Текст книги "Наследство Валентины"

– Нет! Убирайтесь прочь! Нет, мистер Том, не дотрагивайтесь до меня так!

Она снова закричала, заплакала и вскочила.

– Джесси, проснись, у тебя кошмар.

Он тронул ее за плечо, но она не просыпалась, только стонала и пыталась увернуться от него.

– Проснись же, это всего-навсего страшный сон.

– Джеймс?

– Успокойся. Все кончено.

– Кончено, – медленно повторила она, упав на подушку. Джеймс усомнился в том, что она его слышит. Просто он сумел разорвать пелену дурного сна.

Он расплел ее косу и пропустил сквозь пальцы волнистые пряди. Джесси не шевельнулась. Джеймс осторожно расправил густые кудрявые волосы на подушке.

Да, чудесные волосы, особенно для девушки, которую он никогда не представлял своей женой. Той Джесси, которую он отчаянно хотел. Опять. Однако Джеймс понимал, что придется подождать. Но не пройдет и нескольких часов, как он снова заставит ее стонать от наслаждения.

Чувствуя, как его вновь раскачивают волны дремоты, Джеймс сонно гадал: кто такой этот мистер Том и почему жена так его боится?

– Джесси, проснись.

Джесси что-то пробормотала и съежилась, пытаясь отделаться от настойчивого голоса и лежащей на плече руки.

– Ну же, вставай. Уже очень поздно, так долго ты никогда не спала. Открой глаза.

Джесси натянула одеяло на голову. Джеймс стащил его обратно. Она почувствовала, как просел матрас, когда муж сел рядом.

– Джесси, – повторил он, осыпая ее поцелуями, приглаживая взлохмаченные локоны.

Джесси подняла ресницы и взглянула на него. В эту минуту он казался ей самым красивым и дорогим на свете – таким дорогим, что сердце сжималось от любви и боли. Вспомнив о наслаждении, подаренном ей ночью, она покраснела. Было совсем светло, и внезапный стыд не давал ей взглянуть ему в глаза после того, что произошло между ними.

Джеймс улыбался с чисто мужским самодовольством. Он чувствовал себя прекрасно – отдохнувшим, полным восхитительного блаженства. Нагнувшись, он провел кончиками пальцев по ее бровям.

– Я собираюсь снова проделать это с тобой, сегодня же. Что ты об этом думаешь? Молчишь? Нечего сказать? Вот и чудесно, Джесси. Поверь, мне доставляет огромное удовольствие смущать тебя, то, чего я так и не смог добиться, пока не провел языком по твоему животу и не спустился ниже, а потом…

– Джеймс!

Муж заглушил ее негодующий вскрик поцелуем.

– Доброе утро, – прошептал он, прикасаясь губами к кончику ее носа, подбородку и мочке уха. – Почему ты до сих пор в постели? Это я тебя измотал, правда? Ты должна была встать с петухами, Джесси, и лучиться бодростью, а не нежиться на шелковых простынях едва ли не до вечера.

Джесси улыбнулась мужу. Новая Джесси, обретшая уверенность в себе.

– Подожду, пока ты обучишь меня всему, что может быть между мужем и женой, а потом тоже смогу над тобой всячески издеваться.

– Тебе еще многому предстоит учиться, Джесси. Ты даже представить себе не можешь, сколько времени уйдет на то, чтобы ты усвоила каждый нюанс, каждое легчайшее движение, приносящее новый оттенок наслаждения.

Глаза Джесси едва не выскочили из орбит.

– О… – только и сумела протянуть она.

– Я тебя обманул. Полдня еще не прошло. Просто я хотел позавтракать с тобой и обсудить, что мы сегодня будем делать. Сейчас только семь, но я уже умылся и оделся. Харлоу принесет горячей воды для ванны. Хочешь, миссис Кэтсдор тебе поможет.

Но Джесси не желала, чтобы кто-то, кроме Джеймса, помогал ей, однако не могла заставить себя попросить его потереть ей спину. Джеймс направился к двери, но у самого порога обернулся.

– Кстати, Джесси, кто такой мистер Том?

Джесси уставилась на него и повторила так тихо, что он едва расслышал:

– Мистер Том?

– Да, кто это?

