Текст книги "Превыше всего"

– Если он вас не прислал, то почему вы здесь? – Мягкий, чуть растерянный взгляд Кэтрин смягчил этот не слишком деликатный вопрос. Было ясно, что он вызван страхом и неопределенностью, которые до сих пор мучили Кэтрин.

– Взглянуть на моих внуков и, конечно, на тебя. Предложить помощь. – Графиня присела на небольшой старый стул рядом с камином.

– Вы не расскажете ему?

– Я думаю, в настоящее время говорить с моим сыном весьма неразумно, – спокойно ответила Мириам. – Я не уверена, что смогу сохранить спокойствие при этом разговоре. Мне кажется, что я теряю сына. Неужели мой сын превратился в такое чудовище?

– Для того, чтобы появился ребенок, нужны двое, Мириам. Не стоит уменьшать мое участие.

Кэтрин невольно улыбнулась при этих словах. Уж слишком странный получался разговор – она защищает Фрэдди перед его матерью!

– Все это так. Но ты была слишком молода и глупа. У тебя еще не было жизненного опыта. Фрэдди – другое дело. Он воспользовался твоей неопытностью.

Кэтрин посмотрела в глаза графине, но возражать не стала. Действительно, она моложе Фрэдди, но не такая глупенькая, какой считает ее графиня по доброте душевной. И она, конечно, не станет убеждать графиню в обратном. Ей совсем ни к чему знать, что она сама, будто какая-нибудь девка, согласилась вступить с ним в связь на определенных условиях. Обо всем, что тогда было, лучше всего помалкивать. Свои чувства всегда можно скрыть с помощью юмора.

– Скажи, – спросила графиня, наклоняясь к Кэтрин, – почему ты утаила от меня, что ты дочь барона?

– Это что-нибудь меняет?

– Ты говоришь о своей работе? – Кэтрин кивнула, и, как поняла Мириам, вполне искренне.

– Нет, я ясно видела, что тебе необходимо было куда-то устроиться. Но это бы изменило отношение Фрэдди к тебе.

– Но это еще более чудовищно, мадам! Я предпочитаю думать о нем как о простом гуляке коте, чем о напыщенном, чувствующем свое превосходство перед простыми людьми высокородном коте.

Мириам прыснула, а затем и вовсе расхохоталась в полный голос. «Ох, Фрэдди, – подумала графиня, – что же ты наделал?» Сидящая напротив молодая женщина была самой подходящей парой для него: умная, обладающая чувством юмора и по-настоящему красивая.

С рождением сына Кэтрин необыкновенно похорошела и расцвела красотой зрелой женщины. Овал лица сделался более четким, в глазах появилась материнская нежность и глубина, губы пополнели, отчего улыбка стала еще очаровательнее. Груди соблазнительно налились, а талия сохранила девичью стройность. Изменилось и ее отношение к жизни. Она стала мудрее и оценивала все происходящее с позиции опытной женщины. Пропала ее врожденная застенчивость. Она была почти на краю смерти и теперь твердо знала, ради чего стоит жить и что надо ценить, а не предаваться наивным, несбыточным мечтам. Кэтрин поняла, что упрямство и воля – это не одно и то же. Она многое передумала и надеялась, что больше не совершит ошибок в своей жизни.

Джули осторожно выглянула из-за стула и сделала несколько маленьких шажков в сторону графини, но, заметив ее пристальный взгляд, снова спряталась за спину Кэтрин. Через несколько минут девочка набралась храбрости и выглянула из своего убежища. Мириам, стараясь не смотреть на девочку, достала из своей сумочки небольшой яркий сверток и положила его на ручку кресла. Кэтрин улыбнулась мудрому решению графини. Джули должна была сама решить, как ей поступить. Кэтрин смотрела на Мириам и принимала непростое для себя решение. Она встала, вышла на минуту в другую комнату и вернулась с четырехмесячным сынишкой. Только что проснувшийся Роберт хлопал глазками, крутил головкой с полными щечками и выглядел необычайно забавно и мило. Кэтрин протянула малыша Мириам. Графиня посмотрела на Кэтрин благодарным взглядом.

