Текст книги "Материальные памятники русской культуры в странах Балтии"

В 1814 году возникла идея о размещении на Замковой площади памятника Победы. Деньги на изготовление памятника пожертвовало русское купечество Риги, выражая этим свою признательность и благодарность императору, а так же всему русскому народу за изгнание из края армий Наполеона. Детали памятника изготавливались в Петербурге, там же был разработан проект. Не исключено, что авторство эскизного проекта принадлежит Джакомо Кварнеги. Памятник представлял собой высокую колонну тосканского ордера, поставленную на квадратный постамент и увенчанную бронзовой фигурой летящей богини победы Ники с лавровым венком славы и пальмовой ветвью мира в руках. На постаменте были размещены, отлитые в бронзе двуглавый орёл и герб города Риги. Общая высота колонны Победы составляла около 15 метров. Монтаж памятника был завершён в 1817 году, после чего Замковая площадь приобрела законченный вид.

В 1830 году на пост Прибалтийского генерал-губернатора был назначен барон Карл Магнус фон дер Пален. Выходец из эстляндских дворян, он проявил себя откровенным остзейским шовинистом, что выразилось в преследовании русских и латышских крестьян и презрительном отношении к православию. Пален был активным участником подавления польского восстания.

В период его 15-летнего губернаторства были продолжены работы по перестройке Рижского замка. Проектными и строительными работами в Рижском замке в этот период руководил Лифляндский губернский архитектор Карл Адамсон. При нём был изменён фасад замка. За счёт повышения стен и перестройки крыши построен четвёртый этаж, а с ним в замке добавилось с пол сотни новых помещений для жилых помещений и губернских учреждений. Тогда же перестроена башня с часами. Рижский замок приобрёл облик, близкий к нынешнему.

В 1848 году в Ригу на должность Прибалтийского генерал-губернатора назначен генерал-адъютант князь Александр Аркадьевич Суворов-Рымницкий. Этому просвещённому генералу Рига обязана серьёзными преобразованиями. Он добился отмены статуса крепости города Риги, приказал срыть крепостные валы и, таким образом, соединил старый город с предместьями. При этом предместья впервые получили право на строительство каменных зданий. Первыми каменными зданиями в Петербургском предместье города стали: построенный на месте Блинного бастиона Оперный театр по проекту петербургского архитектора Бонштедта и зубная поликлиника Реймерса по проекту Шелля (ныне посольство США). В остальной своей деятельности, князь проявил себя как ревнитель прав остзейского дворянства. С одной стороны это вызывает удивление, однако, если ближе познакомиться с историей рода, то становится известно, что прадед его, В. И. Суворов, будучи губернатором Пруссии, вполне уживался с местным дворянством и был одним из первых российских масонов. Великий дед тоже выражал симпатию к остзейцам, и даже пытался породниться с ними, неудачно сватая сына Аркадия за одну из курляндских принцесс.

При князе Суворове в замке работали очередные губернские архитекторы академик Давид Олтоф (1851–1857) и Паул Харденак (1858–1875). В это период была проведена большая рутинная работа по переустройству замка, однако, главной следует считать работу по реконструкции парадных залов – Царского и Гербового. Проект перестройки Царского зала в 1860 году разработал Харденак. Он предусмотрел перестройку торжественной лестницы из серого бельгийского мрамора. По проекту увеличивалась высота зала, завершающаяся плоским рельефным потолком. В торцах помещения были предусмотрены балконы, опирающиеся на шесть колонн. Стены зала были украшены зеркалами, пилястрами и многочисленным золочёным декором.

В 1861 году после перевода князя Суворова в Петербург, губернаторы Прибалтийского края стали меняться довольно часто: барон В. К. фон Ливен (1861–1864), графы П. А. Шувалов (1864–1866), Э. Т. Баранов (1866) и генерал-адьютант П. П. Альбединский (1866–1870).