Джеймсу неожиданно показалось, что жена унеслась мыслями куда-то далеко. Лицо приняло отсутствующее выражение, взгляд стал рассеянным. По всему видно, она думает о чем-то своем, и не слишком приятном.

– Не знаю, – медленно выговорила она наконец. – Помню, что несколько лет назад часто видела его во сне, но последнее время такого не было. Это очень странно, Джеймс. Я совсем забыла про мистера Тома. Почему он приснился мне именно вчера?

Джеймс не нашелся с ответом. Он знал Джесси шесть лет и никогда не слышал от нее упоминания о мистере Томе.

День тянулся бесконечно, минуты никак не хотели складываться в часы. Джеймс считал каждое мгновение, не в силах дождаться полудня, когда можно будет снова закрыться с женой в спальне.

Солнце пекло невыносимо. Джесси вытерла пот со лба. Она беспрестанно поглядывала на мужа, нисколько не сомневаясь в его истинных намерениях. Но только ей было известно, что под платьем она совершенно голая.

Джесси принялась чистить лошадь скребницей с таким усердием, что та невольно сделала несколько шагов в сторону, словно стремясь отойти подальше.

Услышав смех Джеймса, Джесси погрозила ему кулаком. Они обихаживали лошадей все утро, дружно, не ссорясь, честно деля обязанности. Здесь они были в своей стихии и прекрасно знали, как себя вести и что делать. И друг с другом им легко. В конце концов, они были единомышленниками задолго до того, как стали любовниками.

Джесси начала что-то напевать. Ей и в голову не приходило считать, что Джеймс любит ее лишь потому, что в постели им хорошо. Самое главное, что они друзья. И отныне на этом нужно строить их отношения. Джеймс сообщил, что собирается выставить Бертрама на скачки в Йорке и сам участвовать в двух заездах.

Перед обедом Джесси отправилась прокатиться на Селине и была поражена невероятной выносливостью и резвостью лошади. Вероятно, в Селине есть примесь и другой крови, кроме арабской. Ни у одного араба нет такого запаса жизненных сил.

Вернувшись на конюшню, Джесси обнаружила, что Джеймс в субботу не сможет поехать в Йорк. Он сидел на земле, сыпал ругательствами, держась за щиколотку, и потрясал кулаком перед носом Клотильды, гнедой кобылы.

Пришлось послать Харлоу за Джорджем Рейвном, и тот прибыл в Кендлторп два часа спустя.

– Сильный ушиб. Вряд ли это перелом, но я не хотела рисковать. В конце концов, вы здесь лучший врач.

Джордж одарил ее поистине ангельской улыбкой. Ибо, будучи ниже ростом и очень худым, он оставался самым красивым мужчиной, какого Джесси когда-либо видела в жизни. Неудивительно, что Маркус вечно к нему ревнует!

– Лошадь его лягнула?

– Да, Клотильда. По-моему, она смеялась над Джеймсом, когда тот сидел на земле и проклинал ее. У нее в глазах было этакое нечестиво-коварное выражение.

– Сейчас скажу, что с ним.

Джеймс отказался идти в спальню. Он полулежал в гостиной, на чудесном диванчике с синей парчовой обивкой. Джесси подложила под больную ногу несколько подушек. Он был разъярен, зол, несчастен и в ужасном настроении. Полдень наступил и прошел, а нога болела невыносимо. Джесси была полностью одета, и никаких надежд затащить ее в постель. Черт!

– Мне следовало бы знать, что Джесси потеряет от страха голову и пошлет за вами. Почему ты не сказала мне, что повела себя как дурочка, Джесси? Молчишь? Знала, что я надеру тебе уши, негодяйка!

– Судя по его воплям, он почти здоров. Ну же, Джеймс, хватит, оставьте в покое бедняжку Джесси. Вы женаты всего три дня, и она правильно поступила. Посмотрим, сильно ли Клотильда вас лягнула.

– Чертова тварь! Мне нужно было дать ей слабительное. Зигмунд ее держал, я делал свое черное дело, и тут она вырвалась и бросилась на меня.

– Клотильда здорово разозлилась?

