Текст книги "Долина семи рек. Книга I"

Кулан, посидев из вежливости с родными немного времени, все искал подходящий момент выйти. Бабушка тем временем усиленно его кормила, то бульона побольше подольет, то мясо подаст, то баурсаков. Когда все поели, поблагодарили Аллаха за пищу и стали накрывать стол к чаю, Кулан вышел на улицу и пошел искать Магрипу. Неразлучные три сестры, Магрипа, Даметкен и Койсын шли к речке. У каждой в руке большой мешок. Кулан подскочил и взял из рук Магрипы и Даметкен мешки:

– Давайте я помогу.

Но мешки оказались легкими-легкими, и девушки засмеялись над ним. Кулан смутился:

– Что это вы в мешках несете? Думал тяжело вам…

– Пух для одеяла, – ответила Койсын, – а у тебя сейчас нет дел? Ты не поедешь в город?

– Нет, я немного свободен.

– Тогда помоги нам. Зачем зря бездельничать, когда хлопот в ауле невпроворот?! Принеси горячей воды в ведрах к реке. Надо помыть шерсть.

Кулан притащил два ведра горячей воды. Девушки уже мыли пух в мешках в реке. Отправили Кулана за большими тазами. Как только он принес тазы, налил воды из ведра, помог девушкам вытащить мешки из реки, и пух положили в тазы. Магрипа мылом прошлась по пуху, затем они с Куланом голыми ногами стали топтать пух в тазу, чтобы хорошо промылась. Кулан счастливыми глазами смотрел на девушку, та уклонялась от его взгляда и усердно работала. Койсын собралась было отправить Кулана за деревяшками для просушки, но Даметкен ей мигнула и громко сказала:

– Вы тут вдвоем заканчивайте сами, а мы с Койсын пойдем готовить нитки.

Даметкен схватила Койсын за руки и потащила. Чуть отойдя, прошептала:

– Не видишь, как он смотрит на нее? Пусть побудут одни, – Даметкен отличалась особой добротой ко всем.

– Да, сестренка, вижу, вот только какой толк? – резко ответила Койсын – Магрипа засватана за другого, а Кулан бедный, у него нет скота для откупа и калыма. Зачем надеждой заполнять безнадежную затею?

– Может ты и права, – вздохнула Даметкен, – все же пусть пообщаются, на радость. Мне думается, Магрипе он тоже нравится. Хороший парень, образованный.

К вечеру вся семья собралась за ужином. Андасбек снова сидел нахмуренный. В последнее время он все меньше и меньше разговаривал, все больше и больше находился в замкнутом состоянии. За ужином семья молчала, изредка поглядывая на главу семейства. Тишину нарушил личный помощник Андасбека, нукер Топаш, войдя в дом и сообщив:

– Мырза, прибыл Жанбас.

Топаш много лет служил у бая. Смуглый, крепкий и хваткий борец, исполнительный, надежный, никогда не перечил, добросовестно исполняя поручения. Привязав лошадь у входа, вошел в дом Жанбас.

– Проходите, дядя Жанбас, мы вас ждем к чаю, – приветливо и тепло, как утреннее солнце, встретила его Назыкеш.

– Доченька, спасибо, —ответил ей Жанбас, усаживаясь за стол.

– Как скот? – обратился Андасбек к брату.

– Пятьсот голов обменял на запасы зерна, заполнил амбары, в этом году урожай хороший, а следующий неизвестно как будет.

– Хорошо, зерно нужно, запасы нужны.

– Завтра собираю мужчин на сооружение каналов. Для орошения проса, пшеницы, ячменя нужны каналы дополнительные. Урожай хоть небольшой, но все же, сколько семей можно прокормить. Были бы еще инструменты, как у крестьян…

– Закажи купцам инструменты, по одному виду. Дай образцы Молдасу, и он сможет сделать.

– Да, я думал об этом. В Китай поеду, сам выберу и привезу образцы.

– Съезди.

– Тысячи голов на налоги ушли. Налоги царя душат.

– Да, с этой войной еще военный налог ввели, никуда не денешься.

– Зачем нам это война с германцами? Русский царь хочет воевать, пусть воюет, а мы тут при чем? – проворчал Жанбас – Нам с германцами делить нечего!

