Текст книги "Ган"

Глава 10

После того, как Тао Ган вышел на улицу, Вельга присела рядом с Пато и, как ни в чем не бывало, запросто принялась расспрашивать его о жизни. Кто он, как давно является учеником Тао, и главное – скольких Итку он, бравый парень, успел уже истребить. Хотелось провалиться сквозь землю. Как рассказать этому «чуду» в сарафане, что он уже как два года «штаны протирает» и «сапоги стаптывает», да так и не дорос хотя бы до одной полноценной схватки с Итку? Отделавшись общими фразами о том, что у него все еще впереди, Пато стал искать спасения у Хайко, расспрашивая того о мастерских и оружейных лавках. Добродушный, простой, как топор, друг Тао с радостью и гордостью стал восхвалять свои детища. И оружие, и прочее снаряжение для ганов у Хайко самое отменное. Кому как не гану (хоть и в прошлом) знать о том, что именно необходимо для успеха в охоте на «отродье»? Притворившись, что внимательно слушает, Пато тайком посматривал на Вельгу. Та, казалось, нисколько не обиделась такому ответу, которым он ее удостоил, и лукаво переглядывалась с матерью, томно закатывая глаза и нисколько не обидно хихикая. Правду говорили старики, что девушки раньше взрослеют, нежели мальчишки. Так и есть. Несмотря на свой еще можно сказать юный возраст Вельга была куда более зрелой, чем он.

– А что этот «Вечный» хочет от Тао? И кто он такой, что даже ты, уважаемый Хайко, уступаешь его просьбам? – в который раз сменил тему разговора Пато.

Хайко скривился, как будто отведал особенно кислой клюквы. Почесывая широкий лоб, ответил:

– «Вечный»… Я думаю, что шарлатан он обычный. Да и Тао того же мнения о нем. Но он является шаманом Города Мастеров, и его слово в совете если не решающее, то во всяком случае очень весомое. Жизнь, в общем, испортить может любому, даже мне. Я знаю лишь двух ганов плевавших всегда на него самого, и на его «просьбы». И один из них, несомненно – Тао. Чего он хочет? Да пес его знает. Что гадать? Вернется Тао, и узнаем.

Что бы лучше переварить услышанное, Пато потянулся за кружкой и принялся мелкими глотками, растягивая удовольствие, пить.

– А есть ли любимая у Пато, ученика Тао Гана? – как бы между прочим ни к селу ни к городу спросила Вельга.

Подавившись пенным напитком, Пато поспешил поставить кружку обратно на стол, и другой, свободной рукой прикрыл рот, дабы не орошать бьющим из горла «фонтаном» все вокруг.

«Что за девчонка? Точно – пропал!» – только и успел подумать он.

* * *

Дневной зной отступал. Солнце закатилось за высокую городскую стену, и блаженная тень опустилась на улицы. Ветер лениво подбрасывал в воздух облачка пыли и невесть откуда взявшиеся сухие листья. Может, с метел сорвались, когда подметали улицы? Поди разберись теперь.

Тао Ган неторопливо (куда торопиться?), но уверенно вышагивал по вымощенной камнем улице. Нередкие прохожие, узнав «любимчика» городских историй и небылиц, вскидывали руки в приветствии. За недолгий пройденный путь мастер Тао успел «обрасти» немалочисленной толпой вездесущих мальчишек, следовавших за обожаемым ганом. Они то и дело выкрикивали его имя, забегая по очереди чуть вперед, сходясь в «смертельной» схватке на неведомо откуда взявшихся деревянных мечах. Мальчишки так старались, что порой забывались и наносили друг другу весьма болезненные удары, после коих Тао был вынужден разнимать этих «вояк». Почти все дети мужского пола, да и изрядная часть девочек, мечтали быть похожими на Тао Гана и во снах своих видели, как однажды сам мастер, постучав в дверь их дома, склоняет голову перед их родителями с просьбой взять драгоценное чадо в ученики.

В очередной раз грозно цыкнув на раздухарившихся «поединщиков», Тао свернул с широкой улицы, подходя к ветхому забору, за которым собрался разночинный народ в надежде повидаться с шаманом. Люди собрались вокруг него, и лица большинства из них озарили улыбки.

– Здравствуй, Тао.

