Текст книги "Ган"

– За что? – Пато собрался уже развернуть свой вопрос, но этого не потребовалось. Оказалось, что этот мальчик читает в его мыслях получше, чем Тао Ган и Итку вместе взятые.

– За страх, глупость и оскорбление меня как хозяина.

– Где же ты все это усмотрел?

Не дожидаясь ответа, Пато принялся высматривать мастера. Тот был недалеко. Присев на корточки, Тао с непринужденным видом человека, которого не волнует все происходящее, подкидывал непонятно откуда взявшиеся в этом месте дрова в костер. Убедившись, что все в порядке, снова посмотрел на хозяина этого места.

– Я и сейчас это вижу, – спокойно ответив, он развернулся и подошел к костру.

Коза, на секунду замешкавшись, так же отвернулась от Пато и последовала за мальчиком.

– Перестань пялиться на моего козла и подойди.

Пришлось повиноваться. Испытывать на себе гнев этого юнца во второй раз не хотелось.

– Сядь, – указал тот на место между собой и мастером. – Ты что-то хочешь узнать? Я вижу, как внутри тебя бушует негодование. Не бойся, ибо за страх я снова буду вынужден тебя наказать. Страх, глупость и отсутствие вежливости меня угнетают, и я борюсь с этим по мере моих скромных сил.

Решив, что это прекрасная шутка, он засмеялся. Успокоившись, мальчик вновь посмотрел на Пато.

– С Тао я поговорю позже, не беспокойся.

Теперь стало совсем очевидно, что этот человек может читать чужие мысли, и не только может, но и пользуется своим умением без зазрения совести. Ведь только что Пато думал о том, что именно его учитель должен говорить с этим странным мальчиком.

– Кто ты?

– Если я стану отвечать на этот вопрос именно так, как того желаешь ты, то взаимопонимания мы не достигнем. Причина тому довольно простая – ты ничего не поймешь. Вы, люди, к моему сожалению, получились у меня очень плохо. Какие-то глупые, что ли… Как бы я ни старался. И перестань же ты пялиться на моего козла, это невежливо по отношению ко мне.

Пато и сам не заметил, как его взгляд снова устремился на козу. Что-то в ней было такое, что притягивало внимание. Было подозрение – без колдовства тут не обошлось. Откинув прочь осторожность, ибо она могла сойти за страх, а за страх тут наказывали, Пато обратился к ее хозяину:

– Я не пялюсь. И это не козел, а коза.

Очень хотелось зажмуриться. Внутренний голос подсказывал, что сейчас его будут бить.

– Похвально, – неожиданно заключил мальчик и тут же потерял всякий интерес к Пато.

Он неспешно поднялся на ноги и, подойдя к своему животному, резко и сильно ударил козе кулаком прямо между рогов, и та замертво рухнула к его ногам. Это было так неожиданно, так не вязалось с его хрупким телосложением, что Пато от удивления открыл рот. На миг он примерил подобный удар на себя и понял, что умер бы еще быстрее, чем бедное животное.

* * *

Куски мяса, нарезанные щедрой рукой мастера Тао, уложенные на камни, обрамляющие костер, источали изумительный запах, от которого в животе у Пато проснулся неведомый зверь и, совсем нескромно урча, давал о себе знать.

Все отошло на задний план. Не осталось ни мыслей, ни вопросов. Хотелось есть. Взять в руку горячий сочный кусок и впиться в него зубами. Молодой растущий организм требовал пищи и возмущался той медлительностью, которую демонстрировали Тао Ган и мальчик в белой одежде.

Тао то и дело колол мясо острием ножа и цокал языком. Покачивал головой, показывая всем видом своим, что до полной готовности продукта еще далеко.

Мальчик выставил руки над огнем, пропуская между растопыренными пальцами языки пламени. Как он не обжигал их, было загадкой для Пато, как и то, что один из краев его накидки уже довольно долго находился прямо на углях и все никак не загорался.

Наконец случилось то, чего так ожидал новоявленный ган и зверь в его желудке – Тао утвердительно кивнул и, наколов на нож ближний к себе кусок, с поклоном протянул гостеприимному хозяину.

Ели молча.

