Текст книги "Необоснованные претензии"

– Пожалуйста, Элизабет, вам что-то известно. Элизабет изменила позу и встала, охватив шею полотенцем, как петлей.

– Итак, все сходится. А теперь, джентльмены, мне хотелось бы услышать от вас совет. У нас всевозможные проблемы с отгрузкой на “Миллсон стал”. Менеджер рвет на себе волосы, а мы теряем деньги и доверие клиентов. Наймите частных детективов, Адриан. Я думаю, они живо выяснят, что наши проблемы никак не связаны ни с законом Мэрфи, ни с проделками злых духов. Карлтоны подкупают людей и вызывают хаос на наших предприятиях. Выясните, кто это делает конкретно, Адриан, и займитесь ими.

– Мне кажется, вы поставили “жучок” на телефоне Майкла Карлтона. – Адриан хотел, чтобы это прозвучало как шутка, хотя и не очень смешная, но, судя по всему, Элизабет отнеслась к его словам серьезно.

– Да, у вас все основания так считать. А пожалуй, есть смысл поставить жучок и на телефоне Брэда в его кабинете.., о, еще кое-что, Адриан, каждую неделю проверяйте – не прослушиваются ли наши телефоны.

На этот раз ее улыбка была похожа на настоящую. Она добавила:

– Я получаю дикое удовольствие, когда смотрю по телевизору программу Мак Гайвера. В этом шоу обыгрывается все, что имеет отношение к подслушивающим устройствам. Ну, так как – заметано?

– Мы ежемесячно производим проверку, Элизабет, – ответил угрюмо Адриан.

– А теперь каждую неделю, хорошо? И надеюсь, ребятам, которые производят проверку, можно доверять?

– Я.., я думаю, можно.

– Пожалуйста, проследите сами, Адриан. Она улыбнулась им обоим ослепительной улыбкой.

– Ну, теперь, кажется, все. Завтра рано утром я буду в офисе бодрая, как малиновка.

– А что происходит, Элизабет? – спросил Род, вставая.

– Пора мне отнестись к своим обязанностям всерьез. А вы так не думаете?

Больше никаких слухов. Ни одного. Джонатан Харли улыбался, когда бежал трусцой мимо дома Бетси Росс. Он был в безопасности. И его компания “Харли электронике”.

Скоро закончится бракоразводный процесс, и в том-то и состояла загвоздка. Ему нужно достаточно денег, чтобы выкупить долю акций Роз. Он ускорил свой бег. Откуда взять деньги?

Продаст ли Роз свои акции или будет держаться за них мертвой хваткой и чинить ему препятствия без конца? Она уже встречалась с другим мужчиной, богатым врачом, годившимся ей в отцы. В этом сказались ее комплексы папиной дочки. Эндрю Пилсон играл очень важную роль в ее жизни. Продолжая бежать, Джонатан пожал плечами. Теперь это его не касается. На следующей неделе он будет свободен. Наконец-то.

В последний месяц он несколько раз возвращался домой из офиса и убеждался, что дом уже больше не принадлежит ему, а становится только домом Роз. Сейчас Роз была в Италии со своим богатым врачом, и он размышлял, а не бросить ли ему все к черту и “скупить ли квартиру. Он не знал, когда она вернется, но, если вернется неожиданно и найдет его еще здесь, ей доставит удовольствие вышвырнуть бывшего муженька на улицу. Он обогнал еще одну бегунью, молодую женщину, которая одарила его своей волшебной улыбкой, когда они поравнялись.

Да, он и в самом деле свободен. Никогда прежде не думая о сексе как обычном развлечении. А теперь у него несколько очень красивых молодых женщин, благодарных ему за науку. Сегодня вечером он собирался встретиться с Синтией Макбейн, преподавательницей джазовой музыки в местном клубе. Эта изобретательная Синтия, кажется, всерьез изучила Камасутру. Очень хорошо, думал он, что она старается быть в форме, а для подобных упражнений нужны немалые сексуальные возможности и здоровье.

Джонатан замедлил свой бег, постепенно успокаиваясь и остывая. Он чувствовал себя полным энергии, полным новой жизни. Он не мог дождаться минуты, пока попадет в офис, чтобы начать донимать Мидж.

