Текст книги "Сара Дейн"

– Какая ерунда, ректор! Чепуха! Можно считать, что уже все улажено! Во всяком случае, будет улажено в следующий приезд Ричарда. Я сам с ним поговорю. Да нет никаких сомнений. И Ричард не против, и Элисон – за.

– Все это так, сэр Джеффри, и ничто не может доставить мне большего удовольствия, чем союз между Ричардом и вашей очаровательной дочерью… Но, знаете… сплетни…

Ошеломленная, Сара слушала их слова, и ей казалось, что мир кружится перед глазами, пока она пытается вникнуть в смысл услышанного. Ричард же говорил ей совершенно иное, это не может быть правдой! Но в то же время лицо викария никогда не было серьезней, а сэр Джеффри не просто намекал на это. Она вся напряглась в ожидании того, что еще он скажет.

Баронет снова обернулся к ней.

– Я уверен, что эта барышня не сплетница. Она наверняка умеет держать язык за зубами. Да все равно, все скоро станет известно. Я хочу, чтобы они поженились летом. Однако, увидим… увидим.

Не обратив далее внимания на глубокий реверанс Сары, он повернулся и стал спускаться по ступеням вниз, где конюх держал его лошадь.

Сара стояла и слушала их разговор.

– Похоже, что будет дождь, ректор, – сказал сэр Джеффри, – а мне предстоят еще два визита. Этот мой кучер – сущий недотепа: уже три дня лежит с лихорадкой, и меня некому возить. А я уже староват для седла.

Речь его, когда он с помощью ректора и конюха стал пытаться взобраться на лошадь, превратилась в отдельные рыкающие звуки. Сара увидела, что они полностью поглощены своим занятием, и понеслась в направлении задней лестницы и временного убежища на чердаке.

Там она сразу же бросилась на постель, отдавшись целиком своему горю и отчаянию. Она сама поразилась приступу рыданий, которые сотрясали ее тело, отняв все силы и способность сдерживаться. Кроме разочарования, она была охвачена гневом.

– Ричард, – шептала она, – ох, Ричард, что же ты наделал?

Так она лежала, пока весенний день не растаял незаметно и свет над низиной не погас. Ричард потерян для нее – она это знала, он навсегда оказался вне ее досягаемости, и она ничего не может с этим поделать. Вряд ли он полностью сознавал, какие планы строятся в отношении его, но она точно знала, что он не сможет противостоять давлению сэра Джеффри или своих родителей. Они знают, как сыграть на его слабостях, понимая, что ему не устоять перед силой, которую дают влияние и богатство. Он беден и безвестен, а ему будут предложены фамильные связи и знатное происхождение его жены. Не в его силах отказаться от таких мощных соблазнов. А сама Элисон, с ее обаянием и красотой, с ее благородными манерами станет женой, о которой можно только мечтать. Это неизбежно, уверяла она себя: борьба Ричарда со своей совестью будет честной, но краткой. Он напомнит себе о долгом ожидании, о борьбе с семейными предрассудками, которые предстоят, прежде чем он сможет жениться на Саре, и он скажет, что так долго их любовь не сможет выдержать. Он примет то, что так легко само придет ему в руки, и не захочет сражаться за то, что в конце концов может оказаться никчемным выигрышем. Она давно знала за ним эти слабости и прощала их. Теперь она называла себя дурой, вспоминая эти оправдания. Образы, которые корчились и извивались перед ее мысленным взором, постепенно отодвинулись. Она с резкой четкостью увидела будущее: увидела визиты Ричарда в лондонский дом – не ради нее, а для Элисон; увидела свадебные приготовления, в которых ей придется принимать участие в качестве прислуги, всю суету модной свадьбы, которой ей не избежать. Ее воображение рисовало слишком живые картины. Она в страхе пыталась отринуть их, предчувствуя уже сейчас ту муку, которую будет испытывать, играя вспомогательную роль.

Когда она, так страдая, вертелась на своей постели, с лестницы послышался голос Нелл:

– Сара? Сара, где ты там? Тебя уже целый час ищет хозяйка!

Сара быстро села и отозвалась:

– Иду!

