Текст книги "Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга первая"

На 3 курсе нас лишили белых (чисто инженерных) погон, и мы несколько месяцев под различными предлогами не пришивали желтые (с буквой «К» -курсант). А на выпуске из Училища в знак протеста не одели синие значки, а прикрутили себе купленные самостоятельно белые. И многие так всю службу и проходили. Для гражданских читателей поясню. В 1971 году мы поступили в военный ВУЗ, приравненный к военной Академии, и мы назывались слушателями. Но произошла реформа, и нас приравняли к обычному военному ВУЗу. Как бы обманули. Позже я учился на ВАКе в инженерной академии (ВИРТА им. Говорова в Харькове) и почти ничего нового не узнал. Так что уровень МВИЗРУ был воистину АКАДЕМИЧЕСКИЙ (о командной Академии в Твери судить не берусь – ее окончили многие ребята из нашей группы)

1976 г., апрель. Строевой смотр. Начальник училища генерал– майор Куликов

Перед выпускным вечером меня вызвал начальник Училища генерал-майор Ю. Куликов и по-отечески поговорил. Оказывается я пересдал с «4» на «5» начертательную геометрию на 1 курсе, а это в военных вузах, в отличие от гражданских, – запрещено. Так, вместо красного диплома мне вручили синий. Наш отец-командир Юрий Дмитриевич в качестве «компенсации» за моральные страдания предоставил мне право выбора первого места службы.

Как потом выяснилось, к нему на прием пришли родители курсанта П. из 1 группы и возмутились, почему мне разрешили пересдать, а их сыну – нет. Я расстроился, но в дальнейшем цвет диплома никак не повлиял на мою службу.

Пока я был у Куликова, без 5-ти минут лейтенантов «прогнали» через огневую полосу препятствий и некоторые из них пришли на выпускной вечер с обожженными лицами. А я сохранил свое лицо чистым и убыл в большую жизнь – в ордена Ленина Московский округ ПВО.

26 июня 1976 г – последний день в училище. Вручение диплома и удостоверения офицера ВС СССР. Запомним своё место в строю группы, курса!

Вспоминают с улыбкой:

Дмитрий Кобецкой:

Летняя сессия 3-го курса. Мы немного поиграв в футбол, пришли в казарму. Всех не помню, но были Андрей Булыгин, Ганс, Володя Карелов. Я пошел мыться в умывальник. Развернул сосок крана вверх и полощусь, вроде как под душем. А в это время, под окнами казармы (со стороны спортгородка) проходил дежурный по училищу, подполковник Ш. с кафедры ТЭРЦ-Теория электрорадио цепей (в памяти и сейчас перед глазами). Кто-то в это время выкрикнул в его адрес не «лестные» высказывания. Я этого ничего не видел и не слышал. Моюсь абсолютно голый, а чтобы не так было холодно (вода всегда была только холодная) что-то напеваю. И вот в такой, почти «семейной» ситуации в умывальник врывается этот дежурный. Я принял положение «смирно», оставаясь под самодельным душем. Он возмущенно кричит, что-то типа «Ты кто?». Я ответил– «рядовой К.» Он хлопнул дверью, побегал по казарме и ушел. Вроде бы и все. А нет, он об этом рассказал Соколову, мол у тебя на курсе какой то сумасшедший, голым представляется дежурному по училищу. Вечером пришел Соколов, долго «пытал» меня, кто же обложил дежурного? Я действительно ничего не слышал и не видел. Тогда Сокол заставил меня написать объяснительную, что я не сумасшедший. Я написал..Он ее хранил до самого выпуска. Вообще он меня недолюбливал и половина суток «губы», которые я имел, на его совести. Ну, да ладно, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…

Игорь Певницкий:

Помнишь, мы в казарме перед присягой, маршируя на месте, разучивали песню «Родилась ты под знаменем алым в восемнадцатом грозном году…». Нас вечером перед присягой собрали в клубе. Громко звучала музыка, исполнялись песни ансамбля Александрова. Когда зазвучала песня «Родилась ты под знаменем алым…», зал её подхватил. Я, не умея и стесняясь петь, пел её в полный голос. Было ощущение предстоящего праздника, впервые я ощутил дух военного братского единения.

Вам, местным, было сложнее привыкать к новой жизни – рядом была старая привычная жизнь. Мне кажется, нам иногородним было легче формироваться и как офицерам, потому что мы давно порвали с домом и ностальгия нас после училища совсем не тревожила.

