Текст книги "Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга первая"

 
Сейчас немножечко смущаюсь,
Но, начинаю разминаться, и глаза мои горят.
Только прыгать сразу не решаюсь,
Надо бы закончить тренировочный обряд.
 
 
Перед ответственным прыжком рисую (в мыслях) планы, как картины,
И обязательно я думаю про маму, про отца.
Родители всегда помогут сыну,
Неважно, ты стоишь пред рубежом, или как я, у баскетбольного кольца.
Я начинаю совершать свою зарядку,
Как и положено, все делаю я с благодушною ленцой.
Я сам построил для себя такой вот распорядок,
В разминке у меня присутствует и бег трусцой.
 
 
В спортзале холодно, вот от того и сетую,
Но делаю рывки, лишь тем и согреваюсь.
Настраиваюсь, и лишь в себя я верую,
Вот снова делаю «растяжки»…, снова разбегаюсь.
 
 
На шведской лестнице я энергично разминаюсь,
Подпрыгнуть высоко опять все пробую.
Настырный я немного, но иногда жалею, каюсь,
В стремлениях своих упорствую.
 
 
Бегу, в который раз, к кольцу навстречу,
В такт бега помогаю я себе руками.
Кручусь в прыжке подобно «смерчу»,
Мне кажется, что будто я под облаками.
 
 
Вокруг меня как будто восходящий вверх поток,
Он струями воздушными меня немного согревает, метит.
Луч солнца сверху светит мне в лицо, в висок,
И рядышком флагшток, он знамя не поднял, а свесил.
 
 
От солнечного лучика пытаюсь спрятаться я в тень,
Глаза поднял, смотрю на потолок, он белый-белый.
Вот баскетбольный щит. Сейчас он – для меня мишень,
И на полу спортзала отмечаю старт учебным мелом.
 
 
Потом дугу разбега я рисую круче, круче,
Не попадаю в такт, опять рисую метки на полу.
Ну, как тут не представить, что прыжки – искусство,
Хотя стою в заваленном матрасами углу.
 
 
Уж с каждою минутой шаг мой все быстрей,
Но иногда в коленке ощущаю боль.
Хочу увидеть новый свой предел,
Друзья кричат: «Давай-ка, прыгай, а не стой!».
 
 
«Ушел в себя», чтоб ничего не слышать,
Такой самогипноз известен каждому спортсмену.
Очередной разбег, прыжок…, я прыгаю все выше, выше,
Я будто выхожу на многолюдную арену.
 
 
Но, если вдруг не выйдет – что ж, попытка, ведь не пытка,
Скажу себе: настройся, стисни зубы, вновь готовься, жди.
Ведь у меня в запасе есть еще попытка,
За нею – третья остается впереди.
 

 
И вот он, появился холодок, а значит и азарт,
Есть цель, и понимаешь ты, на что идёшь.
Когда выходишь ты на старт,
То появляется предательская дрожь.
 
 
Бегу. Последний шаг, стремительный рывок,
Сейчас как будто бы решаю я свою судьбу.
Я делаю решающий толчок,
И, кончиками пальцев на ноге, я прикасаюсь к ободку!
 
 
Пришёл короткий и желанный миг, не час,
Сей миг – счастливое мгновенье, без конца!
Ребятушки! Я прыгаю для вас,
Ногой касаюсь баскетбольного кольца11
  Баскетбольное кольцо (сделано из металла, диаметром 45 см с натянутой на ней сеткой без дна) крепится на высоте 3,05 метра на щите


[Закрыть]!
 
 
Рекордным титулом владею я отныне,
Не каждому дано достать ногой до баскетбольного кольца.
С таким мега-прыжком по жизненной пучине,
Могу идти до самого победного до конца.
 
 
Для описанья радости я не могу найти и слова,
Но сей момент, он как рекорд, меня переживёт.
В нем пользы нет, но и вреда, однако, никакого,
Он только удовольствие несёт.
 
 
Теперь вот где найти заветнейшие строки?
Как описать мгновенье и начистоту?
Не смею скрыть ни чувств, ни слов высоких,
Я достаю кольцо! Беру прекраснейшею высоту!
 
 
Проверьте, баскетбольное кольцо не так уж близко,
Вам не достать его: хоть смейся, хоть реви!
Чуть более трех метров до кольца – не высоко, не низко,
Тот результат останется всегда в моей крови.
 
