Текст книги "Полночный всадник"

Глава 22

Из-за боли в лодыжке Кэрли сидела перед окном в спальне, положив ногу на подушку и думая о Рамоне. Внезапно земля задрожала от конского топота.

Затянув пояс халата, она пошла встретить всадников, которые, взметнув пыль, ворвались во двор.

Кэрли охватил страх, когда она увидела окровавленного дядю, лежащего поперек седла.

– Господи! – прошептала она, вцепившись в дверной косяк.

К ней приблизился Клив Сандерс:

– Дела плохи, мисс Мак-Коннелл.

Она печально кивнула:

– Несите его поскорее, мы должны заняться им.

Сандерс и еще трое мужчин сняли дядю с лошади и понесли в дом. Штаны Флетчера порвались, когда он упал с коня. Рубашка была в крови, которая лилась из большой раны в животе. Рана в груди кровоточила меньше.

– Положите его в спальне. – Кэрли закусила губу, мгновенно забыв обо всех неприятностях, пережитых по вине дяди, и понимая одно: он умирает, и его терзают боль и страх. Флетчер проявлял доброту к ней. Был единственным братом матери. И у него не было никого, кроме Кэрли.

– Кэрли?

Он произнес ее имя так тихо, что она едва расслышала. Мужчины положили Флетчера на перину и сняли с него сапоги. Кэрли склонилась над раненым:

– Я здесь, дядя Флетчер. – Заставив себя улыбнуться и смахнув слезу со щеки, она взяла дядю за руку и опустилась возле него. Клив Сандерс, стоя с другой стороны кровати, помогал Рите стягивать окровавленную рубашку. Потом они начали промывать его раны, хотя и знали, что их усилия бесполезны.

Флетчер тихо застонал:

– Не думал, что все кончится… вот так. – Он посмотрел на Кэрли. Щеки у него запали, кожа стала мертвенно-бледной. – Хотел… бы знать… что о тебе будет кому позаботиться. Твоя мать… надеялась на это.

У Кэрли сжалось горло.

– Вы сделали все, что могли, дядя Флетчер.

– Надеялся… ты и Винсент…

– Знаю. Не говорите, вам нужно беречь силы.

Господи, он умирает! Кэрли отказывалась верить в это.

– Нет… пришло время. – Он сжал ее руку чуть сильнее. – Хочу, чтобы ты знала… я любил тебя. Никогда не говорил об этом никому. И твоей матери тоже. Всегда… сожалел об этом.

Она вытерла слезы.

– Я тоже люблю вас, дядя Флетчер. После смерти мамы мне было так одиноко. Я приехала сюда, и вы спасли меня от одиночества.

Он поморщился от боли.

– Я желал тебе счастья… хотел, чтобы ты имела то, чего не было у твоей матери.

Дядя закашлялся. Из его посиневшего рта вытекла струйка крови.

Кэрли вытерла ее носовым платком. Руки ее дрожали, по щекам текли слезы.

– Я счастлива, дядя. И у меня есть все. что мне нужно, клянусь.

В его взгляде были печаль и прежняя проницательность.

– Ты говоришь… об испанце. Ты по-прежнему… влюблена в него. Я понял это с самого начала.

– Я знаю, как вы к нему относитесь, дядя Флетчер, но…

– Он позаботится о тебе… я никогда не сомневался в этом. Как друг он надежен… но как враг – опасен.

Кэрли молча сжала слабую руку дяди:

– Мне очень жаль, что так случилось. Я бы отдала все, чтобы…

– Так устроена жизнь, милая. Я сожалею о многих своих поступках. Хотел бы многое изменить. – Он всхлипнул с тихим стоном. – Где Рита?

– Я здесь, сеньор Флетчер. – Плачущая женщина склонилась над ним.

– Мне будет недоставать тебя. Этого я тоже никогда не говорил.

Рита заговорила по-испански, умоляя Флетчера не покидать ее, но он уже уходил в иной мир. Кэрли видела, что силы покидают его.