Покончив с ужином, напились по очереди из фляги с водой. Как и в случае с мясом, очередность утоления жажды определил мастер, протянув сосуд хозяину этого места. Тот неспеша напился и вручил флягу обратно Тао, от которого она перекачивала уже к Пато.

– Так кто ты, в самом деле? – прервал общее молчание Пато.

– Люди зовут меня Машибо, – ответил мальчик, не сводя глаз с пламени. – Еще они меня называют Богом. А твой народ…

– Великий Дух, – не веря, прошептал Пато. – Ты тот, кто сотворил этот мир и все живое в нем? Великий Творец, Предок и Дух?

Тот, кто назвал себя именем Машибо, с иронией взглянул на мастера Тао.

– Он ничему не учится. Так всегда было, или это он от усталости отупел?

Не дождавшись ответа, Машибо продолжил, но уже обращался, казалось, к самому себе.

– Он еще сомневается. После всего, что увидел и ощутил на себе сегодня – сомневается… У него хватило наглости, узрев все чудеса, сотворенные мной для вас, не рассмотреть, как следует, меня, но заметить, что моя коза действительно является козой, а не козлом. Он прошел по тропе, подаренной моим разумом, и вступил в него, но его больше удивила и заинтересовала коза. Тао, ты уверен? Он тот, кто нужен тебе? Ибо я уже стал сомневаться в этом. Несмотря на то, что я сам тебе предрек его.

– Он именно тот, кто нужен мне. Извини нас. В ошибках учеников виновны в большей мере их учителя. Я медлил два года, а теперь он наверстывает все в бешеной скачке вместо того, чтобы спокойно все узнавать и переваривать. Еще раз говорю – прости меня, – Тао сделал ударение на последнем слове, подчеркивая значимость своей вины, и поклонился, уткнувшись лбом в землю.

Машибо коснулся его спины и, прихватив другой рукой за плечо, вернул в положение сидя.

– Зла на вас более не держу. Вы дети мои, и как добрый отец, не могу долго злиться. В людях живет часть меня, и гневаться на них равносильно гневу к себе. Это глупость, а глупости я не терплю, – Машибо посмотрел на Пато, явно намекая тому, что про глупость он сказал исключительно для него.

– Так что ты хочешь знать, Тао? Я все тебе рассказал в прошлую нашу встречу.

– Я бы хотел узнать, если это возможно, о том, как все-таки появились Итку. В прошлый раз ты мне поведал историю очень короткую, и большую ее часть мне пришлось додумать самому. Боюсь ошибиться, ведь ошибка эта будет дорого стоить всем.

– Хорошо, – после недолгой паузы устало произнес Машибо. Видимо эта тема была ему неприятна, и то, что он решил поделиться с друзьями, являлось большой удачей.

Затаив дыхание, Пато приготовился слушать.

– Совсем недавно это случилось, хотя по вашим меркам так выходит, что чуть ли не в момент сотворения Мира. После того, как братья мои и сестры создали то, что вы называете своей землей, мне, как младшему из всех, предстояло заселить недра ее и поверхность. Оживить воды и небо. И я сумел все это проделать блестяще. Братья хвалили меня, сестры подбадривали и шутили. Один лишь Итко не присоединился к ним, а, как всегда, поставил под сомнение все то, что было сотворено мной. Одна из сестер моих – Тсоа – вступилась за меня и предложила испытать все то, что с таким трудом я создавал. Посоветовала Итко начать с крокодилов, заявив ему, что более милых существ она не встречала. Видимо надеялась, что эти бестии откусят Итко левую руку, и тот останется совсем без них. Ведь правой кисти у него нет уже давно. Он так и поступил. Долго носился над землей, заглядывал в недра ее и нырял в глубины. Итко искал то, к чему можно было придраться. На его беду все, что я создал, оказалось прекрасным, и он уже хотел вернуться и признать меня равным среди Богов. И вдруг он увидел людей. Он не знал, что мне разрешили создать и вас. О, он был в ярости. Вернувшись, Итко накинулся на нас всех и проклинал за то, что мы испортили все, что создали. Он кричал, что никто не имел права создавать людей без его ведома и согласия, и был прав. Сестры и братья тайком от него дали мне такое разрешение. Преступное разрешение, я бы сказал. Но мы все недолюбливали Итко за его нрав и всегда скверное настроение. Я понимаю, что это нас не оправдывает, но все же как приятно было слушать его вопли…

Была битва, и были биты все. Не осталось целых, все пострадали. Взбешенный предательством братьев и сестер, Итко покинул нас. Сотворил себе логово и затворил его от нас. Я чувствую, что поступил правильно, создавая вас. Только не могу понять одного – почему его обида ранит только меня и оставляет равнодушными всех остальных.

