Текст книги "Ган"

Глава 14

Даже сидя этот человек возвышался над всеми, кто был рядом. Многие смотрели в его сторону с не меньшим восторгом, чем на то, что происходило внизу, на площади. Пожалуй, во всем Шуле был только один человек, который был выше правителя Турдана – Хайко Косматый, правда, последний, при всем своем могучем телосложении уступал государю широтой плеч.

Цепким взглядом черных как смоль глаз правитель осматривал не столько праздничное действо, сколько свой народ. Народ ликовал и радовался, а значит, и государю не грех возрадоваться. Значит, все он делает правильно.

Все же Турдан чувствовал себя не в своей тарелке. Не любил он в праздности проводить время, и одежды мирные прижимали его к земле более, чем доспехи. Куда как радостнее облачиться в доброе железо, вскочить на боевого коня и пустить его в бешеный галоп, настигая врага.

Глянул на «карусель», где очередной участник ловко уходил от несшихся к нему со всех сторон подвесных бревен, копий без наконечников, хлещущих по ногам цепей. Какая сила пропадает. Турдан любил и уважал ганов, но каждый раз, увидев их ловкость и силу, сожалел, что эти люди не в войске государя, а вольные охотники. Их бы в строй. С их быстрой мыслью, отвагой, отсутствием страха как такового. Страх, говорят они, это смерть, и выжигают, вытравляют из души своей это чувство в самом начале своего пути. Нет, ганы никогда не отлынивали от защиты Шула, и коль была надобность, становились под общие знамена и шли бить врага в первых рядах. Что есть – то есть. Да только придет весть хоть из-за пяти морей о Итку разбушевавшихся – покинут они с легкой душой Шул и отправятся за головами монстров. И ничем не остановишь их: ни слезами вдов, ни пожарами деревень. У них своя правда, и правда эта превыше всего.

Государь, слегка обернувшись, посмотрел на Тао Гана. Вот он, лучший из них, да и из людей, ведомых ему, Турдану, подобных не встречалось. Успели они только несколько слов сказать друг другу, да не беда, наверстают еще. А поговорить есть о чем. Взять хоть весть о визите царя Эссира. Вот уж добрый десяток лет ничего, кроме плохого, с границ Эссира не доходило до ушей Турдана: то на деревеньки набегут и пограбят, то караван торговый разобьют. И поди докажи. Ни видоков случайных, ни выживших – никого, кто мог бы прямо указать на виновных.

А придется встречать. Встретить – полбеды. За стол один садиться с разбойником этим, речи его выслушивать – вот мука. Будь Турдан не государь, а воин простой, то взял бы меч и рубанул. А там – будь что будет… Нельзя.

Толпа взревела. Еще один прошел «карусель». Быстро в этот раз они управляются. Чего доброго, так и до полуночи первый день турнира завершится.

* * *

Глубоко вдохнув, Пато шагнул за ворота. Все осталась там, позади: тревоги, сомнения, злость на Мако.

Проходя мимо радостных, взволнованных лиц, что-то кричащих ему, мимо протянутых рук, хлопающих его по спине и норовящих отщипнуть от его рубахи клочок на память, Пато скинул с плеч своих невидимый груз и с небывалой для самого себя легкостью одним махом взлетел на помост.

По правую руку от него трибуна. Где-то там Вельга. Пато знал, что среди сотен и сотен лиц он легко отыщет то, которое ему стало так непонятно дорого. И точно – стоило только скосить глаза, как тут же он увидел ее; притихшая Вельга мертвой хваткой вцепилась в руку матери и, не мигая, смотрела на Пато. Высоко забрались, почти на самый верх.

Что ж, теперь можно и дальше идти.

«Карусель» его не удивила. Обычная полоса препятствий, только большая. Подобные этой Пато уже видел, когда раз в год на землях калатов устраивались большие ярмарки, и каждый желающий мог испытать свою ловкость. Ему не довелось тогда, так что же? Сейчас попробует.

– Небесный друг мой, – зашептал Пато. – Я знаю, что оскорбил тебя, прервав твой полет тогда, в лесу. Не держи зла на меня, поделись крыльями своими.

Не успел он и рта закрыть, как в животе его забурлил огонь, и за плечами Пато распахнул невидимые крылья свои красавец гриф.