Грубый голос Нелл вдруг заронил искру, всколыхнул в ней чувство обиды. Несгибаемый гордый дух Себастьяна вызвал вспышку негодования против этого унижения и против всех прочих, которые ей предстоит испытать до окончания лета и в ожидании женитьбы Ричарда. И в этот момент впервые ее осенила мысль о побеге. На миг она похолодела, потом простота плана придала ей отваги. Да почему же нет? – спросила она себя. Таким образом она освободится от этого зависимого положения; это избавит ее от необходимости видеть, как ее возлюбленный отдается другой, поддавшись всем соблазнам, которые предлагает ему сэр Джеффри. Саре не хватило благоразумия, чтобы сдержать этот порыв, и мысль о побеге, едва возникнув, сразу стала необоримой.

Охваченная лихорадкой возмущения и уязвленной гордости, она соскочила с постели и стала рыться в матраце, пока пальцы ее не нащупали кольцо Себастьяна. Она не брала его в руки с того памятного рождественского вечера, когда Ричард подарил ей его. При виде кольца ее гнев вспыхнул с новой силой, обжег лицо и вызвал жгучие слезы. Ей стоило усилия оторвать от него взор и спрятать его, завернув в носовой платок вместе с золотыми монетами, принадлежавшими сэру Джеффри.

Прежде чем покинуть чердак, она переобулась в свои тяжелые башмаки и набросила на плечи плащ. На лестнице ей никто не встретился; она была потрясена тем, как легко можно было незаметно сбежать из ректорского дома, с какой легкостью можно осуществить такой важный план. Быстрой тенью она пронеслась мимо кухонной двери. Тяжелый запах готовящейся еды долетел до нее, преследуя, пока она бежала по коридору, и исчез, только когда свежий воздух нежно коснулся ее лица. Она закрыла за собой дверь и заспешила к низкой стене, отделявшей ректорский дом от кладбища. Дневной свет внезапно угас, но дневные запахи еще носились в воздухе, легкие и неуловимые. Сара ощутила их, и еще страх, который ей никак не удалось преодолеть, когда она поспешно шла мимо призрачных надгробий и темной приземистой церкви, направляясь к дороге вдоль плотины, пустынной в этот весенний вечер.

Ее главной заботой было держаться подальше от Рая, где ее легко могли узнать. Она повернула в сторону Аппельдора. Но мысль попасть в Аппельдор не согрела ее – это было незнакомое место, потому что в своих прогулках с Себастьяном и Ричардом она никогда до него не доходила. Позади нее сгущающуюся тьму прорезали огоньки ректорского дома, но светили они тускло, и, раз оглянувшись на них, она больше не стала смотреть. В ней не было сожаления: острая горечь смягчалась облегчением от того, что ее не догнали, и сознанием того, что к утру она будет уже далеко. Она мрачно шагала вперед, сначала не ощущая резкого ветра, а потом вдруг почувствовав его. Ни разу ее не испугала пустынность дороги так, как испугал путь через кладбище: открытая дорога казалась ее единственным владением, и она по праву чувствовала себя частью низины. Ведь именно это место они с Себастьяном и Ричардом считали своим.

По своим подсчетам, она прошла приблизительно три мили, прежде чем первые капли дождя оросили ее лицо. Это было так неожиданно, что она задохнулась и принуждена была отвернуться. Дождь несколько охладил ее решимость. Она начала трезво осознавать, что огни Брэмфильда остались далеко позади, а перед ней лежит незнакомая местность. В это же самое время слухи о низине, которые передавались лишь шепотом, зашевелились в ее памяти: таинственные рассказы о нелегальном вывозе шерсти во Францию, о тавернах и даже церквях, которые получают свою долю контрабандных кружев, шелков и бренди. Ходили слухи об убийствах, совершаемых с целью сохранения добытых контрабандой состояний, и эти мысли смущали ее ум. По мере того как усиливался дождь, она начала осознавать свою полную беззащитность и тот факт, что ей предстоит провести ночь в низине безо всякого укрытия. Слишком поздно жалеть, что она не стала ждать утра в Брэмфильде. Но несмотря на охвативший ее страх, сердце ее восстало против самой мысли остаться в Брэмфильде. Она побежала, пытаясь не поддаваться настойчивому желанию оглянуться, пытаясь не вспоминать о том, что она ничего не ела целый день.