– Кэрли… – снова прошептал он.

– Да, дядя Флетчер?

– Будь счастлива. – С этими словами он испустил последний вздох.

Рита зарыдала, уронив голову ему на грудь.

Кэрли тихо выскользнула из комнаты, прошла в темную гостиную и, сев перед большим камином с догорающими углями, устало откинулась на спинку дивана.

За одну ночь все изменилось! Рамон серьезно ранен, дядя умер, шериф искал в горах Педро Санчеса и других мужчин.

Продолжались и поиски Эль Дракона.

Склонив голову и сплетя пальцы, она начала тихо молиться о спасении дядиной души. Потом помолилась за Рамона и его друзей. Внезапно из коридора донеслись голоса.

Вошел Клив Сандерс с тремя мужчинами:

– Мы прикончили подонка, который сделал это.

Кэрли замерла:

– Что… что вы сказали?

– Мы прикончили того, что убил вашего дядю. Райли Уилкинс застрелил Испанского Дракона.

Неужели он говорит о Рамоне? Что-то произошло в Лас-Алмас после ее отъезда? У Кэрли сжалось сердце. Господи, только не это!

– Что случилось?

– Мы преследовали их по дороге, идущей к северу от реки. Разбойники разделились, и в горах мы потеряли их, но главарь вернулся назад, спрятался за камнями, и сеньор Флетчер попал в засаду.

– Почему вы решили, что это Эль Дракон? – осторожно спросила она.

– Я видел его после того, как захватили Льяно-Мирада. Мы сопровождали шерифа Лейтона, когда Эль Дракона везли в тюрьму.

– Так это он убил дядю Флетчера?

– Верно. Райли Уилкинс прикончил его.

Дрожа всем телом, Кэрли поднялась с дивана и нетвердой походкой направилась в свою комнату. Ей хотелось помчаться к Рамону, сказать ему, что дядя и его кузен мертвы, но время для этого еще не пришло. Она боялась привести за собой врагов. Увидев, что Рамон ранен, они поймут, где он был ночью.

Придется послать Хосе: пусть справится, как чувствует себя Рамон. Кэрли знала, что может доверять этому ковбою. Завтра днем, возможно, удастся и ей съездить в Лас-Алмас. После смерти дяди никого не удивит, что она вернулась к мужу.

Усталая, испуганная и одинокая, как никогда после смерти матери, Кэрли вошла в свою спальню.

Рамон беспокойно метался в постели. Ослабленный потерей крови, он то и дело проваливался в беспамятство. После возвращения в Лас-Алмас его состояние ухудшилось. К полудню у него начался жар.

Хосе сообщил Кэрли о состоянии мужа. Ломая руки и едва сдерживая слезы, она ходила из угла в угол, не смея покинуть ранчо. Шериф Лейтон ждал ее в кабинете дяди.

Он встал, когда Кэрли вошла в комнату, нахмурился, заметив, что она прихрамывает.

– Примите мои соболезнования, мэм.

– Спасибо, шериф Лейтон.

– Знаю, что время для этого не слишком удачное, но мне придется задать вам пару вопросов.

Она села в кресло напротив шерифа, расправив черную бомбазиновую юбку.

– Буду рада помочь вам, – сказала она, едва сдерживая волнение. – Что вы хотите знать?

Шериф сел.

– Буду откровенен с вами, мэм. Ваш дядя подозревал, что сеньор де ла Герра связан с разбойником Эль Драконом. Предполагал, что ваш муж участвовал в налетах. Хочу спросить: не потому ли вы ушли от мужа и вернулись сюда?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Если дон Рамон участвовал в чем-то, чего вы не одобряете, возможно, это и побудили вас расторгнуть брак.

Значит, он знал о предпринятых дядей шагах! Да, Джереми Лейтон всегда осведомлен обо всем.

