Текст книги "Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга первая"

Заочная встреча с Рустом

Для меня события с пролетом Руста начались задолго до 1986 года. Все началось, с того, что в начале восьмидесятых годов пришел приказ министр обороны «О боевом дежурстве по охране границ». Через некоторое время и Главком Войск ПВО также издал приказ о боевом дежурстве, где руководству части предписывалось издать свой приказ по части и утвердить инструкции дежурным силам по действиям при нарушении государственной границы СССР. Командир бригады вызывает начальника штаба и дает ему указания выполнить приказы министр обороны и Главкома войск ПВО.

Начальник штаба на такую ответственную работу, естественно выбирает наиболее подготовленных офицеров штаба занимающихся боевым дежурством и выполнявшим учебные стрельбы на полигонах. Может, еще какие были требования к такому человеку, не знаю. Только начальник штаба вызвал меня в кабинет и объявил, что для выполнения ответственного задания нужен офицер с такими качествами: опытом в боевом дежурстве и стрельбах на полигоне. К тому времени службы я действительно несколько лет выполнял стрельбы на полигоне вместе с частью, а также дежурил на командном пункте оперативным дежурным. Меня это не очень обрадовало, потому что я мысленно представлял порядок работы и спешки, который будет как всегда, так как досталась работа, которая контролируется сверху и поэтому не дадут спокойно работать.

Сам инструктаж продолжался, наверное, полчаса, где далее было сказано, о том, что это большое доверие выполнить ответственное задание, которое он не может поручить каждому, далее начальник штаба больше сказал о сроках и порядке контроля с его стороны, а предстоящей работе мало было сказано. Я слушал его и понял, что теперь мне не будет спокойной жизни. Каждый день нужно будет отчитываться о количество написанных разделов приказа или пунктов из инструкций. Такая перспектива работы меня не очень вдохновляла, ведь нужно будет писать, и защищать написанное, иначе придется переписывать каждый пункт приказа по нескольку раз.

После такого долгого инструктажа, я вышел из кабинета начальника штаба в плохом настроение, ожидая постоянная вопросы: «Как идут дела?» или «Что уже написано, покажи результаты своей работы?». Придя к себе в кабинет, я начал обдумать свои действия, а также делится впечатлениями со своими сослуживцами. Мне посочувствовали, но в душе каждый был рад, что сия чаша его миновала. Делать было нечего, я приступил к этой большой работе.

Вся работа проходила по предполагаемому сценарию. Каждый день написанное представлял начальнику штаба или начальнику штаба и командиру части. Они иногда заслушивали вместе. Много спорил, и я отстаивал написанное. Помню, что все писал с позиции отчета за действия каждого лица сокращенного боевого расчета и оперативного дежурного. Наконец труд был завершен. Все документы направлены в подразделения и часть после доклада о готовности документов выдержала не одну проверку. На передний край проверки, то есть разговора с проверяющим и представления документов по дежурству, отправляли меня. Все проверки успешно сдали. Я все завидовал моим коллегам, которые были в стороне от этого и спокойно проводили время. Компания прошла, и все стало, в обычное русло.

…В 1985 году я поступил в академию и уехал из части. Эта предыдущая работа как-то забылась, потому что все время отнимала учеба. Пролетел Руст и я обсуждал со своими сокурсниками этот факт, но как-то отвлеченно. Рассуждая о том, что зенитно-ракетные войска не могли открывать огня. На этом и все. Дальше пошла учеба. Лишь только через год мне удалось вновь столкнуться с этим случаем и прочувствовать всю ответственность, которая легла на плечи офицеров части, выполнявших боевое дежурство в этот день.

1987 году я поехал на практику в воинскую часть. Когда мы выбирали место проведения практики, то я предложил одному офицеру поехать в Кингисепп Ленинградской области. Поскольку часть находится далеко от больших городов, то туда не очень стремились. Я ему сказал, что я там служил, и мы быстро оформим любой отчет по практике. Мы выехали в часть.

