Текст книги "Ган"

Глава 11

«Гулять» вуртаги умели и любили. Пато убедился в этом сегодняшней ночью. Сколько выпито было, сколько тостов сказано, сколько историй – не сосчитать. К стыду своему Пато обнаружил, что большинство из тех поведанных интересных историй он прослушал, вначале тайком, а после, сбился со счета, какой кружки пива уже явно, не скрываясь, наблюдая за Вельгой. Все мысли его были о ней. С ними, с думами этими, он и уснул.

За настежь распахнутым окном щебетали ночные птицы. Совсем скоро они умолкнут, и после нескольких мгновений полной, мертвой тишины их место займут птицы дневные. Розовым мазком окрасился горизонт. Новый день.

Дверь в комнату, выделенную для Пато, отворилась. Хайко, не говоря ни слова, подошел к юноше и, схватив его поперек туловища, легко поднял и направился к выходу.

– Куда? – пересохшее горло Пато сипело, как вода, попавшая на каменку.

– Туда! – намного более бодрым голосом ответил Хайко.

Это таинственное «туда» оказалось пятачком у колодца. Усадив Пато на деревянный кругляш, Хайко окатил его из ведра. Холодно. И другой раз, и третий.

Мокрый, с прилипшей к телу одеждой, Пато почувствовал, как становится легче: голова прояснилась, в горле что-то щелкнуло, возвращая ему голос. А на крупную дрожь, родившуюся во всем теле, внимания обращать не стал. Знал – пройдет.

– Спасибо. Ты гостеприимный хозяин, Хайко.

– Потом сочтемся, – как можно строже ответил тот. – Тао просил меня посмотреть, что ты можешь. И, по возможности, сделать из тебя хотя бы «заготовку» бойца.

– Что? – удивился Пато.

Он-то, наивный, думал, что стал намного сильнее за месяцы, проведенные с Тао. И схватку с Мако у «Спорной черты» счел тому доказательством. Более того, грозный Грако был восхищен тем, как преобразился Пато, будучи учеником Гана. А оказалось, что он даже не «заготовка».

– То, – показал ему язык Хайко.

Проворно встав, этот медведь направился в сторону дома и исчез в небольшой пристройке. Громыхнуло. Дико мяукнув, из дверного проема выскочил перевернутый медный таз, из-под ободка которого замелькали черные лапы, и, звонко бряцая краями о камни, закружил, то и дело врезаясь то в одну стену, то в другую. Но кошачье счастье во дворе показался вчерашний битый Тарси Лихо добрый молодец и ловко сдернул посудину с животного. Почуяв волю, кошка ловко вспрыгнула на ворота и, успокоившись, принялась вылизывать взлохмаченные бока.

Пато посмотрел на парня и заметил у того изрядную шишку на лбу.

– Ты как? – спросил он у служки.

Тот усмехнулся:

– Все хорошо. От солнца глаза закроет, – почесал шишку и подмигнул. – Бывало и хуже. Извини, дел много.

Он совсем уже собрался уходить, но посмотрел на Пато и добавил:

– По-моему, тебе сейчас будет гораздо хуже моего.

Хотелось узнать, почему, но позади вновь громыхнуло, из пристройки послышалась ругань с неизменным «фить-мить» в конце. Появился Хайко. Косматая голова его была укутана паутиной, отчего казалась совсем седой. Пыль, осевшая на лице, подчеркивала его и без того мясистый, крупный нос. Чудо-юдо, да и только. В руке Хайко сжимал копье.

Таких копий Пато еще не видел. Хайко, как ненужную дрянную деревяшку, бросил это произведение искусства к его ногам. Рукоять была из незнакомой древесины красноватого оттенка, увита причудливым узором. Как догадался Пато, то были некие письмена, скорее всего, на языке вуртагов. Бережно подняв оружие, он ощутил его тепло. Может, ему показалось, может, и нет, но руки его ощутили биение сердца. Как оружие может быть живым? Скорее, это от волнения. Пато держал в руках мечту. Мечту с рукоятью из красного дерева, на конце которой закрепили «хищную», смертоносную каплю росы, только очень большую. Пробыв в заточении и запустении не один день, лезвие не потемнело и не утратило своей остроты. Такими копьями не только колют, но и рубят. Стоило только сменить хват.