Кэрли заставила себя поднять на него глаза:

– Вообще-то я решила вернуться к мужу до смерти дяди. Мне не следовало покидать супруга.

– Конечно, это не мое дело, но я бы успокоился, узнав, почему вы ушли от него.

Она задумалась, подыскивая убедительный ответ, но не желая упоминать Анхела де ла Герра.

– По правде говоря, шериф Лейтон, все это из-за ревности. Я обнаружила, что муж имел любовницу – конечно, до нашего брака. Мои чувства были оскорблены. Теперь мы все выяснили. Эта женщина больше не играет никакой роли в жизни мужа, он заставил меня поверить в то, что ему нужна только я. – Кэрли расправила плечи. – Жаль, что разочаровала вас, шериф, но мой муж никоим образом не связан с разбойником Эль Драконом

Шериф поднялся:

– Ну, полагаю, в этом деле можно поставить точку… если неприятности закончатся.

– А что будет с другими? Вы не станете преследовать их с вашими добровольцами?

Он покачал головой:

– Думаю, сейчас они уже далеко и не вернутся сюда после смерти главаря. – Шериф улыбнулся. – Рад слышать, что ваши отношения с мужем наладились. По правде говоря, он всегда мне нравился.

– Я передам ему привет от вас. – Кэрли встала.

Джереми Лейтон взял со спинки кресла свою широкополую шляпу.

– Похоже… при нынешнем повороте событий… мы никогда не узнаем подлинное имя негодяя.

– Вы имеете в виду Испанского Дракона?

Он кивнул:

– Никто в округе его не знает, а если и знает, то помалкивает. Возможно, это к лучшему. – Бросив на Кэрли пристальный взгляд, шериф направился к двери. – Теперь, когда Флетчер умер, вы с мужем, вероятно, поселитесь в дель Роблес?

Кэрли подняла голову:

– О чем вы говорите?

– Это было бы весьма разумно, поскольку ранчо принадлежит вам.

– Ранчо дель Роблес принадлежит мне?

Он кивнул:

– Конечно, мэм. Таково было желание Флетчера Остина. Если с ним что-то случится, сказал он мне, дель Роблес станет вашим. Ведь вы – его единственная родственница.

– Да… думаю, так. Все произошло слишком быстро, я не успела даже подумать об этом.

– Уверен, что он оформил все документы. Они, наверное, лежат в столе. Поищите среди бумаг. Конечно, официально оформить дело должен его адвокат из Сан-Франциско. Но я готов поспорить на последний доллар, что асиенда принадлежит вам.

Кэрли смотрела на шерифа, все еще не до конца понимая его.

– Спасибо, шериф Лейтон. Я воспользуюсь вашим советом.

Весьма вероятно, что ранчо дель Роблес – ее собственность, но Кэрли было трудно поверить в это. Однако она все сильнее хотела, чтобы так оно и оказалось.

Флетчера Остина похоронили вечером. Ему бы понравилась торжественность церковной службы. Он был бы рад, если бы сюда приехали его богатые друзья из Сан-Франциско. Но на это не было времени. Кэрли воспринимала смерть во всей ее страшной простоте. Теперь она думала о живых.

Пока плотник сколачивал в дель Роблес крепкий дубовый гроб, тело дяди обмыли и обрядили в черный костюм. Кэрли, Рита Салазар, Клив Сандерс и работники ранчо стояли на вершине холма под старым дубом. Здесь дядя предстанет перед вечностью и обретет покой.

Больше прекрасная долина не была должна ему ничего. Кэрли понимала: он получил больше того, на что имел право.

Но все же Флетчер был ее дядей, и она любила его, несмотря ни на что, и плакала у могилы. Райли Уилкинс торжественно прочитал стих из Библии. Ничего уже нельзя изменить! Когда служба закончилась, все вернулись в дом, чтобы помянуть Флетчера.

Приняв соболезнования, Кэрли пошла в свою комнату и надела костюм для верховой езды. Она долго ждала этого момента и теперь сказала всем, что возвращается в Лас-Алмас к мужу.