 
Я аккуратно с трехметровой высоты «спустился» вниз,
Пора идти на ужин, времени в обрез.
Друзья – сябры визжат, кричат: «Давай! На бис!
Подпрыгни еще выше тех колец!».
 
 
Со временем порадую прекрасный Минск,
Я сделаю такой прыжок потом на стадионе.
Потом еще услышу: «Браво!», «Бис!»,
Но прыгну так потом весной, на поле, на зеленом.
 
 
Сегодня мир прекрасен и велик, да просто он – чудесен,
И состоит практически лишь из мажорныхнот.
Еще услышим мы на нашем стадионе песни,
Нас ждут борьба, успех и достижения высот.
 

 
Второй прыжок возможен, но не подвожу черту,
Я буду еще выше обязательно летать.
Мне надо брать очередную высоту,
Теперь я буду снова планы строить и мечтать.
 
 
Летать, но чувствовать опору,
Чтоб почва никогда не уходила из-под ног.
Понятно, будут за спиной моей иные разговоры:
«Вот, дескать, смог он, ну, а я – не смог».
 
 
Да, ставлю я перед собою сложные задачи,
И каждый раз беру иной отсчет.
Еще я верю в то, что рядышком – удача,
И если нет ее, то верю: все равно она придет.
 
 
Естественно, в стремлениях моих, присутствует предел,
Я принимаю то, что в жизни допустимо.
Но надо делать больше добрых дел,
Чтоб хоть в душе не быть ранимым.
 
 
Мы рано или поздно все выходим на арену,
Потом рисуем где-то грань или черту.
Но важно знать любому человеку и спортсмену,
Сегодняшнюю цель и завтрашнюю высоту.
 
 
Сейчас же на меня устремлены иные взгляды:
У одного: «он страсть свою желает утолить».
Другой считает: «А, зачем все это надо?
Что сможет этим вот прыжком он изменить?
 
 
Что толку, под кольцом блистать?
Подумаешь, ногой кольцо достал…».
Я не в обиде, что кому-то просто не понять,
А мне – не так уж важен пьедестал.
 
 
Действительно, зачем, упрямо все-таки идти на абордаж?
И, может быть, без спорта поспокойней будут нервы?
Нет, все не так, я завтра снова побегу в крутой вираж,
Неплохо (даже в этом деле) быть сегодня первым.
 
 
Стремление вперед – быстрее в жилах гонит кровь,
Подстегивает к жизни всякий интерес.
Внутри души, гораздо ярче проявляется любовь,
И по-иному переносится любой моральный стресс.
 
 
Дух состязательности жив и не погас,
Возможно, покорю еще какую-то вершину.
Я постараюсь реализовать свой шанс,
Ведь я еще в расцвете, и я – не старенький мужчина.
 
 
Разбор закончен: я закрыл (пусть для себя), очередную брешь,
И кто б теперь с усмешкой, чтобы ни сказал.
Сегодня мною взят прекраснейший рубеж!
Своим мега-прыжком я это доказал!
 

Преподавателям Минского ВИЗРУ

 
Преподаватель МВИЗРУ. Он весь – самоотдача.
Где отыскать таких талантливых Учителей?
Для нас Вы много в той учебе значили,
Ведь Вы учили нас, как собственных детей!
 
 
Вы правы в том, что подгоняли нас: вперед, вперед!
Так мы, наверно, побыстрее поумнеем.
Ну, а пока, такой уж мы народ,
К концу учебы только повзрослеем.
 
 
И мы действительно спешили,
А кто не успевал – того нередко Вы спасали.
Но к выпуску нас привели с успехами, пусть небольшими,
А за терпение – мы позже теплоту Вам возвращали.
 
 
Все добрые дела хранит наш светлый разум,
Мы помним Ваши добрые дела, их чистоту.
Жаль, добрый долг мы возвращаем Вам не сразу,
За то, что подняли Вы нас на высоту.
 
 
Для нас Вы были мастерами дела, слова,
Что долго говорить об этом Вам?
Преподавательский талант – всему основа!
Поклонимся своим Учителям!
 

Друзьям из Минского ВИЗРУ

Я совсем не был с ним знаком.

Но о друге мечтал таком,

Что меня не продаст тайком,

Хоть его жги огнем.

