Текст книги "На затонувшем корабле"

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА

Около шести вечера Антон Адамович уже был у дверей своего дома. Он нервничал, торопился, но выходило хуже: пришлось долго царапать ключом медный замок. Нащупать скважину удалось не сразу. Немало горячих слов досталось мастерам замочного цеха. Наконец ключ заскрипел, и замок щёлкнул. В прихожей Антон Адамович снял ботинки и надел мягкие туфли.

«Мильды нет дома», – подумал он.

Обычно жена с нетерпением ждала его, встречала на пороге. Нет, он ошибся. Сжавшись в комочек, она лежала на диване. Бросился в глаза её старый, потрёпанный чемодан, стоявший посередине комнаты, шкаф с выдвинутыми пустыми ящиками.

«Моя супруга что-то задумала, – насторожился Антон Адамович. – Ну что ж, посмотрим».

Он подсел к Мильде, обнял её.

Столовая ещё хранила следы ночного погрома, хотя Миколас после ухода Арсеньева кое-как смел в угол осколки посуды, разломанные стулья, искалеченные фикусы.

Жена не пошевелила пальцем, чтобы навести в комнате порядок. Это тоже отметил про себя Антон Адамович.

Мильда молчала и смотрела в сторону, губы её вздрагивали. Она казалась холодной и чужой.

– Ну, жёнушка, – весело начал Антон Адамович, – можешь меня поздравить! Все прошло удачно. Ты здорово помогла мне и честно заработала свою половину. Завтра я…

– Завтра утренним поездом я уезжаю домой, – перебила Мильда срывающимся голосом. – Мне надоели твои подлые выдумки. Я… я презираю тебя! – она отбросила его руку. – Как я могла решиться вести себя, словно продажная девка! Обмануть честного, хорошего человека…

«Хорошо, что она не знает всего, – мелькнуло в голове Антона Адамовича. – Вот и надейся на верную жену. Нет, так просто не расстанешься со мной, голубушка».

– Ты не поедешь, – вяло, безразлично произнёс он, медленно вставая с дивана. – Не поедешь, – повторил он уже с угрозой.

– Я уже взяла билет! – Мильда вскочила тоже.

Встретив холодный взгляд Медониса, она попятилась. Никогда Мильда не видела таких глаз.

– Чего ты хочешь? – Она подняла руки, словно защищаясь от удара.

Но Медонис опомнился, его глаза потухли.

– Хочешь ехать домой, пожалуйста, – тихо сказал он, – держать не стану. Но не забудь: от меня ты сама отказалась. Ах, как коротка память у женщин! – притворно вздохнул он. – Клятвы в любви до гроба – и вдруг… Вспомни, бог соединил нас.

У Мильды подкосились ноги и бешено заколотилось сердце.

– Я не могу остаться. Человек, который любит, не может поступать так, как ты.

– Не можешь остаться?.. – Медонис решил припугнуть Мильду. – Но ты не учла одного. Кража чертежей из портфеля военного человека, соучастие в краже, – поправился он. – В уголовном кодексе есть очень умная статья, она утверждает…

– Кража? Какая кража? – Сердце Мильды остановилось, ей стало душно. – Значит, у старшего лейтенанта похитили чертежи? Не может быть! Неужели ты способен и на это?

– Держи язык за зубами, девка, – процедил Антон Адамович. – Если хочешь жить, никому ни слова.

– Боже мой! Антанас, что ты говоришь? – Ноздри Мильды побелели. – Ты вернёшь чертежи старшему лейтенанту! – сказала она твёрдо. – Тогда я буду молчать.

– Арсеньеву ничего не будет, – буркнул Медонис, – я все уладил. Чертежи у него.

– Хорошо. Но тебе скажу прямо: все, что ты задумал, подло… Все, все! И как я сразу не поняла! Искать чьи-то драгоценности!.. Ты меня уверил, что это спорт. Я поверила, меня привлекало необычайное, экзотика: затонувший корабль, сокровища под водой… – быстро-быстро говорила она. – Но если это правда, зачем понадобились тайные подвиги? Ты мешаешь людям, выполняющим большое дело. Никто не запретил бы тебе обследовать корабль. Наоборот, все были бы довольны. Ты мог бы помочь им, а ты… ты пошёл на преступление. Ради чего? Эх, Антанас, Антанас! – Мильда заплакала. – Понятно, когда враг, – она задохнулась, – когда враг… Он ненавидит нас, все наше ненавидит, а ты, ты из-за денег на все идёшь!