Это было правдой.

Но Кэрли умолчала о том, как волнуется за Рамона.

Рамон пошевелился и открыл глаза. Пульсирующая боль терзала плечо, кожа вокруг раны горела. Но голова стала ясной, жар спал.

Сначала Рамон молча радовался жизни. Все его чувства обострились, и он другими глазами смотрел на небо за окном, которое постоянно меняло цвет, прислушивался к тихому дыханию женщины, уснувшей в кресле у его кровати.

Он знал, что Кэрли пришла, ощущал это с того момента, как она появилась в комнате, но до сих пор не видел ее. Тогда Рамон весь горел, глаза не открывались, он не мог поднять голову.

И все же чувствовал что-то прохладное на лбу, слышал сквозь беспокойный сон нежный голос жены. В затуманенном сознании мелькнула неясная мысль: Кэрли больше не покинет его. Останется здесь.

После этого ему стало легче. Жар спал, и Рамон уснул. К нему начали возвращаться силы.

Осторожно, стараясь не разбудить Кэрли, он сел в кровати, взял с тумбочки стакан воды, прополоскал рот, пригладил взъерошенные волосы. Бросив взгляд на жену, заметил, что ее блузка расстегнута, увидел обнаженную грудь. Его тело ожило, в нем снова проснулось желание обладать этой женщиной.

Да, ему явно стало лучше.

Однако Рамон не хотел беспокоить ее. Кэрли нужен отдых. Он улыбнулся, увидев, как блестят в раннем утреннем свете ее волосы; ему захотелось вытянуть шпильку, удерживающую пучок на затылке. С какой радостью он запустил бы пальцы в ее шевелюру! Долго ли она будет мучить его, прежде чем согласится лечь к нему в постель?

Он улыбнулся. Это произойдет гораздо раньше, чем она думает, поклялся себе Рамон.

Она пошевелилась, открыла глаза и посмотрела на него:

– Рамон?

– Buenos dias, querida.

– Рамон!

Кэрли вскочила с кресла и едва не бросилась в его объятия. Но тут же встревоженно прикоснулась к его лбу.

– Жар спал!

– Si, mi amor. Я пошел на поправку. – Бросив взгляд на алые губы жены, Рамон лукаво улыбнулся. – Я уже почти здоров.

Кэрли оглядела Рамона с головы до ног:

– Неужели человек со столь серьезным ранением может так хорошо выглядеть?

Он засмеялся, поморщившись от боли в плече:

– Я рад, что ты так думаешь, потому что уже собираюсь соблазнить тебя.

– О да, тебе действительно лучше! – Она взяла Рамона за руку и села возле него на кровать. – Я так за тебя беспокоилась! Прости, что не приехала раньше.

– Хорошо, что ты выждала. На ранчо дель Роблес все в порядке?

Кэрли покачала головой:

– Мне надо многое сообщить тебе.

– Скажи мне, что останешься в Лас-Алмас! Это все, что я хочу услышать.

Она сильнее сжала его руку:

– Готов ли ты выслушать меня? Может, тебе стоит немного отдохнуть? Я не хочу отнимать у тебя силы.

– Говори, chica.

– Мой дядя умер после перестрелки возле Сан-Хуан-Батиста. Анхел тоже убит.

– Анхел мертв?

Она кивнула:

– Они по-прежнему считают, что он был Эль Драконом. С этим покончено, Рамон. Шериф сказал, что преследовать других не будут, если не возобновятся налеты.

Он откинулся на подушку, испытав облегчение и усталость.

– Ты оказался прав насчет дяди, – тихо промолвила Кэрли. – В день похорон приехал шериф и посоветовал мне; просмотреть дядины бумаги. В одном из ящиков стола я обнаружила папку с копиями банковских чеков, которые он выписывал с 1851 года. Один из них, выписанный на имя Генри Чиверса, насторожил меня. Сумма составляла две тысячи долларов. Я не придала бы этому значения, если бы не дата – апрель 1853 года. Меньше чем через месяц дядя Флетчер вступил во владение ранчо дель Роблес. Просматривая другую папку, я узнала, что Генри Чиверс был членом Земельной комиссии Соединенных Штатов.