Она прошла еще две мили. Шаг ее замедлился, потому что она устала идти навстречу сильному ветру и потому что с каждым шагом она оказывалась все ближе к таверне «Ангел», которая значилась на дорожном указателе у перекрестка. Дурная репутация «Ангела» складывалась из собрания слухов и сплетен, и Саре было страшно даже приближаться к ней, она стремилась как можно быстрее пройти мимо и оставить ее за собой. Таверна также была вехой, за которой она надеялась найти какой-нибудь сарай или амбар, чтобы переждать до утра.

Ветер на мгновение утих, и в этой тишине до нее донесся звук копыт и колес на дороге позади нее. Она замерла от ужаса. Они были уже совсем близко, а она не слышала их из-за ветра. На миг у нее мелькнула жуткая мысль, что ректор, обнаружив ее отсутствие, попросил кого-то из соседей броситься за ней в погоню. Она отбросила эту мысль ради другой, еще более страшной. Лошадь с повозкой в низине ночью? Ее обуял ужас: никто никогда не задавался вопросом, что делает повозка ночью в низине, а если кто ее и замечал, то предпочитал забыть об этом к утру. Именно эта мысль заставила ее метаться в поисках укрытия. На дороге не было деревьев – она была совершенно голой; только ночь могла служить укрытием. Плотина огораживала дорогу с одной стороны, и было уже бесполезно пытаться перебежать на другую сторону. Покачивающаяся дуга света от фонаря на повозке приближалась; Сара метнулась к краю плотины, бросилась на землю, прижавшись к наклонному берегу. Она вонзила пальцы ногтями прямо в молоденькую весеннюю травку и молилась, чтобы холодный дождь притупил наблюдательность невидимого возницы. Она прижалась лицом к земле, и ей казалось, что та пульсирует под ней в такт мерному стуку копыт. Были жуткими мгновения, когда лошадь поравнялась с ней, и она почувствовала, что ее распростертое тело видно в дрожащем свете. Она ожидала услышать крик возницы, но его не последовало. Теперь повозка оказалась вровень – и проехала мимо. Все снова погрузилось во тьму. Она лежала тихо, облегчение холодком разливалось по телу; из уст ее вырвался вздох благодарности, когда расстояние между ней и повозкой увеличилось.

Наконец она осторожно подняла голову, чтобы посмотреть вслед удаляющемуся огоньку.

И прямо перед ней оказался свет другого фонаря, который раскачивался всего в нескольких футах от ее глаз. Она в ужасе уставилась на руку, которая его держала, а потом, подняв глаза, различила неясные очертания мужской фигуры.

Из ее уст вырвался приглушенный возглас удивления, и она снова вжалась в траву.

Он подошел почти крадучись и тут же быстрым жестом схватил ее за руку, вздернул на колени. Фонарь был у самого ее лица.

– Не трогай меня! Не смей! – испуганно вскрикнула она, пытаясь вырваться.

Но хватка этого человека была жесткой.

– Ну? Так что же у нас здесь? – сказал он мягко. – Что это у нас здесь? – Вдруг он заорал через плечо: – Дэниель! Подожди!

Сара пыталась найти точку опоры на покатом склоне, но он резко втащил ее и поставил рядом с собой на дорогу. Он опустил фонарь на землю и одним легким движением, подхватив за талию, перебросил ее через плечо.

– Отпусти меня!

Она вопила, но нечего было ждать помощи на пустой дороге. Она яростно колотила незнакомца по спине. Если он и ощущал эти удары, то не придавал им никакого значения. Он снова поднял фонарь и почти побежал вдогонку за повозкой.

Из-за тряски Сара не могла кричать, да и ужас, который она испытывала, не дал бы вырваться крику из горла. Бесполезно было сражаться с великаном, который держал ее. Этот человек обладал необычайной силой. У нее кружилась голова, подгибались ноги, когда он опустил ее на землю рядом с кучером.