С трепетом отер он копье от пыли и паутины.

– Это мне?

– Это нам, – осек Хайко. – Что ты в него вцепился, как девчонка в куклу, фить-мить? Сейчас мы сломаем либо тебя, либо это.

Хайко презрительно сплюнул после кивка в сторону копья.

От возмущения Пато потерял дар речи. Как!? Как можно про такое чудо говорить плохое?

– Нет, – покачал головой Пато. – Не дам ломать. Ты что? Это лучшее в мире копье!

Хайко непонимающе уставился на него. Пожевал губами и, цокнув языком, стукнул себя по лбу.

– Ты ж не вуртаг! Я и запамятовал, как все остальные «охают» и «ахают» над любой нами выкованной безделицей, – махнул рукой. – Брось, таких «деревяшек» полный сарай.

Большим пальцем ткнул себе за плечо и вышел на середину двора.

– Давай, малыш, кольни меня этим «чудом».

Он широко раскинул руки в ожидании удара.

По такой мишени трудно промахнуться. Пато перехватил древко и, примерившись, пошел в атаку. Осторожно, опасаясь ненароком поранить нового друга, сделал первый выпад. Мимо! Только что Хайко был перед ним, и вот его нет. Оказавшись чудесным образом сбоку от Пато, здоровяк больно и унизительно пнул его ногой пониже спины.

– Ты будешь нападать? Или и дальше танцевать станем?

Пато негодовал. Как он мог промахнуться? Решив для себя разобраться после во всем этом, сменил хват, перемещая руку поближе к концу древка. Так копьем можно и колоть, и в случае чего, рубить. Продумав план действий, шагнул вперед. Укол – мимо, вернуть копье назад, взмах и рубящий удар – мимо. Снова укол. Все впустую. Хайко, перебирая ногами, ловко уходил от всех выпадов и ударов. Очевидность тщетности таких атак не вызывала сомнений ни у кого, кто появлялся во дворе. А таких собралось изрядно. Последовавшие за очередной неудачной атакой выкрики и замечания бодрости не придавали.

– Воздух убить пытаешься? – смеялись со стороны.

– Танец шамана! – «Догадался» очередной шутник.

Не теряя рассудка Пато продолжал.

«Так не годится, – думал он. – Что я делаю не так? Замах короткий, и куда придется удар – я сам не знаю. Хайко знает. Почему? Как? Неужели я до того предсказуем?»

Копье дернулось и вырвалось из рук. Резкая боль в кисти сменилась обжигающей болью в спине. Хайко, завладев оружием, исполнил свою угрозу и переломил древко о «хребет» воспитанника.

Смех озарил двор не менее ярко, чем взошедшее солнце.

– За работу, бездельники. Или на его место кто встанет? – от Хайко повеяло холодом.

Смелых не отыскалось, и люди стали расходиться.

– А ты почему раскис? Живо в сарай и тащи еще деревяшку!

Потирая «ужаленную» спину, Пато бегом отправился за новым копьем.

– На кошку не наступи! – предостерег Хайко.

* * *

В доме пахло мятой.

Вельга, завидев ссадины на руках и лице Пато, принесла чистые ленты ткани. Смачивая их в тазу с прохладной, источающей этот мятный запах жидкостью, прилаживала к поврежденным местам. Боль и жжение отступили. Девушка хмурилась, шепотом бранила отца.

Хайко восседал на резном стуле с высокой спинкой и увлеченно, не замечая ничего вокруг, беседовал с Тао. Он размахивал руками: то рубил ими воздух, то вскидывал их вверх и тут-же стремительно опускал на стол.

– Не так все плохо, как ты говорил, – уверял он друга. – В этом парне есть зерно.

– Есть, – не стал спорить Тао.

Хайко Косматый продолжил:

– Его беда – это его привычка и память рук. Кто он? Правильно – кузнец. Кисти его жесткие, как железный прут, а у копейщика должны быть гибкими, как ивовая ветка.

– И ты кузнец.

– Примерила седло корова, – отмахнулся Хайко. – Я вуртаг. Вуртаги знают, что не силой железо в меч превращают. А ваши ковали все норовят душу из металла выбить. Ты б на отца моего посмотрел, – Хайко вскинул руку над полом. – Вот такой вот, не выше Хэйлы. А кузнец был… мне не угнаться.