Твой отец мне представляется человеком с нежной душой, но из таких формируются строгие, справедливые и мужественные офицеры. Жалею, что не был знаком с ним лично.

Эти спортивные праздники я впоследствии называл «воскресное изнасилование».

Ты не закалился, потому что подсачковывал на зарядке и не мылся ядрено по пояс холодной водой.

Я иногда (не помню почему) писал боевые листки. У меня сохранился текст одного из них с коммунистическими призывами к качественной уборке.

Я стажировался в Эстонии на острове Саарема. Помнишь, шутку о написании диплома. Дипломник в тексте работы пишет: «Потому что этот диплом читать все равно никто не будет – трансформатор мотаю колючей проволокой…». Я в Журнале стажировки написал: «Так как этот журнал все равно читать никто не будет, сообщаю, что… числа мы ходили пить пиво». Перед отъездом (слово отъезд пишем с Ъ знаком) меня вызвал начальник штаба бригады полковник Айвазян. Показал журнал, посмеялся, но заставил это предложение закрасить черной тушью.

Владимир Белкин:

«Зимой 1971—1972 года в жизни нашего курса и группы произошли два крупных события, связанных с жизнью всей страны. На военный аэродром под Минском прилетал президент Франции Ж. Помпиду, его лично на аэродроме должен был встретить Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев. Охранять самолеты солдатам не доверили, сняли с занятий нашу группу и мы заступили в караул. Была холодная зима. Все сначала шло гладко. Ж. Помпиду прилетел, Ильич его встретил и они в составе огромной кавалькады убыли по своим государственным делам в Минск. Ночью солдат-водитель снегоочистительной машины заснул за рулем, и неуправляемая машина врезалась, как назло, во французский самолет. Что тут началось! КГБ, допросы, аэродром окружили милицейские патрули и никого не пускали и не выпускали. В результате мы остались без еды, так как не пустили и машину из Училища с завтраком, а потом с обедом, ужином, и опять завтраком… И так, пока не прилетел из Франции резервный самолет и караул не сняли.

Прекрасно помню, что по приезде в курсантской столовой голоднющий караул кормили вкуснейшими котлетами, не положенными по раскладке блюд».

Это был третий визит Жоржа Жана Раймона Помпиду в СССР, второй в качестве президента Франции. Ж. Помпиду летел на официальную встречу с Л.И.Брежневым, но самолет французской делегации – первый в мире пассажирский турбореактивный лайнер средней дальности Caravelle – приземлился на военном аэродроме в Мачулищах, недалеко от Минска.

Возможно, что посадка была совершена по причине плохой погоды: вся восточная часть Европы была засыпана снегом.

Та наша первая курсантская зима выдалась морозной, с ветрами и обильными снегопадами. Почти каждое утро мы вместо физзарядки лопатами и большими фанерными скребками расчищали закрепленные за учебными группами дороги и строевой плац, а после занятий и обеда, разморенные теплом казармы, курили в туалете или клевали носом сидя на табуретах – ложиться на кровать, тем более в обмундировании, было нельзя под страхом внеочередного наряда.

Перед построением на самоподготовку дневальный как всегда истошным в это время голосом (в казарме присутствовали все офицеры курса) вызвал командиров учебных групп в канцелярию. После недолгого совещания курс построили в казарме и отцы-командиры, придирчиво осмотрев нашего брата, отобрали по 3—4 человека с каждой группы. У нас выбор пал на крепких, высоких ростом ребят: широкий в груди, как ворота сельской усадьбы, днепропетровец Женя Ряполов, жестами и мимикой похожий на актера В. Басова москвич Саша Загорский – Загорыч, и девичьей стройности минчанин Сережа Кильчицкий.

Уже уходя на самоподготовку, мы увидели, как они примеряют на себя новую экипировку: шинели с черными солдатскими погонами на пару размеров больше родных, курсантских, и телогрейки под шинель – это такие короткие, до бедер, простеганные ватные куртки без воротника.

Несколько дней ребят не было ни на занятиях, ни ночью в казарме. Просочились слухи, что они что-то охраняют в специальном карауле.

Возвратившись в очередной раз в казарму, мы почуяли какое-то напряжение, курсовые офицеры были озадачены, из-за прикрытых дверей канцелярии доносились голоса непрерывных телефонных разговоров.

