Текст книги "Ган"

Бытовало и иное мнение, более правдивое. Не выходит государь по причине занятости своей, и коль нет в столице дел, то не сидит на месте, а взлетев на коня, отправляется в поход по землям своим, за порядком следит.

Другая часть «Мастерской» выглядела не так как обычно. Вместо ровной площадки для тренировок и оттачивания боевых навыков городскими ганами и их учениками раскинулось причудливое строение – огромный помост, утыканный всевозможными неудобными, опасными сооружениями. Тут тебе и крутящиеся столбы с притороченными к ним длинными шестами – зазевался, и вот уже получил такой деревягой пониже колен, или того хуже – по самой макушке. А вот раскачиваются на цепях бревна, и под ними только жердочка шириной с ладонь. Попробуй проскочить и не очутиться в «позорной» яме с навозом, что приготовлена не столько для позора, сколько для сбережения ученика от травм. Весело! И многое, многое другое.

Стучат топоры.

Семь дорог, ведущих к «Мастерской», сливались в одну, и все те, кто прибудет вечером на праздник, несомненно, встретятся на большаке, встретятся и единым потоком вольются в ворота святая святых ганов.

Тарси Лихо смотрел в сторону воздвигающейся трибуны. Редкие повозки с бревнами и досками громыхали мимо него и его неизменного в последние дни спутника.

– Зачем мы пришли сюда? – спросил Мако.

Именно Мако, сын славного воина племени калатов Грако был тем, кто ходил по пятам за мастером Тарси. Сказать, что он был благодарен этому человеку, значит ничего не сказать. Тарси Лихо принял его к себе в ученики, не задавая лишних неудобных вопросов. Принял, и все тут. Именно он раскрыл перед Мако тот путь, о котором юноша так грезил. Всего за неделю сын воина стал ганом. Было понятным, что, не имей он той подготовки, данной ему его отцом и дядей, за неделю они не управились бы. Тарси Лихо всего-то и оставалось, что устроить этому парню встречу с Итку, благо такой возможностью он располагал.

Что он, собственно, терял от неудачи Мако? Да ничего. Всего лишь голову плененного для него Итку. Таких «ручных» отродий у него было предостаточно. Воины Эссира исправно поставляли ему этакий своеобразный товар, денег при этом просили немного, так как по законам Эссира отлов и уничтожение Итку являлись их прямой обязанностью. Эссир было одним из тех немногих государств, кои не прибегали к услугам ганов, а воспитывали своих «охотников». Охотники на службе государя получали изрядное жалование, но от лишних денег отказываться не собирались и после каждого рейда приводили в дом Тарси по меньшей мере одного Итку. В цепях и с маской на лице, удерживающей сильные челюсти монстра в неподвижности. Итку отправлялся в глубокую яму, выбраться из которой не по силам было даже ему, и до поры оставался жив, пока Лихо не решал его умертвить. Часто от скуки, чем ведомый ненавистью. Он подходил к краю ямы и пускал стрелу за стрелой в пленника, пока тот не затихал.

Мако помнил и свой поход к такой яме, только не в доме мастера Тарси в Эссире, а в подворье недалеко от города Мастеров. Всего в одном дне пути.

То был знаменательный день.

После недолгих разъяснений Мако усвоил, в чем заключается главное отличие гана от простого смертного. Каждому из них покровительствует нечто, наделяющее человека удивительными способностями, позволяющими гану быть быстрее и сильнее обычных воинов, да что там воинов, быстрее Итку. И чем больше уничтожит ган Итку, тем мощнее становится его нечто, а значит, и сам ган становится сильнее. Мако понял, почему он проиграл схватку у «спорной черты», понял и возненавидел Пато еще больше.

