Текст книги "Стервы большого города"

– Приходится осаживать этот молодняк, – усмехнулся он. – Кстати, как у вас идет работа?

Они уже почти спустились вниз – через несколько секунд им придется расстаться, – и, вероятно, для Нико это единственная возможность поговорить с Виктором наедине.

– Мы готовим потрясающий первый номер, – уверенно заявила Нико, переложив малышку на другую руку. – Убеждена, мы достигнем успеха только в том случае, если будем помнить: «Фейерверк» – журнал, поддерживающий женщин. Когда к рекламодателям входит издатель-мужчина, по-моему, это не производит столь сильного впечатления, какое способны создать мы, женщины.

Виктор кивнул:

– Может, вы и правы. Я подумаю об этом.

Нико продолжала в том же духе, постоянно напоминая Виктору, что на рекламодателей необходимо производить самое выгодное впечатление, и одновременно оберегая свой тыл от Брюса. Несколько месяцев прошло без видимого результата, но в конце концов, как всегда и случается, нужный момент подвернулся.

Одна из косметических фирм-гигантов устраивала в выходные дни рекламную акцию и праздник на эксклюзивном лыжном курорте в Чили. Знаменитости, модели и руководство журналов летели на привилегированный «отдых» на частном «Боин-ге-747» – ради подобных мероприятий и жил Брюс. К сожалению, «Сплатч Вернер» не поощряла поездок руководителей в отдаленные места, откуда их было сложно вызвать в случае необходимости. Нико знала, что если бы Брюс хоть немного раскинул мозгами, то остался бы в Нью-Йорке. Трудность заключалась в том, чтобы убедить его лететь.

Но как?

– Это легче, чем ты думаешь, – сказал Сеймур. – Мужчины примитивны. Просто сообщи ему, что он не может лететь.

– Вообще-то я не вправе указывать ему, что он может, а чего не может делать.

– В том-то все и дело, – ответил Сеймур. Утром по средам Нико проводила еженедельные встречи с Брюсом и старшим руководством. В конце встречи она заговорила о мероприятии в Чили.

– Я не хочу, чтобы ты летел, – проговорила она ровным, бесстрастным тоном. – По-моему, ты с большей пользой проведешь время, если останешься на этой неделе в Нью-Йорке.

Потрясенный Брюс поднял брови, но быстро овладел собой:

– Снова строишь из себя мамочку?

Он как будто пошутил, но в голосе прозвучало раздражение.

Через десять минут Брюс зашел к ней в кабинет и захлопнул дверь.

– Нам нужно поговорить. Никогда не смей указывать мне в присутствии персонала, что я могу делать, а чего не могу.

– Это и мой персонал, – спокойно возразила Нико. – Я должна быть уверена, что журнал выйдет в срок.

– У меня свои сроки.

– Как угодно, – пожала плечами Нико. – Я лишь прикрываю твои тылы.

Он недоверчиво фыркнул и вышел.

Ясно, что наживку Брюс заглотил. Пока он катался на лыжах в Чили в обществе моделей, облаченных в бикини, Нико и Виктор подобрали ему замену – женщину. Майк Харнесс мог бы защитить Брюса, но Нико подозревала, что Виктор, настояв на его увольнении, использовал этот случай для того, чтобы держать Майка в рамках.

Брюсу предстояло узнать об увольнении на следующий день после возвращения из Чили. Вероятно, он почувствовал: в его отсутствие что-то случилось, поскольку, прилетев днем, позвонил Нико, предложил вместе поужинать и обсудить «стратегию».

От этого предложения Нико не могла отказаться, и ужин стал одним из первых ярких моментов ее карьеры. Она навсегда запомнила тот вечер, когда сидела напротив Брюса, а тот все говорил о том, что им пора прекратить вражду и попытаться работать вместе, одной командой. Нико кивала и соглашалась с ним, зная, что к полудню завтрашнего дня с Брюсом будет покончено, он покинет здание, и она выиграет. Нико охватило сладостное, ласкающее ощущение власти – а он находился в неведении. Несколько раз во время ужина Нико становилось жаль Брюса, и она подумывала, не сказать ли ему правду, но быстро отбрасывала эту мысль. Они в серьезном бизнесе, а Брюс взрослый человек. Ему придется научиться заботиться о себе.

