Текст книги "Материальные памятники русской культуры в странах Балтии"

Одновременно с собором и в том же византийском стиле Р. Пфлугом была построена Покровская церковь (1879). В этих храмах во всей красе рижанам раскрылась каноническая крестово-купольная структура православного храма. Интересный сакральный комплекс с участием зодчих Р. Пфлуга и А. Кизельбаша был возведен в Екабпилсском монастыре, реконструированном в 1885–1888 годах. Здесь византийские мотивы были интерпретированы в рамках малороссийского барокко. Обстоятельства строительства колокольни, часовни, Свято-Духовской церкви были связаны с большом духовном подъемом среди верующих, который «захватил» и зодчих. Внешне храм повторяет прежний сгоревший деревянный, а внутри, в интерьере открывается крестово-купольное пространство. В рамках заданного образца архитекторам удалось создать новый архитектурный образ, формы которого суггестивны, наполнены символическими смыслами. Сакральный комплекс хорошо вписался в масштаб провинциального города.

В 1856 году было основано латышское культурно-просветительское движение младолатышей, идеолог которого Кришьянис Вальдемарс (1825–1891) и его соратники в течение 30 лет боролись за популяризацию идей национального возрождения, сотрудничая в этом с русскими славянофилами. Надо отметить, что на эти годы приходится и плодотворная деятельность Яниса Бауманиса (1834–1891) – первого латышского архитектора с академическим образованием. Будущим исследователям еще предстоит рассмотреть идеологические истоки его поисков национального своеобразия православных храмов Лифляндии. Должность губернского архитектора Янис Бауманис занимал в 1870–1880 годах. Его вклад в православное храмостроительство Латвии трудно переоценить. За двадцать лет по его проектам в Лифляндии построено более тридцати церквей, в которых ярко проявились характерные черты творческого почерка зодчего. Первая их них в Лидере (Мадонский р-н) датирована 1872 годом, одна из последних – Рижская Троицкая Задвинская церковь освящена в 1895 году, уже после смерти архитектора. Построенные в эти годы маленькие сельские храмы (в Бауске, Ледурге, Нитауре, Салацгриве и др.) прекрасно вписались в местный ландшафт благодаря точно найденному региональному образу. Сочетание булыжного камня с окантовкой кирпичем или штукатуркой, четкое построение объемных композиций и традиционной анфилады планов, продуманная символика деталей – все в этих храмах говорит об уважении традиции, о глубоком осмыслении канонических форм, об умении творчески их переработать согласно региональному контексту. Экстерьер этих храмов решен, как правило, в романском стиле, интерьер перекрыт сомкнутым сводом, иногда поднятом на четверике или восьмерике. Часто свод прорезан в центре круглым отверстием, над которым стоит световая глава. Пятиглавие во многих храмах решено строго канонично – установкой глав на углах основного объема.

Зодчий профессионально работал и в русском стиле – в 1885–1888 годах по проекту Я. Бауманиса была реконструирована Гребенщиковская моленная, цельный архитектурный образ которой решен в традициях старообрядческой культуры. Но наиболее яркое произведение зодчего – храм Всех Святых в Риге (1869–1884), где романский стиль фасадов органично сочетается с канонической крестово-купольной структурой внутреннего пространства. Великолепно продуманная система естественного освещения, оригинальное завершение купола и колокольни в виде потира говорят о влиянии идей неоромантизма, которые были актуальными в те годы в среде петербургских архитекторов, с которыми рижский зодчий был лично знаком. Можно предположить, что Я. Бауманису были близки поиски метафизических смыслов исторических стилей и научно обоснованных методов их реконструкции, которые он умел наполнить региональными чертами. Высочайшим профессионализмом отмечен и проект Троицкой Задвинской церкви, над которым зодчий работал до самого последнего дня своей жизни, будучи уже смертельно больным. В этой церкви сомкнутый купол поднят на высоком четверике, который стоит на арках и четырех столпах. Объемная композиция церкви канонически четкая и ясная, рассчитанная на восприятие со всех сторон. Интерьер решен в виде пространственного креста, пропорции которого сомасштабны человеку, создают уютную среду приходского храма.

