Текст книги "Лето длиной в полчаса"

Глава шестнадцатая

Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять…

Повторяя про себя детский стишок, Пилигрим медленно открыл глаза и тут же снова зажмурился. С потолка свисали две лампочки на одинаковых шнурах и обе одинаково покачивались. Включившийся мозг клинил, что одна лампочка как минимум чистой воды галлюцинация. Ладно, со зрительными образами придётся подождать. Включим обоняние.

Пилигрим принюхался к сырому холодному воздуху. Если это не галлюцинация, пахнет землёй и краской. Дадим слово осязанию.

Пилигрим провёл дрожащей рукой по поверхности, на которой лежал. Вроде какая-то тряпка. Он попытался перевернуться набок, но поверхность мягко спружинила, вызвав приступ тошноты. Пилигрим замер, стараясь не дышать. Ай-яй-яй, ещё одно такое похищение – и стойкая аллергия на всё человечество ему обеспечена!

Он по очереди задрал рукава майки и осмотрел предплечья. На правом нашёл то, что искал, – след от укола. Судя по ярким галлюцинациям, которые доставали с минуты потери сознания, ему вкололи какой-то наркотик, скорее всего кетамин. Очень хочется пить, кружится голова и сильно подташнивает. Типичные характеристики препарата, который очень любят в абортариях за дешевизну и эффективность.

Пилигрим полежал ещё немного, прислушиваясь к затихающим рвотным спазмам. «Токсикоз, что весьма кошерно в вашем положении, юноша», – как сказала бы Вера Буевич. О нет, только не это, вряд ли ему отвели номер с ванной! Время двигалось вперёд неровными рваными толчками, как неисправный автомобиль. Выждав примерно десять минут, Пилигрим снова открыл глаза и увидел одну лампочку, свисающую с потолка на длинном черном шнуре. Порядок.

Он сел, стараясь не делать резких движений, и огляделся. Осязание не обмануло: резкий влажный запах источал плотно утрамбованный земляной пол. На стенах свежая краска, словно тут совсем недавно сделали ремонт, вдоль стен – деревянные доски с выстроившимися на них банками-склянками. Обычный погреб в обычном деревенском доме. Странно, что двери нет.

Пилигрим встал и, пошатываясь, прошёлся по периметру помещения. Точно, двери нет. Замуровали, сволочи.

Сначала он страшно перепугался. Вернулся к кровати, стоявшей у стены, осмотрел допотопную модель типа «деревенская радость» со скрипучей железной сеткой вместо матраса и представил на ней свой высохший труп. Зрелище не доставило. Пилигрим передёрнулся и сел на замызганное лоскутное одеяло.

Да, но зачем они оставили свет, мелькнула робкая мысль, похожая на надежду. Душа встрепенулась и начала укрепляться на завоеванных позициях: «Уж если решили убить, стали бы они на тебя электроэнергию расходовать! Да и способ какой-то древнеегипетский. Куда проще вколоть двойную дозу того же кетамина – и привет, клиент смотрит сны на небесах. Хотели бы убить – давно бы убили!»

Пилигрим поднял голову и прошёлся взглядом по потолку. В верхнем правом углу погреба он нашёл именно то, что искал: чердачный люк с раздвигающейся лестницей, прикреплённой к крышке. Пилигрим такие видел в кино: удобная технология. Он снова встал с кровати и подошёл к углу под люком, прикидывая, сможет ли до него достать. Погреб очень глубокий, метра три с половиной – четыре. Если подтянуть кровать и встать на неё…

Пилигрим оглянулся. Кровать – полметра от пола, плюс его метр восемьдесят. Не нужно быть Григорием Перельманом, чтобы сообразить: задачка решения не имеет. Можно, конечно, подпрыгнуть и уцепиться за нижнюю ступеньку в полете… но только не сейчас, дорогая редакция, извините за неровный почерк {3}3
  «Извините за неровный почерк». – Термин берёт начало из популярного советского анекдота: «Дорогая редакция, мой муж все время домогается меня физически. Прямо не знаю, что делать, может, вы что-нибудь посоветуете. Вот и сейчас, дорогая редакция, извините за неровный почерк». Символизирует в блогах работу, которую не удаётся выполнить по какой-то смешной, идиотской или не совсем приличной причине.