Точно так же, как ей пришлось научиться этому.

В половине первого, через полчаса после объявления об увольнении, Брюс позвонил ей.

– Это ты подстроила, да? – спросил он с горечью и отчасти восхищением. – Что ж, воздаю тебе должное. Не думал, что ты на такое способна. Я считал, у тебя не хватит духу.

– Это просто бизнес, Брюс, – отозвалась Нико. Боже, какое же опьяняющее ощущение! Она никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

Нико словно оказалась в центре мира. В душе она сознавала, что как женщина должна чувствовать себя виноватой. Она должна казаться себе плохой или устыдиться того, что вела себя неделикатно. На долю секунды Нико стало страшно. Но чего она испугалась? Своей власти? Себя? Или традиционного представления о том, что она совершила «плохой» поступок, а значит, должна быть наказана?

Сидя в своем кабинете после звонка Брюса, Нико вдруг поняла, что ее не накажут. Законов не существует. Большинство женщин считают «законами» правила, установленные мужчинами, чтобы держать их в узде. Понятие деликатности, придуманное обществом, обеспечивает уверенность в том, что женщина, стараясь проявлять такт, будет в безопасности. Но безопасности не существует ни для кого. Безопасность – ложь, особенно там, где это касается бизнеса. Настоящие законы связаны с властью: с теми, кто имеет ее и может ее применить.

И если ты мог это сделать, ты ее имел.

Впервые Нико почувствовала себя равной всем. Она стала участницей этой игры.

В тот вечер Нико купила белужью икру и шампанское «Кристаль», и они с Сеймуром отпраздновали событие. Потом Сеймур захотел секса, а она отказалась. Нико очень ясно помнила то ощущение: она больше не желает никого впускать в себя. Как будто все пустые углы и закоулки внутри ее заполнились, и наконец-то Нико стала самодостаточной.

Но так ли это до сих пор?

Она подошла к окну спальни и посмотрела на улицу. За годы, минувшие после увольнения Брюса Чикалиса, Нико осторожно пользовалась своей властью, применяя ее в полной мере лишь в тех случаях, когда считала это абсолютно необходимым. Она научилась не торжествовать свои победы, даже не признавать их, потому что подлинная власть – это незаметное, всегда контролируемое управление. Побеждая, Нико трепетала, но это не означало, что об этом должны знать другие.

При мысли о Майке и о том, что она с ним сделает, Нико ощутила неизбежный трепет предстоящей победы, хотя эта победа и сочеталась с ощущением пустоты и горечи. Что-то заставляло Нико надеяться: люди в высших кругах корпорации поведут себя достойно, но опыт научил ее, что там, где речь идет о деньгах и власти, всегда происходит одно и то же. Если бы Майк был старше и ждал пенсии… но он не старше. Не устрани она его, он отравит ей существование. Майк уже сделал две попытки подкопаться под Нико, следующий его удар станет нокаутом.

Нико отвернулась от окна и прошлась по восточному ковру. Это просто бизнес, напомнила она себе. Майку Харнессу известно, как действует «Сплатч Вернер». Он должен знать, что в какой-то момент Виктор может снести ему голову. А Майк, кстати, и сам снес уже достаточно голов…

Но всегда полагаешь, что это произойдет с кем-то другим. Никогда не думаешь, что это случится с тобой.

Вероятно, в этом и состоит разница между ней и другими руководителями «Сплатч Вернер», в основном мужчинами. Нико знала: с ней это может случиться. Получив место Майка, она, в зависимости от обстоятельств, удержится на нем два года, возможно пять, а если очень повезет, то и десять. Но в конце концов уволят и ее.

Если только она не займет место Виктора Мэтрика.

Нико посмотрела на темную улицу внизу и улыбнулась. «Нико О'Нилли, генеральный директор компании «Сплатч Вернер», – подумала она. – Вполне реальная возможность».