В 1870 году очередным Прибалтийским генерал-губернатором стал генерал-адъютант, князь Пётр Романович Багратион, известный учёный, сын героя Отечественной войны 1812 года Р. И. Багратиона и племянник полководца. При нём были предприняты очередные перестройки в Рижском замке. Уже давно назрел вопрос о переносе православной церкви Успения Пресвятой Богородицы ближе к губернаторским апартаментам и Царскому залу. Её разместили на третьем и четвёртом этажах западного крыла замка, напротив Царского зала. Проект нового православного собора был разработан Паулом Харденаком, теперь уже очередным губернским архитектором. Площадь нового собора сохранилась та же, однако размеры изменились, поэтому алтарь пришлось изготавливать новый, хотя иконы прежней церкви были использованы. Над созданием алтаря работали: Х. Риекстыньш, О. Пелхаус, П. Смуров. При перемещении церкви был утерян родовой герб князя А. И. Репнина. Собор был освещён 27 февраля 1872 года. Срок службы этой замковой церкви был не долог. После взятия Риги германскими войсками в 1917 году она была закрыта. Алтарь разобран, а иконы вывезены в Германию. В 1936 году снесена и звонница замка.

При губернаторстве князя П. Р. Багратиона в замке были произведены и другие перестройки. В южном крыле старой части замка были проложены ворота в Большой двор, который благодаря этому приобрёл автономность от официозной части замка. А в промежутке между фасадом замка и каретным помещением были встроены Королевские ворота, перенесённые из Цитадели. Период правления последнего Прибалтийского генерал-губернатора князя Багратиона характерен наступлением на права остзейского дворянства, которое требовало признания обособленности их прав в крае, данных им ещё Петром.

Речь здесь идёт о тех самых привилегиях, обещание сохранить которые, было дано местному дворянству и духовенству в стенах Рижского замка генерал-фельдмаршалом Б. П. Шереметьевым 12 июля 1710 года. То есть в тот день, с которого начиналась русская история замка. Обещание, данное Шереметевым, было подтверждено Петром I, но с существенной оговоркой: «Пока эти привилегия не будут входить в противоречия с русскими законами». Прав ли был Пётр I, сохраняя остзейскому дворянству привилегии? Вопрос не такой уж простой. Но тогда, в условиях продолжавшейся Северной войны, это было целесообразно. Молодая Россия тогда ещё не обладала кадрами, которые справились бы с вновь приобретёнными землями, да ещё в таких сложных условиях. Это обещание тогда дало возможность задержать и вернуть многих из тех, кто верой и правдой потом служил Российской империи.

Примеров подобному служению очень много. Достаточно сказать, что во время Отечественной войны 1812 года героями стали многие прибалтийские дворяне. Почти треть генералов из «Военной галереи 1812 года» в Зимнем дворце были генералы-остзейцы. Они же выдвинули многих имперских управленцев: военных министров, министров юстиции, финансов, иностранных дел и других ведомств. Однако то, что происходило за последующие полтора века в крае, когда остзейцы полностью поработили местных русских и латышей, лишив их элементарных прав, явно не входило в планы Петра I. Видимо он планировал ввести привилегии временно. Однако династия решила иначе. Хронология сохранения этих привилегий такова: Екатерина I и Пётр II подтвердили редакцию Петра, но императрица Анна Иоанновна, под влиянием своих фаворитов Бирона и братьев Левенвольде, разрешила привилегии без оговорки дяди. Екатерина Великая отменила привилегии, введя в крае российское законодательство, но её сын Павел Петрович, под влиянием воспитательницы своих детей светлейшей княгини Шарлотты Ливен, привилегии вернул, а Александр I и Николай I их подтвердили.

В руках остзейских дворян находились органы самоуправления края, суды, школьные управы, даже церковные курии. Ландтаги были полноправными хозяевами в губерниях настолько, что губернаторы пасовали перед ними. Любое посягательство на права ландтага жестко пресекалось центром. Таким образом, получалось, что символ государственности – Рижский замок, был еще и охранной грамотой привилегий остзейского дворянства.

Стены старого замка знали иные времена, и помнили примеры более целесообразного обращение с теми же привилегиями. Например, в период, когда Лифляндия с Эстляндией были ещё заморскими территориями Шведского королевства, местные дворяне тоже пользовались привилегиями. Однако, когда в 1680-е года истощилась казна, а нужно было содержать армию, то шведский король Карл XI для наполнения казны и для ограничения влияния аристократии провёл редукцию дворянских имений. В 1688 году её осуществила специальная «Комиссия по покорению» с большими полномочиями (от короля и парламента). Владельцы имений должны были доказать право собственности на них гербовыми бумагами. В противном случае имения переходили в казну.