[Закрыть].

Пилигрим пошёл вдоль деревянных полок с припасами, рассматривая содержимое банок.

Даже если расход на био-харч пленника не предусмотрен, с голоду он точно не помрёт. По крайней мере ближайшее время. Соленья-варенья – раз. Буханка хлеба, завёрнутая в специальную «дышащую» бумагу – два. Консервы.

Их тут целый ящик: от тушёнки до прибалтийских шпротов. Есть пятилитровая канистра с питьевой водой. Пилигрим встал на колени и специально проверил голубую крышку: не откручена. Ещё он обнаружил старую шахматную доску с фигурками, сложенными внутри, и книжку «Способы и виды гадания», на которой стояла трёхлитровая банка с солёными огурцами. В общем, есть чем утолить телесный и духовный голод. Теперь нужно разобраться с собственными мыслями.

Пилигрим открутил голубую крышку, осторожно плеснул туда немного воды и смочил губы. Воду нужно экономить. Неизвестно, что ждёт в будущем.

Он сделал ещё три захода, выпив примерно половину обычной чашки воды, и вернулся на кровать. Сознание восстанавливалось быстро, а с ним голову заполонили надоедливые, тревожные и любопытные мысли.

Мысль первая: «Кто этот мужик, который меня вырубил?»

То, что Пилигрим его где-то видел, сомнению не подлежит. Забыть эту интересную яйцеобразную голову не так-то просто. А также характерный цепкий взгляд исподлобья, делающий человека похожим на бульдога. По внешнему прикиду – фейсер, и видел его Пилигрим совсем недавно. Осталось вспомнить злачные места, которые он посетил за истёкшую неделю.

Первым в списке идет ресторан «Русский огурец», где начались эпохальные события, приведшие Пилигрима в подземелье. Кинг-Конг, охранявший вход в огуречный вертеп, на две головы выше Пилигрима. Мужичок, трудолюбиво выбивавший ковер – на голову ниже. Но корпулентней (чёрт, хорошее слово).

Вторым в списке значится ночной клуб «Бомбила». Там фейсер вроде бы похожей конфигурации, только форма головы другая. Прямоугольная.

Третьим и последним злачным местом был ресторан «Бродвей». Пилигрим напрягся, вспоминая фейсера на входе, и с досадой качнул головой. Тоже не тот типаж. Но ощущение, что он на верном пути, не покинуло.

Воспоминание о ресторане «Бродвей» вызвало в памяти интересную картинку: прямоугольный дверной проём и женская фигура в платье, перехваченном узким поясом. Солнце бьёт ей в спину, отчего волосы сияют победным медно-рыжим блеском и окутывают голову ярким небесным нимбом.

Что с Яной?

Эта мысль пришла в голову неожиданно и сильно испугала. Если Пилигрим увидел вчера нечто недозволенное, Яна тоже это видела. Выходит, и её сейчас держат в каком-нибудь бомбоубежище без удобств. Идиот, какого чёрта он втянул Яну в свои сомнительные авантюры? Зачем он вообще начал следить за красавцем мужчиной, посетившим «Бродвей»? Ясно, зачем: нашёл повод побыть в обществе любимой девушки. В таинственность решил поиграть, интерес к себе вызывал, придурок недоделанный!

В памяти прокрутилось короткое кино: красавец мужчина идёт мимо столиков к двери, полускрытой за занавеской. По дороге он делает небрежный приветственный жест фейсеру, караулившему неподалеку… Стоп!

Кадр остановился. Пилигрим зажмурился и задышал часто-часто, как собака, вглядываясь в лицо, на которое бросил только один взгляд. Отличная зрительная память не подвела: это был он, мужик, вырубивший Пилигрима электрошокером! Ура!

Пилигрим открыл глаза и расслабился. Одной неизвестностью стало меньше. Выходит, за его похищением стоит владелец ресторана «Бродвей» Василий Петрович Никоненко. И где же Пилигрим наступил ему на мозоль?