Бревна и копья замедлили свой ход. Цепи, до этого со свистом рассекающие воздух, стали медленными, как стебли камыша у озера, качаемые ветром, и не казались уже такими грозными. Уклонившись от жерди, метившей по ногам, Пато поднырнул под еще одну, летящую в голову. Ловко уворачиваясь от наползающих с черепашьей скоростью на него снарядов, Пато преодолевал путь шаг за шагом. И правда – хромая лошадь одолеет такую «карусель», не взопрев даже. Это при условии, конечно, что за ее спиной вырастут такие же крылья, как и у него.

Вот и конец помоста. Прямо под ним, чуть в стороне, расположились все те, кто, так же, как и Пато, преодолели свой путь и теперь смиренно ожидали, пока последний из них опустится на приготовленную для отдыха циновку.

Молодцевато спрыгнув на землю, под овации публики, Пато занял место около Лочана, коему довелось первым выйти к помосту.

– Ты это сделал быстрее всех, – заметил шогур. – Впечатляет. Не завидую я твоим врагам.

Он слегка склонил голову и вновь открыто и дружелюбно посмотрел на Пато.

– Спасибо тебе, Лочан, сын земли Шогур, за слова добрые. Только не ошибся ли ты, говоря о том, что мне посчастливилось пройти помост скорее всех?

– Нет. А теперь извини меня, мне надо собраться с мыслями, – шогур поднялся и отошел в сторону, прихватив с собой циновку.

Все участники утвердительно закивали, подтверждая слова Лочана.

Пато, пожав плечами, посмотрел в сторону трибуны, под ней в этот самый момент распахнулись в шестнадцатый раз ворота, и на площадь Мастеров вышел Мако. Смотреть на то, как его соплеменник будет красоваться на помосте – а он будет красоваться – не хотелось. А уж коли Мако быстрее его «карусель» минет, то совсем плохо. Почему плохо? Да пес его знает.

Лучше еще раз отыскать глаза Вельги и хоть так, издали полюбоваться ею.

* * *

– Что скажешь? – обернулся к Тао правитель, слегка взмахнув кистью в сторону «карусели».

Тао Ган, пожав плечами, ответил:

– Он хорош. Быстро проскочил.

О том, что это его подопечный, Тао решил пока не говорить; правила проведения турнира этого не запрещали в категорической форме, но не одобряли. Коль узнают «предприимчивые» люди об участниках лишнее, то используют эти знания в угоду своим интересам. Ставки сделают на тех, кто принадлежит к более сильному клану.

– Еще один, последний из учеников, – кивнул Тао на площадь мастеров.

Там уже вышагивал Мако, неспешно, наслаждаясь своим нынешним статусом, переставлял ноги.

– Думаешь, этому удастся пройти быстрее? – в глазах Турдана заплясали азартные огоньки.

Тао отрицательно замотал головой, останавливая желание государя достать кошель с деньгами. Тот намеривался сделать ставку.

– Ты же знаешь, правитель, что ни я, ни какой-либо иной ган не можем делать ставок. Я знаю, на что способен каждый из учеников, и лишь исход последней, финальной схватки не возьмусь предугадать. Сохрани свои деньги.

Сокрушенно вздохнув, Турдан прицепил свой кошель обратно. Покрутив головой и не найдя никого, кто бы решился на спор с ним, он решил испытать удачу и, наклонившись к жене, что-то с жаром принялся ей нашептывать. Та уничтожающим взглядом прервала его пламенную речь. Сплюнув с досадой, Турдан хлопнул по плечу сына, призывая того развеять скуку. Тот засмеялся:

– Мои последние деньги еще вчера заяц унес! Так что, отец, мой ответ – скучай.

Да. Вчерашняя совместная случайная охота с сыном принесла Турдану не только удовольствие, но и изрядный выигрыш.

Возвращаясь с объезда ближних застав, спугнул их маленький, но весьма грозный отряд зайца. Под свист и улюлюканье понесся косой по полю, позабыв обо всем на свете, лишь хвост мелькал. Была одна губительная страсть у правителя – азарт. Спорить готов был на любых условиях с каждым встречным. Так и теперь, завидев ушастого, слету предложил сыну ставку. Тот поддержал и уже через минуту передавал отцу свой кошель, негодуя и удивляясь, как это такому уже немолодому мужчине, как его отец, удалось с расстояния в полторы сотни шагов сбить стрелой зайца в высокой густой траве?

– Хорошо, – буркнул Турдан и устремил взор свой на площадь.