Взглянув сверху на Итку метавшегося в яме, Мако чуть не упал, ошеломленный возникшим вдруг желанием растерзать того, кто сидел внизу, медленно разрывать его на мелки части. Легкий толчок вернул его к действительности. В следующий миг он уже с остервенением метал стрелы. Таким образом Мако пробудил в себе дар Машибо и не жалел ни о чем. Он знал, что, пусть это убийство и походило на избиение беззащитного, но будут в его жизни схватки лицом к лицу с Итку, и был уверен в своей победе.

– Для чего мы здесь, Мако? – ответил Тарси. – Хороший вопрос. Именно здесь ты начнешь отдавать мне долг. Ты будешь делать все, что я прикажу тебе. Ты же не откажешься от данного тобой слова?

Клятву не покидать мастера и оставаться всегда с ним, выполнять любые его поручения Мако дал осознано и добровольно. И отказываться от своих слов не намеривался, тем более пути домой не было, как, впрочем, и самого дома. Так он думал. Кто сможет назвать его своим сыном и братом после того позора, коим был отмечен он, проиграв сыну кузнеца в схватке? Никто. Значит – забыть, все и всех забыть и начать новую жизнь.

– Я не откажусь. Что делать?

– Не торопись. Всему свое время.

Мако кивнул в знак согласия.

– Нам туда, – указал на приютившееся между помостом с полосой препятствий и трибуной двухэтажное строение Тарси. – Это и есть «Мастерская». Под этой крышей несколько старых тугодумов мнят о том, что они еще что-то решают в этом мире. Мудрейшие. Скоро мы это исправим. Мы с тобой.

К «Мастерской» вела дорожка, вымощенная красным камнем, именно по ней и устремились Тарси с учеником. Подойдя вплотную к открытой двери, Мако обнаружил, что не только они с мастером выявили желание посетить мудрейших. Все ганы, присутствующие в городе, собрались тут для обсуждения порядка проведения турнира. Тихо спорили, смеялись и хлопали друг дружку по плечам. Это продолжалось до того момента, пока на высоком резном крыльце не появился старик в желтом балахоне.

Половину лица его скрывала белая длинная, до пояса, борода. Глаза провалились вглубь лысого черепа, отчего казалось, что они вовсе отсутствуют.

– Все ли собрались? – резким высоким голосом спросил он.

Из толпы нестройным хором полетели ответы.

– Еще бы!

– Никто не проспал!

– Не томи уж, Каривас, скажи, что должно, и разойдемся, – вмешался Лихо.

Все затихли, уставившись в упор на Тарси и Мако. Так проявлять неуважение к старейшине, по крайней мере, неприлично.

– Ты, видно, решил, что в местной лавке купил право на такое поведение среди уважающих себя людей, Тарси? Тебя обманули, сходи к тому торговцу и стребуй деньги обратно.

Тарси Лихо посмотрел на говорившего; им оказался довольно худой, как иссохшая сучковатая колода, человек. Своеобразная одежда: бедра обернуты повязкой, перехваченной между ног, на плечах красовалась красная рубаха до колен, перетянутая поясом гана. Голову украшал витиевато намотанный шарф. Это был шогур, прибывший в город с другой земли, что за морями.

– Не знаю тебя, – ответил Тарси, скривившись. – Что помешало тебе умыться с дороги? Твой запах в большей мере оскорбителен тут, чем мои слова.

Мако было подумал, что шогур вспыхнет, как солома, после этих слов, однако он лишь рассмеялся, откинув голову назад.

– Коль не знаешь меня, зачем нюхаешь? Или собаки в тебе больше, нежели человека?

Тарси непроизвольно схватился за пряжку. Именно пес был его «незримым помощником». Все же, совладав с собой, обронил:

– Этакую вонь глазами чую, слезятся.

Шогур вновь засмеялся.

Не удивительно. Народ шогур славился своей выдержкой и терпением, а этот был не просто шогуром, но ганом. Такими колкостями его не проберешь.

Из толпы вышел Тао Ган и, встав между спорщиками, обратился к старейшине:

– Ты продолжишь, мудрый Каривас?