Тао вновь улыбался. Так часто, как в доме у своего друга, он не смеялся даже под родным кровом.

– Ясно. Понятно. Делать-то что?

Хайко непонимающе уставился на него и захлопал ресницами.

– Как это – что? Бить, пока тело само не поймет. Голове легко объяснить, а привычка-то сильнее разума. Вот и будем бить, что бы завыло тело это волком раненым, авось и выгорит что.

Тао кивнул. Другого решения пока нет, как, впрочем, и времени.

Пато не обижался, хотя они говорили о нем так, будто его в комнате нет. Он все понимал. Никто и не пытался задеть его, просто прятаться в этом доме не привыкли, и уж коли было что сказать – говорили вслух.

– Тао, что хотел от тебя «Вечный»? – задал Пато вопрос, мучающий всех присутствующих.

Ган вытянул еще один стул из-под стола.

– Подойди и выслушай, коль интересно.

Пато поднялся, не забыв поблагодарить Вельгу за заботу, и направился к столу. Та, проводив его взглядом, вздохнула. Побросала в таз использованные полоски ткани, спрятав в кармашек передника все остальное, поднялась по лестнице на второй этаж. Негоже ей слышать то, что будет сказано. Не сейчас. Мужчины обсудят все, примут решение и, если сочтут необходимым или просто возможным, расскажут сами.

Тао дождался, когда его ученик усядется, заговорил. Говорил долго, обстоятельно. Передавал не только сказанное шаманом, но и свое мнение об услышанном. А услышал он немало.

«Вечный» передал волю Богов, и заключалась она, эта воля, в следующем: найти четверых Итку и истребить их. Почему только четверых? Оказывается, все знания, принадлежащие мастерам ганам, не совсем точно отображали действительное положение дел. Почему Боги ранее не направили их в нужном направлении? Да потому! Ждали и надеялись на некое просветление в головах людей, мол сами догадаются. Столько веков минуло, а ганы с места не сдвинулись, истребляют не Итку, как призваны, а лишь бледную тень их, отголоски.

– Как не Итку? – встрепенулся Хайко.

– Не перебивай меня, друг. Сейчас все станет понятным и для тебя, и для Пато.

Все легенды про Итку оказались всего лишь домыслами и неверным толкованием знаков Богов. Из рассказа шамана Тао вынес для себя следующее – Итку, настоящих Итку, всего четверо. Все остальные, те, с кем им доводилось до сих пор встречаться, всего лишь обманка, созданная опальным богом Итко для отвлечения внимания от своих истинных «сыновей». Сам Бог возлагает на детей своих страшную миссию. С их помощью он желает свергнуть с небес всех братьев своих и сестер и бросить весь мир во тьму и хаос.

– Но по легенде он только одного отпрыска оживил! – не удержавшись, заметил Пато и тут же пожалел.

Тао не стал с ним церемониться, как с давним другом, а попросту залепил ему звонкую затрещину.

– Я говорю или ты?

Пато опустил глаза. Ухо горело огнем, внутри головы поселился звон. Благо второе ухо могло слышать.

Применив к ученику воспитательные меры, Тао сжалился над ним и напомнил – все знания ганов о происхождении Итку неверны. Так утверждает шаман. Мастер не усмотрел в его словах личного интереса или выгоды, а новые сведения ставят под сомнение репутацию «Вечного» как всезнающего. Если это ложь, то она не на руку самому шаману. Похоже на правду. Иначе тот не просил бы держать все в секрете и подключить к поискам и истреблению как можно меньше людей.

– Где эти четверо? В какую сторону идти, фить-мить?

– В Диких землях.

Хайко мрачно хохотнул:

– Эта старая головешка предлагает тебе пройти весь Шул, пересечь страну Эссиров и, добравшись до Диких земель, убедить Вэльтов, Угуров и еще чертову тучу полоумных горских народов в том, что ты не пришел за их свободой и жизнями? Шаман хочет твоей смерти, вот и придумал всю эту историю.

Хайко подхватил со стола кувшин и с показным удовольствием принялся опустошать его. Ему все было понятно.

– Я запутался, – рискнул вновь подать голос Пато. – Совсем запутался.