Король прекрасно понимал, что за несколько веков войны не раз проходились по этим владениям и в результате разбоя и пожарищ документы погибали. Так что акция была не больно справедливой. Но тех, кто выступал против редукции, объявляли мятежниками. Итог же был таков: в результате редукции государству были возвращены 80 % земель в Лифляндии, 54 % – в Эстляндии и 30 % – на островах. До рубашки дворян не раздевали, а лишь переводили их из владельцев в арендаторы тех же имений. Теперь они были обязаны платить ренту. Казна быстро обогатилась, и армия для воинственного наследника (Карла XII) была без проблем набрана.

Князь Пётр Романович Багратион видел всю несправедливость и абсурдность того, что творилось в крае, пытался прекратить практику постоянного потакания немецкому дворянству. Ему удалось частично убедить императора Александра II в необходимости уровнять Прибалтийские губернии в правах с остальными губерниями империи. Первые шаги в этом направлении были сделаны вскоре после его кончины. Указом Сената от 26 января 1876 года Прибалтийское генерал-губернаторство было упразднено. После ликвидации его канцелярии с фасада замка был снят двуглавый орёл, а Замковая площадь была передана в собственность города. Таким образом, статус Рижского замка был понижен, теперь он стал резиденцией лишь Лифляндского губернатора.

Одновременно с упразднением Прибалтийского губернаторства был распущен и «Остзейский комитет». Противостоянию балтийского дворянства центру был нанесён первый удар. Со вступлением на российский престол императора Александра III начался процесс выравнивания законодательства в российских губерниях. Местные власти ещё сильны и влиятельны, но на «Окраинах России», в том числе в Лифляндской и Курляндской губерниях начался процесс русификации, который хоть и не снимал с повестки дня многие не простые вопросы, но был с сочувствием встречен русским населением этих губерний. На каком-то этапе политика русификации пробудила национальное сознание латышской интеллигенции, породив младолатышей, которых энергично поддерживали славянофилы.

В Прибалтийских губерниях началось проведение реформ образования, судопроизводства, полиции. В решении Сената 1883 года обязывало все органы власти принимать прошения на русском и латышском языке. Новые «хозяева» Рижского замка не однозначно и осторожно воспримут все эти новшества. Однако, запущенный процесс остановить было уже невозможно. Пост губернаторов в этот непростой период в Лифляндии занимали: барон А. А. Искуль фон Гильдебрант (1876–1882), И. Шевич (1882–1885), М. А. Зиновьев (1885-195), Суровцев (1896–1900), М. Пашков (1901–1905), Н. Звегинцев (1905–1914), А. Кельповский (1914–1916), Н. Лавриновский (1916–1917), С. И. Шидловский (1917).

Их пониженный статус и сложная политическая обстановка в крае не давали возможности проводить какие либо перестройки в Рижском замке. А 1-я Мировая война подвела итог русской истории замка.

За два столетия (1710–1917) Рижский замок претерпел существенные перемены. Из средневекового военного объекта он был перестроен в государственно-административное здание с многочисленными помещениями для императорских апартаментов, для резиденции генерал-губернаторов края, для многочисленных присутственных мест, с двумя залами для торжеств, православным собором, садом и Замковой площадью, подчёркивающей его значимость и величие.

В независимой Латвии Рижский замок становится резиденцией Президента республики. В этот период будут продолжены некоторые перестройки, в которых примут участие многие деятели культуры и искусства Латвии. В старейшей части замка находятся: Музей истории республики, Музей Литературы и искусства и музей Зарубежного искусства. Самую представительную часть замка занимают помещения Президента Латвии и его канцелярии.

Литература

«Энциклопедия Рига», Главная редакция энциклопедий. Рига. 1988.

Ю. М. Васильев. «Рига. Памятники зодчества». Рига. Лиесма. 1971.

Ю. М. Васильев. Классицизм в архитектуре Риги. Издательство А. Н. ЛССР. Рига. 1961.

М. Цауне. Рижский замок. Зинатне. 2001.

Памятники искусства Советского союза. Белоруссия, Литва, Латвия, Эстония. М. Искусство. 1988.