Там на помост взобрался последний участник. Ничего выдающегося он не показал. Наоборот, как показалось правителю, слишком уж показушничал парень, красовался. Ему бы покончить с испытанием поскорее да отдыхать перед схваткой, а он пыль в глаза пускает. Не выйдет путного человека из такого. Ган, может, и получится, а вот человек – вряд ли. Ничего сверхъестественного не произошло, и этот, последний участник прошел испытание как по маслу.

Настал черед совсем уж «зеленым» ученикам показать свою удаль. Вернее, опробовать свои силы. Веселым кагалом они устремились к помосту, мешая друг другу, толкаясь, принялись взбираться на помост. Не удивительно, что в этой толчее сразу на старте несколько человек сорвались с шаткого бревнышка под ногами и под всеобщий смех толпы упали в «позорную» яму. От многих сегодня станет разить навозом. Упавшие не унывали, а с не менее громким хохотом возвращались в начало «карусели» и уже спокойно, не толкаясь, приступали к ее покорению.

Пока шла эта озорная канитель, Пато с остальными основными участниками отдыхал. Старался очистить мысли свои. Не выходило.

– Тебя гнетет что-то?

Вздрогнув от неожиданности, Пато открыл глаза. Перед ним опускался на принесенную с собой циновку Лочан. Открытое лицо его, смуглое, с чуть раскосыми глазами, обрамленными девичьими длинными ресницами, выражало неподдельное участие. Этот человек действительно хотел помочь.

– Не могу сосредоточиться. И рядом нет никого: ни Тао, ни Хайко.

– Если ты не заметил, то я скажу тебе – мы одни тут все, без исключения. Мой мастер остался там, – он указал в сторону трибуны, – как и мастера остальных участников. Глупо винить их в том, что они не рядом сейчас.

– Да, – согласился Пато. – Малодушничаю я.

Лочан сдержанно кивнул, понял, что хочет сказать Пато, но уходить не спешил.

– Знаешь, мы приплыли на вашу землю, минуя несколько морей. И вот, оторвавшись от родных берегов, я потерял их из виду свою, не видя впереди иной земли, и душу мою накрыла тревога. Я осознал, как хрупок человек, предоставленный самому себе. Несмотря на то, что меня окружали люди моего народа и веры, со мной был мой мастер, я знал, что, случись несчастье, все кончится. Не спасут меня мои знания, и даже умения мастера Пракаша станут бессмысленны, окажись мы один на один со стихией. Проглотит нас большая вода и не заметит даже. Еще и не случилось ничего, а я уже сдался. В мыслях своих. А коль думать стал как проигравший, то о какой победе может идти речь? Я обратился за советом к мастеру…

Лочан замолчал. Прикрыв глаза, он мысленно вернулся к тому разговору. Пато, не сдержавшись, спросил:

– И что же тебе сказал мастер Пракаш?

Лочан открыл глаза.

– Когда не знаешь ты, что делать с даром твоим, то обратись за советом к дарителю.

Сказав все это, Лочан, подумав, что все зависящее от него он уже сделал, поднялся, захватив с собой циновку, удалился, оставив Пато в одиночестве.

«Дар? Даритель? Что имел в виду шогур?» – Пато не только не избавился от лишних мыслей, как того хотел, но еще и отяготился новыми. Вот спасибо…

Дар.

«Кто я есть? – не избавившись от суетности дум, Пато решил разгадать загадку, заданную Лочаном. – Я человек, в первую очередь. Или нет? Нет! Я ган. Это и есть мой дар!» – осенило его.

Мысли застучали в голове, как молоток по наковальне в кузне отца. Быть ганом – это дар, безусловно. А кто же так осчастливил Пато, предоставив ему возможность примкнуть к лучшим из людей? Ну, конечно – Машибо! А что ему, Пато, сказал Машибо при расставании? Правильно – не забывай, говорил он, что молитва никому еще во вред не пошла. Стало быть, молитва?

Собравшись с мыслями, заставив себя стереть с лица наползающую глупую улыбку, Пато решился на то, что так редко делал.

«Великий Дух, Отец всего живого на земле, услышь меня. Не стану просить себе сил телесных, они есть у меня и в избытке. Не стану просить тебя так же и о быстроте, ведь и она есть, и ее мне достаточно. Прошу тебя, Машибо, дай мне покой. Усмири поток, бурлящий в душе и мыслях моих, позволь мне пройти испытание и не наделать глупостей по скудоумию своему. Не хочется мне причинять вред братьям ганам, хочется найти друзей в сражениях этих».

К удивлению своему, Пато обнаружил, что мысли перестали скакать в невообразимой чехарде, выровнялись и стали легко управляемы. Теперь можно и расслабиться. Насладиться своим умением и перенять нечто новое от соперников.