– Надолго ли к нам?

– Что нового?

Со всех сторон посыпались вопросы и приветливые хлопки по спине и плечам. Именно за то, что Тао Ган был прост в общении и не делил никого на «нужных» и «ненужных», люди любили и уважали этого человека. Каждому он ответил. Каждого придержал за локоток и заглянул в глаза. Не делал различий по сословиям и обнять мог как ремесленника, так и безродного бродягу. Может помочь – поможет. Не может чего – обязательно направит к тому, кто не откажет.

Бойкие мальчуганы понеслись по городу, рассыпавшись по улицам, как горох из миски. Не успеешь и трех кружек осушить, как все в городе узнают – Тао вернулся и пошел к «Вечному». Будет о чем в харчевнях посудачить этим вечером.

– На сегодня все! – «каркнул» появившейся в дверях лачуги старик. – Завтра приходите.

Не задавая лишних вопросов и (упаси Боги!) не ропща стали расходиться. Многие зазывали Тао посетить их сегодня вечером. Правда на визит никто особо и не рассчитывал, прекрасно зная, что Ган остановится у Хайко Косматого. Недаром об их дружбе ходит не меньше легенд, чем о самом мастере.

Дождавшись, когда последний из посетителей выйдет за калитку, старик развернулся к Тао спиной и исчез в полумраке своего жилища. Ган направился следом.

Внутри было темно и сыро. Пахло кислятиной. Затхлый воздух еле проникал в легкие и не менее тяжело вырывался обратно. Побывавшие у старика все как один утверждали – три десятка вдохов, и голова становится чугунной. И Тао понимал, отчего это происходило. Видимо сам старик уже принюхался ко всему этому смраду и выветривать его не собирался, тем более, «прихожане» приписывали это головокружение ничему иному как невероятной внутренней мощи шамана.

Тао Ган не испытывал к «Вечному» того почтения, к коему тот привык, и сказал без утайки то, что думает:

– Может, тебе денег дать, старик? Попросил бы женщину из слободки, она б тебе помыла тут все, тряпье повыкинула.

Дед сделал вид, что ничего не слышал, и, упав на колени перед очагом, принялся шептать прямо в угли.

Решив не мешать старику, Тао отошел к ближайшей стене, увешанной, как, впрочем, и все остальные стены дома, полками с различной шаманской утварью, и, ничуть не смущаясь грязного пола, уселся прямо на него. Из вороха тряпья к нему устремилась упитанная крыса. Не испытывая ни страха, ни смущения перед человеком, она приблизилась к его руке с явным намерением укусить за указательный палец. Ган принял вызов; стал подразнивать грызуна, шевелить перед его носом тем самым вожделенным пальцем. Крыса самоотверженно бросалась, но почему-то неизменно кусала воздух, а неуловимый палец больно стукал ее по мордочке. Крыса фыркала и забавно терла лапами бусинку носа. Снова бросалась, и снова неудача.

– Вы закончили? – прервал веселье шаман.

– Да. Я оказался проворнее, – ответил Тао, подталкивая ногой крысу обратно к ее логову.

Старик, казалось, собрал все морщины со своего старческого тела, разместив их у переносицы. Выразив таким образом свое недовольство действиями Гана, все же продолжил.

– Я призвал тебя, – «замогильным» голосом произнес шаман, – только потому, что Боги велели так. Иначе я бы предпочел любого городского пьяницу тебе. Но кто я такой, чтобы противиться их воле?

– Именно, – не стал и Тао скрывать неприязнь к собеседнику. – Кто ты такой? И какие Боги тебе что-то повелели?

Задохнувшись от возмущения, «Вечный» побагровел лицом, но совладал с собой, продолжил:

– Кто я – не твоего ума дело. Мной прожито столько жизней, что тебе и не снилось. И Боги говорят со мной. Не с тобой.

Закончив свою строгую, как ему казалось, отповедь, старик закопошился в недрах своих многочисленных «балахонов» и, как высший знак своей власти, извлек и сунул чуть ли не под самый нос Тао золотую бляху. На начищенной до блеска поверхности струились письмена вокруг застывшего в беге койота. Сам зверь вес в кругу ганов имел сомнительный, но старик всех уверял, что сама Тсоа нанесла его своей божественной рукой на поверхности «знака власти». Быстрее койота нет никого, и только он способен донести в целости и сохранности волю Богов до смертных. Бред, конечно, но вот слова на бляхе заставляли ганов подчиняться ее носителю. «Все во благо человека делаю Я» – именно эти слова прописаны и при входе в главную «святыню» ганов, и на предмете в вытянутой руке «Вечного».

