Текст книги "Меркурий – до востребования"

Глава 11

Меркурий был известен с давних времен. Греки дали этой планете два имени: Аполлоном они называли ее как утреннюю звезду, и Гермесом как вечернюю. Греческие астрономы знали, однако, что эти два имени носит одно небесное тело.

Вы когда-нибудь бывали в офисе Сима Красповица? Навряд ли. Туда не так-то легко попасть, хотя это не закрытый объект и, в принципе, почему бы и нет? Старинный особняк, желтое здание с портиком и белыми колоннами, в самом центре Москвы, в узком кривом переулочке, небольшой садик, чугунная ограда. Очень приятное место. Тихо, спокойно, красиво, классицизм ласкает глаз.

Этот тип архитектуры как бы говорит – все должно быть просто, понятно: вот база, вот колонна, вот антаблемент, вот портик, на нем лежит двускатная крыша, а что еще? Желтый цвет умиротворяет, а белые колонны придают этой умиротворенности нарядность и торжественность.

Магда много раз проходила мимо этого места, даже не подозревая, что именно оно является гнездом могущественного мецената Красповица. Она долго готовилась к этому походу. Просчитывала все варианты, продумывала, во что одеться. Тут ни в чем нельзя было ошибиться. Она решила, во что бы то ни стало понравиться Красповицу и максимально привлечь его внимание к рукописи Пупель. Магда понимала, что задача стоит не из легких. Второй попытки может и не быть.

– Поэтому, – рассуждала Магда, – мне просто кровь из носу необходимо его уговорить прочитать рукопись. – В том, что рукопись Красповицу понравится, она не сомневалась. – Если он такой, как о нем говорят и пишут, такой особенный, глубоко понимающий, ему не может это не понравиться. А если ему не понравится, то, значит, он не такой, тогда буду искать таких. Но почему-то мне кажется, что он такой, есть какие-то предчувствия.

В коричневой юбке чуть ниже колен, в изящных замшевых сапожках с пуговками, в каракулевом полушубке, вся такая из себя и вместе с тем строго, с элегантной папкой, купленной специально для этого визита, она открыла дверь особняка.

– Простите, вы к кому? – вежливо поинтересовался охранник.

– К Симу Савовичу.

– Пройдите в холл, на втором этаже, – опять вежливо произнес охранник.

Магда поднялась по мраморной лестнице и очутилась в небольшой зале, убранной со вкусом и особенной простотой.

«Пока мне все нравится», – рассуждала про себя Магда.

Не зная, сразу стучать в дверь предполагаемого кабинета или подождать, пока ей кто-либо займется, Магда присела в кресло и начала оглядываться.

На стенах висели две картины. Клод Моне и Сутин. В углу залы стоял закрытый рояль Stenway&Sons.

«Очень серьезная заявка, – думала Магда. – Он действительно похож на то». Никто не приходил, в зале было тихо. Наконец Магда решилась. Она встала, подошла к двери и постучала. Никакого ответного «да-да» или «войдите» не последовало. Магда приоткрыла дверь и зашла.

Просторный кабинет был пуст.

Огромные книжные шкафы до потолка, большущий письменный стол.

В глубине небольшая дверка в соседнее помещение чуть приоткрыта. Магда кашлянула. Никто не отозвался. Тогда она набралась смелости, подумав, будь что будет, направилась прямо к приоткрытой дверке и заглянула в соседнюю комнату.

Посреди комнаты лежал на животе огромный мужик. Он разглядывал какие-то картинки, разложенные на полу, как ребенок мотая ногой и хмыкая.

– Сим Савович? – обратилась к мужику Магда.

Мужик, не вставая, повернул голову в ее сторону и вопросительно кивнул.

– Магда, – представилась Магда.

– Вот, Магда, любуюсь, но сомневаюсь, – как ни в чем не бывало начал рассуждать мужик.

– В чем сомнение? – участливо поинтересовалась Магда.

– Говорят, подлинный Атлас Меркатора, красиво сделано, все двенадцать гравюр, но…

«А мне сегодня действительно везет, бывают все-таки удачные деньки», – подумала Магда.

Дело в том, что старинные географические карты были безумной страстью ее бывшего мужа Кирюши. В связи с этим Магда тоже глубоко копнула и в этом вопросе была докой, экспертом, знала не понаслышке. Сколько вечеров провела она, изучая литературу по старинной картографии, и, кто бы мог подумать, время ее не было потрачено зря.