Тао Ган посмотрел на ученика.

– Хорошо. Я еще раз попробую.

Мастер повторил свой рассказ, добавив в него пояснения специально для тех, кто «туго соображает».

Боги могут сотворить жизнь, а отнять ее – нет. Это закон вселенной, и даже Боги не в силах преступить его. Как только Итко узнал о том, что его предали и дали разрешение Машибо на создание людей, он рассвирепел и задал хорошую трепку небожителям. По его мнению, люди не достойны существования. Как это исправить? Раз сам он не может отнять жизнь, то ему понадобилось сотворить тех, кто способен на это. Так появились Итку. Четыре сверхчеловека, способные уничтожить весь род людской. Но Боги не дремлют и решают дать Машибо шанс на наше спасение; щедрой рукой посыпает молодой творец «семенами» своими землю, и из них произрастают первые ганы. Они должны найти и убить Итку. Машибо, хоть и молод, понимает, насколько эти поиски могут затянуться, и поэтому не все семена опустились на землю. Большая часть их осталась на небе. Нерожденные ганы неусыпно смотрят с небес в ожидании своей череды и в какой-то миг, дождавшись, срываются с места и устремляются вниз.

«Это же звезды! Душа гана – это сорвавшаяся звезда», – осенило Пато, но он нашел в себе силы не вскрикнуть и не прервать занимательную историю.

Итко все узнал. Он спрятал своих «детей» от глаз ганов. Как это сделать лучше всего? Верно – он создает сотни и сотни «обманок». Ненавидящие все живое, лишенные жалости и любви подобия его сыновей расползаются по всем землям, рассевая тем самым и ганов, устремившихся вслед за ними. Ганы пересекают моря и океаны в поисках Итку, в то время как те четверо, коих и следует искать, находятся здесь. Итко волей и могуществом своим творит на земле Божественную обитель и живет в ней со своими сыновьями. Невидимый глазу, он ждет. Ждет, когда в бессмысленной борьбе с «обманками» погибнет последний из нас, а на небе не останется «семени», дабы восполнить равновесие сил. Тогда Итко и выйдет из укрытия своего, и бросит своих сыновей на уничтожение всего, что сотворил Машибо.

В комнате стало тихо. Требовалось время переварить все услышанное.

– Почему Машибо не рассказал нам всего этого? Ты же спрашивал его, Тао.

Пато желал услышать в ответ хоть что-нибудь. Он не мог, не хотел находить оправданий Божественной лжи. Машибо говорил им иное. Почему?

– Мне кажется, мой юный друг, Машибо нам рассказал то, что знает. И обмана в его словах нет. Скорее, он обманут, как и все мы.

Хайко вертел головой, отказываясь принимать все услышанное. Весь привычный, понятный мир рухнул, а новый мир не спешил давать ответов на возникающие вопросы.

– Так, – как отрезал хозяин дома, – я не собираюсь ждать ответов на все эти загадки. Пойдем и сами все разузнаем. Черт с ними, с горцами. Пробьемся, фить-мить.

– Пробиваться не потребуется, – возразил Тао. – Мне кажется, горцы пропустят нас, как только узнают цель нашего похода.

Он посмотрел на Пато, перевел взгляд на Хайко и не стал томить ни того, ни другого – сказал:

– Мы ищем «Черную Бездну». Насколько я знаю, горцы будут счастливы избавиться от этой напасти.

– Если они верят в ее существование так же, как и мы, – заметил Хайко.

Снова замолчали. Каждый думал о своем. Пато приводил в порядок мысли, отсевая ненужный уже хлам от «достоверных» сведений. Вот еще и «Черная бездна» какая-то появилась. Как быстро все. Не успел свыкнуться с одним положением вещей, а на смену им пришли иные. Теперь еще новые загадки. Со старыми вопросами не успел разобраться, не нашел ответов. Может, поступать как Хайко? Не ломать голову, а ломать головы? Пробьемся – и всего делов, как говорит Косматый. В самом деле, зачем ему все это? Стоит ли вникать в суть происходящего? Куда проще жить не задумываясь. Есть Итку – бей Итку. Нет – живи спокойно. А Тао пусть во всем разбирается сам. Скажет, что надо делать – сделаем.

