Текст книги "История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I"

Неожиданная смерть Александра III и вступление на престол 26-летнего Николая Александровича всколыхнули надежды на нового Царя-Реформатора, возрождающего былой союз своего венценосного деда и либеральной общественности. Тем кругам, где не угасли традиции «великих реформ» Александра II, не терпелось «подтолкнуть» молодого Царя в «нужном направлении»: сорок лет назад, в похожей ситуации, такая тактика себя оправдала.

Девять губернских земских собраний направили Николаю II «приветственные адреса» по случаю его бракосочетания с принцессой Алисой, где выражался запрос, иногда очень робкий, на «общественные изменения». Тульские земцы просили «открытого голоса земства к престолу»; курские надеялись на «расширение гласности». Далее всех пошли в своем «адресе» гласные тверского земства: «Мы питаем надежду, что счастье наше будет расти и крепнуть при неуклонном исполнении закона, ибо закон должен стоять выше случайных видов отдельных представителей власти… Мы ждем, Государь, возможности и права для общественных учреждений выражать свое мнение по вопросам, их касающихся, дабы до высоты Престола могло достигать выражение потребностей и мыслей не только представителей администрации, но и народа русского».

История с «земскими адресами» имела продолжение и, по мнению большинства наблюдателей, во многом определила всё последующее царствование. 17 января 1895 г. в Зимнем дворце состоялся Высочайший прием депутаций от дворянства, земств, городов и казачьих войск. Но еще рано утром министр внутренних дел И. Н. Дурново устроил разнос за «тверской адрес» губернскому предводителю дворянства Н. П. Оленину. Министр сообщил, что даже не рискнул передать подобного рода бумагу Императору, а лишь сделал доклад, на который Царь наложил резолюцию: «Чрезвычайно удивлен и недоволен этой неуместной выходкой…».

В своей речи на торжественном приеме Николай II, подглядывая в барашковую шапку, где лежал текст, написанный для него обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым, после слов благодарности за поздравления, в конце добавил: «Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель».

Царские слова о «бессмысленных мечтаниях» вызвали массу эмоций в обществе, стали крылатыми и вошли в фольклор. Особую популярность приобрела «Песенка» неизвестного автора на тему «приема депутации», где в одном из куплетов Царь, обращаясь к «санкюлотам из Твери», говорил: «За благие пожелания я вас всех благодарю, // Но бессмысленны мечтания власть урезать мне, Царю».

Позднее многие русские, вставшие в оппозицию режиму, признавались, что именно русская литература (от Радищева и Герцена до Михайловского и Толстого) постепенно выветрила в их умах веру в то, что только сословное общество с Божьим помазанником во главе обеспечит благополучие отечества. В этом признании не было ничего «самобытно русского»: когда-то и во Франции считали, что Бомарше своей пьесой «Фигаро» разрушил Бастилию.

Историческая справка

Один из анонимных памфлетов на данную тему молва приписала Льву Толстому. Тот от авторства отказался, заметив, что «всегда подписывает то, что пишет», а затем опубликовал очерк – «Бессмысленные мечтания». Его кульминацией стал фрагмент, где «сотни седых, почитаемых в своей среде людей», замерев, внимают царскому слову: «Когда молодой царь дошел до того места речи, в которой он хотел выразить мысль о том, что он желает делать всё по-своему и не хочет, чтобы никто не только не руководил им, но даже не давал советов, он смешался и, чтобы скрыть свой конфуз, стал кричать визгливым, озлобленным голосом. На намеки старых, умных, опытных людей, желавших сделать для царя возможным какое-нибудь разумное управление государством… на эти-то слова молодой царь, ничего не понимающий ни в управлении, ни в жизни, ответил, что это – „бессмысленные мечтания“».

Размышления современника

«Трагедия России была в том, что самодержавная власть стала бороться тогда (в начале царствования Николая II. – Отв. ред.) не с революцией, в чём была обязанность всякой государственной власти, не с конституцией, которую тогда никто открыто не требовал, а с самим духом Великих реформ 60-х годов, которые могли и должны были в результате безболезненно привести к конституции». – В. А. Маклаков. Из воспоминаний. Уроки жизни. М.: Московская школа политических исследований, 2011. – С. 197.