В части я узнал подробности пролета Руста и весь порядок действий людей и их тревоги, когда приехала проверка. Мне удалось поговорить практически со всеми участниками этого случая от оперативного дежурного на КП части, до лейтенанта офицера наведения дивизиона С-125 через зону поражения, которого пролетел Руст и почувствовать их тревогу за свою судьбу.

Все началось для части в 8:00 утра 28 мая 1986 года. Предстояла смена дежурных сил, а тогда дежурило половина дивизионов с-125. Этот дивизион не дежурил. Он должен заступить на июнь месяц, а перед этим событием его обязательно проверяла комиссия части и допускала к несению боевого дежурства и поэтому в 8:00 на КПП части собрались офицеры из разных служб, назначенные в комиссию командиром вчера на разводе. Комиссию возглавлял сам командир. Комиссия выехала вовремя и через полтора часа была на дивизионе. Процесс проверки проходил штатно, ни каких больших неисправностей не было. Проверили все от станции наведения ракет до стартовой батареи, а также действия дежурного расчета по учебной имитируемой с командного пункта цели, которую на АСУ «Вектор-2» запустил оперативный дежурный.

Проверка закончилась 12.35 минут и все отправились в казарму писать запись о проверке и ее результатах. Все записи, внесли в журнал проверок, и на собрании офицеров командир части подвел итоги проверки и огласи результат дивизион готов к несению боевого дежурства. После этого в 13:50 отправились на обед. Всех пригласил командир дивизиона, и командир части согласился, так как хотел с комиссией заехать еще на один дивизион. Обед закончился в 14: 10. Личный состав дивизиона также пообедал и находился на улице перед казармой. Была хорошая весенняя, теплая погода, только облачно. Комиссия с командиром части собиралась выезжать. В 14:10 дежурный телефонист дивизиона принял сигнал ГОТОВНОСТЬ №1. Всех удивило это. Командир части задержался и также отправился выяснить, в чем дело.

На КП части находился начальник штаба, который и дал команду ГОТОВНОСТЬ №1 для дивизиона. Начальник штаба доложил командиру, что РТВ засекло малоразмерную цель без ответа и без заявки на полет со стороны границы. Необходимо обнаружить и определить, что это за цель. Дивизион включился и на экране станции обнаружения низколетящих целей П-15 обнаружил цель. Об этом доложили на командный пункт части, а начальник штаба части доложил на КП армии. Последовала команда сопровождать цель и выяснить тип самолета. Командир части дал команду включить средства объективного контроля, все записать и сфотографировать в качестве тренировки расчета. С КП части не поступало абсолютно никаких указаний, КП армии молчал.

Боевой расчет действовал строго по наставлению и приказу командира части: огня по малоразмерным и малоскоростным не открывать. Цель расчет сопровождал устойчиво. Так как высота составляла 150 м, параметр был от 2 до 5 км, то зона поражения была не большой. Расчет по приказу командира дивизиона выполнял все действия по Инструкции дежурным силам с докладом на командный пункт части, документировал свои действия (фотографировал экраны и планшеты, записывал все переговоры на магнитофон). Командир части следил за действиями командира дивизиона, за порядком и правильностью докладов на командный пункт части по Инструкции дежурным силам.

Начальник штаба части без задержек докладывал информацию, поступавшую из дивизиона на КП армии: – «Дивизион обнаружил П-15-ой, дивизион сопровождает станцией наведения ракет, цель вошла в зону поражения». Делал доклады начальник штаба скорее по привычке, чем по указанию. КП армии не отвечал. Одна команда сопровождать поступила в начале и все.