Мириам прижала маленькое теплое тельце к своей груди, и на глазах ее – впервые за многие годы – блеснули слезы. Роберт решил, что время просыпаться еще не пришло, опустил головку на плечо бабушки и мирно засопел. Кэтрин взглянула в лицо Мириам и поняла, что даже чувства к Джули не шли ни в какое сравнение с теми, которые испытывала графиня в этот момент. Все разделявшие их возрастные и социальные барьеры исчезли, богатство и знатность были забыты. Мириам превратилась просто в бабушку, держащую на руках своего внука, – реальное доказательство того, что жизнь продолжается и будет продолжаться вечно. Она словно возвратилась в то далекое прошлое, когда вот так же держала на руках маленького Фрэдди. У младенца были точно такие же чуть вьющиеся черные волосики, упругое тельце с необычно большими ручками и ножками. Его длинные пальчики так же требовательно сжимались в кулачки, как бы заявляя на весь мир: «Мое!» Осторожно поддерживая одной рукой спинку малыша, Мириам нежно разглаживала его волосики. Она горячо благодарила Бога за то, что он дал ей возможность дожить до этого счастливого дня. То ли окончательно освоившись, то ли из чувства детской ревности, Джули покинула свое укрытие и направилась к бабушке. Сделав несколько шагов, она на мгновение остановилась, затем смело шагнула вперед и облокотилась о колени Мириам. Графиня подумала, что ни один самый счастливый момент ее жизни не доставлял ей такого наслаждения, которое она испытала сейчас. Мириам приняла твердое решение, что сделает все от нее зависящее, чтобы Кэтрин жила в достатке и была счастлива. Фрэдди, не женившись на ней, поступил как последний осел. Но это его личное дело. Она сделает так, что эти дети будут частью ее семьи, и не важно, что они родились вне брака. Их отцу придется расплатиться за свои грехи и кое-чему научиться.

– Скажите мне, Мириам, как вы разыскали нас? И откуда вам стало известно о моем отце?

– От Дункана, дорогая. Это мой стряпчий. Он знает всю Англию вдоль и поперек. Подозреваю, что он связан с какими-то правительственными секретными службами. По крайней мере такая работа очень подошла бы этому негоднику. Однако он хорошо поработал сейчас. Ему удалось утереть нос всем этим людям, которых нанял Фрэдди.

– Фрэдди?

– Разве ты не знаешь, дорогая? Это единственное дело моего сына, которое я одобряю. Он начал искать вас сразу же, как вы убежали. Я должна похвалить тебя, ты поступила очень хитро. Кому придет в голову искать вас здесь?

– Хитрости здесь меньше всего, Мириам. Так сложились обстоятельства, – призналась Кэтрин, вспоминая ужасную пургу, сквозь которую она пробиралась сюда.

– Ты понимаешь, конечно, поскольку у тебя нет законных прав на Джули, он может отобрать ее у тебя. – Графиня понизила голос до шепота, чтобы ее слова не услышала маленькая девочка, которая стояла рядом, не сводя глаз с яркого свертка.

– Это не так.

Кэтрин поднялась и вышла в соседнюю комнату, где хранилась дорожная сумка, с которой она убежала из Мертонвуда. Вернувшись, она, ни слова не говоря, протянула графине аккуратно сложенную в несколько раз бумагу. Пока та читала, Кэтрин отнесла Робби в спальню и уложила его в люльку. Когда она снова вошла в комнату, Мириам сворачивала документ, ругая про себя сына за упрямство и раздумывая, что сказать Кэтрин.

В конце концов раздражение пересилило чувство такта, и она сказала:

– Этот документ не стоит ни времени, ни бумаги, затраченных на его составление. Буду откровенной, тебя попросту одурачили. Иначе это никак не назовешь. Мой дорогой сынок использовал весь дар своего убеждения и, не сомневаюсь, пообещал солидное вознаграждение своему поверенному. В общем, эта бумага… этот контракт, – она смолкла на мгновение, подбирая наиболее точные формулировки, – не имеет юридической силы и, следовательно, ни к чему не обязывает Фрэдди. Если совесть ему позволит, он сможет нарушить вашу договоренность.

– Почему? – воскликнула Кэтрин, и ее глаза сузились от удивления.