Авторитет царя падал не только среди образованного общества, но и в народе, большинство которого еще крепко веровало в идею абсолютной монархии. Народ смущало то, что Царь не оказал должного сочувствия жертвам «Ходынки» и что он, в отличие от своего отца, не выходит к народу. Даже небольшая стать Императора не вязалась с народными представлениями о Батюшке-Царе, кое-кто даже считал, что России нужен новый Пётр I, а не «теперешний дурик» (слова, сказанные в Петербурге летом 1904 г. извозчиком генералу Кирееву).

На рубеже XIX–XX вв. в самых разных слоях общества нарастало ощущение, что «русская смута» может прийти не только «снизу», от некультурных низов, но и «сверху», от самой власти, которая способна, оказывается, быть не менее «бессмысленной и беспощадной», чем пугачевский бунт. В свое время в Западной Европе аналогичное чувство породило глубокие общественные трансформации – духовную, а затем и политическую Реформацию. Теперь и Россию захватило то же умонастроение, подогреваемое как житейской повседневностью (от «ходынской давки» до произвола «полицейщины»), так и набирающими силу идейными течениями (от эсеровщины и анархизма до ницшеанства и большевизма). «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г. стало кульминацией этого процесса.

Мнение современника:

«Когда народ делается, по крайней мере в части своей, сознательным, невозможно вести политику явно несправедливого поощрения привилегированного меньшинства за счет большинства. Политики и правители, которые этого не понимают, готовят революцию, которая взрывается при первом случае, когда правители эти теряют свой престиж и силу». – С. Ю. Витте. Воспоминания. М., 1960. Т. 3. – С. 517.

Углубление раскола в обществе, потеря уважения к «исторической власти» требовали срочных политических действий. Вопрос состоял в том, какую форму – осмысленную и правовую, либо стихийную и беззаконную – примут эти действия и кто возьмет на себя их инициативу – государственная власть, образованное общество или «простой народ». Образованное общество, по крайней мере, было совершенно уверено, что управлять Россией оно сможет существенно лучше, чем царская «бюрократия».

Литература:

В. А. Маклаков. Власть и общественность на закате старой России. Париж, 1936. Т. 1–3.

Земства, как бессословные выборные органы местного хозяйства, возникли после утверждения 1 января 1864 г. Александром II «Положений о губернских и уездных земских учреждениях». К началу царствования Николая II земства имели во многих губерниях более чем 25-летний опыт работы: под их руководством на местах улучшалось медико-санитарное состояние, велось строительство, развивались народное просвещение и культура земледелия. Вырабатывался новый тип «общественника» – не просто «радетеля о народе», страстно обличающего властный произвол, а трудяги-земца, изо дня в день практически решающего общественные проблемы.

Основную силу земству давало участие в нем просвещенного, европейски культурного дворянства, в том числе и представителей самых видных аристократических фамилий России – князей Трубецких, Шаховских, Львовых, Голицыных, графов Гейденов, Бобринских. Прекрасно понимая, что богатство, образование и благополучие их родов имеют основанием нещадное ограбление в дореформенное время дворянством простонародья, эти благородные и совестливые люди были готовы бескорыстно жертвовать своим бывшим крестьянам и всем низшим сословиям России не только свое время, силы и знания, но и свои средства и даже главный источник своего существования – землю. Земства они использовали не для себя и своего сословия, но для простого народа, перед которым чувствовали себя в долгу.

Свидетельство очевидца

«Процесс перемещения собственности действительно происходит на наших глазах, и пытаться остановить его так же безумно, как пытаться запрудить Волгу! Сохранение латифундий стало немыслимым. Если земли не будут так или иначе отчуждены, раздроблены и переданы крестьянам, они рано или поздно будут захвачены». – Князь Евгений Николаевич Трубецкой. «Московский еженедельник». 1906. № 13–14.