– Я с тобой, друг. Не пропадем.

Тао достал трубку, раскурив, передал по кругу.

– Я не сомневался в тебе, Хайко. Знаю – и Пато пойдет. Еще несколько ганов согласятся.

Трубка вернулась к нему. Тао исчез за облаком выпущенного им дыма. Сладковатый запах табака напомнил о доме. Мать, отец… Всех оставил Пато в погоне за мечтой, в поисках своего места. Ничего не нашел еще, а потерял много.

– Кто скажет Хэйла о твоем уходе?

Хайко замялся и чуть слышно проворчал:

– Может, ты? Мне кажется, она тебя больше любит и жалеет, чем меня. Прибьет ведь ненароком.

– Мы в харчевню пойдем. Там нас найдешь.

Тао поднялся и направился к выходу. Пато последовал за мастером.

Сегодня был удивительный вечер. За этот день Пато узнал больше, чем за всю свою жизнь. Целый день он учился у Хайко воинскому ремеслу. Был нещадно бит, о его спину и ноги сломали не одно копье. Понял, осознал многое. За один этот день Хайко дал ему больше, чем все схватки с братьями и сверстниками вместе взятые. Многому научил его и Тао, но в сравнении с Хайко, его мастерство боя с копьем заметно уступало умению вуртага. Было больно, но более чем доходчиво.

Приблизившись к колодцу, остановились. Со стороны дома послышался крик и звон бьющейся посуды. В окнах второго этажа замелькали тени – большая и чуть поменьше. Это представление теней рассказало невольным зрителям Тао и Пато о «трагедии» происходящей внутри. Вот тень большая, вскинув руки над головой, закрывается от удара длинным предметом, смутно напоминающим метлу, зажатым в руках тени поменьше. Безуспешно пытаясь переждать приступ бешенства (именно так Хайко опишет состояние жены чуть позже), большая тень решилась на рискованный шаг и с отчаянием, присущим людям в безвыходной ситуации, метнулась к окну. Послышался звон стекла, и на смену дребезгу летящих вниз осколков зрителям явилась весьма живописная картина. Огромное тело Хайко устремилось на встречу с крышей кладовки-сарайчика, где он хранил подручные средства. Потерпев сокрушительное поражение в битве с женой, Хайко уверенно одержал победу над крышей, с легкостью проломив не только покрывающую ее дранку, но и стропила. За его падением, широко раскрыв глаза и прикрыв ладошкой рот, из разбитого окна наблюдала Хэйла, не на шутку перепугавшись за мужа. Диким раненым зверем закричала кошка, за один день перешившая два вторжения в ее жилище. Дверь как ветром сдуло. Хайко, не желая быть еще и исцарапанным, попросту выбил ее мощным ударом ноги, и та, закувыркавшись, отлетела прочь, приземлившись за колодцем, чудом не задев Тао с Пато. Очумевшая от вселенской несправедливости кошка метнулась из проема вглубь двора и скрылась в хлеву с быками. Засучили длинными ногами кони, забеспокоились. Как по волшебству появились двое служек и принялись их успокаивать. Справились.

Не поднимая головы, стыдясь своего трусливого бегства, не глядя на друзей и дворню, к входу в харчевню проследовал Хайко. Тао поспешил за ним.

Оставшись наедине со своими мыслями, Пато стал свидетелем еще одного события.

Когда весь шум утих, и во дворе никого не осталось, кошка, не замечая Пато, пробралась вдоль забора в свое жилище. Десять раз успело отстучать сердце молодого гана прежде того, как она появилась снова. Держа в зубах край выцветшей подстилки, кошка пыталась приноровиться и не наступать на остальную ее часть, уместившуюся между лап под брюшком. Бег получался рваным; приходилось то и дело останавливаться, и удобнее перехватывать зубами выскальзывающий кончик. Больше в это проклятое место она не вернется. Будет жить с быками и коровами. Душно, но безопасно.

Глава 12

Утро для Пато началось с нового похода к пятачку у колодца. Правда на этот раз голова его была ясна, а мысли чисты. Да и явился он к месту на своих ногах. Так даже приятнее. Следом, широко улыбаясь, вышел Хайко. Хорошее настроение его объяснялось просто: сегодняшней ночью он был прощен Хэйлой, и не только прощен, но и всячески обласкан.

