор, – добавил Бардас, втыкая его в мягкую землю и опираясь на лук всем телом, пока он с треском не переломился. Солдат молча наблюдал. Боже, ему же теперь, наверное, придется заплатить за него, я не подумал об этом. — Так что, сынок, я всего лишь оказал тебе услугу, верно?

Лучник посмотрел на него.

– Да, сэр, – ответил он.

– И не называй меня «сэр», я не военный.

– Нет, сэр.

– Не важно. – Он вернул обломки солдату так, как будто вручал ему медаль. – Я просто раньше делал их. Луки. За деньги. К счастью, этот сделал не я. Хотя мои тоже иногда ломались. Тут какой-то бездарь разрушил кольца роста, после этого любой лук развалится. – Бардас начал оборачиваться, чтобы окинуть родной дом прощальным взглядом, затем передумал. – Один надрез, и все идет насмарку.

Глава шестнадцатая

Война началась преждевременно, и, как часто случается с недоношенными детьми, было немного шансов, что она протянет долго.

Первый удар был нанесен по грузовому судну с Коллеона, стоящему на якоре в бухте Люкаса в двухстах милях от Сконы, и ни один человек, участвовавший в битве, не был ни жителем Сконы, ни Шастела. Капитан судна, чье имя никому не известно, шел на Шастел в надежде сдать в аренду свой корабль. Чтобы не плыть порожняком, он взял с собой сто шесть бочонков отличного коллеонского изюма, который всегда хорошо шел в Шастеле.

Капитан торгового судна в Люкасе случайно подслушал, как тот говорил о своем изюме в одном постоялом дворе, и решил прибрать товар к рукам. Чтобы придать видимость законности своим действиям, он воспользовался знаменитым декретом о нейтралитете в Люкасе, гласившим, что Сенат и народ отказываются вмешиваться в любые военные действия, совершающиеся на их земле и водах, объявил себя капером Сконы и поднял флаг Банка Лорданов, который купил у агента Банка. Чтобы полностью исключить возможность вмешательства береговой охраны, капитан сообщил о своих планах государственному чиновнику, который случайно оказался таможенным инспектором; тот, получив небольшой дар от хозяина грузового судна с Коллеона в знак благодарности за то, что его подчиненные провели только поверхностный осмотр корабля и объявили, что он пуст, решил, что было бы вполне справедливо предупредить капитана грузового корабля о готовящейся засаде. В результате, когда торговое судно подошло и объявило, что изымает изюм во исполнение декрета о нейтралитете, обнаружилось, что вся команда выстроилась на палубе, готовая к обороне.

Не на таких условиях уравновешенные купцы с Люкаса предпочитали заключать сделки, поэтому капитан грузового судна решил отказаться от своей угрозы и убраться восвояси. По какой-то причине корабль с Коллеона решил последовать за ним. Среди моряков было несколько опытных стрелков, которые развлекались, пуская стрелы в отплывающее судно. Одна стрела попала в ногу офицеру, тот поскользнулся и упал за борт. Корабль остановился, чтобы выловить его, позволив грузовому судну догнать себя и попытаться взять на абордаж. В результате моряк Люкаса по имени Сепрес Оркас торжественно развязал войну между Шастелом и Сконой, ударив парламентского пристава кортиком в спину.

Так получилось, что бой длился недолго. Моряки с Люкаса были лучше вооружены, однако команда грузового судна обладала численным преимуществом: три к одному. Ни с той, ни с другой стороны серьезных жертв не было, единственное ранение оказалось случайным. Один из членов команды грузового судна так быстро бежал, что поскользнулся, упал и получил сотрясение мозга, что в конце концов привело к потере глаза. Достоверные источники дают разные сведения о его имени: Горг Пилом из Коллеона, Миасс Конондин из Перимадеи или Гуил Лафин с Острова.

Как только новости достигли Фонда в Шастеле, он сразу же выпустил указ, что никакие корабли не могут находиться на службе Фонда без предварительной договоренности с Шастелом. Фонд сделал это в целях обеспечения безопасности коммерции и предотвращения повторения люкасской аферы, не говоря о собственной репутации. В конце концов, эта битва была первой, и Фонд не хотел, чтобы подобные глупости имели какое-либо отношение к нему.

Лавка была неудобной, и Бардас Лордан, который всегда ненавидел попусту тратить время, ужасно устал и хотел наконец снять с себя мокрую одежду и погреться у камина. Можно было встать и уйти, но у него совсем не осталось сил, и кроме того, идти все равно было некуда.

