Текст книги "Полный курс уголовного права. Том I. Преступление и наказание"

Аналогична позиция авторов ростовского комментария к УК РФ: понятие преступления «отражает фактические события, реалии, конкретные происшествия. Состав же преступления – научная абстракция, набор типичных признаков, законодательная модель преступления». Разведение по разным сферам преступления (социальное событие) и его состава (законодательная модель) с неизбежностью привело к удвоению единого по ст. 8 УК основания уголовной ответственности. Оказалось два основания уголовной ответственности – социальное (преступление) и юридическое (состав). Комментаторы так и пишут, не смущаясь текста ст. 8 УК: «Уголовная ответственность основывается на фактическом (социальном) фундаменте – факте совершения преступления и его избранных признаках, скелете, который под названием “состав преступления” играет роль юридического (формального) основания уголовной ответственности»[276]276
  Комментарий Уголовного кодекса Российской Федерации. Ростов н/Д, 1996. С. 46.


[Закрыть].

С ними солидаризируются авторы ранее цитированной лекции о составе преступления: «…преступление – это конкретный поведенческий акт человека, а состав преступления – абстракция, его законодательная модель, без которой конкретное деяние невозможно»[277]277
  Игнатов А. Н., Костарева Т. А. Указ. соч. С. 27.


[Закрыть].

Как показывают опросы судей и судебная практика, они не восприняли концепцию состава как абстракцию и модель. А вот на законодателя она оказала влияние, и не лучшим образом. УК 1960 г. признавал основаниями уголовной ответственности совершение преступления. Действительно, если состав – абстракция, модель, разве он может быть основанием уголовной ответственности? Не состав преступления, а совершение преступления считает основанием уголовной ответственности УК Республики Беларусь. УК РФ, УК Казахстана, Модельный УК для стран – участниц СНГ полагают основанием уголовной ответственности преступление, которое содержит все признаки состава преступления.

§ 2. Виды составов преступлений

Разновидности составов преступлений могут быть классифицированы по тем или иным критериям: по характеру и степени общественной опасности преступления, конструкциям элементов составов, описанным диспозициями в уголовно-правовой норме, и др. В УК по характеру и степени общественной опасности преступлений их составы подразделяются на основные, составы с отягчающими элементами – квалифицированные, и составы со смягчающими элементами – привилегированные. В основном составе диспозиции уголовного закона описываются элементы состава типовой, средней общественной опасности.

В редких случаях такой состав оказывается единственным, без последующей дифференциации (например, состав государственной измены). Как правило, составы преступлений в Особенной части УК дифференцируются на два, три и даже четыре вида. Это позволяет предельно индивидуализировать степень общественной опасности деяний, одинаковых по характеру (объекту посягательства, формам вины), обеспечив тем самым и точность квалификации содеянного, и наказуемость виновного лица. Например, в убийстве имеются пять составов: простое, квалифицированное, со смягчающими элементами (три состава). Степень их общественной опасности столь различна, что за убийство с отягчающими элементами установлен максимальный срок лишения свободы – до двадцати лет, пожизненное лишение свободы и альтернативно – исключительная мера наказания – смертная казнь. За умышленное убийство с привилегированным составом, например в состоянии аффекта или в результате превышения пределов необходимой обороны, возможно наказание в виде ограничения свободы без лишения свободы. Чаще других среди квалифицирующих признаков закон называет групповое совершение преступления, мотив, цель, неоднократность.

По другому критерию конструкции элементов составов подразделяются на два вида: простой и сложный. В простом составе все элементы одномерны, т. е. один объект, одна форма вины, одно последствие. В сложном же составе преступлений (о нем подробнее говорится в главе о множественности преступлений) возможны следующие варианты усложнения состава: а) удвоение элементов (например, два объекта посягательства, две формы вины, два последствия); б) удлинение процесса совершения преступления (длящиеся и продолжаемые преступления); в) альтернативность элементов, квалифицирующих преступление (например, убийство при квалифицирующих признаках по элементам мотива, способа совершения, количества потерпевших); г) соединение в одном составе нескольких простых составов (составные преступления, например хулиганство, могут объединять телесные повреждения, оскорбления, уничтожение имущества).