– Еще бы! Молниеносно выбросила копыто вперед и угодила прямо мне в ногу. Зигмунд только сейчас велел мне передать, что с ней все в порядке. Похоже, освободившись от избытка желчи, она избавилась и от другой проблемы. Проклятая кобыла! Ой! Поосторожнее, вы, палач несчастный!

– Прошу прощения. Джесси права. Щиколотка не сломана, слава Богу, но следующие два дня вам придется провести в полном безделье, Джеймс. Старайтесь не наступать на ногу. Сидите или лежите, так чтобы нога была приподнята. Джесси, вот мазь. Растирайте ушибленное место. Боль и опухоль она не снимет, но Джеймс почувствует себя немного лучше.

– Я участвую в субботних скачках.

– Только не в ближайших. И не смейте ныть и жаловаться. Смиритесь со своей участью. Джесси, вы будете держать его прикованным к креслу?

– Обязательно, хотя боюсь, от его проклятий крыша обрушится нам на головы.

Джордж Рейвн поднял светлые брови. Однажды, в приступе нестерпимой боли, Маркус наградил его крайне грубым прозвищем, и Дачесс, услышав новое слово, помчалась на кухню справиться о его значении. Что тут началось!

– Жаль, что вы не видели выражение лица Баджера, – улыбаясь, делилась она с доктором. – Я думала, он швырнет в меня кастрюлей с черепаховым супом!

– Вы не стесняетесь в выражениях перед молодой женой?! – охнул Рейвн.

– Слышали бы вы, что она молола, и всего в четырнадцать лет! – фыркнул Джеймс.

– Он прав, – кивнула Джесси. – Как-то раз я долго слушала Джеймса, восхищаясь его словесными упражнениями, и выучила каждое грязное ругательство, брошенное каждым балтиморским конюхом. Правда, и мой отец может похвалиться обширными знаниями в этой области.

– А как насчет твоей матушки?

– Не ехидничай, Джеймс, тебе и без того плохо. А, миссис Кэтсдор, вы как нельзя вовремя.

Джордж налил три капли настойки опия в стакан с лимонадом и вручил Джеймсу.

– Выпейте и успокойтесь. Заснуть вы не заснете, но боль немного пройдет.

Джеймс выпил содержимое, вытер рот рукой и объявил:

– Я жду. Ничего не проходит.

Джесси решила не обращать внимания на мужа.

– Моя мать, – сообщила она доктору, – научила меня многому другому.

– Хорошо бы узнать чему.

Доктор перевел взгляд с мужа на жену. Препираются, как дети малые. Конечно, Джеймс нездоров, но уместнее всего было ожидать, что Джесси станет ломать руки, причитать над мужем и, как все влюбленные, суетиться и осыпать его ласками. Эти же двое вели себя как старые знакомые, и притом не слишком влюбленные друг в друга. Интересно, в чем тут дело? Ни граф, ни Дачесс словом не обмолвились об этой парочке ни самому доктору, ни его жене Ровене.

Джордж, улыбаясь, выпрямился. Будь он на месте Джеймса, Ровена сделала бы все, чтобы его утешить.

– Убирайтесь, Джордж.

– Прекрасно, Джеймс. Джесси, постарайтесь, чтобы он поменьше двигался. Если нужно, привяжите его к постели… конечно, в прямом смысле слова. Никаких вальсов. И верховой езды. Увидимся в субботу. Не на ипподроме, а здесь.

– Приезжайте к обеду, доктор Рейвн. Возможно, Ровена тоже захочет навестить нас?

Несколько минут спустя Джесси вернулась в гостиную. Джеймс оглядел ее с головы до ног и нахмурился.

– Джесси, я раз и навсегда запрещаю тебе одеваться в мужскую одежду и скакать в субботу на Бертраме!

Джесси виновато ухмыльнулась, словно воришка, залезший в карман святого Петра.

– А я уверена, что сумела бы выиграть для нас несколько гиней, Джеймс. Кендлторп в прекрасном состоянии, но нам нужны деньги для Марафона. Он внутри выглядит хуже старого амбара. Сколько я могла бы выиграть в Йорке?

– Не слишком много, так что забудь об этом.

– Возможно, как раз столько, чтоб купить новые обои для гостиной.

