Текст книги "Наследство Валентины"

Глава 24

Ворвавшись в гостиную, Джеймс увидел, как миссис Кэтсдор бьет по щекам незнакомую молодую леди. Расправившись с гостьей, она набросилась на барона. Какого черта здесь нужно его бывшему тестю?! И кто эта девица, вопящая так, словно ее режут?

– Это вы, сэр, – шипела миссис Кэтсдор, потрясая кулаками перед лицом барона, – вы во всем виноваты! Не стоило вас на порог пускать! Вы просто злобный негодяй, сэр, негодяй и подлец! Моя хозяйка не виновата в смерти вашей дочери, ничуть не виновата, а вы пытались убить ее! О Иисусе милостивый, взгляни на нее! Что с моей маленькой хозяйкой?

– Сука проклятая, – дрожащим от боли и злобы голосом рычал барон. – Она ударила меня по голове, подлый трюк, какого только и можно было ожидать от уличной девки! Да я…

Но тут Джеймс заметил Джесси, беспомощным комочком лежавшую у камина, и в мгновение ока очутился перед ней на коленях, обнаружив набухавшую шишку у нее на затылке. Нащупав пульс, он выяснил, что сердце бьется сильно и размеренно. Джеймс быстро согнул и разогнул ее руки и ноги. Ни одного перелома, слава Богу.

Он на секунду закрыл глаза, пытаясь держать себя в руках и понять причину яростного нападения бывшего тестя на жену, и наконец медленно поднялся. Миссис Кэтсдор, благослови Господь ее верное сердце, продолжала наступать на барона – их разделял лишь изящный серебряный чайный поднос, свадебный подарок Хьюза дочери.

– Замолчите, – велел Джеймс молодой даме, которая снова испустила пронзительный визг и прижала ладони к горевшим щекам. Голос его звучал так тихо и зловеще, что незнакомка немедленно закрыла рот и, побелев, испуганно уставилась на него.

– Она пыталась убить дядю Линдона.

– И ей это не удалось, не так ли? Вот и хорошо. Главное – не открывать рта. Сядьте и не шевелитесь.

Джеймс подошел к барону.

– Миссис Кэтсдор, вы прекрасно справились с этими людьми. Пусть Харлоу немедленно съездит в Йорк за доктором Рейвном. Миссис Уиндем ударилась головой. Сердце бьется ровно, и, кажется, она ничего не сломала. Но на голове большая шишка.

– Джеймс, я не хотел ударить ее, – пробормотал барон Хьюз, отступая. Никогда он не видел Джеймса в таком гневе. И подумать, все это из-за какой-то жалкой твари, ничтожества, проклятой американки!

– Неправда, – покачал головой Джеймс, довольный, что способен сохранять спокойствие и не выходить из себя. – Послушайте, Линдон, я знаю, вы все еще скорбите об Алисии. Я тоже. Смерть ее – трагедия, которую невозможно было предотвратить. Она мертва, Линдон, и тут ничего не поделаешь. Прошло больше трех лет, сэр, и я женился на той, кого выбрал сам, не спрашивая вас.

– До меня дошли слухи, Джеймс. Тебе пришлось жениться, потому что она тебя соблазнила. Это потаскуха. Она ничто. Я привез Лору. Полюбуйся, какая красавица. Дочь моего брата. И приданое. Большое приданое. Она прелестна – присмотрись только! Я берег ее для тебя. Да не отворачивайся же, Джеймс. Она леди. Прошу тебя, взгляни, хотя бы мельком! Светло-каштановые волосы, точеная фигурка. Она украсит твой дом, подарит наследника и станет тебе настоящим другом. А ее мама утверждает, что при случае она готова блеснуть остроумием. Конечно, визжит она довольно пронзительно, но с леди это бывает. А та… что валяется здесь, на полу, она тебя не стоит! Посмотри на нее, Джеймс, после того, как налюбуешься очаровательной Лорой. Эти вульгарные рыжие волосы, не мягкие и длинные, как у милой Лоры, а какие-то курчавые лохмы, словно у дикарки! И она плавала голая в пруду! Нет, нет, не Лора, а та тварь! Только потаскуха способна на такое, только такая, как она, могла ударить меня ладонями по ушам, чтобы заставить разжать руки!