Различаются также составы с конкретными и оценочными признаками элементов. В первом виде составов все признаки элементов однозначно характеризуют в диспозиции уголовно-правовой нормы степень их общественной опасности, например размер материального вреда в преступлениях против собственности. Однако немало составов преступлений с элементами, степень опасности которых однозначно выразить нельзя. Так, в квалифицированном составе убийства (ч. 2 ст. 105 УК) названы такие способы лишения жизни, как «с особой жестокостью» или «общеопасным способом». В ч. 2 ст. 285 УК о злоупотреблениях служебными полномочиями говорится о «личной заинтересованности» и «существенном нарушении прав и законных интересов граждан или организаций». Такие элементы выражены в диспозиции норм оценочно, составы, соответственно, именуются составами с оценочными признаками. Их содержание трудно либо даже невозможно формализовать в законе.

Ряд теоретиков различают также материальные и формальные составы преступлений. Первые, по их мнению, содержат общественно опасные последствия, вторые – нет. Формальные составы заканчиваются совершением действий (бездействия). К числу материальных составов относят составы с экономическим ущербом (против собственности, предпринимательские) и с физическим вредом (убийство, повреждение здоровья), иногда также с моральным вредом (оскорбление, клевета). Остальные составы признаются беспоследственными, безвредными и безущербными.

Такое деление составов проистекает из той же нормативистской концепции, о которой ранее говорилось: из отождествления состава преступления с диспозицией уголовно-правовой нормы и из противопоставления преступления и его состава. Поскольку диспозиция норм УК, действительно, не всегда прямо упоминает общественно опасные последствия, постольку составы (читайте: диспозиции норм), где такие упоминания отсутствуют, именуются формальными.

В главе о понятии преступления уже критиковалось понимание «формального» признака преступления для обозначения его свойства – противоправности. В данном случае тем же термином теоретики якобы обозначают беспоследственные составы. Энциклопедические словари свидетельствуют, что «форма» (лат. “forma”) означает внешнее очертание, контуры предмета, внешнее выражение какого-либо содержания. Формализм – предпочтение, отдаваемое форме перед содержанием[278]278
  См.: Советский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 1417.


[Закрыть]. В словаре русского языка слово «формальный» толкуется как «существующий лишь по видимости, по форме»[279]279
  Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1953. С. 792.


[Закрыть]. Именно в таком значении правильно употреблен в ч. 2 ст. 14 УК этот термин: «формально» содержащее признаки преступления малозначительное деяние. Получается, что формальные составы являются составами несодержательными? Но дело, конечно, не только в неудачной терминологии. Суть лежит глубже. Убедительную критику «формальных» составов привел А. Н. Трайнин в монографии «Общее учение о составе преступления». С тех пор она неоднократно поддерживалась и углублялась[280]280
  См., например: Кузнецова Н. Ф. Значение преступных последствий. М., 1958; Прохоров В.С.Преступление и ответственность. Л., 1984; Землюков С. В. Уголовно-правовые проблемы преступного вреда. Новосибирск, 1991.


[Закрыть].

Все исследователи как будто единодушны в том, что беспоследственных, безвредных преступлений в природе не существует. Однако, отождествляя состав с диспозицией, в которой, действительно, далеко не всегда, в том числе и в так называемых материальных составах преступления, описываются последствия, а также противопоставляя преступление и его собственный состав, проводится разделение составов на материальные и формальные. Почему-то не убеждает приведенный еще А. Н. Трайниным аргумент, что без причинения вреда действия (бездействие) не могут посягнуть на объект и тогда связь между объектом и объективной стороной преступления разрывается, а состав как система рассыпается. Не учитывают «формалисты» и специфику предметов посягательства.

Что такое вред или ущерб? Это не что иное, как общественно опасное изменение в объектах вследствие преступных посягательств на них. Отсюда очевидно, что содержание объекта посягательства определяет содержание тех изменений, которые в нем производит то или иное преступление. Там, где объект – собственность, ущерб – соответственно материальный, имущественный, экономический. Там, где объект – человек, его жизнь, здоровье, честь, вред соответственно – физический или психологический (неудачно именуемый моральным). В большинстве же других объектов общественно опасные последствия носят дезорганизационный характер. Они дезорганизуют, вносят дисфункции в соответствующие общественные отношения – основы государственного строя, отправление правосудия, общественный порядок, безопасность и пр. «Беспоследственность» составов преступлений исключает возможность применения нормы о покушении на преступление, о малозначительном деянии (ч. 2 ст. 14 УК), не позволяет отграничить преступления от непреступных правонарушений, ибо величина вреда – главный различительный признак. Закон четко определяет общественную опасность в норме о малозначительном деянии как причинение вреда либо создание угрозы его причинения.