– Дэниель, – сказал он, все еще тем же удивительно мягким голосом. – Видишь, что я нашел? Вот что значит идти с фонарем за телегой. Никогда не знаешь, что тебе попадется!

Сара задохнулась от негодования, когда возница соскочил с козел и ухватил ее за плечи.

– Не трогай меня!

Она размахнулась, чтобы дать ему кулаком в живот, но он ловко увернулся и разразился хриплым хохотом. Он поднял фонарь на уровень ее лица.

– Девчонка! Да и прехорошенькая! Сегодня, кажется, ты подобрал редкую пташку, Гарри! – Он понизил голос: – А что же нам теперь с ней делать-то, когда мы ее нашли?

– Я так соображаю, – протянул второй, – что тот, кто прячется у плотины после темноты, знает больше, чем ему нужно. Мы с ней позже разберемся. Давай-ка двигаться.

И не говоря ни слова больше, он закинул ошеломленную Сару с той же легкостью, что и прежде, в конец стоящей повозки. Она приготовилась к падению на голые доски, но под ней оказалось что-то мягкое, завернутое в холстину.

– Давай, Дэниель!

Когда прозвучал приказ, она села и сделала отчаянную попытку выбраться через край повозки.

– Вы не смеете со мной обращаться так, как…

Она получила толчок, который опрокинул ее на прежнее место. На этот раз она ударилась головой о деревянный край и удар почти оглушил ее.

– Если не замолкнешь, я тебя в мешок посажу, понятно?

Молодой человек снова занял место позади телеги, а Сара, вглядываясь в темноту, не могла рассмотреть ничего, кроме качающегося фонаря. Она тихо лежала на мешке, измученная и испуганная, в ней совсем не осталось боевого духа. Она плотнее завернулась в плащ, отвернув лицо от хлещущего ветра. Не оставалось ничего, только подчиниться обстоятельствам. Ее силы были ничтожны в сравнении с мощью этого человека, шагавшего позади. Слезы злости и страха готовы были брызнуть у нее из глаз; она сдержала их и лежала, продрогшая, но неподвижная, а телега тащилась по дороге. Наконец она ощутила более неровную землю под колесами, потом они проехали по булыжнику и остановились. Она села и огляделась.

Оказалось, они въехали во двор: каменные стены ограничивали с трех сторон площадку, открывавшуюся в пустынную темноту низины. Сара с трудом различила очертания какого-то здания. Окна были закрыты ставнями, света нигде не было. Гарри прошел мимо телеги, высоко подняв фонарь, и забарабанил в дверь.

– Пошевеливайтесь там! – крикнул он.

Через некоторое время дверь отворилась, в дверях стояла толстая женщина, загораживающая рукой пламя свечи. Сара перевела вопрошающий взгляд с нее на вывеску, которую трепал ветер. Она прочла полинявшие буквы, прежде чем фонарь опустили: «Ангел».

Молодой человек шагнул назад к ней.

– Вот, мамаша, – произнес он, – я тебе доставил посылочку, полную сюрпризов! Пойди-ка посмотри! Что ты об этом скажешь?

Он спустил Сару на землю и слегка подтолкнул вперед. Женщина посмотрела на нее с подозрением и, когда та споткнулась о порог, ухватила ее повыше локтя, грубо задержав на месте.

Сара взбесилась от подобного обращения с их стороны и яростно хлопнула женщину по руке.

– Оставьте меня, вы оба! Я заявлю на вас в суд за это!

Женщина абсолютно не обратила на это внимания.

– Это еще что такое, сынок? – спросила она. – Ты что это притащил?..

Голос ее был таким же грубым и громким, как у Нелл из Брэмфильда. Он странным образом не вязался с голосом мужчины, которого она называла сыном.

Он рассмеялся.

– Я же тебе сказал, что это просто посылочка с дороги. Нашел возле плотины. – Казалось, ему все это доставляет удовольствие: говорил он очень проникновенно. – Мне показалось, нечего девчонке болтаться в такое время – вот я и подобрал ее.

Женщина отступила назад, на ее мясистом лице появилась тревога.

– И ты притащил ее сюда – в «Ангел»?

Некоторое нетерпение послышалось теперь в голосе мужчина.