Шогур в почтении склонил голову и попятился на свое место. Ничего унизительного в его поступке не читалось, он действительно уважал Тао и признавал его право прервать веселье.

К удивлению Мако, замолчал и мастер Тарси. С притворным безразличием на лице тот уставился на Кариваса, ожидая ответа.

– Без изменений. Правил турнир не меняет.

Взмахом руки старейшина дал понять об окончании собрания. Ганы, разбившись на небольшие компании, принялись расходиться.

– Это я пес? – смотря вслед уходящему с Тао шогуру зловеще шептал Лихо. – Так это ты издохнешь как собака.

Мако желал того же.

– Мастер Тарси, – сказал он. – Ученик этого невежи будет одет так же?

Лихо кивнул.

Глава 13

В час, когда пришла пора отправиться на турнир, все в доме Хайко притихли и старались как можно меньше мельтешить перед глазами Пато. Ему следовало собраться с мыслями.

Вездесущая Хэйла совсем не появлялась на первом, общем этаже и лишь изредка, не умея сдерживать голос, давала знать о себе. То Вельге указывала, что той следует надеть, коль уж она всерьез собралась сопровождать отца на состязание, дабы не выйти с матерью в одном и том же, то просто бранила погоду. В этакую жару всего самого красивого не напялишь, взопреешь.

К горлу Пато из потаенных глубин подкатил ком и никак не желал проглатываться. Ноги и руки била нервная, мелкая дрожь, и как он ни пытался ее унять, ничего не получалось. Никакая еда, даже такая вкусная, приготовленная заботливой хозяйкой самолично, не лезла в рот. Все принесенное ему несколько часов назад на подносе удивительной тонкой чеканки так и осталось в целости, не считая кувшина с кислым бодрящим морсом. Его он осушил и даже не заметил, как Вельга сменила пустой наполненным. Пато выпил и второй.

Гулкие шаги, нарочито громкие, дабы дать время Пато очнуться и не предстать перед Хайко с открытым в задумчивости ртом, возвестили о том, что пора выдвигаться.

– Пора, малыш. Готов или нет – уже не важно. Пора.

Пато кивнул и, резко выдохнув, обрубая все «спасительные» концы, поднялся, чтобы выйти навстречу судьбе. Будь что будет.

– Вот и славно. Вот и хорошо, – успокаивал Хайко. – Сейчас спустятся Хэйла с Вельгой, и пойдем не торопясь.

– Они с нами пойдут? – непонятно от чего взволновался Пато.

Хайко посмотрел на него с такой скорбью, что Пато самому себя стало жаль.

– Ты волнуешься, как девка перед первой ночью. Плюнь. Они с нами только до «Мастерской», а там уж мы под трибуны, а они на трибуны.

Пато послушно закивал.

– Все будет хорошо. Сегодня легкий день; «карусель» и всего одна схватка.

– «Карусель»?

– Ага. Она самая. Все, пошли.

Застучали по лестнице торопкие мелкие шажки, и к ним спустились Вельга с Хэйлой.

Мать с дочерью были настолько очаровательны в своих праздничных нарядах, что, взглянув на них, Пато растерял всю былую тревогу.

– Мы готовы, – защебетала Хэйла.

Вельга улыбнулась и подбадривающее подмигнула Пато.

«Пойти всех победить, что ли?» – подумал он и, сам того не замечая, расправил плечи.

* * *

Несмотря на то, что день еще не закончился, улицы города были пусты. Редкие прохожие неторопливо шли по каким-то одним им известным делам. Иногда с левой или правой стороны по узким переулкам долетал до ушей Пато праздничный гул, и Хайко, заметив недоумение на его лице, пояснил:

– В «Мастерскую» всем не попасть, и поэтому на любых хоть как пригодных площадях устраивается свой праздник. Все то же самое: пиво, песни, радость и даже схватки. Только схватки не между ганами, а меж подвыпивших мужичков за сердце приглянувшейся дамы. Праздник будет повсюду.