Что было потом – ты знаешь, храбрый Тао.

Машибо замолк, и только треск костра оживлял пространство вокруг путников и усталого, сбитого с толку молодого Бога Машибо, Великого Духа, который, как оказалось, не был создателем всего видимого и невидимого. И как видел Пато, даже Боги не знают ответов на некоторые вопросы.

Глава 6

Огонь погас. Настало время тишины и покоя. Сон никак не желал окутать Пато своим покрывалом, ему только и оставалось, что смотреть в черное небо. Мысли в голове ничем не отличались от событий последних дней: сумбурные, неспокойные, они никак не желали сплетаться в понятный для него узор. Слишком много всего свалилось на его плечи.

Положив себе разобраться со всем этим позже, к своему удивлению Пато успокоился и, мирно задышав, провалился в сон. Молодое сильное тело его требовало отдыха и как можно больше. Как оказалось, не имело никакого значения для его организма, как, где и сколько отдыхать. Представился случай – хватайся за него. Так, незаметно для самого себя, Пато постиг еще одну науку, надлежащую воину.

Как острая сталь разрезает натянутый полог шатра, так протяжное блеяние козы вспороло сладкую пелену грез и вырвало Пато из сна. Пробуждение было резким и неприятным. Вскочив на ноги и ошалело поискав глазами источник шума, он произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Как коза, откуда? Мы же ее вчера съели. Или тут не одна была?

Ответа не последовало, но он увидел нечто, что помогло его глазам открыться окончательно, даже более того, он испугался, как бы не пришлось придерживать их руками, что бы они не вылезли из орбит и не упали к его ногам.

Прямо на него несся вчерашний ужин. Воинственно покачивая рогами, на которых хаотично болтались их с Тао пожитки, к Пато приближалась коза. Та же чистая, белоснежная шерсть, те же копыта и рога, глаза, наполненные не животным разумом. Сомнений не было – это она. Но как? Каким образом это существо оказалось живым?

– Моя животина, что хочу, то и делаю, – раздался за спиной голос Машибо.

В тот самый миг коза добежала до Пато и, резко остановившись, мотнула головой, сбрасывая ношу на землю. Презрительно фыркнув, отошла в сторону, оставляя гостя и хозяина наедине.

– Не вижу смысла в том, чтобы держать при себе целое стадо, – снизошел до объяснения Машибо. – Гостей, которые нуждаются в пище, у меня почти не бывает, так что нет ничего страшного в том, чтобы моей козе побыть без шкуры одну ночь. С нее не убудет. Только шерсть гуще расти станет.

Рассмеявшись, он помахал Пато, призывая того подойти ближе.

– Сейчас вернется Тао, и вы отправитесь дальше.

– А где он?

– Молится в уединении. Мне молится.

Тут уж и Пато рассмеялся. Нечто во всей этой ситуации с молитвой тому, рядом с кем находишься, было нелепым и смешным. Машибо оставался серьезным и в свою очередь заметил:

– Тебе бы так же не помешало молиться чаще. Мне это не нужно, а вот тебе только на пользу. Молитва – это не хвала Богу, молитва – ни что иное как напоминание человеку о том, что над ним есть сила, которая не подвластна ему. А коль есть сила, то и спрос за дела возможен. Подумай на досуге об этом, коль он, этот досуг, случится в ближайшее время.

Пато решил прислушаться к совету и пообещал самому себе, что при первом же удобном случае вернется к этому.

– Я в последнее время все чаще думаю о том, что сказал мне Итко в последнюю нашу встречу, – Машибо опустился на землю, сев на скрещенные ноги.

– Я могу узнать, о чем, или мне не по чину задавать такие вопросы? – решился подать голос Пато.

Бог с лицом ребенка улыбнулся:

– Я оценил шутку, – и закивал. – Можешь. Почему нет?