С этим нефотогеничным типом они не пересекались ни разу. Хотя Пилигрим мог попасть в разряд нежелательных свидетелей, невольно подсмотрев сценку с часами и их герметичной упаковкой. Для чего братану Василию понадобились отпечатки классного реставратора Артёма на дамских часиках? Ответ приводил к дому на Кутузовском проспекте, выкрашенному розовой краской, и к бывшей жене реставратора. В душе Пилигрима шевельнулось нехорошее предчувствие. Оно подсказывало, что геста, временами раздражавшая его своей бабьей неадекватностью, больше этого делать не будет. Дедала жалко. Ему геста явно нравилась.

Вопрос третий. Какую роль во всей этой истории играет красавец мужчина, выскочивший из розового дома через пять минут после прибытия? Без вариантов, признал Пилигрим. Красавец явился незапланированным сценарным персонажем, а разобраться, что к чему, Пилигриму не дали.

Подобьём наши лулзы.

Мужик по имени Василий Петрович, судя по причёске «Лампочка Ильича», зарабатывает деньги не каторжным умственным трудом. Ресторан – штука хорошая, но можно ведь совмещать приятное с полезным. То есть бизнес – для виду, ограбления – для души. Генеральская квартира наверняка полна добром. Да, но зачем в таком случае ему понадобился ход с часами? Пилигрим снова ощутил неприятный холодок, ползущий по спине. Часы с отпечатками реставратора должны были указать, что преступление совершил именно он. Какое преступление? Убийство!

Блин, зачем реставратору Артёму убивать бывшую жену? Женщина она, конечно, невыносимая, моросит осадками непрерывно, имеет привычку глупо вскрикивать и вечно пачкает тушью хорошие фирменные майки. Но они не живут вместе уже два года, а таить злобу столько лет за испорченную майку нормальный человек не станет.

Выходит, Пилигрима загнали в подполье, чтобы он не смог рассказать, как братан Василий с прорезиненными руками упаковывал часики в целлофан. А теперь ещё один интересный вопрос: «Откуда братан Василий узнал, что Пилигрим эту сценку видел?»

Ни он, ни киса, изображавшая посетительницу бара, ни разу не оглянулись. А если бы оглянулись, то вряд ли бы разглядели Пилигрима за широкой спиной двухметрового Кинг-Конга. Выходит, кто-то сообщил. Кто?

– Я рассказывал Дедалу и гесте о том, что видел, – пробормотал Пилигрим.

Внутренний голос напомнил, что он рассказывал об этом Яне, но Пилигрим от него досадливо отмахнулся. Яна не в счёт. Дедал тоже. Остается… геста.

Что может объединять вечно моросящую дамочку с бритоголовым братаном явно криминальной специальности? Может, геста трудилась над составлением каталога произведений искусства, которые коллекционирует братан Василий? Смешная мысль. Если братан Василий и способен что-то коллекционировать, то только виды холодного и огнестрельного оружия. Не исключено, что у него над диваном висят две перекрещённые казацкие шашки. Это максимум, на что может хватить воображения как у самого братана, так и у Пилигрима.

Нет, напрямую они не общаются, а это значит, что между ними есть связующее звено. Кто? Пилигрим сильно хлопнул себя по лбу и тут же зажал ладонью рот. Идиот, совсем забыл! Он переждал новый всплеск тошноты и продолжил дедуктивные размышления.

Красавец мужчина, вот кто! Он посетил вертеп братана Василия и тем же вечером нанёс визит гесте (в этом Пилигрим был совершенно уверен, хотя не знал номера её дома). И увидел там нечто такое, от чего мгновенно сбежал с перекошенным от ужаса лицом. Пилигрим снова сочувственно хмыкнул. Бедный Дедал. Да и гесту немного жалко. И реставратора Артёма. Наверняка все шишки сейчас валятся на его голову. Часики с отпечатками его пальцев («забрызганные кровью» – вставило воображение) станут неопровержимой уликой на суде. А Пилигрим ничем помочь не сможет.

«Сколько я здесь пробуду?» Это была четвёртая мысль, пришедшая в голову.