– Потому, дорогая, что ты женщина. К тому же в момент составления документа ты была несовершеннолетней и незамужней. Но даже если бы ты была замужем, этот документ имел силу только за подписью твоего мужа. Сама ты не имела права заключать какие-либо соглашения.

– Но это несправедливо!

– Наверное, но таков закон. Возможно, когда-нибудь он изменится, но пока власть в мире принадлежит мужчинам. Даже я, графиня и мать взрослых детей, не могу предпринять что-либо серьезное без официального одобрения или хотя бы согласия Фрэдди. Раньше право распоряжаться моим состоянием принадлежало мужу, теперь моему сыну.

– Как же вы выдерживаете?

– Есть много способов, дорогая. Достаточно много способов, – улыбнулась графиня.

Джули подошла к графине поближе. Мириам повернулась к девочке и протянула ей сверток. Малышка вынула изо рта палец, шаловливо улыбнулась, схватила подарок и, спрятавшись вновь за спину Кэтрин, принялась его разворачивать.

– Я не могу понять, почему он до сих пор не оставит нас в покое? – произнесла Кэтрин, которую сообщение графини не на шутку встревожило и разозлило. – Это тем более странно, что он считает Джули неполноценной, чуть ли не уродкой.

На лице Мириам удивление смешалось с любопытством.

– Не понимаю, о чем ты говоришь? – наконец спросила она и посмотрела на внучку. Она действительно не понимала. Мириам не видела никаких странностей в Джули, которые отличали бы ее от других своих сверстников.

– Взгляните на ее пальцы, – тихо посоветовала Кэтрин. Графиня взглянула на ручки Джули и явно разгневалась. – Фрэдди просто болван! – не сдержалась Мириам и пожалуй, впервые в жизни вопреки всем правилам вслух обругала собственного сына и главу семьи.

– Я начинаю думать так же. – Губы Кэтрин разошлись в легкой улыбке.

– Мне остается только извиниться за то, что произвела на свет человека, начисто лишенного здравого смысла, дорогая, – вздохнула графиня. – Уверена, что корни этого поступка следует искать в семействе его отца.

Они посмотрели в глаза друг другу и улыбнулись.

– Что ты собираешься делать дальше, дорогая? Фрэдди скоро отыщет вас.

Неожиданно Мириам почувствовала страх. Она не сможет защитить Кэтрин от упрямства своего сына.

– Дункан, – ответила она на вопросительный взгляд Кэтрин. – Дункан обязательно расскажет ему, – произнесла она ледяным голосом, предназначенным для ее стряпчего.

– Но ему-то какое дело до меня и до всего этого? – Кэтрин еле сдерживала свой гнев.

– Дункан отличается очень развитым и весьма своеобразным чувством долга. Он считает, что Фрэдди должен знать об этом. Можешь меня винить, но я позволила этому упрямцу сопровождать меня в Мертонвуд. Сегодня утром он уехал обратно в Лондон. Я взяла у него обещание, что он ничего не предпримет, пока я не поговорю с тобой. Но это ненадолго. Несмотря на нашу многолетнюю дружбу, он не откажется от своего намерения.

– Я не могу уехать сейчас, Мириам. Здесь остается Берта.

Графиня взглянула на нее вопросительно.

– Она очень больна. Боюсь, что жить ей осталось недолго. Я не смогу бросить ее, когда она так нуждается в моей помощи.

– Разве у нее нет родственников?

– Есть. Но мы тоже стали ее семьей. – Голос Кэтрин сделался твердым. – Она помогла мне в самую трудную минуту и никогда ни в чем меня не упрекала.

– А я упрекала?

– Нет.

Кэтрин поднялась и посмотрела в лицо графине. Перед ней сидела дама из высшего общества, знатная и богатая, но смелая и решительная женщина, способная к состраданию и жалости. Мириам понравилась ей с первого взгляда. Но если сначала Кэтрин боялась, что на графиню могут повлиять и заставить отказаться от ее намерений, то теперь она знала, что сделать это невозможно.

– Я не могу ничего изменить, но я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от вашего сына. Если он хочет начать борьбу со мной, я готова бороться с ним. Я больше никуда не убегу, я устала бегать и прятаться.