К вечеру вернулись наши «караульщики», уставшие, придавленные, голодные, с красными воспаленными глазами. На наши расспросы Женя односложно уклончиво отвечал, Сережа по большей части почему-то виновато отмалчивался, а Загорыч, жестикулируя длинными руками и поправляемый в деталях соучастниками, рассказал следующее.

Из наших курсантов на аэродроме в Мачулищах был сформирован караул по охране самолета президента Франции. Самого президента, естественно, никто из них не видел.

Вообще-то в училище была рота почетного караула. Она состояла из нескольких десятков курсантов одного курса, которые на протяжении 2 (или 3?) лет учебы выполняли обязанности линейных на проводимых в Минске военных парадах, встречали и провожали иностранные делегации, похороны усопших партийных и государственных деятелей. Не стоит говорить, что основная наука их состояла в умении выполнять разнообразные строевые приемы, ладно и четко отвечать на приветствия и ходить, почти танцевать строевым шагом. Естественно, что все это прививалось за счет учебного процесс и личного времени. И если во внеурочное время мы слышали четкую печать шагов на плацу и лающие звуки ответа «Здрав… жела…!» – значит кто-то опять к нам едет с визитом. Уже тогда я понимал, что это очень тяжкий, изматывающий физически и психологически труд. Особенно после того, как, будучи участником очередного парада, стоя в своей «коробке», увидал, как упал в обморок, не выдержав напряжения, стоящий рядом с нами линейный. В общем, мы им не завидовали, хотя один предмет их гардероба прикидывал мысленно на себе каждый курсант – индивидуально пошитые легчайшие хромовые сапоги.

Но вот караулить президентский самолет, по чьей-то прихоти было поручено именно нашему курсу.

На пост заступали по два часовых, вооруженных карабинами СКС, стояли по оба борта лайнера. Было холодно, непрерывно шел снег, который убирали машины-снегоочистители с турбиной и мощным, скошенным набок снегоотвальником.

То ли от усталости и однотонной работы, то ли от тепла кабины водитель снегоочистителя задремал за рулем, и многотонная махина медленно и неотвратимо въехала в одну из великолепных роллс-ройсовских турбин «Каравеллы», примяв крыло.

Сережа Кильчицкий стоял по другую сторону самолета, а вот его напарник, Андрей С., курсант 3 учебной группы, «принял огонь на себя». Вообще-то, часовому в его ситуации следовало кричать и стрелять сначала вверх, а потом – в нарушителя. Но мне и сейчас трудно представить себе замерзшего, растерянного 17-тилетнего паренька, стреляющего в ревущего железного монстра.

Набежали аэродромная обслуга, военные, гражданские, особисты, начались крики, бессмысленные команды, дознания, упреки.

К поврежденному самолету прибыли техники обслуживающего персонала, позже приехал командующий округа со свитой, гражданские инженеры с авиаремонтного завода. Все озабоченно рассматривали повреждения, прикидывая, как залатать порванный металл, командующий бушевал, приближенные к нему кляли последними словами нижестоящих офицеров служб, особисты выдавливали из накаленного воздуха злой умысел, но бедная «Каравелла» скорбно и по-французски гордо продолжала зиять своими дырами.

Неизвестно, сколько бы продолжался этот разбор, но к самолету подкатил автомобиль, из него вышел Петр Миронович Машеров, первый секретарь ЦК компартии Белоруссии, на несколько минут задержался у поврежденного крыла, что-то сказал рядом стоящим военным, в сердцах плюнул на вымороженную бетонную полосу и уехал.

Подъехал тягач, подцепил поверженный аэроплан и бодро потащил его в неизвестном направлении.

Андрея С. и Кильчицкого еще долго таскали по разным кабинетам, а на нашего командира взвода капитана Лещенко, добросовестного, умного офицера, легло обвинение: не научил!

Владимир Казаков:

Володя, привет! В твоих курсантских мемуарах обнаружил нестыковки. Помпиду прилетал в январе 1973. Мы уже были на 2-м курсе. А вот взрыв футлярного цеха радиозавода произошел в марте 1972, сразу после празднования 8 марта.