Пато ожидал продолжения занятий с копьем и очень удивился, не заметив в руках нового учителя вожделенного оружия. Вместо копья Хайко сжимал в руке разноцветные лоскутки ткани: синие и красные.

– Что рот раззявил? Птица залетит.

– И тебе не болеть, могучий Хайко, – слегка склонив голову откликнулся на такое приветствие Пато.

Подойдя к колодцу, хозяин харчевни заглянул в ведра, выставленные полукругом вокруг поилок, убедившись в их полноте, удивленно вскинул брови:

– Почему ты сухой? Дворня их для тебя наполнила. Умывайся, и приступим к занятиям.

В то время как Пато «умывался», самоотверженно опрокидывая себе на голову одно ведро за другим, Хайко увлеченно закружил по пятачку, отведенному им для каждодневных упражнений, раскладывая принесенные им красные и синие лоскутки причудливым узором. Со стороны все это очень напоминало шаманский танец.

Выплеснув себе на макушку последнюю порцию заготовленной, по словам Хайко, специально для него воды, Пато с интересом наблюдал за действиями вуртага. Лоскуты удивительно походили на отпечатки ступней человека, оставленных на влажной почве. Интересно.

– И-и-и? – вопросительно протяжно произнес Пато.

Хайко выпрямился, нависая над ним.

– Очень глубокий и своевременный вопрос, фить-мить, – фыркнул в ответ. – А это означает, что ответ мой будет не менее глубок и развернут, и ответ мой – да!

Это взбодрило Пато не хуже ледяной воды, все еще сбегающей струйками по его одежде на землю. Действительно – каков вопрос, таков и ответ. Учиться еще и учиться. Не только воинскому искусству гана, разительно (как уже понимал Пато) отличавшемуся от искусства простого воина. Предстояло учиться всему. Задавать вопросы, ожидать ответы. Научиться отделять действительно важное от того, что может повременить. Научиться жить, а не проживать. Научиться думать, а не задумываться. Только три вещи умел делать без подсказок и наставлений Пато: спать, есть и ходить. Так он думал в то утро.

– Шутить после станем, – серьезным тоном заявил Хайко. – Слушай внимательно, вдругорядь повторять не стану. Следочки эти всю ночь Вельга кроила, – вуртаг прищурился, принялся наблюдать за произведенным этой новостью эффектом.

После этих слов на душе у Пато потеплело, и ледяная вода, капающая со штанин, более его не раздражала. Вельга всю ночь старалась для него. Хороший знак.

Некие одному ему известные догадки, судя по всему, нашли свое подтверждение, и, удовлетворенно хмыкнув, Хайко изложил предназначение этих «следочков». Узор на земле носил завораживающее название – «Дорога к спасению»; придумали его давно (и это обстоятельство способствовало тому, что почти все мастера о нем позабыли) на тот случай, коль по неведомым причинам ган лишился своего оружия. Если это умение освоить, то можно сохранить себе жизнь даже с пустыми руками, будучи в окружении нескольких противников. Даже в окружении нескольких Итку. Так что относиться к этой «игре» с выкручиванием ног следует более чем серьезно. А сегодня вечером такое умение очень пригодится Пато на турнире. Сражение учеников проходит без оружия, за исключением последней схватки двух лучших. Но Пато, при всей к нему любви скромного Хайко, до такой схватки не дотянет, а значит, с оружием они сегодня заниматься не станут.

– А теперь хватит! – вдруг рявкнул Хайко и добавил: – К кругу. Левая нога – синий, правая нога – красный. Начали!

После нескольких неудачных попыток переставлять ноги в указанном Хайко порядке, Пато готов был сдаться и оставить надежду на освоение этого древнего тайного искусства. Ноги его одеревенели. Ступни никак не желали поворачиваться в нужном направлении и не попадали на лоскутки, разложенные в непостижимом для рассудка юноши порядке. Несколько раз он даже упал, неуклюже шагнув в указанное место. «Следочки» не поддавались. В глазах рябило, и догадаться, на какой именно «синий» или «красный» наступить, было невозможно.

– Стоп!

Хайко схватил подопечного за руку, подтягивая вплотную к себе. Взяв двумя пальцами за подбородок, как нашкодившего щенка, заглянул в глаза.