КП армии занимался другими вопросами, он наводил истребитель перехватчик, который не мог подойти к месту полета цели из-за того, что по коридору за границу вылетало несколько пассажирских иностранных самолетов. Только когда самолеты пролетели этот участок, ЕСУВД дало добро на полет истребителя. Цель к этому времени была уже над землей на нашей территории. С КП армии доложили в Поитбюро ЦК КПСС Лигачеву Е. К., который выслушал доклад, сказал: – «… с такими самолетами разбирайтесь сами». Это также было записано на магнитофон.

Через два дня после посадки Руста на красной площади в часть приехала комиссия из прокуратуры г. Москвы – 5 человек. И приступила к проверке. Проверяли и допрашивали сразу всех участников в управлении части, КП части, Изъяли все средства объективного контроля на КП и в дивизионе. К этому времени на дивизионе и КП в спокойной обстановке проявили пленки и сделали отпечатки, которые также изъяли. Допрашивали всех от командира части и начальника штаба до лейтенанта – офицера наведения дивизиона. Весь ход событий восстанавливался по секундам.

Вопросы были предельно конкретные: «Что ты видел?», «На какой дальности и высоте?», «Какую команду подал и в какое время?». Перед следователем лежала Инструкция дежурных сил части, и он отмечал, все ли команды поданы, и в какое время. По записанным материалам составил ход событий и проверил магнитофонную запись. Есть ли там все команды и доклады. Самолет Руста сопровождали несколько минут в зоне поражения. Обнаружить его в режиме ТВК не удалось из-за погоды. В радиолокационном режиме его вели устойчиво и были готовы его уничтожить. Команды на обстрел так и не поступило.

Итог расследования:

Офицеры дивизиона поощрены за правильные действия дежурных сил.

Офицеры КП – также получили благодарности.

Управление части: командир ушел на повышение заместителем командира корпуса; начальник штаба – в отдел ПВО округа (на дворцовую площадь Ленинграда); начальник политотдела стал начальником политотдела дивизии.

Так этот случай с пролетом Руста отразился на жизни части и офицеров.

Вывод для себя: инструкции должны быть полными, но лаконичными, чтобы их можно запомнить и выполнить. Не пиши лишнего, за это могут пострадать люди.

Певницкий Игорь Маркович, Броудо Владимир Борисович

(вып. 1976 г., 4 факультет, 2 группа)

Вторая группа, подтянись!

 
Как метеор в полете скоротечна,
Жизнь интересна и светла,
Все чаще хочется Вас вспомнить
Ведь метеор сгорит до тла…
 
 
Со всех концов страны большой
Мы в Минск приехали учиться…
Мы офицеры ЗРВ
И нами Родина гордится!
Припев
 
 
Друзья, давайте долго жить
Удача нам всегда подруга!
Вторая группа, подтянись —
Не забывай друг друга!
 
 
Учиться было нелегко
С утра подъем и физзарядка
Конспекты, лекции, «сампо» —
Весь день в границах «распорядка».
 
 
В родном ЭМ ВИЗРУ ПВО
Учили нас простой науке
Как крепко Родину любить
И поражать врага в «сверхзвуке»!
Припев
 
 
Друзья, давайте долго жить
Удача нам всегда подруга!
Вторая группа, подтянись —
Не забывай друг друга!
 
 
Служили мы родной стране,
Всегда дежурства и ученья.
Но за терпенье и любовь
Мы благодарны нашим семьям!
 
 
Жизнь офицера нелегка
Не все друзья сегодня с нами
Но в нашем сердце навсегда
Они с отрытыми глазами.
Припев
 
 
Друзья, давайте долго жить
Удача нам всегда подруга!
Вторая группа, подтянись —
Не забывай друг друга!
 

Встреча в 2012 году. Под Можайском

Чикин Николай Леонидович

(Вып. 1976 г., 4 факультет, 3 группа)

Памяти моего друга

«Пусть со мной случится не то, что мне хочется, а то, что мне полезно»

Менандр

Во времена постижения нами – слушателями Минского ВИЗРУ ПВО основ воинской службы, наши командиры, сколько бы не говорили нам и не требовали от нас неукоснительного исполнения положений устава и их приказаний, как оказалось, только сама жизнь в своём естественном обличье смогла расставить на свои места и смысл, и целесообразность выполнения этих приказаний.