– А почему бы и нет? Мне захотелось отужинать в компании.

– Ты с ума сошел! – рявкнула женщина. – Надрался, что ли?

Он протиснулся в таверну мимо Сары и грохнул фонарем по столу. Потом сердито обратился к женщине.

– Попридержи язык, раз тебя не спросили! – Он сделал угрожающий жест, и она отшатнулась к стене, не спуская с него настороженного взгляда, пока он осыпал ее ругательствами. Она увернулась от удара, который чуть было не попал ей в голову.

– Давай, шевелись, ленивая растяпа! – рявкнул он. – Принеси-ка ужин, две порции! Накорми эту девчонку, а то она как заморенный котенок.

Когда она осторожно пробиралась мимо него, он крикнул ей:

– И запомни, здесь я решаю, кого приводить в «Ангел», а кого сюда не пускать!

Она исчезла за дверью, ведущей в длинный коридор.

Молодой человек обратился к Дэниелю, который стоял рядом с Сарой:

– Займись телегой, Дэниель. А если ты не разотрешь лошадь так, как я тебе показывал, обещаю, что утром у тебя на спине не останется ничего, кроме костей!

Потом он добавил приятным голосом:

– А теперь спокойной ночи. Не забудь поужинать, когда закончишь.

Дэниель вышел, закрыв за собой дверь.

Сара к этому времени поняла, что бесполезно пытаться бежать, выражать протест, когда ее никто не слышит, поэтому она тихонько стояла, пока Гарри возился с огнем в очаге. Он подбросил дров из сложенной тут же поленницы, потом взял канделябр с полдюжиной свечей и зажег их от разгоревшегося огня. Он зажег еще несколько свечей в подсвечниках и разместил их по всей комнате. Она пристально наблюдала за ним. Он двигался легко. Он был очень высок, могучие плечи бугрились мускулами, грозя разорвать видавшую виды куртку; светлые волосы, блестевшие от дождя, кудрями обрамляли его юное лицо. Время от времени он поднимал руку и утирал влагу, стекавшую на лоб. Ее озадачил вид этого гиганта, который казался таким молодым, и в то же время был хозяином «Ангела».

Он неторопливо покончил со своими делами и пнул одно из поленьев в очаге. Потом резко обернулся и направился к Саре.

– А теперь посмотрим, что за девица пряталась у плотины в эту бурную ночь!

Он схватил ее и подтолкнул к свету, лившемуся от очага и свечей, по пути отбросив капюшон с ее головы. Она почувствовала, как его пальцы пытаются расстегнуть застежку ее плаща. Он стянул его с плеч Сары и уронил на пол к ее ногам. Какой-то миг ему нечего было сказать, он молча рассматривал ее, и она ничего не могла прочесть на его лице. Потом он вдруг ухватил ее за плечи и отстранил от себя; глаза его медленно скользили по ней. Она извивалась, пытаясь вырваться, но он удерживал ее легко, как ребенка.

В отчаянии от бесполезности этих попыток она жалобно посмотрела не него и увидела, как его молодое и вместе с тем старое лицо озаряется улыбкой. Он рассмеялся. Сара подумал а о том, сколько же раз она уже слышала этот смех с того момента, как он вытащил ее с края плотины. Смех и улыбка слишком легко сменяли приступы гнева: было впечатление, что они совершенно не связаны с его истинными чувствами. Она начала сомневаться, что он полностью в своем уме.

Через некоторое время он отпустил ее, слегка толкнув, так что она оказалась на скамье у очага. Он остался стоять, ни слова не говоря, а только уставившись на нее. Потом женщина, которую он назвал матерью, снова появилась, неся поднос с тарелками и высокими кувшинами. Она nocta-вила все это на стол перед очагом, накрыла два прибора и вышла, ничего не сказав. Человек сел на стул, указав Саре на место против себя.

Она заколебалась, но он рявкнул:

– Черт побери! Что, тебя с ложечки кормить, что ли? Садись, тебе говорят!