Рамон напряженно молчал.

– Думаю, дядя подкупил Генри Чиверса и тот подтвердил, что твоя семья не имеет прав на ранчо дель Роблес. Земля была продана Томасу Гаррисону за бесценок. Я нашла чек на его имя, а также тот, которым было оплачено ранчо. Даже с затратами на взятки дядя Флетчер купил землю за одну десятую ее стоимости. – На глазах Кэрли выступили слезы. – Ты был прав, Рамон, – дядя украл твою землю.

Я обречен любить тебя

И докажу мою верность;

О, горе тому,

Кто так любит женщину!

Какие несчастья постигают того,

Кто влюбляется с первого взгляда!

Окутанный дурманом,

Он забывает о хлебе насущном.

Не убивай, не убивай меня

Пулей или кинжалом!

.Лучше убей меня взглядом

И обожги поцелуем.

Песнь дождя

Старая испанская баллада

Эпилог

Они устроили fandango. Это придумал Рамон, хотя не говорил об этом ничего, объявив только, что праздник посвящен важному событию. Кэрли точно не знала, что это за событие, но не расспрашивала Рамона, ибо тоже приготовила для него сюрприз.

За окном музыканты играли на испанской гитаре и скрипке, развлекали ужа прибывших гостей. Кэрли сидела на стуле перед зеркалом, нетерпеливо ожидая, когда Канделария закончит укладывать ее волосы.

– Можете посидеть спокойно? – Молодая испанка изобразила недовольство. – Если хотите, чтобы я управилась поскорее, не двигайтесь.

– Ничего не могу поделать! Мне уже давно следовало выйти. Рамон, конечно, недоумевает, почему я так задержалась.

– Вы должны были поручить Рите проследить за всеми приготовлениями, как предложил дон, а не заниматься этим сама.

– Я только проверила, хватит ли угощений.

Канделария нахмурилась, и Кэрли затихла. Прошло полгода со дня смерти дяди. Через несколько недель после этого события было оглашено завещание, согласно которому, как и сказал шериф, ранчо наследовала Кэрли. Однако следовало еще подготовить документы, перевести счета на ее имя, подписать массу разных бумаг. Через два месяца после печальных событий Кэрли и ее муж переехали на ранчо дель Роблес и Рамон взял управление хозяйством в свои руки.

Его мать и тетка решили остаться в Лас-Алмас, ибо привыкли к этому маленькому дому.

– Мне не хочется жить на ранчо дель Роблес, – сказала мать Рамона. – Там мне все напоминает о твоем отце, и это слишком больно. Здесь будет спокойнее.

Мариано, Синее Одеяло и некоторые пастухи тоже остались в Лас-Алмас. Педро Санчес и другие вернулись на ранчо дель Роблес.

Несколько раз за истекшие месяцы Кэрли заговаривала с Рамоном о правах собственности на ранчо, но он отказывался обсуждать этот вопрос. По закону ранчо принадлежит ей, говорил муж. Ему достаточно того, что он и его люди могут вернуться к себе домой.

Но Кэрли этого было мало. Она хотела исправить несправедливость. Сегодня для этого представлялся идеальный случай.

– Мы почти закончили, сеньора.

Когда Канделария, как всегда, отступила на шаг, чтобы взглянуть на свою работу, Кэрли встала и подошла к трехстворчатому зеркалу.

Разгладив шелковое платье, она оглядела себя: декольте – в меру глубокое, талия – узкая. Крупные локоны, искусно уложенные Канделарией, падали на обнаженные плечи.

– Хороший цвет, правда?

– Si, сеньора, он подходит к вашим зеленым глазам.