– Джесси…

– Ты так романтично выглядишь, Джеймс, – совсем как медленно чахнущий поэт… скажем, Шелли, хотя он, кажется, темноволос, не так ли… Эта нога на подушках, локон, упавший на лоб, трагический взгляд.

– Обещай мне. Не хочу, чтобы Зигмунд бился в истерике лишь потому, что ты и твои бриджи исчезли вместе с Бертрамом.

– Клянусь, что возьму с собой Зигмунда. Без него я не смогу узнать дорогу.

– Хочешь, чтобы я велел тебя связать? Клянусь, Джесси, я так и сделаю, если ты немедленно не дашь мне священную клятву. Говори, Джесси! Повторяй за мной: клянусь, что не сбегу в Йорк в субботу.

Джесси одарила его бесстыдной улыбкой, беззастенчивой улыбкой прежней Джесси. Он хотел войти в нее так сильно, что тупо ноющая щиколотка была ничем по сравнению с невыносимой болью в чреслах. До сих пор Джеймсу и в голову не приходило, что под новыми одеждами может скрываться прежняя Джесси.

Глава 22

Джесси знала, что, несмотря на больную ногу, Джеймс хочет ее, и сам сказал об этом перед обедом, коварно улыбаясь. Существовал единственный способ заняться с ним любовью, не потревожив ушибленную щиколотку, способ, настолько скандальный, что она краснела при одной мысли об этом.

Взглянув на Джеймса, она решила, что у него не хватит мужества попросить ее о таком. Жаль, конечно, но самое главное, чтобы муж скорее поправился.

Джеймс прекрасно разбирался в характере Джесси и потому лишь глубоко вздохнул, стиснул ее руку и снова вздохнул. Джесси лукаво усмехнулась.

– Нога скоро заживет, – сообщил он.

– Надеюсь.

– Вот и прекрасно.

Но Джеймс хотел закрепить все, чего успел достичь. Если пройдет достаточно времени, возможно, он снова увидит это смущенное выражение у нее в глазах. Он не хотел, чтобы она уходила в себя, отдалялась от него.

Зигмунд и Харлоу помогли ему подняться наверх. Харлоу потребовал, чтобы ему позволили исполнять обязанности камердинера, и неплохо справился, раздев Джеймса и уложив в постель.

Джесси не выказала намерений помочь, и Джеймс не собирался ее просить. Он даже не знал, приходило ли подобное ей в голову. Одно дело – отдаваться ласкам мужа, и совсем другое – раздевать мужчину, у которого щиколотка распухла до размеров дыни-дарлингтон.

Нога горячечно пульсировала, живот неприятно вздулся после неудачной попытки миссис Кэтсдор сотворить суп из зеленого горошка по рецепту Баджера, и беседа между ним и Джесси почему-то не клеилась – от постоянных расспросов жены о здоровье Джеймс отделывался междометиями. Конечно, Джесси старалась, как могла. Просто пациент из него никудышный.

Очутившись наконец в постели, укрытый одеялом до подбородка, Джеймс дождался ухода Харлоу и окликнул:

– Входи, Джесси. Я укутан одеялами и простынями, и все, возмущающее взор, прикрыто, включая и мою отвратительную ногу.

Джесси вошла через смежную дверь, и Джеймс понял – она только и дожидалась его зова. На ней сегодня был очень простой халат, по-видимому, принадлежавший прежней Джесси. Боится, что он набросится на жену, если та наденет новый халат? Возможно.

Он снова оглядел Джесси, пытаясь обнаружить у нее в глазах искорки заинтересованности.

– Собираешься спать здесь, со мной?

– Боюсь повернуться во сне и придавить твою ногу.

– Глупости. Хочу, чтобы ты легла рядом.

Джесси качнула головой, и Джеймс поспешно заметил:

– Ты можешь понадобиться мне ночью.

Жена медленно кивнула. Джеймс закрыл глаза, пока она подкладывала ему под ногу еще одну подушку. Легонько коснувшись его большого пальца, она спросила:

– Так лучше?

– Лучше, чем что?

– Джордж предупредил, что ты будешь невыносим, – вздохнула Джесси. – Когда папу несколько лет назад лягнула лошадь, только я из всех домашних могла его терпеть. Мать сказала, что ей все равно, пусть хоть захлебнется собственной желчью.