6

Венди проснулась как от толчка.

Ей снова приснился тот же сон. Она находилась в каком-то месте (в любом) и чувствовала себя слабой и больной. Шла с трудом. Кто-то говорил ей, что она должна сесть в лифт. Венди не села. Безвольно упала на пол. Не могла встать. Жизненная сила покидала ее. Венди уже не контролировала эту силу. Теперь, когда она знала, что умирает, ей стало все равно. Как спокойно лежать там, сознавая: остается только сдаться…

Венди открыла глаза. Проклятие! В комнате все еще темно. Она предполагала, что сейчас четыре утра, но решила не смотреть на часы. Скоро наступит новый день. Сорок третий день, если быть точной. Сорок три дня и пять часов с того момента, как Шон разрушил их идеальную маленькую семью.

Зловещая жирная черная паутина стыда поползла вверх по телу и оплела шею. Венди зажмурилась и стиснула зубы. Она знала множество разведенных людей, но никто никогда не рассказывал, на что это похоже. Говорили об обмане и о том, что ты вдруг перестаешь понимать, кто такой на самом деле твой партнер. Рассказывали о злобе и ненормальном поведении. Но никто не упоминал о стыде. Или о чувстве вины. Или о захлестывающем ощущении полного провала, которое заставляет тебя сомневаться в целесообразности самой жизни.

Стыд резал словно нож. Венди чувствовала прикосновение лезвия этого стыда-ножа к своей коже несколько раз за десять лет брака, когда они с Шоном так злились друг на друга, что мысль о разводе приходила ей в голову. Однако боли и остроты стыда каждый раз оказывалось достаточно, чтобы Венди отступила. Чтобы подумала: как ни ужасна ее супружеская жизнь в этот момент, крушение еще более ужасно.

И весь следующий день, два, три или десять, когда они с Шоном мирились (обычно после особых сексуальных игр), Венди испытывала огромную благодарность к Шону. У них необычный брак, но какая разница? Венди знала, что некоторые женщины сошли бы с ума, если бы им пришлось за все платить, но ей это нравилось. Венди нравилось зарабатывать деньги, много денег; и ей нравилось, что она добилась успеха в этом безумном, жестоком мире индустрии развлечений, который всегда был в буквальном смысле слова развлекательным (хотя часто вызывал чувство неудовлетворенности и страха, и Венди постоянно напоминала себе: лучше страх, чем скука). Она убеждала себя, что справится с этим, ибо обладает душевным равновесием. Есть оазис – ее семья.

Венди повернулась на бок и подтянула колени к животу. Она не заплачет. Но все потеряно, и она не понимает почему. Ей всегда казалось, что они с Шоном и детьми живут прекрасно. Почему-то Венди вдруг вспомнилась рыба Тайлера, Блю Дрейк. Эту китайскую бойцовую рыбку она купила ему в начале прошлого лета, и мальчик пожелал непременно взять ее с собой в Дак-Харбор, штат Мэн, где они проводили две недели, поскольку именно туда ездят обитатели Голливуда. Блю Дрейку был присвоен статус члена семьи, и на протяжении всего пути они заботились о несчастной рыбке, особенно после того, как она пережила шок по вине Шона, пустившего ее по ошибке в ледяную воду гостиничного бассейна. Хлопоты, связанные с Блю Дрейком, превратилось во время отдыха в постоянную тему, в одну из тех историй, над которой, как полагала Венди, они посмеются двадцать лет спустя, когда дети вырастут и приедут домой на каникулы. Горечь сожаления пронзила все ее существо. Теперь этого не будет. Что ждет их семью без Шона? Что станет с этими историями?

Заснуть ей уже не удастся. Теперь каждый день был как этот – раздражал неизвестностью. Венди испытывала страх. Большую часть своей жизни она, как выясняется, провела в тайном страхе. Она боялась остаться одна, без мужчины. Или оказаться не настолько хорошей, чтобы иметь мужчину. Не это ли одна из причин, по которой Венди так стремилась добиться успеха? Чтобы получить возможность купить мужчину? Если ей удалось купить одного мужчину, с горечью подумала Венди, вполне вероятно, удастся купить и другого.

