Текст книги "Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга первая"

Витченко помолчал, попыхивая папироской «Север», потом добавил:

– Но это я так, больше от зависти. Мужик он неплохой. Неподлый, во всяком случае. Это уже, по нашим-то временам, и так немало.

Окурок полетел в двухсотлитровую бочку, закопанную на три четверти в песок.

– Ну, я пошел электроны гонять, – вздохнул Витченко и полез в полумрак кабины, откуда разило жарой, как от мартена. На ступеньках он крикнул бойцу в глубину кабины: – Булашов, такой-сякой!.. Тащи осциллограф медлительных процессов! Переходные будем проверять. Мухой лети! Да ты не помер там от жары, родной ты мой?..

Волков, не дослушав, полез в кабину управления, где похожий на цыгана старший лейтенант Мазин, весь опутанный «концами», сидел возле автоматизированного прибора пуска. Мазин делал одну из самых важных проверок на приборе пуска и даже не повернул головы в сторону вошедшего командира.

Все остальное из этих трех дней – непрерывная настройка техники, гул аппаратуры и треск дизелей, устранение неисправностей, редкие перерывы на нехитрую скудноватую еду и короткий сон, когда спишь, словно провалившись в черную дыру. И все время – жара, жара и еще раз жара. Особенно в раскаленных кабинах, где температура доходит до запредельных для живого организма значений.

И вот настал решающий в полигонной феерии день – день выполнения стрельбы. Волков еще с утра почувствовал сильное нервное возбуждение. Как моряк перед боем, надел под обмундирование чистую белую рубашку с дорогими запонками. Бреясь и без конца прокручивая в голове детали предстоящего испытания, вполуха слушал обычную утреннюю перебранку ветеранов.

– Что-то я себя неважно чувствую, – пожаловался Чернов.

Витченко сразу оживился.

– В развитии своей болезни русский человек, в отличие от какого-нибудь европейца, который сразу же идет сдавать кучу анализов, проходит три этапа.

– Какие еще три этапа? – вяло поинтересовался Чернов.

– Первый, – продолжал Витченко, – русский думает: поболит-поболит и перестанет, само рассосется. Но не рассасывается, и наступает второй этап – русский жалуется на свою болезнь всем своим друзьям и знакомым. Решительно всем, кроме тех, кому действительно надо жаловаться, – врачей. Друзья и знакомые начинают советовать ему, что делать и какие таблетки принимать. Эти советы радикальным образом приближают третий этап.

– И какой же третий этап? – уже заинтересованно спросил Чернов.

– Последний! – победно объявил Витченко. – Больной дает дуба! А пока, я думаю, Гриня, ты в самом начале второго этапа. И мой совет – иди-ка ты к врачу. Ну, как только вернемся с полигона. Командир, – подошел он к Волкову, – пойдемте чего-нибудь поедим, сегодня гороховый суп с тушенкой. И бросьте все время думать, а то «кондратий» хватит, таких случаев сколько угодно. Не сжигайте вы себя раньше времени, а то на саму стрельбу пороха не хватит.

Волков с трудом выпил кружку чая, затолкал в себя кусок хлеба, намазанного свиным паштетом. Его начинал «бить колотун», от возбуждения всего трясло. Ведь если сегодня промахнешься – с позором снимут с должности. Худая слава, будь ты хоть трижды не виноват в неудаче, долгие годы будет ходить за тобой, как тень: «Это какой Волков? Который стрельбу завалил в восемьдесят втором году?»

«Да что это я, в самом деле, раньше времени сливаю, – встрепенулся Волков и немного успокоился. – Техника отлажена, люди не подведут».

Для облегчения он длинно выругался и дал команду – всё, едем на площадку! Постоим за честь родной Пятой армии ПВО!

И вот началось…

Волков хорошо знал правила полигона. Никто из начальства не скажет командиру дивизиона перед стрельбой – я отменяю твои приказы и решения, они неправильны. Если кто и против, то обозначит свое мнение голосом в присутствии свидетелей. Настаивать никто не будет. В случае успеха про эти предупреждения никто не вспомнит. Но в случае промаха каждый будет выпрыгивать из штанов – мы же ему говорили! Мы его предупреждали! Мы советовали! А он… И первыми будут обвинять «помогавшие» ему генерал-майор Квасов и полковник Пасюк.