Он хлопнул в ладоши, и коза, сорвавшись с места, как верный пес, подбежала к хозяину. Она терлась о его плечо и блаженно жмурилась, в то время как хозяин поглаживал ее по загривку.

– Он сказал мне, что все мои старания пойдут прахом. И все, что создал я, будет уничтожено последним моим творением. Вами. Людьми. Но не вашими руками.

Машибо вновь посмотрел на гостя. Что он хотел увидеть, осталось для последнего загадкой. Может, он ожидал какой-то реакции от Пато, каких-то слов? Если и ждал, то никак себя не выдал и продолжил:

– Когда бой был окончен, и все разошлись залечивать раны, он подошел ко мне и, прежде чем навсегда покинуть нас, сказал, что поможет мне понять, в чем я ошибся, создавая вас. Сказал, что ускорит то, что так или иначе произойдет с человеком. Он заразил вас сомнением, стремлением быть лучше. Но вы не хотите быть просто лучше, вам необходимо быть лучше других. Это загадка для меня. Во мне нет этого качества, а ваше сознание всего лишь капля моего. Так откуда в вас столько ненависти к себе подобным? Жадность, жестокость… Во мне этого нет.

– Не все таковы, как ты говоришь, – осмелился возразить Пато. – Есть достойные люди. Ганы, например. Для них все то, что ты перечислил, неприемлемо.

– Довольно! – резко прервал Машибо. – Ты своими словами подтверждаешь слова Итко. Ты делишь людей на лучших и не лучших. И будучи ганом ставишь себя выше остальных. Да будет тебе известно, что они не так хороши, как ты себе нарисовал в воображении своем. Ты, – ткнул он пальцем в грудь Пато, – куда идешь? Чего ищешь на пути своем? Отвечай!

– Сейчас я не знаю, куда мы идем. А ищем мы зверя-Итку. Ищем врага человеческого, чтобы уничтожить его.

Машибо сник, плечи его опустились, и лицо помрачнело. Казалось, что он вдруг постарел и уже выглядел не юнцом, а наоборот, древним старцем.

– Во мне нет этого и не было никогда, – вновь повторил он.

– Врагов не стоит искать, – Тао появился неожиданно, но весьма кстати. Пато уже не знал, как себя вести и что говорить, всерьез опасаясь наболтать лишнего и пуще прежнего разозлить Машибо. Что-то подсказывало, что добром все это не закончится.

– Искать необходимо друзей, – продолжил мастер. – И как только ты найдешь последнего из них, ты поймешь, Пато, что врагов не осталось на земле.

Машибо с благодарностью посмотрел на мастера Тао.

– Ты один, кто это понимает. К сожалению.

В этом мире все было запутано и имело странные объяснения. Боги, которые не способны мирно договориться между собой. Люди, жаждущие убийств не меньше чудовищ Итку. Пато был в смятении. Что пытаются сказать ему эти двое: человек и тот, кого зовут Машибо?

Если на это все можно найти ответ, вернее, если этот ответ существует, то Пато сделает все от него зависящее для того, чтобы его найти.

– Нам пора, – голос Тао нарушил воцарившуюся тишину.

Вещи были подобраны и разделены поровну между путниками. Машибо молча взирал на своих гостей, поглаживая своего питомца. Когда Пато и мастер Тао были готовы выступить в путь, он поднял руку и, указывая на запад, произнес:

– Город мастеров там, Тао. Ты знаешь, что делать. Если так случится, и ты окажешься в смятении, помни – стоит только спросить, и ответ не заставит себя ждать. Удачи тебе и твоему невоспитанному другу.

Тао Ган опустился на колени и, коснувшись лбом ступней Машибо, поблагодарил его за кров и совет. Пато ограничился низким поклоном и коротким – спасибо. Из ладони Бога вырвался уже знакомый путникам серебристый ручеек и устремился прочь, проворно огибая препятствия на своем пути. Встав по разные стороны от живого потока, друзья двинулись по течению. Подойдя к стене мерцающего цилиндра, они услышали:

– Не ждите покоя в пути. Он остался со мной.

* * *

Как только друзья вступили в стену света, они услышали громкий сухой щелчок, и волосы их растрепал налетевший ниоткуда ветер. Открыв глаза и осмотревшись, Пато, подражая будничному тону мастера, произнес:

– И стоило бы удивиться, а вот не могу. Привык, наверное, к чудесам за последние дни.

