Текст книги "Отечественная социальная педагогика"

В рождении больше говорит природа, чем сознательная воля; при том это единичный акт; в учении и воспитании говорит постоянное, живое, сознательное усилие и оно становится невольно и бессознательно в великую заслугу Ведь так естественно, чтобы отец и мать и учили, и воспитывали, чтобы они явились источником, из которого дети будут черпать свои жизненные сведения. Но масса родителей теперь выбилась из этой колеи: она часто не учит и не воспитывает, родители нередко вовсе и не в силах отвечать на современные запросы детей. В итоге авторитет, поддерживающий семью, утрачивается; нет уже более тесной связи между родителями и детьми. Уход и отрыв от семьи совершается с большой легкостью, так как в такой семье крепкие связи и не завязываются.

Родители часто начинают ощущать необходимость воспитания детей уже как тяжесть, как нежелательное бремя. <…> Трудиться в этих условиях, значит выполнять одну функцию, а учить и воспитывать – другую. Так как труд в массе поглощает все время и энергию, то для второго не остается уже времени, а жизнь и любовь к детям требует своего. Отсюда и рождается ощущение обязанности воспитания как непосильной тяготы и стремление уклониться от нее.

Кроме того, и выполнимость функции воспитания становится под сомнением. <…> Масса родителей к этому и не подготовлена, и затрачивает все силы на заработанный труд, не чувствует в себе ни сил, ни желания взять на свои плечи всю полноту этих забот. <…> Характерно, что в наше время часто профессионалу учителю, профессору и т. д. приходится воспитывать и учить чужих детей, а для своих у него часто уже ничего не остается. Но главная тяжесть, тяжесть последствий всего этого ложится, конечно, на детей. <…>

Такими и подобными причинами объясняется отчасти и то, что семья теряет во многих случаях еще один существенный элемент, именно – характер устойчивого постоянного союза, эту важную черту семьи, как органа воспитания. На брак все больше и шире перестают смотреть как на союз на всю жизнь, – то, чем была крепка нравственно-воспитательная сила семьи. Часто нежелание иметь детей объясняется именно тем, что дети предполагают такой союз, что они являются большим препятствием к расторжению брака и связывают своих родителей невидимыми нитями, обладающими в известных случаях большой принудительной силой. <…>

[Пресловутый модный] лозунг некоторых представительниц так называемых либеральных профессий, отстаивающих принцип «детей без мужа». <…> Он красноречиво говорит о полной педагогической слепоте носителей этой идеи и о безнадежном эгоизме, так как интересы здорового, полного воспитания детей оставлены здесь в стороне и на первый план выдвинуты интересы работы эмансипированной женщины, которая боится появления в семье мужа и отца своего ребенка, как возможной помехи своим профессиональным интересам и препятствие к осуществлению своей свободы.

А между тем, конечно, женщина-мать одна не может дать всех необходимых воспитательных элементов в семье, она в некоторых отношениях никогда не заменит отца, хотя она является, естественно, большим центром и душой семьи, чем он. <…>

Было бы большой наивностью думать, что семейные драмы проходят бесследно мимо детей, даже и маленьких. <…> При утрате согласия и появлении розни в той или иной форме выступает уже оголенный животный фактор борьбы за существование. Особенно губительным оказывается, конечно, раздор между родителями, <…> а затем уже присоединяются к разладу и дети. <…>

В кризисе семьи повинны не только объективные условия, но и то, что уже вполне находится во власти человека. Это, так называемые субъективно духовные факторы. Тут большую роль играет чисто индивидуальное отношение к семье: стоит убедить себя, что семья мешает, что дети – это тягота жизни и т. д., и многим они представятся действительно тягостными, и обратно. Люди, к сожалению, слишком любят ссылаться и взваливать все на факты и фактическую действительность и часто забывают великую истину, высказанную Гегелем, что мир взглянет на тебя так, как ты смотришь на мир. <…>