Она встанет и примется за работу. Давным-давно Венди поняла, что единственный способ избавиться от страха – работать еще упорнее. Было пять утра. Безрадостный темный час, но Венди заставит себя встать и почистить зубы. Она пошла на кухню и приготовила кофе. С кружкой отправилась в кабинет, села за дешевый металлический стол. За этим столом занимался Шон, когда учился в колледже, и отказался расстаться с ним из сентиментальных соображений. Венди никогда не давила на Шона, не пыталась заставить его избавиться от стола. Из уважения к мужу она всегда потакала его слабостям. Венди не стерпела бы, если бы Шон начал указывать ей, что делать. На второй год их семейной жизни она поняла: для успешного брака всего-то и нужно обращаться с мужем так, как ты хочешь, чтобы он обращался с тобой.

Но видимо, этого было недостаточно.

Венди взяла верхний из стопки сценариев. Ее поразило, что уже почти двадцать лет это было неотъемлемой частью ее жизни. Сценарии присылали к ней домой для прочтения в выходные, доставляли курьерской почтой в самые экзотические места съемок. Они громоздились в пакетах в машинах, поездах и автобусах. И она все их прочитывала. За свою жизнь Венди, должно быть, одолела около пяти тысяч сценариев. И конца им не видно. Внезапно будущее предстало перед Венди в крайне удручающем свете. Все то же самое, только она будет старше, устанет от работы и одиночества. Теперь в иные дни Венди мечтала на неделю залечь в постель.

Она открыла сценарий, прочла пять страниц и отложила, раздраженная сценой, в которой мать упрекает двадцатипятилетнюю дочь за то, что та еще не замужем. Венди посмотрела на обложку, уже зная, что сценарий написан мужчиной, скорее всего молодым. Только мужчины считают, будто счастливый брак – единственное, чего матери действительно желают своим дочерям. Но сценарий был написан женщиной – Шастой Какой-то-там. «Что это за имя – Шаста?» – подумала Венди, раздражаясь еще сильнее. Да и вообще, какая она женщина – эта Шаста? Неужели не знает, что клише «мать в отчаянии из-за того, что дочь не замужем» вышло из моды?

Поперек обложки Венди написала «Нет» и отложила сценарий в сторону.

Взяла из стопки следующий и немного опустила очки, чтобы лучше видеть. В последнее время Венди заметила, что слова на странице упрямо не желают фокусироваться. Но внимание она никак не могла сконцентрировать. Венди думала о матери из сценария Шасты. Разумеется, до сих пор есть дамы, убежденные, что по-настоящему женщина способна реализовать себя только в замужестве, в детях. Венди всегда ощущала несогласие с теми, кто придерживался мнения, будто положение домохозяйки и зависимость от мужа желанны и привлекательны. До последнего времени ее чувства к этим «другим» женщинам были выражены столь же ярко, как политические или религиозные взгляды, исключающие моральный компромисс. Но теперь Венди растеряла уверенность.

Катализатором переоценки ценностей был ее разговор с матерью два дня назад. Венди позвонила ей, чтобы сообщить о разрыве с Шоном, и не сомневалась в ее поддержке. Она годами верила, что мать – самая главная ее сторонница, и внушала себе, будто добилась успеха благодаря ее влиянию. Венди твердо считала, что в детстве и в подростковые годы мать молчаливо предостерегала ее от участи такой же, как она, домохозяйки, учила, что зависеть от мужчины, особенно такого, как ее отец, – большая ошибка. У матери Венди было четверо детей, и она ни одного дня не работала. Когда Венди еще только вышла из детского возраста, ее мать порой даже не могла утром встать с постели. Понятно, у нее была депрессия, но тогда таких диагнозов не ставили, и домохозяйки, случалось, целый день проводили в постели. Венди иногда обижалась на мать – например, за те неприятные часы, когда тщетно ждала в школе после занятий, чтобы та забрала ее. Но Венди любила мать так страстно, что не замечала ее недостатков. У матери, вероятно, бывали пограничные состояния, истерики, но Венди помнила только, что она была красивой и очаровательной, самой эффектной женщиной в округе, когда хотела этого. Мать сыграла важную роль и в том, что Венди решила добиться успеха.