Панорама православного храмостроительства в Латвии

«В какой чудесной стране мы живем, где каждый камень свидетельствует о балто-славянских исторических, бытовых, культурных контактах…»

Борис Инфантьев

Людмила Клешнина, Рига (Латвия).

Культурная среда Латвии подобна «ткани», в течение столетий прочно сотканной из множества связей. «Культурная ткань» беззащитна перед ножницами глобализма, стирающего все отличия местных культур. Архитектурный контекст является формообразующим фактором культурной среды. При повреждении архитектурной формы деградирует культурное пространство. В наши дни опасность исходит от самих носителей культуры. Мы не осознаем ценностей, которыми владеем, не знаем, что и как сохранить, поэтому актуальным становится вопрос изучения региональных культурных пространств. Латвия в таком аспекте очень интересна.

Православное зодчество Латвии до сих пор не систематизировано. Впервые описание церквей Лифляндии было выполнено православным духовенством по распоряжению Рижского архиепископа Арсения в 1896 году. «Выборка из сведений» была доставлена Императорскому Московскому археологическому обществу. В 1939 году православные церкви Латгалии по поручению Синода ЛПЦ описал С. П. Сахаров. Эти исследования имели исторически-статистический характер, архитектура храмов не рассматривалась. В советское время многие храмы имели статус памятников культуры, но в сферу интересов архитектурной науки они не попадали, до провинциальных храмов на периферии православного ареала очередь так и не дошла. В 1979 году с участием российских коллег в Латвии была проведена инвентаризация предметов сакрального искусства, но внимание исследователей привлекли в основном иконы, утварь, сокровища книжницы Гребенщиковской старообрядческой общины, а не архитектура наших храмов. Храмы не были научно описаны.

Первая попытка культурологически охарактеризовать православное наследие Латвии была предпринята в 1993 году. Реферат о православных храмах был прочитан архитектором Я. Зилгалвисом на научной конференции в Польше. Конференция была посвящена политике русификации на западных рубежах Российской Империи. Тема конференции определила акценты реферата, который был сильно политизирован. Строительство православных храмов рассматривалась автором как результат «намеренной и коварной религиозной русификации Лифляндской губернии», в результате которой якобы происходил механический перенос на балтийскую почву формальных стилистических направлений, популярных в России, но совершенно чуждых местной культурной среде, неприемлемых для латышского менталитета. При этом творчество выдающегося латышского зодчего Яниса Бауманиса в реферате не получило должной оценки. Признавая явный факт взаимодействия культур, автор реферата ошибочно трактовал общехристианские традиции, например, композицию храмов «кораблем», присущую зодчеству всех ветвей христианства, а также проповеди, церковное пение как заимствования православным искусством высококультурных лютеранских обычаев, что явно не соответствует реальностям и истории православных богослужений. Сравнивая более насыщенный у православных и более сдержанный у лютеран декор храмов, автор искал истоки этих тенденций только в рациональном характере жителей и природной среде региона. Символические смыслы архитектурных форм в реферате не рассматривались. Сегодня с таким односторонним и необъективным взглядом на сакральное наследие нельзя согласиться.

Прошло 15 лет. В результате исследований ликвидированы многие «белые пятна» в истории Православия в Латвии. Сотрудниками Инспекции VKPAI выявлены памятники православной архитектуры в Даугавпилсском районе, впервые опубликованы описания сакрального наследия Риги. Появилась возможность реконструировать культурологический фон, на котором складывался своеобразный феномен храмостроительства в нашем регионе.

Православие в Латвии имеет древние корни (XI век), но как выглядели в то время храмы, мы не знаем. Изображений древних культовых зданий в Кокнесе (Кукенойсе) и Ерсике (Герсике) не сохранилось. О том, как выглядела Никольская церковь, стоявшая на Русском подворье в Риге в XIII–XVI веках, есть только гипотеза. Поэтому архитектура этих древних храмов в данном докладе не рассматривается. Достоверно история архитектуры православного храмостроительства в Латвии начинается со второй половины XVII века, в Курляндии, с основания монастыря Св. Духа в Якобштадте. Первоначальные храмы монастыря – деревянные Георгиевская и Никольская церкви, вероятно, были рублеными церквями клетского типа. Изображений древней Свято-Духовской церкви тоже нет. Но фотоснимок 1884 года, на котором изображен второй деревянный храм-копия, дает представление о внешнем облике первой церкви. Ее формы были решены в стиле «малороссийского барокко», что позволяет предположить, откуда пришли строители храма, и свидетельствует в пользу версии об основании монастыря иноками из Белой и Малой Руси. Монастырь возник как северный форпост в борьбе с Унией, духовно окормлял русских православных жителей города Якобштадта, охраняя их от агрессии униатов.