Оно и понятно. Город велик, жителей много и всем хочется праздника. Что делать тем, кто не сможет попасть на главное зрелище? Устраивать свое. Тем более, как понимал Пато, побывать коль не на трибунах, то хоть около денег стоит, и немалых. А если их, денег тех самых, нет? Не веселиться?

Навстречу их маленькой процессии несся сломя голову, удивительно прытко передвигая тонкими кривыми ногами, худощавый мальчуган в ярко-синей одежде. Завидев его, Хайко вышел на середину дороги и, широко расставив руки, закричал:

– Лошадь загонишь, чучело!

Громкий голос и внушительные размеры «препятствия» заставили мальчика, хоть и с трудом, остановиться. Выведенный из душевного равновесия громоподобным басом Хайко, он заозирался в поисках несуществующей лошади, которую он якобы намеревался загнать.

– Многоуважаемый Хайко Косматый, – ничуть не запыхавшись несмотря на такой бег, сказал «скороход», – ваши шутки неуместны, и по вашей вине я могу лишиться места на службе.

Хайко, ничуть не смутившись, сгреб «синий костюм» с его обладателем вместе в свои медвежьи объятия, и высоко подняв над землей, засмеялся.

– Ты! Куда! Бежишь! – от его крика волосы мальчугана затрепетали, и он скривился, как подозревал Пато, от того, что уши заложило.

– На Зеленую, это моя площадь! – попытался перекричать великана скороход, с остервенением дергая ногами в разные стороны.

– Что несешь? – спросил Хайко уже спокойным голосом и поставил гонца на землю.

– Правитель Турдан прибыл на трибуну. С ним жена и сын. А также царь Эссиров обещался быть в скором времени.

Хайко удивленно вскинул брови.

– Вот как?

Мальчуган заерзал, пытаясь освободиться от рук Хайко, сжимающих его плечи.

– Пусти, Хайко! Прогонят ведь со службы.

– А? – очнулся тот. – Ты сын Буналы Лопаты?

Утвердительный кивок.

– Я твои ноги брагой мыл. Стало быть, никто из дворцовых без моего согласия не прогонит тебя, не бойся. Беги.

Стоило Хайко отнять руки от плеч гонца, как того и след простыл.

– Ноги брагой мыл? – удивился Пато.

Хайко, казалось, не слышал его и продолжал хмуриться.

– Обычай такой, – ответила за отца Вельга. – Наследственная должность. Бунал Лопата старинный друг отца, а так как мой отец в малом совете городском состоит, то он, Бунал, и попросил об одолжении. Теперь его малыша так просто из дворца не выгнать, даже за большую провинность. Для этого одобрение Хайко Косматого необходимо. Папа добрый. Бунал знает, кого просить.

Она снова подмигнула Пато, от чего ноги его чуть не заходили в пляс. Во всяком случае, силы такое подмигивание придавало столько, что с полной уверенностью можно было сказать – пустись Пато бегом, то до Зеленой он добежал бы гораздо раньше «синего костюма».

Хэйла беспечности молодых не разделяла, наоборот, была, как и Хайко, встревожена.

– Эссир? Царь Эссирский? – глядя на мужа спросила она.

– Он самый, – ответил Хайко и спрятал сложенный лист бумаги, незаметно переданный ему скороходом. – Какого беса забыл в Шуле этот недоносок?

Мягко говоря, Эссир был полной противоположностью Шула. Если сравнивать Турдана с царем Кугратом, то последний явно проигрывал.