Пусть уважаемый читатель примет эту фразу за еще один пролог к одному из эпизодов нашей армейской жизни, но суть описываемых событий от этого уже по прошествии более 40 лет не изменится.

Сразу прошу прощения у Николая Шниткова за возможные откровения в этом рассказе, но искренне считаю, что это дань памяти моему другу, к сожалению, ушедшему от нас в бесконечность….

1972 г., март. Коля Шнитков очень любил жизнь

События происходили осенью, если память автору этого рассказа не изменяет, в 1974 году, на улице Артиллеристов №12, в городе Минске у общежития Белорусского педагогического института. Действующие лица – слушатели 3 курса 4 факультета Минского ВИЗРУ ПВО Николай Шнитков и Николай Чикин. Дружить эти два человека начали еще во времена поступления в училище в 1971 году: во-первых, волею судьбы попали в одну группу абитуриентов, во-вторых, располагались в одной палатке №17. А главное, Николай Шнитков сыграл решающую роль в жизни своего нового друга, убедив его остаться в училище, когда тот захотел после второго вступительного экзамена по математике остановить экзаменационный марафон и уйти в медицинский, благо вызов был у него на руках.

Подробности о тех, к кому пришли парни в гости, мы также можем опустить, но надо отметить – Николай Шнитков встречался со своей будущей супругой Еленой и он пришел к ней в гости. А вот друг его, Николай Чикин прибыл выполнить ответственное поручение своих товарищей по курсу и договориться со старостой учебной группы и комсоргом филологического факультета педагогического института об организации и проведении тематического огонька в канун большого праздника – Великой Октябрьской социалистической революции. Если кто-то забыл, когда она свершилась, так это было 7 ноября 1917 года.

Для понимания сути ответственного поручения, необходимо сделать некоторые пояснения. Оглядываясь назад в 70-е годы и сравнивая с нынешними временами, с уверенностью можно сказать, и автор этого рассказа берёт на себя такую смелость, что организация тематических огоньков слушателями Минского ВИЗРУ со студентами ВУЗов столицы БССР, была исключительно прекрасным изобретением молодёжи в погонах тех далёких лет. Огоньки под живую музыку вокально-инструментальных ансамблей училища напрямую позволяли просто, без предубеждений, общаться молодым людям с совершенно разными культурными стандартами и традициями в семьях, из которых они вышли и вести беседы по разным темам, будь-то литература, искусство, живопись, театр, хобби, в конце концов, по вопросам образования, жизненных установок и приоритетов. Да мало ли о чем могли поговорить и договориться молодые образованные люди в те времена.

Нельзя не сказать и о главном, вероятно, важнейшем предназначении проводимых огоньков для большинства слушателей училища. При ограниченном количестве увольняемых в выходные и праздничные дни, а это, в соответствии с уставом ВС СССР, происходило до 3 курса учебы включительно, предоставлялась возможность любому участвовавшему в огоньке слушателю с низкой успеваемостью и с далеко не прилежным поведением, покинуть казарму и окунуться в городскую жизнь. Чем большинство молодых парней нашего курса и пользовалось, ведь не за горами маячил выпуск и надо было обзаводиться семьёй…

Итак.…Воскресенье на исходе, время увольнения таяло на глазах, надо было возвращаться в родную казарму. Николай Чикин, договорившись со студентами о сроках подготовки и дате проведения огонька, в назначенное время стал ждать своего друга на скамейке. Но, когда он увидел Шниткова, вышедшего из общежития, у него случился маленький шок. То, что у Коли под глазами было два совершенно одинаковых синяка, это как-то всегда воспринималось естественно, мало ли что происходило у наших визровцев в увольнении, но вот нос у Николая превратился в большое разбухшее месиво. Многие товарищи и друзья Шниткова по 432 группе, надеюсь, помнят, его разбитый нос. У Чикина сразу созрел и был немедленно озвучен план наказания возможного обидчика своего друга. А вот друг как-то повёл себя очень странно, сказав, что всё нормально и никого не надо наказывать – сам виноват. Пока ехали в такси, всё прояснилось…