Волков окинул взглядом все четыре заряженные ракеты и скомандовал:

– По местам! Всех лишних, всех зрителей – на бугор, пускай оттуда смотрят.

Заняв свое место в кабине управления, он доложил на КП о готовности и впился глазами в оранжевый экран, в район предполагаемого старта ракеты-мишени. Прошло несколько томительных минут. Все молча смотрели на экраны.

Вдруг ожили динамики громкой связи:

– Боевую стрельбу выполняет войсковая часть 22922, командир части полковник Бушуев! – торжественно, как о запуске космического корабля, объявил по громкой связи руководитель стрельбы. – Всем выключить радиопередатчики команд!

Первым стрелял дивизион двадцать пятой зенитной ракетной бригады – полуостров Рыбачий, почти соседи, тоже из Пятой армии.

– Есть старт первой мишени! – доложили Волкову.

– Есть старт второй мишени!

И через некоторое время:

– Наблюдаю старт ракет Рыбачьего!

«Молодцы „рыбачинцы“, – подумал Волков, – если ракеты пустили, значит, мишени обнаружили и сопровождают».

– Наблюдаю подрывы!

Если подрывы есть, то уже не меньше четырех баллов Рыбачьему обеспечено. Молодцы, нормально отработали, у них уже все позади.

– Боевую стрельбу выполняет войсковая часть номер…, командир части подполковник Арутюнян! – опять объявили по громкой связи.

– Всё, мы за ними! – Волков схватил микрофон. – Приготовиться!

Все находившиеся в кабинах замерли. Волков, операторы средств разведки, боясь мигнуть, всматривались в экраны, страшась пропустить момент старта «своей» мишени. Но старта всё не было и не было. Что-то не заладилось на точке пуска.

Так прошло почти сорок минут. Волков то и дело охрипшим голосом запрашивал в микрофон:

– Частота? Напряжение? Температура воды и масла? Давление? Уточнить исходные данные!

Сколько еще ждать? Так можно и свихнуться.

Вдруг в животе Волкова подозрительно заурчало. «Вот еще, – с ужасом подумал он, – только поноса мне сейчас не хватало!» Придется бежать за ближайший бархан, а тут мишень и стартует… Такие случаи бывали.

Он представил себе заседание партийной комиссии полка с повесткой дня: «О предательском поведении коммуниста Волкова на полигоне, приведшем к срыву боевой задачи». Не дай бог…

Размеренно гудели дизеля. В жаркой и липкой темноте на лица номеров боевого расчета ложились зеленые и оранжевые отсветы от экранов. И наконец:

– Старт РМ!*** Азимут – девяносто! Дальность – сто восемьдесят пять!

– Старт РМ! – срывающимся голосом объявил Волков станции наведения ракет. И перевел дыхание. «Ну вот, еще девяносто секунд, и все будет ясно – какие мы ракетчики».

– Высота «один», высота «два», высота «три»… – отсчитывал оператор километры, на которые стремительно, вертикально вверх забиралась ракета-мишень.

На отметке «девять километров» Волков скомандовал:

– Включить передатчик! Узкий луч! Поиск!

Однако обнаружить и «схватить» мишень быстро не удалось.

– Высота «пятнадцать», высота «семнадцать»… Мишень в точке перегиба! РМ – на курсе!

– Дальность – сто пятьдесят! – выкрикнул оператор.

– Угол – семь тридцать! Азимут – девяносто один двадцать пять! Угол – семь тридцать пять…

– Дальность – сто сорок пять! Дальность – сто сорок! Дальность – сто тридцать пять!

– Ты смотри, как шпарит! – сказал кто-то. – Не меньше тысячи метров в секунду.

– Дальность – сто! – выкрикнул оператор. – Скорость – девятьсот метров в секунду!