– Ну, босс, – сказала Мидж весело, когда он пружинистым шагом вошел в офис, миновав застекленные двери, – сегодня у вас полно звонков.

– Деловых или личных?

Она сообщнически улыбнулась.

– И тех, и других – всего понемногу. Вы их сортируйте, а я пока налью вам кофе.

Жизнь, думал он, поднимая телефонную трубку, чтобы поговорить со своим менеджером по вопросам производства, улучшается со сказочной скоростью.

Теперь он знал, откуда взять необходимые деньги. Это оказалось несложно.

– Не понимаю, – сказал Майкл Карлтон, и лоб его перерезала глубокая морщина. – Ничего не понимаю.

Лоретта осторожно положила свою столовую ложку и кивнула горничной Лидии, чтобы та их оставила.

– В чем дело? – спросила она.

– Речь идет о людях, которых я нанял, чтобы они занялись “Миллсон стал”. Они исчезли, растворились. От них ничего – ни звука, ни слова.

– Когда ты это обнаружил?

– Вчера днем. У меня было назначено свидание с моим доверенным лицом.

– И он не явился, да?

– Да, и не дал о себе знать ни единым словом.

– Я бы не стала пока беспокоиться по этому поводу, мой дорогой, – сказала она, снова поднося ко рту ложку. Они ели свежий черепаховый суп, ее любимый, и она не хотела портить себе удовольствие.

Майкл ненавидел черепаховый суп. Он наблюдал за матерью и играл хлебным мякишем.

– Дело не только в этом.

– О? – Ложка Лоретты замерла в воздухе между тарелкой и ртом.

– Джеймс Хьюстон, по словам моего президента по маркетингу, вовсе не так хорош, каким он представлялся раньше. Не могу поверить, чтобы люди из АКИ этого не знали. Они ведь собирались нанять его.

– Я думаю, пока еще рано судить. Должно быть, в нем что-то есть. Ребята, которые заправляют АКИ, не дураки.

– Знаю, – признал он. Теперь его мучила знакомая жгучая боль в животе. Черт бы побрал эту язву! Майкл с трудом улыбнулся.

– По крайней мере с Корди все прошло гладко – мы перекупили компанию. Должно быть, это нанесло им серьезный урон.

– Группа стратегического планирования Элизабет, должно быть, в ярости, – заметила Лоретта спокойно и взяла в руки маленький колокольчик, лежавший возле левой руки. На звонок быстро и безмолвно появилась Лидия, чтобы подать следующее блюдо.

Майкл любил бараньи отбивные, по крайней мере в том виде, как их готовил повар матери – с розмарином и капелькой чеснока.

Лоретта наблюдала, как он ест, и несколько минут молчала.

Потом сказала:

– У меня был разговор с Кэтрин. Я больше не имею над ней власти, Майкл. Теперь, когда она дорвалась до денег, завещанных ей отцом, девочка совсем отбилась от рук.

– Знаю. И знаю, кто в этом виноват. Некий Чэд Уолтере. Мне ужасно тяжело тебе говорить об этом, мама, но я слышал, что он деляга – достает и сбывает наркотики, и Кэтрин, вероятно, сидит на кокаине.

Лоретта произнесла очень медленно и четко:

– Предлагаю тебе избавиться от мистера Уолтерса, а я беру на себя Кэтрин.

Майкл почувствовал, как его желудок непроизвольно сжался, когда мать произнесла это. Ей почти восемьдесят четыре года. И все же.., все же…

– Да, мама, – сказал он, подумав, – лучше всего будет…

– Меня не интересуют детали, Майкл. Просто устрани его. Нашей семье не нужны скандалы.

– Да, мама.

– Брэдли подумывает о браке.

– И кто она? – спросил Майкл невыразительным голосом.

– Девушка, которую я одобряю, – сказала Лоретта. – Ее зовут Дженнифер Хенкл, она дочь сенатора Чарльза Хенкла от Алабамы.

– Но, ради всего святого, почему?