Во всяком случае, Венди считала так до того момента, когда рассказала матери о них с Шоном.

– О, Венди! – вздохнула мать. – Полагаю, это был всего лишь вопрос времени.

– Вопрос времени? – изумилась Венди. Она ожидала сочувствия, а не обвинения.

– Я знала, что это когда-нибудь произойдет. Такие браки распадаются. Это естественно.

Венди сидела как громом пораженная.

– Я думала, Шон нравился вам с папой.

– Он нравился нам как человек, но не как твой муж. Мы всегда считали, что ваш брак распадется.

Венди изумилась:

– Я двенадцать лет работала!

– Только потому, что Шон ленив. Мы с твоим отцом всегда подозревали, что в один прекрасный день Шону надоест и он уйдет. Я много раз хотела предостеречь тебя, но боялась огорчить.

– Ты огорчаешь меня сейчас. Я только не понимаю почему.

– Я мечтала, чтобы ты вышла замуж за преуспевающего человека и не работала бы так много. Тогда ничего подобного не случилось бы.

– Мне казалось, ты хотела, чтобы я добилась успеха.

В глазах защипало. Собственная мать предает ее?

– Конечно, я хотела, чтобы ты добилась успеха, но для этого не стоило завоевывать весь мир. Я хотела, чтобы ты была счастлива. Я всегда полагала, что ты была бы очень счастлива замужем за адвокатом или банкиром. Ты имела бы детей и при желании могла бы работать.

Потрясенная, Венди ухватилась за край стола. Так вот какое будущее прочила ей мать?

– Ты хотела, чтобы я выполняла какую-нибудь ничтожную работу? – спросила она, от злости повысив голос.

– Она не обязательно должна быть ничтожной, – терпеливо разъяснила мать. – Но обеспечивать вас мог бы муж. Я знаю, ты в это не веришь, милая, но браки устойчивы только тогда, когда муж зарабатывает больше. Мужчины нуждаются в подобном стимуле, чтобы оставаться в семье. Благодаря этому они чувствуют себя на высоте.

– А я? – не веря своим ушам, спросила Венди. – А я не имею права чувствовать себя на высоте?

– Все мои слова ты понимаешь неправильно. – Мать вздохнула, и Венди осознала, что именно к этому стремилась все эти годы. – У женщин есть много способов почувствовать себя на высоте. У них есть дети и дом. У мужчин только одно – работа. И если женщина примется и за работу, трудно ожидать, что мужчина останется с ней.

«Неужели это говорит моя мать? – в ужасе думала Венди. – Она не может верить тому, что говорит». Но внезапно Венди вспомнила, что за последние двадцать лет они с матерью никогда серьезно не обсуждали вопросы секса или отношений. Мать никогда не высказывала своего мнения о мужчинах, о женщинах и о том, какую роль должны играть те и другие, поэтому Венди предполагала, что у них с матерью одинаковый взгляд на жизнь. Неужели все, что она думала об их отношениях, ошибочно?

– Почему ты такая злая, мама?

– Потому что вижу в городе все эти милые пары. Множество семейных пар твоего возраста, с детьми. Мужчины – профессионалы, и женщины работают. Но у них остается время и на то, чтобы отвести своих детей в спортивную секцию…

– Если ты хочешь сказать, что мои дети лишены… – начала Венди.

– О, я знаю, что у них есть все, Венди. Слишком много всего. Но дело не в этом. Те пары выглядят счастливыми.

– Но кто эти люди? Чем занимаются? Они президенты крупных кинокомпаний?

– Это не так важно.

– Это важно! – отрезала Венди. – Только это и важно. Только это и имеет значение…

– Это не означает, что ты не можешь иметь нормальные отношения в семье.