Наконец клерк нашел его – Бардас сидел, уронив голову, как человек, умерший во сне, – и разбудил.

– Она готова принять вас, – сообщил он.

– Отлично, – сонно ответил Бардас.

Он встал и последовал за клерком в кабинет. Ньесса была одна.

– Привет, Бардас, – сказала она.

– Привет, Ньесса. Можно мне сесть?

– Конечно, можно, и спрашивать было не нужно. Хочешь горячего супа?

Ему пришло в голову, что все то время, пока он ждал, сестра варила суп, но Бардас был голоден и сказал:

– Да, спасибо.

Ньесса налила суп в деревянную тарелку и передала ему, он наклонил тарелку к себе и отпил. Суп оказался густым, острым и вкусным.

– Молодец, – похвалил он.

– Шастелский рецепт, – ответила она. – Мои люди изучают там все.

Он кивнул и отпил еще.

– А как насчет сидра?

– Я – за, – ответил он, – хотя предпочел бы столовое пиво, если есть. У меня болит голова от того, что я спал в неестественном положении.

Ньесса улыбнулась и налила ему кружечку слабого пива.

– Хорошие снились сны?

– Не знаю, – ответил Бардас. – Не помню. А голова болит из-за того, что я заснул в неестественном положении.

– Значит, болит голова. Ну, – продолжала Ньесса, – что будем делать с тобой на этот раз, а, Бардас?

Он посмотрел на нее.

– Не спрашивай меня. Тебе же все равно. Лодка, которую ты послала за мной, была ужасной.

Он чихнул.

– Тебе придется остаться в городе, – продолжала Ньесса. – После того, что случилось, я не хочу, чтобы ты шатался по округе, дожидаясь, пока алебардщики поймают тебя и захватят в заложники.

Бардас медленно кивнул и допил остатки супа.

– В этом все дело? – спросил он. – Ну, полагаю, ты права.

– Я просто подумала об этом первой, – ответила Ньесса. – Если мне так легко удалось найти тебя, значит, и для них это было бы не сложно. В первую очередь ищут дома.

Бардас вздохнул.

– Что ж, расскажи мне о своей драгоценной войне. Ты, кажется, относишься к ней чересчур серьезно, судя по рассказам твоих лучников.

– Шесть тысяч алебардщиков, – ответила Ньесса. – Горгас считает, что мы можем победить, а я продолжаю напоминать ему, что дело не в этом. Помнишь историю, которую рассказывал отец о старике и его бочках с грушами?

Бардас на мгновение задумался.

– Вообще-то нет.

– О! – Ньесса удивилась. – Может, и не отец рассказывал. Так или иначе, история занимательная. У одного старика было очень хорошее грушевое дерево, и однажды на нем выросли самые красивые груши на свете. «Я не собираюсь нести их на наш рынок, – сказал он себе, – лучше отвезу в Город, где мне заплатят вдвое больше». Итак, он положил груши в бочки, загрузил их в тележку и отправился в путь. Но он никогда не был в Городе, поэтому не знал, что дорога будет такой долгой, и взял еды только на три дня. Пять дней спустя, когда все запасы кончились, а он не прошел и половины пути, старик сильно проголодался. Вокруг была пустыня, поэтому он открыл бочку, выбрал самую маленькую и плохую грушу и съел ее. В общем, в результате он все же доехал до Города, хотя по дороге съел все груши. Хорошая история?

– Да, – ответил Бардас. – Но отец нам ее не рассказывал.

– Может, ты и прав, – согласилась Ньесса. – Как бы то ни было, я не хочу, чтобы Горгас потратил все наши деньги и ресурсы; это то же самое, что сделал старик, который съел все груши. А в последнее время бизнес процветает. Нет смысла начинать бесцельную войну.

– А, теперь вспомнил, – сказал Бардас. – Так часто говорил дядя Максен.

– Верно. Он однажды приехал к нам – как раз тогда, когда ты сказал отцу, что уезжаешь с Максеном, чтобы присоединиться к его армии.

– Но так и не присоединился, пока отец не умер. – Бардас резко замолчал, вздохнул, затем продолжил: – Так или иначе, говорил он правильно.

– Спасибо. – Ньесса несколько минут молча изучала его, словно Бардас был головоломкой, которую она хотела разгадать. – Ты либо сделался мягче, либо потерял интерес. Мне больше нравится первый вариант, хотя он маловероятен. Похоже, дома тебя ждало разочарование.

Бардас пожал плечами:

– Если тебе интересно, с Клефасом и Зонарасом все в порядке. Ну, ты их помнишь, твои братья.