– Э-э-э, сынок, кто же нас спрашивает? Сколько лет ваш брат Жумеке участвовал во многих восстаниях со многими повстанческими отрядами и на севере, и на юге, – вмешался в разговор мулла Асубай – На все наши требования царская власть в ответ присылала на наши земли все больше и больше вооруженных войск. На все наши просьбы, нужды, чаяния, жалобы – в ответ войска. Сколько бы мы не давали отпора царским войскам, царь нам на встречу не шел, а отправлял все новые и новые отряды. Понастроили крепости и чуть что прятались там, дожидались подкрепления и снова в степь. Царские отряды заставляли подчиниться и принять их волю. На аулы восставших казахов налагались штрафы, как возмещение убытков казакам и переселенцам. Скот восставших отбирали, арестовывали руководителей восстания, заочно судили, при поимке либо казнили, либо на каторгу отправляли, а то и на месте убивали. И сегодня, несправедливость продолжает твориться на наших глазах на нашей земле! Против нас отправляют свои войска и у нас же берут верблюдов и лошадей для своих войск!

Жанбас решился высказать свою тайную мысль:

– Брат, не лучше ли переехать во владения китайских ханов до лучших времен?

Андасбек оторвался от чая, внимательно посмотрел на Жанбаса, и подумал, вот так, многие думают, что бессильны против захватчиков и готовы бросить землю и убежать. Вслух спросил:

– Отчего же ты думаешь, Жанбас, что настанут лучшие времена? Если мы убежим в Китай, то лучшие времена настанут для пришельцев, а народ наш станет рабом. И здесь, и в Китае.

– Видишь ли, – осторожно продолжил Жанбас, – получим поддержку китайских ханов, и тогда освободим землю от русских.

– Ты где и когда видел, чтобы китайцы поддерживали и защищали степняков? Китайцы умны, с русскими ссориться не будут. Нас будут за нос водить, и русских тоже. Меж двух драконов смотри не сгори.

– Все же, брат, думается мне, не в интересах китайцев усиление русских и захват ими наших земель. С поддержкой китайцев русских сможем отбросить обратно домой. А своими силами…, – с сомнением в голосе протянул Жанбас, качая головой.

– Жанбас, раньше все думали, не в интересах Хивы и Бухары усиление русских, однако, что произошло? Ни Хива, ни Бухара не поддержали наших в борьбе против царя, тихо отсиживались, двойную игру вели, предавали, и дождались, когда их русский царь разгромит. Поняли свою ошибку, но слишком поздно. Столько лет наши надеялись на их поддержку, на их войска, а толк не вышел. Надежда на китайцев – пустое, мираж.

– Тогда на чью поддержку надеяться?

– Нужно самим защищать свою землю! Свою землю сможем защитить только мы сами! Это не в интересах ни китайцев, ни кокандцев, ни хивинских правителей, ни русских. К каждому из них обращались наши предки, и что в итоге? Никому из них доверять нельзя, у каждого из них свои интересы, чуждые нашим. Такие союзники нам не нужны. Только внутри своего государства, среди своих нужно искать силы и союзников. Вражду межродовую оставить, всем вместе объединиться во имя главной цели!

– Некому народ объединить, – с сарказмом сказал Жанбас. – Нет у казахов сегодня таких предводителей, как Кенесары или Абулхаир. Все продались Орыс хану ^[43], или им умерщвлены. Сам же видишь, раскол внутри, одни за царя, другие против, третьих хитрые русские подкупают, четвертых запугивают… Раскол в степи. Да и без оружия мы, куда нам с ними тягаться?! Союзники нужны!

– И все же, раскол был всегда и не впервой нам с внешним врагом сталкиваться. Были у нас и Шынгысхан, и калмыки, и где они сейчас?! Раньше времени хоронить себя нельзя. Нужно всем родам объединиться и всем народом встать на защиту Казахского ханства, свободного и независимого! Нас 25 миллионов, и мы наследники сильного могучего Казахского ханства! В нас самих есть сила!

Жанбас вздохнул: давно нет ханства, но каждый раз кто-то да мечтает о возрождении.

– Войско свое нужно. С оружием решить нужно. А кто нам даст это все?

Вошел Топаш:

– Мырза, прибыл Камыр.

– Пусть заходит. Что его пригнало на ночь глядя?