По проекту фасады этого храма были решены в романском стиле, архитектурный образ в общих чертах напоминал рижскую Всехсвятскую церковь. Но после смерти архитектора, случившейся в 1891 году, стройку продолжили гражданский инженер Б. Эппингер, епархиальный архитектор А. Эдельсон и губернский архитектор В. Лунский. Вероятно, им принадлежит новое решение по оформлению фасадов церкви, которые выполнены как стилизация архитектуры московских посадских церквей 17 века, называемых «узорочьем времен Алексея Михайловича». Готовый архитектурный объем был декорирован деталями этого характерного стиля. Имя Я. Бауманиса отсутствует на памятной доске строителей, установленной в храме. Вероятно, такая несправедливость была допущена в связи с политическими реалиями конца XIX века. После 1881 года политика правительства Александра III, основные положения которой были сформулированы обер-прокурором Св. Синода К. П. Победоносцевым, была направлена на русификацию местного населения прибалтийских губерний. На русский язык было переведено народное образование и официальное делопроизводство. К реализации идей развития русского национального самосознания было призвано и массовое строительство храмов, развернутое к концу столетия. Реалии этого своеобразного строительного бума свидетельствуют, что культурная среда в те годы складывалась не так однозначно, как в наши дни оценивается политика тех лет: во всех ветвях местной культуры проявлялось взаимное влияние востока и запада, обогащавшее друг друга.

Во-первых, «молодая» Рижская епархия наконец-то обрела свои монастыри, что было большим духовным достижением. В XIX веке материальное положение монастырей в Рижской епархии было очень тяжелым. Екабпилсский Свято-Духов мужской монастырь после войны с Наполеоном находился в бедственном состоянии и в 1817 году был закрыт. Илуксткий мужской монастырь был заштатным. Монастырская жизнь обновилась лишь в конце века. В 1880–1890 годы в Рижской епархии были основаны три монастыря – женский Успенский в Пюхтице (Эстония), мужской Свято-Алексеевский Рижский и женский Свято-Троице-Сергиев в Риге. При преобразованной Илукстской женской обители было открыто духовное училище для девочек. Проблемам народного образования и просвещения в рамках новой политики уделялось очень большое внимание. Правительственная помощь оказывалась для укрепления православных церковноприходских школ, шла работа над подготовкой и изданием на латышском языке учебников, а также богослужебной литературы. В 1887 году началось издание «Рижских Епархиальных Ведомостей», в которых стало возможным публиковать исторические и археологические исследования прибалтийского края. В 1896 году были собраны описания всех церквей епархии. В начале 20 века массовым явлением стало паломничество местного населения в Спасо-Преображенскую пустынь. Широко развернулась благотворительность частных лиц. Семья Мансуровых, кроме духовных сил и материальных средств, отданных созданию рижского женского монастыря, щедро жертвовала на поддержку школ, детских приютов и богаделен. Многие новые храмы строились на пожертвования, собираемые по всей России. Каждый из храмов, построенных на рубеже XIX и XX веков, своеобразен, имеет собственный «лик», что существенно обогатило местное культурное пространство.

В эти годы полностью перестроены церковь св. Симеона и Анны в Елгаве (арх. Н. Чагин, 1890–1892), Вознесенская церковь в Риге (арх. В. Лунский, 1897–1903), которые приобрели своеобразный и интересный облик. Многие храмы были построены в русском стиле – церкви в Кемери (арх. В Лунский 1892–1893) и в Дзинтари ((1894–1896), храмы в Спасо-Преображенской пустыни (арх. В. Лунский, 1899 и 1908), Вентспилсе (1899–1901), Стамериене (1902–1904), Вецслободе (арх. Коршиков 1906–1908), Крустпилсе (1908) и другие. Военным ведомством были возведены величественные Никольский собор в Либаве (арх. В. А. Косяков, 1900–1903) и Борисо-Глебский собор в Двинске (1905), небольшой, но яркий образец допетовской национально-фольклорной линии – Александро-Невская церковь в Двинске (1897). По проекту В. Лунского в русском стиле началось строительство грандиозного Иоанновского собора на Ивановском кладбище в Риге (1913). Интересная местная интерпретация канонических форм с элементами стиля модерн появилась на территории Свято-Троице-Сергиевой обители – Свято-Троицкий собор (арх. К. Пекшенс, 1902–1907). В этом величественном храме получился сплав пространственных идей храма Святой Софии Константинопольской и официального пятиглавия. В особую группу можно выделить ряд небольших церквей с прибалтийским рационально четким построением объемов, сдержанным декором фасадов и уютным внутренним пространством, как например, работы арх. А Эдельсона – кладбищенская церковь Нерукотворного Образа Спасителя (1891–1892) и единоверческая церковь Архангела Михаила в Риге (1894–1895).