– Но я не собираюсь этого делать. Почему ты напялила этот уродливый халат?

– Не хотела понапрасну искушать тебя, Джеймс. Если я наряжусь в один из подарков Мэгги… боюсь, ты сломаешь ногу, пытаясь сорвать его с меня.

Джеймс судорожно сглотнул.

– Рассказать тебе сказку?

– Не нужно. Я очень устала. И хочу спать. О, чуть не забыла. Доктор Рейвн велел дать тебе еще стакан лимонада с опием.

Джеймс обрадовался. Он не хотел лежать без сна, томясь от боли, и слушать ровное дыхание спящей рядом с ним Джесси. Нет, лучше впасть в забытье.

Джеймс крепко проспал ночь. Джесси часто просыпалась, прислушиваясь к нему. Он не издал ни единого стона.

На следующий день опухоль почти спала.

– Кажется, – сообщил Джеймс за завтраком, с аппетитом заедая яичницу тостами, – я смогу скакать завтра на Бертраме.

– И не мечтай. Я этого не позволю, Джеймс.

– Но мне даже не придется уезжать раньше сегодняшнего вечера. Несколько лет назад Френсис, графиня Ротермир, работала с архитектором в Йорке и изобрела повозку. Благодаря этому скаковые лошади не утомляются во время долгого пути на ипподром.

– Гениально! – охнула Джесси, роняя вилку и выпрямляясь. – И на что она похожа?

– Небольшой фургон, который тянет по очереди пара лошадей. Главное, хорошенько привязать поводья коня к перекладине, чтобы он стоял смирно, и можно ехать. Верхняя часть фургона откинута, так что воздуха хватает.

– Господи, как мне хочется увидеть такой фургон! И все это идея женщины, Френсис Хоксбери?

– Да. И вопреки всеобщему убеждению ее муж вовсе не рассердился на то, что не ему пришла в голову эта мысль. Он с гордостью рассказывает об этом окружающим.

– Жаль, что я не настолько умна, чтобы придумать нечто подобное.

– Ты достаточно умна и без этого. Я подумываю заказать парочку таких фургонов, чтобы отвозить скаковых лошадей на ипподромы, скажем, Северной Каролины или Вашингтона.

– О, Джеймс, это было бы чудесно! Я вспоминаю скачки на местных пони на Аутер-Бэнкс, недалеко от Окракока. Странно, но мы не наведывались туда с самого моего детства. Папа, должно быть, устал слушать жалобы матери на комаров, которые ей житья не давали. Они и Гленду кусали, а нас с Нелдой – нет. Правда интересно?

– Комары любят сочную плоть.

– Наверное, Дачесс за такие слова швырнула бы в Маркуса тарелкой с зеленым горошком.

Джеймсу ужасно понравились кокетливые «ручейки», спускавшиеся почти до воротничка светло-желтого платья. Сегодня утром Джесси расцвела, как весенняя роза.

– Надеюсь, под этим платьем у тебя есть хотя бы сорочка, поскольку нынче я ни на что не способен?

Вилка Джесси лязгнула о тарелку. Упорно глядя на яичницу, она призналась:

– Нет. Я об этом не подумала.

У Джеймса перехватило дыхание. Боль в щиколотке не шла ни в какое сравнение с сотрясавшим тело вожделением.

– Ты терзаешь бедного несчастного инвалида.

Джесси склонила голову набок и улыбнулась мужу кокетливой, дразнящей улыбкой, которую не задумываясь переняла бы Гленда, доведись ей стать свидетельницей столь ошеломляющего зрелища.

– Я думала, чем бы тебя развлечь. И решила взять тебя на прогулку в ландо. Мы пообедаем с Маркусом и Дачесс. Что ты на это скажешь?

Джеймс представил, какую тряску предстоит вынести его больной ноге за четыре часа путешествия в Чейз-парк и обратно, и кивнул.

– Замечательно, – объявила Джесси, отложила салфетку и поднялась.

Час спустя Джеймс прекрасно устроился в ландо. Нога, покоившаяся на подушках, была тщательно привязана к боковой стенке экипажа. Никакой тряски.