У дороги цветком таким

Он назло многим рос-таки.

Вы, вокальных дел мастаки,

Не споете о нем….

Он из самых последних жил,

Не для славы и пел, и жил.

Среди всякой словесной лжи

Он себя сохранил….

Градский А. «Песня о друге»

 
Стремлюсь в МВИЗРУ – не удержать,
На уговоры не иду, и не пронять меня слезами.
(Потом конфликтов мне не избежать),
Но в этот день я буду обязательно с друзьями.
 
 
Расходы, деньги, время – для меня не значат ничего,
Я еду с широко раскрытыми, горящими глазами.
Жалею тех, кому всё это, все равно,
А я вот рвусь, хочу побыть с друзьями!
 
 
Стараюсь благодарным быть минуте,
Вот только жаль, что быстро уж они бегут.
Наверно, и другие люди,
Мгновения желанной встречи и хранят, и чтут.
 
 
Но все быстрей мельканье наших дней,
И каждый день лишь добавляет новую заботу.
Поэтому всегда стремлюсь в свой круг друзей,
Сдвигая в сторону всю ежедневную работу.
 
 
Найдется тот, кто скажет, мол, друзья не те,
Да что теперь судить: тогда другие были, позже – те ли?
Ведь каждый шел к какой-то личной высоте,
Точней, не шли, а стрелами летели.
 
 
Вот потому, любую встречу принимаю за удачу,
Миг встречи – он неповторим.
Поэтому, от всей души желаю счастья!
Всем близким и друзьям моим!
 

Мартиролог по ушедшим мвизровцам

Ушедших в Лету заменить мне некем.

И стало высшим долгом для живых:

Живые мертвым закрывают веки,

Чтоб мертвые живым открыли их.

Поженян Г.

 
На белорусской, праведной земле,
Когда на юбилеях место есть воспоминаньям,
Мы поминаем славных мвизровских парней,
Скорбною минутою молчанья.
 
 
Жаль, что училищный наш круг несет утраты,
От этого – дыхание спирает.
Нам нелегко, уходят бывшие курсанты,
Нам горько сознавать, что друг наш умирает.
 
 
Такой печальный факт пугает,
Особенно, когда уходит близкий друг.
Ничто не изменить, но так бывает…,
Почаще б вспоминать его бы надо, но чаще – тоже недосуг.
 
 
Мы заняты в делах, поверьте,
То в воздухе летим, то что-то делаем на суше.
Все суетимся днем и в утреннем рассвете,
Но все равно, мы помним ваши души.
 
 
Печально, когда уходит друг хороший,
Как будто бы какой-то мир уходит с ним.
Курсант из МВИЗРУ никогда для нас не станет «прошлым»,
Он навсегда останется живым.
 

1977 г., июнь. Объявление результатов сдачи государственных экзаменов и защиты дипломных проектов

Прекрасен наш союз мвизровцев

 
За мвизровский союз – я всех благодарю!
Кто был и есть. Я уважаю вас и помню.
На память я стихи вам искренне дарю,
Я их с душой писал, «держал» в своих ладонях.
 
 
На юбилеях мы ведем себя, как будто бы мальчишки,
И повторяем всем известное клише:
«Мы – молодцы!». Пусть пафосно, и даже, слишком,
Но в каждом – есть тепло души!
 
 
Нам не забыть учебы удалое время,
Они по-своему великие денечки – дни.
Мы оказались добрым белорусским семенем,
Поэтому по жизни оказались мы ценны.
 
 
Средь нас есть те, кому подвластны в управленье самолеты,
Другому офицеру по душе – ракеты яростный полет.
Но каждый мвизровец надеется и ждет,
Когда на встречу в Минске кто-то позовет.
 
 
Потом наш старшина озвучит всех по списку,
(В нем много русских, большинство же – «бульбаши»).
Я прочитаю панегирик свой о славном Минске,
Все согласятся с тем, что каждый белорус – как эталон живой души!
 
 
И славный Минск – красив и величавый очень!
Он россиянам (те, кто в МВИЗРУ проучился) часто снится.
И каждый – светлой памятью лишь озабочен,
Для нас великий Минск был, есть и будет славною столицей!
 
 
В хорошие года или лихие,
Я тоже очень часто вспоминаю Беларусь, не иногда.
И хоть живу теперь в России,
Мне кажется, что жил я в Белоруссии всегда!
 