Нарядные новые храмы вписались в культурную среду Лифляндии, так как в каждом из них можно увидеть характерные региональные черты, возникшие в результате взаимодействия культур – подчеркнутая правильность объемных композиций, точность линий, строгий подбор символических деталей. Облик новых храмов подсказывает, что обращение к формам русской архитектуры не было механическим копированием, а понималось как приобщение к православному канону, к соборному творчеству Церкви, что не препятствовало его творческой адаптации в региональном контексте. Такое развитие храмостроительства следует признать удачным, ведь местная паства признала эти храмы «своими», а Церковь сумела сохранить своих прихожан даже в тяжелые годы войны и революции.

В 1883 году был утвержден новый закон о старообрядцах, ослабивший репрессивные меры к ним со стороны правительства. Манифестом 1905 года была провозглашена веротерпимость. К этой эпохе относится расцвет строительства моленных, который позволил во всей красе проявиться творческому потенциалу староверия. Толерантность и вдумчивое осмысление православного наследия были присущи работам известных рижских зодчих Рейнгольда (1840–1917) и Александра (1877–1961) Шмелингов, много сил отдавших комплексу Рижской Гребенщиковской старообрядческой общины. Забор с воротами и часовней, школа-приют, новая колокольня (1906) сложились в цельный архитектурный образ с оригинальной интерпретацией традиционных форм. Несколько каменных моленных были построены в Латгалии, в том числе – храмы Новостроенской (1908–1926) и Гайковской (1886–1907) общин в Даугавпилсе, а также множество деревянных моленных. Стилистика этих зданий решена в русле стиля модерн с элементами русского декора. Культурный импульс был так силен, что вплоть до 1940-х годов в Латгалии процветало плотницкое искусство и продолжалось возведение деревянных храмов, суровая и своеобразная красота которых была органичным выражением староверской традиции.

Короткое двадцатилетие между мировыми войнами было трудным временем для строительства храмов, так как строить приходилось в основном на пожертвования, из казны поступали небольшие средства. Но и тогда по ходатайствам приходов из государственного фонда выделялись земельные участки для новых храмов и кладбищ. Изменения государственной границы стали причиной больших неудобств для повседневной жизни прихожан. Пришлось строить новые храмы взамен тех, доступ к которым стал невозможен. Творчество арх. Владимира Шервинского (1894–1975), по проектам которого построены десять деревянных церквей, в том числе – в Тюршино (Педедзе 1927), Абрене (Пыталово 1928), Шкильбены (1929), Грешиной Горе (1937), Муравее (Яунскрунда 1938), было ориентировано на традиции северо-русского деревянного зодчества. Архитектор в своих воспоминаниях позже писал, что выбрать такой стиль его побудили известия из Советской России о разрушении там многих древних памятников церковного зодчества. Архитектор решил запечатлеть для будущего прекрасные древние архитектурные формы. По мотивам древнерусского зодчества им была запроектирована каменная Всехсвятская церковь в Ливанах (1937–1939). Скромный Никольский храм для латышского прихода в Лиелварде (1928) был задуман В. Шервинским как большой хуторской дом с явными региональными чертами. Монументальный образ получился благодаря удачно найденным пропорциям объема и небольшой колоколенки.

Вторая Мировая война и новые политические реалии надолго прервали естественный ход развития храмостроительства, несколько храмов было снесено. Подводя итоги построенного за 300 лет, можно отметить, что идея православного храма «пришла» в Латвию из России, но на местной культурной почве была глубоко осмыслена и адаптирована местными мастерами, обогатилась новыми нюансами, приобрела региональные черты. К строительству православных храмов привлекались лучшие архитектурные кадры. Местные зодчие умели «духом проникнуть в традицию». Веротерпимость и сосуществование рядом нескольких христианских конфессий не помешали сохранить ясность канонического архитектурного образа – православные храмы узнаваемы среди застройки, они стали неотъемлемой частью городов и ландшафта Латвии. Среди них мы имеем несколько великолепных образцов храмостроительства, не похожих на другие аналоги в православном мире: Всехсвятский храм в Риге, комплекс Свято-Духова монастыря в Екабпилсе, Симеоно-Аннинская церковь в Елгаве, деревянные старообрядческие моленные Латгалии и комплекс Гребенщиковской старообряческой общины.