«Все когда-нибудь пригождается», – рассуждала про себя Магда, рассматривая из-за лежащего Красповица разложенные на полу гравюры.

– Можно взглянуть? – спросила она.

– Да, конечно. – Красповиц немного подвинулся и пригласительно махнул рукой.

Магда хихикнула, она представила себе, как уляжется рядом с Красповицем на пол и как он закинет ногу на ногу.

– Посмотрите, – приглашал ее лежащий Красповиц.

Магда подошла поближе, присела на корточки и стала внимательно разглядывать гравюры.

– Первый, говорят, атлас Меркатора, 1637 года. Двенадцать листов, – опять заговорил Красповиц.

– Врут, – резюмировала Магда.

– И я так думаю. А вы основываетесь на чем-либо или просто чутье?

– Первый атлас Меркатора «Новое и наиболее полное изображение земного шара, проверенное и приспособленное для применения в навигации» был выполнен на восемнадцати листах в 1569 году.

– Вот и я чуял подвох какой-то, откуда же тогда этот 1637-й?

– В 1604 году наследники Меркатора продали права на издание атласа и его медные доски амстердамскому картографу и издателю Хондиусу, который сам, а потом его сыновья, переиздавали атлас. После 1604 года атлас уже назывался Меркатора – Хондиуса.

– Хондиусом тут даже не пахнет, никаких следов Хондиуса не видать.

– Тут не только Хондиуса нет, тут нет главного.

– Это чего же?

– Отсутствует карта «Тартария».

Красповиц резко вскочил с пола. Магда от неожиданности шарахнулась в сторону. Стоя он казался просто великанищем. Грубые черты лица, нос картофелиной, бритая голова, борода с сединой, протертые джинсы, какая-то не то хламида, не то толстовка, правда, ботинки дорогие, из мягкой кожи.

«Вот чудо-юдо, шкаф – мамонт, а глаза добрые», – про себя отметила Магда.

– С этого места поподробнее, – проговорил Красповиц, приглашая Магду присесть на диван.

– Что конкретно вас интересует? – Магда с достоинством уселась и улыбнулась.

– Какая такая карта «Тартария»?

– Карта, созданная Юдокусом Хондиусом для атласа Меркатора, впервые выпущенная в свет в Амстердаме в 1606 году. Она включалась во все издания атласа до 1638 года. На этой карте убедительно и правдоподобно показаны не только воображаемые города – Серпонов, Грустина и Тартар, но и земли, заселенные невиданными и ужасными племенами Гог и Магог, чье, по пророчеству, появление перед концом света приведет к уничтожению всего человечества.

– Гоги и Магоги уже давно переехали из тех заселенных мест сюда, вы считаете, конец света близок?

Магда подумала, что сейчас как раз наступил тот подходящий момент, когда можно приступить к делу, по которому она, собственного говоря, пришла к Красповицу. Можно, конечно, было еще поговорить о конце света, но беседа на такие темы, как правило, занимает очень много времени. Магда была абсолютно не в курсе о наличии времени у Красповица. Судя по его поведению, он никуда не торопился, но у странных людей странные причуды, от них всего можно ожидать. Магда решила все-таки начать.

– Сим Савович, – обратилась она к Красповицу, – я к вам пришла по одному делу.

– Точную дату конца света вы можете назвать? Я вижу, у вас хорошая память на даты, – продолжал развивать предыдущую тему Красповиц.

– Тут я затрудняюсь, Ньютон писал вроде бы 2060 год.

– Вы никогда не теряетесь, Магда, – Красповиц посмотрел на нее своими добрыми глазами. – Так по какому делу вы пожаловали, всезнающая Магда?

Магда улыбнулась и начала объяснять суть проблемы. Она достала из папки рукопись, подробно расхваливая все замечательные качества текста и сюжета.

– Кстати, – сказала Магда, – в рукописи есть очень своеобразная трактовка конца света, и страна, которая не указана ни в одном атласе. Мне кажется, это должно вас заинтересовать.

– Ваше произведение? – поинтересовался Красповиц.

– Нет, моей подруги.

– А почему вы принесли?

На этот вопрос Магда решила ответить с полной откровенностью.

– Видите ли, Сим Савович, – начала она, – моя подруга абсолютно плохо бы вам его приподнесла. Она что-то бы лопотала, может, по дороге передумала бы нести, в общем, я взяла это на себя. Я понимаю, конечно, что вы человек занятый, но очень вас прошу, может, вы выделите немного своего времени и прочтете роман?

– Может, и выделю, все может быть, – проговорил Красповиц.