Камыр, дальний родственник из соседнего бедного аула, влетел в дом и с ходу запричитал:

– Ой, мырза, беда! Как же мы эту зиму переживем? Чем же кормить будем скот?

– Говори, что случилось? – нахмурив брови перебил Жанбас, – по существу говори.

– Пару месяцев назад ходил около нашего аула ходок, земли наши рассматривал. А сегодня атаман прибыл и говорит, селение будет крестьянское здесь. Дал два дня на то, чтобы мы убрались верст на сто. Наши зимние жилища, могилы предков – все останется, – с отчаянием прослезился родич.

– Почему не сказали, что был ходок? Знаете же зачем они появляются в аулах! – разозлился Жанбас.

– Собираемся, поехали, – встал Андасбек, – Как звать атамана?

– Не знаю, мырза, не спросили мы его имени, – дрожащим от страха голосом ответил Камыр.

– Тьфу, бестолковые, – ругнулся Жанбас. – Ладно, на месте разберемся. Поехали.

– Да как же? – струсил бедный родственник, в глазах появился испуг, – за ними генерал-губернатор, всех нас убьет, кто же потом детей и жен кормить и защищать будет?

Жанбас, направлявшийся к двери, остановился, и прикрикнул на родственника:

– Ты зачем к нам пришел? За утешеньем?

– До чего терпеливый народ, – охнул Андасбек, направляясь к лошади, – дух предков уснул в них. Наши доблестные ханы и батыры места себе на том свете не находят, мысль гложет поди: «Для кого старались землю сберечь? Насмерть бились, чтобы отстоять для потомков». А тут добровольно, смирно. Что за времена настали? Куда катимся?

*

В эту ночь Андасбек не хотел видеть никого, и пораньше лег в постель. Позже всех ночью ложилась Онгар, пока все домашние дела переделает, уложит всех детей спать, даст задания прислуге назавтра. Ложась в постель, она чувствовала, что муж не спит. Отвернувшись к стене, он лежал тяжело дыша. Часто по ночам выходил из дому и ходил по аулу, но обязательно кого-нибудь встречал, а ему не хотелось разговаривать ни с кем. Все эти ночи Онгар не говорила ни слова, делала вид, что тоже спит. Но сегодня не выдержала:

– Андасбек, ты какую ночь не спишь, все ворочаешься, – в голосе Онгар чувствовалась тревога, – так нельзя, заболеешь ведь, сляжешь и хуже будет.

– Спи, милая, главное, чтобы ты не болела.

– Андасбек, если ты переживаешь, я переживаю вдвойне, если ты болеешь, моя душа болит сильнее, если с тобой случится что страшное, я не смогу жить без тебя.

– Не говори так. Даже если со мной что случится, ты должна держаться, ты нужна детям.

– А ты нужен мне, – горячие слезы покатились из глаз Онгар, и все накопленные переживания за мужа, сотрясая плечи, вылились в неудержимом плаче, – Андасбек, ты моя любовь, опора, защита, без тебя я умру.

– Милая моя, любимая, прости, я заставил тебя страдать, прости что не могу тебе и детям обеспечить беззаботную и счастливую жизнь… – дрогнувшим голосом сказал Андасбек, обнимая и успокаивая жену, целуя ее руки, лицо.

– Молчи Андасбек, молчи, не говори так – сквозь слезы отвечала Онгар, – я счастлива с тобой, и лучшей жизни мне не нужно.

– А дети, Онгар? Какой мир я им оставлю? Как защитить семью от врагов? Как обеспечить свой род и свои аулы, когда повсюду притесняют? Каждый аул становится все беднее и беднее, все беззащитней. Русские сильны, умны и хитры. Боюсь, если и так дальше будет продолжаться, мы станем все изгоями, а наши дети станут рабами.

– О, Алла, что ты говоришь, Андасбек? – ужаснулась Онгар.

– Да, Онгар, ты удивляешься, и многие так же удивляются, как и ты. А ведь к этому все идет, и никто этого не видит. Нет, еще хуже, все видят, но ничего поделать не могут. Бедный мой народ, несчастный. Что ждет нас всех впереди? Я не знаю. Впервые в жизни, я не знаю, что будет, как быть и что делать? Я не знаю, как уберечь детей от голода, рабства, бесправия? Как им выжить в таком мире? Будут ли жить они на родной земле, или будут скитаться как изгои, ища приюта?