В этом земцы принципиально расходились с Императорской администрацией и большинством помещиков, которые старались сохранить в неприкосновенности преимущества и владения дворянства. Именно это побуждало земцев идти путем сопротивления Императорскому режиму, не разделявшему их чувство вины перед простым народом и ответственности за его будущее. Земские и городские деятели, желавшие освободить народ юридически и экономически, стали называться либералами (от латинского liberalis – образ жизни и мыслей, приличествующий не рабу – servilis – рабский, но свободному человеку).

Большую роль сыграли земства во время голода 1891–1892 гг. Они наладили тогда раздачу зерна, открывали бесплатные столовые и хлебопекарни. Многие земцы потом вспоминали, что именно «работа на голоде» окончательно сформировала у них убеждение, что органы «приказного государства», в обычные годы более или менее справляющиеся с повседневным управлением, становятся беспомощны и даже вредны во времена крупных общественных невзгод. Тогда, наряду с земскими «консерваторами», привыкшими в эпоху реакции ограничивать себя чисто хозяйственными функциями под патронатом властей и местных предводителей дворянства, на местах начали набирать силу «либеральные партии», обращавшиеся к реформаторскому наследию времен Александра II.

Не опустив руки после неудачи с преподнесением в 1894–1895 гг. «земских адресов» по случаю начала нового царствования (см. 1.1.15), либеральные земцы видели цель не только в повышении своей роли как организаторов местного хозяйства, но и как важного элемента общественного самоуправления. Позднее, в самом земском либерализме произойдет размежевание на «умеренных» (сторонников – в старом славянофильском ключе – укрепления земства наряду с возрождением освобожденного от бюрократизма «истинного самодержавия») и «земцев-конституционалистов», полагающих, что развитие местного самоуправления требует реформирования всего государства по европейским образцам.

В последние годы XIX в. «либералы», соединяя усилия передовых земских гласных и местной интеллигенции, стали брать верх во многих уездных и губернских управах. Инициатором налаживания связей между отдельными земствами выступила Московская губернская управа во главе с Д. Н. Шиповым.

Историческая справка

Дмитрий Николаевич Шипов родился 14 мая 1851 г. в семье отставного гвардейского полковника, Можайского уездного предводителя дворянства. После окончания Пажеского корпуса и юридического факультета Петербургского университета вернулся в родовое имение Ботово Волоколамского уезда Московской губернии, где активно занялся хозяйственной и общественной работой. Был мировым судьей, земским гласным, председателем Волоколамской уездной земской управы, в 1893 г. избран председателем Московской губернской земской управы. По собственному признанию Шипова, его мировоззрение определилось воспитанной с детства православной верой и сложилось под нравственным влиянием Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. Полагая, что никакой прогресс немыслим, пока не произойдет перемены «в строе образа мыслей большинства людей», Шипов был убежден, что религиозно-нравственное устроение личности и улучшение общественно-политической жизни составляют единое органическое целое. Д. Н. Шипов был твердым сторонником постепенных и ненасильственных реформ, считал наследственную монархию, основанную на моральной солидарности Государя и народа, воля которого воплощена в земском представительстве, оптимальной формой государства.

Признанный вождь общероссийского земского движения, лидер его «умеренного крыла». Основатель вместе с графом Гейденом партий «Союз 17 октября» и мирного обновления. В 1911 г., разочаровавшись в политике, принял предложение предпринимателей-миллионеров Терещенко переехать в Киев и стать управляющим их «сахарной империей». После Октябрьской революции – один из руководителей антибольшевицкой борьбы. С ноября 1918 по апрель 1919 г. возглавлял московское отделение «Национального центра». Арестован ЧК, скончался в Бутырской тюремной больнице 14 января 1920 г. Тело Д. Н. Шипова было выдано родственникам для захоронения в фамильном склепе на Ваганьковском кладбище в Москве. Оставил очень интересные «Воспоминания и думы о пережитом» (М., 1918), написанные в годы Мировой войны.

С. В. Шелохаев. Д. Н. Шипов. Личность и общественно-политическая деятельность. М.: РОССПЭН, 2010.

Первое неофициальное совещание председателей губернских управ состоялось в августе 1896 г. в Нижнем Новгороде во время Всероссийской выставки. А в 1899 г. в Москве был создан кружок «Беседа», который потом в течение шести лет полулегально собирался на квартирах видных земских деятелей. На заседаниях кружка (в культурных кругах Москвы его уважительно называли «палатой лордов») обсуждались проблемы государственной жизни, разрабатывались проекты реформ. Даже самые умеренные из участников «Беседы» соглашались с тем, что без реформ бюрократическая система приведет Россию к катастрофе.