– Довольно, бывшая комсомолка, – с презрением оборвал Медонис. – Жаль, что я не знал твоих способностей раньше. С детства не выношу проповедей с любой кафедры. Я ухожу на «Меркурий». Осталась одна несложная операция. Надеюсь, я провожу тебя завтра…

Мильда слышала, как он возился в прихожей с ботинками, как хлопнула дверь и скрипнули деревянные ступени.

У крыльца Медониса остановил Карл Дучке. Это было неожиданно.

– Ты не оставил адреса, – бросился он с упрёками. – Я жду целые сутки. Я пошёл за спичками, и ты в это время… Срочное приказание шефа. – Дучке стучал зубами от холода, пытаясь раскурить огрызок сигары.

Антон Адамович поёжился – ещё одно препятствие. Он совсем забыл про «Серую руку». Но сейчас ему наплевать на все. Он твёрдо верил в исполнение своих планов: Арсеньев задержит подъем корабля, и после того, как дядюшкин ящичек будет в руках Фрикке, «Шустрый» возьмёт курс на Швецию.

– Ты должен на своём буксире отвезти меня в порт. Я хочу много рассказать. О-о!.. Ты не заметил ничего странного у себя дома? Нет, ну, конечно, о-о!..

– Отвезу, не беспокойся, – заверил Антон Адамович. Он решил со всем соглашаться. – Мне надо на корабль срочно. Через час жди на причале, и тогда – прямо в Северный порт.

– Приготовь мне кофе, покрепче, погорячее, слышишь? – едва шевелил языком Дучке. – Кофе и коньяк… Ждать ещё час! Проклятый ветер! Цум Тейфель! Я буду счастливчиком, если не получу воспаления лёгких.

* * *

«Они хотят наложить лапу на моё добро. – Медонис вдруг пришёл в бешенство. – Не выйдет! Ходит по пятам, толчётся рядом. А что, если?.. – И он сразу остановился. – Да, так и сделаю. Анонимный доносик куда надо. Обезврежу их, а потом лови меня!»

Медонис вошёл в ближайшее отделение связи, купил конверт и на листке из записной книжки написал несколько строк.

Запечатав письмо, он бодро пошёл к почтовому ящику и без колебаний опустил его.

С высоты шести палуб смотрел Василий Фёдорович на маленький буксир, прижавшийся к борту. Густой чёрный дым валил из трубы. Ветер подхватывал его и расстилал над морем.

«Не ошиблись ветродуи», – размышлял Фитилёв, поглядывая на клубившийся у самой воды бархатный дым.

Густо морщилось беспокойными волнами море. Из-за горизонта тяжело наплывали чёрные тучи. Темнело. Огромный воздушный вихрь медленно двигался на восток. О его приближении радиостанции предупреждали тревожными метеосводками. В портах на мачтах поднимались грозные сигналы. Шторм.

Василий Фёдорович был очень озадачен делами на корабле. Да и шторм изрядно его беспокоил. И откуда он взялся, проклятый! Стояла превосходная погода – и вот на тебе! Фитилёв был уверен в одном: «Если утром корабль не будет готов к буксировке, неприятностей не оберёшься! И Серёга что-то мудрит».

Фитилёва встревожил их недавний разговор.

«Поставить корабль в исходное положение. Покривил душой Серёга, а зачем – ума не приложу!»

С того недавнего времени многое изменилось. Обнаружили мазут в топливных цистернах, Арсеньев сам надел водолазный костюм и сейчас осматривал подводную часть корабля. Фитилёва радовала дружная работа команды. Он видел, что все горели желанием поднять корабль. Сколько изобретательности, смётки проявили люди! Холодный искусственный мазут загустел, как дёготь, и помпа плохо брала его. По подсчётам, не откачать мазут до утра и от крена не избавиться. Подъем корабля был опять под угрозой. И тут моторист Бортников предложил попробовать корабельные насосы. Вместо пара подвели сжатый воздух. Наладчикам пришлось повозиться, но когда насосы заработали, всем стало ясно: победа! Василий Фёдорович с теплотой вспомнил про Бортникова: «Мой ведь воспитанник…»

– Товарищ командир! – подбежал к Фитилёву рассыльный. – Старший лейтенант Арсеньев просит вас к телефону.