Ракета-мишень, с пугающей скоростью проглатывая километры, стремительно приближалась. Но станцией наведения ракет обнаружить ее никак не удавалось. «Всё, пропускаем… Пропускаем! – Несмотря на шестидесятиградусную температуру в кабине управления, Волкову стало зябко. – Обделались…»

Он вдруг понял, что если сейчас ни на что не решиться, стрельба закончится неудачей для дивизиона и катастрофой для него лично.

– Режим широкий луч! Выставить точку встречи в широком луче! – заорал он. – Высота двадцать три! Азимут… Дальность – семьдесят пять! Сейчас мишень сама в сектор обзора влетит! – Какая-то дьявольская уверенность появилась в нем.

Томительно тянулись секунды ожидания. И наконец – долгожданное:

– Есть цель!

– Пуск! Пуск! – громовым голосом взревел, вскочив со своего места, Волков.

Меньше всего видят парад его участники – старая истина. Волков на секунду представил, как рванула ракета (предмет в глазах Волкова практически одушевленный) с шестой пусковой установки: с грохотом, отдаленно напоминающим выстрел из очень большой пушки, подняв струями раскаленных газов тучу пыли и песка и разбрызгивая горящие пороховые макаронины стартового двигателя… И с громоподобным рыком – пошла, пошла, пошла – все быстрее и быстрее, навстречу своей неизбежной гибели в смертельных объятиях с мишенью.

Мазин зачарованно уставился на зеленые экраны наведения, из-под обреза которых вынырнула ракетная «пачка» пущенного только что «изделия», тут же схваченная стробами сопровождения.

– Есть захват! – автоматически вскрикнул он и через секунду уже уверенно добавил: – Наведение нормальное!

– Пускай, еще пускай… – возбужденно и нетерпеливо шептал в ухо Волкову начальник площадки майор Орехов, продолжая сжимать и разжимать пальцы на его колене.

– Тремя! – напомнил Волков Мазину и повторил, приходя в себя и вдруг окончательно поверив в удачу, добавил трубным голосом: – Тремя!

– Вторым… пуск! Первым… пуск! – пустил еще две ракеты Мазин. – Наведение нормальное!

Волков оторвался от уже ставшего бесполезным в дальнейшей работе экрана ВИКО и вгляделся в зеленые экраны наведения Мазина. Отчетливо были видны три ракеты «пачки», выписывающие одна за одной одинаковые плавные кривые, именуемые в мудреной теории наведения динамической траекторией. Первая ракета стремительно сближалась с мишенью. Не намного отставали от нее и две другие. «Отлично! – успел подумать Волков, – старт нормальный, сошли с пусковых все три, летят гуси-лебеди пока красиво, наведение нормальное, пока все здорово!»

– До встречи – двадцать пять секунд! – почти празднично объявил Мазин. Со скоростью полтора километра в секунду с мишенью сближалась почти четверть тонны тринитротолуола с гексогеном, с десятками тысяч заранее нарезанных и любовно нафасованных на далеком уральском заводе осколков.

«Первая – стукни эту мишень вдребезги!» – как в бильярде заказал удар Волков и ни на миг не сомневался – так и будет. Он почему-то внезапно поверил, что все желания, которые он сейчас и именно сейчас, в эти двадцать секунд загадает, обязательно сбудутся.

На переключенных Мазиным на укрупненный масштаб экранах индикаторов наведения Волков увидел, как брызнули отражения от осколков и сразу на месте ранее четкого контрастного сигнала от ракеты-мишени вспухло размытое пятно.

«Есть! – мысленно выкрикнул Волков и снова заказал желание: – Вторая и третья – сработать по обломкам!»

– Вторая… подрыв! Третья… подрыв! – победно, ликующе пел Мазин.

Отраженный сигнал от облака осколков мишени начал дробиться на части и резко терять скорость.

Операторы ручного сопровождения доложили о срыве автосопровождения.

– Сопровождать обломки в ручном до земли! – приказал Волков. Торжествуя, он доложил на КП: – «Балхаш-23», цель уничтожил, расход три! Азимут 95, дальность 28!

В кабине нарастал радостный шум.

– Но-но! – предостерег Волков, – не расслабляться пока! Армия еще стрельбу не закончила. Беломорск сейчас стрелять будет.