<…> Уклонение от семьи, как органа воспитания, возможно в двух направлениях: это – индивидуальное, единичное воспитание. Но эта идея замены семьи воспитателем немедленно отпадает для нас, как широкий педагогический вопрос, потому что на этом пути, помимо опасности утраты человечески мягкого, интимно личного характера воспитания, открывается перспектива такой аристократизации воспитания, которая делает воспитание только уделом немногих лиц. <…>

Наиболее законченную и продуманную форму его [общественного воспитания] дал греческий мыслитель Платон. <…> Принцип его остается вполне ясным: на место семьи, утрачивающей свое значение, при радикально проведенном общественном воспитании становится определенная общественная организация, руководимая сведущими специалистами – педагогами, которой и поручаются дети с момента их рождения или несколько позже. Эти учреждения не раз назывались компрометирующим именем «детских казарм», и повод к этому подали следующие соображения: социализация воспитания неизбежно ведет к социализации целого ряда других сторон жизни. <…> Дети переходят уже всецело в руки государства или общества. Они будут рождаться в соответствующих учреждениях, а затем поступают уже всецело в руки призванных воспитателей. Большинство сторонников общественного воспитания настаивает на том, что физическое материнство не совпадает с желанием быть духовной матерью, и часто мать теперь видит большую тяготу в обязанности воспитания детей: у ней часто нет не только умения, но и желания отдать детям свои силы. <…> Детям, таким образом, совершенно не может быть места в семье, и они живут в особых домах в определенном количестве. Так как роль воспитателей здесь с самого начала не совпадает с ролью родителей, то такие учреждения их противники и окрестили именем казарм. <…>

Основной принцип организации общественного воспитания вполне ясен: он ставит на место семьи определенную общественную организацию и детей в этом случае воспитывают в обществе других детей вне всякого обязательного отношения к кровному родству опытные профессионалы-воспитатели, оплачиваемые за свой труд государством или обществом. <…>

При общественном воспитании на место естественных воспитательных элементов выступят педагогические суррогаты. <…> Пусть их отношения к детям не будут согреты любовью, основанной на кровном родстве, но у них будет идейная любовь к своему делу.

<…> Поскольку речь идет о беспризорных и отвергнутых или брошенных родителями детях, не может быть никаких колебаний: они пока что должны быть переданы в ведение общественного воспитания; как бы оно плохо ни было, оно всегда лучше, чем ничто, а тем более, если оно будет организовано так, что в нем будут использованы все положительные стороны, которыми, без сомнения, обладает общественное воспитание. Но решит ли это весь вопрос? Мы глубоко убеждены, что на этот вопрос надо ответить безусловно отрицательно. <…>

Целый ряд веских оснований заставляет нас решительно выступить против устранения семьи и родителей от задач воспитания. <…> Необходимо помнить, что вопрос об общественном или семейном воспитании неразрывно связан с необычайно сложным вопросом об упорядочении половой жизни, о здоровье, о перенаселении, питании и т. д. <…> Женщина, обеспеченная общественной заботой о детях, и мужчина, свободный от обязанностей по отношению к жене и детям, вступят, вне всякого сомнения, на колею совершенно произвольных неустойчивых отношений со всеми происходящими отсюда тяжкими следствиями для взращивания цельной человеческой личности. <…>

Истинная педагогика должна видеть начало воспитания не только не в народной школе, но даже и не в дошкольном периоде. <…> Для здорового вырастания имеет нормальное вынашивание ребенка матерью. Отсюда ясно вытекает требование, чтобы при радикально проведенном общественном воспитании женщина в период беременности поступила под строгий общественный контроль. Но необходимо тогда пойти и дальше и отдать себе отчет, что момент зарождения также крайне важен для рождения и воспитания нормальных детей и, следовательно, и сюда должно вмешиваться общество, как этого и требовал последовательный социалист общественник Платон. Он доверял правителям общества подбор подходящих пар и этим изъял интимную жизнь из области личного усмотрения. <…> Если идти до конца по этому пути, игнорируя потребности личности взрослых, к числу которых принадлежит и потребность в семье и детях, то получится полное уничтожение личности; общество кончит тем, что вторгнется в самые интимные уголки душевной жизни человека и сделает его жизнь невыносимой. <…>