– У меня нормальные отношения.

– С мужчиной, который обеспечивает тебя. У мужчин есть самолюбие. Все эти сказки о том, чтобы женщина руководила… и все прочее… в браке так не получается.

– Много ли мужчин, добившихся большего, чем я? – спросила Венди и почему-то подумала о Селдене Роузе.

– Может, тебе не нужно столь многого добиваться?

Эти слова были просто непостижимы, и Венди не нашла ответа и повесила трубку.

Она не переносила ссор с матерью. Слишком это было тяжело. Причиняло почти физическую боль. И все эти годы Венди вкалывала как проклятая не только для того, чтобы обеспечить Шона и детей. Она хотела позаботиться о матери, когда та состарится.

Взяв кружку, Венди подошла к окну. Она не звонила матери с тех пор, как дала отбой во время разговора, и это тоже тяжким грузом лежало у нее на душе. Почему она теряет близких? За что ее наказывают?

Венди вглядывалась в серую мглу рассвета. Ей хотелось отмахнуться от всего сказанного матерью, но Венди поймала себя на том, что размышляет над неприятной и неизбежной правдой ее слов. Если бы Венди нашла парня, который поддерживал бы и «обеспечивал» ее (ух как она ненавидит это слово – «обеспечивал»), сделала бы она такой же выбор? Ответа Венди не знала, поскольку никогда не рассматривала такой вариант. Вот та горькая правда, которой, как она теперь осознала, ее мать никогда не поймет.

Все всегда говорили, что у женщин есть выбор, но на деле это оказывалось не совсем так. В действительности у женщин нет тех безграничных возможностей, как уверяли все вокруг, – и это Венди начала постигать в колледже. Ко второму курсу она разделила всех женщин на две категории: те, по кому мужчины сходили с ума, влюблялись в них, со временем женились и потом «обеспечивали»; и те, кто по каким-то причинам не вызывал в мужчинах страсти – во всяком случае, не ту великую страсть, которая заставляет мужчин «обеспечивать». Венди сразу же догадалась, что принадлежит ко второй категории и, если хочет от мужчины выполнения каких-то обязательств, должна что-то предложить сама.

План Венди всегда состоял в том, чтобы отвлечь мужчин от своей не слишком выигрышной внешности трудоспособностью, независимостью и умением позаботиться о себе – и, конечно, о них.

И это сработало. После всех лет, проведенных в должности ассистентки, оскорблений, работы до полуночи, чтения сценариев и, в конце концов, продвижения по карьерной лестнице в индустрии развлечений, пришли настоящие достижения. Деньги, отдых на престижных курортах, хорошая одежда и автомобили – за все это она платила сама. Венди говорила себе, что не «нуждается» в мужчине, не «нуждается» в подобных играх.

Но это тоже было ложью.

Она играла в эти игры. Венди с самого начала давила на Шона, хотя подозревала, что он не хочет быть с ней. Она убедила себя, что возьмет его измором и заставит осознать ее значительность. Когда Шон поймет, как много она способна сделать для него, он полюбит ее. Вначале, уговаривая Шона быть с ней, Венди закрывала глаза на его возможные связи с другими женщинами. Никогда не критиковала Шона, всегда утверждала, что он гений (ну, когда и он говорил ей, что она гений). Вела себя как мать. И более того. Его всегда ждала горячая еда и жаркая постель. И в конце концов Шон уступил. Венди сказала Шону, что любит его, через два месяца после их встречи. Ему, чтобы произнести те же слова, понадобилось два года.

Венди купила его и, как покупательница, считала, что находится в безопасности.

Мать права. Какой же она была самонадеянной дурой!

Венди сидела оцепенев, страшная реальность, словно яд, убивала ее.

Она всегда заявляла, что у них с Шоном новый, современный тип брака – брака будущего! Но в действительности они лишь поменялись ролями – и разве сама Венди неоднократно не называла Шона в шутку идеальной женой кинодеятеля?

