Текст книги "Наследство Валентины"

Глава 13

Джесси пробыла в Чейз-парке вот уже полторы недели, когда граф и графиня решили дать ужин. И несмотря на то что Джесси считалась няней Чарльза, ее пригласили как почетную гостью.

Джесси согласилась лишь потому, что увидела неприкрытое волнение в прекрасных глазах Дачесс, а когда граф подарил ей наряд из мягчайшего желтого шелка с низким вырезом и длинными узкими рукавами, ей захотелось плакать. Джесси в жизни не видела такого красивого туалета и сомневалась, известно ли кому-нибудь в Балтиморе, что подобные платья существуют на свете. Мэгги сама причесала ее, уложив косу короной на голове, а остальные волосы распустила длинными волнистыми прядями по спине. Легкие локоны кокетливо обрамляли лицо. Джесси не могла отвести глаз от зеркала.

– Ну вот, теперь чуть-чуть помады на губы.

– О Господи, да мать удар бы хватил!

– Да, разве не замечательно, что вы здесь, а она в Балтиморе?

– Мэгги, неужели такое возможно?! Все веснушки исчезли!

– Нет, немного осталось – милые стойкие солдатики; по крайней мере я именно так их называю. Рассыпаны как раз на переносице. Просто очаровательно. Уверена, что остальные юные леди, увидев их, немедленно отправятся домой и нарисуют такие же на собственных носиках. Кстати, в этом платье у вас прелестная грудь. Я принесла на всякий случай несколько платочков, чтобы засунуть за корсаж, но, кажется, они вам не понадобятся. Мистер Спирс заявил, что не стоит выставлять напоказ ложбинку между ними, но иметь ее не помешает. Да, ему понравится. И ни единой веснушки на этих точеных плечиках. Почти такие же белые, как у меня, но моя кожа чуть глаже. Правда, и у вас совсем не так уж плоха. Ну вот, все в порядке.

– Но, Мэгги, я не танцую.

– Что?!

– Я не умею танцевать.

– О небеса! Сколько у нас времени?

– Совсем мало.

Мэгги задумчиво покачала головой.

– У меня идея! – объявила она. – Спускайтесь вниз, Джесси, и не волнуйтесь. Желаю хорошо провести время.

Представительный Незнакомец, как всегда, ожидал за дверью. Он выглядел поистине великолепно в черном фраке с белым галстуком. Незнакомец придирчиво оглядел ее, и Джесси неожиданно для себя затаила дыхание в ожидании приговора. Наконец он объявил, гладя подбородок длинными пальцами:

– Мэгги прекрасно справилась. Сейчас вы познакомитесь со всеми нашими прославленными соседями. Я хочу, чтобы вы подчеркивали еще больше ваш чарующий акцент. Растягивайте слова, да посильнее. Покажите им, что вы иная и, возможно, гораздо лучше их. Сможете вы сделать это, Джесси?

Джесси взглянула на джентльмена, которого считала по меньшей мере герцогом, и сокрушенно прошептала:

– Вы в самом деле верите, что я сумею, сэр?

– В самом деле. Дайте вашу руку, и спустимся вниз.

На этот раз девушка не спросила, будет ли он ужинать с ними, а добравшись до подножия широкой лестницы, просто улыбнулась и сказала:

– Огромное вам спасибо, сэр.

– А сейчас, – произнес граф, обнимая ее за талию, – мы будем танцевать вальс. У нас осталось время на один урок, прежде чем начнут прибывать гости. Мэгги утверждает, что вы очень сообразительны и быстро научитесь.

Самсон играл на пианино, выделяя каждую первую ноту такта. Рука у него была тяжелой, и музыка получалась немного неуклюжей. Джесси была перепугана и одновременно восхищена. Правда, сначала графу пришлось беречь ноги, но уже к концу вальса девушка выучила основные па.

– Вы должны чувствовать себя непринужденно и довериться партнеру, – объяснял Маркус, но тут же, нахмурившись, добавил: – Возможно, слово «доверять» здесь не совсем уместно. Большинство мужчин – просто неуклюжие болваны и могут отдавить вам ножки, остальные же – просто развратники и попытаются вас соблазнить. Я буду подсказывать, с кем вам танцевать, хорошо?