Нам думается, что общественное воспитание в абсолютной форме, устранив семью, не найдет верного пути между крайностями консерватизма и нежизненных новшеств. Апологеты абсолютного общественного воспитания забывают, что насиловать может не только семья, но гораздо более опасным и сильным насильником и консерватором может явиться именно общество. <…>

Общественники всегда предполагают обладание педагогической истиной, которая должна определить весь ход воспитания. Если этой истиной будет идея в точном смысле «свободного» воспитания, т. е. абсолютно не связанного самовыявления, то она поведет к полной анархии в дурном смысле и, по существу, все-таки откроется широкий простор воздействию, но только воздействию неорганизованному, туманному, а потому и пагубному. На самом деле предоставить ребенка абсолютному самовыявлению, значит выбросить его на произвол грубейших случайностей, потому что он может справиться с ними только при чужой помощи или когда силы его созреют. До истинной свободы надо дорасти воспитаться. <…>

У исключительного общественного воспитания неизбежно будут очень крупные недостатки. <…> В нем обнаруживается резкое преобладание интеллектуализма, голой рассудочности. Апологеты этой идеи готовы по пальцам перечесть, что нужно детям, и забывают о том, о чем говорил Песталоцци и на что указывает на каждом шагу сама живая жизнь: у детей имеются тысячи оттенков переживаний и потребностей, которые совершенно не поддаются научному рассудочному учету и открываются только тонкому чутью и такту матери, потому что между ней и ее детьми протянуты мириады невидимых нитей, сотканных инстинктом и кровной связью; когда ребенок еще не владеет речью, между ним и его матерью уже идет тот безмолвный диалог, о котором говорил Песталоцци и который нельзя заменить никакими рассуждениями и интеллектуальными средствами. <…> Таким образом, наука – важная помощь, но по отношению к человеческой душе она вовсе не является ключом ко всем замкам и не заменит того чутья, которое дается кровной связью и материнской любовью. Поэтому нам представляется глубоким заблуждением ожидание, что те же люди в массе учителей и воспитателей, став родителями, и воспитателями чужих детей, прозреют и будут обладать абсолютной истиной и абсолютно истинными методами воспитания. Гениев педагогов и при общественном воспитании будет немного, а масса от одной науки не станет идеальными воспитателями; между тем общественное воспитание по всему его складу должно предполагать их. <…>

В семье возможны ошибки и ошибки крупные, но там, во-первых, рассудку приходит на помощь чувство инстинкт, а во-вторых, родительские ошибки никогда не будут учтены детьми с той беспощадной строгостью, как ошибки чужих людей. Там, где родителям поможет инстинкт, кровная связь и любовь, абсолютные общественники окажутся слепыми и беспомощными. В чем общественное воспитание безусловно сильно и значительно сильнее семьи, это область сознательно-рассудочного воздействия на детей, лучше всего поддающегося научно педагогическому изучению. Но эта область преобладает в обучении, но не в воспитании, где она занимает второстепенное место. В области эмоционально-волевого воспитания здоровая семья оказывается совершенно незаменимой. Только через нее и может установиться настоящее неподдельное чувство жизни у детей.

Громадную силу семьи, несмотря на все ее слабости и даже современную надорванность, составляет то, что она живет естественной, органической связью ее членов. Члены семьи связаны массой общих жизненных интересов, кровным родством, наследственностью, группой сходных черт, привычек, склонностей, инстинктов; поэтому они легче могут понять друг друга, – даже без слов, без рассуждений. <…>

Прошлое и будущее человечества вне кровных связей слишком отвлечены, чтобы их мог реально почувствовать человек массы, а тем более дети. <…> Семья способна сохранить в себе свою основную альтруистическую струю. Родители, трудящиеся для детей и болеющие за них, даже несмотря на все свои промахи, дают детям живой и действительный урок альтруизма, как бы внедряя в их сознание обязанность явить человеческие чувства к своим будущим детям, а через них и ко всем другим людям. <…>