 
Я каждой клеточкой своею – минский!
Другого мне не нужно ничего.
Величественный город Минск – мне очень близок,
И я душой болею за него.
 
 
Я еду в поезде, скрипят устало у локомотива оси,
В душе покой, но есть какая-то бездумность.
На юбилей я еду с радостью, нет грусти вовсе,
Я возвращаюсь снова в юность.
 
 
И вот я на перроне снова в Беларуси,
На «круглый юбилей» приехал наш.
Подошла ко мне одна бабуся,
Вопрошает: «Не «бульбаш?».
 
 
Отвечаю: «Русский. Русская во мне натура,
Высокий рост, и получается, – великорус.
Хотите знать, что есть ещё в моей фигуре?
Так знайте, что в душе я белорус».
 
 
Мне в Минске, в ВИЗРУ есть, за что судьбу благодарить,
Со мною были рядом те, кто всех дороже!
Мне также есть, кого любить в России! Мне просто повезло!
Желаю, чтобы повезло Вам тоже!
 

И. Т. Трофимов и В. Б. Броудо: " За мвизровский союз – мы всех благодарим!»

Гавшин Юрий Владимирович

(вып. 1977 г, 2 факультет, 4о гр.)

Так плывите вперед! Не швартуйте концы!

В 2002г. состоялся юбилейный сбор выпускников 1977г, посвященный 25-летию выпуска

 
Двадцать пять! Это много иль мало?
Смотря что положить на весы.
Жизнь курсанта вам многое дала.
Службе быстро сказали вы – ты.
 
 
Вас учили великие маги
Как омегу и альфу считать.
И что делать в отсутствии тяги,
Когда двигатель начал «чихать».
 
 
Громы маршей, цветы и команды,
Офицерский погон на плечо,
Восхищенные женские взгляды,
Выпуск, братцы! Ну, как не выпить еще?
 
 
А потом… 20 лет прослужили
Вы во благо Отчизны родной.
Жаль, что имя ее изменили,
Распахав наши души межой.
 
 
А теперь на весы положите
Тех, кто с вами по жизни шагал.
Ну, конечно, и деток учтите,
Коих каждый из вас воспитал.
 
 
Двадцать пять! Это много иль мало?
Смотря что положить на весы.
Жизни дар нам движение дало.
Так плывите вперед! Не швартуйте концы!
 

Иван Степанов

Иван Степанов (псевдоним) на Президентском приёме

(вып. 1978 г., 4 факультет, 452 гр.)

Эпизоды из мвизровской жизни

17.11.2014 года набрался смелости и попытался написать ряд жизненных эпизодов из «визровской» жизни. Сразу скажу – текст не совсем для печати («сырой» и не совсем литературный стиль), а как информация для Вас, может будет смысл использовать Вами в дальнейшей историографии родного училища в качестве отдельных курсантских «прогрешений».

Конечно, какие-то моменты в описанном «на грани», но я думаю, что все это свойственно всем студенческим коллективам и не будет судиться строго! Главное, что это было и совсем не помешало нам, выпустившись из училища», добиться авторитета в войсках как раз знаниями своими знаниями и профессионализмом, азы которого были заложены как раз, в том числе, и

На экзаменах

Что-бы не говорили о МВИЗРУ ПВО: про службу и учебу, про повседневный быт и редкие (или частые) увольнения, самое интересно-криминальное действо – это сессии или семестровые экзамены…

Сдача экзаменов в училище, как правило, превращалось из обычной процедуры оценки знаний курсантов по итогам семестра в «триллер (комедию, драму и т.п.)».

В результате итогов сессии одни снимали курсантские погоны и заменяли их солдатскими, убывая служить рядовыми или сержантами в войска (тогда закон был строг – даже курсанты 4 или 5 курса должны были продолжать отдавать дань Родине в Вооруженных Силах, невзирая на то, что уже прослужили от 3—4 до 5 лет), другие в минорном экстазе «били копытами» в ожидании «пересдачи» отдельных учебных дисциплин непосредственно во время каникулярного отпуска, но все же большинство курсантов, мурлыча незатейливую песенку – «…нам не нужен высший балл, лишь бы отпуск не пропал…», уже видели долгожданный заслуженный отдых.