Джесси с радостью согласилась.

Ужин накрыли в банкетном зале. За столом сидели двадцать четыре человека, вокруг суетились двенадцать лакеев, и столько еды Джесси никогда еще не видела. Она сидела между графом Ротермиром, джентльменом, на попечение которого Джеймс оставил своего жеребца, когда уехал в Америку, и мистером Багли, помощником приходского священника, увлеченно рассказывавшим о Норманнском кафедральном соборе в Дарлингтоне. После того как подали вареную лососину под соусом из омара, седло барашка и шпинат, Филип Хоксбери, граф Ротермир, обратился к Джесси:

– Попробуйте эту вареную лососину. Слава Богу, ужин сегодня готовил Баджер! Я так мечтал об этом! Предлагал ему все что угодно, лишь бы он перешел ко мне на службу, но старик упорно отказывается. Черт бы побрал Маркуса и Дачесс! Я убеждал его, твердил, будто мы с женой такие тощие, что все ребра пересчитаешь, но он лишь улыбался и предлагал мне отведать все новые блюда. В последний раз он угощал меня чем-то вроде пирожков с устрицами. Я был на верху блаженства.

Джесси рассмеялась, хотя чувствовала себя самозванкой и мошенницей. Она не сводила глаз с Дачесс и во всем пыталась ей подражать. Но Дачесс была так грациозна, так невозмутимо безмятежна, что даже ее вилка двигалась словно сама по себе. Нет, стать такой, как Дачесс, невозможно!

Девушка испытала невероятное облегчение, когда Дачесс поднялась и увела дам в комнату Зеленых Квадратов. Несмотря на то что Дачесс представила Джесси как приехавшую из колоний приятельницу, все были вежливы, но сдержанны. Джесси подчеркивала акцент изо всех сил, но не могла сказать, заинтересовались ли дамы или просто его не слышат. Через минуту в комнату вошли джентльмены, и оркестр начал настраивать инструменты.

Во время первого вальса Джесси сидела рядом с женой помощника священника, потихоньку отбивая ногой такт. Второй вальс она танцевала с Маркусом, и он поднял ее в воздух всего три раза, чтобы предотвратить несчастье и спасти собственные ноги, а потом передал графу Ротермиру.

– Хорошенько позаботьтесь о ней, Хок. Она танцует третий раз в жизни.

– Значит, новичок, – кивнул граф, наградив Джесси ослепительной улыбкой. Он танцевал куда энергичнее Маркуса и так закружил Джесси, что та задыхалась и смеялась одновременно. Когда музыка стихла, она едва нашла в себе силы заметить:

– Граф предупредил меня насчет неуклюжих болванов и распутников, но ничего не сказал относительно вулканов, милорд.

– Вечно он забывает, – посетовал Филип Хоксбери. – Вы прекрасно танцевали, Джесси.

Позже она прокралась наверх с мороженым для Энтони. Мальчик сидел на верхней площадке лестницы, готовый скрыться в одной из ниш каждый раз, когда леди поднимались в дамскую комнату. Увидев Джесси, он удивился:

– Вы кажетесь совсем другой, Джесси. Лицо почему-то очень красное.

– Это потому, что из-за твоего папы я с ног валюсь. Не пропускает ни одного танца. Баджер прислал тебе мороженое и велел передать, что ты уже съел не меньше пяти порций и больше не получишь.

– Странно, что Баджер не смог сосчитать как следует, – недоуменно пожал плечами Энтони. – Говоря по правде, я съел пять порций, это шестая. Не понимаю, как это он ошибся, – такого раньше не случалось.

Когда Джесси вышла из спальни, Энтони увлеченно облизывал пальцы.

– Какой чудесный вечер, – заметила она. – И все так добры ко мне.

– Пусть только попробуют не быть добрыми – мама и папа прибьют их гвоздями к стене!

Девушка невольно улыбнулась.

– Мне пора возвращаться. А тебе – идти в постель.

– Еще рано. Спирс дал мне сегодня лишних полчаса. И велел пристально наблюдать за джентльменами и запоминать все, что они сказали или сделали такого, что, по моему мнению, неверно или плохо. Завтра утром я должен это перечислить.