Эта реплика постоянно вызывала смешки ее коллег-мужчин и одобрительные кивки подруг. Венди имела осторожность никогда не произносить этих слов при Шоне, но, должно быть, он чувствовал легкие атаки на его мужское эго. И это ему не нравилось.

Венди закрыла лицо руками. Как они дошли до такого? Разве она запрещала Шону работать? Она поддерживала мужа во всех его начинаниях. Беда в том, что он не имел особых талантов. Не обладал терпением, не умел составить реалистичный план, не выносил критики. Шон был высокомерен. Люди давали ему шанс (обычно, чтобы сделать любезность ей, Венди), и после того как он срывал встречи, спорил и рисовался, они выражали нежелание работать с ним. Венди хотелось объяснить Шону, что он не настолько талантлив, чтобы разыгрывать подобные представления, но как сказать это человеку, особенно тому, за кем ты замужем?

А если бы семья зависела от его заработка? Венди покачала головой. Они голодали бы. И ничего этого у них не было бы…

Венди обвела взглядом жалкий, тесный кабинет – с иронией и отвращением. Вся квартира являла собой такое же зрелище – почти пустое пространство с тонкими стенками из гипсокартона, установленными для того, чтобы создать некое подобие комнат. По ее договору с «Парадором», студия (или, точнее, «Сплатч Вернер») оплачивала до пятидесяти процентов стоимости ремонта на сумму до полумиллиона долларов; кроме того, они обязались устроить просмотровый зал. Два года назад Венди возложила на Шона ответственность за ремонт, думая, что для него это будет полезно, предлагая ему творческую, мужскую работу, но Шон не справился. Он начал ссориться с тремя подрядчиками, и через две недели они исчезли. Тогда он заявил, что сам сделает еще лучше. Но так ничего и не сделал.

Венди могла бы заняться ремонтом сама, поручив своему помощнику Джошу найти кого-нибудь, но из-за Шона всегда сдерживалась. Ей не хотелось дать почувствовать ему, что он опять провалил дело. Венди всегда прилагала усилия, чтобы не показывать мужу свою власть (вполне обоснованную, поскольку все деньги зарабатывала она). И поэтому квартира находилась все в том же состоянии. Венди оправдывала такое положение вещей, говоря себе, что все в порядке; так даже лучше – она не будет давить на Шона своим очевидным (и недостижимым для него) успехом. Пусть держится за иллюзию, что способен добиться не меньшего.

Что ж, видно, ни одна из уловок не сработала: ей не удалось перехитрить Шона Хили, с горечью подумала Венди. Говорят, во всем нужно искать положительные стороны, но какие? Теперь, когда Шон ушел, ей больше не нужно считаться с мелочными жалобами, продиктованными его уязвленным самолюбием. Она в полной мере позволит себе демонстрировать свои таланты. Первым делом Венди приведет квартиру в надлежащий вид. Возведет настоящие стены, наймет декоратора, и тот оформит помещение по ее вкусу. Можно даже сделать полностью белую спальню. Как ребенок, Венди мечтала об уютном доме с надувающимися на окнах тюлевыми занавесками, но скрывала свою мечту, зная, что Шону она не понравится.

Но теперь, подумала Венди, она свободна. Настроение немного поднялось. Она привыкала к своему новому положению робко, как нюхает воздух новорожденный щенок. Быть может, уход Шона не так уж и страшен. Что, если это еще один шанс воплотить в жизнь все то, от чего она отказалась ради возможности быть с Шоном?

Венди решительно взяла сценарий, написанный молодой женщиной по имени Шаста. Венди, как правило, не отвергала сценарий, пока не прочитает двадцать пять страниц (коллеги ограничивались десятью, но она считала, что, если кто-то приложил усилия и написал сценарий, необходимо приложить еще немного усилий и выявить его потенциальные достоинства). Сейчас не время снижать планку, нужно поднять ее. Венди открыла папку и приготовилась читать, но, перевернув страницу, вдруг заметила груду конвертов, лежавших под стопкой.