Лоретта, хмурясь, посмотрела на него. Майкл осекся. Как сказать матери о том, что давно уже ходят слухи, будто ее старший внук предпочитает мужчин? Иногда ему хотелось стать пастухом в Пиринеях и жить окруженным басками. Конечно, уж там он бы не заработал язвы.

– Во всяком случае, – продолжала Лоретта после минутного молчания, – Дженнифер будет здесь в следующий уик-энд и познакомится с семьей. Думаю, ты ее тоже одобришь. Очень тихая, хорошенькая, из солидной семьи.

– Ха, она случайно не музыкантша?

– Это вовсе не так забавно, Майкл.

– Нет, – ответил он со вздохом. – Думаю, вовсе не забавно.

– Тимоти всегда был очень сильной личностью, как ты знаешь.

Да, Майкл знал и, случалось, ненавидел брата за это. Он вспоминал случаи, когда Тимоти называл его слюнявым и слезливым маленьким ничтожеством. А теперь Тимоти умер.

Лоретта продолжала говорить, и голос ее теперь стал мечтательным:

– Иногда я приходила в ярость, если он со мной не соглашался, и тогда он просто улыбался своей особенной улыбкой и советовал взять в руки вязанье. Да, он был сильным человеком, мужественным сыном, опорой.

– Но у тебя остался я, мама, – сказал Майкл. Лоретта нежно похлопала его по щеке.

– Да, у меня есть ты, верно. И мы хорошо ладим, Майкл. Очень хорошо.

Когда перед уходом Майкл поцеловал ее в пергаментную щеку, он почувствовал, что между ними существуют прочные узы, может быть, союз не столь крепкий, как с Тимоти, но теперь это не имело значения. Он ощутил хрупкость ее тела, и это его напугало, но лишь на секунду, потому что Лоретта отчетливо произнесла:

– Позаботься о Чэде Уолтерсе, мой дорогой.

Глава 9

Кристиан Хантер смотрел на Лайэма Гэлэхера. Он увидел, что привратник узнал его, и кивнул:

– Миссис Карлтон ждет меня в семь.

– Да, сэр, доктор Хантер, – ответил Лайэм, – я знаю, сэр. – Он торопливо начал набирать цифры на телефонном диске:

– Коги, доктор Хантер здесь. Да, верно.

Кристиан дотронулся до золоченого листка в старинном лифте и схватился за перила, когда кабина качнулась и накренилась между этажами.

"Аффектация – всего лишь аффектация, – подумал он, – и не важно, какие формы она принимает, эта манерность”. Он улыбнулся своей мысли и сделал над собой усилие, чтобы полюбоваться замечательным сооружением.

Его приветствовал слуга-японец, весивший не более ста фунтов, даже если подошвы его туфель были из свинца. Человечек без возраста. Сколько ему? Тридцать? Сорок? Может быть, и пятьдесят. Как и привратник, он узнал Хантера, но не сразу. Кристиану показалось, что, кроме всего прочего, в выражении его лица была настороженность, некое опасение, как бы Кристиан не причинил вреда миссис Карлтон, В ответ на взгляд узких черных глаз Хантер покачал головой и поймал себя на этом.

Коги принял пальто Кристиана, кожаные перчатки и сказал только:

– Добрый вечер, доктор Хантер, сэр. Кристиан кивнул, потом поднял голову и застыл. Он не мог поверить, что наконец видит ее, находится в одной комнате с ней. Наедине или почти наедине.

– Добрый вечер, миссис Карлтон.

Он подошел к ней и взял ее руку. Не пожал, как она ожидала, а поцеловал в запястье. Прежде чем выпустить руку, вдохнул ее аромат. Элизабет смотрела на его склоненную голову и чувствовала на своей ладони его холодные пальцы. Она мягко высвободилась.

– Как Вена? “Вена?"

– О, очаровательна, как всегда.

– Не желаете ли чего-нибудь выпить, доктор Хантер?

– Пожалуйста, зовите меня Кристианом и – да, мне бы хотелось выпить бокал белого вина. Мне легко угодить – предпочитаю белое и очень сухое вино.

Элизабет едва заметно улыбнулась.

– Я тоже. Белое и сухое, именно так. Элизабет кивнула Коги и жестом указала на диван.

– У вас красивый дом, миссис Карлтон.