А теперь, мои дорогие друзья-однокурсники, вспоминайте одно из требований наших командиров – нельзя держать руки в карманах! Может это стандартное и не ахти, какое важное требование, рожденное нашими предшественниками командирами-начальниками. Но для многих в то далекое время казалось, что это требование – реакция на недвусмысленный и завуалированный вызов подчиненных против якобы необоснованных требований сержантов. Но, посудите сами, действительно, как можно воспринимать нормальной ситуацию, когда офицер или сержант отчитывает за проступок подчиненного, а тот держит руки в карманах. Сцену эту представить сложно, да и невозможно. Сейчас над толкованием этого требования можно вдоволь посмеяться всем нам, прошедшим долгий путь воинской службы. А ведь за годы службы, нам пришлось убедиться в необходимости выполнения данного требования всеми категориями военнослужащих, так как это диктовалось, ни много ни мало, целесообразностью обеспечения собственной безопасности и сохранения здоровья.

И вот, Коля Шнитков и его будущая супруга Елена, закончив прогулку по городскому скверу, возвращались в общежитие. Николай, засунув руки в карманы, стал подниматься по лестнице на этаж, где располагалась комната Лены… Ответьте, друзья, знаете ли ВЫ! в истории случаи, когда кто-либо, поскользнувшись, смог вынуть руки из карман. Я этих историй не знаю. Не знал и Николай. Поскользнувшись, не имея никакой возможно смягчить своё падение теми самыми руками, зажатыми в карманах, он всем своим телом рухнул на лестницу, а вот его нос «ласково» встретила одна из ступенек этой лестницы. Сцена, даже когда я описываю сейчас это падение, для меня жутковатая, потому что знаю на своем примере побитого носа и звук хруста переломанной переносицы, и нестерпимую боль, распространяющуюся от носа по всему телу. Николай выдержал удар, почёт ему и уважение за мужество.

Но его пример – другим наука. И эту распространенную фразу, надеюсь, уважаемый читатель, тоже надо помнить, как вспомнил и я, Николай Чикин, через много, много лет. Было это в Николаевском морском порту, где шла погрузка техники и изделий ПВО на корабль «Капитан Каминский» для Ливийской Джамахирии. Я спускался по трапу корабля, и, как Вы думаете, где были мои руки – правильно, в карманах брюк. Не знаю, сейчас можно придумать всякие версии, но тогда, искренне Вам говорю, я вспомнил Колю Шниткова. Это даже не мгновение, это невозможно по времени определить ту длительность воспоминания, но я успел одну руку вынуть, и, благодаря ней, падая вниз, я сумел зацепиться за поручень трапа. Набил я тогда много синяков, но, возможно, сохранил жизнь, ведь пришлось бы падать с высоты пятиэтажного дома, а это уже не ступенька общежития педагогического института.

Дорогие моему сердцу однокурсники – слушатели 4 факультета Минского ВИЗРУ ПВО выпускники 1976 года. Я решился написать о друге, в благодарность Николаю Шниткову, с уверенностью, что мы, посвятившие много своих драгоценных лет жизни воинской службе на благо крупнейшего государства мира – Советского Союза, достойны памяти в воспоминаниях своих друзей и товарищей по учебе и службе в Минском высшем инженерном зенитном ракетном училище ПВО страны.