Месяц, предположим, на следствие. Ещё месяц на суд. Потом ещё месяц на апелляцию. Блин, да он поседеет раньше, чем отсюда выберется!

Немного успокоила мысль о Дедале. Дед, ясен перец, найдёт его раньше. В компе Пилигрима осталась информация о братане Василии. Дедал – мужик толковый, разберётся, что к чему. Разобравшись, он поставит на дыбы не только московскую и областную милиции, но ещё ФСБ, Интерпол, МЧС и все остальные профильные организации, обеспечив похитителям ослепительные лучи поноса. У Дедала в этих структурах есть мощное ЛОББИ. А вытащив Пилигрима, Дедал, разумеется, вытащит и Яну.

Успокоившись относительно будущего, Пилигрим лёг на кровать, закинул руки за голову и начал составлять мысленный отчёт для братвы в жэжэшке. Выходило на редкость увлекательно, Пилигрим даже кряхтел от удовольствия. Существование отравила пятая, последняя мысль: «Интересно, а где тут туалет?»

И приключение мгновенно перестало казаться интересным.

Глава семнадцатая

Артём долго не мог найти визитку с нужным телефоном. Руки тряслись и роняли все предметы, вытащенные из карманов: платок, ключи, мелочь, бумажные банкноты, которые он сунул в нагрудный карман, разменяв доллары… Чёрт, неужели потерял?

Он сел на диван в мастерской и стиснул голову руками. Проклятый дятел, сидевший внутри, не только не успокоился. Он разошёлся вовсю, не дав Артёму нормально выспаться. А утро встретило его очередной порцией кошмаров.

Слава богу, что на этот раз у Артёма есть твердое алиби. Когда произошло новое убийство, он был в реставрационной мастерской музея, что могли подтвердить десять коллег. Везение в чистом виде: ведь он вчера не собирался никуда ехать! Однако бессонница и головная боль вынудили подняться очень рано и заняться делами. Он давно откладывал разные мелочи, но когда мелочей набирается целый воз, они становятся проблемой.

Артём помассировал голову. Может, сходить к врачу и выяснить, что происходит? Ох, нет, лучше не надо! Учитывая чёрную полосу, которую он сейчас переживает, диагноз вряд ли его порадует.

Пришлось пойти на кухню, достать из шкафчика вазочку с упаковками таблеток и проглотить сильнодействующий анальгетик. Нужно принимать поменьше лекарств, подумал Артём, запивая таблетку водой. За ночь оприходовал почти полпачки.

Вода перелилась через край стакана и плеснула на рубашку. Артём чертыхнулся и отряхнул воду ладонью. И тут же вспомнил, как вчера, вернувшись домой, облился холодным чаем.

Артём поставил стакан на стол и стремительно пошёл в ванную. Достал из корзины с грязным бельем вчерашнюю рубашку и пошарил в нагрудном кармане. Ура! Есть такая буква в этом слове!

Визитка немного помялась. Вчера он был так замучен, что даже не прочитал, что там написано. А надпись выглядела странно: ни указания специальности доктора, ни адреса клиники. Просто «Глеб Корецкий» и номера телефонов: один городской и два мобильных. Судя по городскому номеру, живёт врач где-то в центре. Да, генеральша Токмакова была бы довольна таким претендентом на руку внучки.

Артём вернулся в комнату, взял с дивана брошенный мобильник и набрал номер общего сотового оператора. Корецкий ответил мгновенно, будто держал аппарат в руках.

– Слушаю.

– Добрый вечер, это Артём Ермолин, – начал Артём. От усталости, недосыпания и головной боли комната плыла перед глазами. – Мы с вами разговаривали вчера вечером в больнице.

– Я понял, кто вы. Есть какие-то новости?

Артём вздохнул.

– Новости есть, только, боюсь, не слишком отрадные. Нет-нет, это не касается вашего внука! – сразу добавил он, представив себе жёсткие голубые глаза, провалившиеся в тёмные ямы. – Думаю, что они имеют отношение к покушению на Лену.

– Приезжайте, – велел Корецкий.

Артёма слегка шокировала его манера разговора с посторонним человеком: словно секретарю распоряжения отдаёт. Но он почему-то не смог отказаться.