– Спасибо тебе, Машибо, – в голос, не таясь, произнес Пато.

Занятый самим собой, Пато не заметил, как возня на помосте прекратилась, и расторопные плотники почти разобрали «карусель», сложив ее аккуратными штабелями. Битая, но довольная собой «молодь» удалялась в сторону трибун, восторженно рассказывая своим мастерам о том, с какими «невероятными трудностями» им пришлось столкнуться один на один при преодолении первого в их жизни испытания.

На расчищенную плотниками площадку вышел тот самый старец, виданный всеми участниками под трибунами. С появлением Кариваса шумливая толпа стала притихать, отдавая должное старейшему из ганов, избавляя того от необходимости перекрикивать многоголосие собравшихся на турнир. Каривас извлек из недр бездонного рукава свиток, развернув его, обратился к безмолвствующим зрителям.

– Услышь меня, славный Город Мастеров. Сегодня в стенах твоих вершится великое – рождение ганов. Первый шаг сделан, осталось малое, – Каривас и все, кто его слушали, улыбнулись после этих слов. – Да, осталась малость. В честных поединках мы с вами узнаем, кто из этих шестнадцати станет лучшим. Все они без исключения получат свои пояса, но лишь один, чемпион, получит к своему поясу еще и оружие, выбранное им в лучшей лавке, лучшего из всех известных мне кузнецов – Хайко Косматого.

Люди взревели, и тысячи голов обернулись к трибуне, разыскивая глазами Хайко. Нет такого человека в городе, да и во всем Шуле не сыскать того, кто бы не знал вуртага. Хайко без тени смущения поднялся со своего места и приветственно помахал.

– Жребий брошен! – повысил голос Каривас. – Участники разбиты на пары. Первыми сегодня сойдутся: Абраф с черной земли Суга против Зоремира, прибывшего к нам с холодных земель Расы.

После приветственных криков Каривас продолжил озвучивать составленные волею случая пары поединщиков. Об одном лишь молил богов Пато – дабы не выпало ему сойтись с Лочаном. Не хотелось Пато в первом же своем поединке помериться силами с этим человеком. Почему? Наверное, он чувствовал к Лочану только симпатию и благодарность за поддержку, и биться с ним, во всяком случае, в первом круге, не желал. Наконец старый Каривас произнес и его имя, а сразу после имя соперника. Им оказался некто Иаго, изящный стройный таниец, вышагивающий с грацией кошки. Как камень с души свалился. Все же это не Лочан. Хотя, коль судить по тому, как двигался таниец, схватка намечалась не из легких.

* * *

– Эх, жаль, что не Пато достался этот Зоремир, – сокрушался Хайко.

– Это от чего? – вопросительно вскинула бровь Вельга.

Хайко, не переставая следить за происходящим внизу, не оборачивая головы к дочери, пояснил:

– Расы, как бы тебе сказать… В общем, в рукопашной схватке они не сильны. Нет, среди людей земли Рас очень много могучих воинов, и армия их сильна, я бы даже сказал – непобедима. Нам, вуртагам, это хорошо известно. Но вот то, что касаемо ганов, тут иная история. Они, расы, каким-то образом умеют рассмотреть гана в младенце, и тут же мастер приходит за ним, и семья с радостью передает чадо в руки гана. И малыш с тех пор кроме мечей изогнутых да легких других игрушек не ведает. И спит с ними, и ест, и даже в нужник ходит.

– Что за мечи такие?

– Они их саблями называют. Хорошая штука.

– Сабля?

– Ага. Так вот, до того здорово у них выходит управляться с ними, что дозволь этому Зоремиру взять в руки любую палку, то он без труда опрокинет дружный строй из остальных пятнадцати молокососов, столпившихся там, – Хайко указал на участников. – Так если же ты так владеешь оружием своим и не выпускаешь его из рук, имеет ли смысл обучаться безоружному бою? Тем более, ганы расов не встревают в мирские дела ни под каким предлогом. Они сражаются только с Итку, особенно сильными в их краях. Я так думаю, что боги и даровали им такой талант из-за непонятной силы Итку на их землях. Только подобные этим воины способны сдерживать монстров.

– Так они знают, ну, Зоремир этот и мастер его, что проиграют в первом же поединке?

– Да, – утвердительно мотнул гривой Хайко.

– Тогда зачем приплыли?