Признание «беспоследственности» составов не соответствует определению вины по УК. Статьи 25–27 УК напрямую связывают содержание умысла и неосторожности с психическим отношением к причинению общественно опасных последствий. Никаких оговорок относительно формальности – беспоследственности преступлений и их составов УК не делает. Мнение о беспоследственных составах не согласуется и с гл. 8 «Обстоятельства, исключающие преступность деяния». Все шесть обстоятельств характеризуются словами «не является преступлением причинение вреда». Понятно, что законодатель имел в виду не только физический и экономический, но любой дезорганизационный вред.

Что касается особенностей описания общественно опасных последствий в диспозициях норм, то далеко не всегда таковые прямо в них называются даже при характеристике бесспорно «материальных» составов. Например, состав кражи формулируется в ч. 1 ст. 158 УК как «тайное хищение чужого имущества». Ущерб и корыстная цель не названы. Однако, без сомнения, они являются обязательными элементами состава кражи.

Самая общая характеристика общественно опасных последствий представлена в заголовках разделов, глав и статей УК словами «против» и обозначением объекта посягательства: «против личности», «против собственности», «против государственной власти» и пр. Лишь в двух разделах по стилистическим соображениям разработчикам Кодекса не удалось сохранить эту единую редакцию, и им пришлось заменить слово «против» словами «в сфере» («в сфере экономической деятельности» и «в сфере компьютерной информации»), а в одной главе употребить словосочетание «экологические преступления». Слово «против» означает «враждебно по отношению к кому-чему-нибудь», «для борьбы с кем-чем-нибудь»[281]281
  Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1983. С. 555.


[Закрыть]. В прежних Уголовных кодексах преступление определялось словом «посягательство». Тогда А. Н. Трайнин обоснованно утверждал, что «посягнуть» всегда значит причинить вред объекту посягательства.

Также обоснованно он отвергал деление составов на «усеченные» и «неусеченные». Под первыми отдельные авторы разумеют составы угрозы причинения вреда. В качестве примера приводится состав разбоя.

В нем якобы законодателем был усечен имущественный ущерб и сконструирован состав как нападение в целях хищения чужого имущества. В действительности никакого усечения здесь нет. Разбой по сути своей – нападение с причинением вреда здоровью либо с психическим вредом в виде угрозы такого причинения. Никто не может, кроме законодателя, брать на себя функцию конструирования составов преступлений. Разбой оканчивается с момента нападения.

Таким образом, законодательно закреплены и практически значимы следующие классификации видов составов преступлений: а) основные, квалифицированные, привилегированные; б) простые и сложные; в) с конкретными, однозначно характеризуемыми в диспозиции признаками элементов состава, и с оценочными признаками; г) составы реального причинения общественно опасных последствий и составы с угрозой причинения таковых.

§ 3. Значение состава преступления

Значение состава преступления состоит, прежде всего, в том, чтобы быть основанием уголовной ответственности. Это означает, что лицо, в деянии которого содержится состав преступления, или, другими словами, лицо, которое выполнило состав преступления, подлежит привлечению к уголовной ответственности органами следствия, прокуратуры и суда, а само лицо обязано нести такую ответственность.

Другая функция состава – использоваться для квалификации преступления, т. е. установления (идентификации) соответствия (тождества) содеянного лицом признакам состава преступления, предусмотренного в диспозиции уголовно-правовой нормы.

Квалификация преступлений проходит три этапа.

Первый – установление события преступления (п. 1 ч. 1 ст. 24, п. 1 ч. 1 ст. 73 УПК РФ). Оперативно-следственными действиями устанавливаются вина, место, способ, видовой или непосредственный объект содеянного, другие объективные обстоятельства[282]282
  См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный). Т. 1. М., 2005. С. 92.


[Закрыть]. Точнее, конечно, говорить не о событии преступлени, а о событии (факте) причинения вреда. Надо еще доказать, что вред причинен человеком «виновно». Тем не менее в постановлении следователя (дознавателя) о возбуждении уголовного закона, по которому «виновность» не установлена, называется конкретная статья УК. Правоприменительная практика свидетельствует, что чаще всего неправильная квалификация преступлений происходит из-за неполноты доказательств по установлению именно события преступления.