С каждым годом или курсом число откомандированных в войска из-за учебы «двоечников» существенно снижалось, но определенное количество тех, кто сокращал себе дни отдыха, все равно имелось – учеба курсантам давалась не всегда легко…

Даже по прошествию уже не одного десятка лет я иногда до сих пор во сне сдаю тот либо иной экзамен и просыпаюсь в сильном возбуждении, осознавая, что не смог найти ответ на тот либо иной вопрос билета. Утерев холодный пот, засыпаю с чувством облегчения, осознав, что это только сон и «двойка» мне не грозит…

Конечно, мы прикладывали неимоверные усилия к тому, чтобы преодолеть «сессионные барьеры» без существенных издержек. При этом, особо не задумываясь, выбирали иногда не совсем законные средства: считали, что главное – результат!… Отцы-командиры, борясь за успеваемость своих подразделений, зачастую закрывали на это глаза, а иногда и просто помогали нам «жульничать»…

Но мне хотелось бы не об этом – наши офицеры для нас сейчас почти святые, ведь кто как ни они научили нас быть по военному строгими и требовательными в ратной службе! А ведь на службе после окончания вуза никто не спрашивал у нас, когда необходимо было организовать (а иногда и научить организовать) повседневную деятельность вверенного подразделения (или части), что ты учил в училище более качественно – «ТЭРЦ» или «Общевоинские уставы» (?!), как ты впитывал в себя «три зеленных свистка» полковника Кузуба на занятиях по общей тактике (?!), сколько раз ты за пять лет подал (и подавал ли) простые команды при управлении подразделением…. (?!). И приходилось, с облегчением, вспоминая уроки своих отцов-командиров, «командовать-командовать и опять командовать…».

Мне особенно было приятно, когда во время подготовки и проведения межвузовских сборов с начальниками военных академий, институтов и училищ по общевоинским и тактико-специальным дисциплинам, начальники кафедр управления повседневной деятельности и общей тактики Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища спросили меня, когда я закончил Общевойсковую академию (бывшая Военная академия им. Фрунзе) … Значит наша «альма-матер» работала качественно и на перспективу!

А теперь о главном! Об экзаменах!

Я осмелюсь, не боясь по давности лет «ответственности», раскрыть несколько сюжетов хитроумной организации и сдачи экзаменов, которые нами использовались и приносили зачастую положительный результат….

Маленькая ремарка. Для критиков: ведь скольких бы высокопрофессиональных офицеров лишились бы Вооруженные Силы, если бы они, будучи курсантами, не сдали экзамены и распрощались с мечтой стать военными специалистами!?! К слову, на 4—5 курсах на экзаменах по своей специальности практически не использовались «запрещенные методы» (за исключением, конечно, «смежных» дисциплин).

Сюжет первый.

Для непосредственной подготовки к сдаче экзамена преподаватель в аудитории раздавал каждому обучающемуся листок, на котором делопроизводитель факультета предварительно ставил штампик – «Вх. №____».

Добиться благосклонности делопроизводителя и заиметь в свое распоряжение неограниченное количество таких проштампованных листков было делом не очень сложным.

Конечно, зная вопросы по каждому билету, подготовить ответы на них труда не составляло, ну а занести в аудиторию – способов множество, начиная от доставки сдающему следующим входящим на экзамен до различных экзотических способов, например, использования фотографа (стенгазету или боевой листок делать же надо!).

Но весь высший пилотаж заключался в другом: способ предварительного заполнения проштампованных листков был ненов, большинство преподавателей о нем знало (или догадывалось – были же среди них и идеалисты) … Поэтому на каждом листике экзаменатор старался расписаться, причем зачастую изощренно! Вот тут и заключался самый «цимус»: надо было вынести образец подписи, а наш умелец (а таковых в результате многочисленных работ по оформлению ленкомнат, учебных кабинетов и т. п. было изрядно) старательно срочно вырисовывал автограф преподавателя на очередном листке.

Как сейчас помню, сдаем экзамен по «Политэкономии». Полковник К., умудренный не только житейским опытом, но и общением с нами, курсантами, как всегда расписал все листки. И надо же было, когда очередной сдающий в очередной раз отлично ответил на билет, полковник К. засомневался и стал внимательнейшим образом рассматривать свои «закорючки», многократно расписываясь и сравнивая их… Все бы ничего, но как раз этот курсант сдавал сам и его листок был помечен самим преподавателем. Так что «смех и грех» – отличий в автографе экзаменатора не было! Группа сдала превосходно!