– Остудил ли я тебя, о, Тао? Достоин ли я, червь, говорить с тобой? Или слов этих, кои начертаны над вратами у входа в Мастерскую и на этой бляхе недостаточно?

Тао неторопливо отвел своей рукой ладонь старика с зажатым в ней «символом» в сторону.

Мастерская – так называли площадь, где собирался совет ганов, а также проходили турниры среди учеников, да и просто легких на подъем молодых и не очень людей. Есть сила и удаль, желание показать себя – добро пожаловать. Раз в два года устраивались турниры и совет. Раз в два года мастера представляли своих воспитанников, и лучший из них получал особую награду звонкой монетой и любым, на выбор, оружием. Ну, и главное – звание гана, если до того момента это звание не было дадено ему его мастером.

– Ты по-старчески принял меня за другого, «Вечный». Говорить со мной может каждый желающий в любое время и в любом месте. Нет во мне гордыни, и я не стыжусь этого. Не стыжусь пожать испачканную руку трубочиста, мозолистую ладонь прачки и множество любых других. Я даже пришел к тебе, как видишь. Так что хотят Боги сказать мне твоими устами?

Старик с досады плюнул в угол, отерев бороду, сказал:

– Как ты такой хороший да по земле ходишь? Впору по небу летать и в облаках почивать… Да только забывчив и ты! Не тебя больше всех любят и почитают в городе, – резко махнув рукой, шаман продолжил более спокойно, возвращаясь к «замогильным» ноткам в голосе. – А Боги велят тебе следующее…

* * *

За окнами харчевни стемнело, а люди все прибывали и прибывали. Закончив дела свои, спешили к Хайко, дабы встретить друзей, вкусно поесть и выпить за здоровье кого угодно, лишь бы пиво не кончалось. За всей этой суетой спрятался небывалый покой, он, невидимый, но ощутимый, настраивал всех присутствующих на добрый лад.

Вельга, к огромному сожалению Пато, пошептавшись о чем-то с матерью, поднялась вместе с ней из-за стола. Проследив за его взглядом, Хайко успокоил парня, отечески похлопав по спине.

– Не грусти, а то завянешь, – широко улыбнулся он. – Втюхался?

Вздохнув, Пато кивнул, провожая томным взглядом уходившую в серый вечер Вельгу и ее мать.

Как с ним такое вообще могло приключиться? Вот так, с первого взгляда «присохнуть» к девушке – это еще поискать такого олуха надобно.

– А куда это они направились? – нашел он в себе силы озвучить то, что на данный момент волновало его даже больше, чем затянувшееся отсутствие Тао.

– В доме стол накроют, – сказал Хайко. – Совсем скоро тут продохнуть будет невозможно, фить-мить. Ганы припрутся, купцы и прочая братия. Так что мы туда двинем и там уж отметим ваш приезд как принято у вуртагов – море пива и поломанные флейты.

Только сейчас Пато обратил внимание, что в харчевне действительно становилось тесно. Примечательно то, что, как по волшебству, не сговариваясь и не выпуская кружек из рук, люди поднимались со своих мест и, пересекая большой зал, собирались в правой от входа части, освобождая ту, что находилась слева. Хайко пояснил, что таким образом простой народец выказывает свое уважение ганам, оставляя им возможность чувствовать себя более удобно в обществе собратьев по оружию. Таков обычай – не поспоришь. Пато и не собирался.

Он уже представлял себе, как сядет напротив, а если повезет, то рядышком с Вельгой и целый вечер будет смотреть ей в глаза. Ему и это будет за счастье. Возможно, Пато «доплыл» бы в своих мечтах коль не до первенца, то до свадьбы уж точно, если бы не произошло то, что перевернуло все с ног на голову и подорвало его веру в ганов как в исключительно положительных людей. Были среди них и такие, в чью сторону плюнуть не грех побрезговать.