– Благодарю вас, – ответила она спокойно. – Как вы знаете, он принадлежит моему мужу.

Громко зазвонил телефон.

Элизабет уставилась на телефон, моля Бога, чтобы это не был Роуи. Она отказала ему сегодня в свидании, сославшись на то, что у нее назначена деловая встреча. Она слышала, как Коги взял трубку, пробормотал что-то, и на том дело кончилось.

– Может быть, вы ждали звонка?

– О, нет, вовсе не ждала. Пожалуйста, сядьте, доктор Хан… Кристиан. И называйте меня Элизабет.

Она посмотрела ему прямо в лицо и добавила:

– Раз вы спасли мою жизнь, я считаю, что называть друг друга по фамилии было бы нелепо.

– Не могу не согласиться, – ответил он, усаживаясь.

– Когда я впервые увидела вас в суде, я решила, что вы англичанин.

– Манерность, которую я так и не перерос, – понимающе кивнул он. – Моя мать была младшей дочерью английского баронета, сельского сквайра, и меня вырастили в уверенности, что английский твид носят люди изысканного вкуса, предпочитающие дорогие вещи, и что хорошо подстриженные и ухоженные усы обнаруживают интеллект большой глубины. То, что я курю трубку, конечно, показывает, что я, как и многие американцы, неравнодушен к табаку. Вы не возражаете, если я закурю?

– Конечно, нет. Мой отец курил трубку. Я люблю запах трубочного табака.

Она наблюдала, как он выполнял все стадии трубочного ритуала. Изящные, легкие движения – заметно, что этой привычке он следует давно.

– А вот и ваше вино. Благодарю, Коги.

– За вашу новую жизнь, Элизабет.

– Да, благодарю вас.

Она отпила крошечный глоток вина, думая о том, что же сказать ему. С чего начать? И чего можно от него ожидать?

– Прошло столько времени, – произнесла наконец Элизабет.

– Да, довольно много, – согласился он. – Вижу, что пресса наконец оставила вас в покое.

– В основном да. И, знаете ли, это большое облегчение.

– Я видел вас однажды в Линкольн-центре пару месяцев назад с Роуи Чалмерсом. Впечатляющий мужчина.

Он внимательно наблюдал за ней. Она побледнела, потом лицо ее приобрело холодное и замкнутое выражение.

– Вы так думаете?

– Я знаю его семью. Отец, как мне думается, недалекий человек, но мать исключительно умна и хорошо ведет дела.

Элизабет не ответила на эту реплику. Коги объявил, что обед подан, и у Элизабет возникло странное ощущение deja vu [20]20
  Психологический термин, означает “уже виденное”, когда человек, впервые столкнувшись с каким-нибудь явлением, испытывает ощущение, что уже переживал нечто подобное.


[Закрыть], когда он сел с ней за стол, – она вспомнила, что то же самое было с Роуи. Сегодня Коги приготовил изысканное блюдо из креветок в соусе провансаль, столь нежное и легкое, что оно просто таяло во рту.

– Вы психолог.

– Да. Но это что-то вроде хобби, прокурор не ошибся.

– И много у вас пациентов?

– Вероятно, с дюжину или около того. Поскольку мне не надо беспокоиться о хлебе насущном, я могу выбирать тех пациентов, которые мне более интересны.

– Понимаю.

– Например, один из них – бизнесмен средних лет, вполне удачливый, который однажды без всякой причины сорвал с себя одежду и в таком виде отправился на встречу со своим боссом, по несчастной случайности женщиной, и попытался изнасиловать ее.

Горсточка дикого риса на ее вилке так и осталась в воздухе, не донесенная до рта.

– И чт-что случилось?

Он усмехнулся, и на его левой щеке образовалась глубокая ямочка.

– Собственно говоря, женщина была крупнее его. Она дала ему оплеуху, лягнула так, что он свалился на пол, и у него начался сердечный приступ. Теперь он лечится у меня уже около трех месяцев. И совершенно не помнит об инциденте.

Рис упал с ее вилки на тарелку:

– Да вы сочинили эту историю! Он засмеялся и покачал головой.