К девяти часам вечера небо почернело. Могучий западный ветер все гнал и гнал грозовые тучи.

Удерживаемый якорной цепью, «Меркурий» медленно описывал огромную дугу. Ярко освещённый огнями, он всплыл почти целиком. Стоящий рядом буксир «Шустрый» казался игрушкой: его мачты едва достигали главной палубы великана. А вокруг судна – непроглядная темнота: у фонаря всегда темнее.

Грохотали мотопомпы, выбрасывая воду. Корабль сидел ровнее, крен заметно уменьшился.

* * *

В капитанской каюте буксира «Шустрый» Миколас Кейрялис подробно рассказал Антону Адамовичу о всех событиях.

– Не выгорело наше дело! – заканчивая, вздохнул Миколас. – Всплывает корабль. Гляди-ка, гражданин начальник, словно крепость какая, и крен меньше. Хе-хе! Видать, не испугался вас старший лейтенант. Матросики хвалят его, говорят: с мазутом он справился, сам пошёл пробоину искать.

– Это я им содрал пластырь. И не то ещё сделаю! – буркнул Медонис.

По правде говоря, он ещё не знал, что именно сделает. И вдруг перед глазами возникла авиабомба у кормы лайнера, впившаяся в песок.

– Не мучайте себя понапрасну, гражданин начальник. Пустое дело! В третьем классе, где ваша каюта, воды ниже чем по пояс, сам смотрел, – говорил Миколас. – Пластырь положат – и через час все будет сухо. А там буксиры в порт корабль потянут…

– В порт не потянут. В моих руках остался главный козырь, – медленно произнёс Медонис.

– Теперь, гражданин начальник, никакими козырями не поможешь, – решительно возразил Миколас. И удивился: на лице Антона Адамовича играла улыбка.

– Мой козырь – неразорвавшаяся авиабомба. – Медонис вдруг ударил кулаком о стол. – Понял? Торчит в песке недалеко от кормы… Сейчас я… – Он схватил блокнот и стал быстро черкать в нем шариковой ручкой. – Длина одной смычки, якорь-цепи, – бормотал он, сопя от напряжения, – двадцать пять метров. На брашпиле сейчас две смычки. Расстояние до бомбы было около половины длины судна, значит, – повысил он голос, – надо потравить якорную цепь, удлинить её на две смычки. Корабль навалится на бомбу – и тогда…

Миколас Кейрялис порывисто поднялся на ноги и с ужасом смотрел на Медониса. Его ржавые брови поднялись кверху.

– Ты хочешь взорвать корабль, погубить людей? – пятясь, спрашивал он. – На нем же две сотни матросов… Нет, гражданин начальник, я в таком деле помогать не стану!

– Дурак, этой ночью у нас будут деньги. – Антон Адамович зло посмотрел на морщинистое лицо Кейрялиса. – Матросы тебя своим считают. Потрави канат, всего две смычки, слышишь? Безопасно. Ты не мог знать про авиабомбу. Они не подберут статьи, даже если поймают за руку. Её нет в уголовном кодексе. Суд не сможет предъявить обвинение. А потом я, как помощник капитана порта, скажу. Если ветер поднялся, якорную цепь обязательно надо потравить. Значит, и с этой стороны удивительного ничего нет, коли цепь стала длиннее. Это я к тому говорю, если расследование будет. Понял? Ну как?

– Нет, гражданин начальник, я на «мокрое дело» не пойду. Пусть, если надо, водолазы цепь травят. Бог с ними, с деньгами, не согласен я топить корабль с народом.

Кейрялис решительно нахлобучил кепку на голову.

– Каторжник проклятый! – бешено закричал Медонис. – Деньги ведь… Половину тебе отдам. Видать, ты дурак полный. Мразь!

– Нет, гражданин начальник, я не мразь, – ответил Кейрялис. – Я Родину защищал от немцев. Вот смотри, – он быстро завернул подол рубахи, – на раны смотри, видишь, кровь проливал. Воровством занимался – виновен. За это в тюрьме сидел. А ты за деньги сгубить невинных людей хочешь. Выходит, гражданин начальник, не я, а ты мразь!