Сегодня сакральное наследие находится под угрозой евроремонтов и ненаучной реставрации. Примитивные архитектурные образы новых храмов способствуют деградации культурной среды, вносят в нее черты псевдодуховности. Остановить эти тенденции может только вдумчивое, строго научное изучение нашего наследия, которое необходимо продолжить.

Литература.

Сахаров СП. «Православные церкви въ Латгаліи», Рига, 1939.

Latvijas vēstures instifūta žurnāls, Rīga «Zinātne» 1994, C. 41–52.

Гаврилин А. «Очерки истории Рижской епархии. 19 век», Филокалия, Рига, 1999. Гаврилин А. В. «Люцинское (Лудзенское) благочиние Полоцко-Витебской епархии во второй половине XIX – начале XX века», Филокалия, Рига 2004.

Православие в Латвии. Исторические очерки». Выпуски 1–7, Филокалия, Рига, 1993–2008.

Kaminska R., Bistere A. «Sakrālās arhitektūras un mākslas mantojums Daugavpils rajonā», Rīga 2006.

«Rīgas dievnami. Arhitekfūra un māksla», Zinātne, Apgāds mantojums 2007.

Бескровных С. «Екабпилсский Свято-Духов мужской монастырь», Екабпилс 2004, с. 23. Jelgavas baznīcas», Jelgava 1992, с.7.

«Rīgas dievnami. Arhitekfūra un māksla», Zinātne, Apgāds mantojums 2007, с 451, 465, 489, 529, 475.

Васильев Ю. «Классицизм в архитектуре Риги», издательство Академии наук Латвийской ССР, Рига 1961, с. 120–123.

Кишкинова Е. М. «Византийское возрождение» в архитектуре России», Санкт-Петербург, «Искусство-СПБ», 2007.

Kampe P. «Architekts Jānis Fridrichs Baumanis», 1927. Lietuvos architektai, p. 509.

Venclova T. Wilno. Przewodnik. Vilnius: R. Paknio leidykla, 2001, p. 189.

Мемориальные доски – долг памяти, который сегодня возвращать нелегко

Ирина Арефьева, д. и., журналист, Председатель общества православного просвещения в Литве «Живой колос».

Тема распадается на два аспекта: сохранение культурного наследия и как оно может влиять на молодежь, почти не осознающую свою русскость. Нам, русским Литвы второй половины ХХ – начала XXI веков, досталась от предков богатая многослойная культура. Она создавалась этническими русскими, и русскими специалистами, прибывшими из Царской России и Советского Союза, а также людьми других национальностей, находившимися под их воздействием. В то так называемое «гравитационное время» – с XIII по XVIII век – в Литву попало много славян.

Древние памятники Литовской столицы XIV века в ее историческом центре, в Старом городе, внесены в 1994 году в список мирового культурного наследия ЮНЕСКО. В Вильнюсе (Вильна, Вильно) сохранена городская средневековая структура и ее естественная среда. В «русском конце» города высятся православные кресты кафедрального собора Успения Пречистой Божией Матери (1346), – на берегу игривой речушки Вилейки, где когда-то компактно селились русичи. На мощеной уличке Большой – историческая Пятницкая церковка (1345). Здесь священник Нестор крестил троих приближенных князя Альгирдаса – погибших за веру Литовских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия.

Неподалеку – Пятницкая церковь и островерхий, под готику, шпиль Никольской церкви (1350), соседствующий в ограде с византийской шапкой пристроенной в XVIII веке Михайловской часовни.

Примечательно, что своим появлением эти храмы обязаны православным женщинам – женам Великого Литовского князя Альгирдаса, который благодаря их приданому расширил и укрепил свои владения. В те времена строились княжеские дворцы и оборонительные замки с каменными жилыми помещениями внутри оборонительной стены. До сих пор в Тракай сохранились монументальные живописные композиции на стенах парадного зала замка, по своему стилю близкие к византийскому и древнерусскому искусству. Тракай тогда был столицей ВКЛ, где обитало столько русинов, что для удовлетворения их религиозных потребностей пришлось построить семь церквей. Позже, к концу XV века, в новой столице Великого Литовского княжества, простиравшегося от Балтийского до Черного моря, в русской части Вильны звонили колокола 17 церквей, а языком общения был старорусский. На этом, государственном тогда языке, и издали «Литовский статут» – свод законов страны. Что касается Тракая, то сегодня он восхищает красотой и чистотой своих озер во многом благодаря тому, что в конце XIX века император Николай дал указ учредить в этом живописном крае ландшафтный заповедник. А в 1949 году об охране десяти километровой зоны вокруг Тракая позаботилось советское правительство.