– Нет, клянусь – чистая правда. Но я сконструировал для него особые подтяжки. Они защелкиваются сзади, на спине, и спереди их расстегнуть нельзя. Поэтому, если у него снова возникнет желание раздеться, к тому времени, когда ему удастся наконец освободиться от подтяжек, отстегнув их от штанов, желание иссякнет.

– А как его босс-леди?

– Она тоже, как я понимаю, лечится – у нее возник комплекс вины. Ведь она чуть не прикончила беднягу. Но дама не моя пациентка. Вообще этот случай в психологической практике классифицируют как “конфликт интересов”.

– Хотите еще хлеба, приготовленного Коги?

– Почему бы и нет?

"Какие красивые, изящные руки, – подумала Элизабет, наблюдая за тем, как он намазывает масло на ломтик теплого хлеба. – Руки художника с длинными узкими пальцами”.

– Вы играете на каком-нибудь инструменте? – спросила Элизабет.

– Пытался, когда был помоложе. На скрипке и фортепьяно. К сожалению, у меня таланта не больше, чем у этой солонки. Я один из ваших величайших, но неотесанных поклонников.

– Вы так и сказали в суде.

– Ну, уж это-то по крайней мере было правдой. Он говорил так, будто соглашался, что погода ужасная – ни больше, ни меньше.

– Расскажите об остальных ваших пациентах. Он так и сделал. Хотя Элизабет и слушала его с широко раскрытыми глазами, она все-таки заподозрила, что он импровизирует – и очень искусно.

– ..и, видите ли, дочь продолжала громко жаловаться, что на нее напал отчим и приставал к ней с определенными намерениями. Самое интересное, что ее отчим был импотентом уже много лет. Оказалось, что дочь пыталась таким образом защитить мать от злобных сплетен. В их загородном клубе посмеивались над ним, а мать очень переживала. Обвинив своего отчима в сексуальных домогательствах, дочь наивно пыталась доказать, что он был кое на что способен в постели.

– И что же вы предприняли на этот раз?

– В конце концов мы нашли решение. Я отыскал хирурга, способного помочь парню, и теперь, похоже, отчим и вправду охотится за девочкой.

Кристиан слышал смех Элизабет и чувствовал, как ее очарование струится как бы сквозь него, согревая. Медленно он поставил кофейную чашку.

– Полагаю, Элизабет, вы достаточно наслушались моих профессиональных историй.

– Не знаю, – ответила она, глядя ему прямо в лицо. – Согласитесь, что иногда уклончивость – необходимое условие спасения души и рассудка.

– Верно, но вы ведь хотите знать, не так ли?

– Да, хочу.

– О, да в сущности все очень просто. Я знаю, что вы не убивали своего мужа.

Слова были произнесены с такой искренностью, с такой простотой, что с минуту она могла только смотреть на него.

– Но как вы можете быть настолько уверены? Он неторопливо закурил трубку.

– Я слышал все концерты, которые вы когда-либо давали. Вы творите, интерпретируете, порождаете красоту и чувства. Вы живете своей внутренней жизнью и, будь ваша воля, так и прожили бы свою жизнь, обратив свой взор внутрь себя. Я не верю, что люди когда-нибудь имели для вас значение, что они когда-нибудь затрагивали глубинную внутреннюю сторону вашей натуры до такой степени, чтобы вызвать в вас ненависть столь сильную, чтобы это могло закончиться убийством. Вы никого не смогли бы убить – для вас это было бы бессмысленным актом. По правде говоря, я готов держать пари, что вы не смогли бы заставить себя и паука убить.

На минуту он замолчал, посасывая трубку, но не услышал ее ответ.

– Видите ли, – продолжал он мягко, – вам даже непонятна идея покушения на чужую жизнь. Она вам столь же чужда, как мне мысль о том, чтобы снять одежду и попытаться изнасиловать женщину-ассистента.

Элизабет изучала свою кофейную чашку.

– Вы заставляете меня ощущать себя каким-то бесчувственным созданием, убившим в себе человечность ради искусства, так, будто в моих генах есть нечто, сделавшее меня странной, иной, отличной от других.