Сюжет второй

Наиболее сложный, но при успехе приносил соответствующие дивиденты. Как правило, он использовался при сдаче специальных дисциплин, так как делать «шпоргалки» было не безопасно из-за режимных требований. Особенно он был актуален на экзаменах по смежным дисциплинам: нам «асушникам» тяжело давались предметы связанным с изучением ЗРК. Все-таки техника очень сложная, а по программе теорию «давали» поверхностно и практику – минимально, но при этом требовали глубоких знаний.

Весь фокус был предельно прост: главное сдавать во втором и далее потоке, т.е. не первыми. По мере выхода сдающих с экзамена «специально обученный» курсант записывал вопросы и номер билета, а также порядок их «укладки» (т.е. как преподаватель его положит в общую стопку).

Обычно, на следующем экзамене преподаватель не «тасовал» билеты, т.к. они уже лежали в произвольном порядке. Главное было следить за тем, как он их будет раскладывать на столе. Затем «отличники» проверяли точность наших «замеров», взяв билеты по углам (чтобы не сбить общую расстановку). И – вперед к «отличным» и «хорошим» отметкам!

Ну, и сюжет третий

– печальный, но не нашей учебной группы и для нас послуживший сильнодействующим уроком: мы сразу отказались от него.

Группа первого факультета сдавала экзамен, по-моему «Теорию РПУ и РПрУ» (дело было в 1976 году и я могу ошибиться). Как всегда был выбран «исключительно верный» способ «надуть» экзаменатора. Суть в следующем: каждый вновь входящий курсант называл номер билета, но не взятого со стола, а того, который взял предыдущий курсант (в аудитории билеты менялись). Ответивший, выносил билет очередному курсанту и так до конца сдачи экзамена. Таким образом, ответы были уже «запротоколированы» и оставалось их только с чувством огласить… Экзаменатор (если дисциплина верна, а, по-моему, верна) полковник С., приняв экзамен у нескольких курсантов, то ли почувствовал что-то, то ли где-то «система» сработала не совсем корректно, то ли из-за своего богатейшего педагогического опыта он засомневался, но решил проверить ход «обилечивания». Как результат, более 70% двоек сразу, а в итоге со всей силой своей беспартийной принципиальности (он был единственным в МВИЗРУ ПВО беспартийным полковником), поглаживая длинные чапаевские усы, написал рапорт, потребовав (из-за «большого количества двоек») переэкзаменовки всей группы с выделением дней на подготовку во время каникулярного отпуска.

Начальник училища незабвенный Ю.Д.Куликов с ним согласился, но по-отечески попросил не сильно «рубить шашкой».

Экзамен прошел уже по всем «правилам военного искусства»…. Итог: все планируемые медалисты и претенденты на «красный» диплом были исключены из таковых: главное, что «двоек» было на удивление не очень много…

Конечно, были и другие сюжеты, но в основном те способы, что использовались организованно и с привлечением всего личного состава изложены выше.

Кстати, хотелось бы и не только о криминальном. Были и забавные случаи. Например, был такой заведующий кафедрой доцент П. Он преподавал нам дисциплину «Основы теории механизмов и машин», которая представляла собой смесь прикладной механики, деталей машин и сопромата. Никто, как-то не задумываясь, эту дисциплину не только не учил, но и не конспектировал и графические работы сам не выполнял – «срисовывали» где придется. Но пришел день расплаты – зачет. Требование доцента П. – наличие на зачете конспекта и отчетного графического материала в обязательном порядке.

Наш невозмутимый командир отделения К. сдавал этот зачет семь раз – по-моему, рекорд!

В прочем сейчас другом. Доцент П. не выносил, почему-то, детей военнослужащих, считая их ленивыми и недобросовестными, а также тех, кто жил на 8-км Московского шоссе (т.е. «вторые ворота в/г Уручье).

В связи с чем жители 8-км попали в немилость?! Только из-за того, что они на остановке 9-км заполняли автобус «до завязки» и войти в него очень медлительному доценту П. удавалось не всегда благополучно. Тем более присесть. А он жил на 8-км и, чтобы проехать 1—2 остановки в сторону своего дома, ему приходилось отправляться на конечную остановку, т.е. в Колодищи, где автобус разворачивался и следовал обратно. Но опять незадача: выйти из него на 8-км из-за курсантов удавалось с трудом.