Силой ли Машибо, или другой некой неведомой им силой их перекинуло с гор прямиком к тому холму, за которым состоялась первая и пока последняя встреча Пато с Итку.

Разговаривать о чудесах не хотелось. А чего же хотелось? Ответ находился на поверхности – хотелось уйти от этого места как можно дальше и как можно быстрее.

Солнце, так ярко светившее в пенатах Машибо, тут, у подножия гор, лишь слегка обозначило свое присутствие. Небо над головой посерело, звезды погасли, но пройдет едва ли больше получаса, как красное колесо, перекатившись через вершины Аскалат, одарит всех своим теплом и принесет весть о том, что мир все еще жив.

«Мир все еще жив, – размышлял Пато. – Жив. Я жив, мастер Тао, по-моему, больше жив, чем кто бы то ни было. Хотя, если присмотреться, так жизнь эта не так-то и бьет ключом. Его жизнь больше похожа на рутину, чем на приключение. Не так я себе все это представлял. Наивный юнец. Думалось, что жизнь гана – это нечто наполненное приключениями. Жизнь, в которой все понятно и просто. Вот, с одной стороны, абсолютное зло – Итку, и зло это истребляется абсолютным добром. Олицетворяют это добро, естественно, ганы. А в действительности что? Сплошь и рядом одни загадки. Вот убили мы Итку, и что? Ладно, не мы, а мастер Тао убил, так что с того? Тем четверым, – он посмотрел на могилу, мимо которой они проходили, – легче от этого? Кто не дождется их? Сколько женщин и детей станут оплакивать своих сыновей, мужей и отцов? Эх…»

Ноги пружинили, ступая по опавшим иглам сосен, покрывающим все вокруг. Еле заметная тропа, не став исключением, была так же щедро посыпана ими. Звери, набившие этот путь меж стволов, устремленных в небо, лишь слегка примяли то, что хвойным древам заменяло листву.

Обнаглевшие непуганые белки задевали пушистыми хвостами путников, перепрыгивая с ветки на ветку над самыми их головами. Тао едва заметным движением остановил полет одной из этих вертихвосток и теперь устраивал ее на своей груди, приговаривая что-то тихим, спокойным голосом. «Рыжуха», как называли белок дети племени Калат, недолго противилась и через мгновение мирно задремала.

– Подарок, – оправдывая свой поступок, пояснил Тао.

– Кому?

– Есть кому. Увидишь.

Впервые Пато сделал то, о чем тайно мечтал уже давно – махнул рукой. Удивительно, но стоило ему таким образом закончить разговор, как от неловкости, возникшей после уклончивого ответа старшего товарища, и следа не осталось.

«Надо чаще так поступать, – подумал он. – Не стоит пытаться разгадывать те загадки, на которые ответ придет сам».

Дальше шли молча.

Через три часа неспешной ходьбы решено было встать на привал.

Непривычным казалось то, что не было необходимости куда-то спешить. Проходя обучение у мастера, Пато приходилось постоянно куда-то бежать. И он бежал, прыгал, сражался и был бит. Теперь Тао Ган относился к нему как к равному и уже не просто объявил о привале, а спросил, что по этому поводу думает сам Пато. Было непривычно и лестно.

Углубившись чуть в чащу, нашли уютный островок земли, не исковерканный, как все вокруг, выступающими корнями. Тут даже травка пробивалась сквозь вездесущий покров сухих иголок. Устроились.

– У нас, оказывается, есть мед, – копошась в недрах походной сумки, с удивлением заметил Пато. – Горный.

– Я бы удивился, если бы этот мед оказался с равнин. Спасибо Машибо за столь щедрый подарок.

Протянув мастеру Тао изрядный кус, сочившийся янтарным густым соком, Пато с величайшим наслаждением отведал от своего. Теплый липкий мед медленно и нехотя сползал в желудок и уже из него попадал прямиком в жилы, наполняя их бодростью и силой.

– Истинно Божий дар. Спасибо Машибо, – поспешил и он, подражая мастеру, поблагодарить того, чьим творением являлись они, да и все люди в целом.