Еще полвека тому назад два этих государства мирно сосуществовали, и граница между их землями имела характер весьма формальный. Свободная торговля, браки, военная взаимопомощь. Часто приходилось вставать воинам Шула и Эссира под одни знамена в сражениях с дикими горскими племенами, с пиратами и прочими лихими людьми. Все было хорошо до тех пор, пока на трон Эссира не воссел отец Куграта – Горекон. Как сказал Хайко, Горекон родился с вожжой под одним всем известным местом и с юности отличался взрывным, взбалмошным нравом, который передался и его сыну. Став царем Эссира, унаследовав трон от отца, умершего при очень странных обстоятельствах, Горекон издал указ о запрете браков между народами Эссира и Шула и за неповиновение отрубал головы без зазрения совести. Мало того, всех граждан Шула, уже вступивших в такой вдруг ставший запретным брак с гражданами Эссира, привел насильно к присяге на верность ему и его трону, и венцом этого бреда явилось поругание знамен и вымпелов Шула новоявленными эссирийцами. Люди роптали, но флаги рвали. Куда деваться, если в твоей руке флаг родины, а в руках палача твоя жена или муж, да еще и дети?

Вторым указом Горекон обложил непомерными налогами купцов как своих, так и заморских, предварительно выкрав из семей детей и оставив их при себе в качестве заложников. Многие годы и средства понадобились для спасения невинных; кого выкупили, кого выкрали. Глядя на творящиеся в Эссире беззакония, купцы и предприимчивые люди забыли туда дорогу и вспоминали о Эссире только в поговорках и присказках, да и те были, мягко говоря, не совсем культурными.

– Мне нужно найти Тао, – с посеревшим от волнения лицом сказал Хайко.

– А как же я? – спохватился Пато.

Хайко не ответил, а лишь ускорил шаг, и спутникам волей-неволей пришлось перейти чуть ли не на бег, поспевая за размашистой походкой вуртажца.

Добежали до стены, опоясывающей «мастерскую». Судя по гулу, там собралось столько людей, сколько Пато не доводилось еще видеть. Казалось, что воздух, насыщенный гулкими голосами сотен и сотен людей, можно рвать на куски. Уши заложило, внутри снова зашевелился червь сомнения – осилю ли я?

– Увидимся после, – засуетился Хайко, указывая жене с дочерью на распахнутые ворота.

Посмотрев на Вельгу и словив еще один подбадривающий взгляд девушки, Пато перевел взгляд на друга, ожидая, что тот скажет. Как только женщины скрылись за воротами, Хайко схватил подопечного за руку и потащил вдоль стены. Через несколько сотен шагов путники достигли едва приметной калитки, распахнувшейся после требовательного стука Косматого. Навстречу, чуть согнувшись, дабы не удариться макушкой о низкий проход, к ним вышел давешний стражник, встреченный Пато у городских ворот в день его прибытия.

– Дуур! – воскликнул обрадованный знакомым лицом парень.

Стражник сиял, как таз брадобрея, и лицом, и доспехами.

– Знакомый? Вот и ладно, – встрепенулся Хайко, кивнув в сторону Пато, добавил, обращаясь уже к стражнику: – На тебя его оставляю. В общих чертах расскажешь ему, что к чему. Тао не видел?

Дуур опешил от всего услышанного и, кое-как переварив, все это ответил:

– Тао на трибуне, выше государя. Там, где и должно быть ему и всем ганам, отвечающим за его голову. За Пато присмотрю, расскажу все и даже кваса дам…

В благодарность за такую заботу Хайко хлопнул стражника по плечу, от чего у того ноги подкосились, и Пато пришлось поддержать его за локоть.

Проводив очумелым взглядом вуртажца, скрывшегося за низкой калиткой, Дуур, откашлявшись, заметил:

– И себе кваса налью. А лучше чего покрепче.

За дверью оказался узкий, длинный коридор. Маленькие чудные светильники рассевали тьму ровно настолько, чтобы видеть спину впереди идущего Дуура. Пройдя коридором полсотни шагов, Пато очутился в просторном помещении. Пахло хвоей и древесной смолой, что указывало на новизну постройки. На грубо сколоченных вдоль стен скамьях уместились не менее пяти десятков молодых, крепких парней.