– Мели, мели, – глотнув слюну, пробормотал Медонис. – Не часто удаётся послушать философствующего каторжника. – Антон Адамович осклабился. – Ты уже виноват перед судом. Выкрал чертёж из портфеля старшего лейтенанта. Забыл? Смотри, если я донесу…

– И надо же, польстился на лёгкие деньги. Слабый я человек, выпить люблю, – неторопливо продолжал Миколас. – Если что плохо положено, украсть могу. Хозяева виноваты, что добро не берегут… А людей убивать не согласен. На донос твой плевал! Мою дружбу кулаком не завоюешь. Счастливо оставаться! – Миколас взялся за ручку двери.

– Нет, погоди. Сначала я хочу поблагодарить. – Медонис быстро сунул руку в карман пиджака. – Ты ведь работал и должен получить, что причитается.

Выстрел растворился в грохоте мотопомп и в шуме льющейся потоками воды.

* * *

Медонис, задрав голову, с тоской разглядывал высокий борт всплывшего лайнера. Крен у него ещё оставался, и поэтому верёвочный трап, не прилегая к стенке, болтался в воздухе. Пересилив страх, Медонис взобрался на палубу, постоял, осмотрелся. Здесь только одна мотопомпа. Вахтенный моторист, склонив голову набок, прислушивался к шуму мотора. Людей наверху было немного. Борьба за корабль развернулась на нижних палубах. Там грохотали моторы, хрипели донки, перекликались человеческие голоса. Люди напрягали последние усилия. Мощный, глухой шум доносился из железного чрева, палуба содрогалась.

«Я должен взорвать эту развалину, – сказал себе Антон Адамович, – другого не дано. Тогда я господин. Только бы удался взрыв! Черт, корабль будто вулкан перед извержением. Под ногами – ад. Эх, дурак я! Сколько времени готовился, а удобный момент пропустил! Вот и ходи трави канаты».

Он сделал несколько шагов. Кормовая палуба была ярко освещена. У двух воздушных помп – качальщики. Доносилось мерное перестукивание поршней. Мичманы Коротков и Снегирёв следили за сигналами водолазов. Все заняты, никто не обращал внимания на Медониса. Но он твёрдо знал правило: осторожность и ещё раз осторожность!

Медонис вернулся к тарахтящей мотопомпе и тронул матроса за рукав.

– Товарищ, – громко, чтобы перекрыть шум, крикнул он, – одолжи обтирки, обтирки, поиздержались мы на «Шустром», клочка не найдёшь.

Моторист молча достал из ящика пучок ветоши и подал Антону Адамовичу. Крышка ящика упала, но звука слышно не было.

– А что, товарищ матрос, выровняем крен, как думаешь? – кричал Медонис. – Мне бы в порт сходить. За водой для котлов… Да не знаю, как быть.

– Выровним, немного осталось, – уверенно ответил матрос. – Батя сказал, к восьми утра поставим к стенке корабль. Раз батя сказал – значит, так и будет.

– У стенки поставим, – повторил Медонис. – Да ну?! А хорошо бы! Спасибо за обтирку, товарищ!

Медонис решил ещё раз попытаться проникнуть в каюту. Но ему опять не повезло: на второй палубе матросы спускали по трапу бочки с бензином. Пришлось вернуться. Осталось взорвать корабль. Другого выхода не было.

Медонис незаметно перебрался на тёмный противоположный борт: здесь огней не зажигали. Как привидение, проскочил по длинному проходу и оказался на носовой палубе. За месяц он изучил затонувший корабль. У лобовой надстройки, под крышей из толя, работал мощный компрессор на широких колёсах. От него поступал воздух к топливным насосам, качавшим мазут.

Под лампочкой дежурный моторист читал газету. Он даже не поднял головы, когда Антон Адамович прошёл мимо.

«Удачно, весьма удачно! – радовался Медонис, пробираясь между брёвнами и досками, резиновыми проводами и шлангами. – Такой грохот, никто не услышит, когда пойдёт якорная цепь. Дурак Миколас, отказался. Пустяковое дело».

На носу корабля темно. Порывы ветра забивали дыхание. Антон Адамович схватился за фуражку. Одинокий якорный фонарь чуть-чуть освещал исполинский брашпиль. Фонарь раскачивался на ветру, чёрная тень от брашпиля колебалась. Медонис перегнулся через фальшборт – посмотрел, туго ли натянута якорная цепь. Да, туго, она скрежетала в клюзе. Ветер все-таки сорвал фуражку и унёс в море.