Второй этап квалификации состоит в поиске уголовно-правовой нормы, описывающей признаки состава преступления по всем четырем его подсистемам – объекту, объективной стороне, ее субъекту и субъективной стороне, которая соответствовала признакам содеянного.

Выбор уголовно-правовой нормы не выражается лишь в формальном отборе нормы, а включает в себя проверку подлинности нормы, ее действия в пространстве и времени, необходимость ее верного толкования. Не удостоверившись в подлинности текста нормы, которая избирается для квалификации деяния, нельзя правильно квалифицировать преступление.

На практике после вступления в силу 1 января 1997 г. УК РФ, как и в свое время при вступлении в силу УК 1960 г., немалое число ошибок проистекало из-за неправильного установления того, какая статья и какого кодекса должна применяться с учетом обратной силы уголовного закона. Ряд ошибок правоприменения обусловили недостатки, неточности, пробелы нового УК. Например, ч. 2 ст. 24 УК предусмотрела квалификацию деяний как неосторожных преступлений только в случаях, когда об этом прямо сказано в норме. Однако не всегда сам законодатель при конструкции норм в Особенной части УК это последовательно осуществил. Схожая ситуация сложилась с 1 января 2004 г., когда вступили в силу изменения 266 норм УК РФ по реформе от 8 декабря 2003 г.

Третий этап квалификации преступления включает сопоставление состава фактически совершенного деяния с составом преступления, описанного в отобранной норме. Если в результате такого сопоставления устанавливается идентичность признаков первого и второго, процесс квалификации преступления завершается. Его вывод: в деянии лица содержится (или не содержится) состав преступления, и, следовательно, налицо основания для привлечения его к уголовной ответственности и обязанность лица эту ответственность понести (либо отсутствие такого основания).

Правильная, безошибочная квалификация преступления реализует требование принципа законности: нет преступления без указания о том в законе.

Распространены такие ошибки: привлечение к уголовной ответственности за малозначительные деяния, лишь формально содержащие признаки состава преступлений, но лишенные общественной опасности; неустановление причинной связи между действиями (бездействием) и последствиями деяний; неотграничение косвенного умысла от неосторожности в форме легкомыслия, небрежной формы вины от случая. Из всех глав УК наиболее проблемной для квалификации является гл. 22 «Преступления в сфере экономической деятельности».

Помимо основания уголовной ответственности и квалификации преступления третья функция – состав преступления – выступает главным критерием конструкции санкции уголовно-правовой нормы и индивидуализации наказания. Дифференциация составов преступлений на простые, квалифицированные (особо квалифицированные) и привилегированные, категоризация преступлений на четыре группы обязывают законодателя к тщательной дозировке наказания в санкциях закона. Сравнение различных составов преступлений также помогает избежать ошибок в конструировании санкций в зависимости от тяжести преступлений, специфики признаков его составов.

Статистическое изучение квалификационных ошибок, допущенных следственными и судебными органами, их анализ при обобщении практики предоставляют достоверную информацию для дальнейшего совершенствования уголовного законодательства и правоприменительной практики. Это – четвертая функция квалификации преступлений.

Проблема квалификации преступлений в учебной литературе чаще рассматривается применительно к квалификации конкретных преступлений. Поэтому в учебниках по Особенной части уголовного права тема «Квалификация преступлений» рассматривается более обстоятельно. И в настоящем курсе лекций данная тема подробнее будет освещена во II томе. Здесь же следует лишь отметить, что в квалификации преступлений нормы Общей части УК применяются в небольшом объеме. В квалификации преступлений участвуют (на них ссылаются в обвинительных заключениях и приговорах) следующие нормы: о приготовлении к преступлению и покушении на преступление, о соучастии в преступлении, о совокупности преступлений. Так, если кража была прервана собственником имущества (хозяин вошел в квартиру во время кражи), то виновное лицо отвечает за покушение на кражу и его деяние квалифицируется не только по статье, предусматривающей ответственность за кражу (ст. 158 УК), но и по ст. 30 УК, которая отражает факт совершения незаконченного преступления – покушения на кражу. Также по двум статьям – ст. 33 УК и соответствующей статье Особенной части УК – квалифицируются действия соучастников, непосредственно не исполнявших состава преступления, например пособников или подстрекателей. Квалификация по статьям Общей части УК вызвана тем, что в Особенной части УК составы конструируются в диспозициях уголовно-правовых норм как оконченные, причинившие соответствующий вред, и как выполненные непосредственно субъектом преступления (исполнителем).