– Конечно, иной. Чтобы достичь совершенства в любой области, нужна огромная концентрация внутренних сил и еще напористость. Поэтому некоторые стороны нормального человеческого развития и не могли в вас проявиться. Для них не осталось места. Я думаю, что, даже будучи подростком, вы не испытали тех ужасных судорожных порывов, которые юные девушки испытывают к противоположному полу. Она улыбнулась.

– Ну, по правде говоря, кое-что было. Однако воля моего отца была сильнее влияния гормонов. Я думаю, он убедил меня, что здоровая доза презрения – единственный достойный ответ юным искателям.

– Так вот почему вы вышли замуж за Тимоти Карлтона! Искали в нем некое подобие сильной личности отца?

Он заметил, что она отшатнулась, и быстро сказал:

– Простите. Я вовсе не собирался проявлять нескромность и излишнее любопытство. Думаю, сработала профессиональная привычка: психоаналитик всегда пытается узнать о людях как можно больше, чтобы понимать их лучше. Гены въедливости. Думаю, вы могли бы назвать их по своей доброте. Но иногда это похоже на несносное любопытство.

– Нет, все верно. Возможно, вы правы. Собственно, я никогда не пыталась проанализировать, почему я вышла замуж за Тимоти. Во всяком случае, не по молодой наивности, это уж точно, девчонкой я уже не была. Так что не в незрелости дело. Я и сейчас не могу ответить: почему? – Она опустила глаза в надежде, что он не заметит по ним, что она лжет. Никогда никому она не признается, почему вышла за Тимоти.

Кристиан спокойно набивал трубку – отец всегда называл это “ритуалом успокоения”.

– Вам это помогает собраться с мыслями?

– Что? Ах, трубка! Вероятно, да, вполне вероятно.

– Послушайте, доктор, а ведь вы не уверены, что я не убивала своего мужа. Вы произносили слова, звучащие удивительно логично, и все же это были только слова. Никто не знает, что заставляет человека совершать те или иные поступки, в том числе – насилие. На процессе говорилось, что на орудии убийства нашли отпечатки моих пальцев, и предполагалось, что у меня есть мотив.

– То есть желание стать богатой наследницей?

– Да, и, конечно, желание освободиться от омерзительного брака со стариком.

– Вы никогда бы не совершили такой глупости.

– Глупости? Вы имеете в виду отпечатки пальцев на дурацком серебряном ноже для колки льда? Или то, что у меня не было алиби на то время, когда Тимоти убили?

– Чем вы занимались в тот вечер?

– Да просто гуляла в Сентрал-парке, приглашая воришек совершить на меня нападение, но никто не покусился на мой кошелек – к счастью или к несчастью, – все зависит от того, как посмотреть.

– Я слышал, что вам следовало быть на каком-то благотворительном вечере?

Элизабет склонила голову набок.

– Да, а как вы узнали?

– Да ведь на процессе говорили об этом.

– Я многое забыла из того, что произошло. Действительно, получилось так, что я туда не пошла. Какая жалость! Окружной прокурор лишился возможности заявить, что я наняла убийцу.

– В вашем голосе все еще слышится горечь.

– А вы бы что чувствовали?

– Да, конечно, но у меня в отличие от вас главным было бы желание отомстить, расквитаться. Например, я бы постарался заткнуть грязный рот Кэтрин Карлтон. Эта молодая женщина представляет угрозу, правда, больше для себя самой, чем для других.

На минуту он замолчал.

– Я читал о вашей стычке с ней в ресторане.

– Было такое. Кэтрин – печальный случай.

– Я слышал, что она не очень разборчива по части мужчин.

– Как, ради всего святого, вам удается разузнать так много, Кристиан? Он ответил не спеша:

– Вы не читали о Чэде Уолтерсе?

– А кто это?

– Если выражаться вульгарно, то он настоящая находка для дам – жеребец, да и только, обслуживает богатых дам. Кроме того, распродает наркотики. Он мертв, предполагается, что его убили товарищи по ремеслу. Мерзкое дело.

– Человек, с которым Кэтрин была в тот вечер в ресторане?

– Да.

– И он убит.

– Не большая потеря для общества, вы не находите?

Элизабет почувствовала, как по всему ее телу от шеи до пальцев ног пробежали мурашки, и задумчиво произнесла:

– Думаю, его смерть кое-кому была выгодна.