Глубокая печаль охватила Джеймса.

– Мне нечего сказать вам на это.

Тяжело вздохнув, он шагнул вперед и, молниеносно ударив кулаком, свалил барона на пол. Тот рухнул как подкошенный. Лора снова начала вопить, но мгновенно замолчала, когда миссис Кэтсдор влетела в гостиную.

– Вы убили его, Джеймс, – тихо захныкала Лора, – за то, что он ударил вашу жену?

– Не будьте дурой, Лора. Вы, надеюсь, не возражаете, что я зову вас Лорой. «Мисс Фротинджилл» кажется чересчур официальным в подобных обстоятельствах, не находите?

– Зовите меня Лорой, пожалуйста. Вы бы все равно звали меня так, если бы на мне женились, – большинство мужей называют жен по имени. Простите, но для меня этот ужас оказался слишком сильным потрясением. Клянусь, я такого не ожидала. Дядя попросил меня поехать с ним в Кендлторп навестить вас, и я согласилась. Алисии здесь не нравилось, но мне было интересно посмотреть, как вы живете, и познакомиться поближе. Я не думала, что он захочет убить вашу жену.

– Все в порядке. Вряд ли мы еще раз увидимся, Лора, – кивнул Джеймс. – Спасибо за помощь, миссис Кэтсдор. Сейчас я отнесу Джесси наверх и уложу в постель.

– Я вышвырну эту парочку, как только благородный барон придет в себя, – пообещала экономка. – А вы, барышня, присмотрите за вашим драгоценным дядюшкой. Будет по крайней мере чем заняться, вместо того чтобы вопить как оглашенная.

«Интересно, что имела в виду Лора, говоря о нелюбви Алисии к Кендлторпу?» – размышлял Джеймс, унося Джесси в спальню. Алисия казалась такой счастливой, пока не призналась, что носит их ребенка, так скоро после свадьбы, так невероятно скоро…

Джеймс вздрогнул. Он не хочет думать об этом!

Джесси тяжело обмякла у него на руках; голова свесилась, волосы почти стелились по ступенькам. Она упала две минуты назад. Почему же она не приходит в себя?

Джеймс непрерывно вытирал смоченной в холодной воде салфеткой лицо жены. Вот уже полчаса она без сознания. Что-то неладно. Джеймс вспомнил жокея, которого на скачках в Йорке лошадь ударила копытом в голову. Сердце его тоже билось ровно, как у Джесси, и все облегченно вздохнули, но он так и не очнулся. Внутри у Джеймса все сжалось от страха.

Наконец он поднялся и, потянувшись, подошел к окну. Пройдет еще не меньше часа, прежде чем появится доктор Рейвн. Небо быстро затягивали темные тучи. Скоро пойдет дождь.

Обернувшись, он заметил, что Джесси пошевелила левой рукой, сжав кулак.

– Джесси?!

Джеймсу показалось, что он сейчас умрет от радости.

– Джесси! – повторил он, наклоняясь над ней.

Глаза жены по-прежнему были закрыты. Голова бессильно перекатилась по подушке. И тут она отчетливо выговорила:

– Голова болит. И ничего смешного. Этот человек просто невыносим.

– Ты права.

Джесси снова прикрыла веки. Джеймс склонился пониже и оглушительно закричал:

– Джесси!!!

И начал трясти ее за плечи, пока она не уставилась на него. Правда, лицо Джеймса как-то странно расплывалось, а волосы образовали нимб, словно у ангела, – золотистые лучи света пробивались сквозь пряди. Неужели она умерла? И попала на небо? Но глаза Джеймса были такими же зелеными, как маленький пруд около отцовской конюшни, берега которого заросли мхом. Все знают, что у ангелов голубые глаза, и лишь у этого – зеленые, чарующие, притягивающие, дарящие неописуемые мир и покой.