– Сим Савович, как я узнаю о вашем прочтении? Могу ли я вам позвонить или зайти?

– Заходите.

– Недельки через две?

– Можно и через две. Расскажите мне еще историю с географией. Кстати, Меркатор – это имя или фамилия?

Магда опять улыбнулась.

– Открытия Колумба, Васко да Гамы, Магеллана не изменили бы представления человечества об окружающем мире, если бы не были осмыслены и оформлены в виде новой географии. Эту задачу выполнил Герард Меркатор, – произнесла она и направилась к двери. Она взялась уже за ручку, как вдруг дверь распахнулась, чуть не сбив ее с ног.

В комнату вошли одноклассница Магды Надя Коляева и Марк.

Магда выпучила глаза, увидев эту парочку. На минуту ей показалось, что она очутилась на том давнишнем Новом годе, для полной комплектации не хватало Пупель и Погоста.

– Сим Савович, – заговорила Надя, кинув быстрый пронзительный взгляд на Магду и слегка кивнув ей, – к вам Марк Коняшкин.

Марк злобно смотрел на Магду, никак не проявляя их знакомство.

– До свидания, Сим Савович, спасибо, – проговорила Магда и, протиснувшись между Надей и Марком, вышла из кабинета Красповица.

Настроение у Магды было испорчено. Она ломала голову, что тут делают Надя и Марк?

Стоять под дверью было и неудобно, и бессмысленно. Магда решила медленно, очень медленно двигаться к выходу. Она уже почти дошла до лестницы, как вдруг услышала, что дверь в кабинет Сима сначала открылась, потом опять захлопнулась. Магда сделала несколько шагов назад в сторону холла. Цокая каблуками, ей навстречу шла Надя.

– Привет, сколько лет, сколько зим, – заговорила Магда. – Что ты тут делаешь?

– Я-то здесь работаю, а ты откуда и зачем? – Надя была мила и доброжелательна.

Магда немного успокоилась, но до конца не расслабилась, мысли крутились у нее в голове.

– Как дела? – начала любезно интересоваться она.

– Все нормально. Ты совсем пропала, вообще никогда не звонишь, как Кирюша? – затараторила Надя.

– Кирюша объелся грушей.

– Да ты что? Вы расстались?

– Разбежались, а ты замуж не вышла?

– Мужиков нормальных нет, вымерли, как класс.

– Ты давно работаешь у Красповица?

– Да уже прилично, но тут тебе искать нечего, я сама поначалу думала, и так и сяк крутилась, бесполезно, мне кажется, он вообще женщинами не интересуется.

– Он что, пидор?

– Нет. Он вообще не по этому делу. Я думаю, он импотент, абсолютно асексуальный человек, и это при такой внешности мачо. Бабы вешаются на него, он полный ноль внимания.

– Я к нему по делу приходила.

– У него целыми днями тут люди топчутся. Что же ты мне не позвонила? Я бы тебя провела и представила как надо.

– Откуда же я знала, что ты у него работаешь? Мы же лет сто не разговаривали. А Коняшкина ты к нему притащила?

– Нет, представляешь, все возвращается на круги своя. Звонит мне тут Сусанка и говорит, что договорилась с Симом о встрече по поводу одного очень интересного скульптора – Марка Коняшкина. Думаю, ладно, поглядим, посмотрим. Притаскивается позавчера, мы с ним тоже сто лет не виделись, после той истории я вообще с ним не разговаривала. А тут встретились, он мне прямо на шею кинулся: «Наденька! – верещал. – Как я мог?» Его ведь Пупель-то бросила. Я ему тогда еще говорила, с этой придурочной не вяжись, она не в себе, и никогда не будет в себе, можно лечить, но это вылечить невозможно, ты там хлебнешь. Вот она его кинула, а он волосы на себе рвал, чем она их берет только, не понимаю? Ни кожи, ни рожи, совершенно безумна. Теперь Коняшкин мне каждый день названивает, приглашал в ресторанчик какой-то. Я пока ломаюсь, а то возомнит еще. Ой, телефон в моем кабинете, не пропадай, звони.

Надя побежала через зал и юркнула в небольшую дверь рядом с лестницей.

Магда направилась за ней. Она заглянула в комнату. Типичная секретарская, стол завален бумагами, шкафы, полки, тумбочки, ксерокс. Единственное, что было не характерно для такого рода помещений, так это роскошный ковер, с каким-то африканским мотивом.