Еще одним очагом храмостроительства в Курляндии стала Елгава (Митава). Здесь первый православный храм появился в 1711 году во дворце, окормляя герцогиню Анну Иоановну и ее приближенных. Несколько последующих храмов, которые сменяли друг друга на месте нынешнего Симеоно-Аннинского собора, были скромными деревянными фахверковыми постройками характерными для немецкой строительной практики. Как и церковь, построенная по проекту Франческо Бартоломео Растрелли в 1780 году, они мало были похожи на канонический православный храм. Растреллиевская церковь была однопрестольная, зального типа, с плоским деревянным перекрытием, одной маленькой главкой и невысокой колоколенкой. Форма главок и скромный декор фасадов были решены в стиле барокко. Облик церкви напоминал западные образцы христианской архитектуры, вполне вписывался в местную культурную среду, но был чужд идее православного храма.

Несколько по-другому складывалась культурная среда в Лифляндии. После присоединения к Российской империи в 1710 году, Балтийские губернии в течение 18 века жили своей обособленной жизнью, в которую центральная власть мало вмешивалась. Сохранялась местная прибалтийско-немецкая администрация.

Усилия по колонизации и направленной миграции русского православного населения российским правительством не предпринимались. Миссионерская работа не проводилась. Нелегально переселявшиеся в XVII и XVIII веках на новые места жительства старообрядцы свою веру исповедовали прикровенно и численно не могли повлиять на перемену вероисповеданий региона. На территории нынешней Латвии православные храмы в этот период строились, главным образом, в Риге и в местах компактного проживания русских – для окормления российских воинских частей, квартировавших в Лифляндии, немногочисленных семей православных чиновников, купцов и мастеровых, временно пребывавших в городе. Духовенства не хватало. Поэтому храмов, в основном деревянных, построенных в XVIII веке, было мало. В 1715 году обустроена домовая Успенская церковь в Рижском замке. Несколько раз в 1715–1774 годах возводились деревянные строения Благовещенской церкви. Для военнослужащих в 1731 году была построена гарнизонная госпитальная церковь во имя иконы Божией Матери «Живоносный Источник». Когда возникла необходимость в кладбищенских храмах, были построены Всехсвятская часовня (1774) и Покровская церковь (1777). Для мастеровых и семей военнослужащих в 1791 году возведена Троицкая церковь на Кливерсале. Некоторые из этих деревянных зданий были сожжены в 1812 году в связи с угрозой нашествия Наполеона, другие обветшали и не сохранились. По архивным источникам можно представить себе облик этих скромных церквей, совершенно лишенных декора, с высокими колокольнями, увенчанными шпилями, без глав. Возводили их местные мастера, не имевшие опыта строительства православных храмов, поэтому церкви были похожи на местные кирхи.

Каменные храмы XVII века внесли новые черты в рижское зодчество. Первой в 1751–1761 годах в стиле барокко была реконструирована гарнизонная Алексеевская церковь. Затем в стиле классицизма в Риге были возведены два храма – Преображенская церковь Даугавгривской крепости (1771–1776) и самая значительная постройка этих лет – Петропавловский гарнизонный собор в цитадели (1781–1785). Новый план и обновленные фасады Алексеевской церкви были для Риги первым примером создания высокохудожественного сакрального пространства, отвечающего требованиям православного богослужения. К выполнению этого проекта был привлечен Николай Васильев, ученик Бартоломео Растрелли, а проект крепостной Преображенской церкви выполнил петербургский архитектор Александр Вист. Оба проекта отмечены высоким профессионализмом, выполнены в стилях, актуальных для русского храмостроительства того времени. Храмы были предназначены для ограниченного контингента верующих, располагались на закрытых территориях военного ведомства. Несмотря на это, наравне с храмом св. Екатерины в Пярну (1768, арх. П. Егоров), этот опыт способствовал ознакомлению прибалтийских мастеров со столичными образцами православного храмостроительства.