– Тебе, дубу лесному, говорили, что ты много думаешь там, где этого делать не следует?

У Пато появилось желание провалиться сквозь землю. Этот взгляд напоминал ему те времена, когда он только начал постигать мастерство кузнеца. Так смотрел отец, стоило только ему или братьям загубить отданную им на растерзание заготовку. Отец нависал над всеми тремя отпрысками и сурово выговаривал, негодуя на то, что ведь только что, полдня тому, он все объяснил, а дети его не услышали.

– Итку, – продолжил вуртаг – не дадут тебе возможности думать. Нет! Твой разум не нужен тебе в этой схватке. Дай телу делать то, для чего его создал твой Бог, – выделяя каждое слово в отдельности, говорил он. – Ты – ган, фить-мить, ган! Спишь ли, пьян ли, умираешь ли – твое дело убить Итку. Как? Как угодно! В нужник идешь – много думаешь? Ложку мимо рта пронесешь, коль план в голове не составишь?

Оттолкнув нерадивого ученика в сторону, Хайко с ловкостью, которой никак не ожидаешь от такого грузного человека, впрыгнул в круг. Дальше – больше. Толстые, как бревна, ноги замелькали, живя отдельной от верхней части тела вуртага жизнью. С непостижимой точностью след в след опускал он тяжелые ступни на «следочки». Хайко был подобен водовороту.

Появились зрители. Вся дворня высыпала на улицу полюбоваться своим хозяином и подбодрить его. Люди не в первый раз видели то, как Хайко летит по «Дороге спасения», но восхищаться не перестали. Это было прекрасно. Казалось, ничто в мире не способно остановить безумное вращение.

Пато очнулся от прикосновения к плечу. Давешний битый Тарси Лихо молодец протягивал ему копье.

– Бей! – не останавливаясь, крикнул Хайко.

Пато шагнул вперед и, перехватив копье удобнее, ударил. Мимо. Хайко захохотал и завертелся еще быстрее. Что-то изменилось в его движениях. Руки! Он подключил к «танцу» руки, походившие теперь на лопасти ветряной мельницы. Невероятно быстро.

Как ни ругали Пато за его мысли во время тренировок, он все же с удивлением для себя отметил – Хайко, не призывая силу, присущую ганам, двигался намного проворнее обычных людей. Удивительно, но это так. Способен ли еще хоть кто к такому проворству? Сумеет ли сам Пато добиться таких результатов, не прибегая к помощи грифа? Поживем – увидим.

Копье дернулось и вывернулось из рук. Вот и все, конец танцу. Хайко даже не вспотел. Дыхание его было спокойным и ровным.

– Ты опять? Ну, фить-мить, ты либо очень умен, либо очень глуп.

– Ничего с собой поделать не могу, – сокрушенно вздохнул Пато.

Вуртаг, ничего не ответив, молча вошел в круг и принялся собирать разноцветные лоскутки. Пато подумал было, что все окончено – урок не будет продолжен. Ошибся. Хайко собрал лишь половину «следочков».

– Давай по одному кругу, – предложил он, кивая на то, что осталось. – Затем ко второму вернемся, – потряс зажатыми в руке собранными лоскутками, – а после к двум одновременно.

Дело пошло на лад.

Первый круг был освоен Пато сравнительно быстро, и они приступили к изучению второго. Покончив и с ним, Хайко снова разложил «следочки» как в начале урока – в два круга, переплетенных между собой. И снова та же беда – Пато пытался вспомнить, где первый круг, где второй, и конечно запутался.

Время неумолимо неслось, близился полдень. Сегодня вечером состоится турнир, а «дорога» никак не поддавалась.

– Я вылечу в первом круге, – сокрушался Пато.

– Жди! – сказал Хайко и направился в сторону дома.

Выдалось время на отдых. Пато опустился на землю, сев на скрещенные ноги. Что ждет его сегодня вечером? Ответ очевиден – ничего, кроме позора. И ладно, коль сам опозорится, так своим неумением, неуклюжестью своей он опозорит и Хайко, и Тао. К слову о Тао – где он? Отчего не с ними? Куда ушел ни свет ни заря?