– Думаешь, твой папа тоже попадет в этот список?

– Я спросил Спирса, а он ответил, что папа – единственный такой на свете и служит исключением из любого списка.

Джесси поцеловала его на ночь и начала спускаться вниз. В этот миг послышался стук дверного молотка, и Самсон, великолепный в своем черном фраке, открыл дверь. На пороге стоял Джеймс. Черный плащ развевался на холодном ветру. Голова была непокрыта.

– Наконец-то вы прибыли, мастер Джеймс! – обрадовался Самсон.

– Проклятая соплячка тут, Самсон?

– Кого вы имеете в виду, мастер Джеймс?

– Вы прекрасно понимаете кого! Она здесь, не так ли?

– Естественно, здесь. Где еще ей быть?

Джеймс поднял глаза и увидел Джесси, но тут же перевел взгляд на Самсона.

– Дачесс и Маркус дают бал?

– Да, но ваше присутствие никого не стеснит. Вас ожидают. Мистер Баджер, вне всякого сомнения, оставил для вас ужин. Он вот уже три дня это делает. Мы все обсудили и решили, что вы появитесь через неделю после ее приезда.

– Скажите мне, что с ней все в порядке, Самсон.

– Джеймс, – вмешалась Джесси.

Он посмотрел на нее, покачал головой и отвернулся.

– Где она, черт возьми?!

– Джеймс!

На этот раз Джеймс шагнул к ней и присмотрелся повнимательнее:

– Джесси?

– Да.

– Ты не Джесси. Ничего общего с Джесси, кроме разве голоса. Что ты сделала с Джесси?

Джесси, не видя иного выхода, начала медленно спускаться, боясь, что запутается в подоле и сломает шею. На самом деле ей хотелось бежать. Броситься ему на шею, прижаться покрепче и никогда больше не выпускать, даже ради ужина мистера Баджера.

Она добралась до нижней ступеньки. Джеймс направился к ней и неожиданно остановился в трех футах, не сводя с нее взгляда.

– Здравствуйте, Джеймс. Не ожидала вас увидеть.

Джеймс несколько бесконечно долгих минут молча смотрел на нее.

– Господи, просто глазам не верю! Что ты с собой сделала?! О, знаю. Мэгги за тебя взялась.

– Да, – подтвердила она, вздернув подбородок, чувствуя себя королевой, женщиной, которой Джеймс Уиндем может восхищаться или стремиться завоевать, как Конни Максуэлл. – И не только Мэгги.

Джесси сознавала, что груди у нее белые и круглые, а между ними – соблазнительная ложбинка, волосы идеально причесаны, а спускающиеся по спине и обрамляющие лицо локоны придают ей романтичный вид. Длинные букли, идущие от висков, почти касались плеч. На губах чуть заметный слой помады. Легкая россыпь веснушек осталась только на носу. Она поглядела в зеркало, когда поднялась в спальню, и была уверена, что выглядит такой же прелестной, как любая дама из кружившихся сейчас в вальсе. Даже руки стали мягкими от крема Мэгги.

– Ты выглядишь невыносимо смехотворной!

Девушка открыла от неожиданности рот.

– Что вы сказали?

– Джеймс перенял от своей матушки манеру говорить и иногда выражается весьма странно. Он хотел сказать, что вы выглядите просто неотразимой.

– Ничего подобного, Самсон, – бросил Джеймс, не оборачиваясь. – Вы бы и раунда не выстояли против моей матушки. И вообще, не ваше это дело. Ну, девочка моя, что это ты вытворяешь, дьявол тебя возьми?! Выглядишь как раскрашенная потаскуха с этой краской на губах! А груди вот-вот вывалятся из платья! Или ты насовала туда платков, чтобы казались полнее, иначе откуда они вообще у тебя взялись? И где веснушки? Как ты от них избавилась? Заперлась на два месяца в темной комнате и извела гору огурцов? Только взгляните на это проклятое платье! Да ты шагу не сделаешь без того, чтобы не споткнуться о подол или запутаться в собственных длинных, как жерди, ногах! А волосы такие, словно ты должна появиться на сцене в каком-то дурацком спектакле из эпохи Средневековья! Готов побиться об заклад, что ты боишься повернуть голову из страха, что все шпильки немедленно вылетят! Господи Боже, это действительно шпильки, не так ли?! Что, спрашивается, все это значит?!