Новые художественные и конструктивные приемы были творчески осмыслены рижскими зодчими Сигизмундом Зеге и Кристофом Хаберландом при строительстве Петропавловского собора. Высокая колокольня со шпилем и детали фасада делали собор похожим на лютеранскую церковь, но принципиальным отличием собора от других культовых зданий Риги, стоявших в тесной средневековой городской застройке, было пространственное решение нового храма, богатое объемами и ярусностью построения, рассчитанное на восприятие здания во всех сторон. Все фасады храма одинаково выразительны, колокольня имеет явную и богатую ярусную структуру. Эти новые для Риги, но характерные для русского зодчества приемы объемной композиции в местном исполнении получили особую тщательность профилировки, ясную пропорциональную систему, изысканность. Конструктивным новшеством для рижан был шпиль, выложенный из кирпича, а также приплюснутый купол над основным объемом, каноническая крестово-купольная структура внутреннего пространства, русская система пропорций. Получился сплав нового композиционного решения, излюбленного в древнерусском зодчестве, с западной «визуальной логикой» – точным и логически обоснованным исполнением всех архитектурных деталей, что в дальнейшем стало характерной чертой православного храмостроительства в Латвии. При всех новшествах и художественном родстве с русским зодчеством «…стройность форм колокольни позволила ей прекрасно вписаться в исторически сложившийся силуэт Риги, в котором она являлась крайней северной вертикалью. Колокольня оказалась родственной ажурным иглам шпилей рижских средневековых церквей».

Строительство православных храмов получило несколько новых импульсов в следующем, XIX веке. Культурная среда, в которой развивалось храмостроительство, была очень многоплановой. В первой трети столетия в основном устранялись последствия войны с Наполеоном. В Риге в эти годы восстанавливаются храмы, сожженные вместе с предместьями в 1812 году, это Благовещенская церковь (1818, арх. Т. Г. Шульц), церковь св. Александра Невского (1825, арх. К. Ф. Брейткрейц), Всехсвятская деревянная церковь (1815). Все три храма построены в стиле классицизма, интересны конструктивными решениями. В них идея православного храма ярко выражена в интерьерах, а снаружи декоративное оформление фасадов решено в рамках стиля, не вникая в символические смыслы форм. Подобным образом были решены в силе ампир и фасады четырех одинаковых деревянных церквей «округа пахотных солдат» в Латгалии – Граверской, Липинишской, Малиновской и Шкельтовской (1836), из которых первоначальный облик сохранила до наших дней только Никольская церковь в Шкельтове.

После присоединения Инфляндии к России (1772) в этом крае стали актуальными вопросы ограничения католического влияния и воссоединения униатов с православными, появилась необходимость миссионерской работы по искоренению раскола. В 1800 году императором Павлом было узаконено единоверие. В 30-х годах усилились репрессии по отношению к старообрядцам, строить моленные было запрещено. Однако эти новые задачи не послужили причиной строительства новых православных храмов, единоверческие приходы и воссоединенные бывшие униатские располагались в переданных им старых зданиях. Период интенсивной миссионерской работы в Латгалии наступил гораздо позже – в 1870-е годы, когда здесь трудились такие известные духовные лидеры как епископ Викторин (Любимов), иеромонах Мелитон, священник Алексей Попов, которые в целях миссии посещали с беседами-дискуссиями староверов, умиротворяли отношения между православными и католиками. Свидетелями этой работы остались единоверческие храмы, построенные в староверских поселениях, например, Троицкая церковь в Тискадах (Резекненский район, 1878) и Петропавловская церковь в Данишевке (Даугавпилсский район, 1871–1903). При сдержанности внешнего декора единоверческие церкви отличались особенно тщательным исполнением канонических требований в построении объемных композиций. А раньше, в первой половине XIX века знаком официального утверждения православия в Латгалии стали новые соборы в уездных центрах – Лудзе (1845), Резекне (1846), построенные в стиле позднего классицизма, а также яркий образец официального русско-византийского стиля – Александро-Невский собор (1856–1864, арх. Иван Таманский) в Двинске, который можно отнести ко «второй линии» тоновских церквей.