«Много», – подумал Пато и уже стал было примериваться к вероятным противникам, оценивая их хоть так, взглядом, как вдруг заметил, что чуть поодаль, там, куда не проникал свет от медных ламп, прямо на полу расположились еще претенденты на пояс гана.

– Те, что вдоль стен – тебе не соперники, – стал пояснять Дуур. – Это еще ученики, и их время наступит только на следующем турнире. Сегодня они дальше «карусели» не пойдут. Просто силы проверяют. А вот те, что на циновках, как раз ганы, как и ты. Присмотрись к ним, а я за квасом схожу.

Пато присмотрелся.

Пятнадцать ганов, а с ним – шестнадцать. Вот и циновка свободная, для него. Опустившись на скрещенные ноги, Пато стал наблюдать за такими же, как и он, новоявленными ганами. Одного он знал. Мако сидел и мурлыкал себе под нос песенку. Не волновался. Что ему волноваться? Что он, в схватках не участвовал? Остальные замерли. Рядом с каждым из них мастер, шепчет напутствия. Пато почувствовал себя сиротой. Где Тао? Ах да, он охраняет правителя. И Хайко рядом нет. Взволнованный убежал. Что может быть важнее сегодня, чем турнир? Пато злился.

– Пей!

Пато обернулся. Дуур, лучезарно улыбаясь, протягивал ему мокрый кувшин, который еле слышно, как испуганная гадюка, шипел.

– Спасибо.

Квас был холодным и здорово прочищал голову.

– Ты мне сказать ничего не хочешь?

Дуур захлопал глазами. С сообразительностью у него было не все в порядке, или перенервничал просто? Поди разберись.

– А что говорить? – пожал плечами стражник и, нагнувшись к уху Пато, шепотом добавил: – Я все деньги, что у меня были, на тебя поставил, до третьего круга. Все как Тао говорил.

– Как же хорошо, что можно посмотреть сочувствующим взглядом на кого-нибудь другого. А то все на меня только так смотрят. Очнись! Дуур!

Подействовало. Взгляд стражника стал более осмысленным, стукнув себя кулаком по лбу, он тихо рассмеялся.

– Прости. Не каждый день такая честь выпадает, хоть и случайно – гана напутствовать. Так вот, сегодня у вас «карусель», потом вы отдыхаете, а молодые, – он ткнул большим пальцем себе за плечо, – вслед за вами по бревнам бегать. Как управятся они, старейшины жребий бросят и вас на пары разобьют. Сражаетесь, и кто победил, тот на второй круг, а кто проиграл – на трибуны и до окончания турнира без имени ходят.

– Без имени?

– Ну, да. Еще и не опоясанный ган, но уже и не просто человек. А стало быть, и имя ему ни к чему. Традиция.

– Понятно. Спасибо тебе, Дуур. Просветил. Ты ступай, я один побуду.

Дуур ушел.

– Знать бы еще, что это за «карусель» такая, – прошептал Пато, ни к кому конкретно не обращаясь.

За спиной послышались торопливые шаги, и гомон десятков человек утих. Сотни глаз пристально смотрели на тщедушного старца с седой бородой и лысым черепом. Тот, не торопясь, внимательно изучал каждого из присутствующих.

– Приветствую вас, доблестные воины и те, кто еще только на пути к почетному на всех землях званию – ган. Сегодня знаменательный день для шестнадцати наших младших братьев. Давайте поддержим их.

Все те, кто был сейчас под трибуной, с улыбками радости на лицах вскочили с мест и захлопали, выкрикивая одобряющие слова, обратив взоры на тех, кому сегодня предстояло соревноваться между собой.

– Не робей!

– Будет пояс на каждом из вас!