Д. Н. Шипов подготовил тогда проект будущих преобразований. Констатируя «ненормальность настоящего порядка государственного управления», он настаивал на необходимости «свободы совести, мысли и слова», привлечении представителей земств к обсуждению законопроектов, предоставлении обществу права «доводить до сведения самодержавного Государя о своих нуждах и действительном положении вещей на местах». Обсуждение «программы Шипова» вызвало разногласия среди лидеров земства. «Консерваторы» усмотрели в ней необратимый шаг к конституционному режиму, явно, по их мнению, преждевременному. «Радикалы», напротив, считали утопией возврат к «идейному самодержавию» и настаивали на замене «приказного строя» конституционным.

Свидетельство очевидца

«Насущнейшей потребностью переживаемого времени, – говорил Шипов в августе 1904 г., – является правильная постановка законодательной деятельности и предоставление участия в ней народному представительству».

Не имея по-прежнему легального права собирать съезды, земцы использовали любую возможность для общения – совещание по вопросам развития кустарной промышленности (март 1902 г.), совещание по борьбе с пожарами в деревне (апрель 1902 г.) и т. д. «Кустарный» и «пожарный» съезды стали прологом к созыву в Москве общеземского совещания, которое полулегально прошло в мае 1902 г. на московской квартире Шипова. Тогда более 50 представителей от большинства губернских управ единодушно заявили о своем неприятии курса правительства, стремящегося умалить значение выборных земских учреждений.

Проявление самостоятельности земств вызвало резкую реакцию властей: наиболее активным земцам был объявлен Высочайший выговор. С другой стороны, в те же дни Д. Н. Шипов неожиданно получил аудиенции у министра внутренних дел В. К. Плеве, а затем у министра финансов С. Ю. Витте, во время которых состоялось обсуждение широкого круга проблем. Казалось, рабочие контакты умеренной части земства с правительством возможны, что открывало для России перспективу мирного политического развития. Однако в феврале 1904 г., когда московское губернское собрание избрало Д. Н. Шипова на должность председателя управы на очередное, пятое трехлетие, В. К. Плеве отказался утвердить его избрание. Это вызвало возмущение в обществе и подтолкнуло переход земства на путь политической борьбы.

Пришедший на смену убитому эсерами В. К. Плеве (июль 1904 г.) новый министр князь Петр Дмитриевич Святополк-Мирский постарался наладить отношения с земскими кругами. Он сочувственно отнесся (хотя и не дал официального разрешения) к созыву так называемого «самочинного» общеземского съезда, который прошел 6–9 ноября 1904 г. в Петербурге на частных квартирах участников. Из 34 председателей губернских управ России на съезде присутствовало 32; среди делегатов было семь князей, два графа, два барона, семь предводителей дворянства. Д. Н. Шипов и его единомышленники по-прежнему исходили из старой либерально-славянофильской формулы «царю власть – народу мнение» и настаивали на созыве при самодержце законосовещательного Земского Собора. Однако большинство делегатов съезда уже шло за земскими радикалами (И. И. Петрункевичем, Ф. И. Родичевым, кн. Д. И. Шаховским). Съезд принял резолюцию с открытым требованием гражданских свобод и представительного правления, а также высказался за придание будущему народному представительству законодательных прав.

К концу 1904 г. в общественном сознании окончательно сложилась картина противостояния «земства» и «правительства». На фоне поражений в войне с Японией, которые приписывались исключительно «режиму», земство, напротив, набирало авторитет. Популярной общеземской акцией во время войны стала помощь раненым воинам – организация госпиталей, перевязочных пунктов, походных кухонь. Даже командование русской армией признавало, что раненые стремились попасть именно в земские лазареты, а не в учреждения военного ведомства, потому что здесь они чувствовали себя «не только солдатами, но и людьми». Во главе Общеземской организации, действовавшей в Маньчжурии, встал в те месяцы князь Георгий Евгеньевич Львов, завоевавший всероссийскую известность.