Она покорно села, устремив глаза на еду, расставленную на столе. Она приняла то, что он предложил, опасаясь, что это может быть его очередной шуткой и что он может тут же отнять предложенное. Еда была хороша и обильна: у нее на тарелке было больше, чем когда-либо со дня смерти Себастьяна. Сара пила и ела, сколько хотела, иногда вспоминая скудную кормежку в Брэмфильде.

Аппетит ее компаньона был огромен, но даже занявшись едой, он не сводил с нее глаз.

– Доедай все, деточка! – скомандовал он вдруг, указав ей на тарелку куриной ногой, которую ел.

Выражение его лица несколько смягчилось. Он продолжал смотреть на нее, потом сказал довольно нежно:

– Похоже, что ты несколько дней не ела. Давай доедай, а если еще захочешь, я буду это только приветствовать.

Сару не нужно было принуждать. Она продолжала есть, подставляя бок теплу очага. Ей даже почти удавалось, если не думать о хозяине, забыть, что она находится в месте, которое наводит ужас на всех честных фермеров в округе; а она здесь ужинает по-королевски с человеком, который является владельцем всего этого заведения. Но как только она бросала взгляд на него, страх вновь овладевал ею: она вспоминала все легенды, которые шепотом рассказывались об «Ангеле», а думая о том, что это место носит название придорожной таверны, она с печалью сознавала, что эта пустая комната должна, по идее, быть полна людей, а окна должны излучать дружелюбный свет, который привлекал бы сюда путников. Ей также вспомнилось, как осторожно пробиралась по дороге повозка, как нес неотступную стражу при ней Гарри. Взглянув на его могучее тело и лицо без единой морщинки, на котором так мягко играл свет, она с содроганием вспомнила ту поспешность, с которой и женщина, и Дэни-ель стремились выполнить его приказания.

Он внезапно закончил трапезу, оттолкнул от себя тарелки, откинулся на стуле, как видно, вполне довольный, и стал раскачиваться на нем, рассматривая Сару. Наконец он заговорил.

– Как тебя зовут?

Она вскинула брови:

– А вам какое дело?

Его не обескуражил ее тон.

– Брось! Я же должен как-то тебя называть.

– Я Мэри, – проговорила она медленно.

– Мэри? Мэри, а дальше?

– Мэри… Бейтс.

– Ну, Мэри Бейтс, давай кончай эти глупости. Почему ты пряталась за дамбой?

Она вспыхнула от насмешки в его голосе.

– Я же не знала, кто может там проехать. Низина ведь… небезопасна… ночью.

– А ты, я вижу, добропорядочная девица, Мэри Бейтс! Ну что ж, очень хорошо, – он с преувеличенной серьезностью кивнул головой. – Но что же, скажи на милость, добропорядочная девица может делать в низине после наступления темноты? Все умные люди в это время спят в своих постелях.

Она мгновение поколебалась, затем отчаянно решилась рассказать совершенно неподготовленную историю, которую сочинила во время еды.

– Я направлялась в Аппельдор. У меня там тетя заболела и просила меня прийти.

– Направлялась в Аппельдор, Мэри? – Голос его был тих, но брови заметно поднялись. – Так поздно?

– Я же шла из Рая и не там свернула. Я вообще так далеко в эту сторону никогда не ходила.

– Из Рая, значит? А где же ты там живешь, в Рае?

– Я в услужении миссис Линтон.

– Миссис Линтон? Миссис Линтон?.. Что-то я о такой не слыхал!

Он со стуком опустил на пол передние ножки стула. Он вскочил, упершись руками в стол, и наклонился к ней.

– Это все куча вранья! И зовут тебя совсем не Мэри Бейтс!

И тут же, не успел гнев охватить его, как уже остыл. Безрадостная улыбка расплылась по его лицу.

– Но мне же нужно тебя как-то звать, – сказал он, – пока ты не удосужишься назвать свое настоящее имя. Назову-ка я тебя Лизой. Да… Лиза… Пожалуй, неплохо. А ты рада такому славному новому имени?

Сара осторожно настаивала:

– Но меня зовут Мэри.

С невероятной скоростью он оказался возле ее стула и вздернул ее на ноги, схватив за руку повыше локтя.

– Не ври мне! – заорал он.