Особым разнообразием эти пожелания не отличались, но на душе от этих простых слов стало легче. Чувство того, что ты не один, согревало не хуже кружки доброго пива. Пато заулыбался в ответ, впрочем, как и все участники турнира. Нет, не все. Мако со своим мастером, пресловутым Тарси Лихо молча кривились и брезгливо отворачивали лица. Пато захотелось стереть с этих лиц всю их надменность. Да простит его Дуур, но коль выпадет ему сразиться с Мако в третьем круге, то он все сделает для того, чтобы ткнуть этого тщеславного молодца носом в пыль, как уже доводилось.

– Хватит болтать, Каривас, когда начнем? – крикнул, заглушая общее веселье, Тарси.

Мастер Каривас не заметил, вернее, сделал вид, что не заметил, как его столь бесцеремонно поторапливает тот, кому должно смиренно дожидаться слов старейшины. Он поднял вверх руки, призывая угомониться не в меру развеселившихся людей. Все смолкли.

– Мудрый правитель Шула, государь Турдан сейчас говорит приветственные слова своему народу. Помните, юные ученики и закаленные в битвах ганы, что правители Шула любезно разрешают нам на протяжении сотен лет не просто жить в стенах города, но и играть важную роль в устройстве государства. Мы гости, мы не хозяева в городе Мастеров, – Каривас метнул строгий взгляд в сторону намеревавшегося сказать очередную колкость Тарси Лихо.

Тот передумал и промолчал.

– Так давайте покажем людям, чего мы стоим! Ловкостью и силой усладим их взоры! Уверим всех в том, что, пока ганы живы, ничто не страшно, и нет таких сил, что способны одолеть тело и дух гана.

Одобряющие возгласы ганов слились с восторженным ревом тех, кто был сейчас снаружи. Турдан окончил свою речь в тот же момент, что и Каривас. Случайно ли, или старейшина так подгадал – не важно. Турнир начался.

* * *

Трибуны взорвались радостными криками и рукоплесканиями, приветствуя начало турнира.

Хайко бесцеремонно отодвинул плечом сидевшего рядом с Тао городского стражника и, присев рядом с другом, сказал:

– Тао, я не знаю, как и для чего, но…

– Куграт? Я знаю, – как ни в чем не бывало, произнес Ган.

Хайко ошарашено посмотрел на него и встряхнул головой.

– Не удивляйся. Я успел «поздороваться» с Турданом.

– Понятно, – выдохнул Хайко. – Хорошие места, слушай. А мои девочки где? Знаешь, если Хэльга меня увидит рядом с правителем, то она мне все космы повыдергивает и житья не даст. Как же! Без нее и рядом с Турданом сижу. Пойду я поищу их, от греха. После поговорим.

Тао кивнул.

– Первый участник! – прокричал глашатай так громко, что его было прекрасно слышно даже сквозь невообразимый шум тысяч голосов.

Людей под трибуной, да и вокруг помоста с «каруселью» было многим больше, чем на ней. Плотно прижавшись друг к другу и вытягивая шеи, собравшиеся пытались рассмотреть того, кто первым опробует, что уготовано в этом году для всех.

Узкий проход от открывшихся ворот до полосы препятствий оставался свободным даже после выхода первого участника. Как ни сгорала от любопытства толпа, уважение к ганам брало свое. Белую черту, выделяющую проход, так никто и не осмелился пересечь, и тот, кому всего через несколько дней предстоит принять звание гана, беспрепятственно подошел к помосту.

* * *

Каривас заглянул в свиток, извлеченный из рукава, и громко произнес:

– Лочан, сын земли Шогур! Ты первый.

Чуть отступив в сторону, старейшина указал на ворота, и те, как по волшебству, словно только и ждали жеста, распахнулись. Шум с улицы ворвался в помещение. Тысячи любопытных восторженных глаз сверлили ганов и учеников, сокрытых до этого от людей. Как только Лочан вышел, ворота немедленно закрылись, вновь оставляя участников наедине со своими мыслями.

Гам снаружи то нарастал, то вновь сходил почти на нет. По этим звукам можно было отследить удачные действия Лочана; каждое из таких действий порождало восторженный рев толпы.