– Хорошо. Диктуйте адрес.

Через час Артём входил в большую светлую прихожую с высоким потолком. Корецкий выглядел точно так же, как накануне: подтянутый ухоженный мужчина, не позволяющий себе распускаться. Только тени под голубыми глазами стали почти чёрными, а губы сложились в твердую бледную полоску. Артём уловил едва заметный запах какого-то успокоительного: то ли пустырника, то ли корвалола. Генеральша иногда пила корвалол вместо снотворного.

Руки гостю врач снова не подал. Может, он вообще ни с кем не здоровается за руку? Типа негигиенично?

– Прошу. – Корецкий указал на ближайшую открытую дверь.

Артём вошел в комнату, которая, судя по обстановке, исполняла роль кабинета. С потёртого кожаного дивана поднялся ещё один гость Корецкого: плотный седой мужчина с водянистыми светлыми глазами. В отличие от хозяина, он поздоровался с Артёмом за руку, чем сразу вызвал всплеск симпатии.

– Николай.

– Артём.

Взгляд Артёма упал на картину, висевшую над диваном. Он наклонился и внимательно всмотрелся в знакомую сценку. Несомненно, это она, фламандская доска генерала Токмакова.

– Откуда она у вас? – спросил Артём.

– Присядьте, – снова распорядился Корецкий, не отвечая на вопрос, и сел за письменный стол.

Артём начал понимать, что привлекло в нём Лену. Она представляет распространенную породу дам, обожающих твёрдую руку. Артём же относился к породе унылых интеллигентов, не способных повысить голос на женщину, а это качество уважения в глазах бывшей жены не вызывало.

Артём послушно сел на холодную кожаную поверхность.

– Слушаю вас, – произнёс Корецкий.

Артём покосился на соседа.

– Коля в курсе всех событий. Говорите совершенно свободно.

– Меня сегодня снова вызывали на допрос, – начал Артём. – А потом мы поехали на опознание. – Он вспомнил красивое лицо с дырочкой между бровей и свой идиотский смех при виде этой дырочки. Словно красная точка на лбу замужней индианки. Хотя цвет дырочки был грязно-чёрным с намёком на охру по краям. – Лёшу Данча нашли сегодня в подъезде дома на Волгоградском проспекте с дыркой во лбу. Кто-то выстрелил ему прямо в лицо. – Артём посмотрел на Корецкого. – Видимо, человек испытывал к Лёше сильную личную неприязнь. Однако я, по счастью, во время убийства находился в обществе десяти потенциальных свидетелей.

– А что ваш бывший приятель делал в этом подъезде? – спросил Корецкий, проигнорировав саркастический тон, которым были произнесены два последних предложения.

– Понятия не имею. Следователь меня уже спрашивал.

В разговор вмешался Николай:

– У него были знакомые в этом районе?

Об этом следователь тоже спрашивал. Артём, не колеблясь, ответил той же фразой: понятия не имею. Подъезд, в котором обнаружили Лёшку, находится в двух кварталах от «Макдоналдса», где он встречался с Жанной. Однако Артём скорее откусил бы себе язык, чем признался, что следил за бывшим приятелем. Ревность – отличный мотив для убийства, а ему и так неприятностей хватает.

– Странно, что его машины во дворе не было, – продолжал Николай. – Если бы ваш покойный приятель приехал к своему знакомому или к знакомой, то припарковался бы поблизости.

– Может, Лёшка добирался на такси? Выпил или плохо себя чувствовал? – предположил Артём. – Бывают же такие случаи.

– Бывают, – не стал спорить Корецкий. – Только охранник его дома говорит, что он выехал на своей машине ещё позавчера вечером и обратно не возвращался. Где он провёл это время? Почему он прятался?

– От кого он прятался? – добавил Николай. – И ещё одна маленькая подробность: примерно в то время, когда произошло убийство, из подъезда вышла девушка, которую соседи не опознали. То есть в этом доме она не жила. Разглядеть её не удалось: волосы собраны под бейсболкой, на лице очки-консервы от бровей до губ. Парень, который её видел во дворе, уверен, что девушка хорошенькая. Почему – ответить затрудняется. Говорит, мужская интуиция.