Тренькнул полевой телефон, стоявший на полу в ногах у Волкова. Он плотно прижал трубку к уху.

– Молодец, Волков! – раздался далекий голос генерала Давыдова. – Поздравляю. Но не расслабляйся, сейчас наш Беломорск будет стрелять. Подстрахуешь их, одна ракета у тебя еще осталась.

Волков уже понял, что придется выполнять стрельбу и за Беломорск. Так оно и случилось. Беломорский дивизион замешкался с обнаружением мишени, мишень «уходила», и ее перераспределили дивизиону Волкова. С чужой мишенью проблем не было, ее «взяли» практически со стартового стола. Последнюю, четвертую ракету пустили точно по рекомендованной дальности, и все прошло, как по учебнику.

ИЗ ДОНЕСЕНИЙ, ОТЧЕТОВ, РАПОРТОВ

4 зрдн 545 зрп****

Капитан Волков И. В.

Учебная стрельба

Поставлена задача при централизованном управлении и самостоятельных боевых действиях по 16 целям в составе 19 самолетов. Пропущено две цели (два самолета). Обстреляно с неполным использованием огневых возможностей – 4 (3 с превышением работного времени, одна обстреляна повторно).

С учетом 1 категории сложности удара воздушного противника оценка за выполнение учебных стрельб – 5,0.

Боевая стрельба

Выполнял боевую стрельбу по ракете-мишени типа РМ-307А (высотная программа, точка запуска «С-2») с площадки «Балхаш-23» очередью трех ракет 30Г. Получено три подрыва. Мишень физически уничтожена.

Обломки мишени сопровождали до падения.

Время падения 11 часов 12 минут 23 секунды, азимут 89 градусов, дальность 24 км.

Оценка за боевую стрельбу – 4,8 (снижена на 0,2 балла за неполное использование огневых возможностей – превышение работного времени).

Солнце, казалось, навсегда зависшее в зените, словно спохватившись, стремительно пошло на закат. Но жара даже усилилась. В безлюдной и безмолвной в этот час степи то тут, то там при полном безветрии отвесно вверх поднимались хвосты черного дыма. Догорали рухнувшие на землю обломки мишеней и осколки ракет, а вместе с ними занялась огнем и высушенная зноем до состояния гербария неяркая растительность прибалхашской полупустыни.

– Зенитная ракетная битва окончена! – высморкавшись в грязный платок, с чувством продекламировал Витченко. – Праздник огня и стали завершен. Нет, здорово мы в этот раз! И за себя – отлично, и за того парня – опять в десятку! Чувствуешь себя человеком, деньги не даром получаем. Ну а теперь выпить и закусить сам бог велел.

Стол накрыли за невысоким барханом. В центре импровизированной скатерти-самобранки стояла даже бутылка шампанского! Кроме надоевших мясных и рыбных консервов, вываленных в металлические миски, было много зелени. На самом почетном месте возвышался здоровенный котел с пловом, а рядом, на кирпичах, стоял другой, не менее вместительный, с гудением обдуваемый огненной струей из паяльной лампы, которую периодически ожесточенно раскочегаривал прапорщик Миколюк.

– Первое! – с гордостью произнес замполит Черепанов, устроивший все это великолепие, пока ракетчики «воевали».

– «Мыкола, ты знаешь, як проклятые москали называют наш борщ? – пробуя ложкой из котла, сказал Витченко. – Пе-е-ервое!» – «Та ты шо? Поубывав бы!»

– А мясо где взяли? – потрясенный, спросил Волков.

– Утром привезли из Новоземельского полка. Они втихую пару сайгаков завалили и нам килограммов шесть отстегнули, а Алишер плов сварил. – Черепанов кивнул в сторону сержанта-узбека со стартовой батареи. Узбек потупился от смущения и гордости одновременно.

Быстро разлили водку по стаканам.