За общим гомоном, царившим в харчевне, Пато не мог расслышать скрипа дверей, но он увидел, как скривился Хайко, заглянув ему за спину.

– Тьфу ты, фить-мить! – в сердцах выпалил Хайко. – Тебя только не хватало, отродье облезлой волчицы.

Пато оглянулся. У входа стоял человек и с ленцой в глазах осматривал всех присутствующих. На мгновение лишь задержав взгляд на их столике, кивнул и продолжил осмотр. Убедившись в том, что ганов в зале нет, вразвалочку отправился в левую часть харчевни к ближайшему свободному столу. Сел.

– Это ган? – с удивлением спросил Пато.

Все в облике этого человека вызывало отвращение: надменный взгляд, искривленная верхняя губа, какая бывает у капризных, избалованных детей, недовольное выражение лица. Прямые, цвета соломы, волосы торчком стояли на шишковатом черепе. На пальцах обеих рук по несколько золотых перстней. Добротно сшитая одежда не способна была придать хоть какой-то мало-мальски опрятный вид своему владельцу. И то, с каким презрением этот тип смотрел на людей, вызывало у Пато крепкое желание разломить о его лицо скамейку.

– Дерьма кусок, – ответил Хайко и добавил: – Помесь гуся с филином.

Точнее и не скажешь.

Но это все же был ган. Как бы ни хотелось Пато в это не верить, но так оно и было. Широкий пояс с кольцами говорил о принадлежности этого человека к «братству».

– Тарси Лихо. Так его зовут.

«Тарси Лихо», – шепотом повторил Пато, не сводя глаз с того, о ком шла речь.

– Стыдно, что он мне земляком приходится. Вуртаг, – качнул громадной головой Хайко. – За то, что он себе позволяет, находясь тут, у нас на родине руки вырывают.

Тем временем ган подозвал одного из служек Хайко и стал тому что-то говорить. Молодой, здоровый парень какое-то время согласно кивал, но вдруг, пожав плечами, отрицательно взмахнул кистью руки. Не вставая с места, Тарси ударил служку ногой в низ живота, и как только тот опустился перед ним на колени, скрученный резкой болью, ухватил его за чуб и «саданул» головой о стол.

В харчевне стало тихо.

Все, кто был в большом зале, устремили взволнованные взоры на Тарси Лихо и чуть погодя, но уже испуганные – на Хайко.

Пато вскочил с места, стараясь сохранить, не растерять в порыве ярости трезвости ума. Он понимал, что в схватке с этим человеком, опытным ганом, каким бы «дурным» тот ни был, неминуемо проиграет. Но и оставаться в бездействии не мог. Мысленно воззвав «грифа», (изображение которого, как он надеялся, вскоре будет красоваться на его бляхе) о помощи, Пато шагнул в сторону разбушевавшегося «гостя». Хайко остановил его, взяв за руку и немного сжав ее, давая понять новому другу, что справится сам, и ситуация полностью под его, Хайко, контролем.

– Ты пришел калечить моих людей, Тарси? – медленно, словно подыскивая нужные слова, сказал хозяин харчевни. – Тогда тебе не повезло сегодня.

Тарси сделал удивленные глаза и присвистнул, явно насмехаясь над собеседником:

– А что произошло, уважаемый Хайко Косматый? Или ты забыл, что в нашей стране бить рабов не запрещено, чьи бы они ни были?

– То у нас, в Вуртаге, но мы не на родине, или ты забыл? И здесь нет рабов, – парировал в свою очередь Хайко.

Тарси рассмеялся в голос.

– Ты в плохом положении, друг мой. Если мы будем следовать законам Города Мастеров, то ты, как хозяин, имеешь полное право меня проучить. Но все по тем же законам хозяин харчевни или другого питейного заведения, позволяющий две драки в день под кровом сего заведения, лишается всего имущества и изгоняется из Города Мастеров. Я знаю, что сегодня одна драка была уже у тебя. Так как ты поступишь, Хайко Косматый? Может, вызовешь меня на бой за воротами, на дорогу?

Лицо Хайко исказилось, как от непосильной муки, и он с грохотом опустил сжатый кулак на стол. Стол, жалобно треснув, развалился на отдельные поломанные доски.