Медонис заметил, что нос судна смотрел на маяк, а совсем недавно маяк был по правому борту. Ветер изменил направление, Антон Адамович ещё раз оглянулся по сторонам. Все было по-прежнему спокойно. Маленьким фонариком-авторучкой он осветил маховики и зубчатые колёса брашпиля. Вот звенья якорной цепи, каждый метр весил немало. Круглый «пятачок» света нашёл стопор. Пришлось-таки повозиться с тугой рукояткой. С бьющимся сердцем вслушивался Антон Адамович в глухое рокотание железной цепи. В клюз проходит одна скоба, другая… Довольно! – Медонис застопорил.

Зловещая тень опасности накрыла корабль.

На две смычки удлинилась цепь. На пятьдесят метров отошёл корабль от прежнего места. Антон Адамович не стал задерживаться у брашпиля. Он поспешно перебрался на кормовую палубу к штормтрапу и, стремясь сохранить безразличное выражение лица, закурил. Ноги у него дрожали.

«На этом ветру, – кружились в голове беспорядочные мысли, – корабль скоро опишет свою последнюю дугу… Но где он сейчас? Далеко ли от бомбы? – Медонис судорожно затянулся. – Взрыв может быть через минуту и через полчаса. Скорей на буксир!»

Но какая-то сила удерживала Медониса на палубе. Он посмотрел на небо. Оно было тёмное, нигде ни одной звезды.

«Сколько времени будет тонуть корабль после взрыва? – спросил он себя. Пальцы его нервно теребили обтирку, он все ещё держал её в руках. – Немного. Если слетят большие пластыри, не успеешь сосчитать до ста. Вряд ли сумеют спастись матросы и все, кто внутри. – Он вспомнил тёмные скользкие коридоры, провалы вместо лестниц и хищно усмехнулся. – А, черт возьми, пусть гниют их кости!»

Вспомнились события сегодняшнего дня: убитый Миколас, разгневанная Мильда, пришёл на ум Ницше…

«Ницше поистине велик, – размышлял Медонис. Мысли разрывались на куски, и трудно было вновь соединить их. – Он разрешил сверхчеловеку любое преступление. Я сверхчеловек, господин среди стада. Мне позволено все! Я должен был уничтожить глупого литовца – и сделал это. Подождите, – грозил он кому-то в темноту, – Ницше ещё покажет себя! Дурак Арсеньев! Недаром наши философы прославляют Ницше. Они стараются уверить, будто не на его дровах Гитлер заварил кровавую кашу».

Антону Адамовичу почудился хрипловатый смех, словно клёкот птицы. «Старший механик!» Испытывая тошнотный страх, он обернулся. На палубе никого не было. Последние дни механик Пятрас Весулас все чаще и чаще смущал его. «Одноглазый мерзавец! Он следит за мной. Что ему надо?»

Красные отсветы скользили по судну. Маяк без устали открывал и закрывал свой глаз. Это тоже нервировало Антона Адамовича.

– Товарищ Медонис! – позвал чей-то голос.

Антон Адамович круто обернулся. Возле него каланчой высился замполит судоподъёмной группы Рукавишников.

– Вы без фуражки? Я, признаться, сначала не узнал!

– Унесло ветром, – объяснил Медонис. – Вторую за месяц. Жертвы морскому богу.

А ветер крепчал. По морю непрерывно катились волны, наседали на борт и чуть-чуть колыхали тяжёлое тело корабля. Балтика, наполненная до краёв западным ветром, бурлила и волновалась.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ИСТИНА ВСЕГДА ИСТИНА

К длинному свайному причалу из толстых струганых досок прилепились рыболовные тральщики. Они стояли парами, словно влюблённые, слегка покачивая тонкими мачтами.

Вахтенный матрос с задумчивым видом сидел на люке. Из радиорубки доносились звуки вальса. На пирсе рыбозавода рабочие выгружали с деревянного сейнера свежий улов и с грохотом закатывали на борт пустые бочки. Одежда людей была густо покрыта блестящими чешуйками.

Механик Пятрас Весулас, скрытый круглой башенкой с надписью «Высокое напряжение», молча наблюдал за маневрированием буксира «Шустрый». Лопасти винта взбудоражили воду, она вскипала тысячами мелких воздушных пузырьков.

Медонис, как всегда, чувствовал себя на мостике неспокойно. Он бегал от одного борта к другому, несколько раз переставлял с места на место ручку телеграфа.