Пьянка, или, выражаясь суровым языком партийных собраний, – злоупотребление спиртными напитками в обстановке звериной тоски затерянных в лесах, болотах и песках зенитных ракетных дивизионов представляет собой не просто процесс поглощения водки (спирта, реже вина). Это неотъемлемая часть жизни и общения. Ведь как проводит свободное время зенитный ракетный офицер? В театр не ходит, в кино тоже, о вернисажах и концертах не приходится и говорить. Охота, рыбалка и телевизор. Но не все охотники и рыбаки, и многие дивизионы находятся за пределами уверенного приема телепрограмм.

Остается только одно общедоступное развлечение – баня и выпивка: попарился, помылся и выпил. А выпил – и пообщался. Обсудили новости, перемыли кости начальству. Это одновременно и подведение итогов, и обмен опытом, а начиная с определенного стакана – и материал для обсуждения «злоупотребивших» на партийном собрании.

Проснувшись на следующий день застегнутым на все ремни и в сапогах, точнее, один сапог был полностью надет, второй наполовину снят, Волков быстро глянул на часы. В палатке стояла парилочная жара. Пахло перегаром и какими-то гнусными подпорченными консервами. В углу тихо посапывал на койке Черепанов, рядом с ним мощно храпели два капитана. От их храпа Волков и проснулся. Пора было собирать шмотки и отправляться на аэродром.

В палатку вошел дневальный и доложил, что вчера вечером приезжал какой-то подполковник из политотдела армии, хотел передать личному составу поздравления члена Военного совета, но все уже спали, и он уехал. «Ну и хрен с ним, – подумал Волков с той особой дерзостью бывалого бойца, который только что вышел из боя. – Вас много таких, политработников, но ракеты-то сбивать умею я, капитан Волков…»

– Подъем! – натягивая на ногу недостающий сапог, стал он будить свое войско. – Баллы за стрельбу и без нас в штабе посчитают. А нам пора в аэропорт Камбала. Если повезет, завтра уже будем дома.

Однако надеждам на быстрый отлет в родные края не суждено было сбыться. Просто не было самолета.

– Как в этот крематорий со своими дровами доставить, так мигом все нашлось, и самолет, и машины… А как обратно – ни того, ни другого! – возмущался народ. – Сколько нам тут сидеть?

Продукты и курево закончились еще в первый день ожидания самолета. И тут здорово помогли два капитана – ветераны зенитного ракетного движения. Витченко и Чернов выходили на трассу, ведущую на полигон, по которой день и ночь пылили машины, отвозившие на «площадки» очередные партии «пушечного мяса», и становились с протянутой рукой возле обочины. За двадцать лет службы знакомых у них в войсках накопилось достаточно, и одна из десяти машин останавливалась обязательно. После радостных воплей и объятий с машины сбрасывали ящик тушенки или коробку с макаронами.

Наконец, на четвертый день ожидания на краю взлетной полосы дивизион Волкова подобрал какой-то заблудившийся «Ил-76», шедший из Андижана на Североморск-1.

Перевернулись еще несколько страничек календаря. А поскольку никому не дано знать правды о своем времени, так, может быть, это были еще и не самые плохие страницы нашей жизни?

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Указом Президиума Верховного Совета СССР член Военного совета – начальник политического отдела 5-й отдельной армии противовоздушной обороны генерал-майор Квасов Николай Антонович за успешное освоение новой боевой техники и успешное руководство подчиненными при выполнении задач оперативной и боевой подготовки награжден орденом Красной Звезды.

Из приказа командующего 5-й отдельной армией

противовоздушной обороны от 29.6.82 г. №229:

О поощрении генералов и офицеров управления 5-й отдельной армии ПВО за успехи в оперативной и боевой подготовке

наградить:

за большой личный вклад в подготовку боевых расчетов зенитных ракетных войск к боевым стрельбам на государственном полигоне:

полковника Пасюка Николая Игнатовича, заместителя начальника управления зенитных ракетных войск 5 ОА ПВО – радиоприемником «Океан-209».

Выписка из приказа командира 29-го корпуса ПВО от 12.7.82 г. №325:

командира 4 зрдн 545 зрп капитана Волкова И. В. за злоупотребление спиртными напитками на государственном полигоне и нетактичное поведение со старшими начальниками предупредить о неполном служебном соответствии.