– Я вспомнила повозку Френсис.

Джеймс лишь покачал головой, а Джесси, подобрав поводья Фантома, великолепного серого бербера, послала его вперед легким галопом.

Но они так и не добрались до Чейз-парка, поскольку, не проехав и двадцати минут, встретили двух всадников. Как оказалось, Маркусу и Дачесс пришла в голову та же счастливая мысль.

Среди смеха, приветственных возгласов, расспросов о здоровье Джеймса и замечаний насчет остроумного изобретения Джесси, сумевшей найти способ доставить мужа в Чейз-парк, Фантом неожиданно встал на дыбы, затряс огромной головой и попытался вырвать поводья из рук Джесси.

Джеймс перехватил поводья, умудрился встать и, проделав несколько крайне странных манипуляций, направил Фантома влево и тут же резко повернул вправо. Он повторил этот трюк трижды, прежде чем Фантом, оглушительно вздохнув, не встал с покорным видом посреди дороги.

– В чем дело?! Как ты посмел, Джеймс, вырвать у меня поводья? Почему? Что случилось?

Маркус протянул руку и погладил Фантома по холке.

– Хороший парень, – пробормотал он и обратился к Джесси: – Джеймс – настоящий грабитель. Фантом обошелся ему дешевле, чем Дачесс пара перчаток.

– Да, – подхватила Дачесс. – Почти украл из-под носа у сквайра, собиравшегося застрелить его за то, что бедняга едва не растоптал его племянника, отвратительного мальчишку, которому урок, возможно, пошел на пользу.

Джеймс рассмеялся:

– У старины Фантома вечно в глазах двоится. Увидев Маркуса и Дачесс, он посчитал, что перед ним четыре всадника, и решил, что он тут лишний. Я поворачивал его в разные стороны, чтобы он не видел лошадей.

– Это сработало, – одобрительно заметил Маркус. – Ну а теперь, поскольку мы с Дачесс уже проделали этот неблизкий путь, поедем в Кендлторп и развлечемся.

– Как вы узнали про ушиб Джеймса? – спросила Джесси, внимательно наблюдая за мужем, поворачивавшим Фантома. Маркус и Дачесс предпочли ехать по обеим сторонам ландо.

– Вчера в Чейз-парк приезжал Джордж Рейвн. Энтони решил, что Эсме может стать превосходным компаньоном Чарльзу, и подложил ее в кроватку брату, пока тот спал. Эсме, съевшая целую форель, прижалась к малышу и тоже заснула. Чарльз проснулся и завопил от страха, да так громко, что его няня Молли вскочила, ринулась к нему, споткнулась и упала, ударившись головой и потеряв сознание. Она уже пришла в себя и вполне здорова, если не считать ужасной головной боли. Маркусу пришлось наказать Энтони.

– Каким же образом, Маркус? – осведомился Джеймс.

Граф, покосившись на жену, признался:

– Отшлепал его и заставил извиниться перед Молли, а затем отослал в спальню и сказал Спирсу, что не позволяю ему есть или играть последующие четырнадцать часов, никак не меньше.

– А потом мы уехали, чтобы Спирс спокойно смог изменить наказание по своему усмотрению, – сообщила Дачесс. – Ты это очень остроумно придумал, дорогой. Подозреваю, даже на Спирса произвела впечатление твоя стойкость.

– Хорошо, что меня нет дома: по крайней мере не знаю, как там Энтони, – вздохнул граф. – Кстати, Джеймс, что с тобой произошло?

– Джеймс давал Клотильде слабительное, и это ей не понравилось.

– И никому не понравится, – подтвердил Маркус. – Ни человеку, ни животному. Поделом тебе, Джеймс.

Дачесс осторожно сняла кокетливый черный цилиндр с ярко-красной лентой и довольно сильно ударила им мужа по руке.

– Думаешь, женщина исключение?

– Я говорил о человечестве вообще.

– Ха!

После того как оживленная перепалка наконец стихла, Джеймс почувствовал, что нога совершенно не болит.

Дачесс и Маркус не вернулись вечером домой. После ужина миссис Кэтсдор едва не лишилась дара речи от восторгов гостей по поводу вареной телячьей ножки и волованов со сливами. Остаток вечера гости и хозяева распевали куплеты Дачесс и играли в вист.