– Верно, – снова этот подленький смешок. – Ты уже пять лет как не ган. А вызвать меня может только тот, кто состоит в братстве. Так что по местным законам ты никто в сравнении со мной, и люди твои – пустышки.

Похоже, Тарси Лихо знал все, что происходит в городе, и именно поэтому явился к Хайко, преследуя всего лишь одну цель – унизить бывшего гана. Ему это удалось.

Смотреть на все это было больно. А еще Пато с удивлением заметил, что ему стыдно за того, кого звали Тарси Лихо. Дурно поступал он, а стыдно почему-то было именно Пато.

– Но я вижу, – не унимался Лихо, и для того, что бы его было лучше видно, наступил на бесчувственное тело служки, – возле тебя незнакомый мне, но почти уже полновесный «брат» ган.

По выражению лица Тарси было понятно, что он прекрасно знает, кто такой Пато и с кем он пришел. Значит, он хочет унизить не только Хайко, но и Тао.

– Уж не намекаешь ли ты, трусливая собака, на поединок с Пато? – из-под кустистых бровей Хайко только каким-то чудом не вылетали молнии, до того он был зол. Казалось, еще чуть-чуть, и добела раскаленные «стрелы» устремятся из очей его прямо в эту шишковатую голову и спалят солому-волосы, оставляя на черепе его уродливый ожог. – Так знай, что, как только ты достанешь клинок, минет совсем немного времени до того момента, как я сяду на первый корабль, отплывающий в Вуртаг, наплевав на все оставленное здесь хозяйство. Но в мешке с собой я увезу твою тупую, наглую башку.

– Это почему? – все еще дурачась, подначивал Тарси.

Хайко обреченно махнул в его сторону рукой.

– Где жабе понять соловушку? Нет той цены, в которую можно уместить дружбу и честь вуртага. Но откуда тебе знать про то?

Ехидная улыбка сползла с лица Тарси. Видимо Хайко знал, что доставит этому человеку душевную боль, и воспользовался этим, хоть так защищая себя и близких ему людей.

– Много чести вызывать сопляка на бой, – Лихо сошел со спины служки и вплотную приблизился к Хайко и Пато. – У меня есть ученик. Пусть они с Пато разрешат наше недоразумение.

Тарси вытянул шею, выглядывая кого-то за их спинами, и взмахнул рукой.

Пато оглянулся и увидел, что у двери стоит молодой парень, разодетый так же, как и его мастер. Но большее удивление вызвало то, что парень этот был знаком ему. Прямо напротив него стоял Мако.

Как он попал в Город Мастеров? Как он оказался учеником этого мерзкого человека? Вопросы возникали в голове Пато и тут же исчезали, оставаясь без ответа. Прошло менее месяца с тех пор, как Мако был им повержен на «Спорной черте» и покинул их селение, скрывшись в неизвестном направлении. Судя по всему, Грако оказался прав, и его сын не собирался возвращаться, а уж коли он стал учеником подобного гана, то судьба его незавидна. Не сумев противостоять своей гордыне, Мако не нашел пути к отцу и выбрал для себя путь, навязанный ему высокомерием и подлостью Тарси Лихо.

И все же он сумел стать учеником гана. Одна мечта исполнена. А теперь, прямо сейчас, могла осуществиться еще одна – отомстить Пато. И у него могло получиться. Пато видел, как преобразился его соплеменник. Будучи подготовленным бойцом, он обрел еще нечто, что преобразило его внутренне. Нечто, что незаметно для взора обычного человека, но очевидно для ученика Тао Гана – Мако сын Грако уже убил своего Итку и является больше ганом, чем Пато. То, к чему Пато шел два года, весь этот путь Мако преодолел всего за месяц.

Отступить?

Нет.

Мерзкая улыбка на лице Тарси Лихо стала еще шире. Такая же усмешка кривила рот и его ученика. Мако потянулся (подумать только!) к мечу, висевшему на одном из колец его настоящего пояса гана. Рука Пато непроизвольно потянулась к веревке, заменяющей ему этот важный атрибут. Жест этот не ускользнул мимо взгляда Мако, и ухмылка его стала еще надменнее.

– Что, орясина тупая, нет денег на пояс? Или таким, как ты, кроме мотыги ничего более доверить нельзя?