Больше норм Общей части УК участвует в квалификации преступления при установлении отсутствия состава преступления. Например, процесс квалификации преступления завершается заключением об отсутствии состава преступления, когда устанавливается, что принят новый закон, отменяющий уголовную ответственность за данное деяние. Отсутствие состава преступления тогда фиксируется ссылкой на соответствующую норму. Аналогичную роль выполняют нормы об обстоятельствах, исключающих преступность деяния, о добровольном отказе.

Таким образом, состав преступления имеет следующие значения: является основанием уголовной ответственности; участвует в квалификации преступлений; обусловливает конструкцию санкций уголовно-правовых норм, оказывает влияние на индивидуализацию наказания, позволяет осуществлять процесс дальнейшего совершенствования уголовного законодательства.

Глава VIII
Объект преступления

§ 1. История развития учения об объекте преступления в отечественной уголовно-правовой науке

В истории развития учения об объекте преступления в отечественной уголовно-правовой науке можно выделить несколько этапов. Первый этап (вторая половина XIX – начало XX в.) характеризуется наличием разнообразных концепций, к числу которых иногда относят так называемые теории субъективного права, нормы права и правового блага. Такая группировка взглядов носит весьма условный характер, в частности потому, что не совсем корректно отражает их специфику. Это касается, например, представлений криминалистов, традиционно относимых к представителям теории субъективного права.

Считается, что наиболее рельефно и последовательно учение об объекте преступления изложено в работах В. Д. Спасовича, который исходил из понятия самого преступления как «посягательства на чье-либо право, охраняемое государством посредством наказания». «Из этого определения, – утверждал автор, – вытекают два весьма важных последствия: 1) так как право бывает всегда чье-нибудь, а владельцами или субъектами прав могут быть только лица человеческие единичные или собирательные, то и преступление может быть совершено только против какого-нибудь лица, следовательно, предметом преступления может быть только лицо; 2) коль скоро по каким-нибудь причинам государство отнимет от известного права свою защиту, то нарушение его перестанет быть бесправием и не подлежит ведению уголовного правосудия». Отмечая в связи с этим, что «лицо, страдающее от преступления, называется технически предметом или объектом преступления», В. Д. Спасович далее разъяснял: «Право может принадлежать как лицам единичным, физическим, так и лицам собирательным, юридическим, то есть целым группам и сочетаниям, состоящим из лиц физических, различной величины, назначения, размеров. Таким образом, предметом преступления может быть частное лицо, семья, сословие, церковь, совокупность лиц, находящихся в известной местности, или публика, государство и его правительство, со всеми органами этого правительства»[283]283
  Спасович В. Д. Учебник уголовного права. Часть Общая. СПб., 1863. С. 94.


[Закрыть].

Сходные суждения об объекте преступления высказывали также П. Д. Калмыков[284]284
  См.: Калмыков П. Д. Учебник уголовного права. Часть Общая. СПб., 1886. С. 49.


[Закрыть], Д. А. Дриль[285]285
  См.: Дриль Д. А. Уголовное право. СПб., 1909. С. 154.


[Закрыть] и др. Общность их подхода находила свое выражение в том, что, следуя определенным представлениям о самом преступлении и не различая его объект и предмет, они связывали характеристику направленности наказуемого деяния с целым, объединяющим в себе одушевленное и неодушевленное, человека и созданные им или принадлежащие ему ценности, субъекта права с правами субъекта. Конечно, далеко не во всем данные авторы были едины и последовательны.

Подтверждением тому служат суждения, например, А. Ф. Кистяковского: «Объектом преступления может быть, вообще говоря, только человек со всеми правами и учреждениями, которые им как существом общественным создаются. Посему кроме жизни, здоровья, свободы, чести, как более или менее основных объектов преступления, так сказать, созданных природою, таковыми являются также вещи, животные, учреждения, даже известный строй мысли»[286]286
  Кистяковский А. Ф.Элементарный учебник общего уголовного правасподробным изложением начал русского уголовного законодательства. Часть Общая. Киев, 1882. С. 310–318.