Джесси моргнула, пытаясь разглядеть его получше.

– Джеймс! Это ты? Я умерла и ты ангел? Поэтому и плаваешь в воздухе? Ты такой прекрасный ангел, но я не хочу покидать Джеймса даже ради тебя. Голова ужасно болит.

– Значит, ты жива, – объявил вполне земной голос. – Надеюсь, ты это поняла.

– Да.

Она пыталась поднести руку к голове, но так и не смогла. По щекам медленно поползли слезы.

– Ты говоришь совсем не как ангел, но все же сидишь рядом, такой красивый, хотя я и вижу тебя смутно… не знаю, что и думать.

– Тогда у меня есть перед тобой преимущество. Нет, не шевелись, Джесси. Я знаю, тебе очень больно, милая. Лежи спокойно. Зрение не восстановилось?

– Немного лучше. Ты назвал меня милой. Никогда не слышала, чтобы ангелы произносили такие нежные слова. Милая. Мне это нравится. Никто никогда не называл меня милой.

Он снова положил мокрую салфетку ей на лоб. Как щемит сердце! Никто никогда не называл ее милой? Но это просто невероятно! Она такая хорошая, добрая и любящая…

– Нет, я не ангел. Если сомневаешься, спроси мою мать. Сейчас ты просто милочка. И если таковой останешься, будешь моей милой до конца жизни. Договорились?

– Да, – шепнула она и вновь закрыла глаза. Джеймс знал, что нельзя позволить ей заснуть.

– Джесси, милая, нельзя спать! Можно не проснуться! Ну же, взгляни на меня!

Он начал поить ее чаем с ложки, но приступ тошноты не дал ей проглотить и полчашки. Джеймс держал Джесси, пока ту рвало.

– Прополощи рот. Вот так. Легче?

Джесси кивнула, но боль усиливалась с каждым мгновением, словно десятки молотов колотили в основание черепа.

– Я как следует врезала этому мерзкому барону?

– Да! Но это его ничему не научило, так что пришлось испробовать, крепка ли его челюсть. Я уложил его на чудесный эксминстерский ковер, свадебный подарок Хоксбери. Надеюсь, миссис Кэтсдор с помощью Зигмунда сумела достойно проводить гостей.

– Барон очень несчастен.

– Да, но это не дает ему права покушаться на твою жизнь.

– Он стал меня душить, и я воспользовалась приемом, которому много лет назад научил меня Ослоу. Обмякла, а потом сильно хлопнула ладонями его по ушам.

– И причинила ужасную боль. Я думал, он расплачется. Но ты молодец, Джесси. Жаль, что я не пришел раньше.

Позже он расскажет жене, что барон назвал ее вульгарной лишь потому, что она сумела спасти себя от неминуемой смерти.

– Твой тесть женат?

– Да, но его жена была не так близка с дочерью, как отец. Прошлой весной я видел ее в Татли. Она покупала ленты в шляпной лавке и, кажется, обрадовалась, увидев меня. Я всегда считал ее неплохой женщиной. Уверен, что она понятия не имела о его планах.

Он продолжал молоть чушь, зная, как необходимо во что бы то ни стало отвлечь ее, не дать заснуть.

– По-моему, лента была зеленой, под цвет моих глаз, по крайней мере именно так она утверждала.

– У тебя действительно чудесные глаза, Джеймс. Дачесс говорила, что у всех Уиндемов, кроме тебя, синие глаза. Однако она считает, что такое исключение из правил весьма необычно и привлекательно.

– Рад слышать. Всегда мечтал привлекать дам. Если позволишь, я до конца жизни буду счастлив служить предметом твоего внимания.

Это подозрительно напоминало клятву верности, хотя и шутливую, и Джесси решила подумать об этом позже.