Мемориальная доска архитектору А. И. Владовскому на здании больницы в Нарве. Фото М. Петрова.

В средние века шел интенсивный и трагический процесс латинизации православного населения: церкви закрывались и разрушались, некоторые воскресали вновь благодаря таким радетелям веры предков, как князь Константин Иванович Острожский. Но после насильственного насаждения католиками Унии русские Дома молитвы опять обретали печальный вид, а то и вовсе уничтожались огнем пожаров. В 1611 году все церкви были закрыты, оставлены одни монастыри. По состоянию церквей можно судить о бедственном положении русских в крае, вынужденных переиначивать свои фамилии на польский и литовский лад. Знакомый сегодня процесс! А между тем в 1579 году в Вильно открылся Государственный университет – центр западной культуры и просвещения в Восточных странах.

Как справедливо заметил историк В. Ключевский, наличие великих исторических могил «оживляет народное самосознание». Важной частью русского материального культурного наследия в Вильне является кладбище Св. Евфросинии Полоцкой, основанное в конце XVIII века. С историей этого православного некрополя связано имя купца-благотворителя Тихона Фроловича Зайцева. В начале XIX века он владел рядом магазинов и оптовых складов и пожертвовал средства и на постройку кладбищенской церкви и часовни, а также богадельни для бедных. На Евфросиниевском кладбище уставлено множеством ценных надгробных памятников – литых, чугунных, с ажурными крестами, рельефными надписями, из натурального шведского гранита, базальта, лабрадора. На них высечены имена знаменитых людей Вильны – Михаила Цайдлера (однокашника великого поэта М. Ю. Лермонтова), художника академика Ивана Трутнева, барона фон Роткирха (писавшего под псевдонимом Теобальд), астрономов Пулковской, а затем и Виленской обсерватории Петра Смыслова и Матвея Гусева (именем последнего назван кратер на Марсе). Их обсерваторию над Белым залом Вильнюсского университета по сей день с гордостью показывают гостям столицы во время экскурсий по городу.

Попутный вопрос: а входят ли подобные посещения и познавательные экскурсии в обязательную программу внеклассной работы с учениками русских школ? Увы, сегодня им не до этого. Русская школа в Литве переживает трудные времена. За последние 10 лет количество русских школ (не считая смешанных русско-польских и русско-литовских) уменьшилось с 85 до 35 школ. Количество учащихся сократилось в четыре с половиной раза: с 75 тысяч до 17 тысяч человек. Ситуация катастрофическая: социологический опрос показал, что 70 процентов старшеклассников русских школ Вильнюса по-русски говорят плохо.

Искусственно уменьшена мотивация к изучению русского языка. Ведь Государственный экзамен по родному языку в национальных школах Республики отменен, а вместо него введен единый – наравне с выпускниками-литовцами – Государственный экзамен по литовскому языку. Русская община заволновалась: ведь родной язык – очень важная составляющая формирования любой полноценной личности. А сохранение в Литве русских школ с русским языком обучения непосредственно связано с сохранением русской культуры в Литве. Я помню, как в 6-м или 7-м классе наш учитель истории Павел Максимович привел нас к Пятницкой церкви. (Гораздо позже стало известно, что в 1957 году в Совете по делам религий как раз в это время решался вопрос: что с этой закрытой и облупленной церковью делать? Фотоателье? Или отдать домоуправлению под столярный цех?..)

Это была, кажется, первая увиденная мною церковь, и она произвела на меня – пионерку, комсомолку, неизгладимое впечатление. В Пятницкой церкви, как прочел учитель текст на писанных славянской вязью чугунных досках, император Петр Великий слушал благодарственный молебен по случаю победы русских над шведами в 1705 году и, кроме того, здесь он крестил африканца Ганнибала – прадеда гениального поэта нашего А. С. Пушкина. Царь! Молился! Крестил! Африканца! Шведы! Пушкин! Это была ошарашивающая информация. Давняя эта школьная экскурсия вспомнилась, когда в 1991 году русские устроили у Пятницкой церкви митинг и добились-таки ее открытия. Интересно, что православные богослужения здесь идут на литовском языке, а по праздникам – и по-гречески…

Опыт говорил, что мемориальные доски нужны, они полезны, поскольку пробуждают память предков. А тем временем облик города постепенно менялся, исчезла чугунная надпись на фасаде бывшего Губернаторского, а ныне Президентского дворца, гласившая, что он восстановлен российским архитектором Василием Стасовым. Из сквера под горой Гедиминаса исчез памятник А. С. Пушкину. Невзирая на протесты и ноты русской общественности, предлагавшей иные уютные места для памятника великого поэта, бюст А. С. Пушкина увезли в изгнание, на городскую окраину, ближе к пушкинскому музею, рядом с которым уже стоял один бюст.