– Его образ жизни предполагал риск.

– А у Кэтрин есть алиби?

– Конечно. Как я слышал, она отдыхала в Нассау, когда все произошло. Нечто вроде коротких каникул.

Они оба помолчали с минуту – каждый думал о своем. Наконец Кристиан сказал:

– Не сыграете для меня, Элизабет?

– Конечно, сыграю, если вы мне скажете, почему вы это сделали.

– Но я сказал.

– Нет, вы только поманили, но даже не приоткрыли завесу. Почему, Кристиан? Я должна знать.

– Я потерял все свои деньги и в ближайшие пятьдесят лет собираюсь шантажировать вас.

Она сделала попытку улыбнуться, но губы лишь сложились в болезненную гримасу.

– Ну, это я по крайней мере могла бы понять. Она все еще ждала, но больше Хантер ничего не сказал.

Элизабет поднялась и подошла к своему роялю, но не села на стул, а медленным жестом провела рукой по блестящему черному дереву, целиком поглощенная этим занятием.

– Элизабет, – услышала она голос за спиной. – Неужели вы никогда никому не доверяли беззаветно, полностью, бесповоротно?

– Да, со мной это было, но теперь уже можно сказать, что я ошиблась в этом человеке. Я была просто дурой.

Элизабет села за фортепьяно и тронула клавиши. Она заиграла “Патетическую сонату”, и комната наполнилась яростными аккордами.

Но когда она перешла ко второй части, в ее исполнении появилась другая тональность – печаль, сожаление, пронзительная тоска. Ее голова вздрагивала в такт бегающим по клавишам пальцам, а на глазах появились слезы.

Кристиан сидел, не шевелясь. Вторая часть сонаты трогала его, но он отказывался верить, что трагическая музыка сама по себе могла вызвать у Элизабет такую реакцию.

– Как насчет носового платка? – спросил он, как только прозвучал последний аккорд.

– О нет, благодарю. – Элизабет слегка засмеялась. – Я не пользуюсь косметикой, и мне не грозят подтеки от туши.

И она перешла к третьей части, отыграв ее мастерски, но уже без эмоций.

Все еще тяжело дыша, но улыбаясь Хантеру, Элизабет задумчиво произнесла:

– Когда мне было десять лет, я только начала разучивать эту сонату, повторяя ее снова и снова, а мой отец кричал на меня, что переименует эту сонату из “Патетической” в “Жалостливую”. Последующие шесть месяцев он потратил на то, чтобы объяснить мне смысл и пафос произведения, а я так по-настоящему и не поняла, зато хорошо усвоила, что означает “жалостливая”. У меня ушли годы на то, чтобы научиться играть ее без ошибок.

– А теперь, я думаю, никто бы не потребовал от вас ее понимания. Благодарю вас, Элизабет, вы доставили мне огромное удовольствие. Но уже поздно. Могу я увидеть вас в понедельник вечером? Андре Гарро играет Моцарта в Линкольн-центре. Мне было бы очень приятно разделить эту радость с вами.

– Да, – ответила она, медленно поднимаясь с места. – С удовольствием. Гарро – прекрасный исполнитель.

Адриан включил магнитофон, и Элизабет и Род услышали разговор Брэда с его дядей Майклом Карлтоном.

– Это бессмысленная затея! – сказал Брэд.

– Знаю. Похоже, что Джеймс Хьюстон – дутая фигура. Ошибка. Какая жалость, что мы не позволили нашей милой Элизабет нанять его!

– Знаешь, давай продолжим этот разговор при встрече. Телефон в офисе ненадежен. Я просто хотел ввести тебя в курс дела.

– Поговорим подробнее в четверг вечером в доме твоей бабушки. В то же время, Брэд.

– Ладно.

– Есть еще кое-что, Брэд. Девушка, на которой ты собираешься жениться… Это серьезно?

Голос Брэда зазвучал иначе – в нем чувствовались насмешка и некоторая горечь.

– Она дочь сенатора, и, по мнению бабушки, из нее выйдет плодовитая мать семейства. На свое несчастье, я встретил ее в Вашингтоне на одном политическом сборище и начал окручивать.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– О, знаю, дядя, знаю.