– Как только миссис Кэтсдор впустила их, я сразу же поняла, что это не обычный визит вежливости. Мне очень жаль, Джеймс.

– Что? Глупости, Джесси, ты не сделала ничего плохого. Ну как по-твоему, хватит у тебя сил не заснуть? Не уверена? Хорошо, сейчас я расскажу тебе историю, которую мне поведал Ослоу.

– Возможно, я уже слышала ее.

– Значит, послушаешь еще раз. И не своди глаз с моего ангельского лица. Я приложу все усилия, чтобы в моем взгляде появилось неземное сияние. Внимательно наблюдай, сейчас я воспарю. Ну так вот, очевидно, первой породистой лошадью, переправленной из Англии в Америку, был Булл Рок. Тебе это известно?

– Ты что же, считаешь меня полной невеждой? Конечно, известно.

– Прекрасно, но знаешь ли ты, от кого произошел Булл Рок?

– О Господи, голова просто раскалывается. Я совершенно ничего не способна вспомнить, Джеймс.

Джеймс поцеловал ее в кончик носа.

– Знаю, дорогая, но головная боль – весьма неубедительный предлог, чтобы оправдать собственное невежество. Меня не одурачишь! Булл Рок родился в 1700 году не от кого иного, как от араба Дарли.

– Не верю! Ты просто сочиняешь!

– Нет! Видишь, как легко тебя провести? Нет, не закрывай глаза, Джесси, дай мне подумать. А знаешь ли ты, что Карл Первый задолго до того, как лишился головы, впервые учредил золотой кубок на скачках в Ньюмаркете? Джесси, черт возьми, не смей спать!

– Очень милый обычай. У меня призов больше, чем у тебя, Джеймс. То есть у отца, но это не важно.

– Ненамного больше, и вряд ли они из чистого золота. По-моему, все они латунные или в крайнем случае бронзовые. Среди моих нет ни одного золотого.

– Мать заставила отца расплавить золотой кубок несколько лет назад, когда с деньгами было совсем плохо.

– Вот как? – заинтересовался Джеймс. – И кто его плавил?

К несчастью, память снова подвела Джесси.

– Может, поэтому Нелда вышла за Карлайсла, – задумчиво протянула она, не отвечая на вопрос. – Боялась бедности, а он очень богат.

Доктор Рейвн прибыл как раз в тот миг, когда Джесси считала растопыренные пальцы Джеймса.

– Кажется, видит она достаточно отчетливо, – пояснил Джеймс. – Ее вырвало, и она успокоилась. Заговаривается немного, но уже не так сильно.

– Превосходно, – объявил Джордж и, жестом велев Джеймсу отодвинуться, занял его место. – Здравствуйте, миссис Уиндем, – вежливо приветствовал он и приподнял ее веки, а потом осторожно ощупал затылок. – Солидная шишка. Харлоу сказал, что вы ударились головой о каминную полку?

Джесси кивнула.

Закрыв глаза, Джордж, едва прикасаясь, обследовал опухоль кончиками пальцев.

– Понадобится время, чтобы она спала, миссис Уиндем.

– Пожалуйста, зовите меня Джесси. Никто, даже Энтони, не обращается ко мне иначе. Думаю, умей лошади говорить, и они последовали бы примеру людей.

– Прекрасно, – согласился доктор Рейвн, не прекращая осмотра. – Кстати, молодой человек только сегодня написал первые куплеты. Мать вне себя от восторга. Весьма остроумно, замечу. Насчет того, как отец произносит речь в палате лордов и все впадают в спячку от невыносимой скуки.

– Вероятно, Маркус в отличие от Дачесс не считает их такими уж блестящими, – заметил Джеймс.

– Трудно сказать. Во всяком случае, он сунул Энтони под мышку и пригрозил, что утопит его в озере. Ну а теперь послушайте, что нужно делать последующие три дня.

– Ужасно противно, Джеймс.

– Знаю. Пей.