«Все-таки чудной он человек», – подумала Магда. Стараясь не сильно наступать на африканскую красоту, она подпрыгнула к столу. Надя разговаривала с кем-то по телефону активно и очень подобострастно, все время приговаривая: «Да, да, я ему передам, обязательно, конечно, я этого не могу сказать, обязательно, даже не знаю…»

– У меня нет твоего номера, старая записная книжка потерялась, – прошептала Магда.

Надя протянула ей визитку.

– Давай звони, – проговорила она одними губами.

Магда нацарапала на листочке свой телефон и удовлетворенная вышла из особняка.

История Пупель

Шло время, жизнь Пупель протекала. Что это была за жизнь? Мрак.

Она ни с кем не общалась, кроме Погоста. В дополнение ко всем своим замечательным качествам Погост еще был до ужаса ревнив. Он не хотел, чтобы Пупель ходила куда-нибудь. Исключением было высшее художественное заведение и работа. Тут он смирялся. Разговоры Пупель по телефону тоже грубо им пресекались. С Магдой общение случалось от случая к случаю. К Магде Пупель приезжала после скандалов. Та поначалу утешала ее, а впоследствии говорила, что надо резко рвать. Конечно, Магда была права. Пупель это понимала, но не делала.

Однажды, дело было перед очередной сессией, Пупель ничего не успевала, к экзамену по истории искусств не была готова абсолютно, а билетов было больше ста. Завалить экзамен значило бы не получить стипендию. Пупель была вся на нервах. Как можно за ночь выучить сто билетов по истории искусств?

Погост, напротив, пребывал в хорошем настроении, он читал книгу, что-то насвистывая.

– Пора нам расслабиться и отдохнуть, – проговорил он.

– Завтра экзамен, а у меня конь не валялся, а если завалю, стипендию не дадут, – сказала Пупель.

Потом она очень жалела о своем поступке. «Лучше бы экзамен завалила, – думала она. – Хотя, если он этим занимается, то какая разница, может и хорошо, что я теперь это знаю. И вообще, снявши голову, по волосам не плачут».

– Хоть один билет знаешь? – поинтересовался Погост.

– Что он мне даст, один билет?

– Есть у тебя один билет, который ты знаешь отлично?

– Ну, предположим, билет номер пятнадцать «Искусство Византии».

Погост дернул Пупель за волосы, вырвав большой клочок. От боли она взвыла. Выпучив глаза, отшатнулась от него. Погост держал в руках лезвие «Нева». Он схватил ее за руку и полоснул по пальцу, фонтаном хлынула кровь. То же самое Погост проделал со своим пальцем. Пупель замутило, она подумала, что Погост совсем лишился рассудка и решил покончить с ней, а заодно и с собой. Она закричала.

– Чего ты орешь, как резаная? – возмутился Погост.

– Я и есть резаная. – Пупель сжалась в комок.

Погост прижал волосы к своему кровоточащему пальцу.

– Я тебе помогаю, дурочка, – он приложил кусок волос и к ее пальцу, что-то бормоча. Потом завернул волосы в бумагу. – Завтра перед экзаменом вынешь, приложишь к сердцу, и все будет нормально. Ни в коем случае эту вещь не показывай, ничего никогда не рассказывай. Это достаточно серьезно. Могут твои близкие пострадать, твоя родная кровь, – предупредил ее Погост.

Пупель сдала историю искусств на отлично, ей попался билет номер 15 «Искусство Византии».

После этого случая страх не оставлял ее.

Иногда Пупель заходила к родителям. Там, в атмосфере уюта и покоя, чувствовала себя еще хуже. Она ничего не рассказывала им о своей жизни.

– Все нормально, – говорила она, – все в порядке.

Иногда ей хотелось прибежать в отчий дом, заплакать, зарыдать, выкрикнуть: «Помогите мне, спасите, я больше так не могу». Но Пупель понимала, что этого делать не надо, нельзя, ни в коем случае не рекомендуется.

Она ненавидела теософию. Имя Штейнера выводило ее из себя. Пупель больше не слушала вечерние чтения Погоста. Она нашла очень интересный ход. Во время чтения, когда Погост что-то ее спрашивал, она сначала долго ничего не отвечала, притворяясь, что не слышит его вопроса, затем якобы приходила в себя, говоря, что практически уже находится в астрале, видит розовые звездочки и слышит музыку сфер. Может, это и была ее музыка сфер.