Щелчок, означающий, что трубку положили. Тишина. Воцарилось длительное молчание. Род заговорил первым – на губах его играла легкая, но очень недобрая, даже жестокая улыбка.

– Интересно знать, о чем это они. Дядюшку Майкла беспокоит, что Брэд женится на дочери сенатора, а Лоретта очень довольна таким поворотом?

– Я все выясню, – небрежно бросила Элизабет.

– Как? – спросил Адриан, подаваясь вперед и складывая мощные мясистые руки.

– Поверьте, у меня есть возможности.

– И все же очевидно, что у нас происходит утечка информации, и мы должны выяснить ее источник.

– Да, – отозвался Адриан. – Взять хотя бы дело с Джеймсом Хьюстоном. Правда, на сей раз все сработало на нас.

– Я надеюсь, Брэд не подслушивает наш разговор?

– Нет, больше не подслушивает, Элизабет. Есть пословица: “Каждая гадость найдет свою пакость”, – а в данном случае на каждого “жучка” найдется другой “жучок”.

Господи, как она ненавидела все это – притворство, лицедейство, ложь. Самое трудное, вероятно, притвориться, что она испытывает оргазм. Но в последнее свидание с Роуи ей пришлось пойти на это. Она подождала, пока Роуи достигнет вершины наслаждения, заставила себя крепко прижаться к нему, поцеловать его в плечо.

"Кристиан ошибся, – думала она. – Я могла бы убить другого человека”.

– Элизабет, в чем дело? Снова притворство – улыбка.

– Ничего, Роуи. Мне приходится о многом думать – вот и все.

Он отодвинулся от нее, и все ее тело расслабилось, освободившись наконец из объятий предателя.

Потом они долго молчали.

– Что ты думаешь о Брэде Карлтоне и его романе с дочерью сенатора? – спросила она наконец.

– Вот еще, плевать мне на них!

– Нет, серьезно, Роуи, я слышала, что Брэд не очень-то рвется жениться, и Майкла Карлтона все это беспокоит.

– Не знаю, – сказал Роуи. Теперь он лежал на спине, слегка почесывая живот.

– Да ну же, ты рассказывал мне о том, как старые деньги липнут к старым деньгам и как грязное белье стирают потихоньку, вдали от глаз.

– Хочешь услышать, какая ходит молва? Хочешь услышать еще одну не очень красивую историю? Ну, что ж! Известно, что старина Брэд имеет репутацию голубого. Но я не имею ни малейшего понятия, правда это или нет.

"Все сходится, – думала Элизабет. – О да, все сходится. Но таким лакомым кусочком надо распорядиться как следует”.

– Как обстоят дела в банке, Роуи?

Он повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо.

– Существует, живет и так далее. Я собираюсь кое-что притормозить, по правде говоря.

«Ты хочешь сказать, что получишь свои заработанные миллионы от Карлтонов и удерешь из страны?»

– Видишь, я снова несу околесицу. Он вздохнул.

– Прости меня. Я просто устал. А как твои дела?

– Забавно, что ты спросил. По правде говоря, у меня есть важные новости, которые до меня дошли только сегодня. Я должна сообщить свое решение Адриану как можно скорее. Речь идет о контракте с министерством обороны по поводу нового реактивного самолета Г-108. Хорошая мысль, тебе не кажется? Большинство моих сотрудников – “за”. И похоже, что мы изыскали доступ в министерство, заручились поддержкой влиятельных людей. Я боюсь, что без нового контракта нам пришлось бы существенно урезать производство в подразделении “Крагон-Мэтьюз”, работающем на военные нужды. А ты что думаешь?

– Сложный вопрос! Может, я поспрашиваю друзей, а потом скажу тебе их мнение?

– Хочешь сказать друзей, занимающих высокие посты, да?

– Не совсем. Просто есть среди моих знакомых кое-какие блестящие головы, которые могут проконсультировать даже без всяких уговоров и просьб, просто по дружбе.

– Ладно, я ценю твою помощь, Роуи. Сможешь сообщить мне их мнение к.., ну, скажем, к середине дня в пятницу?