– Посвистайте, посвистайте! – раздался его тревожный возглас.

Буксир тонкоголосо вскрикнул три раза и задним ходом отошёл от стенки. Взбаламученная винтом вода быстро успокоилась. Небольшие волны, забредавшие в порт, сбивали у причала древесную кашицу и рыхлую грязную пену.

Буксир миновал сигнальный пост, выкрашенный белой краской. На мачте висел чёрный треугольник вершиной вверх. Капитан порта предупреждал моряков: «Ожидается шторм от северо-запада».

Проводив взглядом широкий корпус пароходика, шмыгнувшего за огромные каменные глыбы мола, одноглазый механик направился в город. Вдоль причала разрослись молодые яблони, посаженные работниками порта. Сразу за воротами начиналась улица с огромными липами, каштанами, вязами. Липы ещё цвели, на каштанах появились колючие колобки. Возле каждого дома зеленели деревья и пестрели цветники.

Весулас медленно шагал по дороге. «Её зовут Мильда, – размышлял он. – Вот Мильда и поможет мне опознать негодяя. Да, это он! Я уверен. Наглый взгляд, надменность, а главное – голос. Литовский язык ничего не значит. И тот ведь прекрасно говорил».

Пятрас Весулас… В домике лесничего на косе Курш-Нерунг солдаты обнаружили окровавленное тело, в нем ещё теплилась жизнь. Пятрас Весулас очнулся в лазарете.

Как он выжил, было загадкой для врачей. Железное здоровье, воля к жизни.

Упорство Пятраса Весуласа не знало предела. Когда он выздоровел, все поглотила мысль: найти, отомстить!.. Бывает же так: решил человек, ожесточился, и даже время не смягчает его.

Весулас не спал по ночам, вспоминая смерть товарища. Но кому он должен отомстить? Где отыскать подлеца, поднявшего руку на своих спасителей?

Проходили годы, но он не забывал грозных событий той ночи. В схватке Пятрас Весулас лишился левого глаза. Перебирая в памяти подробности, он старался мысленно воссоздать облик убийцы. Проклятый эсэсовец, кажется, он был выше среднего роста, худощав. Блондин с правильными чертами лица. Но разве по таким признакам найдёшь человека?! Ни одной, хотя бы самой незначительной чёрточки, но присущей только ему, не зацепилось в сознании.

Когда Весулас увидел впервые Медониса – нового капитана, зрачок его единственного глаза расширился. Охваченный смутными подозрениями, он долго не мог заснуть. Поднявшись утром с постели, невыспавшийся, Пятрас не знал, что предпринять. Слишком невероятной была мысль: капитан Антанас Медонис – убийца на косе Курш-Нерунг. Бывает же сходство!.. Ну и что же? И все-таки какое-то подспудное чувство не давало Пятрасу успокоиться. За завтраком в кают-компании Пятраса насторожил голос Медониса. «Неужели у двух внешне похожих людей и голос бывает одинаковым?! – размышлял он. – О-о, если бы Медонис заговорил по-немецки!»

Догадайся Антон Адамович, что замышляет угрюмый механик, искоса поглядывая единственным глазом, многое изменилось бы в его планах.

Пятрас решил поговорить с Мильдой.

Дверь открыла сама хозяйка. Пятрас как-то раз видел её мельком на буксире и теперь узнал не сразу. Его удивили пришибленный вид, растерянность молодой женщины.

– Пятрас Весулас, старший механик с буксира. Сослуживец вашего мужа, – представился он.

– Ах, это вы Пятрас Весулас, – тихо сказала Мильда, зябко кутаясь в платок. – Здравствуйте.

– Нам надо поговорить с вами, серьёзно поговорить. – И Пятрас без приглашения вошёл в комнату.

Жёлтый чемодан стоял на том же месте. В углу – мусор, буро-красные пятна на занавесках. Ничего не изменилось после ухода Антона Адамовича.

Мильда остановилась у двери и вопросительно смотрела на нежданного гостя. «Какое угрюмое лицо!» – отметила она.

– Где вы познакомились с мужем? – Пятрас Весулас решил идти прямой дорогой. – Откуда он?

Мильда не сразу ответила. Ей стало не по себе. «Почему он спрашивает?»

Пятрас Весулас молчал.

– На косе Нерунг, в посёлке… – тихо сказала Мильда, и губы её дрогнули.