– Андасбек, не говори так. Есть Аллах, и он заботится о каждом. Не убивайся так. Одному Аллаху известно, для чего творится вокруг это новое и непонятное. Но я знаю одно, Аллах дает все для блага, даже если мы этого не видим. Андасбек, ты не сможешь прожить жизнь за всех своих детей, и не сможешь решить все их проблемы, доверься Аллаху. Аллах дал жизнь каждому чаду, и может забрать жизнь в любой момент, и это не будет в твоей власти. Каждому суждено прожить свою жизнь, и даже если ты все проблемы взвалишь на свои плечи, всех детей и всего рода, ты не сможешь прожить за каждого из них, не сможешь спасти их от смерти, если Аллаху суждено будет призвать их к себе. Не убивайся так, ты делаешь все возможное, что в твоих руках. А невозможное и будущее в руках Всевышнего. И судьба каждого человека не в твоей власти, а в воле Аллаха. Путь каждого предопределен Аллахом.

От слов Онгар, израненное сердце Андасбека, ставшее за последние дни и ночи тяжелым камнем в груди, стало отпускать и Андасбек с глубоким облегченным вздохом проговорил:

– О Алла, что же я так мучился столько дней и ночей, нужно было давно поговорить с Онгар, с моей мудрой Онгар…

Жена продолжила:

– Андасбек, ты в этих переживаниях совсем забыл о том, что дочери выросли. Время пришло их выдать замуж.

– Да, Онгар, ты права. Я забыл тебе сказать, жалаир Бектай из Капалы сватается к нашей дочери Орынбале. Я завтра же созову совет.

*

Андасбек созвал совет старейшин и аксакалов, решить судьбу старшей дочери брата Жуманбая и Онгар. Недолго думая, совет в ауле решил, что это хороший союз, и Орынбалу согласились выдать замуж за жесткого и сурового бая Бектая из рода матай племени найман Среднего жуза, третьей женой, родовое поместье которого находилось в урочище Капалы. Проводив после ужина гостей, Андасбек обратился к Онгар с Назыкеш, прибиравших со стола:

– Онгар, я вижу, Назыкеш выросла невестой?

Назыкеш покраснела, смутилась и опустила голову. А хозяин продолжал:

– Назыкеш, засватать нужно тебя за хорошего жениха, правильно говорю? – улыбаясь смотрел на нее, а у девушки комок в горле застрял, так ей хотелось сказать, не нужно ее выдавать замуж, но смелости сказать не хватило. И страх овладел ею: не сможет потом видеть Кулана, ее единственную тайную любовь. Ни единый человек не знает, как она грезит о нем по ночам, как ей достаточно хотя бы мельком видеть его иногда.

Зная, что в аулах много бессовестных джигитов, которые, не моргнув глазом могут надругаться над беззащитной девушкой, сиротой, Андасбек думал о том, что ее нужно пристроить в хорошие руки. В ее шестнадцатилетнем возрасте с ее миловидным личиком, юным телом, желающих затащить в камыши темной ночью найдутся. В этом возрасте риска много, можно проглядеть. Онгар не заметит, у нее домашних дел много, сам он часто в разъездах, а коварные мужчины есть в каждом ауле.

Онгар согласилась, она прекрасно понимала, о чем думает ее муж:

– Да, ты прав, надо позаботиться о доченьке, подумай, за кого можно выдать, чтобы человек хороший был, надежный.

После слов Онгар, Назыкеш сдерживаться не смогла, из глаз ее закапали слезы. Она надеялась, Онгар не захочет отпускать от себя ее, незаменимую и самую лучшую помощницу в доме. И ей стало обидно, самый дорогой человек готов от нее отказаться. Появилось чувство, будто ее хотят выпроводить из этого дома, ставшего ей родным. От нахлынувших чувств, не выдержав душивших ее слез, девушка выскочила из-за стола и выбежала из комнаты. Убежав в свою комнату, она кинулась на кровать, уткнулась в подушку и заревела. Она не хотела замуж ни за кого, она не хотела уходить из этого дома. Казалось, ее маленький мир рушится. За стенами этого дома мир казался враждебным, и она боялась и страшилась его. На разных тоях в разных аулах, дальних и близких, где она бывала, сопровождая Онгар, Назыкеш не раз слышала от прислуг, как ей повезло, и как хорошо к ней относятся хозяева. Видела отношение других баев к слугам, к бедным родичам, их самоуправство, слышала много разных историй, после которых каждый раз благодарила Аллаха за своих хозяев. А еще эта любовь, чувства к Кулану, пусть безответные, но ей и этого достаточно. Достаточно просто иногда видеть его, слышать его, незаметно любоваться им. Но полностью разлучиться и не видеть его… И снова неудержимые рыдания.