Он яростно тряс ее, ухватив обеими руками за плечи. Она беспомощно била кулаками в его грудь. На него это действовало не сильнее, чем если бы удары наносил малый ребенок. Ее снова охватил ужас, но к нему прибавилась и ярость.

– Ты, зверюга! – задыхалась Сара. – Оставь меня в покое! – Зубы ее лязгнули, и она сказала срывающимся голосом: – Надеюсь, тебя повесят за это!

Он разразился хохотом. Она смотрела на него в яростном отчаянии, пальцы ее согнулись, готовые вцепиться ему в лицо, но вдруг замерли, окаменев от его следующего жеста. Он наклонился и поцеловал ее прямо в губы, а руки его притянули ее поближе. Его могучая сила захлестнула ее мощным потоком, потрясение от его поцелуя привело ее на несколько мгновений в полное оцепенение. Сара почувствовала его руки на своем теле, но это не были грубые руки, как ни странно. Его губы были решительны, и хотя ее никогда, кроме Ричарда, никто не целовал, она инстинктивно почувствовала, что это решимость человека, который привык по-своему распоряжаться женщиной. И в оцепенение ее уставшего мозга, который пытался оказать безнадежное сопротивление его напору, вдруг вернулась искра жизни. Она внезапно прекратила борьбу, как бы давая ему возможность прижать к себе еще плотнее свое безвольное тело; она откинула еще дальше назад голову, чтобы принять его поцелуй, и когда он наклонился к ней еще ниже, ее пальцы нащупали его волосы. Нежным движением, которое он мог принять за ласку, она запустила руку в его спутанные кудри, затем ухватила их и рванула изо всех сил.

Последовал миг удивленного молчания. Потом он издал вопль негодования и отшвырнул ее от себя. Она полетела назад и упала, ударившись о ручку скамьи, стоявшей у очага. Она скрючилась там и, поддерживая себя одной рукой, наблюдала, как он в разгневанно-пораженном состоянии ощупывает голову в том месте, где она рванула его за волосы.

Он шагнул к ней.

– Ну, черт побери, я тебя проучу…

Он ухватил ее за рукав, пытаясь поднять на ноги. Рукав оторвался, обнажив плечо и руку. Его ногти прошлись по ее предплечью. Он удержал ее на ногах перед собой, а потом медленно поднял руку. Тыльной стороной ладони он с силой ударил ее по лицу.

Сара вскрикнула от неожиданной боли и от силы удара.

Он крепко держал ее за плечо, чтобы она не упала, а потом занес руку для второго удара. Сара отчаянно пыталась вырваться. Его пальцы непроизвольно сжались, когда он отступил, чтобы замахнуться. В это мгновение, когда он не ожидал, она слепо ухватилась за его пояс обеими руками и, таким образом устояв на ногах, резким ударом вонзила колено ему в живот. Он охнул, и пальцы его, разжавшись, соскользнули с ее плеча.

Он сделал несколько неуверенных шагов назад, ухватившись за живот и почти согнувшись пополам. Сара тяжело дышала, каждый вздох отдавался болью: она знала, что нисколько не помогла себе, что у него просто перехватило дыхание и что это всего на несколько секунд. Она ждала его следующего движения.

Но он ничего не сделал. Дыхание его, когда он выпрямился, было слышно во всей комнате. Сара стояла в ожидании следующего удара. Но буквально через минуту она была потрясена, увидев знакомую улыбку, которая начала появляться на его лице. Его раскатистый мощный хохот огласил комнату.

– Черт побери! – хохотал он. – Черт побери… Да эта девчонка с перцем! Я, сдается, впустил под свою крышу дикую кошку!

Все еще смеясь, он рухнул в стоявшее позади кресло, указав ей на скамейку.

– Дикая кошка со светлыми волосами, а? Ну, Лиза, я такого от тебя не ожидал. Нет, честное слово, не ожидал!

Он глубоко вздохнул три или четыре раза.

– А знаешь, ты мне по нраву, Лиза, – сказал он уже тише. – На черта мне робкие бабы. Дуры они все! – Он качнулся на стуле, наклонив его вперед, ближе к ней. – Но ты-то не дура, а, моя красотка?