– Нида? – хрипло выкрикнул Весулас. – В посёлке Нида? Когда?

– В апреле 1945 года. Но зачем вам? Разве он сделал что-нибудь плохое? Не может быть!..

Весулас сорвал чёрную повязку с глаза. Он расстегнул ворот, обнажив бледные рубцы.

– Это он убил моего товарища. Думал, что убил и меня.

Мильда, прижавшись к стенке, смотрела на Весуласа.

– Вы говорите неправду, Пятрас Весулас. Он храбрый литовец. На моих глазах Антанас застрелил эсэсовца, помощника коменданта лагеря. Его родители замучены немцами…

– Ложь! Скорее всего он расправился со своим, чтобы надёжнее замести следы. Я уверен в этом. – И Весулас задохнулся. – Так они всегда поступали. Он – господин, а мы – рабы. Поверь, Мильда, вырви жалость, – прошептал он, подхватив медленно сползавшую на пол молодую женщину. – Он не стоит твоего мизинца, девочка. Слышишь, Мильдуте!..

Перед глазами Мильды возникло лицо в окне.

«Одну картофелину!» – умолял голодный. Зачем Антанас в ту ночь убил его? Отвратительная, необъяснимая жестокость!

– Я должна рассказать обо всем папе… На машине через пять часов я буду дома, – собравшись с силами, проговорила Мильда. – Это все ужасно! Антанаса, наверное, арестуют. Я так во всем виновата! Бедный отец!..

– Мильдуте, я прошу тебя, не мешай! – Одноглазый механик с мольбой протянул к ней руки. – Я отомщу сам. Я ждал, долго ждал! – У Пятраса Весуласа заклокотало в груди, слова были почти неразборчивы. – Я сам уничтожу эту гадину. Ты слышишь меня, девочка? Я и за тебя отомщу, за всех…

– Папа, папочка, прости меня, прости!.. – в отчаянии повторяла Мильда. – Неужели так может быть?!

Медленно, обдумывая каждое слово, Весулас рассказал, как два товарища в море у косы Курш-Нерунг выловили полуживого человека, как старались его спасти и что произошло в заброшенном домике лесничего.

Мильду лихорадило. Она вспомнила сегодняшний разговор. Медонис затеял что-то плохое, это несомненно.

«Но ведь я прожила с ним годы. Как же теперь? Я должна ненавидеть его», – думала Мильда, а ненависти не было. Надо привыкнуть к мысли: «Антанас – враг, – повторяла она про себя. – Я должна ненавидеть его. Я должна помешать ему!»

– Боже мой! – вырвалось у молодой женщины. – Сегодня на затонувшем корабле что-то должно случиться. Я уверена. Нам надо быть там, Пятрас Весулас. Скорее, скорее!.. – повторяла Мильда в отчаянии. – Мой долг…

Она выбежала в соседнюю комнату. Слышно было, как открывались и закрывались какие-то ящики, хлопали дверцы. Через минуту, что-то набросив на себя, Мильда вернулась.

– Успокойся, девочка. Там настоящие люди, он ничего не сможет сделать, – сказал механик. – Оставайся дома.

– Нет, нет, я поеду с вами, Пятрас Весулас! Возьмите меня! – взмолилась Мильда. – Иначе я никогда себе не прощу.

– Ладно, поедем вместе, – внимательно посмотрев на неё, решил Весулас. – Надо быть справедливым. Ты тоже имеешь право.

* * *

Выходить из порта в дурную погоду, да ещё на ночь глядя, никто не соглашался. Пятрас Весулас с трудом упросил старшину рыбацкого бота – не обошлось без бутылки вина.

На сигнальной мачте на месте чёрного конуса горели два красных огня. Дыхание шторма усилилось. За входным буем бот стало изрядно валить с борта на борт.

Ветер нёс пенистые клочья, но Мильда не испытывала страха. Нервы были напряжены до предела.

Но вот и буксир «Шустрый».

Оставив Мильду на палубе, Пятрас Весулас спустился в машинное отделение. В протёртых до блеска железных плитах отражался свет электрических ламп. Вахтенный механик сидел на раскладном стуле и, напевая под нос, вырезал фигурную прокладку из куска кренгелита.

Из кочегарки доносился громкий, энергичный разговор и лязг чугунных топочных дверец.

– Какие приказания с мостика? – спросил Пятрас Весулас.

– Машину держать в постоянной готовности, Пётр Иванович.