Пато был рад слышать этот голос. В этом голосе слышалась бравада, за которой скрывался страх. Все же один раз Мако уже был бит, и в другой раз испытать унижение, да еще и при своем мастере не очень-то и хочется.

– Не в этом дело, Мако. Или как тебя сейчас зовут? Я думаю, коль в тебе осталась хоть капля совести, то ты сменил имя, дабы не позорить свой род. А к веревке я потянулся по одной причине – хочу снять ее, что бы ты потом не сказал, что я был вооружен.

Грянул гром. Нет, это Хайко, откинув голову и широко раскрыв рот, хохотал, что есть мочи. Пато заметил, что и многие притихшие посетители смеялись: кто открыто и непринужденно, а некоторые тихо и беззвучно, опасаясь мести Тарси Лихо и его ученика.

Зашелестел клинок, извлекаемый из ножен, и смех прекратился так же резко, как и начался.

– Если эта жаба, которую ты, Лихо, называешь учеником, не спрячет свой «ножичек», то его не спасут никакие законы.

Весь вид Хайко не намекал, а говорил вполне красноречиво о том, что это не просто угроза.

Тарси Лихо плотно сжал и без того узкие губы, отчего казалось, что на лице его вместо рта кривой порез, оставленный чьим-то клинком. Глаза его забегали, а лоб покрылся морщинами. Он думал.

– Мако, спрячь меч. В городе Мастеров махать клинком не принято, – с сожалением заметил он и тут же, пытаясь сохранить лицо, вставил: – Тут многие боятся оружия, в отличие от таких людей, как мы с тобой.

Хайко подошел к Пато и, наклонившись, прошептал ему в ухо:

– Если не хочешь, то мы можем отказаться, в этом нет позора. Тем более, ты его уже «приложил» словами о веревке.

Пато покачал головой:

– Дело не во мне. Он не отступит.

Хайко кивнул и сказал:

– За ворота!

Поднялся невообразимый гам. Еще бы! Турнир только через два дня, а первый поединок учеников можно посмотреть уже сегодня. Толпа устремилась вслед за Хайко, Тарси и двумя поединщиками.

Вышли во двор и направились за его пределы, на улицу. Толпа гудела, выстраиваясь в правильный круг с бойцами в центре. Зашумели самые предприимчивые, призывая ставить на приглянувшегося бойца. Зазвенели, забряцали кошельками.

Пато не волновался и был собран. Он понимал, что шансов на победу мало, вернее, меньше, чем тогда, у «Спорной черты». Сейчас и Мако мог призвать себе невидимого «помощника» и уравняться в скорости с Пато. Интересно, кто (или что) у Тарси Лихо изображен на обратной стороне ременной пряжки? Судя по всему, там нечто схожее со змеей…

Мако заметно нервничал, хоть и пытался это всячески скрыть. Он снял ремень с оружием и передал его своему мастеру. Тот зашептал ему что-то в самое ухо, хлопнул по спине. Подбодрил. Мако вернулся в центр круга и, приводя себя в готовность к схватке, произнес:

– Теперь тебе никто не поможет, увалень. Теперь ты будешь целовать землю!

Пато пожал плечами, неторопливо развязывая веревку на поясе, четко и громко ответил:

– Мне и тогда никто не помогал. Ты просто запнулся о свой длинный язык и, поскользнувшись, как пьяный бродяга поскальзывается на своих слюнях, упал лицом вниз. Сейчас ты не упадешь вниз – ниже уже некуда. Но я верну тебя на то место, которое ты заслуживаешь.

Пато специально не торопился с узлом на веревке, понимая, что чем больше он успеет наговорить «приятных» вещей Мако, тем лучше для него. Он решил воспользоваться излюбленным приемом противника и довести того до белого каления, выбить из колеи и дождаться его ошибки. Одной. Больше и не потребуется. В чем угодно мог сомневаться Пато, но только не в том, что ему будет достаточно этой одной ошибки Мако. Он знал это, просто знал – и все.

Мако превратился в смазанное пятно. Это было очень быстро. Но еще быстрее оказалось «пятно» покрупнее, и когда мир вновь стал прежним, Пато не без удовольствия обнаружил, что Мако вновь лежит лицом вниз, а над ним возвышается Хайко и громко, во всеуслышание отчитывает Тарси Лихо за то, что тот, судя по всему, запамятовал о том, что следовало бы рассказать ученику. А именно о том, что коль люди собрали круг и сделали ставки, то они имеют полное право увидеть бой. А посему, не будет ли Мако столь любезен продолжить, но уже как воин, а не как ган?