Громадным преимуществом семьи <…> является свежесть и непосредственность передачи человеческого опыта. <…> Здесь мы встречаемся с мыслью, <…> что «любовь к дальнему», о которой так красиво говорил Ницше и его поклонники, остается пустым, ничего не значащим словом, если мы не пробиваемся к ней через любовь к ближнему. Любовь к дальнему принимает настолько отвлеченный характер, что лишается всяких следов плоти и крови живого явления и уже никогда не будет в силах согреть человеческое сердце и подвинуть его на истинно человеческое дело. Чтобы любить дальнее, надо растворить своей любовью тот лед, который лежит вблизи нас. Иного пути быть не может. Общечеловеческие идеалы только тогда претворяются в огромную реальную силу, когда они обязывают нас в нашем отношении к ближнему. Полюбить человека вообще в идее нельзя иначе, как полюбить того Ивана, Петра и т. д., которые живут вокруг меня, как бы серы они ни были. <…> И это особенно надо принять во внимание в данном случае, в особенности когда речь идет о детях. Нельзя их научить полюбить человечество, если они не пережили этого чувства в узком кругу своих близких. <…> При отсутствии поучительного переживания конкретных семейных связей, дети будут вырастать своего рода бродягами, и общество неминуемо пойдет по пути самого страшного саморазрушения. Общество приобретет в них страшных бездушных сочленов, лишенных благ, которые может дать только семья и родительская, особенно материнская любовь, жизнь в тесном круге близких, общение на почве кровного родства, единства интересов и т. д. <…> Постоянная жизнь на чужих людях едва ли окажется благотворным фактором для воспитания у детей сосредоточенности, самоуглубления. <…> Семья дает больше возможности заглянуть в свою собственную душу. При общественном воспитании детям придется в большинстве случаев жить с наглухо закрытой душой, потому что кругом будут все-таки чужие. Указания на дружбу и доверие мало убедительны, так как родители нормально никогда не откажутся от своих детей, а дружба и доверие к чужим создаются с большим трудом и рушатся чрезвычайно легко, особенно у детей. У семьи здесь большое преимущество. <…>

Жизненная семья может стать первостепенной нравственной опорой, особенно в наших запутанных условиях, где часто бывает так трудно решить, особенно детям, что можно и чего нельзя. Она заставит иногда кандидата в преступники увидеть в чужом старике объект намечающегося проступка, своего отца; глядя на женщину, питать к ней не только дурные помыслы, но и заставить его мысль унестись к воспоминанию о своей матери, сестрах и т. д. Общественному воспитательному учреждению всегда будет недоставать теплоты, естественности семьи, в нем всегда будет доля рассудочности и холодности. Нормальная семейная жизнь может явиться лучшим противоядием от дурных нравов. <…> Семья – такой положительный фактор, от которого в боепитании нельзя оторваться безнаказанно. <…> Сами дети с поразительной ясностью и разграничением оценивают одно и то же воздействие со стороны родителей и чужих людей: то, что легко и бесследно прощается первым, то оценивается часто как жестокая, незабываемая обида со стороны вторых. <…>

Любовь к родителям и любовь к детям – это, бесспорно, великие, очеловечивающие средства. Холодный рассудок, не согретый и не уравновешенный теплым, органически связующим чувством на почве семьи, может превратиться в самого опасного разрушителя и врага человечества, какого только можно себе представить. <…>