«Странно, – вновь вернулся к размышлениям Пато. – Я узнал, что тот, кому мой народ приписывал создание всего видимого и невидимого, таковым вовсе не является. Оказалось, что он, Машибо, вовсе не самый-самый, а всего лишь младший из богов. Да, уж… И я не удивлен. Даже не шокирован. Видимо люди это знают с рождения, ведь мы неотъемлемая часть его. А значит… Что это значит? То, что мы знаем то, что знает он. Не в такой мере, конечно, и многие знания в нас дремлют, но все же. Есть такие люди, в чьих силах разбудить в себе те или иные воспоминания Бога, и раскрыть в себе нечто сверхчеловеческое. Как ганы или шаманы. Правда особых знаний я не получил, но они наверняка в будущем дадут о себе знать. Будет обидным не дожить до этого будущего».

– Я запутался, – уже вслух сказал Пато. – Разберусь ли во всем этом хоть когда-нибудь?

– Да.

Тао Ган отер руки о траву и припал к горлышку фляги. Утолив жажду, он протянул сосуд Пато. Выразив благодарность коротким кивком, тот взял и несколько раз глотнув, вернул флягу ее хозяину.

– Я тут размышлял, – начал Пато, и тут же был прерван.

– Знаю, о чем, – подняв руку, встрял Тао. – Мы все через это проходим. Все вопросы, что задаешь себе сейчас ты, Пато, мне хорошо известны. Для того, чтобы понять ход твоих мыслей, не обязательно уметь читать их. Достаточно опыта.

Он замолчал и, сорвав травинку, прикусил ее, отчего приобрел некий залихватский вид.

– Твоя беда в том, что вопросы себе ты задаешь неверно. Именно – неверно. Оттого и ответов на них отыскать не в силах. Совет могу дать тебе всего лишь один, если ты все еще нуждаешься в моих советах, конечно.

Он вопросительно приподнял правую бровь, обращая взор на Пато.

– Мне всегда будут нужны твои советы, Тао, величайший из ганов.

– Так вот, – продолжил мастер, – совет мой очень прост: не бойся ошибиться в своих выводах и, найдя, как тебе может показаться, ответ на свой вопрос, задайся этим вопросом в другой раз. И, если по истечении некоего времени, ответ останется прежним, то значит и вопрос являлся верным.

Пато с досадой пожевал губами и буркнул:

– Спасибо, Тао. Я еще больше запутался.

Звонкий смех, раздавшийся на полянке, вспугнул пичуг, задремавших было на кустах поблизости. Освободившись от тяжести, тонкие ветки закачались, отчего тени заплясали на лицах путников.

Веселье оборвалось так же резко, как и началось. Тао Ган с серьезным видом поднялся на ноги и неспешно завозился с поясом. Когда пряжка была застегнута, он, все еще не спеша, отстегнул от пояса меч и, протянув его Пато, тихо сказал:

– У нас гости. Приготовься.

– Сколько и где? – сквозь зубы очень тихо поинтересовался Пато, всем своим видом показывая, что ничего не произошло, подхватывая игру мастера. Главное сейчас никак не выдать «гостям» своего знания о том, что «гости» эти замечены.

– Четверо, запад, – закрутился Тао по поляне, поднимая сумку и укладывая в нее какие-то вещи. – Лошадей оставили, идут тихо.

Он опять усмехнулся. Видимо его развеселило это «тихо».

Теперь уже и Пато услышал шаги. Осторожные и умелые. Эти люди знали лес и были, судя по всему, отменными охотниками. Вот только их беда в том, что с жертвой своей они, не зная того, поменялись местами. И уже они сами стали жертвой. С ганами не шути.

«Птицы! – вдруг осенило Пато. – Они сорвались с кустов и полетели на запад. Но что-то их заставило свернуть с намеченного пути. Вот как Тао понял раньше меня, что у нас гости».

Так все и было. Оставалось только укорить себя и впредь, даже отдыхая, не переставать следить за окружающим миром. Решено.

Тао шагнул к ученику и, чуть развернувшись боком в сторону гостей, шепнул:

– Не убей никого. Это просто люди.

До Пато долетел едва различимый звук, который ни с чем спутать невозможно. Он услышал угрожающее потрескивание натянутой тетивы лука, а за ним легкий сухой щелчок, освобождающий стрелу. Стрелу, пущенную в двух ганов.