Евгений Россолай:

Прочитав рецензии на статью о рождении МВИЗРУ, у меня нахлынули приятные воспоминания о некоторых моментах моей учебы в училище с 1969по 1974год. На наш период учебы выпали все изменения которые происходили в Армии. Со второго курса изменилась форма одежды. Поменяли погоны, но мы до самого выпуска умудрялись носить белые без буквы. Ввели звание прапорщика и первые встречи воспринимались как генеральские. Значки мы уже получали синие, хотя действительно все носили белые. После нашего выпуска, последние курсы перешли на котловое довольствие. Реформа шла у нас по пятам. Помнится эпизод из жизни, когда в училище было модно организовывать Огоньки с приглашением женского контингента училищ Минска. После нашего курса Огоньки запретили. Мы организовали со спиртным. И возле памятника павшим не хватает одной синий елки. Тоже наше деяние, о котором сожалеем до сих пор. Елку подарили преподавателю за оценку на зачете. Помнится в нашей группе изготовили гербовую печать училища и всем выписывали увольнительные. На последних синих листах тетрадей печатали билеты в кино и ходили. Никто не замечал. Это то, что вспомнилось отличное от обыденных дней. Если это кому то будет интересно, я рад. подполковник Россолай Евгений.

Александр Мамонов:

Когда-то, очень давно, в 71-м или 72-м году того века, мне, слушателю Минского ВИЗРУ, довелось заниматься укладыванием изуродованных тел женщин и девушек в подготовленные не то ящики, не то гробы… Страшно было… Кто-то посчитал, что военные курсанты сильно психологически стойкие и для них это – обыденное дело… Это был завод «Футляр» обьединения «Горизонт»… наша советская гордость!… Допишу чуть позже, а то сорвётся…

Продолжу… Мы тогда неделю не то, что спать, мы на белый свет смотреть не могли…

…мы ведь были тогда мальчиками… Мы, вот посмотри, в моих альбомчиках, редёнками были! … это я сегодня – красивый и круто самостоятельный… а кто я был тогда?… просто младшим сержантиком… меня уважали и признавали мои друзья, но, как сейчас говорят, я не был в СТАТУСЕ… То было иное время… Ну, да ладно… потом…

Кузуб Юрий Андреевич, вып. 4 фак. АСУ МВИЗРУ 1980 г.:

Володя, спасибо за доброе слово о моём отце. Мой отец, Кузуб Андрей Корнеевич, 1922 г. рождения, украинец, воевал в 16 Литовской дивизии с 1943 года. Начинал с должности командира роты. Закончил ВОВ в Клайпеде начальником штаба полка. Окончил военную службу в МВИЗРУ в 1975 г. Проживал в г. Минске с 1955 года по 2012 г. Дружил с тремя братьми Юргайтисами, Героями Советского Союза, из Литвы. Кафедра тактики.

Сергей Литвинов:

В целом очень хорошо, правдиво и жизненно..

Я бы еще от себя прибавил курсантские шутки над младшими курсами – типа принести наряду гири к спортзалу – для соревнований, или собрать прикроватные тапочки и отнести к санчасти – якобы ля дезинфекции…

Погоны стали желтыми в 1980 году осенью… А вот приставку лейтенант – инженер убрали в 84 году перед самым нашим выпуском… В личном деле уже все было проштамповано – лейтенант-инженер.. А по выпуску этого лишили.

Иван Степанов (псевдоним):

Уважаемый Владимир Борисович! В очередной раз с большим интересом и удовольствием прочитал Ваш рассказ о МВИЗРУ ПВО и Вашем курсе. Несомненно, у Вас литературное призвание – поэтому мне кажется, что если Вы полностью посвятите себя литературному труду, то добьетесь на этом поприще многого. Вместе с тем, учитывая, что произведение «У цели – курсантские годы» не столько чисто литературная интерпретация определенного этапа Вашей жизни, а скорее автобиографическое (можно уже сказать – «историческое») описание реальных событий, осмелюсь высказать ряд моментов (дурная привычка бывшего «армейского бюрократа»), которые уточняют отдельные факты, которые Вы приводите.

Первое. Минское высшее инженерное зенитное ракетное училище противовоздушной обороны (МВИЗРУ ПВО), а не Войск ПВО.

Второе. Каптеров-солдат (по крайней мере у нас, курсантов набора 1973 года) ввели только в 1975—76 гг. вместе с заместителями начальника курса по хозяйственной работе-прапорщиками (но только на 1—3 курсах, это касается прапорщиков). До этого обязанности каптеров исполняли сами курсанты.