– А Роберт? Он обязательно заинтересует Фрэдди. Ведь у графа Монкрифа до сих пор нет наследника. Ты подумала об этом, Кэтрин? – мягко спросила графиня. – Фрэдди не откажется от своего сына.

– Это мой сын, а не его!

– Разве не ты говорила, что для появления ребенка нужны двое? – немного ворчливо, но с мягкой улыбкой напомнила Мириам.

– Я не хочу обвинять вашего сына в двуличности, – произнесла Кэтрин довольно громко, и это насторожило Джули. Малышка попятилась и вцепилась в подол материнской юбки, не выпуская из руки полуразвернутый сверток. – Я была глупа и получила хороший урок. Я не обвиняю Фрэдди за его высокомерие, деспотизм и убеждение, что мир создан для его развлечений. Я даже не виню его за холодное отношение к собственной дочери из-за того, что у нее небольшой физический недостаток. Но хочу вас предупредить, мадам, от возможной ошибки относительно моих чувств к вашему сыну. Он может делать все что угодно, хоть перевернуть весь мир, моих детей он все равно не получит. Никогда! – Кэтрин блеснула глазами, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего графу Монкрифу.

Графиня начала готовиться к отъезду и пообещала приехать, как только сможет. Кэтрин проводила ее к постели Берты. Пожилые женщины несколько долгих мгновений смотрели друг на друга молча, затем помаленьку начался разговор, полный весьма нелестных эпитетов для Фрэдди и вздохов по поводу судьбы Кэтрин и ее детей. От взгляда Мириам не укрылась смертельная бледность и худоба Берты. Она поняла, что значит непрерывный кашель собеседницы, но Мириам ни словом, ни взглядом не показала этого. В конце беседы графиня склонилась над постелью и, глядя в покрытое болезненным румянцем лицо Берты, взяла ее худые руки в свои ладони. Глаза их встретились.

– Спасибо вам, – коротко произнесла на прощание Мириам. Большего и не требовалось. Жесты и глаза гостьи уже сказали старой Берте все, что было нужно. Графиня поняла и оценила то, что она сделала, и благодарила ее за заботу о ее внуках, за предоставленный им в страшную непогоду кров, за душевный мир, который обрела здесь Кэтрин.

– Я была ей очень рада, – ответила Берта, глаза которой весело блеснули, а губы дрогнули в чуть заметной улыбке.

Кэтрин проводила Мириам до кареты, в которой восседала надутая Дженни. Обуреваемый примерно теми же чувствами, что и горничная, Джон выглядел крайне несчастным. Кэтрин кивнула ему, но он сделал вид, что не заметил этого, и отвернулся. Сердиться на эту молодую женщину у него особых причин не было, но так уж получилось, что каждое ее появление сопровождалось серьезными неприятностями.

– Как дела у Джереми? – спросила у Мириам Кэтрин.

Графиня взглянула на нее с удивлением:

– Ах да, ты же ничего не знаешь! Джереми сам влип в скандальную историю, разговоры о которой, боюсь, смолкнут не скоро. – В глазах Мириам было больше юмора, чем осуждения. – Они с Бет Томсон убежали в прошлом году. Ее отец, герцог Гранбари, грозился отказаться от дочери, пока не узнал, что скоро станет дедушкой. Сейчас все целуются и полны любви друг к другу. У герцога никогда не было сына, и Джереми вполне заменил его. Любимая и единственная дочка Бет прощена, а для будущего внука герцог, по-моему, готов приобрести в подарок оставшуюся часть Англии, остальное ему уже принадлежит.

«Младшему внуку графини бедность явно не грозит в отличие от старших», – подумала Кэтрин и тут же сердито одернула себя. Она прекрасно понимала разницу в положении этих детей. Графиня поймет ее желание защитить их, но это мало что изменит.

– Я рада за Джереми, – искренне сказала Кэтрин. Она вспомнила ссору, состоявшуюся между братьями. – Полагаю, теперь он вполне счастлив?

– Совершенно. Его только огорчают напряженные отношения с Фрэдди.

– Ваш старший сын умеет портить отношения с людьми, – заметила Кэтрин.