Пупель вспоминала Максика. Это было что-то далекое, нереальное, из какой-то совсем другой жизни. Картинки как живые вставали у нее перед глазами. Яркий весенний день, крутой берег реки, звенящий воздух, голубые глаза улыбающегося Максика, его огромные руки, обнимающие ее нежно, но очень крепко.

Видя блаженную улыбку на ее лице, Погост оставлял ее в покое, продолжая читать. Но этот номер проходил не всегда. Иногда Погост требовал конкретики по поводу астральных выходов. Какие звездочки? Какая музыка? Пупель приходилось все это придумывать. На лекциях в высшем художественном заведении, в темном зале, под монотонный рассказ лектора очень хорошо думалось и представлялось.

Там, в этом большом зале, где на экране вдалеке мелькали мутные слайды, якобы иллюстрирующие историю искусств, у Пупель рождались фантастические миры, неземные цвета и даже слышалась фантастическая музыка. Пупель записывала придуманные истории в тетрадку, развлекая себя. Материалов накопилось много. Тетрадки Пупель складывала к себе в стол.

Ежедневные катаклизмы с вешаньем в ванной Пупель удалось блокировать. В один чудесный вечерок, когда представление Погоста было в самом разгаре, гвозди были уже забиты, эспандер прикручивался, Пупель неожиданно пришла в голову очень свежая мысль. Она, вместо того, чтобы умолять Погоста, кидаться к нему, спокойно зашла в ванную и проговорила:

– Если ты сейчас же, сей секунд не прекратишь, я вызову психиатрическую.

Сказано это было жестко и прямо. Затем она вышла из ванной и направилась к телефону. Эффект был потрясающий. Погост как-то сразу утих, самостоятельно вырвал гвозди из косяка и как ни в чем не бывало уселся на кухне, мило щебеча. Но этот метод не действовал в отношении номера сипухи – сыча. Тут, видимо, Погост заводился не по-детски, и ему плевать было на психиатрическую и вообще на все. Ночами чудовищные сцены продолжались. Погост в этот момент совсем себя не контролировал и распускал руки.

В один из таких милых вечеров Пупель выскочила из дома и рванула к Магде в Новые Черемушки. Она ворвалась в метро прямо перед самым его закрытием. Народу было мало, поезд долго не приходил. Пупель стояла на платформе и смотрела вниз, на рельсы. Внезапная мысль: «А не броситься ли под поезд?» пришла ей в голову.

Но страшно было не погибнуть, а покалечиться и остаться до конца дней беспомощным инвалидом. Если бы моментальная смерть! Тут тоже возникли сомнения. Постоянно слушая чтения по теософии и ненавидя это все всей душой, кое-что она все-таки для себя почерпнула. Некоторые вопросы волновали ее. Будет ли смерть моментальной? Внешняя сторона смерти, предположим, произойдет мгновенно, но что в этот момент происходит с душой? Как продолжителен переход?

Вечность может пройти именно в точке ее смерти, и то, что она сейчас считает страданием, на самом деле окажется радостью бытия. И может быть, именно в этот момент начнутся самые настоящие страдания и муки.

Магда не спала. Она сидела на кухне и что-то конспектировала. У Кирюши в комнате тоже горел свет.

Увидев Пупель в состоянии, не поддающемся описанию, Магда усадила ее за стол, налила чаю и сразу же с чаем дала несколько таблеток валерианы. Пупель прерывающимся голосом начала рассказывать о последних драматических событиях, показывая синяки на руках.

– Все, с этим надо немедленно кончать, – сказала Магда. – Так дальше продолжаться не может, он тебя доведет до черт-те чего. У тебя уже совершенно безумный вид.

– Я его боюсь, – призналась Пупель. – Ты не знаешь всех деталей, это такой человек, от него можно всего ожидать.

– Тем более, – продолжала Магда, – нельзя все время сидеть на бочке с порохом.

– Но я не знаю, как избавиться от него, у меня не хватит сил на борьбу. Он очень коварный и, наверняка, придумает такое, чтобы меня доконать, и еще я боюсь за своих родителей.

– При чем тут твои родители?

– Может отразиться на родственниках.

– Да, ты совсем уже дошла до ручки. Давай подходить к делу конструктивно, – предложила Магда.

– Как это? – Пупель смотрела на Магду непонимающими глазами.

– Надо лечить подобное подобным.

– Я в этом ничего не понимаю.

– В чем?

– В черной магии.

– Тьфу, ты, глупости не говори, – возмущенно проговорила Магда, – я вообще не об этом, это все чушь, есть что-либо, чем мы могли бы его напугать?