Ночью, когда Джеймс лежал в постели и наблюдал за Джесси, прошло немало времени, прежде чем он набрался мужества спросить:

– Джесси, ты не прочь испытать что-то новое?

– Что именно?

– Вдруг тебе захочется поцеловать меня?

– Не знаю, Джеймс, – прошептала она, с огромным интересом воззрившись на него. – По-моему, это не так уж мудро. Когда ты меня целуешь, сразу теряешь контроль над собой.

– Знаю, – с отчаянием умолял Джеймс, – но я надеялся, а вдруг ты рискнешь последовать моим наставлениям, и мы сможем не только целоваться. Собственно, ты могла бы сесть на меня, и…

– Сесть на тебя? Но зачем, Джеймс? С какой целью?

– Не просто сесть. Нет… ты… ты сожмешь меня в ладонях и…

Она смотрела на него с таким видом, словно Джеймс собирался привязать ее к дыбе и начать растягивать. Джеймс, мгновенно потеряв присутствие духа, осекся.

Джесси пожалела, что не дала ему договорить. Он хотел, чтобы она была сверху? Но она никогда не видела кобылу в таком положении. Мысль была явно интригующей, но опухоль на ноге Джеймса еще не спала. Проклятие несчастной судьбе, придется подождать.

Джесси, насвистывая, потушила свечи и легла рядом. Плохо, что кровать такая узкая. Она чувствовала исходящий от мужа жар, ощущала каждое его движение. Когда его пальцы коснулись ее бедра, Джесси взвизгнула.

– Возьми меня за руку, Джесси, – попросил он, и она послушалась.

Джеймс долго ворочался с боку на бок. Он почему-то считал, что Джесси с готовностью согласится испробовать новые способы. Богу известно, она куда смелее и увереннее, чем следует быть женщине!

Почему же ей не захотелось сесть на него? Джесси не глупа и, конечно, без слов поняла, что от нее требовалось. Ему совсем не нравилась эта неизвестно откуда взявшаяся застенчивость.

В щиколотку словно впивались сотни иголок. Но опий постепенно оказывал свое действие, погружая Джеймса в бездну сна.

К полудню следующего дня прибыл Баджер с фургоном, нагруженным съестными припасами. Этого количества хватило бы за глаза, чтобы накормить всю деревню Татли, к югу от Кендлторпа.

Миссис Кэтсдор и не подумала обижаться. Она просияла так, будто сам Господь спустился с небес, чтобы посетить ее. Прижав руки к необъятной груди, она с восторгом встречала появление каждого нового блюда:

– О, мистер Баджер, какое чудесное рагу из утки! Только взгляните на этот луковый соус, приготовленный специально к нему! А как пахнет свежий базилик! О, и пудинг из черной смородины, который так любит мастер Джеймс! Вы поистине гений, великий…

– Прошу вас, миссис Кэтсдор, – перебил ее граф. – Баджер уже правит на кухне в Чейз-парке. Если дать ему волю, он завладеет всем домом.

Но Баджер возразил, что ничуть в этом не заинтересован, хотя мог бы дать несколько полезных советов мистеру Криттейкеру, секретарю его светлости. Славословия же миссис Кэтсдор он воспринял как должное и, завидев ковыляющего в холл Джеймса, объявил:

– Мастер Джеймс, я приготовил вам нечто особенное – мазь, от которой опухоль через час исчезнет. Доктор Рейвн превосходно справляется с переломами и болями в животе, а также избавляет леди от различных недомоганий, но не знает способов снять опухоль. Садитесь, мастер Джеймс. Милорд, не будете ли вы так добры снять с него ботинок, чтобы я смог наложить мазь…

Граф иронически поднял брови, но тем не менее согласился:

– На что только я не иду ради тебя, Джеймс! Надеюсь, ты по крайней мере благодарен.

Густая желтая мазь пахла на удивление приятно – сахаром, яйцами и сливками. Джеймс уселся поудобнее, закрыл глаза и попросил:

– Послушайте, Баджер, не могу ли я после того, как это снадобье пролежит у меня на щиколотке целый час, попробовать ложечку?