Броудо Владимир Борисович

(вып. 1976 г., 4 фак,, 2 группа)

У цели – курсантские годы

Однажды сон приснился мне чудесный-

Как наяву, не уж то так бывает?

Мол в МВИЗРУ я 2 дня недоучился,

И что меня обратно вызывают.

И я во сне в училище вернулся,

Жизнь завертелась словно колесо…

И тут исчезло все и я проснулся!

Как жаль, что это был всего лишь сон!

(Ю. Кистерный, МВИЗРУ 1974—1979, 2 факультет.)

Годы учебы в Минском ВИЗРУ (Минском Высшем Инженерном Зенитном Ракетном Училище Войск Противовоздушной Обороны страны) мне, спустя несколько десятилетий, кажутся одними из лучших в моей жизни.

Будучи же молодым курсантом, в условиях ограниченной свободы (на казарменном положении мы находились первые три курса учебы), жизнь казалась тяжелой. В казарму я попал 31 июля 1971 года, в день своего 17-летия, и провел этот день под руководством Феди Марушкевича в освоении намотки портянок и подшивании подворотничка.

1972 г., сентябрь. Принятие присяги в МВИЗРУ на 2 факультете. Доклад принимает начальник факультета полковник Преображенский

Подготовку к поступлению в 10 классе я провел в углубленном изучении физики и математики, в том числе с преподавателями МВИЗРУ Леней Марушкевичем (родным братом Феди), а что такое быт в военных учебных заведениях не представлял. Возможно, мой отец, Борис Иосифович, сделал это осознанно, так как мечтал о военной карьере сына. Мне же было безразлично, какой ВУЗ, лишь бы там была высшая математика.

В дальнейшем я всегда поражался, как высокая наука и сложнейшие наукоемкие дисциплины, которые мы изучали 5 лет, совмещались в один день в голове, психике, логике с нарядами на кухню, мойкой очков, лишением увольнений за мелкие нарушения Уставов и элементами солдафонщины. Солдафонщины, которая иногда проявлялась в действиях наших командиров групп и старшины Васи С. Думаю, что им тоже было нелегко нами командовать после соответствующей службы рядовыми в «войсках». (У нас армейской дедовщины не было вообще, один призыв и другой уровень).

1975 г., май. Слушатели 441 учебной группы в увольнении в г. Минске

В баню и из нее мы ходили строем, там нам каптер курса – солдат выдавал мыло и сменное белье. Белье это редко подходило по размеру, и перед отбоем мы представляли интересное зрелище, особенно если комод (командир отделения) строил нас не одетыми по форме. С каждым месяцем стираные портянки при выдаче становились короче и короче, потому что многие отрезали от них полоски для натирания до блеска сапог. Зато в банные дни не надо было идти на зарядку. Вместо зарядки было «вытряхивание» на улице одеял. В эти дни казарма пахла хозяйственным мылом и «Шипром». Многие пытались зимой носить под «холодными» и «теплыми» кальсонами личные трусы, чтобы не отморозить часть тела в разрезе этих кальсон (особенно при кроссах на лыжах). Если ловили на этом – до 2 курса наказывали, потом на это, как и на свои носки под сапогами, закрывались глаза.

В день получалось много построений. В столовую тоже строем, по пути тренируя слаженность. Иногда командовал любой курсант для приобретения командных и волевых навыков. В столовой уже ждала еда: в бачках – первое, тарелках – второе и в чайниках – чай. Чаще пища была уже холодная. Все на комбижирах. Качество пищи – изжого-гастритное. Лет 7 после выпуска не мог есть рыбу. Некоторые даже считали, сколько километров рыбы съедает каждый курсант за 5 лет. Если суточный наряд по столовой был «свой», пищи в бачках было больше…

Шинели висели в казарме на вешалке и выравнивались по картинке в Уставе. Периодически у кого-то пропадал хлястик, и тогда всем 140 курсантам приходилось их снимать и носить в карманах, так как у не успевших отстегнуть свой хлястик его снимал обворованный ранее курсант. Итак, по цепочке. Иногда старшина Вася С. строил всех в шинелях с пристегнутыми хлястиками и страшно грозился тем, кто снимет хлястик после построения. А комоды в это время перед строем проверяли наличие хлястиков в тумбочках и под матрасами. В одну из этих проверок у Олега Ф. в тумбочке нашлось 3 хлястика. За это он получил 3 наряда вне очереди. Как помню, повезло мне, потому что в субботу он заступил «на тумбочку» вместо меня и я убыл в увольнение в родное Уручье на сутки, прихватив к себе домой Саню Рыжова (не забыв продекламировать любимую поговорку Ганса (курсантское прозвище Володи Попова) -«Суббота-день заглота!».