В комнату к ней вошла Онгар. Присела на кровати и начала гладить по голове, по волосам.

– Тише, тише милая. Ты чего так? – мягким, нежным голосом сказала Онгар, – Если ты еще не хочешь замуж, никто тебя заставлять не будет. Не понимаешь, вот и плачешь. Успокойся, мы о будущем твоем думаем. Не хотим, чтобы шакалам хищным попалась в руки. Мы в ответе за тебя перед Аллахом, ты нам как дочь, и сейчас пора думать о будущем твоем. Жизнь девушки во многом зависит от мужа. Попадется плохой муж, будет бить, ругать, срывать свой гнев на тебе, и жизнь будет не милой. Будет муж добрый, заботливый, любовь и счастье в дом придут. Маленькая ты еще, не понимаешь, поэтому доверься нам, мы тебе счастья и добра желаем.

Слушая Онгар, Назыкеш понемногу успокаивалась. Она крепко-крепко обняла ее ноги, все еще не поднимая головы от подушки.

– А теперь, доченька, успокойся и ложись спать, все будет хорошо.

Андасбек предложил Онгар выдать Назыкеш за караульного Топаша. Онгар ценила верного нукера не меньше мужа. Топаш – спокойный, немногословный, надежный. Не ожидавший такого подарка судьбы, тот обрадовался и был безмерно счастлив от намечавшейся женитьбы. Онгар организовала небольшой свадебный праздник в ауле, нарядила невесту в платье и украшения, принарядила юрту Топаша. С Андасбеком они подарили молодым вороного коня, кобылицу, верблюда и с десяток овец, убрали юрту коврами, одеялами, выделили кухонную утварь. Онгар расхвалила Топаша, и Назыкеш, в силу молодости и впечатлительности, влюбилась в Топаша. Довольная, что теперь у нее своя семья, своя юрта и свой муж, Назыкеш забыла вчерашние слезы и обиды, забыла свою детскую любовь к Кулану, радовалась как дитя. К тому же они с мужем продолжали жить и трудиться в родном ауле.

*

Семья Аскарбека не была чуждой Молбале, их семьи часто виделись то у одних в ауле, то у вторых, то на тоях гуляниях. Молбала с детства играла с Аскарбеком в игры, вместе бегали к речке и кидали камни в бурлящие стремительные воды Коксу, скакали на лошадях в степи, собирали малину в лесу, вечером всей детворой гнали с пастбищ в стойло баранов и коров, стреляли из самодельного лука в птиц, а в сумерки сидели шумной детворой на мягком травянистом холмике зеленого цветения, зажигая костер и слушая очередные древние сказания гостивших акынов или аксакалов аула. С детства, Молбала с Аскарбеком знали, что, повзрослев поженятся, и по-детски к этому относились: это что-то далекое и непонятное. А пока они росли, безмятежно играли и шалили. Сватовство, отъезд в аул Аскарбека, все это выглядело для молодых, как очередная игра. Даже то, что по приближении к аулу, Уалихан бай приказал сыну и невестке слезть с коней и дальше идти пешком, кланяясь Аллаху и местным духам, их смешило, и они тихо посмеивались, украдкой поглядывая друг на друга. Так, кланяясь, они дошли до окраины аула, где их прибытие ожидал весь аул. Впереди всех стояли старушки аула, которые бросились со словами благословения к невестке, целуя ее лоб своими высохшими губами, царапая нежную кожу или слюнявя лицо. Вслед за ними посыпались на невестку с женихом многочисленные поздравления, благословения, пожелания и поцелуи пожилых женщин и мужчин. Морщинистыми дрожащими руками одна старуха держала наготове платок, которым накрыла волосы невестки. Затем вся встречающая толпа повернула к юрте байбише Умит, и повела невестку к свекрови. Молбала переступила порог юрты, и мать жениха, ожидающая ее с нетерпением и волнением, держа наготове в руках ложку с маслом, с молитвой в устах, поднесла ложку к огню, затем ладони обмакнула в масло и провела по лбу невестки, поцеловала, причитая добрые пожелания. Уставшая с дороги и всех обрядов, от духоты и шума в юрте, Молбала еле стояла, окруженная старушками, каждая из которых старалась сделать что-нибудь из обычая сватовства, считая это своим священным долгом. Одна из старушек бросила в огонь очага кусок бараньего жира, причитая положенные обряду слова, от резкого шипения и дыма которого Молбала вздрогнула и отшатнулась. Закружилась голова, затошнило.