– Доченька моя, получить пояс гана Зоремир мог и на родине, только здесь он получит пояс в Городе Мастеров. А это многое значит в мире гана.

Вельга замолчала. Как все сложно у мужчин. А у ганов – подавно.

– Сходятся! – воскликнул Хайко и так потянулся всем телом своим вперед, что еще чуть-чуть, и не удержавшись, рухнул бы на тех, кто расположился прямо перед ним.

Хэльга на пару с дочерью вцепились в вуртага и усадили его на место.

На потертой сотнями ног площадке для тренировок городских ганов сближались двое: Абраф с кожей черной, как печная сажа, и соломенноволосый Зоремир.

В вечерних сумерках, пусть даже щедро разбавленных светом факелов, Абраф казался некой едва различимой тенью, и лишь глаза его сверкали белизной, да зубы еще. Как и любой из ганов, этот человек просто-таки излучал силу и уверенность. Широко расставив руки, он приближался к Зоремиру. Со стороны смотрелось так, как будто два приятеля встретились, и один из них спешит навстречу, дабы обнять покрепче того, с кем давно не виделся. Даже человеку далекому от поединков, будь то простая уличная драка или же смертельная схватка, было понятным, что ничего доброго эти объятья с собой не несут. Схватит Абраф Зоремира, сожмет со всей своей непомерной силой, поднимет над головой и обрушит на землю – кости хрустнут.

Но и рас не так прост. Вот он пошел по кругу, мелкими, но твердыми шажками, приставляя ногу к ноге, ни на миг не отрывая взгляда от глаз противника. Слегка согнутые в локтях руки, чуть разведенные в стороны, издали можно было бы принять за сломанные.

– Не кривись, дочурка, – хохотнул Хайко. – Представь себе, что в руках у этого парня мечи.

Вельга, решив послушать совет отца, мысленно вложила в «сломанные» руки Зоремира два меча. Да, теперь все выглядело иначе. Шаги четко выверенные, мечи на уровне пояса, стремятся остриями друг к другу, готовы отразить любую атаку. Этот человек не представлял своего существования без оружия, и даже лишенный его, все равно продолжал вести себя так, как будто оно в его руках. Это его и сгубило.

Как только Абраф выбросил сжатый кулак в голову раса, тот, вместо того, чтобы уклониться или отойти назад, попросту вскинул одну руку вверх, как если бы отражал атаку клинка клинком, а вторая рука его проткнула торс соперника призрачным мечом. Вот только мечей не было. А сжатый кулак Абрафа был.

Все кончено.

Появились люди в свободных светлых балахонах и унесли поверженного Зоремира под трибуну, оставив на месте сражения победно вскинувшего руки над головой Абрафа. Зрители громогласно встречали первого победителя.

Немного покрасовавшись перед публикой, первый счастливчик вернулся на свое место. Все участники за исключением «скучающего» Мако поздравили Абрафа с победой и пожелали тому дальнейших успехов.

На «арену» вышел Каривас, дабы призвать следующую пару на бой.

– Пато из племени калатов, Иаго из Тании, – громко и безразлично объявил он и снова исчез непонятно как и куда.

– А вот и наш парень! – потер руки Хайко. – Сделай его, малыш!

Все, кто сидел рядом с вуртагом и его семьей, невольно вжали головы в плечи и прикрыли уши. Хэльга сделала вид, что не знает этого шумного, невоспитанного дикаря.

* * *

Иаго был немного ошарашен тем, как люди отреагировали на известие, что его соперник калат. Они восторженно выкрикивали его имя и высказывали предположения по поводу того, что этот Пато никто иной как ученик самого Тао Гана. Тао Ган слыл личностью известной, даже легендарной, и по правде сказать, Иаго воспринимал все рассказы о нем не более чем как красивые истории про вымышленного человека. Оказывается, он заблуждался, и Тао действительно существует. Даже более того, прямо напротив него стоит ученик лучшего из ганов, чье имя говорит само за себя. Что ж, тем слаще будет победа. Быть учеником лучшего еще не означает быть лучшим самому. Этого Пато ждет неприятный сюрприз.