Так о зачете.

У нас был курсант Д., отец которого полковник Д.-старший ведал всей кадровой работой в МВИЗРУ ПВО, а семья его жила как раз на 8-км. Т.е. полный букет антипатий доцента П. К тому же курсант Д. совершенно не стремился освоить «механизмы и машины».

Где-то позаимствовав конспект и чертеж, он прибывает на зачет. Доцент П. почему-то к этому курсанту проникся сентиментальными чувствами и ласково так поинтересовался – где он проживал до училища. «На острове Сахалин», ответил Д. «А кто твои родители?», спрашивает доцент П. На что курсант Д без тени стеснения информирует: «Работают в рыболовной артели» (могу в подробностях трудовой деятельности ошибиться, но суть такова). «Молодец», – говорит, доцент П. И и добавляет: «Вот у тебя и конспект, и чертеж» – зачет, мол!

Курсант Д. с чувством выполненного долга вечером, оттолкнув доцента П. у автобуса, сел в автотранспорт, затем на его глазах развязно (по мнению доцента П.) вышел на 8-км и, поздоровавшись с полковником Д.-старшим, проследовал в военный городок Уручье.

Тут-то доцента П. и «осветило», что курсант Д. не только сын военнослужащего, но что особенно важно именно полковника Д. (а значит, как сейчас говорят, явный коррупционер), и, вообще страшно сказать, проживает на 8-км. Значит он, доцент П. принял зачет вопреки своим незыблимым правилам.

Об этом мы узнали, когда он консультировал перед зачетом нашу другую группу.

Вот так!

Короткая зарисовка

Шел то ли 1974, то ли 1975 год…. Наш курс нес службу в карауле. До смены оставались считанные часы, когда дежурный по училищу подполковник С., начальник почти «отличного» курса, прибыл для проверки несения службы часовыми на постах.

Как положено дежурная смена во главе с разводящим сержантом К. направилась вместе с ним по маршруту.

Возле склада «НЗ» или РАВ (времени прошло изрядно, могу и ошибиться) часовой по всем правилам «гостеприимно» встретил проверяющего, разводящего и дежурную смену.

Казалось бы все нормально, часовой действует строго по уставу, недостатков (по крайней мере видимых) не имеется, но не таков подполковник С. Он как всегда без лишних эмоций командует: «На объекте пожар!». Как было всегда в таких случаях, на его вводную часовой начинает довольно четко докладывать порядок своих действий…

В ответ дежурный по училищу опять повторяет: «На посту пожар!» и указывает на очаг возгорания…

Часовой слегка стушевался, но опять начинает повторять порядок своих действий. Но после третьего повтора команды о пожаре он затих, не совсем поняв, что же от него хочет этот дотошный дежурный, подполковник С. Через минуту или две проверяющий повернулся к разводящему и повторил уже ему: «На посту пожар!».

По-видимому, это была его ошибка: сержант К. отличался в курсантской среде исключительными выдержкой и спокойствием, вывести его из себя практически никому никогда не удавалось – не зря же он сдавал зачет по «Основам теории механизмов и машин» семь раз!

Он без излишней суетливости сорвал с пожарного щита огнетушитель, приказав дежурной смене вооружиться лопатами и приступить к тушению…. Караульные молча сорвали со щита лопаты и начали энергично рассыпать песок вдоль условленного очага возгорания. Через некоторое время песок был разбросан, а огнетушитель опустел – подполковник С. за это время не проронил ни слова. Но было видно, что он сам не ожидал таких действий.

Но что было, то было…

В этот день подполковник С. сменился, как впрочем и наш караул, только тогда, когда на посту был укомплектован пожарный щит новым огнетушителем и доставлен песок, т.е. после 23.00 …..

Мне кажется, что сержант К. очень долго потом сожалел, что не дал команду караульным вооружиться топорами и ломами, тогда, наверное, мы бы не сменились до утра…

(похоже, что подполковника С. Узнали все читатели, особенно мы, его курс-прим. ред.)

От смешного до грустного всего один шаг!

Бывает так, что в жизни не всегда поймешь чего же больше – печали или радости. Эти два состояния настолько «перемешиваются», что получается «один смех сквозь слезы».