Тарси Лихо кивнул.

– Моя вина, – вскинул он руки вверх. – Мако, продолжи воспитание как воин, а не как ган.

Лихо если и был расстроен, то виду не показал. Ну, не вышло, что с того? Его ученик и так справится. Не велика беда.

Мако встал. Лицо его было красным, как донышко котла, долго простоявшего пустым на углях. Не удивительно, что он не вспотел. Если пот и выступал, то тут же испарялся. Но что бы там ни было, он готов был сражаться.

– Ты опять упал, – сказал Пато. – Люди видели – я тут ни при чем.

Мако, взревев, как раненный дикий бык, позабыв обо всем на свете и в первую очередь о том, что он воин, кинулся на противника. Но сойтись ему с Пато, было не суждено. Не в этот вечер.

Со стороны, прямо в центр круга, аккурат между бойцами, прилетел глиняный горшок. Разбившись о камни, он принялся источать такой запах, что впору караул кричать. Так пахнет выгребная яма. Только чудом содержимое горшка ни на кого не попало.

– Прошу прощения! – откуда-то сверху раздался голос Вельги. – Я думала, это снова коты драку затеяли, вот бабушкин ночной горшок и запустила. Мне так стыдно! – притворно вздохнув, закончила она.

Пато заозирался, отыскивая глазами Вельгу. И увидел. Всунувшись по пояс из окна второго этажа дома, нависающего над своеобразной ареной, она сияла улыбкой, лукавой и озорной.

– За столь скверную ситуацию я с позволения батюшки, – она посмотрела на отца и, дождавшись одобряющего кивка массивной головы, продолжила: – всех угощаю пивом. Идите в харчевню и не держите на меня зла.

Толпа хором рявкнула: «Прощена!» и с удивительной быстротой удалилась, оставив у ворот четверых «спорщиков».

– Ты мне за это ответишь, девчонка! – в сердцах воскликнул Мако.

– Нет.

Сказано было тихо, но так неожиданно, что не вздрогнул лишь камень под их ногами.

В стороне, прислонившись к стене дома, в тени, ставшей черной в сумерках, стоял Тао Ган. Как долго он там пробыл и видел ли все, что произошло, или только концовку – ответа не было. Он подошел к «дружной» компании. Посмотрел на Пато, убедился, что тот цел и не вредим. Переключил свое внимание на Хайко. Тот отмахнулся – все хорошо. Наконец, полностью проигнорировав Тарси Лихо, заговорил с Мако:

– Здоров ли ты, сын Грако? Я не удивлен тому, что ты здесь. Но, признаться, удивлен тому, с кем ты.

Мако, насупившись, молчал, лишь изредка постреливал глазами в сторону своего мастера.

– С этим человеком ты не так давно, но и этого времени хватило. Из хорошего парня стал получаться тот, кто угрожает девушке и не имеет своего слова и мнения. Может, ты посоветуешься со своим учителем? Я обожду.

– Не надо забивать голову Мако бредом, называемым тобой порядочностью. Со мной он станет тем, кем тебе не стать никогда. Он будет «Последним ганом».

Пато насторожился. Он уже думал в свое время о том, что сам может стать «последним ганом», те мысли были издевкой к самому себе и связаны были лишь с переводом его имени с языка древних. А оказалось, есть такое понятие в среде мастеров – «Последний ган». Об этом надо разузнать.

Тао, казалось, не заметил Тарси и продолжал смотреть на Мако. Не дождавшись от него хоть какого-то ответа, он вдруг принюхался и сказал:

– Что-то запах не свеж. Хайко, друг мой, ты когда последний раз осматривал свои хлева? Может, издохло что?

– Это моя вина, Тао. Я горшок уронила. Как взгляну на Пато, так все из рук падает. Уж не знаю, здорова ли я? – сказала Вельга так, как будто о цене на горох с матерью судачит, а у Пато от этих слов снова в глазах потемнело.

– Нет, милая, не в горшке дело, – ответил Тао и красноречиво посмотрел на Тарси Лихо.