Тяжелое положение крестьян в 1841–1848 годы в Лифляндии стало причиной массового (17 %) перехода коренного населения в православие. Это движение было актом духовного, национального, политического и экономического протеста. Крестьянское движение было стихийным, правительство Николая I избегало прямого вмешательства в дела губернии. Но появление многочисленной паствы потребовало решения организационных вопросов, в том числе возникла острая потребность в церковных зданиях. К концу 1848 года число православных приходов достигло 67, они появились во всех городах губернии и в сельской местности. Временные храмы размещались в приспособленных помещениях или были построены наспех, поэтому быстро ветшали.

До 1850 года казенное финансирование было скудным. Хотя в 1846 году был утвержден образцовый проект деревянного храма для Лифляндской губернии, но храмов по нему не строили. Владыка Филарет (Гумилевский), возглавлявший Рижское викариатство в 1841–1848 годах, считал, что духовное руководство новой паствы надо передать в руки таких священников и учителей, которые происходят из среды самих латышей. По его поручению были выполнены переводы на латышский язык богослужебных книг, открыто Духовное училище. Надо отметить, что строительство храмов также было доверено местным архитекторам и подрядчикам. Кроме материальных трудностей, приходилось преодолевать сопротивление прибалтийско-немецких сословий, воспринявших факт образования самостоятельной Рижской епархии в 1850 году как прямое вмешательство во внутренние дела края.

Казенной земли в губернии было мало, а помещики-лютеране не хотели выделять землю своих имений под такое строительство. Православные латыши терпели притеснения от немцев-помещиков, что вынуждало их возвращаться обратно в лютеранство. Эти тенденции побудили в 1864 году архиепископа Платона (Городецкого) предложить ряд мер для укрепления Православия в прибалтийском крае, но на постройку и ремонт храмов из казны были получены лишь небольшие средства. Для решения наболевших проблем своими силами, в 1867 году при содействии архиепископа Платона в Риге было учреждено Петропавловское братство, позже в других городах губернии – еще несколько православных братств, которые взяли на себя всю работу по сбору средств и организации строительства храмов и школ. Расцвет деятельности братств пришелся на 80-90-е годы XIX века и способствовал расцвету православного храмостроительства в Латвии.

Кроме деревянных, в 1863–1870 годах в латышских приходах было построено более десяти новых каменных храмов – в Адеркаши, Эргли, Заубе, Лаздоне и др. Все эти однотипные церкви построены по одному проекту, разработанному архитектором Робертом Пфлугом (1835–1885). Церкви имеют стены из булыжных камней, обложенные внутри кирпичем, снаружи и внутри оштукатуренные. Вытянутый объем с двускатной крышей и небольшой башенкой, пристроенная к нему с запада невысокая шатровая колокольня, отсутствие декора на фасадах, плоское перекрытие интерьера – такое решение мало похоже на православный канон, облик позаимствован у лютеранских церквей. Только православные кресты и маленькие одноярусные иконостасы скромно напоминают, что эти храмы православные.

Самая значительная работа Р. Пфлуга – пятиглавый Христо-Рождественский собор (1875–1883) в Риге, построенный к концу 1883 года в каноническом византийском стиле. Византийский стиль в рижскую архитектуру был внесен как проявление стилизаторства и историзма, в рамках которого в России этого времени происходил поиск национального стиля. Любимый стиль императора Александра II отразил идею славянского единства под эгидой России. В конкурсе проектов на строительство нового кафедрального собора выбор был сделан в пользу этой актуальной идеи. Лично сам Император Александр II указал место для строительства рижского собора и утвердил его проект. По Высочайшему распоряжению из Государственного Казначейства Рижской епархии были выделены 900 000 рублей, из которых на новый собор были истрачены 2/3 этой суммы. В ходе строительства Александр II подарил собору 12 колоколов. Строительство собора было большим государственным заказом, который требовал точного исполнения с учетом коррекций, вносимых заказчиком по ходу строительства. Строгое следование канону не помешало придать архитектуре собора региональные черты: сомасштабность рижской застройке, тщательность проработки всех деталей – литого бетонного декора, нарядных майоликовых фризов.