Попытаюсь в этих коротких зарисовках вспомнить и то и другое из жизни нашего славного курсантского коллектива (выпуск 1978 года): может кто-то посмеется, а кто-то немного погрустит….

Сюжет «Печально-смешной».

Самоподготовка в МВИЗРУ ПВО была делом обязательным, исключение составляли только караулы, наряды, болезнь и «увольнение» (городской отпуск) …. Поэтому, как правило, все курсанты во главе с командиром учебной группы в своих классах терпеливо ждали заветной команды:».. выходи строиться на ужин…». Ребята были молодые, крепкие и кушать хотелось практически всегда.

Но вернемся к самоподготовке.

Понять кто чем занимается в часы «сампо» (так сокращенно называли это святое для образовательного процесса время) было делом просто бесполезным, да и особо никто и не вникал – пишешь ли ты письмо или конспектируешь работы классиков марксизма-ленинизма….

Бывали, конечно, «авралы»: все как один, особенно в преддверии выходных, а значит «увольнения», активно готовились к семинарам или другим практическим занятиям. Ведь при наличии «двойки» или «задолжности» попасть в заветный список «увольняемых» было весьма проблематично.

Так и в тот день в спокойной рабочей атмосфере кто-то что-то «строчил» в тетради, кто-то читал книгу, а кто-то просто с внимательным видом изучал территорию из окна нашего класса в корпусе «Б».

Все были заняты, как сказал бы наш курсовой офицер капитан К., исключительно делом.

Но в этом общем порыве незатейливого стремления дожидаться в тишине окончания «сампо», как всегда, нашелся один, но очень активный возмутитель общего спокойствия.

Он, а это был младший сержант Рауф А., внезапно стал нудным и очень противным дискантом распевать без остановки: «…колпак мой треугольный, треугольный мой колпак…». К чему и о чем был его этот «речитатив» толком никто не понимал, но на нервы коллективу А. действовал изрядно. Никакие увещания замолчать (умолкнуть, заткнуться и т.п.) на Рафика не действовали…..

В итоге его взяли и не вывели, а вынесли за дверь класса: вес позволял – как в народе говорят, «бараний», не более 44—46 кг. Чтобы он не рвался со своим пением обратно закрыли дверь на стул и каждый принялся дальше заниматься своим «делом»….

Рафик стал неистово рваться обратно, но на стуки в дверь никто не обращал внимания: пусть немного успокоится, покурит или водички попьет….

Когда стук стал уж слишком громко-настойчивым, в ответ, как всегда в таких случаях бывает, в адрес Рафика было высказано пара-тройка фраз о том кто такой он и куда ему надо уйти незамедлительно… Текст не привожу – слишком лексика была ненормативная.

В атмосфере внезапно нахлынувшей общей веселости поток «остроумных» изречений, которые буквально каждый старался отпустить как в адрес Рафика, был прерван командиром группы старшим сержантом Б.

По-видимому он почувствовал, что в дверь уже не просто стучатся, а пытаются ее фактически выбить.

Когда он осторожно открыл дверь, первое, что все увидели – коричневые ботинки и брюки с кантом, а затем во всей красе – красного от возмущения замполита факультета полковника А. Н. Л.

Он буквально ввалился в класс: как мы догадались в дверь А. Н. Л. уже стучал не руками, а просто бил ногами.

Некоторое время А. Н. Л. пытался сказать что-то нечленораздельное старшему сержанту Б., а потом, собравшись, он буквально завопил (почти рафиковским дискантом): «…ебен-т (любимая его присказка) …вы все с котомками и на ….».

Рафик скромно стоял за его спиной и злорадно ухмылялся….

В эти выходные мы в увольнение пошли в сильно «укороченном» составе….

Сюжет «Воспитательный».

Здесь все те же «герои» – 432 учебная группа (дело было на третьем курсе) и опять непосредственно младший сержант Рауф А.

Как обычно, младший сержант Рауф А. после отбоя любил посидеть в курилке, «потренькать» на гитаре, побродить без очевидной цели по казарме и где-то через 30—40 минут укладываться спать, разбудив при этом «полкубрика».

Никакие наши увещания и уговоры на него не действовали: ложиться в койку в 23.00 и без лишнего шума он никак не хотел.