Безжалостные слова летели в нее как камни, сокрушая своей тяжестью. Уверенность в собственной красоте разбилась и лежала руинами у ее ног, ног, которые действительно немного болели, поскольку туфли Дачесс были слегка маловаты. Однако Джесси нашла в себе мужество сказать:

– Я могу вертеть головой, не боясь, что прическа рассыплется.

Джеймс рассеянно пригладил шевелюру, подошел ближе и, схватив Джесси за руки, чуть приподнял, но тут же поставил обратно на мраморный пол.

– А, все это вздор. Забудь, что я сказал. На секунду потерял голову. Главное, что ты здесь и в безопасности. Я молился, чтобы Маркус тебя приютил. Ты так чертовски жалка, поэтому я и сомневался, что он может вышвырнуть тебя!

– Я вовсе не жалка, по крайней мере не теперь, но вам по-прежнему не нравлюсь. Черт бы вас побрал, Джеймс, я прекрасна. Маркус сам это сказал. И Самсон. И Мэгги.

– Неужели? Но они не знали тебя с четырнадцатилетнего возраста, не видели, как ты валишься с дерева, словно подстреленная утка. Не лицезрели, как ты жуешь соломинку, надвинув старую фетровую шляпу на глаза и напевая самые рискованные куплеты из тех, что сочинила Дачесс. И не нюхали гнилые огурцы, которыми ты вечно мазала физиономию!

– Какое теперь это имеет значение? И к тому, что я стала красивой. Взгляните на меня, Джеймс! Проклятие, да взгляните же хорошенько!

– Смотрю. И боюсь коснуться – вдруг ты рассыплешься на множество сверкающих осколков. Ну а что говорит Спирс насчет столь неожиданной метаморфозы?

– Я еще его не видела.

– Странно. Обычно Спирс первым сует нос не в свое дело. Куда он подевался, Самсон?

– Как всегда здесь, мастер Джеймс, в доме.

Джеймс раздраженно отмахнулся и снова взъерошил волосы так, что они встали дыбом.

– Я ничего не понимаю и, видит Бог, несколько раз за последние семь недель повторял все, что хотел тебе сказать, а теперь постоянно сбиваюсь. И не могу прийти в себя, а во всем виновата ты и эти проклятые перемены. Я ожидал встретить тебя, а не какую-то девицу, о существовании которой даже не подозревал. Может, ты и чулки носишь?

Джесси без малейших колебаний подняла тонкие шелковые юбки, верхние и нижние, и показала светло-желтые чулки.

Глаза Джеймса едва не выкатились из орбит.

– Немедленно опусти платье! Достаточно было простого кивка. Ты не умеешь себя вести. И так же похожа на леди, как Дачесс – на пропитую потаскуху из Сохо. Так почему же ты сбежала, Джесси? Да-да, слава Богу, я вспомнил – это первый вопрос, который я собирался тебе задать. Почему, Джесси?

– Глупый вопрос. Вы прекрасно знаете, что я сбежала, потому что моя репутация была погублена. Все знают это. Гленда заплатила мне триста долларов за то, что я уеду. Обещала дать еще несколько платьев и плащ, но обманула. Она посчитала, что я отправлюсь к тете Дороти в Нью-Йорк, но я и не подумала туда ехать!

– Да, именно об этом со слезами объявила Гленда. Она сказала, что ты опозорила семью и не желаешь и дальше навлекать на нее бесчестье. Я никогда и не думал, что ты отправишься к тете Дороти. Старая карга – настоящая ведьма, еще почище моей дорогой мамаши! Ты идиотка, Джесси, но я никогда не считал тебя глупой и поэтому немедленно поехал на пристань и выяснил, какие корабли отправились в Англию. «Флаинг Баттресс» отошел от причала в то утро, когда ты исчезла. Один из докеров вспомнил тебя, поскольку много раз видел на скачках. Он объяснил, что ты была одета в брюки и пыталась выглядеть как мужчина, но, конечно, никого не ввела в заблуждение. Черт тебя побери, Джесси, ты даже не потрудилась оставить мне записку, не говоря уже об отце! Сложила в саквояж свои драные штаны и скрылась. Я сказал Оливеру, что еду за тобой в Англию. Он хочет, чтобы ты вернулась. Не знаю, правда, что взбрело ему в голову, но он действительно этого хочет.