Курс молодого бойца (КМБ) мы проходили в августе 1971 года. Стояла страшная жара, до сих пор помню, что во время строевых занятий на плацу ноги буквально горели и «расплавленный гуталин стекал с сапог на асфальт». Уставы знали плохо, кто проходил срочную службу помнят состояние забитости и потерянности в первые месяцы. Во время «перекуров» подавали команду «Встать, смирно!» проходящим мимо офицерам и «даже» прапорщикам. Забегая вперед, скажу, что на 4,и особенно 5 курсе, высшим шиком было не отдать воинскую честь даже полковнику. Полковники-преподаватели, а их в Училище было около сотни, делали вид, что не заметили, а не отдать честь полковнику – командиру никто не рисковал…

Вечером перед присягой приехал отец с жареной курицей. Сели на скамейке, развернули курицу. Я стал ее жевать и тут на меня напала такая тоска и жалость к себе, что вывернулись слезы и упали на эту курицу. Отец все понял, но сделал вид, что не заметил.

Эту недоеденную курицу с каплями моих слез я помню до сих пор.

Перед смертью в 2001 году отец сказал мне, что после того вечера он не поставил курсантам ни одной двойки.

Перед новым, 1972 годом, военные медики прямо в казарме сделали нам комплексную прививку под лопатку. Предупредили старшину С., что прививка очень тяжелая, никого по подъему не поднимать до 8—00 (подъем был в 7—00), и если кому-то станет плохо, срочно звонить в санчасть.

Естественно, в 7—00 Вася дал своим зычным противным голосом команду «Подъем», ощущение было, когда я одевался, что у меня под лопаткой вставлен кирпич, дикая боль была при малейшем движении. Но в отведенные для одевания и построения 2 минуты мы уложились. Помню этот строй в шеренгу по два. Все как в тумане. Прозвучала обычная команда «Уборщики, выйти из строя!». И вдруг раздался громкий звук упавшего тела. Одного, второго, третьего, четвертого, пятого, шестого… Все, кто потерял сознание, упали лицом вперед. Вася, как сейчас говорят, конкретно «обо….ся» и закричал: « Разойтись!»… «Положите их на «койки!». Упавшие пришли в себя довольно быстро. Заправляли мы кровати многие стоя на коленях, чтобы было не так больно…

1972 г., май. В суточном наряде…

Ежеутренняя физзарядка (если мороз-прогулка строем в шинелях), спортивные тренажи после обеда (перед самоподготовкой в учебных корпусах), занятия спортом по расписанию занятий, а так же спортивные «праздники» по воскресеньям (кроссы, перекладина ит. п.) давались неплохо основной массе ребят. Тяжелее всех и хуже результаты были у меня, Сани Шаплыко и Олега Ф. – достаточно полных курсантов. Училась эта троица хорошо, так что отцы-командиры договаривались и нам ставили четверки по «физо», а на итоговых проверках часть защиты чести группы доставалась спортивным ребятам. Бывало, на проверках из Москвы за нас сдавали нормативы другие курсанты по вклеенным в наши пропуска другим фотографиям. Как то я сам бежал полосу препятствий на занятиях, упал, растянул ногу так, что в санчасти разрезали сапог. Эта нога у меня до сих пор периодически подворачивается с дикой болью и распухает. На 1 курсе с ангиной я лежал в санчасти 9 раз, в том числе, на зимней сессии. Я готовился в палате и экзамены ходил сдавать со своей группой. Так что и ныне при словах ВСК и 3, 5, 7 у меня начинается некоторое волнение (ВСК – нормы военно-спортивного комплекса – три степени, а 3, 5, 7 – нормы на спортивной перекладине: выход силой, подъем переворотом, поднос ног).