Сара не ответила. Она начала ощущать спад после предпринятых ею отчаянных усилий. Она презирала себя за неумение скрыть это от него; ей было не справиться с приступом дрожи, охватившей ее. Она сжалась в дальнем углу скамейки. Он мог делать что угодно: в ней не осталось ни сил, ни духа для сопротивления. Она с ненавистью смотрела в эти бледно-голубые глазки, на светлые кудряшки над ними: лицо ее дергалось от боли в том месте, где он нанес удар, и она чувствовала, что кровь выступила в том месте, где он расцарапал ей плечо. Она ненавидела его за эту боль и за унизительность их схватки, но она могла лишь смотреть на руки, которые причинили ей всю эту боль, руки, спокойно лежавшие на подлокотниках.

– Итак, ты шла в Аппельдор, Лиза? Ну-ну, я сам туда отправлюсь через день-другой. И ты со мной поедешь – я тебя туда отвезу. А до того ты проведешь время здесь, в «Ангеле».

Она рванулась вперед.

– Я не останусь здесь! Не останусь! Ты меня не заставишь!

– Не заставлю? Вот как? – продолжал он, делая такую гримасу, как будто ее слова его больно задели. – Да со мной ведь не соскучишься – я тебе обещаю. И вообще – какого еще мужика может желать женщина с таким темпераментом? Ты не будешь одинока, по крайней мере, пока рядом Гарри Тэрнер.

Она слушала его, а сердце холодело от страха.

– Кроме того, – добавил он, – у меня тут и умные книжки есть, что тебе по вкусу будет, если только ты захочешь разнообразия после Гарри. Там наверху есть книжки…

Он снова разразился хохотом, уловив выражение ее лица.

– Ты что, про это думаешь? – Он ткнул пальцем в сторону коридора, ведущего в кухню. – Да, она мне мать, что говорить. Но, – здесь он подмигнул, – папаша мой – это другое дело! Он истинный джентльмен, хоть и не брезгует приехать навестить сыночка время от времени.

Вдруг лицо его стало жестким, а сжатый кулак с грохотом обрушился на стол.

– И, черт побери, Лиза, мною-то можно гордиться гораздо больше, чем сыночками от его благородной жены! Да я и образован лучше, будь уверена, да и голова у меня лучше в делах соображает, чем у этих ослов. Они все трое родились в неге и холе. Они и четверти того не сделали, что сделал я в своем возрасте, – я и богаче буду, чем все они вместе взятые. Вот увидишь!

Он замолчал и слегка приподнял ногу в хорошо пригнанном начищенном сапоге: казалось, вид его доставляет ему удовольствие, потому что, снова взглянув на Сару, он уже не хмурился.

Он тихо произнес:

– Хозяин придорожной гостиницы всегда интересуется теми, кто проходит мимо в ночи и тьме, кто прячется в канавах возле нее. – Он постучал каблуком ботинка об пол, все еще мягко обращаясь к ней: – Ты мне наврала, Лиза. Каждое твое слово – вранье. Но я от тебя добьюсь правды. Кто ты? Откуда взялась?

Она ничего не сказала.

Он снова наклонился вперед, сидя на краешке стула; голос его уже утратил спокойствие.

– Отвечай! Слышишь… отвечай мне!

Прямая спина Сары плотно прижалась к высокой спинке скамьи. Она сознавала, что ее история, неправдоподобная и неудачно выдуманная, будет неубедительна. Он будет ее допрашивать, пока не добьется правды, а правда только ухудшит ее положение. Он тогда поймет, что может держать ее здесь, в таверне, ничего не опасаясь, сколько захочет. Преследователи ни за что не станут ее искать в таком заклятом месте, как «Ангел». А этот человек, сидящий перед ней, который гораздо умнее многих, хоть и неуравновешенный и безумный подчас, наверняка именно он и организовал банду контрабандистов, о которых рассказывают, что они используют это место как перевалочный пункт. В фанатичном блеске его глаз она не заметила жалости – ей грозит та же участь, что и его матери и Дэниелю. Она содрогнулась при мысли, что ее ждет, пока она не выберется отсюда или когда она ему наскучит.