Венди со вздохом отложила сценарий. Почта, наверное, за прошлый месяц. За почту и оплату счетов отвечал Шон, и теперь, когда он ушел, прислуга, видимо, сложила все на стол. Венди решила быстренько рассортировать конверты, отделив счета, которыми займется позже.

В стопке было несколько конвертов от «Американ экспресс». Сначала Венди смутилась. Тут какая-то ошибка. Она имела всего две карточки «Американ экспресс» – одну корпоративную черную (вторым ее держателем был Шон – в экстренных случаях) и вторую платиновую, ее личного счета. Перед Венди лежали один толстый и четыре тонких конверта. Озадачивали именно тонкие: такие, угрожающего вида, высылают при перерасходе счета. Но этого не может быть, подумала она и, нахмурившись, вскрыла один из конвертов.

Дело касалось ее счета «Центурион», и, переведя взгляд ниже, к сумме, которую она задолжала, Венди почувствовала головокружение. Это, наверное, ошибка. Внизу значилось 214 087,53 доллара.

У Венди затряслись руки. Этого не может быть. Сотрудник банка, видимо, ошибся. Она схватила толстый конверт, торопливо надорвала его и открыла рот в немом крике.

Там были выплаты в размере 14 087,53 доллара, это нормально. Но кроме того, стояла сумма в 200 000 долларов, переведенных на счет Шона.

Венди вскочила и, уронив счета на стол, стала расхаживать по кабинету, сдавив пальцами виски. Как он мог так поступить? Но формально Шон имел право это сделать – у него была своя карточка, и единственное, что удерживало его от огромных трат каждый месяц, это просьбы Венди быть экономным. Но ей следовало предвидеть это! Сердце Венди упало, когда она осознала, что всегда ожидала от Шона такого поступка. Это было неизбежно. Подсознательно она подозревала: когда-нибудь Шон сыграет с ней подобную шутку.

Полный крах. Последняя капля, разбившая их брак. Если Венди и лелеяла мечты о воссоединении, то Шон постарался, чтобы они навсегда рассеялись.

А затем ее охватила ярость. Двести тысяч долларов на самом деле были четырьмястами до выплаты налогов. Четыреста тысяч долларов, заработанных тяжким трудом. Интересно, Шон представляет, сколько нужно приложить усилий, чтобы заработать такие деньги?

Она убьет его. Она потребует, чтобы он вернул все до последнего цента, даже если на это ему потребуется двадцать лет…

Венди схватила телефон и набрала номер его сотового. Не важно, что рано – хоть раз она устроит ему выволочку и постарается, чтобы он никогда ее не забыл. Естественно, Венди попала на голосовую почту.

Она положила трубку. Ей незачем оставлять сообщение – лучше отправиться к нему на квартиру и высказать все ему в лицо. Она поедет прямо сейчас, в выцветшей старой пижаме. Ярость погнала ее в спальню, где Венди сунула босые ноги в старые кроссовки.

Нет. Она остановилась. Уйти нельзя. У нее в доме трое детей.

Безумная мысль посетила Венди: они крепко спят, она съездит к Шону и вернется через тридцать минут. Дети ничего не узнают.

Венди помедлила, глядя на ноги – черные кроссовки нелепо торчали из-под штанин голубой фланелевой пижамы. Из-за Шона она сходит с ума. Оставить маленьких детей одних в доме – так поступают только бедняки. Бедняки, у которых нет иного выхода, или люди, настолько забитые безжалостной бессмысленностью жизни, что им все равно. О таких случаях постоянно пишет «Нью-Йорк пост». Они оставляют детей одних, что-то происходит, и дети гибнут. Обычно виноваты бывают мужчины. Матери работают, а отцы решают выпить пива с приятелями.

Венди посмотрела на часы. Почти шесть. Миссис Миннивер приедет через час. Схватка с Шоном подождет до этого времени.

Но целый час! Венди снова охватила ярость. Она не сможет думать ни о чем другом. Так не пойдет. Придется поработать. Сосредоточиться. Ко всему прочему еще придется в девять утра идти в банк и исключать Шона из всех их счетов.