Ньесса нахмурилась:

– Спасибо, мне это уже известно. Я плачу человеку, который регулярно докладывает мне, как у них дела. Если бы ты спросил, я бы все тебе рассказала, и не пришлось бы никуда ехать.

Бардас поднял голову.

– Интересно, – сказал он. – И кто же твой шпион?

– Ни за кем я не шпионю, просто забочусь о семье. Но раз ты спросил, это Мигас Сойдан. Помнишь, он повсюду ходил со своей тележкой и ремонтировал горшки?

– Боже мой, так он до сих пор жив? Должно быть, ему лет сто.

– Семьдесят семь, – ответила Ньесса. – Каждый месяц он ездит в Торнойс, передает информацию моему поверенному, а тот сообщает новости мне. Я давно за ними слежу, просто чтобы знать, что с ними все в порядке.

– Ясно. – Бардас на мгновение задумался. – Значит, ты в курсе, что я посылал им деньги.

Ньесса кивнула.

– С деньгами ты никогда не умел обращаться. Как говорила мать, ты бы попытался залепить дырку в чайнике водой.

Бардас покачал головой.

– Так мне, наверное, и надо, – сказал он, – за то, что решил, что им можно доверить такое простое задание, как получение денег. – Он печально улыбнулся. – Помнишь ведьму, которая жила в полуразвалившемся сарае? Ее сын несколько лет посылал ей деньги, а она их аккуратно закапывала в землю, питаясь одной репой и одеваясь в старые мешки. Говорила, что хранит на черный день. А потом, когда она умерла и деньги раскопали, оказалось, что там было не менее трехсот золотых квотеров, хватило бы, чтобы купить всю долину. Не знаю, хуже это или лучше, чем расточительство.

Ньесса щелкнула языком.

– Крестьянин с деньгами – то же самое, что обезьяна с луком, пользы никакой. Кстати о семье, ты так и не спросил, как дела у Горгаса.

– Да, не спросил.

– Он уехал на пару дней за лесом, должен вернуться сегодня или завтра. Я хочу, чтобы ты был здесь, когда он приедет. Я больше не желаю наблюдать за вашими перепалками. Ты не обязан его любить, но постарайся хотя бы не провоцировать неприятности.

Бардас улыбнулся:

– Я? Как ты сама сказала, я потерял интерес. Знаешь, последи за тем, чтобы он не вставал на моем пути, и я не буду с ним связываться, идет?

– Нет. – Ньесса смотрела на Бардаса так, как будто он отказывался есть свой обед. – Я не могу позволить ему расстраиваться и переживать, ему надо руководить войной. Но мы подумаем об этом позже. И еще одно. Моя дочь сейчас живет у Горгаса. Мы прикладываем все усилия, чтобы она не узнала, что ты здесь, однако рано или поздно это случится, и возникнут проблемы. Горгас говорит, что научился контролировать ее, сейчас она ведет себя намного лучше. Но я ее мать и понимаю, что давно прошло то время, когда на нее можно было повлиять. Я не хочу заключать ее в тюрьму, однако, кажется, выбора у меня нет. Исъют ужасно эгоистична.

Бардас потер подбородок.

– Собираешься запереть ее? Интересно. И на сколько? Навсегда?

Ньесса нетерпеливо посмотрела на него.

– Пока не знаю, – сказала она. – Я просто смотрю в лицо фактам. Ее нельзя отпускать. Но и в тюрьму сажать не нужно, нет, ей требуется тихое, уютно местечко, где о ней будут заботиться, по крайней мере некоторое время. В любом случае, если вы не встретитесь, беспокоиться не о чем.

Бардас кивнул:

– Все под контролем. Хорошо. А теперь мне можно идти?

– Думаю, да, – ответила Ньесса. – Я хочу, чтобы сейчас ты находился в главном здании, клерк покажет дорогу. Не знаю, чем ты собираешься заниматься, дело твое. Ты достаточно взрослый, чтобы уметь самостоятельно найти себе развлечение. Но я не желаю, чтобы ты покидал здание, не предупредив меня, или болтался вокруг без охраны. Ясно? Я не прошу слишком многого, – добавила она. – Ты понимаешь не хуже меня, что это для твоего же блага.

Бардас вздохнул.

– Если несложно, мне хотелось бы иметь какую-нибудь мастерскую, инструменты, материал и все такое. Просто чтобы у меня появилась иллюзия, что я занимаюсь чем-то полезным.