– Он боится психиатрической больницы, но не ночью, ночью он вообще ничего не боится, ночью он входит в силу.

– Просто триллер какой-то, ночью он всесилен и могуч, как настоящий вампир, а днем спит в обувной коробке, засыпанной землей для фикусов.

– Вот ты смеешься, а мне иногда кажется, что так и есть. Днем он всегда спит.

– Пока поживешь у нас, – сказала Магда. – Можешь уже считать себя свободной, я придумала замечательный план.

От этих слов у Пупель на душе потеплело. Валериана, видимо, тоже уже начала действовать. Пупель стало клонить в сон. Магда постелила ей в большой комнате на диване. Пупель кинулась на этот спасительный Магдин диван и заснула мертвым сном.

Она проснулась утром от ярких лучей солнца и запаха только что сваренного кофе. Первая мысль Пупель была – теперь все у меня будет хорошо. Она приняла душ, выпила вкуснейшего Магдиного кофе и отправилась в Высшее художественное заведение в прекрасном настроении, которого не испытывала уже очень долгое время.

В прохладное, но очень солнечное утро Пупель подходила к дверям Высшего художественного заведения, напевая какой-то мотивчик и вдыхая аромат прелой опавшей листвы, так называемый аромат осени.

На крыльце стоял Максик. Пупель охватил душевный трепет. Что-то внутри затюкало. Мысли запрыгали в голове. «Вот, – думала Пупель, – судьба, вчера все было ужасно, а сегодня мое счастье уже на пороге».

Пупель направилась прямо к Максику.

Он курил и смотрел на нее. Коротко стрижен, без бороды, какой – то другой, какой-то отстраненный.

– Ты вернулся? – Голос Пупель звенел.

– Да, – коротко ответил Максик, кинул окурок на землю и открыл дверь высшего художественного заведения.

– Ты куда?! – вскрикнула Пупель.

– Мне нужно документы забрать.

– Как это?

– Так.

– Ты что, уходишь?

– Да.

– Почему?

– Не хочу учиться.

Максик второй раз взялся за ручку двери.

– Подожди, Максик, нам надо поговорить, – Пупель ухватилась за его рукав.

– О чем?

– О нас.

– Нас больше нет. Есть ты, есть я. О себе я все знаю, а о тебе…. пусти, Пупель, дай мне пройти.

– Давай отойдем отсюда, я должна все тебе объяснить, пожалуйста.

– Пупель, я столько раз это все там проговаривал, мне не хочется.

– Прости меня. Я уже сама себя наказала, ты можешь просто меня выслушать?

– Да, могу, но это ничего не изменит. Меня, честно говоря, не интересуют детали, подробности и всякое прочее.

– Ты хочешь сказать, что если человек ошибся и горько раскаивается, ему все равно уже нет прощения?

– Нет, я ничего не хочу сказать, и мерехлюндию разводить тоже не хочу.

– Ты можешь меня простить?

– Вот голубки опять вместе воркуют, – внезапно, как из-под земли, вырос Платон Платонович Севашко. – Вернулся, Максим, добре. Пупка тут все время ходила, нос повесив, вид такой, просто на ней написано, не подходите, я вся такая, вся страдающая. Чуть из института по первой не вылетела, так это уже в прошлом году вроде было, время-то как летит. Ну, молодцы, добре, добре. Рисовать-то, Максим, не разучился?

– Наверное, уж разучился, Платон Платонович, – проговорил Максик.

– Это ты брось, ты мне эти нюни не допускай, я во время войны практически не рисовал, только в Потсдаме, в самом конце немного, так тогда война была, и не смей мне даже, разучился, тоже мне боец, рука все помнит. Руку не проведешь.

Пупель грустно улыбнулась.

– А ты-то что теперь киснешь? Вот что, ребятки, мне сейчас некогда, у меня уже урок начинается, а вы давайте в воскресенье приезжайте ко мне в мастерскую, чайку попьем.

Севашко сильно дернул ручку двери, и перед тем как бодро шагнуть внутрь, повернулся к ним и строгим тоном провозгласил: «В воскресенье в пять, жду, это приказ».

«Дни поздней осени… и лучезарны вечера». На ветках тишь и гладь. Уныло завывают ветры-кучера, они «гусей крикливых стаи», дыханьем холода нещадно подгоняют и дуют с ночи до утра, сметая все останки лета и яркой осени «прощальную красу», в кристаллы твердые, упрятавши росу, на пруд, накинув сетку ряби, оставив на дороге лужу хляби, торопят, давят, жмут, «пора, пора».