[Закрыть]. Явно вступая в противоречие с исходным тезисом, А. Ф. Кистяковский допускал возможность признания объектом преступления имущество и животных потому, что они находятся в собственности человека. Применительно к ним аналогичным образом решал вопрос и С. М. Будзинский, хотя и уточнял, что в таком случае объект преступления – не вещь, а лицо или права этого лица на вещь. Не соглашаясь с мнением Фейербаха о признании нарушения субъективного права существенным условием всякого преступления, данный автор писал: «Если государство имеет право или обязанность наказывать деяния, противные его целям, то нельзя ограничивать его задачей защиты права субъективного. Характеристическая черта преступления состоит скорее в нарушении права в объективном смысле, т. е. закона»[287]287
  Будзинский С. М. Начало уголовного права. Варшава, 1870. С. 172–173.


[Закрыть].

В отличие от тех, кто в той или иной степени признавал объектом преступления индивида, человека, совокупность лиц и т. п., среди криминалистов рассматриваемого периода довольно распространенными были и другие взгляды на объект преступления. Некоторые из них объединяло не только то, что они вообще не включали самого человека (людей) в данное понятие, но и то, что они особо акцентировали внимание на двоякой характеристике направленности каждого посягательства.

Одним из сторонников такого подхода был Н. А. Неклюдов. Отправной он признавал мысль о том, что люди и вещи есть «объекты права», вследствие чего первые назывались личным, а вторые – вещным объектом права. Полагая, что общественные отношения возникают по поводу людей или вещей, то и другое есть предмет таких отношений, автор утверждал, что при гражданской неправде (гражданском правонарушении) имеет место посягательство «на установившиеся между людьми отношения по поводу каких-либо объектов прав, все равно личных или вещных, но не посягательство на самые объекты непосредственно», в то время как преступление (уголовная неправда) – «посягательство, направленное непосредственно на самый объект права или на самого конкретного представителя его, так сказать, на самый корпус права, все равно, личный или вещный».[288]288
  Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Т. 1. Часть Общая. СПб., 1865. С. 316–320. – Мысль о том, что объект преступления есть нечто, по поводу чего складываются отношения между людьми, высказывалась и в работах других авторов. Вместе с тем данным отношениям в процессе посягательства отводилось и иное значение: нередко о них говорилось либо как о самих объектах преступления, либо как о своеобразной среде (сфере), в которой только и возможно совершение преступления.


[Закрыть]

Считая, что для преступления необходима не только «физическая годность объекта», но и воплощение в нем воли («ибо только воля, входя в неодушевленные предметы, вводит их в сферу личности и оставляет на них отпечаток права»), Н. А. Неклюдов делал вывод: «Эта внутренняя сущность внешнего предмета, воля и право, и есть истинный объект преступления».[289]289
  Неклюдов Н. А. Указ. соч. С. 400.


[Закрыть] Заметим, что, увязывая первоначально понятие объекта с ключевым словом «посягательство», автор далее считал необходимым выделять в объекте преступления две воли, два права и при этом предпочитал говорить не о посягательстве, а в основном о нарушении, производимом деянием: Объектом преступления являются, во-первых, «общее право, ибо право нарушается преступлением как таковое; им нарушается всеобщая воля, высказанная в законе, и посредственно наносится вред даже самому государству», и, во-вторых, «частное право, так как право нарушается непосредственно и количественно и качественно только до известной степени, в известных пределах; все право, все общество, все государство только посредственно затронуты преступлением».[290]290
  Там же. – Поясняя свою мысль, автор отмечал, что в преступлениях против частных лиц непосредственным объектом преступления является частное право и такого рода преступления только потому являются вредом для всего организма права, что все права охраняются государством.


[Закрыть]

Однако наибольшее распространение идея двойной направленности преступлений получила в такой интерпретации, в соответствии с которой их объектами назывались нормы права, с одной стороны, и блага – с другой. Отстаивая этот взгляд на направленность преступлений, Н. Д. Сергеевский отмечал, что всякое преступное деяние является по своей природе таким нарушением норм положительного права, которое неизбежно должно заключать в себе момент материального или идеального вреда отдельным лицам или всему обществу. «Таким образом, – делал вывод Н. Д. Сергеевский, – возникает как бы двойной объект преступных деяний: во-первых, в качестве объекта представляется, ближайшим образом, непосредственный предмет посягательства, а затем, во-вторых, отвлеченный интерес всего общежития, нарушаемый неисполнением соответствующего предписания закона. Только соединение обоих моментов образует понятие объекта, вместе с тем, обосновывает состав преступного деяния: нарушение нормы закона невозможно без посягательства на конкретные блага или интересы; одно же посягательство на эти последние, если за ними не стоит нарушение нормы закона, не будет преступным»[291]291
  Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право: Пособие к лекциям. Часть Общая. Пг., 1915. С. 243.