Вскоре трибуна задрожала от топота ног и особенно громких криков.

– Прошел! – сразу несколько голосов озвучили то, о чем подумал каждый.

Пато не мог отвечать за всех, но он был искренне рад за Лочана.

– Там и хромая лошадь пройдет, чему удивляться? – фыркнул Мако.

– Значит мой мальчик не хуже хромой лошади, и это радует, – заметил в свою очередь ган в таких же, как и Лочан, странных для взора одеждах.

Пато подошел к Мако и, уничтожающе посмотрев на соплеменника, произнес:

– Заткнулся бы ты, Мако. Зубы сводит от твоего нытья.

Мако скривил губы и сделал то, чего еще месяц назад не позволил бы себе ни в коем случае – сплюнул прямо под ноги Пато.

– Я заставлю тебя съесть твой поганый язык. Если, конечно, твоя девка не вступиться за тебя.

Пато готов был вспылить и наделать глупостей, как чья-то рука легла ему на плечо.

– Во всяком случае, этот молодой человек будет сыт, в отличие от тебя, ученик Тарси Лихо.

Сказав это, шогур отошел от Мако и Тарси и мягко, но настойчиво увлек за собой Пато.

Злость и досада, где-то даже стыд за соплеменника настойчивыми молоточками стучали в висках. Воздуха в груди катастрофически не хватало, приходилось через силу, с шумом втягивать в себя глоток за глотком. Руки била мелкая дрожь. Не смотря на все это, Пато пытался найти хоть какое-то оправдание мерзкому поведению Мако.

– Он не всегда был таким. Заносчивый – да. Но что б вот так? Почему?

Пато не надеялся на ответ и очень удивился тому, что ган из Шогура, увлекший его в сторону от спора, все же ответил:

– Все меняется, и человек в первую очередь. Ты?..

– Пато.

– Ты, Пато, как я понял, ученик достопочтимого Тао Гана, имя которого говорит так же красноречиво, как и его деяния о том, что это лучший и наипервейший из всех ганов. Странно наблюдать за тем, как ты неуравновешен, в отличие от твоего мастера.

Пато стыдливо опустил глаза. Замечание верное и точное. Не достоин Пато называться учеником такого как Тао.

Чуть прищурившись, оглядывая его с ног до головы, шогур продолжил:

– Тебе никогда не говорил Тао о том, что ты слишком громко думаешь?

– Говорил и не раз.

– Ничего страшного в этом нет. В мыслях, я имею в виду. А вот то, что мысли эти тебя ведут за собой, и ты не в силах им противиться – это плохо.

Пато сглотнул горькую правду, не находя что ответить, спросил:

– Как быть?

– Меняться, как все, меняется. Только можно меняться как это недоразумение, – кивок в сторону Мако, – а можно как семечко, оброненное в землю. Из маленького вырастает большое и красивое. Не грусти.

Пато остался в одиночестве. Вернувшись на свое место и усевшись поудобнее, он закрыл глаза, пытаясь выкинуть из головы все ненужное, сосредоточиться на том, что предстоит через несколько минут. Мысли не желали покидать его, возвращая к недавним событиям: появлению Мако, чуду в лице Вельги, знакомству с Хайко Косматым. Что ждет его дальше? Какими тропами предстоит пройти прежде, чем он хоть что-то поймет из того, как устроен этот мир? Выживет ли в схватке с Итко один на один, без помощи мастера Тао?

– Дубина стоеросовая! Ты выходить собираешься или под юбку к девке своей спрячешься?

Голос Мако вывел из оцепенения. Пато открыл глаза и обнаружил, что все смотрят на него с немым вопросом в глазах – что происходит?

Из претендентов в помещении остались только они с Мако, и, судя по всему, пришла очередь Пато выходить в ворота навстречу ликующей толпе, тем более, ворота эти были распахнуты настежь.

– Ох, ты ж…

Вскочив с места, Пато поспешил навстречу первому испытанию.