Мемориальная доска в память предка А. С. Пушкина А. П. Ганнибала (Таллинн). Утрачена в 2009 году. Фото М. Петрова

В таких случаях, видимо, срабатывал социально-психологический фактор: для определенной части местного населения русский язык и русская культура ассоциируются с бывшими политическими системами: сначала – с Имперским давлением, затем – с советским диктатом. Отсюда – игнорирование, выпадение из памяти или сознательное зачеркивание из сознания всего русского, даже полезного и прекрасного. И это отражается на образовательных требованиях к русским школам и гимназиям…

В 2004 году выяснилось, что в Вильнюсе из 140 мемориальных досок деятелям культуры и науки Литвы всего четыре посвящены русским. И это при том, что в литовской столице в XIX веке жили или посещали ее такие личности, как драматург А. Островский, поэт Ф. Тютчев, писатели Ф. Достоевский и Н. Лесков, художник И. Репин, великий певец Ф. Шаляпин. Так у общества православного просвещения в Литве «Живой колос» родился проект «Наш мемориал». Его поддержало столичное Самоуправление и русская общественность.

Первая памятная доска была водружена на доме, где жил и работал над шестым томом «Истории европейской культуры» профессор Каунасского, затем Вильнюсского университетов историк-медиевист Лев Платонович Карсавин. Литовцы очень уважают его за то, что свой труд он писал по-литовски. За сосланным в заполярный лагерь в Абези больным ученым заключенные литовцы ухаживали, как могли, до самой смерти.

Вскоре накопились документы для исторического обоснования водружения мемориальной доски на месте пребывания в литовской столице в 1867 году замечательного писателя Ф. М. Достоевского. Удалось выяснить, где в Вильне находилась гостиница «Ханка», куда путешественников накануне Пасхи привез нанятый на вокзале экипаж. Благодаря дневниковым записям молодой жены писателя Анны Григорьевны Достоевской стало известно, как гости литовской столицы восхищались старым городом, в какие заходили церкви и костелы, как разговелись куличом из кофейни.

Важным событием для православных вильнюсцев было увековечение памяти Святейшего Патриарха Тихона, в 1914–1917 годах бывшего нашим архиереем. С честью возглавлял будущий святой Литовскую и Виленскую епархию в сложный исторический период войны, эвакуации, революции. Благодаря общественной инициативе мемориальная доска, посвященная памяти этой светлой личности, появилась на здании бывшей православной Консистории (ныне Консерватории), на той же древней Большой улице.

Теперь на очереди – признанный в России Человеком года Петр Аркадьевич Столыпин, выпускник 2-й Виленской гимназии. Будущего Российского премьер-министра связывают с Литвой почти 40 лет. Под Кедайняй находилось его родовое имение, где он с семьей проводил каждое лето, занимаясь усовершенствованием аграрного хозяйства. За время пока П. А. Столыпин исполнял в Каунасе обязанности предводителя дворянства, у него созрела идея земельной реформы в России. Со станции Кедайняй премьер-министр отправился по железной дороге в свой последний путь в Киев.

Между прочим, ту же 2-ю Виленскую гимназию, что и Петр Столыпин, в 1895 году окончил и будущий известный художник Мстислав Добужинский, любивший рисовать литовские пейзажи. Кроме того, им создано много интересных декораций для более 500 оперных постановок в Каунасском театре. В Вильнюсе еще нет мемориальной доски в его честь. Как нет памятных досок ни философу Михаилу Бахтину, выпускнику 1911 года 1-й Виленской гимназии, ни знаменитому певцу Федору Шаляпину, наставнику прекрасного тенора Кипраса Пятраускаса. Ф. Шаляпин не раз поражал своим редким басом русскую публику Вильны в концертах 1890-х голов, в зале Военного собрания.

Академик Дм. Лихачев как-то заметил, что «Память – это преодоление времени, преодоление смерти». И это так. Мы убедились в том, что мемориальные доски – это особый долг памяти, хотя сегодня русским Литвы приходится возвращать его с трудом. Почему? Причины, как видим, разные – исторические, идеологические, психологические.