Джесси залпом выпила коричневатую жидкость, приготовленную миссис Кэтсдор по одному из прославленных рецептов мистера Баджера, и бессильно упала на подушки, задыхаясь и отплевываясь.

– Господи, да это любого грешника заставит обратиться в истинную веру! Куда отвратительнее, чем то снадобье от похмелья, которое ты заставил меня проглотить.

– Мистер Баджер дает это его милости, когда тот несколько возбужден, – пояснила миссис Кэтсдор. – Он утверждает, что его милость становится кротким по крайней мере на час. Однако мистер Баджер умолчал, что при виде смирного, как овечка, хозяина, все трясутся от страха, даже судомойка на кухне. Ну а теперь съешьте немного чудесного легкого супчика, миссис Джеймс.

Джесси съела суп, широко зевнула и ровно в восемь часов заснула крепким сном. Через сорок пять минут Джеймс, лежа рядом с книгой в руках, оцепенел, ощутив нежное прикосновение пальцев Джесси к своему животу. Он скосил глаза на жену. Веки опущены, длинные ресницы на щеках. Она казалась погруженной в сон. Однако шаловливые пальцы проложили дорогу к треугольнику волос, пока не замерли в самом низу. Джеймс с шумом выдохнул, только сейчас сообразив, что все это время не осмеливался дышать, и откинулся на подушку. Джесси осторожно касалась его, гладила, ласкала и наконец обхватила ладонью. Джеймс подумал, что еще немного – и он умрет от наслаждения. Она проделывает все это во сне? И к тому же в таком состоянии? Нет, Джесси, должно быть, лишилась рассудка от удара…

Пальцы чуть сжались, скользя то вверх, то вниз, и Джеймс понял, что не вынесет пытки.

– Джесси, немедленно прекрати. Я больше не выдержу. О Боже, как чудесно… не останавливайся…

– Не буду.

Джеймс чуть не подпрыгнул от неожиданности. Звуки этого спокойного голоса мгновенно отрезвили его, заставили очнуться от бредового нетерпения, которое подталкивало испытать безумный восторг освобождения.

– Джесси, негодяйка, опять ты меня дразнишь!

– Да, возможно. Я так долго хотела сделать это, Джеймс, но не решалась. Тебе хорошо?

– Но ты больна. Господи, лучше не бывает. Зачем ты сводишь меня с ума? Не останавливайся, Джесси, только не останавливайся, – простонал Джеймс.

– Ни за что. Мне нравится прикасаться к тебе, Джеймс… ласкать. Голова болит немного, но не настолько, чтобы лежать рядом с тобой и не сметь дотронуться. Ты не возражаешь, верно?

– Ужасно хорошо. Если ты не остановишься, я извергнусь сию же секунду. Впрочем, через несколько минут все начнется сначала, и тебе больше не придется ждать… это будет восхитительно.

– Согласна.

Он притянул ее к себе, рывком сдернул сорочку и прошептал:

– Садись на меня, Джесси. Вот так. Медленно-медленно.

Было почти девять, и всего несколько часов назад жена сильно ушиблась и вот теперь сидит на нем верхом и, не в силах сдерживаться, неумело поднимается и опускается, но, несомненно, получает от этого удовольствие. Он погладил ее грудь, сжал талию, провел по животу, пока не отыскал скрытое нежными складками местечко, где сосредоточилась раскаленная сердцевина наслаждения. Джесси тяжело задышала и втянула его в себя еще глубже.

– Джесси, – едва выговорил он. – Пора.

– Именно сейчас?

– Да.

Джесси запрокинула голову, так что огненный поток заструился по плечам, и, полузакрыв глаза, тихо вскрикнула, убыстряя ритм, и Джеймс задрожал, отдаваясь нахлынувшим ощущениям.

Она распласталась на нем, щекоча его шею теплым дыханием, и Джеймс все еще был в ней.

– Но ты больна, – в который раз умудрился выдавить он.

– Мне уже гораздо лучше.

– Прекраснее тебя нет на свете. Это было просто невероятно, Джесси.