– Папа, возможно, и да, но Гленда права. Больше я никому не нужна.

– Вздор! К тому времени, когда мы вернемся в Балтимор, ни один человек не вспомнит, что ты лежала на мне и гладила по лицу, а твои губы были едва ли не в дюйме от моих.

– Собственно говоря, мастер Джеймс, – вставил Самсон, подвигаясь к Джесси чуть ближе, – мистер Спирс, мистер Баджер, Мэгги и я обсудили создавшееся положение, и, по нашему мнению, Джесси не примут больше в балтиморском обществе. По крайней мере не в ее теперешнем состоянии.

– Согласен. Только взгляните на нее. Теперь на эту леди посыплются десятки предложений. Мужчины при одном взгляде на нее будут терять рассудок.

Эти слова, если Джесси не ошиблась, ничуть не напоминали оскорбление.

– Какие именно предложения?

– Молчать, Джесси! Самсон, убирайтесь. Или по крайней мере хотя бы отойдите на три ступеньки. Я не собираюсь душить ее, во всяком случае, пока. Благодарю вас. Джесси, такой глупости я от тебя не ожидал. Погоди… как-то в одной из скачек ты так страстно хотела меня обогнать, что решила сократить дорогу и заставила коня перепрыгнуть через поваленное дерево, но лошадь споткнулась, и ты полетела в канаву с водой.

– Помню! Я тогда скакала на Авеле. А вы еще хохотали до потери сознания. Даже не закончили скачку: натянули поводья, остановились на краю этой грязной канавы, смотрели на меня и смеялись, смеялись…

Джеймс также вспомнил, как перепугался едва ли не до смерти, пока не увидел, что ее голова показалась над водой, а сама девчонка выглядела словно мокрая мышь – волосы прилипли к лицу, на щеках грязь, но, к счастью, она отделалась ушибами и синяками. Только тогда он не выдержал и рассмеялся от облегчения. Только тогда.

Джеймс что-то невнятно промычал.

– Но ничего уже нельзя изменить, Джеймс. Я здесь, и вы здесь, и мне интересно знать причину вашего появления.

– Плевать мне на то, что считают Оливер и все остальные, но я не виноват в твоем бесчестье, Джесси.

– Конечно, нет. Я всем, включая отца, это твердила.

– Но ему совершенно все равно. Он заставил меня терзаться угрызениями совести. У меня не осталось иного выбора, кроме как последовать за тобой и притащить тебя домой. Пришлось оставить Марафон. И Элис, которая, надеюсь, сумеет держаться подальше от Мортимера Хэки. Проститься с Конни. И все из-за тебя, Джесси, из-за какой-то девчонки, которая умудрилась ранить Хэки в ногу, а потом свалиться на меня с дерева.

– Но я спасла вашу жизнь, Джеймс. И уберегла от Гленды.

– Верно, но это не важно. Главное, я не собирался в Англию до конца этого года, но пришлось ехать. Только чтобы доставить тебя домой.

– Я не поеду, Джеймс. Я не могу вернуться.

– Джесси абсолютно права, мастер Джеймс, – вмешался Самсон. – В нынешних обстоятельствах ей нет смысла возвращаться.

– Совершенно верно, Джеймс. Никому я в Балтиморе не нужна, кроме, может быть, того негодяя, который осмелился напасть на меня.

Джеймс с силой ударил кулаком в стену и закричал:

– Будешь делать так, как тебе говорят, черт возьми!

– Прекратите вопить. Вы мне никто. И не имеете права приказывать.

– Считай, что я тебе вместо отца. Он хочет видеть тебя дома. Я его посланец и представитель.

– Ха! Забудьте об этом, Джеймс. Я буду поступать, как пожелаю, и собираюсь остаться здесь. Я нахожусь на службе у графа и графини. У меня есть теперь работа и серьезные обязанности. И не смейте рычать на меня, Джеймс Уиндем.