– Признаюсь, дорогая, – вздохнула графиня. – Мне кажется, что мои дети словно сговорились поскорее отправить меня в могилу. Мелисса оказалась такой же упрямой, как и ее братья. Это из-за нее я должна вернуться в Лондон. Еще не закончился ее первый бальный сезон, а она уже убедила себя, что по уши влюблена в одного маркиза. Если все получится, как я задумала, – Мириам вновь глубоко вздохнула, – они поженятся через неделю, и Мелисса станет степенной матроной. К сожалению, ее чувства весьма непостоянны и к моему возвращению объектом ее пылкой любви может быть уже другой.

Кэтрин с улыбкой подумала, что ей в самом деле повезло с Мириам, несмотря на ее острый язычок. Более того, она чем-то напоминает миссис Роберте, которая судила об окружающих, исходя из самых высоких требований веры, а тех, кто, по ее понятию, не соответствовал им, глубоко презирала, забыв о христианской терпимости.

В общем, и Кэтрин, и Мириам остались довольны встречей. За все время у них лишь один раз возникла размолвка. Перед тем как сесть в карету, графиня вложила в руку Кэтрин небольшой кошелек. Кэтрин растерялась, взяла его, но тут же попыталась вернуть деньги обратно.

– Ты не поняла меня, Кэтрин. Это деньги для Берты. Она не должна ни в чем нуждаться. Ты можешь нанять себе помощницу. А когда будет необходимо, ты сможешь послать кого-нибудь за мной.

Мириам говорила твердо и откровенно. Несколько минут, проведенных у постели больной, подтвердили слова Кэтрин о скорой смерти Берты. Но она убедилась и в другом. Берта по-матерински любила Кэтрин и ее детей.

Слова графини подействовали на Кэтрин, и она молча убрала кошелек в карман фартука.

– Когда придет время, дай мне знать, Кэтрин. Мы вместе подумаем, что вам делать дальше. Я бы не хотела потерять своих внуков. Обещай, что не исчезнешь снова.

Это Кэтрин могла пообещать твердо. Она устала скрываться и задолго до приезда Мириам Латтимор решила, что никуда больше не побежит. Она улыбнулась и прикоснулась щекой к щеке графини. Они оказались на удивление близкими людьми. У нее и у этой великосветской дамы много общего: обе горячо любят своих детей и хотят оградить их от неприятностей, обе готовы пойти ради своих чад на любые жертвы.

– Я не исчезну, – произнесла Кэтрин и отступила.

Обещание было дано. Союз заключен.

Дункан Маккоркл в отличие от многих других не испытывал ни страха, ни неприязни к графу Монкрифу. Он, слава Богу, видел Фрэдди еще в пеленках, а затем постоянно помогал Мириам решать проблемы с ним, которых становилось все больше и больше с каждым годом. Дункан знал все слабости Фрэдди и относился к ним с пониманием. Он любил Фрэдди почти как отец и, честно говоря, мог бы им быть. Дункан не имел громкого титула, и родители Мириам не считали его подходящей партией для своей дочери. Несмотря на свое происхождение, он многого добился в жизни, имел влияние и связи в обществе.

Четвертый граф Монкриф относился к взрослеющему сыну с недоверием и подозрительностью. По мнению Дункана, связано это было не только с быстрыми успехами Фрэдди в бизнесе, но и с его взглядами. Молодой человек не закрывал глаза на проблемы бедняков, но в то же время весьма скептически относился к благотворительной деятельности. Он преступал общепринятые нормы поведения и никогда не брал на веру расхожие истины. Фрэдди старался изменить мир своими руками, не дожидаясь, когда он изменится сам, пройдя через хаос и войны. Пятый граф Монкриф тратил немало времени, сил и денег на проведение необходимых реформ, ничего не разрушая. Его страстных выступлений в палате лордов ждали с интересом и немного побаивались. Графа никогда по-настоящему не интересовало чужое мнение о его взглядах. Он был слишком независим, слишком верил в свои собственные силы. Фрэдди многого добился в жизни, но и многое потерял.