Меж тем гул и многоголосье стояли в юрте и за юртой. Кто с интересом, кто оценивающе, кто праздно, кто с простым любопытством, кто на что горазд, разглядывали невесту: среднего роста, худенькая, с тонкими ногами и руками, с длинными тонкими пальцами, с еще несформировавшимся юным телом, светлое узкое продолговатое лицо, небольшие миловидные карие глаза, над ними брови дугой. На руках и пальцах серебряные браслеты и колечки разных форм, в ушах длинные серебряные серьги с позолотой. Тонкие темно-каштановые волосы сплетены вперемежку с медными и серебряными монетами в длинную звенящую косу, дорогое шелковое платье до пят, поверх расшитый красный бархатный камзол – весь вид аккуратный, опрятный. На глаза бросается ее любовь к украшениям и чистоте. Держится тихо и спокойно. В ней чувствуется смущения малость, скромность. Слабая, чуть заметная улыбка, и пытливо-любознательный, с примесью удивления взгляд выдавал ее совсем еще юный возраст. Некоторые жалостливо кивали головой и охали, меж собой тихо перешептываясь: «слишком юная», «несозревший плод». Зоркий взгляд Уалихан бая и привычка за всем наблюдать не утаили от него ребячество детей, и пересуды аульчан. В первый же день приезда он дал указание байбише, маме Аскарбека, взять невестку «под свое крыло». Сам Уалихан жил в юрте токал, младшей жены.

Для своих аульчан накрыли столы, установили качели-алтыбакан, провели небольшие игры и состязания, молодежь гуляла и веселилась. Народ между собой тихо перешептывался: почему так быстро забрали невестку? Почему большой той не объявили, гостей не пригласили? Что за спешка? Может невеста беременна? Если и так, юрту молодым новую белоснежную не установили, невесту держат в юрте свекрови. Ладно бы, если бы они были бедными и приданого не было, на нет и суда нет, а так есть же у них все. И приданое богатое прибыло следом, невеста из уважаемой богатой семьи. Все в приданом есть для установки новой белой юрты для молодоженов и для внутреннего убранства. Однако же Уалихан бай все делал как-то не обычно. Вдобавок, на третий день небольшого празднества, последний обряд родители жениха не провели: когда молодым застилают постель в отдельной их юрте и оставляют наедине. Перешептывания участились. Народ любопытствовал и раздражался от скрытности бая, и все ждал объяснения. Наконец, Уалихан объявил, свадьба назначена на следующее лето, а сейчас пусть старейшины аулов готовятся к поездке на съезд в Баканас. Такое объяснение не удовлетворило народ, и еще несколько дней пересуды в аулах продолжались про необычное сватовство, про скрытность бая, про выгодную партию, невесту с богатым приданым, про то, что юную невесту забрали из отчего дома, а живет она со свекровью, и про то, что жених с невестой все еще не осознали и не повзрослели. Были среди аульчан и те, кто списывал все это на скупость бая, не пожелавшего тратиться на свадебный той, как бы нелепо это не звучало, ибо богатая уважаемая семья невесты не позволила бы без веской причины так спешно, скромно и тихо выдать дочь.

Между тем, в Семиречье все готовились к поездке на свадьбу Бектай бая и Орынбалы. К назначенной дате свадьбы потянулись в Капал приглашенные гости со всех сторон Жетысу. Стали съезжаться каратальские, балхашские, ушаральские, саркандские, лепсинские, коксуские, иссыкские, в общем, по большей части, жетысуские племена.