– Неужели? И чем ты тут занимаешься?

– Я няня Чарльза и обучаю Энтони верховой езде.

– О небо, еще хуже, чем я думал! Послушай, Джесси, у Чарльза куча нянек! Не меньше десятка! И Энтони может всему научиться от отца, матери и любого конюха! Маркус и Дачесс позволили тебе остаться из жалости. Но эта бессмыслица должна прекратиться!

Самсон смущенно откашлялся.

– Мастер Джеймс, – тихо окликнул он.

Джеймс медленно повернулся и увидел Маркуса и Дачесс, стоявших в дверях зала и молча смотревших на гостя.

– Добро пожаловать домой, Джеймс, – приветствовал Маркус и, подойдя к кузену, крепко обнял его. – Чертовски плохо выглядишь! Неужели совсем не спал? Худой как щепка. Ты все это время тревожился о Джесси, да? Ну что же, она жива и здорова. И стала настоящей красавицей. Присмотрись повнимательнее!

– Благодарю, Маркус, за столь своевременные и точные наблюдения. Здравствуйте, Дачесс. Жаль прерывать ваше веселье, но я явился прямо сюда, надеясь найти здесь соплячку, и так оно и вышло. Только она на себя не похожа. Почему вы позволили ей раскраситься, как потаскушке, и одеться лондонской куртизанкой? Она даже не может держать юбки опущенными. Не постыдилась выставить передо мной напоказ чулки, которые слишком для нее хороши.

– Джеймс, дорогой, – невозмутимо заметила Дачесс своим музыкальным голосом, – мы рады вашему приезду и давно ожидали вас, но ради вашего же блага я посоветовала бы не говорить на повышенных тонах и придержать язык. Джесси выглядит ослепительной и куда прелестнее остальных дам. И мы не питаем к ней жалости. Она права. Джесси очень нужна мальчикам и нам тоже.

– Ха.

– Будьте вы прокляты, Джеймс, что это с вами?

– Джесси, не вмешивайся. О, черт бы все побрал, я, кажется, наделал глупостей. И поэтому еду домой, в Кендлторп.

– Вы с места не тронетесь, пока не поужинаете, мастер Джеймс. До Кендлторпа два часа езды, и сегодня вы ночуете здесь. Миссис Эмори уже готовит для вас спальню Синих Треугольников. Пойдемте на кухню. Мистер Баджер ждет вас. Дачесс, милорд, Джесси, возвращайтесь к гостям. Я позабочусь о мастере Джеймсе.

Джесси танцевала до трех утра.

– По-моему, я уже неплохо передвигаю ноги, – сказала она, улыбаясь Маркусу, кружившему ее в последнем вальсе.

– Вы правы.

Маркус зевнул и пожаловался:

– Кроме того, вы слишком молоды для меня, Джесси. Я окончательно выдохся. Даже Дачесс похожа на прекрасную, но поникшую розу. Думаю, стоит подождать до завтра, прежде чем начать обучение различным сельским танцам. Самсон любит играть их на пианино.

Полчаса спустя Джесси, кое-как распустив волосы и раздевшись, легла в постель. Шпильки с непривычки исцарапали ей голову. После полуночи ей удалось избавиться от туфель, потихоньку засунув их под кресло. Дорогие чулки были окончательно испорчены, но дело того стоило. Она заплатит Дачесс из собственного жалованья, составлявшего теперь два фунта в неделю.

Она спала и видела во сне Джеймса. На этот раз девушку не мучили кошмары, в которых издающий омерзительное зловоние мертвец обвинял ее в краже сокровища. За последние несколько месяцев этот ужас повторялся четырежды, но сегодня ночью Джеймс не сердился на нее. Наоборот, страстно прижимал к себе, осыпал безумными поцелуями, и губы его были влажными и очень-очень горячими.

Проснувшись, Джесси обнаружила Демпера, маленького спаниеля Энтони, сидевшего у нее на груди, – мокрый нос прижат к ее лицу, длинный шершавый язычок вылизывает рот и подбородок. Девушка, смеясь, сбросила песика и вытерла губы ладонью.

– Ах ты, несчастный маленький бродяга! Это Энтони пустил тебя в спальню?

– Нет, не Энтони. Я.