Хайко возвращался, и возвращался не в одиночестве. Рядом с ним вышагивала смущенная Вельга. Вуртаг, не останавливаясь, шептал ей в ухо и указывал в сторону Пато. Вельга согласно кивала. Подошли. Пато поднялся на ноги и вопросительно посмотрел на дочь с отцом.

– Говори, – подтолкнул он вперед Вельгу.

Смелая, острая на язык девушка не походила на саму себя. С трудом поборов смущение, она пролепетала едва слышно:

– Ты мне по душе, Пато. Когда задумаешь жениться – вспомни обо мне.

– Чего-о-о?

Время прекратило свой бег. Она хочет замуж за него? Да теперь пусть весь мир катится куда подальше. Вельга хочет замуж за него!

Насладиться примеренной на себя ролью мужа этой девушки не позволил Хайко. Толкнув дочь в объятия Пато, он выкрикнул:

– Защищай!

Крепко прижав девушку к груди, не ощутив тяжести ее тела, Пато приподнял ее над землей. Все звуки мира пропали, растворился и Хайко. Юноша не замечал, как вуртаг подхватил лежащее у его ног копье и принялся наносить удары.

Тело новоиспеченного гана жило своей жизнью. В то время как сам он не мог оторвать взгляда от Вельги, ноги его замелькали, проворно ступая по «дороге спасения». Как только все мысли Пато вытеснила одна, та самая, вожделенная – мысль о возможности быть с этой девушкой, ничего более не сбивало его с толку, и он, наконец, отпустил тело свое. Все получилось. Как ни старался Хайко, какие бы замысловатые атаки он ни совершал – все впустую. А под конец произошло то, чем вуртаг впоследствии был обрадован более всего. Пато закрутил мельницу. Опустив дочь вуртага в центр круга, юноша, освободив себе тем самым руки, повторил танец, видимый им накануне, и в крайней атаке Хайко изловчился и выдернул из его рук копье.

Очнулся Пато от громких хлопков. Это Хайко аплодировал и одобряюще улыбался, глядя на своего ученика.

Краем глаза молодой ган заметил убегающую в дом Вельгу. Даже затылок ее, казалось, был багровым, до того она засмущалась.

– Все просто, парень. Нет мыслей в бою – нет помех. Жаль, Вельгу с тобой на поединки нельзя выпустить.

– Как же сражаться без мыслей?

– Успешно, как мог ты убедиться сейчас, и убедишься еще более сегодня вечером. Мыслить надо до боя и после. А во время – нет. Я так думаю, Тао так думает… Этого мало?

– Этого достаточно. Значит, и я так думаю.

Хайко хлопнул друга по плечу, и они вместе направились к колодцу. Обмывшись и приведя себя в порядок, отправились к дому, где их ожидал плотный обед и не кончающееся пиво.

* * *

«Мастерская» гудела.

Топоры в умелых руках плотников стучали, и звук от ударов добрым вестником разлетался в стороны. Сегодня начнется праздник. Турнир учеников, на котором выступят все явившиеся в урочный день и час. Два года они ждали этот день, а с ними вместе ждали и горожане. Все без исключения будут названы ганами и получат свой пояс – символ, дающий им право называть себя ганами и мастерами на всех материках, раскинувшихся средь морей и океанов. Куда бы ни явился ган – будет обласкан и привечен он. Ган – защитник, ган – опора. Многие взойдут на палубы кораблей, отправляясь на родину, дабы там искать встречи с Итку. Встретить и убить, или же погибнуть самим. А через два года явятся новые корабли, и с палуб сойдут новые ученики, и глаза их будут гореть как у тех, кто явился в году этом.

Площадь «Мастерской» разделили надвое. С одной стороны сколачивали высокие трибуны. Именно с этих трибун станут взирать на действо старейшины, а с ними рядом и те, у кого в мошне не переводится звонкая монета. Там же, в самом центре, расположится правитель государства Шул со своей семьей. Народ увидит не только прославленных ганов, но и своего возлюбленного государя, не балующего подданных своими выходами в свет. Многие хмельные головы в харчевнях шептались, что редкие вылазки правителя – не что иное как страх, и боится он не за свою жизнь, а за жизнь своего единственного сына. Поговаривают даже, что уже не единожды Боги отводили беду от наследника в последний миг.