Иаго был отмечен судьбой дважды. Ему посчастливилось родиться в семье знатного Танийского дворянина, приближенного к королю. Никогда Иаго не испытывал нужды ни в чем. Лучшие ученые умы занимались его образованием, лучшие воины готовили его к сражениям. Так уж повелось – коль дворянин, то войны не миновать, и стареющий отец Иаго не скупился, отдавая огромные деньги на воспитание сына. А к шестнадцатому дню своего рождения молодой человек был изрядно удивлен, увидев, как отец вводит в торжественный зал, где собрались гости для празднования совершеннолетия Иаго, настоящего гана. Не просто как гость пришел он в тот день. Оказалось, что судьбой уготовано ему, дворянскому сыну, стать ганом, и поделать с этим ничего нельзя. Никто и не спешил что-либо предпринимать против такого расположения дел: старый граф был счастлив, молодой граф счастлив и удивлен.

Счастье старика было понятным – ган в семье означает то, что никаких налогов их род платить отныне не станет в государственную казну. Ко всему этому, как бы чернь ни относилась к знати, но коль уж в семье есть ган, то люди они достойные, значит, люд простой не только бояться станет, но и искренне уважать. Все на благо семьи складывается. А Иаго? А ему в диковинку, как это, быть ганом? Воображение рисовало самые радужные картины с удивительными сражениями с монстрами и очаровательными дамами. С последними, разумеется, сражения только в будуарах…

Два года пролетели незаметно. Трудно – да! Но незаметно. Не роптал молодой граф на судьбу, стойко терпел все тяготы обучения, и вот он здесь. В самом сердце братства ганов. Сражается за право называться лучшим среди таких же, как и он. И стоит перед ним первый соперник: кряжистый, с сильными руками, с предплечьями, увитыми узлами жил. Такие руки Иаго видеть приходилось, и какова сила в таких руках, знал. Без оружия с таким парнем справиться будет нелегко, но можно.

Мастер Ганзало учил своего парня быть готовым к любому испытанию и вести бой без оружия в том числе. Много странствуя по свету, Ганзало побывал в стране Сунтан, где монахи-отшельники обучили его тайному боевому искусству, коим тот охотно поделился с Иаго.

Резко выдохнув, Иаго принял боевую стойку, с удивлением отметив, что соперника это никак не смутило в отличие от всех тех, кому довелось на себе испробовать, что такое боевое искусство монахов Сунтана. Тот попросту шагнул навстречу, открыто и дружелюбно улыбаясь.

Оттолкнувшись от земли, Иаго взмыл вверх, поворачиваясь в воздухе, как запущенный в пляс волчок, и резко выбросил в сторону Пато ногу, намереваясь впечатать свою пятку в его голову. К такому сюрпризу калат точно не готов.

«Дьявол!» – только и успел подумать таниец, прежде чем свет в его глазах погас.

Он уже видел в мыслях своих, как падает скошенный метким и сильным ударом калат, как вдруг обнаружил себя сидящим на чем-то смутно напоминающем седло. Пато, сократив дистанцию, поднырнул под правую ногу, дав ей спокойно уместиться на своем плече. Обхватив танийца за ногу левую, чуть откинулся назад и тут же резким обратным движением отправил Иаго навстречу земле. Камни под ногами выдержали, впрочем, как и спина, на которую и пришлось падение. Правда, воздух из груди танийца вышибло напрочь, вместе с сознанием.

Пато одержал свою первую победу.

* * *

В течение последующего часа Пато, вернувшись на свое место, ничего не видел и не слышал. Мир перестал существовать для него. Ни орущая толпа, ни братья-ганы, поздравляющие его с победой – ничто не могло пробудить в нем интерес. Он был пуст.

Поединки закончились. Первый день турнира подходил к своему завершению. Каривас вышел с новым свитком и объявил пары на завтрашний день турнира. Кто достался Пато, он не слышал.

Турдан так же что-то говорил, и люди радостно выкрикивали его имя. Под эти крики правитель покинул свое место и скрылся за потайной дверью вместе с семьей, но перед этим обронил несколько слов, адресованных Тао.

Пато очнулся лишь тогда, когда здоровяк Хайко оказался рядом с ним, и молча пожал его предплечье.

– Пойдем, малыш. Пойдем, Пато.

– А где Тао? – отрешенно спросил парень.

– Увидимся с ним дома. У него дела.

– Я понимаю, – совсем расстроился Пато.

Хайко досадливо пожевал губами, не находя, что сказать. Он нетерпеливо топтался на месте, слегка потягивая воспитанника и друга за локоть.

Пато встряхнул головой и, вымучено улыбнувшись, сказал:

– Еще один день, Пато. Это самый долгий день в моей жизни, Хайко. Самый долгий.

Они двинулись к воротам, ведущим прочь из мастерской. Там, у выхода, их ждали Хэльга с Вельгой. Их Пато искренне был рад видеть.