Он не испытывал ни к кому особой душевной привязанности и считал это само собой разумеющимся. Постепенно граф Монкриф отдалился от общества. Дункан считал это одним из недостатков Фрэдди, который всегда казался бесстрастным и слегка отстраненным от жизни. Фрэдди был уверен в своем знании людей, воспринимал их как некие механизмы, которые действуют определенным образом, и видел разницу только в сложности этих механизмов. Сам Дункан с этим был категорически не согласен. Давным-давно он сумел понять одну важную и простую тайну людей: именно неопределенность и непредсказуемость человеческой природы делает жизнь такой интересной.

Вопреки ожиданиям Дункана граф повел себя совершенно неожиданно. Он думал, что Фрэдди будет разгневан, однако тот держался спокойно и говорил ровным голосом. Граф стоял спиной к собеседнику и глядел в окно на огромный сад, очевидно, скрывая свои истинные чувства. Наблюдательный Дункан заметил крепко сведенные на груди руки графа Монкрифа, нарочитую мягкость его тона и некоторую напряженность позы.

Дункану было странно видеть графа в доме, где все говорило о Мириам. Он мог представить Фрэдди сидящим в своем кабинете в одной из башен усадьбы Монкрифов. Именно из этого замка, построенного из белого кирпича и обломков скальных пород, управлял граф своими владениями.

– У нее все в порядке?

Вопрос был задан приглушенным голосом, невольно выдававшим состояние Фрэдди.

– Судя по тому, что мне удалось узнать, да, – ответил Дункан и тут же сообразил, что проговорился. Через некоторое время ему еще придется выслушать кое от кого нелестные слова в свой адрес. Но слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Что сделано, то сделано. К тому же неизвестно, захочет ли Мириам вообще разговаривать с ним после всего.

– А дети? Как они? – Голос Фрэдди вздрогнул, выдавая какие-то мучающие его чувства. Но это не было похоже на гнев или огорчение.

– Они, насколько я понял, совершенно здоровы.

– Его имя… Как его назвали?

Необычный вопрос, не так ли? Дункан с удивлением начал понимать, что Фрэдди просто не может сосредоточить свои мысли на чем-то одном. Это графу Монкрифу было совершенно несвойственно.

– Роберт.

Дункан положил на колени несколько бумаг, отобрал из них одну и прочитал.

– Роберт Артур. Второе имя в честь ее отца, полагаю.

– Ты говорил, что он был бароном…

Теперь многое стало ясно. Вот откуда образованность Кэтрин, ее любовь к лошадям и умение обращаться с ними. Она с детства видела хороших коней в отцовской конюшне. Черт побери, выходит, что у ее отца была конюшня не хуже, чем у графа Монкрифа! Фрэдди вдруг показалось, что он слышит такой знакомый голос Кэтрин. Граф отвернулся от окна. Раздался хруст сломанного пера которое он машинально крутил в руках. Дункана удивила синева под глазами графа и его изможденное лицо, словно он провел не одну бессонную ночь, что и было недалеко от истины. Дункан внимательно посмотрел в глаза Фрэдди. В них были смертельная усталость и пустота. Веки графа утомленно опустились, губы вздрогнули и напряглись. Дункан всерьез усомнился в правильности своих намерений.

– Благодарю за ценную информацию, – произнес граф. – Я не забуду этой услуги.

– Я пришел сюда не за вознаграждением, – ответил Дункан с каменным лицом.

– Я в этом не сомневаюсь и тем более благодарен за твою откровенность. Моя мать знает о нашей встрече?

– Пока нет, – признался Дункан, со страхом думая о том, что Мириам, конечно, узнает, причем весьма скоро.

– Тогда давай договоримся не сообщать об этом разговоре ей как можно дольше, хорошо? – Граф улыбнулся, но в глазах его не было веселья.

– Могу обещать только, что я в это дело больше вмешиваться не буду, Фрэдди, – заявил гость совершенно искренне. Он уже и так сделал достаточно.

– Хорошо, – произнес Фридрих Аллен Латтимор. – Наверное, настала пора наконец вмешаться мне.

Он еще раз угрюмо улыбнулся и с удивлением подсмотрел на сломанное перо, которое все еще держал в руках. Дункан подумал, что его молодой друг многое бы отдал сейчас за то, чтобы в руках у него оказались не остатки пера, а что-то другое. Точнее кто-то.