[Закрыть].

Говоря об опосредованном и непосредственном, формальном и содержательном, юридическом и фактическом, отдаленном (отвлеченном) и ближайшем воздействии, сторонники двойной направленности преступления обычно связывали ее и с тем, что выражает отношение виновного к государству или обществу в целом (к нормам права, закону, заповедям, предписаниям и т. п.), и одновременно с тем, что раскрывает содеянное с позиций нарушения интересов или прав отдельных физических и юридических лиц. Подчеркивая недопустимость противопоставления одного другому (юридического и фактического), приверженцы таких взглядов нередко оставляли открытым вопрос о том, чем именно выступает юридическое (опосредованное, формальное и т. п.) и фактическое (непосредственное, содержательное и т. п.) в направленности преступления: отдельными объектами каждого преступления или лишь характеристиками единого понятия объекта преступления? В результате оставалось неясным главное: сколько именно – один или два – объектов предполагает каждое отдельно взятое посягательство.

Со всей определенностью этот вопрос был решен в концепции Н. С. Таганцева, который сформулировал общее понятие объекта преступления как «нормы права в ее реальном бытии». В советской юридической литературе такая трактовка нередко воспринималась как разновидность так называемой нормативной теории объекта преступления. Между тем это мнение явно ошибочно. «Если мы, – писал Н. С. Таганцев, – будем в преступлении видеть только посягательство на норму, на веления правопроизводящей авторитетной воли, создающей для одной стороны право требовать подчинения этим велениям, а для другой – обязанность такого подчинения, будем придавать исключительное значение моменту противоправности учиненного, то преступление сделается формальным, жизненепригодным понятием, напоминающим у нас воззрения эпохи Петра Великого, считавшего и мятеж, и убийство, и ношение бороды, и срубку заповедного дерева равно важными деяниями, достойными смертной казни, ибо все это виновный делал, одинаково не страшась царского гнева».

Отмечая, что сущностью преступления не может быть и посягательство на интерес, поскольку при таком решении вопроса утратит «всякое значение социальная сторона преступной деятельности, исчезнет возможность надлежащей оценки проявившейся в преступлении личности преступника, оценки видов виновности, сделается невозможной правильная оценка карательных мер, Н. С. Таганцев выступал за «признание одинакового значения обоих моментов преступного деяния». Если, с одной стороны, отмечал автор, «несомненно, что преступное деяние хотя и имеет своим непосредственным объектом конкретное благо, но сущность его не исчерпывается вредом и опасностью, причиняемыми этому благу, а по преимуществу заключается в противодействии, оказываемом им господству права в государстве, то, с другой стороны, также очевидно, что сравнительная тяжесть отдельных преступных деяний для правопорядка определяется не этим противодействием праву, даже не проявленной виновным энергией этого противодействия, а значением правоохраняемого интереса, на который направлялось посягательство»[292]292
  Таганцев Н. С.Русское уголовное право. Лекции. ЧастьОбщая. Т.1.М., 1994.С.33–34.


[Закрыть].

Безусловно, с позиций сегодняшнего дня концепцию объекта преступления Н. С. Таганцева трудно назвать удачной, в том числе и потому, что в ней представления о сущности преступления основывались на признании его объектом того, что было обозначено «нормой права в ее реальном бытии» и интерпретировалось как «правоохраняемые интересы». Объединив юридическое и фактическое в понятии объекта преступления, данное решение вопроса вместе с тем, вольно или невольно, отождествляло разные понятия: норма права и правоохраняемый интерес. Не совсем удачное употребление Н. С. Таганцевым термина «норма» вызывало вполне обоснованную критику еще со стороны С. Е. Познышева, который в этой связи отмечал, что интересы и явления жизни никоим образом не могут рассматриваться как воплощение или реальное бытие охраняющих их норм; они существуют совершенно самостоятельно и нередко задолго до того, как получат правовую охрану. «С другой стороны, – указывал автор, – если рассматривать охраняемые правом конкретные факты и интересы как реальное бытие правовых норм, то существование норм как общих правил в виде предписаний или норм объективного права пришлось бы считать не реальным, а мнимым их бытием или существованием. Подобного рода представления и терминология, очевидно, в высшей степени неудобны»[293]293
  Познышев С. Е. Основные начала науки уголовного права. Общая часть. 2-е изд. М., 1912. С. 132.


[Закрыть].