Через любовь к семье мы приходим к любви к своему народу, обществу, человечеству. Но не только эти объективные основания говорят в пользу сохранения неразрывной связи между родителями и детьми. В этих отношениях кроется в положительном случае неисчерпаемый источник положительных переживаний, возможностей того, что справедливо называется «золотой порой детства». Даже в отрицательных условиях любовь к отцу и матери заставляет значительно смягчать тяжелый характер жизненных обстоятельств и отношений, любовь дает силы отыскивать всякие возможные и невозможные оправдывающие или по крайнем мере, извиняющиеся обстоятельства. Общественное воспитание никогда не будет в силах заменить эту интимную, не поддающуюся рассудочному учету огромную положительную силу любви к отцу и особенно к матери. Вспомним просто в большинстве случаев свои собственные переживания, чтобы понять, что рассудок тут не в силах понять, рассказать и заменить самого главного. Это то, что дает только чувство любви, чувство кровной органической связи. Правильно отмечают, что «каждый кусок хлеба, съедаемый ребенком, если ему дает его любящая мать, становится для развития любви в дитяти и его деятельности совсем иным, чем если бы он нашел этот кусок на улице или получил из чужих рук». Объяснение этого кроется отчасти в том, что этот кусок хлеба перестает быть безличным объектом и оказывается напоенным трудом и соками живого близкого человека. К этому присоединяется еще и то, что многие и многие свои действительные нужды и потребности маленькие дети не только не могут высказать, но и не могут ясно осмыслить их. Чужой человек даже во всеоружии педагогического знания и любви к детям никогда не поймет их так, как отгадает их мать, и при том раньше, чем их заметил сам ребенок, потому что ей помогают настоящий неподдельный природный инстинкт и материнское чутье. Только мать может дать настоящую осчастливливающую ласку и привет и сердцем подметить, когда в ее участии чувствуется жизненная нужда.

Все эти соображения по поводу того, как нужна детям семья и особенно мать, находят яркое подтверждение в том, что естественное материнское кормление грудью оказывается почти несравненно лучше, чем искусственное питание. <…>

Но это изначальное единство детей и матери или родителей нужно не только детям, но не меньше, если не больше нужно и матери, нужно и взрослым людям. Природа узаконила эту органическую связь в зачатии, созревании и кормлении ребенка. Семья является истинным продуктом женской души. <…> Одна из величайших и лучших задач женщины, в которой ее никто заменить не может, – это не только физическое, но и духовное материнство. <…> Женщина вполне справедливо протестует против попытки обратить ее в наседку и запереть исключительно в рамки семейной жизни, но это не повод переходить в другую крайность и совершенно исключать семью и свой материнский долг. Мы глубоко убеждены, что надежды на широту и простор личной жизни – для женщины особенно – без детей и отношения к ним представляют собой плод грубой роковой жизненной ошибки. <…>

У большинства людей держится глубокое заблуждение, что если их освободить от всех обязанностей и связей, то они будут счастливы. На самом же деле, если бы это совершилось в полной мере, то жизнь неминуемо обратилась бы в пустыню. В частности и у обязанности воспитания своих детей есть много своих радостей, есть другая сторона: это – связь через детей с жизнью, сознание, что мы нужны жизни и она нужна нам. Конечно, большое количество детей нежелательно во всех отношениях, прежде всего – с точки зрения интересов самих детей, но мы никогда не должны отказываться от них совсем, иначе культурное общество пойдет к своей гибели. <…>

Став матерью, женщина уже реально исключает возможность относиться к себе только как к самке, только в грубых половых интересах. Она обретает тут свое высшее человеческое достоинство, подымающее ее – даже в условии ее духовной ограниченности – на недосягаемую высоту. Таков смысл слова «мать». Отнимите детей, предоставьте взрослых самим себе, и вы выплывете на простор грубейшего произвола и распущенности, в которых, как на костре, сгорит наше физическое и духовное здоровье. <…> Когда отец или мать совершает педагогические ошибки, вред их <…> уравновешивается или смягчается взаимной любовью, кровной связью или просто тесными взаимоотношениями и взаимопониманием родителей и детей. Но когда эти ошибки совершаются чужими людьми, профессиональными педагогами, тогда весь вред их заблуждений ложится полной тяжестью на плечи детей. Более того, дети не только не склонны извинять их и этим смягчать их вредное влияние, но они явно и определенно склоняются к сгущению вины педагога, они подмечают всякие мелочи, и то, что у отца и матери осталось бы вовсе не замеченным, у чужих педагогов в глазах детей вырастает в значительный факт. Жизнь показывает, что дети забывают даже о побоях со стороны родителей и во всяком случае редко сохраняют об этом злое воспоминание, находя большею частью смягчающие обстоятельства, но учителю и воспитателю часто не прощают мелкой обиды. <…>