– Без проблем, – ответила Ньесса. – Уверена, Горгас скажет, что вклад в войну будет принят с благодарностью. По-моему, он высоко ценит твою работу. Хотя я лично считаю, что это пристрастное мнение.

– Знаю, – согласился Бардас. – Он всегда был слишком мягкосердечным.

Островитяне строили самые великолепные палаты для совещаний во всем мире и называли ассамблеи, которые устраивали там, городскими встречами.

Дом встреч возвели семьдесят лет назад, и островитяне им очень гордились, в частности, потому, что построен он был на благотворительные деньги.

Островитяне отличались от остальных своей способностью превращать обязанность в удовольствие, благодаря чему добивались во всех начинаниях огромного успеха. Большей частью это было продолжением навязчивого желания соревноваться друг с другом; однажды кто-то из них выделил двадцать золотых квотеров в фонд строительства Дома встреч, и, естественно, следующий вкладчик отдал двадцать пять квотеров, а следующий – тридцать. Для каждого торговца стало делом чести привезти из путешествия что-нибудь для проекта: бочонок цветной мозаики, рулон алого бархата, серебряный канделябр, десять тысяч коллеонских металлических гвоздей.

Когда наконец было объявлено о завершении постройки дома, со стороны купцов поднялась волна недовольства и негодования, ведь многие не успели внести свои пожертвования, и ходили слухи, что под стенами здания хранятся листы золота, заплесневелые тюки с парчой и бочки с гипсом. Как только постройка была закончена, все потеряли к ней интерес, поток пожертвований постепенно начал уменьшаться и вскоре совсем иссяк, и теперь никто уже не обращал внимания на великолепную мозаику или причудливую крышу. Дом встреч стал частью повседневной жизни, как будто стоял здесь всегда, и люди смотрели на него только как на место, где проводились встречи, ничего более.

Венарт Аузейл прибыл на встречу на час раньше, лишь для того, чтобы успеть занять место. Новости о том, что Шастел хочет взять в аренду семьдесят кораблей и напасть на Скону, облетели Остров подобно слухам о бесплатном пиве. Сначала жители отнеслись к ним с недоверием, потом все владельцы судоходных средств размером больше, чем чаша для супа, пришли в Дом встреч, чтобы попробовать отхватить кусок шастелских сокровищ. Наконец Венарту удалось найти место на скамейке в седьмом ряду между полным купцом, с которым он однажды разговаривал на ярмарке, и группой пожилых мужчин с кислыми лицами из синдиката торговцев сельдью.

Спустя некоторое время (время, проведенное в непосредственной близости с торговцами сельдью, тянется очень медленно) спонсоры встречи поднялись, представились и объявили цель собрания: да, Шастел действительно хочет взять в аренду корабли, в основном грузовые суда, которые можно использовать в военных целях, хотя также они заинтересованы и в катерах, которые могут служить эскортом. Аккредитованные представители Фонда на Острове наделены властью принимать тендеры на контракты от частных лиц, синдикатов и компаний, в письменном виде, в главном офисе Фонда на Малом рынке, результаты будут вывешены на площади через три дня. Есть вопросы?

Венарт набрал в легкие воздух и сел прямо.

– Мне хотелось бы кое-что сказать, – прокричал он, недооценив легендарную акустику дома.

Все уставились на него.

– Мне хотелось бы кое-что сказать, – повторил он тише. – Кто не знает меня, я Венарт Аузейл, может, вы знали моего отца, Ноя Аузейла. Дело в том, что у меня есть сестра, и семья Лорданов держит ее против воли на Сконе. Почему, я не знаю. Стерва, которая управляет Банком, послала за нами, когда мы собирались уезжать, потом арестовала мою сестру и дала мне два дня на то, чтобы покинуть Скону. Ну, я не буду здесь рассказывать обо всех сложностях, только скажу, что вся наша жизнь зависит от возможности свободно передвигаться по всему миру, зная, что никто не посмеет нас запугивать, потому что мы – островитяне. Очевидно, я пристрастен, это моя сестра, и я с ума схожу от беспокойства. Прежде чем вы скажете: «Конечно, жалко парня, но какое отношение это имеет ко мне?», я хочу, чтобы вы подумали о следующем. Если мы позволим им так себя вести, то весь мир начнет считать, что мы не умеем постоять за себя, и если вас такое положение вещей устраивает, то меня – нет. Теперь у нас есть еще одна причина, помимо материальной выгоды, помочь Шастелу в войне против Сконы. И пока есть возможность, надо настоять на том, чтобы конечным пунктом при подписании мирного договора между Шастелом и Сконой стало требование отпустить мою сестру.