Архангельский вояж

«Одно единственное событие может разбудить в нас совершенно неизвестного человека»

Антуан де Сент-Экзюпери

В память о Шаплыко Саше

Держу в руках старую фотографию с пометкой: 13 августа 1976 года, железнодорожный вокзал г. Архангельска. На ней автор этого рассказа и его добрый и милый товарищ по учебе в Минском ВИЗРУ ПВО Александр Шаплыко.

Эта фотография пролежала в моем альбоме почти сорок лет. Но только сейчас я поймал себя на мысли, что она произвела на меня очень странное впечатление, именно сейчас, перед предстоящей встречей в мае нынешнего года в Минске выпускников 1976 года Минского ВИЗРУ. Она как-то враз разделила мою жизнь на две эпохи: первую я, как и все мои однокурсники, уже прожил, а вторую предстоит прожить с воспоминаниями о прошедшем путешествии по имени жизнь и ушедшей безвозвратно молодости, а с ней страсти юного сердца и незрелости мечты.

…В тот день Саша провожал меня на поезд, который должен был доставить до станции Обозерская к месту моей новой службы в войсковой части 03312. Настроение было по погоде – солнечное, а в голове роились разные мысли, и одна беспокойнее другой. Но главное – предписание на руках, поэтому оставалось только сделать глубокий вдох и выдох, а потом пережить томительные минуты первых встреч с новыми незнакомыми людьми и неизвестным. Не сомневаюсь, всем или почти всем пришлось ощутить аналогичное.

1976 г., август. Архангельск. Вокзал. Мы тогда ещё не знали, что это наша последняя совместная фотография…

Этот рассказ я посвящаю Александру Шаплыко. Не буду утомлять читателя, откроюсь сразу – его участие в моей не простой ситуации сыграло решающую роль.

…Август 1976 года. г. Архангельск. Большинство молодых офицеров, получив на руки предписания, разъехалось к новому месту службы. Задержались в городе на день-два, видимо, лишь те, кто до конца не урегулировал свои «предпочтения в выборе места службы» и те, кто посчитал, что не все достопримечательности Архангельска осмотрены.

А летние теплые деньки северного города, раскинувшегося в дельте реки Северная Двина в 40 км от впадения в Белое море, располагали к тому, чтобы прогуляться не спеша по набережной, посмотреть на морские суда, готовящиеся к плаванию к далеким странам и континентам. Местные архангелогородцы, с кем удалось за это короткое, как лето в северных широтах, время нам познакомиться, с гордостью рассказали, что, если посчастливиться, можно увидеть многих знаменитых и узнаваемых в стране людей – певцов, артистов, актеров ведущих театров Москвы и Ленинграда. Они частенько наведывались в летние погожие деньки в Архангельск с сольными концертами, спектаклями, творческими вечерами. И мне с Александром удалось побывать на творческом вечере артиста Харитонова, сыгравшего главную роль в фильме «Иван Бровкин» и оставившего в наших блокнотах запись: «До новых встреч на экране».

А в один из дней нашей прогулки по деревянным мосткам города, к нашему столику в кафе подсел крепкого телосложения мужчина средних лет и низким почти сиплым голосом запросто так, пожелав приятного аппетита, попросил вместе пообедать и пообщаться. Этим человеком оказался герой Советского Союза летчик-испытатель Кокинаки. Тогда мы оба пожалели, что не стали летчиками, настолько интересно и захватывающе вёл беседу этот знаменитый человек.

Но как всегда бывает, настал момент, когда офицерам стало ясно, пришло время расставания. Детали подготовки вечера по понятным причинам нельзя вспомнить, но вот память до сих пор цепко держит ощущение истекания последних часов, после которых многим уже никогда в жизни не придется еще раз увидеться.