Литература:

Н. М. Пирумова. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе. М., 1980.

Либеральное движение в России 1902–1905 гг. / Под ред. В. В. Шелохаева, Д. Б. Павлова. М., 2001.

К концу XIX в. термин «народники» стали употреблять, как правило, по отношению к представителям либерального или реформаторского народничества, которые, в отличие от народников-радикалов, выступали за эволюционный путь развития общества и предпочитали не устраивать заговоры против власти, а браться «за то дело, которое при данных условиях возможно и необходимо». Часто это были врачи, экономисты, инженеры, работники земств, искренне желавшие в своей будничной жизни по мере сил служить народному благу. Публицист Я. В. Абрамов придумал для такой повседневной деятельности название – «теория малых дел».

Многие из идеологов либерального народничества сами пережили увлечение радикализмом, но, осознав бесперспективность такого пути, пришли к выводу, что «политический террор отжил свой век», и теперь придавали первостепенное значение социально-экономическим преобразованиям, а не борьбе за конституцию и политические свободы. Одним из наиболее авторитетных народников-либералов, к началу ХХ столетия окончательно ставшим на реформаторские позиции, был Николай Константинович Михайловский (1842–1904) – видный публицист, социолог и литературный критик. Он получил хорошее образование, хотя и вынужден был покинуть институт из-за участия в студенческих волнениях, и с 1868 г. работал сотрудником, а потом и редактором весьма популярного тогда в среде интеллигенции журнала «Отечественные записки». В конце 70-х гг. Михайловский сближается с народовольцами, сотрудничая в нелегальных изданиях, но после разгрома «Народной воли» все более склоняется к мысли о возможности и желательности либеральных реформ. В начале 1890-х гг. Михайловский становится во главе журнала «Русское богатство», главной трибуны народничества, и до своей смерти остается его редактором.

Вокруг него складывается группа литераторов, которую современники называли «литературной семьей». Народники-либералы критиковали сторонников капиталистического пути развития России, как и их предшественники, видя зачатки нового, справедливого общественного строя в жизни крестьянства. Однако они уже не так идеализировали самобытность народной жизни, были готовы перенять кое-что из европейского опыта. Михайловский и его единомышленники доказывали экономическую жизнеспособность крестьянской общины, призывали поддерживать коллективные формы труда, чтобы спасти крестьянство от эксплуатации. Центром и смыслом общественной жизни для Н. К. Михайловского была личность, ее гармоническое развитие. Он, вместе с Петром Лавровичем Лавровым (1823–1900), считается основоположником так называемой «субъективной социологии», ориентированной на изучение не общностей, но личностей. «Человеческая личность, ее судьба, ее интересы – вот что должно быть поставлено во главу нашей теоретической мысли в области общественных вопросов и нашей практической деятельности», – провозглашал он. Личность, по его теории, наиболее полно выражается в труде. Поэтому служение народу, который есть совокупность трудящихся людей, действенно приближает к главной цели – всестороннему развитию личности. Михайловский также учил о «типах» и «степенях» общественного развития, вместе с последователями применяя эту теорию к оценке крестьянской общины. Так, согласно его взглядам, фабричные рабочие, в совершенстве овладев какой-либо одной специальностью, могут достичь очень высокой степени развития, однако по сравнению с крестьянином, который делает сам все виды работ, их тип понижается. В соответствии с этой теорией, Н. К. Михайловский видел в русской поземельной общине высший тип общественной жизни.

Позже либеральные народники создали свою организацию – «Трудовую народно-социалистическую партию», которая участвовала в работе II Государственной Думы, а потом входила в состав Временного правительства.

Литература:

С. Н. Ранский. Социология Н. К. Михайловского. СПб., 1901.

Е. Е. Колосов. Очерки мировоззрения Н. К. Михайловского. СПб., 1912.

Б. П. Балуев. Либеральное народничество на рубеже XIX–XX веков. М., 1995.

James H. Billington. Mikhailovsky and Russian Populism. Oxford, 1958.

Arthur P. Mendel. Dilemmas of Progress in Tsarist Russia. Cambridge, 1961.