– Надеюсь, Рамону понравится.

Канделария улыбнулась:

– Вы нравитесь мужу в любом наряде. Я была бы рада, если бы меня любили в два раза меньше.

Кэрли вспыхнула:

– Надеюсь, он знает, как сильно я люблю его.

Горничная подняла чудесную черную кружевную мантилью, гармонировавшую с отделкой платая, и помогла Кэрли накинуть ее поверх высоких гребней с жемчугами, подаренных Рамоном в начале вечера.

– Знаю, как это глупо, но я волнуюсь! Не понимаю почему.

– Возможно, потому, что дон устроил этот праздник специально для вас.

Кэрли посмотрела на подругу:

– Ты действительно так считаешь?

– Сами скоро увидите. А теперь идите. Не заставляйте вашего нетерпеливого мужа ждать.

Кэрли покинула большую спальню, которую занимала теперь с Рамоном, и прошла по коридору в sala. Ее красивый муж ходил перед окном; при каждом шаге нижняя часть брюк, отделанная алым атласом, колыхалась над блестящими черными сапогами.

Увидев ее, он улыбнулся:

– О querida… – Его темные глаза восхищенно сверкнули. – Когда я гляжу на тебя, у меня замирает сердце.

– Рада, что платье тебе понравилось.

– Больше всего мне нравится женщина, которая надела его. – Он обвел Кэрли взглядом, от которого ее щеки зарделись. – Пойдем, для этого выкроим время позже. Сейчас у нас гости. Сегодня на ранчо fandango!

Они вышли из дома в патио, украшенный цветными бумажными фонариками и искусственными цветами. Гирлянды свисали с ветвей деревьев, на столах алели букеты роз. Музыканты в черных calzoneras и коротких куртках играли испанскую серенаду в конце деревянной танцплощадки.

Праздник шел полным ходом. Прибыли семьи Эррера, Хуарес, Монтойя и многие другие. Из Монтеррея приехали дон Алехандро де Эстрада и Микелторены. С отдаленных ранчо явились ковбои, и Два Орла светился гордостью оттого, что они приняли его в свой круг. Многие, следуя обычаю, еще сидели на конях, другие спешились и присоединились к танцующим.

Тетка и мать Рамона радостно улыбались. Кэрли редко видела их такими.

– Чудесная свадебная фиеста, правда? – сказала Кэрли Тереза.

– Свадебная фиеста? – вспыхнула Кэрли. – Я не думала…

– Si, тетя, – улыбнулся Рамон, – мы празднуем нашу свадьбу.

– Да? Это свадебный прием?

– Si, ты можешь назвать это так. Я хотел познакомить соседей и друзей со своей женой. Как всякому молодому мужу, мне не терпится похвастаться моей избранницей.

Только сейчас Кэрли поняла, почему он так тщательно готовил этот вечер. Рамон решил собрать близких людей и показать им, как много она значит для него! Он словно говорил им: вот женщина, о которой я мечтал. Ее английское происхождение не имеет значения. Теперь она де ла Герра, и он гордится своей женой.

– Спасибо.

Ее глаза наполнились слезами. Видимо, Рамон заметил это, потому что он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал Кэрли.

– Я рад, что ты довольна. Надо было устроить это раньше. А теперь идем. Хочу тебя познакомить кое с кем и научить танцевать хоту.

Они пошли к гостям, и Рамон знакомил жену с теми, кого она еще не знала.

Радостно улыбаясь, они без конца танцевали. Друзья разбивали над их головами цветные cascarones – пустые яйца с золотистой и серебряной мишурой, ароматизированной одеколоном, словно Рамон и Кэрли были настоящими женихом и невестой. Кусочки блестящей бумаги сыпались на их волосы и одежду.

Ковбои уговорили Рамона выпить немного крепчайшей aguardiente, после чего он начал смеяться, шутить и распевать вместе с пастухами неприличные песни.