Артём перестал удивляться осведомленности Корецкого и не стал задавать глупых вопросов о месте работы нового знакомого.

– Насколько я понял, Лёшку убили в районе десяти утра, – сказал он, по очереди глядя то на Глеба, то на Николая.

Собеседники одновременно кивнули.

– Довольно оживлённое время. Неужели никто в подъезде не слышал выстрела?

– Тот пистолет, из которого его убили, был с глушителем, – ответил Корецкий. – А тот, который нашли у него в кармане… – Он вдруг осёкся, оглянувшись на Николая.

Тот едва заметно кивнул.

– Из пистолета, который нашли в его кармане, был убит Василий Никоненко и ранена ваша бывшая супруга. – Корецкий сделал паузу и снова посоветовался глазами с Николаем. Получил одобрение и добавил: – Ещё из этого оружия десять лет назад была убита генеральша Токмакова.

Артём утратил дар речи. Сидел, по очереди переводя взгляд с одного мужчины на другого, и думал: «Не может быть!»

«Хватит притворяться, – жёстко велел внутренний голос. – Ты и раньше об этом думал. Вернее, пытался думать, но из-за врождённой трусости никогда не доводил мысль до конца. Попробуй сделать это хотя бы сейчас».

Когда произошло убийство генеральши, Артём был в очередной командировке. Спасли его вовсе не билеты и командировочное удостоверение, а показания множества свидетелей, общавшихся с Артёмом в тот кошмарный вечер. Когда выяснилось, что доказать личное участие Артёма в убийстве генеральши не удастся, следователь сделал всё возможное, чтобы представить его в роли заказчика. Однако собрать доказательства не получилось.

Всё время, пока шло следствие, Артёма мучила одна мысль: как могла Евдокия Львовна, славившаяся своей осторожностью, открыть дверь незнакомому человеку? Да что там незнакомому – генеральша открыла бы не всякому знакомому! Только человеку, которого очень хорошо знала и которому доверяла. Другу дома. Такому, как Лёшка. Его Евдокия Львовна обожала и незаметно, но упорно противопоставляла ненавистному зятю. Артём был уверен: в том, что Ленка изменила ему с Лёшей, заслуга генеральши процентов на пятьдесят. Даром что старая кошёлка уже восемь лет как в могиле лежала.

Ладно, не об этом речь. Во время убийства Лёшка был в Москве, но что из этого следует? То, что он навёл грабителей на хорошую мазу? Тьфу, блин, походишь годик-другой на допросы и начнёшь по фене бо́тать не хуже уголовника.

Мог ли Лёшка на такое пойти – вот в чём вопрос. Покойный не брезговал разными тёмными делишками. Но одно дело пристроить краденый раритет в надёжные руки под хорошие проценты, и совсем другое – убить человека, которого знаешь и который тебе доверяет.

– Голова болит?

Артём оторвался от тягостных размышлений и с удивлением взглянул на Корецкого.

– Вы массируете виски. Обычно так поступают при сильной головной боли.

Артём опустил руки.

– Уже второй день не могу в себя прийти, – сознался он. – Сплошная долбёжка внутри черепа.

– И часто с вами такое происходит?

– Только когда сильно нервничаю.

Корецкий удалился в соседнюю комнату и вернулся со старым допотопным тонометром, который оборачивается вокруг предплечья и накачивается резиновой грушей, похожей на клизму.

Корецкий сел рядом с Артёмом, ловко обмотал его руку тканью на липучках и вставил в уши изогнутые металлические кончики. Когда руку сжало в крепких воздушных тисках, Артём искоса взглянул на сосредоточенное лицо хозяина дома. Умеет мужик себя в руках держать, ничего не скажешь.

Тиски, державшие предплечье, начали слабеть. Корецкий не отрывал глаз от стрелки на круглом приспособлении, похожем на компас. Вытащил из ушей металлические наконечники, снял с руки Артёма ткань на липучке.

– И что? – спросил Артём.