Старшего механика, казалось, удовлетворил ответ вахтенного. Он немного постоял и, тяжело ступая по лестнице, поднялся наверх. При каждом шаге что-то позванивало: вероятно, оторвавшаяся одним концом подковка на каблуке.

В каюту старшего помощника Ветошкина Пятрас Весулас вошёл вместе с Мильдой. Хозяин отдыхал на узком и коротком диванчике.

– Мильда Иосифовна, здравствуйте, – сказал старпом, быстро поднявшись. Он вынул свои длинные ноги из каких-то таинственных глубин в деревянной стенке. – Очень рад вас видеть.

– Где Антанас? – спросила Мильда, волнуясь. – Он на судне?

– Ваш супруг ушёл на «утопленник», – ответил долговязый старпом. – С полчаса как ушёл. Я вас провожу в каюту. Одну минутку. – Он открыл стенной шкафчик и снял с гвоздя ключ. Из ящика письменного стола достал связку плоских медных ключей и долго их перебирал. На судне два комплекта ключей от всех кают. Одним ключом пользуется владелец, другой – у старпома, на случай если кто-нибудь ушёл на берег и оставил в каюте непотушенную сигарету. Пожар! Если ключа на судне нет, плохо: придётся ломать дверь. Иногда секунды решают дело. Или бывает так: не закрыли иллюминатор в одной из кают под главной палубой, а судно накренилось. Вода через иллюминатор хлынула в каюту. Авария. Много случаев знает морская практика, когда вовремя открытые двери предупреждали несчастье.

– Пойдёмте, Мильда Иосифовна. – Старпом отыскал, наконец, нужный ключ.

Втроём они вошли в кают-компанию, поднялись по небольшому трапу. Старпом открыл дверь.

Войдя в каюту, Мильда сбросила платок и поправила перед зеркалом волосы. Её опять терзали сомнения, и все, о чем рассказал недавно Пятрас Весулас, казалось ей не таким убедительным, как дома. Она раскаивалась, что погорячилась и приехала.

«Как объясню это Антанасу? Имею ли я право верить механику?»

Но мысль о чем-то страшном, что должно случиться, не оставляла. И ещё запах… Мильда чувствовала: в каюте пахнет чем-то горелым, и это тревожило.

Старший механик молча стоял у дверей и внимательно наблюдал за молодой женщиной.

– Вам надо на «Меркурий?» – спросила она нерешительно.

– Да. – Весулас кивнул головой. – Не бойтесь, Мильда, будьте твёрды.

– Я не боюсь, Пятрас Весулас… Простите, мне кажется, в каюте чем-то пахнет. Нет, нет, это не табак, – поспешно сказала Мильда, увидев в руках Пятраса трубку. – Боже! Так пахло в комнате там, на косе, где я впервые встретила Антанаса!

– Ты права, Мильда, – спокойно подтвердил механик. – Здесь недавно стреляли. – Спрятав в карман нераскуренную трубку, Пятрас Весулас заглянул в спальню, отгороженную от кабинета зеленой репсовой занавеской: там было пусто.

И вдруг они услышали, как в платяном капитанском шкафу что-то шевельнулось, раздался слабый стон.

– Антанас, Антанелис! – крикнула в отчаянии Мильда. – Антанелис! – И бросилась к шкафу. – Скорее откройте! – требовала она, дёргая изо всех сил медную ручку.

Пятрас Весулас всунул в щель между дверцами большой рыбацкий нож. Дверцы разлетелись в стороны. На ковёр вывалилось человеческое тело.

– Матрос Миколас Кейрялис, – признал старший механик. – Кажется, ещё дышит. Ковёр пропитался кровью, а мы даже не заметили.

Закусив нижнюю губу, Мильда уставилась на неподвижное тело. Кто его убил? Она боялась ответить на этот вопрос.

– Вахтенный! – крикнул Пятрас Весулас, открыв дверь. – Живо на «Меркурий»! Вызови доктора. Скажи: несчастный случай. – От ярости он дышал с трудом.

На крики и топот пришёл старпом Ветошкин.

– Миколас, – пробормотал он, наклоняясь над матросом. И взял его руку, пытаясь нащупать пульс. – Все! – определил он.

…С медицинской сумкой через плечо прибежал посланный Фитилёвым военный врач, лейтенант с новенькими погонами. Он долго осматривал холодеющее тело.