Зимой 1971—1972 года в жизни нашего курса и группы произошли два крупных события, связанных с жизнью всей страны. На военный аэродром под Минском прилетал президент Франции Ж. Помпиду, его лично на аэродроме должен был встретить Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев. Охранять самолеты солдатам не доверили, сняли с занятий нашу группу и мы заступили в караул. Была холодная зима. Все сначала шло гладко. Ж. Помпиду прилетел, Ильич его встретил и они в составе огромной кавалькады убыли по своим государственным делам в Минск. Ночью солдат-водитель снегоочистительной машины заснул за рулем, и неуправляемая машина врезалась, как назло, во французский самолет. Что тут началось! КГБ, допросы, аэродром окружили милицейские патрули и никого не пускали и не выпускали. В результате мы остались без еды, так как не пустили и машину из Училища с завтраком, а потом с обедом, ужином, и опять завтраком… И так, пока не прилетел из Франции резервный самолет и караул не сняли.

Прекрасно помню, что по приезде в курсантской столовой голоднющий караул кормили вкуснейшими котлетами, не положенными по раскладке блюд.

1972 г., июнь. Очередной выпуск Минского ВИЗРУ ПВО страны. Последнее прохождение и прощание со знаменем…

Другое событие той зимы трагическое. Произошел взрыв на телевизионном заводе «Горизонт», погибли десятки рабочих-минчан. Нашу группу направили вместе с другими курсами копать могилы. Копали ночью, землю грели кострами. Норма – одна могила на двоих курсантов.

Этой же зимой на караульной вышке застрелился курсант 1 курса 1 факультета. Снял сапог, и нажал спусковой крючок АКМ. Прибежавший начкар с разводящим увидели уже труп и белое мозговое вещество на полу и стенах вышки. Потом выяснилось, что все банально и периодически случается в войсках из-за предательства девушек…

Наши командиры взводов молодые офицеры Е. Хлюпнев, Г. Лещенко, Е. Колдунов, Н. Нечаев (в меньшей степени) уверенно «рулили» нами. Были строги и человечны. Держали руку «на пульсе». Так, за месяц до вышеописанного события один из курсантов, как бы шутя, сказал комоду Андрею Антонову, что он застрелится в карауле. Я думаю, опытный бывший «кадет» (суворовец) отреагировал и поделился с командиром взвода Е. Хлюпневым. В результате, этот курсант в караул пошел, но на сторожевой пост (охранять «дрова» с одним штык-ножом).

Курсантские сапоги достойны отдельного рассказа. Впервые полученные на первом курсе сапоги, уверен, вызывают у большинства бывших курсантов воспоминания о ужасной боли при потертостях ног.

7 ноября 1971 г. РПК (рота почётного караула) МВИЗРУ. Отдание воинских почестей жертвам фашизма в Великой Отечественной войне

У тех курсантов, которые по причине неумения, спешки или разгильдяйства небрежно наматывали портянки, потертости приводили к кровавым мозолям. С учетом, что в день приходилось много ходить (в том числе строевым шагом) и бегать, у некоторых раны на ногах становились опасными с точки зрения инфекций, и им разрешали ходить в тапочках или направляли в санчасть на стационар.

До сих пор в глазах стоит картина: строй идет строевым шагом в учебный корпус, в задней шеренге с вымученными улыбками следуют учиться военному делу Миклош и Зык (Шаплыко и Зыков), в тапочках, в неуставных носках и хромая оба на правую ногу. При этом источая сопутствующей всей курсантской службе запах мази Вишневского. Так как оба фигуранта резко отличались по росту, а Миклош по внешнему виду сильно смахивал на бравого солдата Швейка с его улыбкой и фигурой, эта картина вызывала улыбку. Сейчас, в силу прожитых лет, я вспоминаю Миклоша с большим сочувствием. Ему действительно было тяжело втягиваться в курсантские будни, он был сугубо гражданским человеком, добрым, толстым и милым…