Прощальный вечер решили проводить в ресторане на втором этаже гостиницы «Двина». Собрали нужную сумму денег, заказали меню и стали готовиться к вечернему банкету. Совместно решили, что дополнительные заказы будут осуществляться мной – автором этого рассказа, соответственно, и оплата будет производиться из одних рук. Почему так решили, потому что на тот момент я не употреблял спиртные напитки, в т.ч. и пиво. Это было какой-то гарантией того, что нас не будут обманывать и обсчитывать. Не буду объяснять, почему не пил, могу только сказать – воспитывался в патриархальной семье, и кому надо было на курсе знать об этом, тот знал, всем об этом не расскажешь.

Вечер был в самом разгаре. Говорили тосты в стихах и прозе, клялись друг другу в вечной дружбе, пили, ели, танцевали, проявляя внимание и галантность к присутствующим женщинам, приглашая их на танец. Что можно добавить к перечислению того, что происходит на вечеринке. Ничего. Все тоже, что во все времена со всеми людьми происходит. Заказы на новые блюда и напитки сыпались как из короба, официантка с радостью исполняла все наши пожелания. Время подходило к завершению нашего банкета, и я попросил у официантки принести расчёт. Она принесла его, и он меня поразил количеством заказанных блюд и суммой, предложенной к оплате. Получалось, что мы прилично должны были поистратиться, в пределах 500 рублей. По моим записям и подсчетам выходила сумма на треть меньшая, о чем я и сказал официантке. Она улыбнулась изуверской улыбкой обиженной женщины и процедила сквозь зубы, что удалившись, сейчас же всё пересчитает. Через некоторое время она подошла ко мне и попросила перейти в холл.

А в холле стояли два милиционера – «старшой» в звании младшего лейтенанта и второй – огромного роста верзила с погонами сержанта. Я понял, в этом северном городе всё отработано до мелочей.

Девушка, прошмыгнув между нами, удалилась на кухню, а мне было заявлено, что я вел себя нетактично с работником ресторана, грубил, матерился. Одним словом, было предложено препроводить меня в участок и составить протокол. Я был так ошарашен всем услышанным, что не мог сообразить, со мной ли это происходит. Мои возражения не принимались, и тут на счастье подошел Саша Шаплыко. Он сразу оценил ситуацию и сказал почти дословно: «Ломать никого не будем! Мы офицеры и чтим уголовный кодекс». Кто знал Сашу, может приятно удивиться за его смелость, но я оторопел от неожиданной храбрости своего друга. Чтобы Шаплыко, всегда такой тихий и интеллигентный парень мог так разрядить обстановку, мне пришлось увидеть впервые. Милиционеры переглянулись, посмотрели сверху вниз на маленького ростом юношу с детским лицом, посмотрели и на меня, а затем закатились таким смехом, что сразу стало понятно, конфликт исчерпан. Смеялись и мы с Александром, вперемешку рассказывая милиционерам и о нашей вечеринке и о сути происшедшего. На том и разошлись. Сделав предложение милиционерам присоединиться к нашей компании и, получив отказ, мы пообещали, что будем вести себя прилежно и тихо, не скандалить и не буянить, а недоразумение с официанткой разрешим, как говориться, полюбовно.

Когда я вошел вновь в помещение ресторана, убедился – потерю бойца отряд не заметил. Музыканты надрывались, распевая шлягеры того времени ансамбля Криденс, а наши парни, забыв, что пришли в форме, лихо выплясывали на пятачке в центре ресторана. Недолго пришлось ждать и официантку. Сцена моей встречи с ней проходила не менее смешно и комично – при полном молчании обоих. Девушка понимала, что ее вызванный наряд милиции не выполнил ее заказ, а я понял, что на оставшиеся после перерасчета деньги надо сделать заказ на дополнительные блюда и спиртное.

Эпилог. Этот случай помог мне рассмотреть очень любопытную закономерность – самого главного глазами такое можно и не увидеть. Александр, будучи изрядно выпившим, и рисковавшим быстрее меня попасть в отделение милиции, почувствовал сердцем, что мне надо помочь. Но как? Это уже другой вопрос и здесь важна импровизация, на которую и решился наш отважный Мики.