– Да, – согласилась она, лизнула его в шею, прижалась к груди и через мгновение уже спала… и он все еще не вышел из нее.

Джеймс долго лежал, гладя ее спину, сжимая упругие ягодицы.

Прежняя Джесси, новая Джесси… какое это имеет значение? Главное – она его Джесси. Только его.

Джеймс не помнил, как заснул, но, казалось, прошло всего несколько секунд, прежде чем громкий вопль заставил его вскочить.

– Господи милостивый, неужели Лора пробралась в дом?

Джесси металась, словно в лихорадке, отчаянно размахивая руками, отбиваясь от кого-то невидимого, и кричала. Вопли перемежались рыданиями, страшными хриплыми звуками, насмерть перепугавшими Джеймса.

Она соскользнула с него. Джеймс схватил жену за плечи и начал трясти, пока та не успокоилась.

– Джесси, – прошептал он, поцеловал ее и снова встряхнул.

Джесси открыла глаза, взглянула на него и вскрикнула.

– Нет, нет, это я, Джеймс. Успокойся.

– Джеймс, – повторила Джесси.

О ужас, опять этот детский певучий голосок. Волосы у него встали дыбом. А этот незнакомый голос продолжал:

– Какой Джеймс? Я не знаю Джеймса. Кто ты? И почему здесь?

– Я ухаживаю за тобой. Ты упала и ударилась головой.

– Значит, вы доктор?

– Можно считать, так.

Неужели она не узнает его? Снова вернулась в детство и навеки останется ребенком?

– Доктор Джеймс. Странно звучит.

– Скажи, что ты видела во сне?

Джеймс пытался говорить спокойно, ободряюще, как отец с перепуганным, смущенным ребенком.

И неожиданно Джесси, отпрянув, ударила его в грудь кулаком и поцарапала щеку, прежде чем ему удалось поймать ее руки. У нее в глазах застыл безумный ужас.

– Нет, нет, – твердила она, – отпустите меня! Не смейте, остановитесь, перестаньте!

Снова этот жалкий тоненький голосок, исходивший из уст взрослой женщины! Джеймс в отчаянии смотрел на жену, не зная, что предпринять.

– Джесси, – наконец произнес он, – случившееся с тобой как-то связано с мистером Томом?

Джесси вжималась в подушки, пытаясь вырваться, глядя на Джеймса так, словно ожидала, что он намеренно причинит ей боль. Он отпустил ее. Женщина прикрыла голову ладонями, защищаясь от невидимого удара, отпрянула к краю кровати и сжалась в комочек.

– Все хорошо, – спокойно повторял он тем же ровным тоном. – Спи, Джесси. Я буду с тобой. Спи.

Все еще всхлипывая, Джесси заснула с кулачком во рту. Он боялся дотронуться до нее. Боялся разбудить. Но будет ли она, проснувшись, прежней Джесси, а не перепуганной малышкой?

Джеймс подождал, пока она не заснет крепче, и притянул ее к себе. Этой ночью кошмар больше не повторился. Только сейчас до Джеймса дошло, что она видит этот проклятый сон каждый раз после того, как они любили друг друга. Нет, в первые два раза, когда ей не довелось испытать наслаждения, ничего не случилось, но с тех пор… это повторяется почти каждую ночь. И причина всему – полученное удовольствие?

Джеймсу стало не по себе.

Утро выдалось ненастным и дождливым – ливень хлестал по окнам и крыше, деревья печально шумели, сгибаясь под порывами ветра. Открыв глаза, Джесси увидела Джеймса, сидевшего рядом. Сегодня он совсем не был похож на ангела. Скорее на очень встревоженного человека. Но Джесси думала о другом. Впервые она вспомнила все, что привиделось ей в кошмарах. Сев в постели, она повернулась к мужу и сказала:

– Джеймс, мистер Том был очень плохим человеком. Но дело не только в нем. Черная Борода. Пират Черная Борода. Я все поняла.