– Ничего хорошего. Сто восемьдесят на сто десять. Между прочим, вам один шаг до гипертонического криза. Лекарства принимали?

Артём кивнул.

– Какие и сколько?

Выслушав ответ гостя, Корецкий с досадой покачал головой:

– Слушайте, вы же образованный человек! Не могли сразу к врачу обратиться? Анальгетики при повышенном давлении категорически противопоказаны! Придётся колоть.

Он снова вышел из комнаты. Артём переглянулся с Николаем и сделал попытку улыбнуться.

– Строгий какой! – сказал он вполголоса, указывая бровями на дверь.

– Сам боюсь! – в тон ответил Николай.

Вернулся Корецкий с одноразовым шприцем в упаковке и ампулой неизвестного лекарства.

– Уколы с детства не переношу, – признался Артём.

– Ничего, у меня рука лёгкая.

Рука у Корецкого и впрямь оказалась лёгкой: Артём ощутил едва заметное прикосновение – и всё. Если бы не запах спирта, можно было подумать, что его укусил комар.

– Что это за лекарство?

– Очень хорошее новое средство, – ответил Корецкий и сел за стол. – Давайте-ка выпишу вам рецепт. Укол нужно делать каждый день, желательно в одно и то же время. Сейчас… – он взглянул на часы, – половина девятого. Значит, завтра в это же время процедуру повторить. Медсестру найдёте или порекомендовать?

Артём махнул рукой:

– Найду. У меня поликлиника рядом с домом.

– Отлично. – Корецкий протянул ему рецепт. – Лучше всего отлежаться хотя бы несколько дней.

Артём сунул рецепт в нагрудный карман рубашки.

– Я постараюсь. А что с Леной? Есть какие-нибудь изменения?

– Кома, – коротко ответил Корецкий, как бы прекращая обсуждение вопроса.

«Можно решить, что он её муж, а я любовник, – раздражаясь, подумал Артём. Внутри головы снова остро кольнуло, но уже не так сильно. – Быстро действует».

– Наверное, я должен высказать какие-то предположения, – начал Артём, когда молчание в комнате стало действовать на нервную систему. – Но, честное слово, сейчас я не в состоянии. Может, я и вправду поеду домой и отлежусь? Глядишь, что-нибудь умное в голову придёт.

– Конечно-конечно! – участливо подхватил Николай. – Кстати, как фамилия следователя, ведущего дело? Якименко? Завтра же позвоню Толе и попрошу его ближайшие несколько дней вас не беспокоить.

Артём снова ничуть не удивился. Он уже был осведомлён об обширных связях доктора Корецкого в криминальном мире и органах защиты правопорядка.

– Спасибо. – Он поднялся с дивана и повернулся к фламандской доске. – Ну надо же. Не думал снова её увидеть.

Корецкий прошил гостя разрядом, выпущенным из прищуренных голубых глаз. «Я ему сильно не нравлюсь, – подумал Артём. – Интересно, почему? Антипатия или ревность? Скорее всего, и то и другое».

– Жаль, но пока я не могу вам её вернуть. Нужно соблюсти некоторые формальности.

– Вернуть? Мне? – удивился Артём. – А при чём здесь я? Доска принадлежит Лене!

– Но Лена сейчас недееспособна, – напомнил Корецкий подозрительно мягким вкрадчивым тоном. – Значит, опеку над ней и её имуществом может осуществлять официальный супруг. – Он повернулся к Николаю. – Я прав, Коля?

– Если подаст соответствующее заявление, – ответил Николай, утвердительно кивнув.

Корецкий снова повернулся к Артёму:

– Вы ведь всё ещё не разведены? Ну, вот видите! Значит, можете заявить права на эту картину!

Артём резко схватился рукой за высокую спинку стула. От обиды и злости перед глазами поплыли чёрные пятна.

– Значит, так. Никаких заявлений я подавать не собираюсь и на имущество бывшей (он подчеркнул это слово) жены не претендую. Когда Лена придет в себя – сама решит, что ей делать со своей картиной. Всего доброго.

Он отправился в коридор на негнущихся ногах, обулся и хлопнул за собой дверью. Корецкий проводить гостя не вышел.