На самом деле муж не был пьян – Кэрли увидела это, когда он подошел к ней, взял за руку и снова повел танцевать. Его опьяняла радость от общения со старыми друзьями в столь прекрасный день.

Нежно улыбнувшись Кэрли, он подал знак музыкантам, и темп музыки сменился. Постепенно другие пары перестали танцевать и окружили Рамона и Кэрли.

Он поцеловал руку жены:

– Этот танец я посвящаю тебе.

Рамон хлопнул в ладони раз-другой и, топнув каблуком, выгнул спину и двинулся в ритм музыке. При свете фонарей блестели серебряные украшения на его черных брюках и на расшитых лацканах куртки, едва доходившей до талии.

Его темные глаза страстно и неотрывно смотрели на Кэрли, и под этим взглядом она чувствовала себя пленницей, как когда-то в горах. Его руки двигались так, словно касались Кэрли.

Дыхание Кэрли участилось, грудь вздымалась, сердце трепетало.

Ей хотелось коснуться его груди, ощутить прикосновение его рук, почувствовать вкус его горячих губ, впустить его в свое лоно.

Музыка зазвучала громче в бешеном ритме. Рамон повернулся, ударил каблуками, хлопнул в ладони. Когда он взглянул на Кэрли, его глаза потемнели от страсти. Все видели, что выражает взгляд, устремленный на избранницу.

Кэрли залилась бы краской, если бы не была так заворожена танцем Рамона. Едва она направилась к мужу, толпа расступилась. Встав на цыпочки, она обвила руками шею Рамона, почувствовала его руку на своей талии. Он крепко прижал к себе жену и овладел ее ртом в страстном поцелуе. Гости ликовали.

– Ты был великолепен, – прошептала она, когда Рамон понес ее к дому.

– Это ты великолепна, querida, а я – самый счастливый человек на свете!

Он толкнул сапогом дверь. Прихожая была освещена лампами, в коридоре горели свечи. Рамон вошел в их спальню, наполненную ароматом цветов, вытащил шпильки из волос Кэрли, и ее тяжелые локоны упали на спину девушки.

– Ты знаешь, как сильно я люблю тебя?

– Да, любимый, знаю. Сегодня ты показал мне это.

– Я только начал показывать это тебе. Лишь к утру ты узнаешь истинную силу моих чувств.

Он начал раздевать ее, но Кэрли мягко отстранилась. Подойдя к комоду, она достала из ящика свернутую бумагу и протянула ее мужу.

– Что это? – спросил он.

– Сегодня ты сделал мне самый лучший подарок, объявив всем, что я настоящая де ла Герра.

– Я дал тебе только то, чего ты заслуживаешь. То, что мне следовало дать тебе раньше.

– Нет, ты дал мне нечто большее: друзей, которые меня полюбили, семью, которую люблю я. Теперь я тоже хочу сделать тебе подарок. Разверни это.

Он развернул лист бумаги. На нем было выведено синими чернилами: «Свидетельство о праве собственности».

– Этот документ касается ранчо дель Роблес. – Он с недоумением посмотрел на жену. – Здесь написано, что оно принадлежит мне.

– Так и есть, Рамон. Ранчо принадлежит своему законному владельцу, то есть тебе.

– Я не могу…

– Подумай об Андреасе, Рамон. Вспомни об отце. – Она коснулась щеки мужа. – Я твоя жена. Я буду здесь с тобой и скоро рожу тебе сыновей. Но эта земля принадлежит тебе. Те quiero, mi corazon. Те quiero como jamas he querido. Я люблю тебя, мое сердце. Люблю, как не любила никогда.

Рамон заключил жену в объятия:

– Я тоже люблю тебя, mi vida. Моя жизнь. Я никогда не верил, что обрету такое счастье.

Да, наконец он нашел женщину, которую можно любить всю жизнь. Она вернула ему эту землю, и ранчо дель Роблес будет принадлежать его сыновьям, а потом – их детям.

Наконец-то Рамон вернулся домой!