Третье. С 1974 года котлеты стали неизменным блюдом в рационе, но почему-то их давали только с гарниром из перловой каши (очень редко с гречкой, к которой, как правило, прилагалось порционное тушенное мясо). И маленькая ремарка – почему-то у меня (и не только) остались исключительно хорошие воспоминания о РЫБЕ, которая подавалась с картофельным пюре. Жаренный хек, пюре, кусочек масла и овощная закуска (обычно капуста) – делали ужин (а ее давали только вечером) «праздником живота». Особенно, когда в субботу курс уходил в увольнение и можно было с аппетитом «разговеться» на нескольких порциях.

Четвертое. На кафедрах, где преподавали гражданские преподаватели и руководителем назначался тоже гражданский педагог, должность была не «начальник», а «заведующий» кафедрой. Евгений Иванович Гурский – был исключительно душевным и, главное, порядочным человеком: его экзамены по аналитической геометрии до сих пор помню, особенно то, что его точность в оценке знаний курсантов была почти «стопроцентная», причем весь экзамен не занимал у него более 3—4 минут на обучающегося.

Пятое. В период 1973—78 гг. Б. Кобецкой исполнял обязанности врача-терапевта в поликлинике, которой руководил В.М.Хуртин. Потом он перевелся, говорят куда-то то ли на Север, то ли на Дальний Восток. Сколько я потом не приезжал в МВИЗРУ ПВО его больше не видел.

Шестое. Погоны оставались до конца «инженерного» периода МВИЗРУ ПВО «белыми», но с желтыми буквами «К» (вначале металлическими, а потом – пластмассовыми).

Седьмое. И несколько дополнений и личных воспоминаний в духе Вашего повествования и ряда отзывов на него.

Светлой памяти А. Шаплыко к 1978 году (служа старшим инженером кабины боевого управления АСУ «В-2» в Оленегорске) стал «матерым» офицером: его «сугубо гражданский флер» был полностью исключен: для нас, курсантов 5 курса, он был примером как в офицерской повседневной жизни, так и непосредственно в профессиональной деятельности – классный был специалист.

Хотелось бы добавить в список выпускников, которые стали учеными кандидата технических наук, доцента, заместителя начальника высшего учебного заведения МО РФ Шунто Виктора Николаевича.

И в заключение по поводу информации подполковника Е. Россолея: делать печать МВИЗРУ ПВО (тогда МВИРТУ ПВО) очень накладно, да и опасно. Мы упростили процесс: увольнительные записки заполнялись черными чернилами (главное перед заправкой ручку промыть, если до того там были других цветов чернила), затем, когда дежурный по курсу их собрал после увольнения – они бесследно исчезали до завтрака, на котором их окунали в горячий чай и тут-же приклеивали к чайнику, чтобы высохли – печати и росписи оставались, Ф.И.О. и другая непостоянная информация бесследно исчезала за три-четыре минуты. Оставалось только пройтись по «чистым» запискам утюгом и они были как новые. Даже иногда Е.В.Хлюпнев просил дать ему этот продукт нашего «ной хау», т.е. курсантского творчества.

А как-бы итожа сказанное выше добавлю – МВИЗРУ ПВО есть уникальное событие в советском военном образовании (к сожалению, в российский или белорусский период этог7о сказать нельзя). Такого гармоничного сочетания фундаментальности и прикладной направленности в подготовке инженеров, полного единения обучающихся и преподавателей, командования – я не встречал нигде! А поверьте – с 1988 года в системе управления военным образованием Минобороны – говорю со знанием вопроса, а не толко потому что этот вуз заканчивал.

С глубоким уважением, почитатель Вашего творчества,

Иван Степанов (псевдоним).

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Сегодня все мои одногруппники на пенсии, пятеро умерли, один погиб. Все достойно отслужили в Советской, а затем в Российской армии. Все стали старшими офицерами, грамотными командирами и инженерами. Командовали полками и подразделениями Войск Противовоздушной обороны страны. Среди нас два кандидата наук. Готовлю рассказ о службе, дружбе и жизни всех ребят нашей группы после выпуска из Училища.

СЧАСТЬЯ И ЗДОРОВЬЯ, МОИ ДОРОГИЕ ОДНОКУРСНИКИ и ВСЕ ВЫПУСКНИКИ Минского ВИЗРУ!

В день 60-летия родного Училища. Мы снова вместе. 3 мая 2013 г.